Некоторые проблемы эволюции первобытной религии



Разрешение проблемы неандертальских погребений дает ключ к пониманию целого ряда вопросов развития первобытной религии вообще, вопроса о возникновении анимизма в частности.

В главе XI, посвященной проблеме возникновения религии, нами уже отмечалась тенденция распространения магического об­раза мышления с действий человека на объективные события и различного рода предметы внешнего мира. Если первоначально магический способ мысли состоял в приписывании магического влияния действиям человека, то в дальнейшем положительное и отрицательное магическое влияние начало во все большей степени приписываться событиям и материальным предметам.

С осознанием реальной опасности, исходящей от трупа, как магической, труп в представлениях пралюдей стал предметом, обладающим отрицательным магическим влиянием, т. е. отрица­тельным, вредоносным фетишем. Не исключена возможность, что труп вообще был первым фетишем. Но как бы то ни было, вряд ли, на наш взгляд, могут быть сомнения в том, что осознание опас­ности, исходящей от трупа, как магической, а самого мертвого тела как фетиша оказало огромное влияние на формирование фе­тишизма, прежде всего на формирование представлений об отри­цательных фетишах, на формирование веры в наличие у вещей свойства влиять таинственным, непонятным, магическим образом на жизнь и деятельность человека.

Передача инфекции от умирающих к другим людям, происхо­дившая как прямо, так и через посредство вещей и людей, будучи магически осмысленной, легла в основу формирования представлений о состоянии табу, в котором могут находиться как люди, так и вещи.

Сущность состояния табу, состояния магической нечистоты, магической заразы заключается в том, что всякий человек или любая вещь, находящиеся в таком состоянии, являются источни­ком опасности для людей, вступающих с ними в контакт, причем опасности заразительной. Всякая вещь и любой человек, соприка­сающиеся с вещью или человеком, находящимися в состоянии табу, сами оказываются в таком же состоянии. Человек или вещь, находящиеся в состояни табу, являются отрицательными, вредо­носными фетишами особого рода, не только опасными, но и зара­жающими опасностью все, что приходит с ними в контакт.

Представление о состоянии табу сформировалось в процессе практических действий, направленных к нейтрализации реальной опасности, исходившей от людей и вещей, являвшихся носителями инфекции, в процессе выработки мер, которые смогли бы предо­хранить людей от реального заражения. Такими стихийно выра­батывавшимися мерами прежде всего были изоляция вещей и людей, являвшихся источником инфекции, воздержание от контак­тов с ними, запрет контактов с ними. Меры эти в случае инфек­ционных заболеваний реально способствовали предохранению лю­дей от опасности заражения и поэтому закрепились.

Но подобно тому, как реальная опасность распространения ин­фекций была осознана как магическая, как магические были осо­знаны и реальные первоначально меры, имевшие целью нейтра­лизовать эту опасность. Запреты контактов с лицами и вещами, являвшимися источниками инфекции, были осознаны как маги­ческие запреты, как табу, ничем по существу не отличавшиеся от остальных табу. С осознанием этих запретов как магических, как табу оформилось представление о состоянии, в котором нахо­дились лица и вещи, являвшиеся источниками инфекции, как состоянии табу, состоянии магической заразы, нечистоты.

Нарушение этих запретов, которые можно было бы назвать магико‑инфекционными табу, имело своим следствием заражение человека, что осмысливалось как переход его в состояние табу, как превращение его в магически нечистого, магически заразно­го. Так как люди не отличали магико‑инфекциоиных табу от магико‑этических и чисто магических, то представления, связанные с первыми, начали распространяться и на последние. Наступле­ние состояния табу, состояния магической нечистоты начало свя­зываться как с нарушением чисто магических, так и особенно с нарушением магико‑этических табу, причем оформлению взгляда на нарушителя магико‑этического табу как на находящегося в со­стоянии магической нечистоты способствовало то обстоятельство, что он и раньше рассматривался как личность, и сама находящая­ся в опасности, и представляющая опасность для коллектива. Так возникло представление о моральной нечистоте («грехе») как о чем‑то заразном, могущем быть переданным от человека к чело­веку, которое зафиксировано этнографами у большого числа пле­мен и народов (Краулей, 1905, стр. 91—95; Штернберг, 1936, стр. 262—263; Леви‑Брюль, 1937, стр. 224—225; Karsten, 1935, р. 238‑243).

Представление о состоянии табу, возникшее как иллюзорное отражение реальной опасности, которую представляли для кол­лектива люди и вещи, являвшиеся источником инфекции, в дальнейшем оторвалось от своей первоначальной основы и получило самое широкое распространение. Его начали приписывать людям и вещам по самым разнообразным поводам. Как находящиеся в состоянии табу начали рассматриваться все люди, которые по тем или иным причинам должны были быть изолированы от других.

В процессе практической деятельности, направленной на нейт­рализацию опасности, исходящей от людей и вещей, являвшихся источниками инфекции, кроме мер пассивной защиты от инфек­ции, стихийно вырабатывались и меры активной защиты от нее, приемы обеззараживания, дезинфекции. Вполне понятно, что эти приемы реальной дезинфекции, реального очищения вещей или людей от реальной заразы были осмыслены людьми как приемы очищения человека от состояния табу, как приемы удаления маги­ческой заразы, магической нечистоты, как магические очиститель­ные обряды. Многие обряды очистительной магии несут на себе следы возникновения из реальных дезинфекционных приемов, хотя, как правило, реального обеззараживающего значения уже не имеют (Аничков, 1903, I, стр. 260—267, 325—326; Краулей, 1905, стр. 228—229; Вундт, 1910, стр. 289—297; Фрезер, 1928, II; Леви‑Брюль, 1937, стр. 186‑189, 222‑330; A. Ellis, 1890, р. 160; Karsten, 1935, р. 239—244). Осознание приемов дезинфекции как магических обрядов, как приемов удале­ния с вещей и людей магической нечистоты неизбежно со време­нем привело к почти полной утрате ими первоначального реально­го содержания, к превращению их в чисто магические обряды.

Утрате приемами дезинфекции реального значения во многом способствовало то, что они стали применяться для очищения от со­стояния табу людей и вещей, которым магическая нечистота ста­ла приписываться но причинам, отличным от тех, что породили само представление о магической нечистоте и реальные приемы дезинфекции. В частности, эти приемы стали применяться для очищения от состояния табу людей, навлекших его на себя наруше­нием этических табу, моральных запретов. Результатом было воз­никновение представления о моральной нечистоте (вине, «грехе») как о чем‑то, что может быть удалено с человека, причем способа­ми, во многом сходными с теми, которыми удаляется с него физи­ческая нечистота, а также перенесено с него на другие существа или на разного рода материальные объекты (Краулей, 1905, стр. 228—229; Фрезер, 1928, IV, стр. 70—77; Штернберг, 1936, стр. 262‑263; Леви‑Брюль, 1937, стр. 223‑227; Smith Robertson, 1907, p. 425, 446‑450; Weeks, 1914, p. 250; Кarsten, 1935, p. 45, 238—243).

Возникновение магико‑инфекционных табу и обрядов очисти­тельной магии — нового вида иллюзорной деятельности — во мно­гом способствовало оформлению и закреплению фетишизма — иллюзии о существовании у материальных объектов свойств ма­гическим образом влиять на жизнь и деятельность людей. С оформ­лением этой иллюзии магический способ мышления начал все в большей и большей степени ориентировать человека в области, в которой тот был практически бессилен и в которой соответствен­но был бессилен логический образ мышления, не столько на приписывание магических влияний действиям человека, сколько на приписывание их различного рода событиям и материальным предметам.

Не следует, однако, думать, что фетишизм своим возникнове­нием обязан только магическому осмыслению реального вредонос­ного влияния, исходящего от трупа, а также от людей и вещей, являвшихся источником инфекции. Последнее сыграло большую роль в оформлении и закреплении фетишизма, но в основе перено­са центра тяжести магического образа мышления с действий чело­века на события и предметы лежало прежде всего то обстоятель­ство, что в процессе несвободной практической деятельности человек все в большей и большей степени убеждался в своем бес­силии, убеждался в том, что в данной области результаты его действий зависят не столько от него, сколько от не зависящих от него, не поддающихся его контролю факторов.

С оформлением фетишизма человек начал приписывать свой­ство магического влияния на исход своей деятельности, на свою судьбу самым разнообразным материальным объектам, причем не только свойство вредоносного, отрицательного влияния, но и, как уже указывалось в предшествующей главе, свойство положитель­ного влияния. Следующим шагом в развитии формирующейся ре­лигии был перенос внимания с вещей, которым приписывалось свойство магического влияния, на само приписываемое им маги­ческое влияние. Если первоначально магическое влияние, припи­сываемое вещам, рассматривалось как неотъемлемое их свойство, то в дальнейшем оно все в большей и большей степени начинает рас­сматриваться как нечто самостоятельное, хотя и неразрывно связанное с вещами, как заключенная в вещах, обитающая в них магическая сила. Это первоначальное представление о магической силе, обитающей в вещах, легло в дальнейшем развитии в основу та­ких верований, как представление арунта об арункульта, племен Квинсленда — о кунта, меланезийцев и полинезийцев — о мана, племен о‑вов Торресова пролива — о зого, ирокезов — об оренда, омаха — о ваконда, дакота — о вакантанка, пигмеев — о мегбе, зулусов — об умойя, балуба — о мойо и т. п. (Соdrington, 1891, p. 118—120; Spencer and Gillen, 1899a, p. 548; Marett, 1909, p. 90—137; Webster, 1942, p. 15— 17; 1948, p. 1‑55; Norbeck, 1961, p. 37‑45; Леман, 1932, стр. 97—170; Леви‑Брюль, 1930, стр. 91—94; «Народы Амери­ки», 1959, I, стр. 213, 258; Шаревская, 1964, стр. 188—191; Токарев, 1964, стр. 94—95, 342—343). С возникновением представления о магической силе магические обряды начали постепен­но осмысливаться как приемы использования этой силы.

Магическая сила, первоначально рассматривавшаяся как не­разрывно связанная с вещью, в последующем начала мыслиться как что‑то, способное передаваться от одной вещи к другой, способное отделяться от вещи. В возникновении и оформлении такого взгляда на магическую силу большую роль опять‑таки сыграли магико‑инфекционные табу, неразрывно связанные, как указывалось выше, с представлением о магическом влиянии как передаю­щемся от одной вещи к другой, и обряды очистительной магии, не­разрывно связанные с представлением о магическом влиянии, магической нечистоте как о чем‑то, что можно удалить, снять с вещи, перенести на другую вещь.

С возникновением представления о магической силе как о чем‑то, способном отделяться от вещи, открылась возможность пред­ставлять ее как нечто, существующее отдельно от вещи, как не­что самостоятельно существующее, как самостоятельное сущест­во [86]. Иллюзорное представление о реально существующих вещах начинает постепенно перерастать в представление о существах иллюзорных, вера в существование у реальных вещей иллюзорных свойств начинает превращаться в веру в существование наряду с реальными вещами и существами существ иллюзорных. Мир в сознании человека начинает раздваиваться на мир естественный, по­сюсторонний и мир сверхъестественный, потусторонний, хотя грань между этими мирами человеком в течение длительного пе­риода времени сколько‑нибудь отчетливо не осознается. Заверша­ется период формирования религии и начинается эпоха развития сформировавшейся религии. Религия перестает быть только из­вращенным способом мышления о реально существующих вещах и существах, она становится и верой в существование объектов, в действительности не существующих, верой в существование ил­люзорных существ и вещей.

Во избежание возможных недоразумений необходимо подчерк­нуть, что с возникновением веры в сверхъестественные существа не исчезла вера в существование в вещах магической силы, вера в существование у вещей свойств магического влияния на жизнь и деятельность человека, так же как не исчезла с возникновением фетишизма и веры в приметы и вера в свойство определенных человеческих действий магическим образом влиять на исход всей че­ловеческой деятельности в целом. Характерной особенностью раз­вития религии является то, что с возникновением новых религиоз­ных представлений старые не исчезают, а продолжают существо­вать наряду с ними даже в том случае, когда они находятся с ними в противоречии. Старые представления и обряды после возникно­вения новых частично претерпевают изменения, частично же со­храняются в почти неизменном виде. Религия в течение всего пе­риода доклассового общества никогда и нигде не представляла со­бой сколько‑нибудь стройной системы взглядов. Она являлась беспорядочным нагромождением самых разнообразных верований и обрядов, нередко находившихся в противоречии друг с другом.

Возникновение веры в сверхъестественные существа оказало влияние на магическую практику. Рядом со старыми магическими обрядами возникли новые — экзоркистские, имевшие целью либо нейтрализовать опасное влияние этих сверхъестественных су­ществ, либо принудить их способствовать достижению желаемых человеком результатов.

Иллюзорные, сверхъестественные существа, представлявшие собой оторвавшуюся, отделившуюся от вещей их магическую силу, обычно называются в этнографической литературе духами или демонами. Первое название кажется нам не вполне удачным, ибо оно наводит на мысль, что эти существа мыслились как духовные, бесплотные, нематериальные, в то время как они представлялись как вполне материальные, телесные, но лишь незримые, да и то не всегда. Поэтому мы будем именовать их демонами. Соответст­венно мир демонов мы будем называть демоническим миром. Своеобразным видом двхмонических верований являются анимисти­ческие. Души умерших представляют собой не что иное, как свое­образную категорию демонов.

Труп, как указывалось, был вредоносным фетишем. Происхо­дивший в сознании людей процесс раздвоения фетишей на вещи и демонов вещей не мог не коснуться и трупа. Причем не исклю­чена возможность, что в отношении к трупу этот процесс проте­кал быстрее, чем в отношении других фетишей, что представле­ние о душе мертвеца было первой формой представлений о демо­нах, иллюзорных существах.

Как указывалось, уже неандертальцы применяли такие меры, имеющие целью нейтрализовать опасное влияние трупа, как по­мещение его в могильную яму, закладывание камнями, засыпа­ние землей, связывание. Повторяясь из поколения в поколение, они в конце концов неизбежно были осмыслены как меры, имеющие своей целью помешать мертвецу выйти из могилы. Так возникло представление о трупе, выходящем из могилы и вредящем живым, о «живом» мертвеце.

Это представление еще не было демоническим, анимистиче­ским, ибо выходец из могилы мыслился не как отличное от трупа сверхъестественное существо, а как сам труп. Но оно уже не было фетишистским, ибо трупу, материальному предмету приписыва­лось не просто свойство магического вредоносного влияния на лю­дей, не просто сверхъестественное свойство, а совершенно несвойственная ему таинственная, иллюзорная, сверхъестественная форма существования. Представления о «живом» мертвеце занимают промежуточное положение между фетишистскими и анимистиче­скими (демоническими) верованиями. В этих представлениях ре­альный, материальный объект выступает одновременно и как ма­териальный, реальный предмет, и как сверхъестественное сущест­во, является одновременно и тем и другим.

В дальнейшем развитии происходит раздвоение представления о «живом» мертвеце. Начало такого раздвоения можно видеть на примере представлений обских угров о могильной душе, душе‑тени, в которых последняя выступает то как «живой» мертвец, то как существо, отличное от трупа, т. е. как собственно душа. Следующий шаг представлен верованиями телеутов об узуте, ко­торый выступает как отличное от трупа сверхъестественное суще­ство, как душа умершего.

Душа умершего первоначально представляла собой не что иное, как олицетворение опасности, исходящей от трупа, явля­лась демоном трупа. Она возникала лишь после смерти человека и существовала лишь в течение того времени, пока от трупа ис­ходила опасность. С исчезновением последней исчезала и душа. И только в дальнейшем развитии возникло представление о душе как двойнике человека, обитающем в его теле и покидающем его после смерти, возникла вера в загробный мир, и представление о бесследном исчезновении души спустя некоторое время после смерти сменилось представлением о ее уходе в загробный мир. В оформлении представления о душе как двойнике человека сыгра­ли, вероятно, некоторую роль такие отмеченные Э. Тэйлором фак­торы, как сон и сновидения и т. п.

Завершение процесса формирования религии, начало процес­са раздвоения мира в сознании человека на мир естественный и мир сверхъестественный, переход от стадии магии (завершающим этапом которого был фетишизм) к стадии демонизма (и анимиз­ма) относится, по всей вероятности, к эпохе родового общества. В первобытном стаде эволюция религиозных верований дальше стадии магии, по‑видимому, не пошла.

 

 


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 90; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!