Возникновение и сущность промискуитетных оргиастических праздников
По мере дальнейшего развития первобытного человеческого стада воздержание от половых отношений все в большей и большей степени становилось необходимым условием успешного протекания не только деятельности по подготовке к охоте и самой охоты, но и всякой вообще производственной и присваивающей деятельности коллектива. Производство, развиваясь, требовало непрерывного расширения сферы действия половых табу, увеличения длительности периодов, в течение которых обязательным было воздержание от половых отношений.
В результате этого жизнь первобытного стада, ранее довольпо монотонная и однообразная, начала все в большей и большей мере складываться из чередования все более резко отличающихся друг от друга периодов: периодов полового воздержания и периодов половой жизни. Первые были временем усиленной хозяйственной деятельности коллектива, вторые — падали на время наименьшей интенсивности этой деятельности. По мере того, как периоды, свободные от действия половых табу, становились все более редкими и все менее продолжительными, половая жизнь коллектива начинала приобретать столь интенсивный и бурный характер, что делала совершенно невозможным одновременное с ней существование какой бы то ни было хозяйственной деятельности. Это привело к тому, что периоды, в течение которых были возможны половые отношения, совершенно освободились от хозяйственной деятельности, превратились в периоды отдыха от нее, в своеобразные праздники. Характерной чертой этих праздников было интенсивное, бурное, ничем не ограниченное, никакими правилами не регулируемое общение между полами.
|
|
|
Возникновение такого рода оргиастических промискуитетных праздников было неизбежным и закономерным результатом развития половых производственных табу. Они были явлением столь же всеобщим, как и породившие их половые охотничье‑производственные табу. Это положение находит свое полное подтверждение в данных этнографии и фольклористики, неопровержимо свидетельствующих о том, что такого рода праздники в прошлом имели универсальное распространение. У довольно значительного числа племен и народов исследователями были зафиксированы не просто отдельные пережитки промискуитетных оргиастических праздников, но сами эти праздники.
Ярко выраженный оргиастический промискуитетный характер носили связанные с инициациями и обрезанием юношей праздники, имевшие в прошлом место у жителей одной из областей о. Вити‑Леву (о‑ва Фиджи). Во время этих праздников мужчины и женщины одевались в фантастические одежды, обращались друг к другу с самыми непристойными фразами и открыто, публично, не считаясь ни с какими нормами, без всякого разбора вступали в половые отношения. В это время половые акты были не только возможны, но чуть ли даже не обязательны между братьями и сестрами, которые в обычное время не имели права даже разговаривать друг с другом, не говоря уже о каких‑либо иных отношениях. Такого рода состояние ничем не ограниченной свободы общения полов длилось несколько дней, после чего все ограничения восстанавливались и жизнь входила в свою нормальную колею (Fison, 1884, р. 24‑—30).
|
|
|
То обстоятельство, что во время такого рода праздников происходило нарушение экзогамного запрета, на котором покоится род, свидетельствует о том, что их корни уходят в эпоху, предшествующую роду, в эпоху первобытного человеческого стада. Сами туземцы на вопрос о причинах нарушения во время праздников всех существующих брачных норм давали ответ, что так было у предков и что этими праздниками они хотят сделать приятное им (Fison, 1884, р. 30).
Существование подобного рода праздников или вообще периодов, в течение которых допускалась неограниченная свобода отношений между полами, отмечено в Австралии у арунта, кайтиш, ньянга, варрамунга, ильпирра, бингонгина, вальпари, лоритья, иллиаура, гевегал, племен нижнего течения р. Муррея и целого ряда других (Fisоn and Ноwill, 1880, p. 280; Spencer and Gillen, 1899a, p. 92‑111, 389; 1904, p. 137‑139; 1927, II, p. 474‑ 476; Howitt, 1904, p. 216—217; Malinowski, 1913, p. 95— 97); в Окeании,— кроме о. Вити‑Леву, на Гавайях, Новой Гвинее, о‑вах Тробриан, Банкс, Северных Новых Гебридах (Hartland, 1910, II, p. 149; Rivers, 1914в, I, p. 142; Wirz, 1924, S. 69‑70; W. Thomas, 1937, p. 264; Malinowski, 1948, p. 217—219; Лисянский, 1947, стр. 127); в Азии — на островах Бабар, Лети, Сермата, Лакор, Моа, у даяков Калимантана, ифугао Филиппин, джакун Малайи, качинов Бирмы, нага, меитхеев и других народов Ассама, кхондов, бхуйев и других племен Ориссы, хо и ораонов Чхота‑Нагпур, санталов, мунда, котов Нильгири, кхарваров и других дравидийских племен Мирзапура, у раджастханцев и во многих других областях Индии, у тибетцев Кукунора, некоторых курдских племен, пшавов, азиатских эскшмосов (Roth Ling, 1891, p. 126; Сrооkе, 1896, II, р. 325‑326; Hahn, 1903, р. 12; Hodson, 1906, p. 94; 1911, p. 87, 167—168; Hartland, 1910, II, p. 126‑172; Frazer, 1922a, II, p. 98‑99; Westermark, 1925, I, p. 86‑88, 170, 234; Briffault, 1927, III, 196‑ 200, 221; Ford, 1945, p. 30; Dalton, 1960, p. 195‑196; Русселе, 1877, p. 143—145; Ковалевский, 1888, стр. 222—223; Кpaулей, 1905, стр. 284; Чаттопадхьяя, 1961, стр. 346—350); в Африке — у багешу Уганды, племен Танганьики, Малави, Замбии, Южной Родезии, басуто, балемба, бавенда, готтентотов, ибо, ашанти, племен Конго и Камеруна, нуле, хова Мадагаскара (А. Е 11 is, 1877, р. 140; Wake, 1883, р. 160‑161; Ward, 1895, р. 288; Johnston, 1898, р. 708; Wheelwright, 1905, р. 254—255; Gottschling, 1905, р. 372—373; Rоsсое, 1909, р. 187; Наrtland, 1910, II, р. 213‑218; Frazer, 1914, II, р. 403; Westermark, 1925, I, p. 91; Вriffault, 1927, III, p. 199; Norbeck, 1961, p. 173); в Америке — у карок, юрок, вийотов, кабинапек, керес, майду, хидатса, племен нижней Миссисипи и плато, племен Мексики, в частности тарахумара и ацтеков, майя, племен Никарагуа, перуанцев, апинаже, уаупе, чороти, техуэльчо, арауканов (Bancroft, 1875, I, р. 100—105, 206, 551; Роwеrs, 1877, р. 57; Lumhоllz, 1903, I, p. 352; Latham, 1909, p. 354, 361; Hartland, 1910, II, p. 238‑241; Briffault, 1927, III, p. 196‑197; Вайян, 1949, стр. 215; Ланда, 1955, стр. 142).
|
|
|
|
|
|
У некоторых племен и народов оргиастические праздники не носили полностью промискуитетного характера. Так, например, в селении Лезу (о. Новая Ирландия) во время оргиастических праздников требовалось соблюдение запрета половых отношений между лицами, принадлежащими к одной фратрии. Все остальные ограничения не соблюдались (Роwdеrmаker, 1933, р. 133). Существование сходного рода ограничений отмечено в большинство случаев у австралийцев (Spencer and Gillen, 1904, p. 137‑139; Howitt, 1904, p. 195, 224, 260).
Существование праздников, хотя и не полностью идентичных тем, которые наблюдались у фиджийцев и других перечисленных выше народов, но также отличавшихся большой свободой общения полов, отмечено в Европе у древних римлян («История религии и тайных религиозных обществ...», 1871, V, стр. 149, 158; Бодянский, 1882, стр. 9—10, 20—34, 42; Ельницкий, 1964, стр. 85, 252), древних греков (Якушкин, 1875, стр. IV; Богораз‑Т а н, 1928, стр. 97), древних ирландцев (Сокольский, 1881, 4, стр. 220; Веселовский, 1913, стр. 541).
По сообщению летописца Переяславля Суздальского, праздники, отличавшиеся половой свободой, существовали у восточных славян, в частности у радимичей, вятичей и северян («Повесть временных лет», 1950, I, стр. 15; II, стр. 227). Как свидетельствуют «Правила Кирилла митрополита» (XIII в.), послание игумена Памфила в Псков (1505 г.), «Стоглав» (1551 г.), челобитная старца Григория царю Алексею Михайловичу (1651 г.), а также и другие материалы, подобного рода праздники бытовали на Руси до весьма позднего времени (Снегирев, 1837, IV, стр. 36; Афанасьев, 1865, I, стр. 443—445; Якушкин, 1875, стр. V—VI; А. Смирнов, 1878, стр. 10—16, 20; Ковалевский, 1886, II, стр. 4—5; Соболевский, 1890, стр. 130; Харузин, 1903, II, стр. 46’ Довнар‑3апольский, 1909, стр. 397; Аничков, 1914 стр. 165‑166, 246).
Красочное описание такого рода праздников мы находим в упомянутом выше «Послании Елизарова монастыря игумена Памфила Псковским наместнику и властям о прекращении народных игрищ в день Рождества св. Иоанна Предтечи». «Еда бо приходит великий праздник день Рождества Предтечева,— читаем мы в нем,— и тогда, во святую ту нощь, мало не весь город взмятется и възбесится, бубны и сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотонинскими, плесканием, плясанием..., стучат бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание и глазам их накивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненные песни, бесовские угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногами их скакание и топтание; ту же есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудное възрение, тако же и женам мужатым беззаконное осквернение, тоже и девам растление...» («Дополнение к актам историческим», т. I, 1846, стр. 18—19; см. также: «Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских», 1846, IV, стр. 59—62).
Вплоть до XVII в. и даже более позднего времени отличались значительной половой свободой некоторые народные праздники во Франции и Италии (Вriffault, 1927, III, 201). Не представляли исключения Германия и Швейцария. В старинном кодексе округа Клостер кантона Граубюнден, где обычное право не было зафиксировано вплоть до XVII в., М. М. Ковалевским, например, была обнаружена статья, запрещавшая сходбища в селах, результатом которых, как указывалось в ней, являются блуд и прелюбодеяния (1886, II, стр. 8).
У многих народов наблюдается постепенное сужение круга лиц, пользующихся во время праздников правом на свободное половое общение. Если первоначально это право принадлежало всем, то в дальнейшем оно сохраняется в основном лишь за молодежью. Существование праздников или периодов времени, в течение которых обычаем разрешались неограниченные половые отношения между юношами и девушками, или же их пережитков, причем иногда весьма отдаленных, отмечено у огромного числа yародов, в частности, вАфрике — у йоруба, баконго и вакамба; в Азии — у батаков, тувинцев, бурятов, якутов, народов Кавказа; в Европе — у марийцев, удмуртов, коми, мордвы, русских, украинцев, белорусов, болгар, хорватов, македонцев, немцев, англичан, ирландцев (Якушкин 1875, стр. VII; А. Смирнов, 1878, стр. 14— 18; Сумцов, 18866, стр. 431—442; Ковалевский, 1886, И, стр. 5; И. Смирнов, 1890, стр. 133; 1891, стр. 209; Харузин, 1903, И, стр. 40—46; Кузнецов, 1904, 2, стр. 89—94; Каруновская, 1936, стр. 348—349; Худяков, 1936, стр. 399; Вайнштейн, 1964; Hazlitt, 1870, I, р. 121; Hartland, 1910, II, р. 195; Weeks, 1914, р. 161‑166; Briffault, 1927, III, p. 199‑201; Alford, 1952, p. 49).
Как свидетельствуют данные этнографии, у большинства народов имевшим место во время оргиастических праздников беспорядочным половым сношениям приписывалось свойство магическим образом способствовать размножению животных и развитию растений и тем обеспечивать обильную добычу или обильный урожай (Frazer, 1922а, II, р. 98—101; Westermark, 1925, р. 84— 180; Briffault, 1927, p. III, р. 185—209; Чаттопадхьяя, 1961, стр. 89, 315 сл., 346 сл.). Поэтому ограничение, а затем и полное запрещение во время праздников беспорядочных половых сношений не могло не сопровождаться появлением различного рода ритуальных действий, представлявших собой замену этих сношений и призванных оказывать такое же магическое влияние на природу. Беспорядочные половые отношения замещаются совершаемыми в определенное время и в определенном установленном порядке сношениями мужей и жен, ритуальным соединением жреца и жрицы и т. п. Заменой их могут также быть действия, представляющие собой иногда откровенную и грубую, иногда смягченную имитацию полового акта или намеки на него (частичное или полное обнажение, заголение и т. п.), различного рода непристойные телодвижения и жесты, игры и танцы, имеющие эротический характер, обычай носить во время праздничных процессий изображение половых органов, сквернословие и т. п. (Богаевский, 1916, стр. 57‑60, 180‑187; Катаров, 1929б, стр. 191 —193; Briffault, 1927, III, р. 196—209). Все эти действия совершались в большинстве своем как во время праздников, ранее носивших промискуитетный характер, так и в иное время в качестве самостоятельных магических обрядов, чаще обрядов земледельческой магии.
Наличие подобного рода действий и обрядов свидетельствует о существовании в прошлом промискуитетных оргиастических праздников. А такого рода действия и обряды бытовали как во время праздников, так и помимо них, у огромного числа народов, в частности у древних египтян, древних греков, древних римлян, этрусков, немцев, русских, украинцев, сербов, чехов, грузин, сванов, адыгейцев, кабардинцев, мордвы, эвенков, кетов, нанайцев, манчжур, японцев, кайянов Калимантана, племен Явы и Молуккских о‑вов, маори, эве, бушменов, бахуана, эскимосов, пипилей, манданов, арапахо, зуньи и многих других (Геродот, 1885, I, стр. 373— 374; Афанасьев, 1869, III, стр. 730; Новосадский, 1887, стр. 25, 130; Аничков, 1903, I, стр. 268; С. Максимов, 1903, стр. 110, 296—300; Веселовский, 1913, стр. 241; В. Анучин, 1914, стр. 21—25; Богаевский, 1916, стр. 59—60; Кагаров, 1918, стр. 49; Харузина, 1927, I, стр. 59; 1928, I, стр. 22; «Религиозные верования народов СССР», 1931, II, стр. 89, 196; Штернберг, 1936, стр. 146—147; Файнберг, 1955, стр. 91— 92; Элленбергер, 1956, стр. 215—222; Бардавелидзе, 1957, стр. 177—186; Анисимов, 1958а, стр. 34; Лавров, 1960, стр. 205; A. Ellis, 1890, р. 41‑44; Crook е, 1896, II, р. 320; Т о г d а у and Joyce, 1906, p. 286; Hartland, 1910, II, p. 232— 237; Frazer, 1922a, II, p. 98‑100; Brif fault, 1927, III, p. 205‑206).
К числу пережитков оргиастических промискуитетных праздников должен быть также отнесен обычай заключения браков в одно и то же определенное время. Такого рода обычай был зафиксирован у крестьян чуть ли не всех стран Европы, а также у огромного числа народов Африки, Азии, Океании, Северной и Южной Америки (Снегирев, 1837, IV, стр. 18—30; А. Смирнов, 1878, стр. 12; Сумцов, 1881, стр. 61—69; Веселовский, 1894, стр. 318; Довнар‑Запольский, 1909, стр. 82—83; Hutchinson, 1897, р. 5, 243, 261; Guise, 1889, р. 214; Westermark, 1925, I, р. 83—84).
О существовании в прошлом оргиастических праздников говорят и данные фольклористики. В славянском и западноевропейском фольклоре следы их сохранились в легендах о шабашах ведьм (Афанасьев, 1869, III, р. 469—474; Штернберг, 1936, стр. 228—229; Runeberg, 1947, р. 225—239).
Многочисленные этнографические данные, часть которых была приведена выше, свидетельствуют не только о том, что исходным моментом в развитии человеческих семейно‑брачных отношений был промискуитет, но и о том, что по крайней мере в эпоху, непосредственно предшествовавшую возникновению рода, промискуитет был ограничен во времени, что носившие беспорядочный характер половые отношения были в то время не постоянно существовавшими, а периодически возникавшими. Тем самым они косвенно свидетельствуют о существовании в ту эпоху периодов воздержания от половых отношений, периодов действия половых производственных табу.
То обстоятельство, что этнографические материалы свидетельствуют о существовании в прошлом не просто промискуитета, а ограниченного во времени промискуитета, не осталось не замеченным. Положение о том, что в раннюю пору истории человечества беспорядочные половые отношения внутри человеческого коллектива имели место лишь в определенные более или менее ограниченные периоды времени, мы находим в трудах К. Д. Кавелина (1859, стр. 181), М. И. Кулишера (1885, стр. 664), М. В. Довнар‑Запольского (1909, стр. 83), А. Н. Веселовского (1913, стр. 241, 258) и целого ряда других ученых. Однако никто из них не смог объяснить причин ограничения промискуитета во времени. Такое объяснение мы находим лишь в статье С. П. Толстова «Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен» (1935), в которой возникновение оргиастических праздников рассматривается как следствие появления половых табу.
Этнографическая наука располагает, помимо косвенных, и прямыми данными о теснейшей связи промискуитетных праздников и периодов действия половых производственных табу.
Оргиастическим праздникам или их пережиткам очень часто предшествуют периоды строжайшего полового воздержания, связанные с тем или иным видом хозяйственной деятельности. Очень ярко это проявляется в Индии, где, по словам Р. Бриффо (Briffault, 1927, III, p. 359), ритуальное половое воздержание теснейшим образом связывается и переплетается с ритуальной половой свободой, как и повсюду в примитивном мире. В качестве примера можно указать на меитхеев и нага Ассама, у которых связанные с целым рядом сельскохозяйственных работ периоды строжайшего полового воздержания непосредственно сменялись праздниками, отличавшимися бурным оргиастическим характером (Ноdson, 1906, р. 94, 1911, р. 167—168), на индейцев Перу (Вriffault, I, 1927, III, p. 196), а также пипилей Центральной Америки (Frazer, 1922а, II, p. 98‑99) [67].
Выше уже отмечалось, что все основные особенности половых производственных табу и оргиастических промискуитетных праздников говорят о том, что они возникли в эпоху первобытного человеческого стада. Универсальная распространенность как первых, так и вторых и существующая между ними теснейшая связь свидетельствуют о том, что на определенном этапе развития первобытного человеческого стада его жизнь начала состоять из чередующихся периодов интенсивной хозяйственной деятельности, во время которых половые отношения были строжайше воспрещены, и свободных от хозяйственной деятельности периодов интенсивной половой жизни — оргиастических промискуитетных праздников.
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 86; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!