II. Расширение функциональности власти



Сэмюэл Хантингтон

Кризис демократии. Соединенные Штаты Америки. *

Samuel P. Huntington, The Crisis of Democracy. United States. Trilateral Commission, 1975.
http://trilateral.org/download/doc/crisis_of_democracy.pdf

I. Жизнеспособность и управляемость американской демократии

II. Расширение функциональности власти

III. Ослабление государственной власти

1. Демократический вызов власти

2. Уменьшение доверия общества

3. Упадок партийной системы

4. Изменение баланса между властью и оппозицией

IV. Демократическая смута: последствия

V. Демократическая смута: причины

VI. Заключение: курс на демократический баланс

I. Жизнеспособность и управляемость американской демократии

1960-е годы стали свидетелями впечатляющих перемен в американском демократическом духе. Господствующими тенденциями этого десятилетия стали оспаривание авторитета действующих политических, общественных и экономических институтов, расширение участия общества в деятельности этих институтов и контроля за ними, негативная реакция на концентрацию власти в исполнительной ветви федерального правительства и особенно усиление власти Конгресса, правительств штатов и местных администраций, подтверждение приверженности идее равенства со стороны интеллектуальных и других элит, появление групп, лоббирующих «общественные интересы», усиление заботы о правах меньшинств и женщин и возможностях для них участвовать в политике и экономике, усиление критики тех, кто владеет, даже предположительно, чрезмерной властью или богатством.** Дух протеста, дух равенства, стремление к изобличению и устранению неравенства охватили всю страну. Темами 1960-х были «Джексоновская демократия» и дотошные прогрессисты; они олицетворяли собой идеи и убеждения, которые имеют глубокие корни в американской традиции, но обычно не вызывали столь страстной приверженности, как это произошло в 1960-е. Это десятилетие доказало жизнеспособность демократической идеи. Это было время роста демократии и упрочения демократического эгалитаризма.

Этот рост демократии проявил себя практически безграничным числом способов. Рассмотрим лишь несколько примеров его с точки зрения двух демократических норм — участия и равенства. Участие в голосованиях, которое росло все 1940-50-е годы, в 1960-е сократилось, достигнув минимума 55,6 процентов на президентских выборах 1972 года и 38 процентов на промежуточных выборах 1974 года. Однако почти все остальные формы политического участия показали существенный рост в 1950-е годы, который продолжился и в 1960-е. Индекс избирательной активности (представляющий среднее число участий гражданина в избирательных кампаниях в год) вырос с минимума 0,58 на выборах 1952 до пика 0,83 на выборах 1960; после этого он несколько снизился и выровнялся, показав 0,69 в 1962, 0,77 в 1964, 0,73 в 1968, вернулся к пику 0,83 в 1970 и затем упал до 0,73 в 1972.1 Общая картина отражает резкое увеличение избирательной активности в 1950-е и сохранение ее на высоком уровне в 1960-е. Президентские кампании Голдуотера, Маккарти, Уоллеса и Макговерна мобилизовали беспрецедентное число волонтеров. Кроме того, республиканцы в 1962 году и позже демократы предприняли ряд усилий для того, чтобы значительная часть их избирательных фондов пополнялась большим числом малых пожертвований. В 1972 Никсон и Макговерн собрали от 13 до 15 млн долларов каждый малыми взносами от более чем 500000 жертвователей.

* Автор признателен Кевину Миддлброку (Kevin Middlebrock) и Кеннету Джастеру (Kenneth Juster) за помощь в подборе материалов и данных для этой статьи.
** Наряду с демократическими, зачастую перемежаясь с ними, присутствовали, конечно, и некоторые заметные антидемократические тенденции: дискриминация элитами среднего класса (утверждавшаяся во имя эгалитаризма); подавление свободы слова (особенно в университетах); использование физического принуждения и насилия экстремистскими сообществами. Эти явления сформировали, в некотором смысле, «темных всадников» демократической волны, несомых ею в том же направлении, но служащих другим целям и совершенно другими средствами.

1960-е годы также обнаружили заметный подъем других форм гражданского участия — маршей, демонстраций, протестных движений и организаций «дела» (таких как «Common Cause», группы Нэйдера* и группы защиты окружающей среды). Расширение политического участия в обществе отразилось на заметно возросшем уровне самосознания среди черных, индейцев, мексиканцев, белых этнических групп, студентов и женщин — все они стали более мобилизованными и организованными, что позволило им внести необходимый, с их точки зрения, вклад и достичь соответствующих целей. Их результаты стали свидетельством способности американской политической системы реагировать на влияние новых активных групп, ассимилировать эти группы и принимать их членов в структуру политического руководства. Черные и женщины существенно увеличили свое представительство в законодательной власти штатов и в Конгрессе, а в 1974 году избиратели выбрали женщину и двух мексиканцев губернаторами. Также заметно усилились объединения «белых воротничков» и готовность канцелярских служащих и технических специалистов в общественном и частном секторе отстаивать и защищать свои права и привилегии. Ранее пассивные и неорганизованные группы населения теперь начали согласованные действия по установлению своих требований к возможностям, положению, вознаграждению, привилегиям, на что прежде не считали себя вправе претендовать.

Аналогичным образом, 1960-е обнаружили упрочение примата равенства как задачи в социальной, экономической и политической жизни. Значение равенства и средств его достижения стало центральной темой обсуждения в интеллектуальных и политических кругах. Получивший в это десятилетие широкое признание философский труд (Джон Ролс, «Теория справедливости») определил справедливость во многом с точки зрения равенства. Различия в богатстве и власти встретили более скептическое отношение. Вновь был поставлен классический вопрос равенства возможностей в противовес равенству результатов. Приоритет заботы о равенстве хорошо заметен в названиях книг, опубликованных социальными теоретиками и социологами за последние три-четыре года.2 Конечно, эти интеллектуальные поиски не привели к повсеместному сокращению неравенства в обществе. Но очевидно, что основной сдвиг в политических и социальных процессах шел в этом направлении.

Причины демократической волны 1960-х могут быть: а) постоянными или временными; б) специфическими для Соединенных Штатов или же широко распространенными в развитом индустриальном мире. Возможно, она стала результатом долговременных социальных, экономических и культурных тенденций, которые произвели устойчивые изменения в американском обществе (часто называемые «возникновением постиндустриального общества») и которые должны равным образом повлиять и на другие развитые индустриальные страны. Или же она может быть результатом быстрых социальных и культурных перемен 1960-х, которые сами по себе были временными и политические последствия которых должны, таким образом, постепенно исчезнуть; иначе говоря, она может быть продуктом временного процесса изменений, а не продуктом длительных результатов изменений (например, быстрого роста числа студентов высшего образования в 1960-е, а не итогового большого числа студентов). Кроме того, учитывая сходство, которое, по-видимому, существует между политическим нравами и движениями 1960-х и более ранних периодов американской истории, возможно, эта волна отражает особый американский механизм, работающий самостоятельно в циклическом режиме. С другой стороны, возможно также, что демократическая волна происходит из временного, но все же общего кризиса индустриального мира, который проявился сравнимым, хотя и разным образом в других странах Трехсторонней комиссии. Или же, что наиболее вероятно и теоретически верно, она может быть продуктом смешения факторов, постоянных и временных, специфических и общих.

* Ральф Нэйдер (Ralph Nader) — американский политик, основатель ряда некоммерческих организаций. — Прим. перев.

«При создании правления, в котором люди будут ведать людьми, — отмечал Джеймс Мэдисон в «Записках федералиста», № 51, — главная трудность состоит в том, что в первую очередь надо обеспечить правящим возможность надзирать над управляемыми; а вот вслед за этим необходимо обязать правящих надзирать за самими собой.»* Полагать, что между этими двумя требованиями нет противоречия, было бы чистым самообманом. Полагать, что достичь между ними хотя бы приблизительного баланса невозможно, было бы нереальным пессимизмом. Поддержание этого баланса является смыслом всей конституционной демократии. На протяжении веков Соединенные Штаты, возможно, наиболее успешно и эффективно среди всех государств сочетали власть правительства и ее ограничения, соответственно условиям, внутренним и внешним, в которых это правительство действовало. Мнения относительно того, что является точным желаемым балансом между властью и свободой, властью и демократией, правительством и обществом, очевидно, различны. В реальности же баланс меняется от одного исторического периода к другому. Некоторые его колебания не только допустимы, но даже могут быть необходимы для эффективного функционирования конституционной демократии. В то же время, чрезмерные колебания могут привести либо к излишнему усилению правительства, либо к нехватке власти. Демократическая волна 1960-х вновь остро поставила вопрос, не качнулся ли маятник слишком далеко в ту или иную сторону.

Последствия этой волны будут ощущаться еще много лет. Настоящий же анализ рассматривает непосредственное, в некоторой степени противоречивое, влияние ее на власть. Исходная посылка такова: «Жизненная сила американской демократии в 1960-е годы привела к существенному росту функций властей и к существенному ослаблению их влияния». К началу 1970-х годов американцы требовали от властей значительно больше и при этом доверяли им значительно меньше, чем десятилетием ранее. И, что парадоксально, это порождение демократического импульса сопровождалось сменой относительного баланса в политической системе в виде упадка преимущественно политических, отражающих интересы, «входящих» институтов власти (в первую очередь, политических партий и президентской должности), с одной стороны, и роста бюрократических, регулирующих, исполнительных, «исходящих» институтов, с другой. Жизнеспособность демократии в 1960-х поставила вопрос о ее управляемости в 1970-х. Расширение функциональности власти порождает сомнения в ее экономических ресурсах; ослабление ее влияния заставляет сомневаться в ее политических возможностях. Демократический импульс делает власть менее сильной и более активной, расширяет ее функции и сокращает ее влияние. Вопрос состоит в следующем: как глубоки эти тенденции? Как можно эти кажущиеся несовместимыми процессы согласовать со структурой существующей политической системы? Если восстановить баланс между функциональностью власти и ее влиянием, каковы будут последствия этого для демократической волны 1960-х? Обязательно ли рост жизнеспособности демократии означает уменьшение управляемости ею?

* Перевод цитаты М. Шерешевской. — Прим. перев.

II. Расширение функциональности власти

Структура функций власти — с точки зрения ее размеров и содержания — прошла через два больших изменения за минувшую со Второй мировой войны четверть века. Первое изменение, оборонный переход, было ответом на внешнюю советскую угрозу 1940-х годов; второе изменение, переход к благосостоянию, было ответом на внутреннюю демократическую волну 1960-х. Первое было результатом руководящей деятельности элит; второе стало, главным образом, результатом общественных ожиданий и запросов.

1948 год вполне подходит как исходная точка для начала анализа этих изменений.* К этому времени функции власти перестроились с военного режима; демобилизация была завершена; нация настраивалась на новый, мирный порядок. В этот год расходы правительств (федерального, штатов и местных) выросли до 20 процентов ВНП; расходы на национальную оборону составляли 4 процента ВНП; правительственные закупки товаров и услуг составляли 12 процентов ВНП. В следующие 5 лет эти цифры кардинально изменились. Это произошло по причине повышения накала «холодной войны» и понимания, разделяемого высшими правительственными лицами — Трумэном, Ачесоном, Форрестолом, Гарриманом и Ловеттом, — что основные усилия необходимо направить на безопасность Запада от советской угрозы. Ключевые поворотные точки в росте этого понимания включали советское давление на Грецию и Турцию, чешский переворот, блокаду Берлина, завоевание коммунистами Китая, появление советского атомного оружия и нападение Северной Кореи на Южную. В конце 1949 года в администрации был составлен план крупного перевооружения для ответа на эту угрозу. Высшие правительственные лица, однако, ощущали, что ни Конгресс, ни общественное мнение не готовы принять такое крупномасштабное военное строительство. Это препятствие было преодолено началом Корейской войны в июне 1950 года.3

Результатом стали рост вооруженных сил США и кардинальное реформирование структуры государственных расходов и функций. С 1948 по 1953 год расходы на национальную оборону выросли с 10,7 млрд. долларов до 48,7 млрд. Вместо 4 процентов ВНП теперь они составляли более 13 процентов. Невоенные расходы остались на уровне 15 процентов ВНП, составив, таким образом, общие государственные расходы на уровне 28 процентов ВНП (против 20 процентов в 1948) и государственные закупки товаров и услуг на уровне 22 процентов (против 12 процентов в 1948). Коротко говоря, за эти пять лет доля государства в конечном продукте американской экономики выросла на 80 процентов фактически только за счет оборонного сектора.

С приходом администрации Эйзенхауэра и окончанием Корейской войны эти пропорции несколько изменились и оставались стабильными более десяти лет. С 1954 по 1966 государственные расходы обычно составляли около 26-27 процентов ВНП; расходы на государственные закупки товаров и услуг варьировались от 19 до 22 процентов; расходы на оборону, за исключением недолгого спада в 1964-1965, практически постоянно были на уровне 9-10 процентов ВНП.

* В данном анализе функции власти будут оцениваться главным образом с точки зрения затрат. Конечно, этот индикатор не подходит ко многим типам властных функций, таким как нормативное регулирование или ввод минимальных стандартов (например, в автомобильной безопасности, уровнях загрязнения или школьной десегрегации), которые оказывают большое влияние на экономику и общество и в то же время не стоят дорого. Кроме того, анализ принимает во внимание не абсолютные значения затрат, которые, очевидно, выросли и из-за инфляции, и в реальном выражении, а их долю в расходах, доходах, в ВНП и среди различных видов затрат.

Источник: Economic Report of the President, 1975. (Washington: Government Printing Office, 1975).
* Предварительно.

Общая картина за этот период фактически следующая:

Однако, в середине 1960-х стабильность этой структуры была серьезно нарушена. Небольшое изменение вызвала Вьетнамская война, которая остановила спад доли военных расходов, наблюдавшийся в 1964-1965 годах, и временно восстановила ее на уровень 9 процентов ВНП. Более существенное и основательное изменение вызвал огромный рост невоенных функций правительства. С 1965 по 1974 год общие государственные расходы выросли с 27 до 33 процентов ВНП; с другой стороны, государственные закупки товаров и услуг, которые с 1948 по 1953 год росли одновременно с общими расходами, выросли очень скромно — с 20 процентов в 1965 до 22 в 1974. Конечно, это различие означало, что существенную долю в росте государственных затрат составили трансфертные платежи, которые направлялись, например, на благотворительность и социальную защиту, а не вносили дополнительный вклад в валовой национальный продукт. Невоенные расходы, которые составляли 20 процентов ВНП в 1965 году, составили 25 процентов в 1971 и предполагаются в размере 27 процентов в 1974. Военные расходы сократились до 7 процентов в 1971 и 6 процентов в 1974. В 1948 же году военные расходы составляли менее 20 процентов от общих государственных расходов. На пике военного строительства они выросли до 46 процентов от общих, а во время долгого периода стабильности в 1950-60-е годы на них приходилось 33 процента общих государственных расходов. Однако под влиянием перехода к благосостоянию конца 1960-х военная доля вновь упала до менее чем одной пятой от общих расходов, то есть до уровня 1948 года, когда милитаристский характер «холодной войны» еще не проявился.

Величину перехода к благосостоянию в общем объеме государственных функций можно оценить, сравнив изменения в государственных расходах в течение двух десятилетий — 1950-х и 1960-х. С 1950 по 1960 год общие государственные расходы выросли на 81 млрд. долларов, из которых 29,1 млрд. или 36 процентов пошли на оборону и международные связи. С 1960 по 1971 год государственные расходы увеличились на 281,1 млрд., из которых, однако, только 33,4 млрд. или 15 процентов были перечислены на оборону и международные связи, в то время как расходы на внутренние программы выросли на 184,7 млрд. Этот рост внутренних затрат также отразился в изменении относительных долей федерального правительства, штатов и местных администраций в общих государственных расходах. В 1960 году доля федерального правительства в общих государственных расходах (59,7 процента) была примерно равна его доле десятью годами ранее (60,3 процента). К 1971 году относительный рост расходов штатов и местных администраций сократил федеральную долю в государственных расходах до 53,8 процента.4

Источник: U.S. Bureau of the Census, Statistical Abstract of the United States: 1974 (Washington: Government Printing Office, 1974), стр. 246.

Основной рост государственных расходов в 1960-е годы пришелся на образование, социальную поддержку и пособия по социальному страхованию, другие социальные программы, проценты по внешнему долгу, здравоохранение. В 1960 году американское государство на всех уровнях потратило на оборону примерно на 125 процентов больше, чем на образование; в 1972 это превышение составило менее 15 процентов. В 1960 военные расходы были в четыре с половиной раза больше расходов на социальное страхование; в 1972 — менее чем в два раза. В 1960 на оборону было потрачено в десять раз больше, чем на социальные программы; в 1972 это соотношение было уже менее, чем четыре к одному. Даже в расходах только федерального правительства видны те же самые тенденции. В 1960-м финансовом году общие затраты на международные отношения составили 53,7 процента федерального бюджета, в то время как затраты на поддержание доходов составляли 22,3 процента. В 1974-м финансовом году, по оценке Брукингского института, на оба этих направления были потрачены примерно равные суммы — 33 процента федерального бюджета на международные отношения и 31 процент на поддержание доходов.5 Повсеместно наблюдалась тенденция значительного роста государственных затрат на обеспечение доходов и пособий частных лиц и общественных групп, более выраженная, чем рост расходов на обслуживание национальных интересов в современных условиях.

Переход к благосостоянию, также как и ранее оборонный переход, подчеркнул тесную связь между структурой государственных функций и общественным мнением. В 1940-е и начале 1950-х годов американское общество с готовностью одобрило крупные программы, связанные с обороной и международными отношениями. На вопрос, следует ли увеличить военный бюджет и вооруженные силы, уменьшить или оставить прежними, большая часть общества безусловно поддержала военное усиление. В марте 1950 года, например, до начала Корейской войны и принятия программы перевооружения NSC-68, 64 процента граждан считали, что оборонные расходы следует увеличить, 7 процентов — уменьшить и 24 процента — оставить прежними. Эти цифры — типичный показатель первых лет «холодной войны». В середине и конце 1950-х, когда оборонные расходы значительно увеличились, поддержка их дальнейшего роста несколько ослабла. Но даже тогда лишь небольшая часть общества поддерживала сокращение, в то время как большая часть одобряла сохранение текущего уровня. Поддержка других государственных программ, включая все внутренние программы и иностранную помощь, была существенно меньше, чем поддержка оборонных расходов.6

В середине 1960-х, на пике демократической волны и в разгар Вьетнамской войны, общественное мнение относительно этих вопросов изменилось кардинально. В 1960 году на вопрос об отношении к текущим оборонным расходам 18 процентов граждан отвечали, что Соединенные Штаты тратят на оборону слишком много, 21 процент — мало, и 45 процентов назвали текущий уровень оптимальным. Девять лет спустя, в июле 1969, доля граждан, ответивших, что на оборону тратится слишком много, увеличилась с 18 до 52 процентов; доля полагающих, что затраты слишком малы, упала с 21 до 8 процентов, а доля одобряющих текущий уровень сократилась с 45 до 31 процента. Сложившаяся картина сохранялась весь конец 1960-х и начало 1970-х. Одновременно с этим общественное мнение начало более благосклонно относиться к государственным расходам на внутренние программы. В 1974 при опросе, следует ли затраты на двадцать три государственные программы увеличить, уменьшить или оставить прежними, комплексная оценка (в которой цифра 50 означает поддержку текущего уровня) показала результат в пользу увеличения, варьируясь от 51 для программ по поддержке малоимущих семей до 84-86 для помощи пожилым и продвижения энергетической независимости. Все пять программ по иностранным делам были оценены намного ниже, чем любая внутренняя программа, с результатами от 39 для общих оборонных расходов до 21 для военной помощи союзникам. Средний результат для внутренних программ составил 70, а для внешней политики и обороны — только 29.7 Таким образом, в 1960-е годы произошло масштабное изменение в общественном мнении относительно государственных функций.

До сих пор наш анализ рассматривал соотношения между государственными расходами и ВНП и между различными видами расходов. Рост расходов, однако, ставит важный вопрос о соотношении расходов и доходов. После оборонного перехода, в 1950-е и начале 1960-х, государственные расходы обычно превышали доходы, но, за единственным исключением (в 1959, когда дефицит составил 15 млрд. долларов), превышение не было большим в каждый отдельно взятый год. С другой стороны, в конце 1960-х, после того как дали себя знать налоговые последствия перехода к благосостоянию, общий государственный дефицит обрел новые масштабы. В 1968 он составил 17 млрд., а в 1971 — 27 млрд. Совокупный дефицит за пять лет, с 1968 по 1971, составил 43 млрд. Разумеется, федеральное правительство было основным источником общего дефицита. Девять из десяти финансовых лет после 1965 года федеральный бюджет показывал дефицит; общий дефицит за эти десять лет оценивается в размере 111,8 млрд., из которых 74,6 млрд. пришлись на пять лет с 1971 по 1975 финансовый год.8

Превышение расходов над доходами стало, очевидно, главным источником инфляции, которая накрыла Соединенные Штаты наряду с другими индустриальными странами в начале 1970-х годов. Инфляция была, в сущности, платой за новые формы государственной деятельности, инициированные переходом к благосостоянию. Размер фискального разрыва, его очевидная неизбежность и трудность его устранения, его потенциальное дестабилизирующее влияние имели достаточно зловещий характер для существующей системы, в результате чего появилось множество новых марксистских исследований о неизбежности краха капитализма. «Фискальный кризис капиталистического государства, — говорит Джеймс О'Коннор, — есть неизбежное следствие структурного разрыва между расходами и доходами». По мысли Дэниэла Белла, этот аргумент фактически представляет собой нео-нео-марксизм. Оригинальный марксизм утверждал, что кризис капитализма произойдет из-за неограниченной конкуренции; нео-марксизм полагал, что он станет следствием войны и военных расходов, появления «гаррисоновского государства»; последние же исследования, принимая во внимание переход к благосостоянию, рассматривают рост социальных расходов как источник фискального кризиса капитализма.9 Однако, то, что марксисты ошибочно относят к капиталистической системе, в сущности является продуктом демократической политики.

Оборонный переход повлек за собой серьезный рост национальных затрат на военные нужды, после которого последовало небольшое их сокращение и стабилизация в отношении к общему национальному продукту. Переход к благосостоянию произвел сравнимый рост и изменил направление государственной деятельности. Ключевой вопросы состоит в следующем: как долго этот рост будет продолжаться, на каком уровне и когда он будет остановлен, как был остановлен оборонный рост? Является ли уровень невоенных расходов в 27 процентов ВНП предельным? Или он будет увеличиваться дальше, или, может быть, уменьшаться? Получатели государственной помощи вместе с государственными служащими составляют существенную часть общества. Их интересы явно противоречат интересам тех общественных групп, которые получают от государства относительно немного в денежном выражении, но должны платить налоги, чтобы обеспечить государственные выплаты другим. С одной стороны, история показывает, что получатели дотаций, особенно производственные группы, имеют более определенные интересы, более сознательны и организованны и имеют лучший доступ к источникам политических решений, чем более аморфные, распыленные и менее организованные рядовые налогоплательщики и потребители. С другой стороны, довольно очевидно, что условия, благоприятные для крупномасштабных государственных программ в 1960-е годы, сейчас могут измениться. Политическим базисом перехода к благосостоянию было расширение политического участия и укрепление приверженности нормам демократии и равенства, проявившиеся в 1960-е. Уровень участия в избирательных кампаниях снизился, политическое участие в других формах также сократилось. Некоторые опросы показывают, что общество стало более консервативным в своем отношении к расширению государственных функций. В 1972 году, например, впервые либералы и консерваторы в равной степени согласились с утверждением, что государство стало слишком большим. В то же время либералы оставались активными сторонниками новых государственных программ, таких как национальное медицинское страхование, против которых выступали консерваторы. Однако, хотя общий скепсис относительно возможностей государства остается значительным элементом общественного мнения, модель государственных функций, порожденная переходом к благосостоянию к началу 1970-х годов, может сравнительно устойчиво сохраниться на ближайшее будущее.

[1] Sidney Verba and Norman H.Nie, Participation in America: Political Democracy and Social Equality (New York: Harper & Row, 1972), стр. 251-252. Измеряемые показатели избирательной активности включают: призывы голосовать за партию или кандидата; денежные пожертвования; посещение митингов и съездов; выполнение различной работы для кандидата; членство в политической организации; ношение символики кандидата, значков и наклеек.
[2] См., например, S.M.Miller and Pamela A. Roby, The Future of Inequality (New York: Basic Books, 1970); Christopher Jancks, Inequality (New York: Basic Books, 1972); Herbert J. Gans, More Equality (New York: Pantheon, 1973); Lee S. Rainwater, Social Problems: Inequality and Justice (Chicago: Aldine Press, 1974); Edward C. Budd, Inequality and Poverty (New York: W. W. Norton, 1967); Murray Milner, Illusion of Equality (San Francisco: Jossey-Bass, 1972); David Lane, The End of Equality? (Harmendsworth, Middlesex, England and New York: Penguin Books, 1971); «On Equality», Symposium, The Public Interest, Fall 1972; Frank Parkin, Class Inequality and Political Order (London: McGibbon & Kee, 1971).
[3] Samuel P. Huntington, The Common Defense (New York: Columbia University Press, 1961), стр. 33-64.
[4] U.S. Bureau of the Census, Statistical Abstract of the United States: 1973 (Washington: Government Printing Office, 1973), стр. 410.
[5] Edward R. Fried, et al., Setting National Priorities: The 1974 Budget (Washington: Brookings Institution, 1973), стр. 5.
[6] Huntington, Common Defense, стр. 234-48.
[7] William Watts and Lloyd A. Free, State of the Nation: 1974 (Washington: Potomac Associates, 1974); The Gallup Opinion Index, Report No. 112, October 1974, стр. 20.
[8] U.S. Bureau of the Census, Statistical Abstract of the United States: 1973,стр. 410; U.S. Office of Management and Budget, The United States Budget in Brief-Fiscal Year 1975 (Washington: Government Printing Office, 1974), стр. 47.
[9] Daniel Bell, «The Public Household – On `Fiscal Sociology` and the Liberal Society», The Public Interest, no. 37, (Fall 1974), стр. 41; James O'Connor, The Fiscal Crisis of the State, (New York: St. Martin's Press, 1973), стр. 221.

 


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!