Та сила, что через цепи гонит ток 27 страница



– Посмотрим, – сказала она. – А пока ты останешься. Галатея поставила его на книжную полку в своей библиотеке, рядом с «Лиром». Здесь он и остался.

 

Стайн подошел к ее двери и нажал на кнопку звонка. Через некоторое время она вышла на порог и спросила:

– Чем обязана?

– Меня зовут Стайн, – объяснил он. – Я случайно узнал, что вы прекрасно играете в теннис. Видите ли, я хочу принять участие в открытом первенстве Киборга среди смешанных пар. Я неплохой игрок. Не хотите ли стать моей партнершей?

– Неплохой? – недоверчиво спросила она, впуская его в гостиную.

– Лучшего вы здесь не найдете.

– Ловите, – внезапно сказала она и, схватив мраморную статуэтку, кинула ему в лицо. Стайн поймал ее молниеносным движением руки, а затем поставил на место.

– У вас хорошая реакция, – улыбнулась она. – Так и быть, я стану вашей партнершей.

– Хотите сегодня пообедать со мной?

– Зачем?

– Почему бы и нет? Я никого не знаю в этом городе.

– Хорошо. В восемь часов.

– Я заеду за вами.

– Пока.

– Пока.

Он повернулся и пошел назад к городу, к своему отелю.

Конечно же, они выиграли теннисный турнир. Тем же вечером они танцевали и пили шампанское в ресторане, выделяясь среди ярко разодетой публики своими черными одеждами.

– Чем вы занимаетесь, Стайн?

– Ничем особенным, кроме развлечений, – ответил он. – Видите ли, я вышел в отставку.

– В ваши‑то тридцать?

– Тридцать два.

Она пристально взглянула ему в лицо и мягко сжала его руку.

– А чем заняты вы?

– Я тоже, как ни странно, в отставке. Развлекаюсь своими хобби и вообще делаю все, что хочу.

– Чего бы вы хотели сейчас?

– Что‑нибудь приятное.

– Я принес вам редкую орхидею с Гилагиана. Вы можете ее носить в ваших прекрасных волосах или приколоть к платью – словом, на ваш выбор. Я вручу ее вам, как только мы вернемся к нашему столику.

– О, эти орхидеи очень дорогие! – воскликнула она.

– Не очень, если выращивать их самому.

– И вы этим занимаетесь?

– Цветы – мое хобби, – улыбнулся он.

Сев за стол, они допили шампанское, и она стала разглядывать чудесный подарок своего нового знакомого. Зал ресторана был отделан в серебристых и черных тонах, музыка была нежной и мелодичной. Ее улыбка сияла, словно свеча над их столиком, и они выпили по рюмке ликера и попробовали по ложечке душистого десерта.

– Ваша подача несравненна, – сделала комплимент она.

– Благодарю, но ваша превосходит мою.

– Чем вы занимались до того, как вышли в отставку?

– Я был кассиром. А вы?

– Вела счета дебиторов для большого концерна.

– Тогда мы почти коллеги.

– Похоже. Чем вы намереваетесь заняться теперь?

– Для начала я хотел бы встречаться с вами почаще – пока не уеду из города.

– И как долго вы рассчитываете пробыть здесь?

– Сколько захочу или сколько вы пожелаете.

– Тогда давайте закончим наш шербет. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы наш общий приз достался именно мне, то я приглашаю вас в гости.

Он поцеловал ее руку и потерся щекой о тыльную сторону ее ладони. На мгновение их глаза встретились, и между ними словно проскочила электрическая искра. Они улыбнулись.

Спустя некоторое время он отвез Галатею домой.

 

Стайн прижал ее к себе, и их губы встретились. Они стояли в фойе ее старого, перестроенного дома на окраине Киборга, планеты Анкус звездной системы Кита. Один из механических слуг взял их плащи и двуручный золотой теннисный приз, дверь мягко закрылась, и зажглось ночное освещение.

– Останьтесь, – тихо сказала она.

– Прекрасно.

Она повела гостя в спальню, погруженную в уютный полумрак, обставленную мягкой мебелью, с фреской на одной из стен. Стайн сел На зеленый диван, зажег две сигареты, а Галатея тем временем наполнила два бокала и присоединилась к нему.

– У вас очень мило, – сказал он, затягиваясь.

– Вам нравится моя фреска?

– Я еще не разглядел ее как следует.

– …и вы не пригубили вино.

– Знаю.

Их руки встретились, и Стайн, отставив полный бокал, привлек ее к себе. Закрыв глаза, она полностью отдалась долгому поцелую, а затем резко отстранилась.

– Вы очень отличаетесь от большинства мужчин, – сказала она.

– А вы – от большинства женщин.

– Вам не кажется, что в комнате стало слишком жарко?

– Согласен, – сказал он.

 

Где‑то шел дождь. Обычный или искусственный – где‑то идет дождь, когда бы вы об этом ни подумали. Помните об этом всегда, если можете.

Дюжина дней прошла после финала Киборга среди смешанных пар. Каждое утро Стайн и Галатея вместе отправлялись куда‑нибудь. Его рука лежала то на ее локте, то на талии. Она показывала своему новому другу город. Они часто смеялись, и небо было розовым, и дул нежный ветер, и над далекими скалами горел нимб от лучей солнца, преломленных в утренней дымке.

Однажды, когда они сидели в спальне, он спросил о фреске.

– О, здесь изображены многие важные вехи развития человеческой цивилизации, – сказала она. – Фигура слева, созерцающая полет птиц, – это Леонардо да Винчи, решивший, что и человек может летать. Немного выше ты видишь две фигуры, поднимающиеся по извилистой дороге. Это Данте и Вергилий, возвращающиеся из своего путешествия в ад. Худой мужчина слева от них – Джон Локк. В руке он держит свой труд «Опыт о человеческом разуме». А в середине виден маленький человек с перевернутой восьмеркой в руках – Альберт Эйнштейн.

– А кто этот слепой старик, стоящий рядом с пылающим городом?

– Гомер.

– Почему все они собраны на этой фреске?

– Потому что они – это то, о чем человечество никогда не должно забывать.

– Не понимаю. Я и не забывал о них. А почему вся правая сторона фрески пока закрашена в серый цвет?

– Потому что за последнее столетие не появилось ничего достойного. Все ныне планируется, предписывается, регулируется…

– …и нет ни войн, ни голода, ни революций, и большинство обитаемых миров процветает. Только не рассказывай мне, сколь прекрасны были века Хаоса. Сама‑то ты читала о них только в книгах. Кстати, все ценное, что было создано человечеством в прежние века, используется и теперь.

– Да, но что нового было к этому добавлено?

– Масштабность и легкость, с которыми старые идеи реализуются во всех обитаемых мирах. Только не читай мне проповеди о прогрессе! Не каждое изменение – благо, а лишь то, что приносит пользу. Кроме того, за последнее время было создано кое‑что грандиозное, не имеющее аналогов в прошлом. Я бы мог запросто закончить твою фреску…

– Изобразив на ней гигантскую машину, рядом с которой стоит Ангел Смерти?

– Ты ошибаешься. Это были бы сады Эдема.

Она рассмеялась.

– Подстриженные газонокосилкой, с тщательно обрезанными деревьями, между которыми ходят тщательно отобранные по генетическим признакам твари, все по паре? – с иронией сказала она. – И между ними реет черной тенью Ангел Смерти, отмеряющий всем и каждому годы жизни и мгновения смерти – естественно, ради мировой гармонии?

Он взял Галатею за руку.

– Быть может, ты права, – сказал он. – Я говорю только о том, как вещи видятся мне.

Она опустила голову.

– А может быть, прав именно ты, – тихо ответила она.

– Не знаю… Мне только кажется, что должен существовать какой‑то противовес этому удивительному механизму, управляющему нашими жизнями так, что мы становимся словно бы растениями в оранжерее. Нас можно посеять, подкормить удобрениями, обрезать перед плодоношением, а затем вырвать прямо с корнями…

– У тебя есть какие‑нибудь альтернативные предложения?

– Ты читал мои статьи?

– Боюсь, что нет. Я по уши завяз в своем саду, и, кроме того, я играю в теннис. Больше ни на что у меня не хватает времени.

– Я выдвинула гипотезу о том, что хомо сапиенс, оказавшись в сетях излишне регулируемой, почти механизированной жизни, теряет постепенно свои человеческие черты. Он становится винтиком, способным лишь вращаться в своем узком резьбовом гнездышке, как ему и предписано. Например, мог бы ты починить миксер, если бы тот сломался?

– Да.

– Тогда ты очень необычный мужчина. Большинство людей позвали бы робота, специалиста по ремонту бытовой техники.

Стайн пожал плечами:

– Но дело не только в том, что каждый из нас передает часть своих функций различным механизмам. Что‑то существует и вне нас вне общества… Оно рассеяно повсюду и словно невидимый пресс выдавливает из нас все человеческое, оставшееся от прошлых веков…

– Что ты имеешь в виду?

– Почему человечество стало в последнее время двигаться по горизонтальной линии, а не по восходящей кривой? Одна из причин – гениальные люди исчезли, они стали умирать юными.

– Не может быть!

– Я сознательно лишь недавно опубликовала свои наиболее важные статьи, и меня сразу же навестил Ангел Смерти. Это – лучшее доказательство моей правоты.

Он улыбнулся:

– Ты жива до сих пор, и это доказывает как раз обратное.

Галатея вернула ему улыбку. Он зажег две сигареты – для себя и для нее, а затем без особого интереса спросил:

– А на какую тему были статьи?

– Сохранение эмоциональности.

– Тема кажется вполне невинной.

– Возможно.

– Что ты хочешь сказать этим «возможно»? Возможно, я не понимаю тебя.

– Тебе это только кажется. Эмоциональность есть эстетическая форма разума, которую можно сознательно культивировать. Я предлагаю метод, с помощью которого это можно сделать.

– И как же?

Она слегка наклонила голову, вглядываясь в лицо Стайна, а затем сказала:

– Пойдем, я покажу тебе кое‑что.

Она направилась в лабораторию. Стайн последовал за ней. Он достал из внутреннего кармана пиджака черные перчатки и не спеша надел их, а затем засунул руки в карманы.

– Симул! – позвала Галатея. Крошечное существо, сидевшее перед читающей машиной, немедленно перебежало по протянутой руке и уселось на плече хозяйки.

– Это одно из многих существ, которые я создала в своей лаборатории.

– Многих?

– Их уже перевезли на другие планеты. Большую часть объема этих крошек составляет мозг. У них нет стремления создать свою расу, конкурирующую с человеческой. Они хотят лишь учиться и учить всех, кто того пожелает. Они не боятся личной смерти, поскольку телепатически связаны друг с другом, и мозг каждого из них – часть коллективного Мозга. Кроме просветительской миссии, у них нет никаких целей и даже увлечений. Симул и его собратья никогда не будут представлять угрозы для людей, я знаю это, ведь я – их мать. Возьми‑ка Симула в руки, полюбуйся на него и спроси о чем‑нибудь. Симул, это Стайн. Стайн, это Симул.

Стайн протянул правую руку, и Симул прыгнул на раскрытую ладонь. Стайн принялся с любопытством разглядывать крошечное шестиногое существо с беспокойным, почти человеческим лицом. Почти. Но не совсем. Оно не было отмечено теми характерными особенностями, по которым одно выражение человеческого лица называют злым, а другое – добрым. Уши Симула были относительно большими, а на безволосой макушке дрожали два стебелька‑антенны. На малюсеньких губах Симула светилась постоянная улыбка, и Стайн невольно улыбнулся в ответ.

– Привет, – сказал он, и Симул ответил на удивление густым, мягким голосом.

– Доставьте мне удовольствие, сэр. Стайн понимающе кивнул и спросил.

– Что может сравниться в прелести с ласковым июньским днем?

– Конечно, леди Галатея, к которой я теперь вернусь, – ответил Симул и перепрыгнул на ладонь хозяйки.

Она прижала Симула к груди.

– Эти черные перчатки… – сказала она, нахмурившись.

– Я надел их потому, что не знал, каким существом может оказаться твой Симул. А вдруг он кусается? Отдай его мне, я хочу задать ему еще несколько вопросов…

Ее лицо исказила злая улыбка.

– Вы – глупец! – звонким голосом сказала она. – Уберите ваши кровавые руки, если не хотите умереть! Неужели вам не ясно, кто я?

Стайн опустил глаза.

– Я не знал этого… – сказал он.

 

В Зале Теней Моргенгарда тысячи Ангелов Смерти стояли за дверями транспортных кабин, ожидая приказов. Моргенгард, контролирующий все изменения в цивилизованном мире, непрерывно инструктировал своих Ангелов, тратя на это от десяти секунд до полутора минут. Затем он хлопал в невидимые металлические ладоши и с громовым звуком отправлял Ангелов в нужные точки обитаемой части Вселенной. Секунду спустя в опустевшей было кабинке вспыхивал белый огонь, и вновь появившийся Ангел докладывал о результате своей миссии одним словом: «Сделано». Затем следовал очередной инструктаж и новая миссия.

Ангелы Смерти, любой из десяти тысяч безымянных мужчин и женщин, на чьих плечах были выжжены клейма Моргенгарда, были отобраны перед рождением по генетическим признакам, включающим высокую восприимчивость и быстрые рефлексы, проходили специальное обучение как профессиональные убийцы и получали усиленное питание. К четырнадцати годам они могли получить назначение на службу Моргенгарду, машине размером в город, созданной за пятнадцать лет усилиями всех цивилизованных миров и призванной управлять этими мирами вместо людей. Будучи окончательно принятыми на службу, они проходили двухгодичный курс специальной тренировки. К концу этого срока тело служителя смерти имело встроенный арсенал оружия и множество защитных устройств. Рефлексы Ангелов были доведены до совершенства с помощью химических стимуляторов.

Они работали восемь часов в день, с двумя короткими перерывами на кофе и часовым перерывом на обед. В неделю, как и все остальные граждане, они имели два выходных дня. Также им полагалось два отпуска ежегодно – учитывая сложные условия труда.

Отслужив четырнадцать лет, они имели право выйти в отставку, тем более что в тридцать их реакция ухудшалась. Но место ветеранов сразу же занимала способная молодежь, так что в любой момент все десять тысяч черных вершителей судеб находились в строю.

Ангелы Смерти были осью, вокруг которой вращалась вся человеческая цивилизация. Если бы не они, население обитаемых миров то и дело вздымалось бы ввысь, словно цунами; если бы не они, уголовники стали бы судить судей и выносить приговоры прокурорам; если бы не они, ход истории совершал бы нежелательные зигзаги.

Ангел Смерти могуществен и беспощаден. Темная фигура могла неспешно пройтись по улицам и оставить город пустым и безжизненным.

Он возникал в яростной вспышке света и исчезал, сопровождаемый раскатом грома; он и его смертоносные черные перчатки были воспеты в легендах, мифах и фольклоре; для сотен миллиардов людей он был одним существом.

И все это было правдой. Чистой, чистейшей правдой.

Темный Ангел был бессмертен.

Порой случалось маловероятное, и очередной посланец Моргенгарда возникал перед вооруженным и мужественным человеком, имевшим также отличную реакцию. Иногда человек стрелял первым и превращал темную фигуру в груду дымящейся плоти. Но останки мгновенно исчезали, и, словно из пепла, поднимался другой Ангел.

Такое случалось нечасто, и второй посланец всегда завершал работу первого.

Впервые за время существования Моргенгарда произошло иное.

Одно за другим в семи кабинках появились истекающие кровью тела бывших Ангелов.

И тогда был вызван Стайн, один из десяти лучших.

– Вы – Темный Ангел, Меч Моргенгарда, – сказала она холодно. – Я и не думала влюбляться в вас.

– А я – в вас, Галатея. Но будь вы даже обычной смертной женщиной, куда более беззащитной, чем некий Темный Ангел, ушедший в отставку и как две капли воды похожий на вас, – я и тогда бы, клянусь, не тронул вас! Вы могли десятки раз выстрелить мне в спину, как это было с теми семерыми, но не сделали этого. И я мог сделать это десятки раз, но не захотел.

– Хотелось бы верить в это, Стайн.

– Я ухожу. Вам не надо бояться меня. Он повернулся и пошел к двери.

– Куда ты? – спросила она.

– Назад, в свой отель. Я хочу поскорее вернуться и отдать рапорт Моргенгарду.

– И что ты скажешь?

Не оборачиваясь, он покачал головой и вышел из дома. Он знал, что скажет.

 

Он стоял в Зале Теней, перед мрачной громадой, называемой Моргенгардом. Он был Темным Ангелом, отставником, заслуженным ветераном смерти. Наконец в громкоговорителе послышалось шуршание, и знакомый хриплый голос произнес:

– Рапорт!

Он не сказал обычное «сделано», а произнес нечто совсем иное:

– Совершенно конфиденциально.

Во вспыхнувшем ослепительном свете он впервые увидел всю десятиэтажную громаду машины, нависающую над ним, словно стальная скала.

– Рапорт! – загремела она.

Стайн сделал несколько шагов вперед и неожиданно спросил:

– Один вопрос, Моргенгард, – сказал он, сложив на груди руки в черных перчатках. – Это верно, что ты уже пятнадцать лет управляешь Вселенной?

– Пятнадцать лет три месяца две недели четыре дня восемь часов четырнадцать минут и одиннадцать секунд, – ответила машина.

Тогда Стайн, сжав руки, резко выбросил их вперед.

Моргенгард мгновенно отреагировал, поняв его замысел, но в тело Ангела не зря был встроен целый арсенал мощнейшего оружия и множество защитных средств; его рефлексы были отточены до совершенства, и хотя он и был отставником, но не зря входил в десятку лучших слуг Моргенгарда.

Эффект был ошеломляющим. Машина ответила могучим раскатом грома, но она не была профессиональным убийцей и не успела удалить взбунтовавшегося Ангела куда‑нибудь в далекое Ничто.

Темный Ангел имел настолько совершенную защиту что не мог уничтожить сам себя. Семеро Ангелов, посланные к Галатее, были убиты отраженными от ее экранов импульсами, чуть‑чуть изменившими при этом свою частоту.

Этим же методом воспользовался и Стайн. Он послал огненную вспышку в центр машины, которая отразила его, направив в грудь Ангела; та выдержала, и отраженный, изменивший частоту импульс ударил в механическое сердце Моргенгарда. Защита на этот раз не смогла парировать его, и ужасный огненный шар вздулся над городом, который на самом деле был гигантской машиной.

Стайн перед смертью успел подумать: «Прав я или нет, но Симул и его собратья теперь получат несколько лет. Может быть, люди за это время немного изменятся, и…»

А где‑то сияло солнце, в недрах которого бурлила вечная феникс‑реакция. Где‑то сияло солнце, когда бы вы об этом ни подумали. Помните об этом всегда, если можете. Это очень важно.

Галатея помнила об этом. И мы помним – и о ней тоже.

Мы все помним…

 

Вальпургиева ночь

 

Был ясный, солнечный день. Молодой, строго одетый человек шел по мощенной булыжником дорожке, рядом с которой рос аккуратно подстриженный кустарник. В одной руке он нес венок из роз, в другой – план, с которым непрерывно сверялся. Свернув на одну из соседних дорожек, он пошел среди зеленых холмиков, на которых лежали небольшие бронзовые таблички. Мимо проплывали надгробные плиты, поддельные греческие руины, пышные деревья… Молодой человек изредка вглядывался в таблички с именами усопших, вновь сверяясь с планом.

В конце концов он подошел к тенистой площадке. Вокруг щебетали птицы, но деревья были пусты – скорее всего, пение пташек воспроизводилось магнитофоном. Молодой человек посмотрел на табличку с номером около могильного холмика. Здесь!

Положив на землю план и венок, он опустился на колено и коснулся рукой бронзовой таблички с выгравированным на ней именем – Артур Абель Эндрю, под которым стояли две даты, разделенные чертой. Отодвинув едва заметную щеколду, он приподнял бронзовую табличку, которая была крышкой небольшого ящичка, и нажал на кнопку, находившуюся на дне.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!