Та сила, что через цепи гонит ток 11 страница
И тут рыцарь исчез, проглоченный тьмой.
Ланселот приблизился к тому месту, где в последний раз блеснули латы, и остановился у огромного каменного выступа, тростью ощупывая поверхность скалы.
Трость некоторое время натыкалась на сплошной камень, а потом вдруг попала в пустоту. И он двинулся туда.
В скале была трещина, пещера. Ланселоту пришлось боком протискиваться туда, и стоило ему сделать это, как из‑за каменного выступа в глаза ему ударил свет, который он раньше видел издали.
Проход расширялся и изгибался, ведя его вперед и куда‑то вниз. Несколько раз он останавливался и прислушивался, но не слышал ни звука, за исключением собственного дыхания.
Он достал носовой платок и тщательно вытер лицо и руки. Стряхнул капли с одежды, опустил воротник. Счистил листья и грязь с сапог. Словом, привел себя в порядок. Затем прошел немного вперед и, обогнув последний угол, очутился в помещении, освещенном маленькой масляной лампой, подвешенной на трех тонких цепочках к чему‑то скрытому во мраке над головой. Желтый рыцарь стоял неподвижно у дальней стены. А прямо под лампой, на соломенном тюфяке, брошенном на какой‑то каменный пьедестал, лежал старец в лохмотьях. Его заросшее бородой лицо наполовину было в тени.
Ланселот подошел ближе и увидел, что темные глаза старца открыты.
– Мерлин?.. – прошептал он.
В ответ раздался неясный шепот и легкое покашливание. Поняв, что старец хочет что‑то ему сказать, он наклонился к самым его губам.
|
|
|
– Эликсир… Там, на каменной полке… сзади… – услышал он затрудненный шепот.
Он повернулся и пошарил рукой по каменному выступу.
– Ты знаешь, где он спрятан? – спросил Ланселот у желтого рыцаря.
Тот не пошевелился и не ответил. Стоял, как манекен на витрине. Ланселот снова зашарил по полке. Через некоторое время он обнаружил то, что искал. В глубокой тени, в нише за выступом он нащупал пальцами флакон и поднес его к свету. Внутри флакона плеснулась какая‑то жидкость. Он вытер горлышко сосуда рукавом. Снаружи доносился свист ветра, и ему показалось, что он слышит далекие раскаты грома.
Подсунув руку под спину старца, он приподнял его. Глаза Мерлина, казалось, смотрели в никуда. Ланселот смочил ему губы жидкостью из флакона. Старец облизнул их и сумел наконец открыть рот. Ланселот дал ему выпить один глоток, другой, третий…
Мерлин знаком попросил опустить его, он выполнил эту просьбу и снова взглянул на желтого рыцаря, но тот по‑прежнему оставался недвижим. Он посмотрел на волшебника и увидел, что глаза его уже смотрят осмысленно и изучающе, а губы чуть улыбаются.
– Теперь тебе лучше?
Мерлин кивнул. Прошла минута, и на щеках старца появился легкий румянец. Опершись на локоть, он сел, взял флакон и сделал добрый глоток.
|
|
|
Несколько минут после этого он сидел совсем неподвижно. Его тощие руки, в свете лампы казавшиеся восковыми, стали более смуглыми и сильными. Плечи распрямились. Он опустил флакон на свое ложе и потянулся. Суставы его при этом неистово заскрипели. Волшебник опустил ноги и медленно встал на пол. Он был на целую голову ниже Ланселота.
– Вот и свершилось, – произнес он, оглядываясь назад, во тьму. – Многое с тех пор произошло, и, несомненно…
– Да, многое, – подтвердил мрачно Ланселот.
– И тебе пришлось все это пережить… Так скажи мне, лучше или хуже стал мир, чем в наши времена?
– В чем‑то лучше, в чем‑то хуже. Он просто стал другим.
– И в чем он стал лучше?
– Появилось много способов облегчить жизнь, да и вообще человечество теперь куда богаче знаниями.
– А в чем он стал хуже?
– Людей на Земле теперь гораздо больше. А соответственно, куда больше и тех, кто страдает от бедности, болезней, невежества. Да и сама Земля сильно изменилась в худшую сторону, стала грязнее, нарушена целостность природы.
– А войны?
– Войны не прекращаются. Всегда где‑то кто‑то воюет.
|
|
|
– Значит, людям нужна помощь?
– Может быть. А может быть, и нет.
Мерлин повернулся и посмотрел ему прямо в глаза:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сами люди почти не изменились. По‑прежнему существуют те, кто мыслит вполне разумно, и те, чьи поступки совершенно непредсказуемы. Как и в былые времена. Есть законопослушные люди и закоренелые преступники – как всегда. Люди многое узнали, многое поняли, в мире действительно многое изменилось, но не уверен, что это коснулось природы самого человека, по крайней мере, за то время, что ты спал. И что бы ты ни делал, тебе природы человеческой не изменить, хотя ты, вероятно, сумел бы изменить кое‑какие черты эпохи. Да только стоит ли вмешиваться? Нынешний мир до такой степени сложен, и части его настолько взаимозависимы, что тебе просто не по силам предвидеть все последствия любого твоего поступка. Ты невольно можешь принести куда больше зла, чем добра; но что бы ты ни делал, природа человека останется прежней.
– Что‑то не похоже на тебя, Ланс. В прежние времена ты не был склонен к философствованиям.
– У меня хватило времени, чтобы поразмыслить как следует.
– А у меня хватило времени помечтать. Твое дело – война, Ланс. Вот ею и занимайся.
|
|
|
– Я бросил это дело уже много лет назад.
– И кто же ты теперь?
– Работаю оценщиком.
Мерлин отвернулся и выпил еще эликсира. Теперь от него исходила волна яростной, мощной энергии.
– А как же твоя клятва? Бороться с несправедливостью, исправлять зло, наказывать неправых?..
– Чем дольше я жил, тем труднее становилось определить, что именно есть зло и несправедливость. Разъясни мне это еще раз, чтобы я мог вернуться к прежним своим занятиям.
– Галахад никогда бы мне такого не сказал.
– Галахад был юн, наивен, доверчив. Не говори мне о моем сыне.
– Ланселот! Ланселот! – Мерлин положил руку ему на плечо. – Откуда и почему такое ожесточение, да еще в присутствии старого друга, который ни в чем не провинился за прошедшую тысячу лет?
– Я просто с самого начала хочу четко и ясно заявить о своей позиции. Я всегда опасался, что ты можешь совершить что‑нибудь необратимое, что фатально скажется на всемирном равновесии сил. Я желал бы сообщить тебе, что не стану в этом участвовать.
– Признай, однако: ты не представляешь, что я мог бы сделать, что я могу сделать.
– Не представляю. И именно поэтому опасаюсь тебя. Что же ты намерен сделать?
– Ничего. Пока – ничего. Просто хочу оглядеться и сам увидеть хотя бы некоторые из тех перемен, о которых ты говорил. И уж потом поразмыслить, какие несправедливости следует исправить, кого следует наказать, кого выбрать в герои и защитники человечества. Я все это покажу тебе, и тогда ты сможешь опять вернуться к своему былому занятию.
Ланселот вздохнул:
– Бремя доказательств лежит на том, кто их выдвигает. Но твоих доводов для меня теперь недостаточно.
– Боже правый! – воскликнул Мерлин. – Как это грустно! Столько времени ждать и дождаться такой вот встречи! Ты потерял веру в меня, Ланселот. А ведь силы мои уже возвращаются ко мне. Разве ты не чувствуешь запаха волшебства вокруг?
– Я ощущаю нечто, чего не испытывал уже очень давно.
– Проспать несколько веков очень полезно для здоровья – это бережет и укрепляет силы. А через некоторое время, Ланс, я стану даже могущественнее, чем когда‑либо. И ты все еще сомневаешься, что у меня хватит сил повернуть вспять стрелки часов?
– Я сомневаюсь, что это хоть кому‑нибудь принесет пользу. Прости меня, Мерлин. Мне тоже неприятно, что все так получилось. Но я слишком долго жил, слишком много видел, слишком много знаю о том, сколь сложен нынешний мир, чтобы доверять мнению кого‑то одного, пусть даже готового этот мир спасти. Оставь его в покое, Мерлин. Ты для него – таинственная и почитаемая легенда. Я и сам не понимаю, кто ты такой на самом деле. Но воздержись от использования своей силы в форме этаких крестовых походов. Сделай теперь что‑нибудь другое. Стань врачом, чтобы победить страдания людей. Стань художником. Стань профессором истории, антикваром. Черт возьми, стань, наконец, общественным критиком, социальным реформатором и раскрывай людям глаза на зло, которое видишь, чтобы они становились лучше.
– Неужели ты действительно полагаешь, что меня могут удовлетворить подобные занятия?
– Человек находит удовлетворение в различных вещах и занятиях. Это зависит от самого человека, а не от его занятий. Я лишь хочу сказать, что тебе не следует пользоваться своим могуществом, пытаясь осуществить перемены в обществе путем насилия, как мы это делали когда‑то.
– Какие бы изменения мир ни претерпел, самое смешное заключается в том, что время сделало тебя пацифистом.
– Ты ошибаешься.
– Сознайся: ты в конечном итоге просто стал бояться звона мечей! Оценщик! Какой же ты рыцарь!
– Я рыцарь, который оказался не в том времени и не в том месте. Мерлин.
Волшебник пожал плечами и отвернулся.
– Что ж, да будет так. Хорошо, что ты решил все это мне сказать сразу. Спасибо. Подожди минутку.
Мерлин ушел в дальнюю часть пещеры и через несколько минут вернулся, переодетый в новые одежды. Эффект был разительный. Теперь он выглядел куда более аккуратным и опрятным. Белоснежные борода и волосы потемнели, и лишь кое‑где была в них заметна сильная проседь. Поступь стала более уверенной и твердой. В правой руке Мерлин держал свой волшебный посох, но на него не опирался.
– Пойдем‑ка прогуляемся вместе, – сказал он.
– Сегодня скверная погода.
– Не такая уж скверная, как в ту ночь, когда ты от меня ушел. Да и места здесь иные.
Проходя мимо желтого рыцаря, он щелкнул пальцами возле забрала его шлема, и тот, звякнув латами, двинулся за ним.
– Кто это?
– Никто, – отвечал Мерлин, протягивая руку к шлему рыцаря и поднимая забрало. Под шлемом была пустота. – Это просто волшебные латы, их приводит в движение некий дух. Довольно неуклюжий, надо признать, поэтому я и не доверил ему дать мне эликсир при моем пробуждении. Однако слуга он великолепный – в отличие от некоторых. Необыкновенно сильный и быстрый. Даже будучи на вершине своей рыцарской славы, ты не сумел бы одолеть его. Мне ничто не страшно, когда он со мной. Идем, я хочу кое‑что тебе показать.
– Хорошо.
Ланселот вышел из пещеры и последовал за Мерлином и полым рыцарем. Дождь уже прекратился, ветер тоже стих. Они оказались на освещенной лунным светом поляне, над которой бродили клочья тумана; вокруг сверкала мокрая трава. Вдали возвышались какие‑то смутные силуэты.
– Ох, извини, – сказал Ланселот. – Я забыл в пещере свою трость.
Он повернулся и пошел обратно.
– Да‑да, прихвати свою трость, старичок, – откликнулся Мерлин. – Ведь силы твои уже на исходе.
Когда Ланселот вернулся, Мерлин стоял, опершись на посох, и смотрел вдаль.
– Теперь пойдем вон туда, – сказал он. – Там ты найдешь ответы на все свои вопросы. Я постараюсь идти не очень быстро, чтобы не утомлять тебя.
– Утомлять меня?
Волшебник захихикал и двинулся вперед. Ланселот последовал за ним.
– Разве ты не чувствуешь легкой усталости? – спросил Мерлин.
– Да, признаться, чувствую. А ты знаешь, что это со мною?
– Разумеется. Я снял чары, которые защищали тебя все эти годы. И сейчас ты ощущаешь первые проявления своего истинного возраста. Этот процесс займет еще некоторое время, пока старость не преодолеет естественное сопротивление твоего тела. Но она тебя уже нагоняет.
– Зачем ты это со мною сделал?
– А я поверил твоим заявлениям о том, что ты не пацифист. Ты говорил достаточно страстно, чтобы догадаться: ты можешь дать мне отпор, противостоять мне. Этого я допустить не мог, поскольку прекрасно знал, что ты силен по‑прежнему и способен воспользоваться своей силой, которой стоит опасаться даже волшебнику. Так что я сделал то, что и следовало сделать. Благодаря моему волшебному могуществу ты сохранил свою силу; без моих чар сила твоя скоро иссякнет. Мы могли бы снова стать неплохими союзниками, однако я понимаю: теперь это невозможно.
Ланселот споткнулся, с трудом удержался на ногах и дальше пошел прихрамывая. Полый рыцарь неотступно следовал по правую руку от Мерлина.
– Ты говоришь, что цели твои благородны, – сказал Ланселот. – Но я тебе не верю. Может, в былые времена так оно и было. Но теперь не только времена изменились. Ты и сам стал другим. Разве ты этого не чувствуешь?
Мерлин глубоко вздохнул и выдохнул облако тумана.
– Вероятно, это у меня наследственное, – произнес он задумчиво. И тут же добавил: – Шучу, шучу. Конечно, я тоже изменился. Все меняется. Ты и сам тому прекрасный пример. Но то, что ты считаешь во мне переменой к худшему, лишь слабый отголосок неразрешимого конфликта, возникшего меж нами из‑за происшедших в нас обоих перемен. Но я по‑прежнему придерживаюсь благородных идеалов Камелота.
Плечи Ланселота теперь согнулись, обвисли, дыхание участилось. Неясные силуэты вокруг устрашающе нависали над ними.
– Да я же знаю это место! – воскликнул он внезапно. – И в то же время не узнаю его… Стоунхендж ныне выглядит совсем иначе! Даже в Артуровы времена он вовсе не был таким великолепным! Как мы сюда попали? Что произошло?
Он остановился передохнуть, и Мерлин тоже встал, чтобы дать ему такую возможность.
– Нынче ночью мы с тобой прошли путь, разделяющий два мира, – сказал он. – И сейчас находимся в Царстве фей, а это настоящий Стоунхендж, святилище. Я специально растянул границы миров, чтобы он здесь оказался. Желай я тебе зла, я бы мог отправить тебя туда и запереть там навеки. Однако лучше все же тебе обрести наконец хоть какой‑то покой. Идем.
Ланселот, спотыкаясь, последовал за ним к огромному кругу из поставленных торчмя гигантских камней. С запада прилетел, разгоняя туман, легкий ветерок.
– Что ты хотел сказать этими словами – «хоть какой‑то покой»?
– Чтобы полностью восстановить и преумножить свое могущество, мне необходимо принести здесь жертву.
– Значит, ты с самого начала уготовил мне такую участь!
– Нет. Этой жертвой не обязательно должен был стать ты, Ланс. Вполне подошел бы любой, хотя ты подойдешь значительно лучше. Все было бы иначе, если бы ты предпочел помогать мне. И у тебя еще есть время, чтобы передумать.
– И ты бы хотел, чтобы человек, способный так быстро передумать, был твоим союзником?
– Да, для тебя вопросы чести всегда имели чересчур большое значение.
– Тогда зачем спрашивать? Просто из мелкой жестокости?
– Именно. К тому же ты мне надоел.
Когда они достигли внешней границы каменного круга, Ланселот снова остановился и стал разглядывать огромные глыбы.
– Если ты не войдешь туда добровольно, – заявил Мерлин, – мой слуга будет рад помочь тебе.
Ланселот сплюнул, выпрямился и с яростью посмотрел на него.
– Полагаешь ли ты, что я убоюсь пустых лат, ведомых неким адским духом? Даже теперь, Мерлин, без помощи и содействия волшебных чар, я способен разнести его на куски!
Волшебник рассмеялся:
– Хорошо, что ты хоть рыцарской похвальбы не забыл, коли уж всего остального лишился. Я подумываю о том, чтобы предоставить тебе такую возможность, ведь мне все равно, каким именно образом ты здесь умрешь. Самое главное – это наши предварительные переговоры.
– Но ты все‑таки боишься рисковать своим слугой?
– Тебе так кажется, старичок? А я сомневаюсь, что ты вообще не рухнешь под тяжестью латного убора, не говоря уж о том, чтобы поднять боевое копье. Но коли желаешь попытаться, пусть будет так!
И он трижды ударил о землю своим посохом.
– Входи же! – воскликнул он. – Там ты найдешь все, что тебе нужно. Я рад, что ты сделал такой выбор. Ты был невыносим, знаешь ли. И вот теперь, впервые, я возжелал, чтобы ты потерпел поражение, чтобы тебя унизили до уровня простого смертного. Мне бы только хотелось, чтобы королева тоже была сейчас здесь и видела последний бой своего героя.
– Мне бы тоже этого хотелось, – сказал Ланселот. Он прошел между монолитными глыбами и вступил в круг.
Там его ждал черный жеребец; поводья были опущены на землю и придавлены камнем. Полный латный убор, копье, меч и щит были прислонены к дольмену. А по другую сторону круга белый конь ожидал полого рыцаря.
– Прости, я не позаботился о паже или оруженосце, которые помогли бы тебе одеться, – сказал Мерлин, выходя из‑за каменной глыбы. – Однако буду счастлив сам услужить тебе.
– Ничего, я справлюсь, – ответил Ланселот.
– Мой слуга вооружен точно так же, – заявил Мерлин. – Мне не хотелось давать ему ни малейшего преимущества перед тобой.
Ланселот погладил коня, приучая его к себе, затем достал из бумажника узкую красную ленту и повязал ее на копье. Трость прислонил к дольмену и начал облачаться в латы. Мерлин, чьи волосы и борода теперь казались почти черными, отошел на несколько шагов в сторону и принялся что‑то чертить в грязи концом посоха.
– Раньше ты, помнится, предпочитал белых коней, – заметил он, – но мне показалось целесообразным дать тебе коня другого цвета, поскольку ты уже отрекся от высоких идеалов рыцарей Круглого Стола и предал память о Камелоте.
– Напротив, – откликнулся Ланселот и поглядел в небо, откуда донесся внезапный раскат грома. – В такую грозу сойдет любой конь, а я последний защитник Камелота.
Мерлин продолжал чертить свои диаграммы, пока Ланселот готовился к бою. По‑прежнему дул слабый ветерок, разгонявший туман. Блеснула молния, конь испуганно шарахнулся, и Ланселот стал его успокаивать.
Мерлин некоторое время Таращился на него, протирая глаза. Ланселот надел шлем.
– Мне на мгновение показалось, – сказал Мерлин, – что ты выглядишь совсем иначе…
– Неужели? Полагаешь, это результат исчезновения твоих волшебных чар? – спросил Ланселот, выдернув поводья из‑под прижимавшего их камня и садясь в седло.
Мерлин, качая головой, отошел на шаг от начерченной диаграммы. Всадник нагнулся и подхватил копье.
– Кажется, ты все еще не утратил былой силы, – произнес волшебник.
– Да неужели?
Ланселот взял копье на руку. Перед тем как повесить щит на луку седла, он поднял забрало и посмотрел на Мерлина.
– Твой герой как будто готов, – сказал он. – И я тоже.
Снова сверкнула молния, и Мерлин увидел юное лицо Ланселота, лишенное морщин, с ясными глазами, с падающими на лоб локонами золотистых волос.
– Каким же волшебным заклятьям ты научился за эти долгие годы? – воскликнул он.
– Это не волшебство, – отвечал Ланселот. – Это всего лишь предосторожность. Я предвидел, как будут развиваться события. Поэтому, вернувшись в пещеру за тростью, я выпил остатки твоего эликсира.
Он опустил забрало и отвернулся.
– Ты же только что едва брел, как старик…
– У меня есть некоторый опыт. Подавай сигнал! Мерлин рассмеялся.
– Отлично! Так даже лучше! – заявил он. – Ты погибнешь в полном расцвете сил! И не надейся победить в схватке с духом!
Ланселот поднял щит и наклонился вперед.
– Тогда чего же ты ждешь?
– Ничего! – буркнул Мерлин. И затем крикнул: – Убей его, Раксас!
Когда они помчались по полю навстречу друг другу, заморосил мелкий дождь; глядя вперед, Ланселот увидел, как под забралом противника пляшет пламя. И в последний момент чуть приподнял копье, направляя его прямо в пылающий шлем полого рыцаря. Снова полыхнула молния, и загремел гром.
Щитом он отбил удар копья противника, а его собственное копье вонзилось полому рыцарю прямо в голову. Голова слетела с плеч и, дымясь, покатилась по земле.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 216; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!