Колыбельная песенка из Ашшура
Заговор.
Житель потемок прочь из по[темок]
Ушел поглядеть на солнечный свет.
Что ж оно[295] осерчало так, что мать его плачет,
В небесах у богини струятся слезы?
5 Это кто же такой,‑ тот, кто на земле заводит рев?
Если это ‑ собака, пусть отломят ей ломтик,
Если это ‑ птица, пусть ей выбросят крошек,
Если ж это ‑ строптивец, дитя людское,
Пусть споют ему заговор Ану и Анту[296],
10 Чтоб отец его спал, свой сон довершая,
Чтобы мать‑рукодельница довершила урок свой.
Не мой это заговор, ‑ заговор Эа и Асаллухи заговор Даму и Гулы[297],
Заговор Нинаккукуттум, госпожи чародейства:
15 Они мне сказали, а я повторяю.
‑‑‑‑‑
Заговор, чтобы успокоить младенца.
Обряд таков: ты положишь в головах у младенца хлеб, трижды прочтешь этот заговор, проведешь от 20 головы до ног и бросишь этот хлеб собаке: оный младенец утихнет.
Таблетка Кицир‑Набу, заклинателя.
Текст хранится в Государственном Эрмитаже. Дается в переводе В. К. Шилейко. Издано в «Докладах Академии наук СССР», 1929.
Заклинание Солнца
Шамаш, когда ты восходишь над Великой Горой[298],
Когда ты восходишь над горою Смерти, над Великой Горой,
Когда ты выходишь из Дуль‑куга[299], дома судьбы,
Когда ты восходишь над фундаментом неба,
Там, где небо с землею слиты в одно,—
Великие боги спешат услышать твой суд,
Ануннаки бегут услыхать твои повеленья,
Люди, сколько их есть на земле, все тебя ожидают,
|
|
|
Всякий скот на земле с четырьмя ногами
Навстречу твоим лучам открывает глаза.
Шамаш, мудрый и сильный, сам с собой ты в смете,
Шамаш, мощный воитель, суд небес и земли!
Все, чем полнится сердце, пусть оно тебе скажет, —
Жизнь всех человеков возвратится к гебо.
Жизнь того, о владыка, кто захвачен врагами,
От кого удалились правда и прямота,
Кто выносит немилость, кто живёт в униженье,
На кого нападают,— а ему невдомек,
На кого нападают, так, что он и не видит,
Кто охвачен заразой, кто охвачен тоской,
На кого злые духи поднимают свой голос,
К кому злые демоны проникают в постель,
Кого призраки злые в ночи одолели,
Кому злые черти сокрушают главу,
У кого злые боги измучили тело,
У кого бес недобрый дыбом поднял власы,
Кем могучей рукою обладает Ламашту[300]
И кого лабасу[301] ударяет рукой,
На кого нападает демон всяческой скверны,
Кого оком наметил полуночный Лилу.
Чью могучую грудь сжимает Лилиту,
На котором отмечен отверженный знак,
Тот, кто очарован враждебным проклятьем,
Тот, кого обозначили злые уста,
На кого клевещет язык злоречивый,
На кого поднял недруг недобрый глаз,
Кто проклятой слюной[302] не к добру зачарован,
|
|
|
Кого волшебник словами связал, —
Шамаш! Его жизнь лежит пред тобою,—
Все народы ведешь ты, как единый язык.
Я сюда прихожу глашатаем Эа[303], —
Ради жизни больного послал он меня.
То, что Эа сказал мне, я тебе повторяю:
Моему государю, сыну своего бога,—
Рассуди его суд, прикажи повеленья,
От болезни и скорби исцели его тело,
Воду света и силы пролей на него,
И его изваянье окропи ты водою,
И омой его тело дождевою водой.
Злобный дух, злобный демон, злоумышленный призрак,
Злобный черт, злобный бог, злоумышленный бес,
Ламашту, лабасу, приносящие злое,
Лилу и Лилиту, помрачившие день,
И тоска и зараза, и болезни и скорби —
С моего государя, сына своего бога,
Как вода да стекут, от него да уйдут.
Шамаш, чье повеленье нерушимо вовеки,
В этот день да отпустит, да простит его грех;
Злоречивые козни от него да отступят,
Царский бог[304] да прославит твою вышнюю мощь.
Этот царь исцеленный да поет твою славу,—
Я, твой раб, заклинатель, прославляю тебя!
Из "Заклинаний"
Скорбь, как воды речные, устремляется долу,
Как трава полевая, вырастает тоска,
Посреди океана, на широком просторе,
Скорбь, подобно одежде, покрывает живых;
Прогоняет китов в глубину океана,
|
|
|
В ней пылает огонь, поражающий рыб;
В небесах ее сеть высоко распростерта,
Птиц небесных она угоняет, как вихрь,
Ухватила газелей за рога и за уши
И козлов на горах взяла за руно,
У быков на равнине пригнула выи,
Четвероногих Шаккана убила в степи;
Над больным человеком в его собственном доме
Протянула она неуклонную сеть.
Мардук увидел его, к Эа, отцу, в его дом вошел он и молвит:
«Отче, скорбь, как воды речные, устремляется долу,
Как трава полевая, вырастает тоска,
Посреди океана, на широком просторе,
Скорбь, подобно одежде, покрывает живых;
Прогоняет китов в глубину океана,
В ней пылает огонь, поражающий рыб;
В небесах ее сеть высоко распростерта,
Птиц небесных она угоняет, как вихрь,
Ухватила газелей за рога и за уши
И козлов на горах взяла за руно,
У быков на равнине пригнула выи,
Четвероногих Шаккана убила в степи;
Над больным человеком в его собственном доме
Протянула она неуклонную сеть».
Эа ответил Мардуку‑сыну:
«Сын мой, чего ты не знаешь, чему я тебя научу?
Мардук, чего ты не знаешь, чему я тебя научу?
Все, что я знаю, знаешь и ты.
Сын мой, Мардук, ступай к больному,
Его образ рукою нарисуй на земле;
Государь заболевший на свой образ да встанет,
|
|
|
К господину Шамашу да прострет свою длань.
Прочитай заклинанье, священное слово,
Над его головою воду пролей,
На него покропи ты заклятой водою,
Свою руку простри, свою руку простри:
Пусть проклятая скорбь, как вода, расточится,—
Как исчез его образ, пусть исчезнет с земли.
Царь сен пусть будет чист, пусть, как день, просияет,
В руки бога благого передай ты его».
В нашем собрании памятников поэзии Шумера и Вавилона приводятся, в переводе В. К. Шплейко, два образца из обширной вавилонской литературы заклинаний. Приводимые образцы в подлиннике — двуязычные, то есть написаны по‑шумерски с подстрочным аккадским «переводом» — в действительности аккадский текст, по‑видимому, представляет собой оригинал, вторично переведенный на «священный» шумерский язык для придачи заклинанию большей «действенности». Каждое заклинаний сопровождалось шумерским описанием обряда, который должен был его сопровождать; в переводе описание опущено. По форме заклинания как будто предназначены для очищения — от злых чар и «наваждения» (выражающегося в болезни) — только царя; но, по‑видимому, они же могли применяться заклинателем и по заказу любого человека.
Заклинание
1 Могучий, пресветлый муж Эре[ду,]
Верховный владыка, первородный сын Нудиммуда[305],
Мардук, ярый кулан Ээнгуры[306]!
Господин Эсагилы[307], мощь Вавилона, покровитель Эзиды[308],
5 Хранитель душ, Эмахтилы[309] избранник, созидатель жизней,
Сень страны, защитник рода людского!
Дракон всех капищ,
Благодатно имя твое в устах человечьих!
Мардук, великий владыка!
10 Всевышней волей твоей да буду жив я, да буду здрав я,
Твою божественность да увижу,
Так называемый штандарт из Ура с изображением битвы,
пригона добычи и пиршества по случаю победы.
Желаний моих достигну!
В уста мои вложи истину,
В сердце мое ‑ слова благие!
15 Да будут милостивы ко мне знатные мира!
Мой бог да пребудет со мною справа,
Богиня моя да пребудет слева,
Бог‑хранитель мой да пребывает со мною вечно!
Одари наставленьем, вниманьем и лаской!
20 И что сказал я, так как сказал я, пусть и свершится!
Мардук, всемогущий владыка, прибавь мне жизни!
Душе моей дай жизни!
Долгой дай жизни ‑ тебе молиться!
Тебе да возрадуется Энлиль, с тобою да возликует Эа!
25 Благословен будь богами вселенной!
Великие боги сердце твое да успокоят!
‑‑‑‑‑
Молитва поднятия рук перед Мардуком.
Тексты заклинаний (I тыс. до н.э.) взяты из книги: Friedrich Delitzsch, Assyrische Lesestucke mit den Elementen der Grammatik und vollstandigem Glossar, 4. Ausg., Lpz. 1912. Подчеркнуто пышные эпитеты первых десяти строк объясняются тем, что Мардук (см. прим, к тексту «Благородная дева...»), как центральное божество, узурпировал эпитеты многих богов.
Заклинание
Хорошо молиться тебе, как легко ты слышишь!
Видеть тебя ‑ благо, воля твоя ‑ светоч!
Помилуй меня, Иштар, надели долей!
Ласково взгляни, прими молитвы!
5 Выбери путь, укажи дорогу!
Лики твои я познал ‑ одари благода[тью!]
Ярмо твое я влачил ‑ заслужу ли отдых?
Велений твоих жду ‑ будь милосердна!
Блеск твой охранял ‑ обласкай и помилуй!
10 Сиянья искал твоего ‑ жду для себя просветленья!
Всесилью молюсь твоему ‑ да пребуду я в мире!
Да будет со мною Шёду благой, что стоит пред тобою!
Милость Ламассу, что за тобою, да будет со мною![310]
Да прибавится мне богатства, что хранишь ты справа,
Добро, что держишь ты слева, да получу от тебя я!
Прикажи лишь ‑ и меня услышат!
15 И что сказал я, так как сказал я, пусть и свершится!
В здоровье плоти и веселье сердца веди меня ежедневно!
Продли мои дни, прибавь мне жизни!
Да буду жив я, да буду здрав я, твою божественность да восславлю!
Да достигну я моих желаний!
18а Тебе да возрадуются небеса, с тобою да возликует Бездна[311]!
Благословенна будь богами вселенной!
Великие боги сердце твое да успокоят!
‑‑‑‑‑
Молитва поднятия рук перед Иштар.
Установить перед ликом Иштар курильницу с благовонным кипарисом, излить жертвенное пиво и трижды совершить поднятие рук.
Хеттская литература
Вступительная статья, составление и перевод Вяч. Вс. Иванова.
После того как чехословацкий ученый Б. Грозный в 1915—1917 гг. нашел ключ к пониманию клинописных текстов на хеттском языке, обнаруженных в начале XX века в архиве хеттских царей в Богазкео (центр Малой Азии), ученым открылась культура Хеттского царства (XVIII — XIII вв. до н. э.) бывшего соперником других великих держав Ближнего Востока. В ранних образцах хеттской литературы, представленных в настоящем собрании древнехеттской погребальной песней XVII в. до н. э., можно видеть следы древней обрядовой поэзии, имеющей общие истоки с ритуальными текстами на других индоевропейских языках, родственных хеттскому (в том числе на древнеиндийском языке). В частности, характерный для этой песни размер, видимо, восходит к метрам, встречающимся и в других индоевропейских поэтических традициях. Вместе с тем в ранних хеттских мифологических текстах сказывается и воздействие культуры древнего населения Анатолии, говорившего на языке хатти.
Дальнейшее развитие хеттской литературы осуществлялось под воздействием месопотамских литературных образцов, влияние которых заметно и в таких ранних хеттских памятниках, как надпись царя Аниттаса (ок. XVIII в. до н. э.), написанная в духе надписей месопотамских царей, описывавших свои охоты и строительные достижения, и полулегендарный рассказ о Саргоне Аккадском. Несомненное влияние вавилонских гимнов богу Солнца Шамашу как царю и судье обнаруживается в приводимых ниже хеттских гимнах богу Солнца, содержащих, однако, и ряд особенностей, специфических для хеттской культуры (в частности, значение бога Солнца не только для людей, но и для животных). Интенсивное развитие хеттской повествовательной прозаической и поэтической литературы было связано с влиянием обитавших в Северной Сирии и Северной Месопотамии хурритов. Это влияние началось еще в эпоху Древнего царства (XVIII — XVI вв. до н. э.), но усилилось особенно во время Среднехеттского царства (XV в. до н. э.) и Нового царства (XIV — XIII вв. до н. э.). В это время на хеттский язык переводится большое число хурритских литературных сочинений (легенды, сказки, назидательные истории), из которых для истории всемирной литературы наибольшее значение имеют поэтические тексты о боге Кумарби — главном боге одного из нескольких поколений богов, сменявших друг друга на небесах.
Этот хурритский мифологический цикл оказал несомненное воздействие и на древнегреческую литературу (или на ее мифологические основы): несомненно сходство хурритских мифов, известных нам в хеттских поэтических переложениях (немногочисленные фрагменты хурритских подлинников пока еще не поддаются окончательному истолкованию), с сюжетами, отраженными у Гесиода. Весьма вероятно, что именно хетты, столкнувшиеся с греческим (ахейским) царством Аххиява, о котором много рассказывается в хеттских текстах, были проводниками этого хурритского влияния (характерно, например, что особое название «крови богов» у Гомера, видимо, было заимствовано из хеттского языка). Поэтому хеттскую литературу можно считать промежуточным звеном между литературами древней Месопотамии и древнегреческой (а тем самым и всей последующей европейской) литературой. Из хеттских поэтических переводов хурритского цикла поэм о боге Кумарби лучше всего дошла «Песнь об Улликумми», где в основную канву повествования о смене поколений хурритских богов на небесах вплетены в качестве персонажей и вавилонские боги. В свою очередь, хеттский переводчик поэмы, несомненно, обладавший поэтическим даром, использовал в переводе некоторые собственно хеттские древние мифологические формулы и названия. Из непереводной литературы времени Нового царства особенно широко представлен жанр царских анналов, первые образцы которого представлены и в Древнем царстве. Этот жанр хеттской исторической литературы, позднее повлиявший и на ассирийскую, получил развитие в ряде обширных хроник, написанных от имени царя Мурсилиса II (XIII в. до н. э.). Автор этих хроник проявил себя как выдающийся писатель‑историк, сумевший представить исторические события двух царствований с единой точки зрения. От имени Мурсилиса II написан и ряд текстов религиозно‑философского характера, из которых наибольший интерес представляют его «Молитвы во время чумы», которые не только некоторыми идеями (мысль о переходе греха от отца к сыну, идея искупления), но и особенностями формы (образные уподобления целых ситуаций, как в притчах) обнаруживают разительное сходство с ветхозаветной литературой и с ее более поздними продолжениями. В этих молитвах можно видеть отдаленный прообраз не только соответствующих мест Ветхого завета, но и их реминисценций в таких образцах новой литературы, как «Чума» Камю (в проповедях Панлу). Но в то же время в этих молитвах сохраняются и следы наивных антропоморфных представлений о богах, заметные и в хеттской поэтической литературе времени Нового царства.
После гибели Хеттского царства на рубеже XIII и XII вв. до н. э., связанной с продовольственным кризисом и переселением «народов моря», хеттская повествовательная традиция сохранялась в надписях на иероглифическом лувийском языке в княжествах юга Малой Азии и Северной Сирии. Следы поэтической традиции в метрических надписях на лидийском языке, непосредственно продолжавшем хеттский, быть может, следует связать с одной из линий развития хеттских поэтических форм. Характерно, что такие имена лидийских царей, сохраненные Геродотом, как Мурсилис, практически совпадают с хеттскими царскими именами. Лидийскую культуру, оказавшую существенное влияние на древнегреческую, можно рассматривать отчасти как продолжение хеттской.
Вяч. Вс. Иванов
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 217; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!