СКАЗАНИЕ О ЗНАМЕНИИ ОТ ИКОНЫ БОГОРОДИЦЫ
В новгородском Трефологионе, или Патерике, это сказание, известное вообще в очень большом количестве списков, основанное на кратком летописном известии под 1169 г. и затем литературно обработанное Пахомием Логофетом, начинается издалека. После того как Ярослав Мудрый, отомстив Святополку за убийство Бориса и Глеба, переселился из Новгорода в Киев, «новгородцы от него за великое их исправление к нему и за премногую их добродетель и помощь, юже показаша против врагов его, почтени быша самовластием». Им разрешено было иметь у себя от рода Ярослава «начальствующего князя по воле их, его же возлюбят они», и платить положенную дань, которой князья сначала никогда не Увеличивали. Такие привилегии новгородцев возбудили к ним зависть со стороны многих городов. Потом же, по наветам «человеко-убийцы дьявола», новгородцы мало-помалу побеждены были самовластием и гордынею. Зачинщиками в нарушении договоров оказались новгородцы, но и князья иногда стали нарушать установленный урок. Для вразумления новгородцев им было послано чудесное знамение, предвещавшее им беду: в княжение Андрея Бо-голюбского на трёх иконах богородицы потекли слёзы, которыми богородица хотела умолить сына своего о пощаде новгородцев. После этого Андрей Боголюбский предпринимает поход на Новгород-цев в наказание им за то, что они прогнали его войска, бог же, чтобы удержать кровопролитие и защитить покровительствуемый им город, навёл на князя болезнь. «Но ума ненаказанного ничто же возможет исцелити»,— говорит автор сказания. Князь Андрей не оставил своих замыслов, но, дыша злобой, послал сына со всем войском Суздальской земли и с многочисленными русскими князьями, которых автор насчитывает более семидесяти, «на разорение единаго града онаго», вызывавшего зависть своим богатством и свободным управлением. По адресу союзных князей автор разражается упрёками за то, что они забыли о том, что все они «единокров-наго племени и по духу сродства святаго крещения, понеже вси един род.суть росийский».
|
|
|
В противоположность своим врагам, изображённым с отрицательной стороны, новгородцы изображаются очень сочувственно и положительно. Им неоткуда было ждать помощи, и всю надежду они возложили на бога и на богородицу, так как были очень благочестивы, усердно прилежали к божиим церквам и к нищим были «податливы и милостивы». Помощь им пришла — повествует сказание — благодаря горячей молитве их архиепископа Иоанна перед образом спасителя. Когда новгородцы в борьбе с врагами пришли в полное изнеможение, Иоанн услышал от иконы, перед которой он молился, голос, повелевавший ему идти в церковь Спаса на улицу Ильинку, взять там икону богородицы и поставить её на городской стене, против неприятельского войска. И тогда придёт спасение новгородцам. Господь, говорится в сказании, прославил образ матери своей, «да посрамятся иконоборцы, утвердятся же большею верою правовернии иконопоклонницы». Иоанн, созвав собор, посылает протодиакона взять икону, но она не трогается с места. Тогда к иконе отправляется архиепископ и совершает перед ней молебен, после чего она двинулась и была перенесена на городскую стену, лицом к осаждающим. Но те ещё сильнее стали нападать, пуская стрелы в самый образ богородицы. Тогда икона повернулась лицом к Новгороду и пролила слёзы, которые Иоанн собирал в своё облачение. И разгневался окончательно господь на суздальцев, наслал на них тьму, и стали они друг друга сечь и избивать, а новгородцы преследовали их, взяв большую добычу и пленных.
|
|
|
Пристрастие автора-новгородца к своему городу выступает особенно резко, если написанное им сравнить с тем, что об этом же событии говорит суздальский летописец, не отрицающий чудесной помощи иконы богородицы новгородцам, но всё же утверждающий, что бог наказал их рукой благоверногокнязя Андрея за клятвопреступление и за гордость, но милостью своею спас их город '.
|
|
|
ПОВЕСТЬ О ПУТЕШЕСТВИИ ИОАННА НОВГОРОДСКОГО НА БЕСЕ В ИЕРУСАЛИМ
В повести рассказывается о том, что Иоанн однажды заключил беса в сосуд с водой. Когда бес стал умолять выпустить его из заключения, Иоанн согласился это сделать, но лишь при условии, что бес в течение ночи свезёт его в Иерусалим, к гробу господню, и обратно. Превратившись в коня, бес отвозит Иоанна в Иерусалим и, после того как архиепископ помолился у гроба господня, доставляет его, утомлённый и опозоренный, обратно в ту же ночь в Новгород, предупредив при этом, чтобы он никому не рассказывал о происшедшем, под страхом, что бес наведёт на него «искушение»: он будет осуждён как блудник, много поруган и посажен на плот на Волхове. Однако Иоанн однажды в беседе «со честными игумены и со искуснейшими иереи и с богобоязнивыми мужи» рассказал о поездке на бесе в Иерусалим, но так, как будто это случилось не с ним, а с неким другим, известным Иоанну человеком. И с того времени «попущениим божиим нача бес искушение на святого навадити». Жители города неоднократно стали замечать, что из кельи архиепископа выходит блудница; городские же начальники, приходившие в келью к Иоанну за благословением, видели там женское монисто, сандалии и женскую одежду. И народ и начальники, смущённые и оскорблённые всем виденным, подумали, что неприлично быть блуднику на святительском престоле, и уговорились изгнать Иоанна из Новгорода. Когда народ направился к его келье, бес вышел оттуда в образе девушки. Напрасно гнались за ней — поймать её не удалось. Иоанна, недоумевавшего о причине шума у его кельи, собравшийся народ всячески оскорблял и, не слушая его оправданий, решил посадить на плот и пустить вниз по Волхову. Дьявол стал радоваться, но «божья благодать» и молитва святого превозмогли дьявольское ухищрение: плот, никем не подталкиваемый, поплыл не вниз, а вверх по реке, и бес был посрамлён. Раскаявшийся народ в сопровождении духовенства отправляется вверх по Волхову и, прося прощения у Иоанна, уговаривает его вернуться. Иоанн возвращается в Новгород '.
|
|
|
Повесть использовала легендарные мотивы о поимке в сосуде беса и о езде на бесе. Оба мотива получили довольно значительное распространение в литературе Востока и Запада. Первый мотив, видимо, восходит к сказанию о Соломоне, запечатавшем бесов в сосуде. Он нашёл отражение и в византийской житийной литературе, в частности в патериковой, в повести об авве Лонгине, вошедшей в «Скитский патерик». В русской оригинальной литературе он присутствует, кроме повести об Иоанне Новгородском, также в житии Авраамия Ростовского и в повести о старце, просившем руки царской дочери, откуда он перешёл в народную сказку2. Второй мотив — езда на бесе — встречается чаще всего в западных легендах, хотя близкие параллели к нему находим и в византийской патериковой литературе. Его мы находим в повести Гоголя «Ночь перед Рождеством». В знакомой уже нам сказке о Борме рассказывается о том, что лев, в благодарность Борме за то, что он спас его от змея, домчал его на себе в три часа в родной город, притом, так же как и бес в повести об Иоанне, заклиная его никому не говорить об этой поездке. Но Борма похвастался поездкой на льве и только благодаря хитрости избежал мести со стороны разгневанного льва.
Легенды об Иоанне Новгородском возникли, нужно думать, после открытия его мощей (1439 г.). В виде отдельных эпизодов они вошли в житие Иоанна Новгородского, составленное в конце 70-х или в начале 80-х годов XV в., видимо, Пахомием Логофетом 3.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 434; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!