От моей последней встречи с Ахматовой в Москве и до первой встречи в Комарове 36 страница
Стихи Горбаневская не переставала писать до заключения, и в заключении, и после. Укажу на те, которые вышли до ареста в Советском Союзе: в газете «Московский комсомолец» (1965, 16 мая); в журналах «Знамя» (1966, № 6) и «Звезда Востока» (1968, № 1). В «Звезде Востока» стихи нескольких молодых поэтов, озаглавленные «Первая встреча», сопровождаются короткими характеристиками; о стихотворениях молодой Натальи Горбаневской пишет Нина Татаринова, высказывая, в сущности, ту же мысль, что и Ахматова:
«Читая их, думаешь не о рифмах, не о строках, а о жизни. О том, какой ценой это дается поэтессе, свидетельствуют заключительные стихи ее подборки:
Накарябай строку, нацарапай
на запястье своем
да травинку кровинкой закапай
за рабочим столом».
После освобождения, в 1973 году, в США вышел сборник стихотворений Н. Горбаневской «Побережье» (Ann Arbor: Ardis); в 1975‑м – сборник под заглавием «Три тетради стихотворений» (Bremen: K‑Presse), куда вошли ее самиздатские сборники 1972 – 1974 годов.
В декабре 1975‑го Наталья Горбаневская эмигрировала в Париж. За границей ее стихи начали в изобилии публиковаться в журналах и отдельными сборниками. Отсылаю читателей к «Энциклопедическому словарю русской литературы с 1917 года», составленному Вольфгангом Казаком (London: Overseas Publications Ltd, 1988).
170 С октября по декабрь 1964 года в европейских и американских газетах (например, в «Le Monde» 24 октября или в «New York Review of Books» 17 декабря) печаталось заявление Жана Поля Сартра с отказом от присужденной ему Нобелевским комитетом премии по литературе.
|
|
|
В общей форме Сартр сначала обосновывает отказ убеждением, что писатель никогда не должен принимать премий за свои работы. В частности же, о своем отказе получить премию после Пастернака, сообщает: «В нынешних условиях Нобелевская премия объективно выглядит как награда писателям Запада либо строптивцам с Востока. Ею, например, не увенчали П. Неруду, одного из крупнейших поэтов Америки. Речь никогда всерьез не шла о Луи Арагоне, который ее вполне заслуживает. Достойно сожаления, что премию присудили Пастернаку прежде, чем Шолохову, и что единственное произведение, удостоенное награды, – это книга, изданная за границей…» и – в некоторых переводах заявления Сартра – добавлено: «осужденная дома» (И. Э. Лалаянц. Нобелевские премии // Сов. библиография, 1989, № 2, с. 23).
171 Николай Васильевич Лесючевский… свое дело знает. – В феврале 1962 года в Москве, в Большом Театре, состоялось торжественное заседание по случаю 125‑летия со дня смерти Пушкина. В Президиуме, среди начальственных лиц и официальных представителей пушкинских учреждений (Пушкинского Дома, Михайловского, Музея Пушкина и др.) находились и крупнейшие пушкинисты. Приглашен был и Оксман. По словам NN, Юлиан Григорьевич, поднимаясь по лестничке в Президиум, громко сказал, завидев за столом Н. В. Лесючевского, директора издательства «Советский писатель»: «А товарищ Лесючевский здесь от чьего имени? От имени убийц поэтов?» (После 56‑го года сделалось известно, что Лесючевский причастен к аресту поэта Бориса Корнилова – тот расстрелян, и поэта Н. Заболоцкого – тот получил лагерный срок 8 лет.) О Лесючевском см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 113.
|
|
|
172 …наивная иностранка… Наивный Глеб Петрович… – Речь идет о гонениях на Оксмана со стороны КГБ из‑за его переписки с Г. П. Струве. Оксман передавал свои письма через американку Кэтрин Фоер или по дипломатическим каналам. Переписка касалась исключительно историко‑литературных вопросов. Однако одно из писем Оксмана было выкрадено у К. Фоер в гостинице, а дипломатическая почта перлюстрирована. КГБ провел обыск у Оксмана и передал его дело в Союз Писателей.
Теперь опубликованы документы, касающиеся этой истории: докладная зам. начальника второго Главного управления КГБ Бобкова – в статье Л. Лазарева «Колесики и винтики» («Октябрь», 1993, № 8, с. 183) и воспоминания профессора Льюиса С. Фоера и Р. Фоер‑Миллер – в кн.: Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения (Рига – Москва, 1994).
|
|
|
Бобков сообщает: «…в одном из писем Струве к Оксману говорится: “Сегодня дошли до меня с разными материалами… столь любезно собранными и пересланными вами и воспоминания ЕМТ (Е. М. Тагер, поясняет Бобков. – Ред. )… о Мандельштаме и два ваших письма. Мне бы хотелось задать вам еще много вопросов и о разных людях. Некоторые биографические данные (о Мандельштаме) мне уже стали известны, но сообщенные вами подробности были новы и читать их было жутко».
Об Ю. Г. Оксмане см. также «Записки», т. 2, «За сценой»: 103. – Примеч. ред. 1996 .
173 Основные сведения о В. Друзине – см. «Записки», т. 1, «За сценой»: 41. Эпиграмма же вызвана тем, что в 1957 году Друзин был переведен в Москву и назначен заместителем главного редактора «Литературной газеты». Впоследствии, в шестидесятые годы, он – один из главных деятелей Союза Писателей РСФСР: один из секретарей Правления Союза, заместитель председателя Комиссии по приему в члены Союза и по работе с молодыми – и пр. и т. д. Одновременно он заведовал кафедрой советской литературы в Литературном Институте им. Горького.
|
|
|
Разумеется, и свою критическую деятельность В. Друзин продолжал в полном соответствии с очередными указаниями начальства. См., например, его статью, опубликованную 6 сентября 1959 года в газете «Литература и жизнь» – «Жить и работать для партии, для народа».
«Пристрастие к будничной бытовщине убивает революционно‑романтический пафос», – написано в этой статье. Или: «Важно, чтобы автор занимал в своем творчестве правильные идейно‑политические позиции». Остальное не так важно…
174 Желание, чтобы люди, защищавшие Сталина, испытали на себе хотя бы часть страданий, на которые он щедро обрекал других, – высказывалось Ахматовой не только в разговорах, но и в стихах. Например, в стихотворении «Защитникам Сталина»:
Это те, кто кричали: «Варраву
Отпусти нам для праздника», те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.
(«Двухтомник, 1990»,
т. 1, с. 353.)
175 Основное примечание об Ивинской – см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 97. Что же касается Авдотьи Панаевой, «обворовала – не обворовала» – см. специальное исследование Я. З. Черняка «Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве. Дело Огарева – Панаевой. По архивным материалам» (М. – Л.: Аcademia, 1933); а также: К. Чуковский. Жена поэта. – в его книгах: «Рассказы о Некрасове» (М., 1930) или во 2‑м томе Сочинений в двух томах (Москва.: Правда, 1990).
176 К этому времени Д. А. Поликарпов (1905 – 1965) – заведующий Отделом культуры ЦК КПСС. О Д. А. Поликарпове и его роли в «деле Пастернака» см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 196.
177 Привожу отрывки из стихотворения Сергея Васильева «Как с Прокофьевым купался», напечатанного в «Литературной России» 6 ноября 1964 года.
Сколько б лет не пролетело –
буду
чувствовать спиной,
как с Прокофьевым купался
я в купели ледяной.
Ветер
дул на всю катушку,
в рваной пене от гульбы
оловянной масти волны
подымались на дыбы.
.......................
Ну а мы?
А мы разделись,
извините, догола.
И –
с разбегу бух в пучину,
закусивши удила!
Что там думать,
мять куделю!
Вплавь,
чтоб пенилась душа!
Ты на Ладоге смолился,
я дублен у Иртыша!
Норови
волне под брюхо!
Мы ж родились,
черт возьми,
не котятами на вате,
а железными людьми!
– Режь,
Сережа,
бога нету!
– Режу,
Саня,
как ножом!
Хорошо бороть стихию,
бога нету, нагишом!
178 О нашей куоккальской жизни см. мою книгу «Памяти детства» (М.: Моск. рабочий, 1989). Дача, о которой идет речь, сгорела дотла в 1986 году.
179 О первой своей поездке в Италию А. А. рассказывала:
«В 1912 году [я] проехала по Северной Италии (Генуя, Пиза, Флоренция, Болонья, Падуя, Венеция). Впечатление от итальянской живописи и архитектуры было огромно: оно похоже на сновидение, которое помнишь всю жизнь» (см. автобиографию «Коротко о себе» – «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 267).
180 «Коноша – это большая станция и маленький городок, до Норинской от нее около 30 километров. Добираться надо было на попутном грузовике, которых за день проходило пять‑шесть, из них верный – один, почтовый, по закону никого перевозить не имевший права, по безвыходности же положения странников подхватывавший. Приехав, я пошел наугад и в первой же избе по левую руку увидел в окне блок сигарет “Кент”. Бродский снимал дом у хозяев, мужа и жены Пестеревых, кажется, за десять рублей в месяц. Пестеревы жили рядом, в другой избе, более новой и крепкой. Люди были добрые, участливые, к Бродскому расположенные, называли его Ёсиф‑Алексаныч. Дом был покосившийся, с высоким крыльцом, с дымовой трубой, половина кирпичей которой обвалилась, а железо, когда топилась печь, раскалялось, в темноте светилось красным, и Пестеревы каждый день ждали пожара. Вокруг деревни были поля, голые к тому времени, близко подступал лес, невысокий, сырой, дикий. На другом конце деревни протекала речушка, над ней стоял клуб, он же начальная школа, мы в нем посмотрели фильм с Баталовым в главной роли… Иногда можно было дозвониться до Ленинграда с почты в соседнем сельце Данилове. Сутки я провел в одиночестве, потому что его командировали в Коношу на однодневный семинар по противоатомной защите. Он вернулся с удостоверением и с фантастическими представлениями о протонах и нейтронах, равно как и об атомной и водородной бомбах… Когда я уезжал, он проводил меня до Коноши и, всовывая рубль в руку шоферу, молодому парню, который отказывался брать деньги, произнес с напором, картаво: “Але, парень, не затрудняй мне жизнь!”» («Рассказы…», с. 138 – 139).
181 «Ахматова собирала мнения о Поэме, сама писала о ней», – сообщает А. Найман. Затем пересказывает ту самую свою статью, которую я услышала 14 ноября 1964 года в Будке. – «Уже после ее смерти, – продолжает Найман, – выяснилось, что она записала… мое наблюдение в самый день нашего разговора, и вот в каких словах: “Еще о Поэме. Икс‑Игрек сказал сегодня, что для поэмы всего характернее следующее: еще первая строка строфы вызывает, скажем, изумление, вторая – желание спорить, третья – куда‑то завлекает, четвертая – пугает, пятая – глубоко умиляет, а шестая – дарит последний покой, или сладостное удовлетворение – читатель меньше всего ждет, что в следующей строфе для него уготовано опять только что перечисленное. Такого о поэме я еще не слыхала. Это открывает какую‑то новую ее сторону» («Рассказы…», с. 128 – 129).
182 Цитирую те строки из книги Шкловского, которые так возмутили Анну Андреевну:
«Мы уже говорили, что эпиграф к III главе: “Старинные люди, мой батюшка” (“Недоросль”), – взят из Фонвизина; слова эти принадлежат Простаковой. Таким образом Пушкин неожиданно сближает семейство Мироновых и семейство Простаковых. Чем это вызвано?.. Комендантша по своему отношению к мужу напоминает у него Простакову» (Виктор Шкловский. Заметки о русских классиках… Изд. 2‑е, испр. и доп. М.: Сов. писатель, 1955, с. 77).
183 Мать Натальи Ивановны Столяровой – Наталия Сергеевна Климова (1885 – 1918) до революции, курсисткой, была членом партии эсеров (максималистов). Она участница покушения на председателя Совета Министров Петра Аркадьевича Столыпина (12 августа 1906 года на Аптекарском острове). Столыпин остался невредим, пострадали – убиты и ранены – около ста человек. Эсеры, подготовившие этот взрыв, арестованы, среди них и Наталия Сергеевна Климова. Все – приговорены к смертной казни. Наталье Климовой из Петропавловской крепости удалось передать на волю письмо (опубликованное впоследствии в 1908‑м в газете «Образование», № 8, под названием «Письмо перед казнью»). Однако смертная казнь была заменена ей пожизненной каторгой, а в 1909 году Климова с каторги сбежала за границу (знаменитый «побег тринадцати»).
Мать Анны Андреевны – в девичестве Инна Эразмовна Стогова (1856 – 1930) – в молодости, курсисткой, была членом народовольческого кружка. «…Ахматова с оттенком удовольствия, – сообщает в своем эссе Лидия Гинзбург, – рассказывала мне… что ее мать… любила говорить про какой‑то кружок. Выяснилось потом, что этот кружок – Народная воля. Мама очень гордилась тем, что как‑то дала Вере Фигнер какую‑то свою кофточку – это нужно было для конспирации» (Лидия Гинзбург. Человек за письменным столом. Л.: Сов. писатель, 1989, с. 297).
Наталья Ивановна Столярова (1912 – 1984) родилась в Италии, близ Генуи и получила образование в Париже. В 1934‑м она приехала в Советский Союз, а весною 1937‑го – арестована. Провела восемь лет в лагере, а затем – с 1945 года – в ссылке. В 1956 году Наталья Ивановна вернулась в Москву, работала секретарем у И. Г. Эренбурга, переводила для заработка с французского. Встретившись и подружившись в середине шестидесятых годов с А. И. Солженицыным, она многое рассказала ему о жизни женщин‑лагерниц и кое‑какие из сообщенных ею фактов попали на страницы «Архипелага ГУЛаг». В своих «очерках литературной жизни» А. И. Солженицын посвятил Н. И. Столяровой, одной из его многолетних помощниц, специальную главу (БТД // НМ, № 12, с. 22 – 31).
Что касается мужа Цветаевой, Сергея Яковлевича Эфрона, то приведу сведения о нем, сообщаемые в докладе Р. Кембалла «“Ни с теми, ни с этими” – тернистый путь Марины Цветаевой» – докладе, сделанном им на симпозиуме в Женеве в 1978 году.
Об С. Я. Эфроне читаем:
«…Эфрон… (без ведома жены) сделался членом так называемого Союза возвращения на родину… “Союз возвращения” скоро превращается в “Союз друзей советской родины”, в конце концов Эфрон становится – волей или неволей, сознательно или же несознательно – никем иным, как агентом ГПУ. Это не просто “подозрения” или же злонамеренные сплетни; это не выдумка, не клевета. Это, к сожалению, горькая правда, – правда, которую мне пришлось проверить недавно, на основе досье в швейцарских национальных архивах, посвященного делу Игнатия Рейсса, убитого агентами ГПУ в сентябре 1937 г. в Пюлли близ Лозанны… Следствие по делу Рейсса убедительно и бесповоротно установило, что Эфрон не только принимал участие в выслеживании Рейсса (и, между прочим, в выслеживании сына Л. Троцкого, Льва Седова), но что вместе с другими “друзьями советской родины” он из Парижа руководил убийством и того, и другого» (сб.: Одна или две русских литературы? Lausanne: L’Age d’Homme, 1981, c. 46 – 47).
Быть может, это и правда, что М. Цветаева ничего не знала о деятельности своего мужа как агента ГПУ, но о его вступлении в первоначальную организацию, в «Союз возвращения на родину», она не знать не могла.
Примеч. ред. 1996: В 1992 году Маэль Фейнберг и Юрий Клюкин опубликовали документы из следственного дела С. Я. Эфрона (Столица, № 38, с. 56 – 62 и № 39, с. 56 – 62; ЛГ, 1992, № 36, с. 6). Из справки 1956 года по реабилитации С. Эфрона с полной определенностью следует, что «в 1931 г. Эфрон был завербован органами НКВД… по заданию органов вступил в русскую масонскую ложу “Гамаюн”… при его участии органами НКВД были завербованы ряд белоэмигрантов, по заданию органов провел большую работу по вербовке и отправке в Испанию добровольцев из числа бывших белых… Осенью 1937 г. Эфрон срочно был отправлен в СССР в связи с грозившим ему арестом французской полицией по подозрению в причастности к делу об убийстве Рейсса.
По работе с органами НКВД Эфрон характеризовался положительно».
Среди материалов «дела» находятся и два письма М. И. Цветаевой к Берии – в защиту мужа и дочери. Цветаева пишет: «Когда, в точности, Сергей Эфрон стал заниматься активной советской работой – не знаю… Думаю – около 1930… Не зная подробности его дел, знаю жизнь его души день за днем… (я знала только о Союзе Возвращения и об Испании). Но что я знала и знаю – это о беззаветной его преданности. Не целиком этот человек по своей природе отдаться не мог… С октября 1937 г. по июнь 1939 г. я переписывалась с Сергеем Эфроном дипломатической почтой, два раза в месяц. Письма его из Союза были совершенно счастливые – жаль, что они не сохранились, но я должна была их уничтожать тотчас же по прочтении…»
184 Впервые воспоминания Ахматовой о Мандельштаме напечатаны за границей в 1965 году в альманахе «Воздушные пути», № 4; затем, в 1968‑м, во втором томе ее «Сочинений». В «Двухтомнике, 1986» даны лишь отрывки с таким пояснением Э. Г. Герштейн:
«В 1957 году Анна Андреевна начала работу над воспоминаниями о своем соратнике и друге. Это – поэт Осип Мандельштам. Самое заглавие работы Анны Андреевны – “Листки из Дневника” – указывало на первоначальное намерение автора сделать художественный очерк малой формы. Но постепенно эти воспоминания разрастались. Ахматова возвращалась к ним в течение последующих лет, дополняя рассказами о разных периодах их дружбы, о важных событиях в жизни Мандельштама и о его смерти. К сожалению, эти многочисленные дополнения не были сведены ею в единое целое, работа осталась незавершенной. Несколько разных редакций этих воспоминаний требуют для их опубликования тщательной текстологической подготовки, которую мы не имели возможности произвести. В настоящем томе мы ограничиваемся несколькими выдержками из них, печатая их в ряду других беглых высказываний Ахматовой о писателях‑современниках» (т. 2, с. 373).
Эта текстологическая работа была произведена В. Я. Виленкиным. Подготовленные и прокомментированные им «Листки из Дневника <О Мандельштаме>» см.: «Двухтомник, 1990», т. 2.
1965
185 Письмо написано из Дома Творчества в Комарове. Дочери Л. Пантелеева, Маше, с детства был присущ необычайный актерский дар. Она показывала знакомым отдельные «номера» собственного сочинения. В 1965 году, когда Анна Андреевна встретилась в Доме Творчества с писателем Л. Пантелеевым и его семьей, Маше было восемь лет.
(Мария Алексеевна Пантелеева скончалась после тяжелой многолетней болезни в 1989 году; одной из причин недуга был отказ принять ее в какой‑либо театральный вуз.)
186 Упоминая о новостях разного рода , Анна Андреевна безусловно имела в виду, среди других, и множество новостей по «делу Бродского». За последнюю четверть года, что мы не виделись, «дело Бродского» явно сдвинулось в хорошую сторону, хотя освобожден он, после нашего «поручительства», вопреки обещанию Миронова, еще не был.
Большим событием в нашей жизни того времени была также и тяжелая болезнь Фриды Вигдоровой.
Много разговоров велось вокруг провала Прокофьева на выборах в Ленинградском отделении Союза Писателей 14 января 1965 года. Подробно рассказал об этом многообещающем происшествии поэт Глеб Семенов в своем письме к Фриде Абрамовне от 28 января 1965 года. Привожу отрывки:
«Фрида, дорогая, милая, друг мой! Как я рад, что Вам лучше уже по крайней мере настолько, что можно Вам писать. Наверно ведь только в эти недели окружающие Вас люди – близкие и стоящие поодаль, поняли, что Вы значите для них! Можно не видеть Вас каждодневно, но знать, что Вы есть, и от этого становиться выше и чище, мерять себя Вами. Не знаю, кто дотянется, таких, наверно, нет, но разве не гордо хоть примериваться?! Я горжусь даже тем, что могу писать Вам сейчас… Вам, вероятно, интересно узнать, что происходило 14‑го в Ленинграде».
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!