ИГИЛ ПРИВЛЕКАЕТ НА СВОЮ СТОРОНУ ПЛЕМЕНА
По словам Джима Хикки, полковника армии США, участвовавшего в пленении Саддама Хусейна в 2003 г., «территория – это определяющий фактор исхода наземных боевых операций. Ирак – племенное общество, и семьи, входящие в племя, привязаны к определенным территориям. Это очень влияет на военные действия, идущие в регионе. Так было, когда там присутствовали англичане, – ив Первую, и во Вторую мировую войну. Так было и при нас».
Его слова в полной мере относятся к Аль‑Джазире[32], территории, которая в последние два года стала стратегическим центром ИГИЛ, и объясняют, почему «Исламское государство» обосновалось на земле Сирии. Именно здесь осели Абу Гадийях и другие боевики, тайно пересекавшие границу, и именно здесь «приграничные эмиры» создавали базы передового развертывания АКИ.
Баасистские режимы в Сирии и Ираке по‑разному относились к племенам. Государственное телевидение довоенного Ирака уделяло большое внимание показу племенных традиций и фольклору, и сам Саддам общался с суннитскими и шиитскими шейхами, распределяя различные льготы (в частности, возможность заниматься контрабандой и торговать на черном рынке) взамен на преданность режиму. Именно эту систему поддержки АКИ безуспешно пыталась разрушить в середине 2000‑х, спровоцировав тем самым подъем иракского «Пробуждения»1.
В Сирии, напротив, режимы обоих Асадов проявляли двойственное отношение к племенам и недальновидность в стратегическом сотрудничестве с ними. С одной стороны, режим использовал их в своих целях, когда нужен был раскол в обществе: к примеру, во время «арабизации» территорий северной Сирии, где преобладало курдское население, проведенной, чтобы обуздать курдский национализм. С другой стороны, в отличие от Саддама Хусейна, Асады никогда не считали эти древние объединения, проживающие в пустыне, чем‑то важным, с чем нужно считаться.
|
|
|
С момента своего возникновения в 1960‑х гг. сирийское отделение партии «Баас» видело в племенах двойную угрозу: во‑первых, внутриплеменные связи между кланами в восточной Сирии и северо‑западном Ираке рассматривались как потенциальное преимущество конкурирующей иракской ветви партии. Во‑вторых, особенно в первые годы своего пребывания у власти, партия «Баас» считала «реакционные» племенные отношения несовместимыми с «прогрессивной» партийной идеологией2.
Недружественные отношения между Дамаском и племенами дали о себе знать, когда началось сирийское восстание. К примеру, многие из первых демонстраций в Дераа были организованы и координировались посредством племенных связей, а требования демонстрантов выражались в племенной риторике. Протестующие призывали к фазаат хуран – оказанию коллективной помощи жителям долины Хуран, где расположен Дераа3. А когда сирийские силы безопасности силой подавили эти выступления, жители Дераа призвали на помощь своих «братьев» из стран Персидского залива.
|
|
|
Племенные связи стали играть еще большую роль, когда в начале 2012 г. революция перешла в стадию вооруженного восстания. Лидеры племен оказывали помощь повстанческим группам, действовавшим в разных частях страны, обращаясь к своим родственникам, живущим за рубежом – в Саудовской Аравии, Кувейте и Бахрейне. Так, представители племени Угай‑дат из Хомса попросили о помощи своих соплеменников из восточной Сирии, проживавших на тот момент в странах Персидского залива и имевших возможность активно пополнять фонд помощи повстанцам.
Кроме того, некоторые пансирийские повстанческие коалиции были сформированы на основе внутриплеменных связей. Так, бригаду «Ахфад ар‑Расул» возглавили Махер ан‑Нуэйми из Хомса и Саддам аль‑Джамаль из Дайр‑эз‑Заура, оба – представители одного племени. «С нами сотрудничают люди из Аль‑Ваар Аль‑Кадима и Ад‑Дар аль‑Кабиры, а также из окрестностей Хама и Дамаска, – рассказал нам один из финансистов ССА. – Все мы знаем друг друга благодаря племенным связям».
|
|
|
Однако то, что вначале шло на пользу революции, вскоре стало поворачиваться в сторону джихадизма. Устойчивое положение «Аль‑Каиды» и ИГИЛ в сирийских племенных регионах объясняется несколькими факторами.
Первый из них связан с плотностью населения и географическими характеристиками регионов их проживания. Больше всего представителей племен проживает в Дайр‑эз‑Зауре, Эль‑Хасаке, Ракке и Дераа – там их количество превышает 90 % численности населения. Еще около двух миллионов живет в сельских районах Алеппо. В целом племена составляют 30 % общей численности населения Сирии и заселяют примерно 60 % ее территории4. Причем они обитают не в городах, а в сельских и пустынных районах, где повстанцам заведомо легче совершать переходы и разбивать лагеря. Именно там, как в Ираке, так в Сирии, заркависты стремятся сконцентрироваться, когда их вытесняют из городов и когда они планируют массированное наступление на соперничающие группировки.
МЕСТЬ АР‑РАФДАНА
В 2012 г. сирийский племенной строй поставила себе на службу группировка «Джабхат ан‑Нусра», входившая в то время в ИГИ. Одна из первых ячеек «Ан‑Нусры» в Сирии базировалась в маленьком городке Аль‑Гариба, в провинции Дайр‑эз‑Заур, в котором почти все жители принадлежали к одной семье. Поскольку Дайр‑эз‑Заур соединяет Сирию с Ираком, многие жители Аль‑Гарибы смогли без труда присоединиться к иракским повстанцам в 2003 и в 2004 гг., поддавшись на удочку заркавистской пропаганды5.
|
|
|
В январе 2012 г. асадовский режим раскрыл ячейку «Ан‑Нусры» в Аль‑Гарибе и почти полностью ликвидировал ее, убив несколько десятков человек. После этого «Ан‑Нусра» перебазировалась в близлежащий город Аль‑Шухайл, который в течение долгого времени служил перевалочным пунктом при контрабанде оружия из Ирака в Сирию и в обратном направлении. Город носил одно название с племенем, населявшим его, и большинство местных семей имело глубокие связи с салафизмом. Члены семьи Хаджр, к примеру, присоединились к «Боевому авангарду», группировке, сражавшейся против режима в Хаме во время восстаний, которые поднимали «Братья‑мусульмане» в 1970‑х и 1980‑х гг. После вторжения Соединенных Штатов в Ирак многие члены семьи Хаджр присоединились к суннитским повстанцам. А после восстания в Сирии, когда в страну вошла «Ан‑Нусра», десятки мужчин семейства вступили в этот боевой отряд АКИ. Какое‑то время летом 2012 г. город находился под управлением «Ан‑Нусры», которая назвала его Шухайлистаном6.
«Если бы вы заговорили о „Джабхат ан‑Нусра“ в неодобрительном тоне, то нанесли бы серьезное оскорбление жителям Шухайла», – сказал нам Амир ад‑Дандал, член известного в Дайр‑эз‑Зауре племени и один из организаторов ССА. Даже междуусобная война между «Ан‑Нусрой» и ИГИЛ проходила с вовлечением в нее племен. В апреле 2013 г. «Ан‑Нусра» и «Джаиш Мута», еще одна повстанческая группировка из Аль‑Шухайла, выступили с оружием в руках против клана Альбу Ассаф, части племени Альбу Сарайя, считавшегося третьим по численности в провинции Дайр‑эз‑Заур. Соответственно, Альбу Ассаф позднее вступил в противоборство на стороне ИГИЛ.
Точно так же, когда Аамер ар‑Рафдан, один из командиров «Ан‑Нусры» перешел в ИГИЛ, он сделал это вовсе не из идеологических соображений, а из верности клану. Ар‑Рафдан происходил из Аль‑Бекайаир, племени, которое проживает в Джедид Угайдат и уже несколько десятилетий конфликтует с Шухайл. Переход ар‑Рафдана позволил ИГИЛ взять под свой контроль газоперерабатывающий завод Коноко в Мейедине, провинция Дайр‑эз‑Заур, обеспечивающий значительные финансовые поступления «Исламскому государству». Это только ожесточило давнишний территориальный спор между Аль‑Бекайаир и Шухайл. «Вооруженные столкновения обычно происходили из‑за племенных споров, а не на почве джихадизма, и разрешались эти конфликты также на племенной основе, – рассказывал ад‑Дандал. – В конце концов, напряженность снизилась, потому что Аль‑Бекайаир и Шухайл осознали, что любой конфликт приводит к еще более серьезным проблемам в будущем. Вопрос был решен без вмешательства со стороны ИГИЛ или „Ан‑Нусры“».
Однако перемирие продолжалось недолго. Шухайл вытеснило ар‑Рафдана и ИГИЛ из Джедид Угайдат. А затем, в июле 2014 г., ИГИЛ одержала верх над племенем Шухайл, и это событие оказало влияние на всю провинцию Дайр‑эз‑Заур. Множество городов и деревень почти мгновенно капитулировали под напором стремительных атак джихадистов. Файяд ат‑Таих, бывший член «Ан‑Нусры», перешедший в декабре 2013 г. в ИГИЛ, рассказал нам: «С самого начала мы считали, что Аль‑Шухайл представляет собой проблему. Мы понимали, что если нам удастся покорить его, все остальные вокруг сдадутся сами».
Торжествующий ар‑Рафдан начал мстить. Он установил в Аль‑Шухайле жесткие порядки и на три месяца снял со своих постов нескольких представителей племени. (Согласно племенным обычаям, это ощутимое наказание.) Падение города и покорение племени означало конец продвижения «Ан‑Нусры» в восточной Сирии и более‑менее полный контроль ИГИЛ над всей провинцией Дайр‑эз‑Заур.
Завоевание провинции Дайр‑эз‑Заур стало значимым событием, учитывая, что до этого Джедид Угайдат был единственным местом, где ИГИЛ удалось закрепить свое присутствие; но даже там она настолько испортила отношения с местным населением, что оно стало покидать места своего проживания.
ДЕНЬГИ РЕШАЮТ ВСЕ
Действия сил «Ан‑Нусры» в провинции Дайр‑эз‑Заур определялись также и тем, что она вела борьбу за установление контроля над имеющимися в провинции энергетическими ресурсами. Племя Альбу Эззидин обратилось к другому племени, Аль‑Дхахер, лояльному «Ан‑Нусре», с требованием поделиться доходами от контрабандных поставок нефти из месторождения аль‑Омар, расположенного в пустыне вблизи Шухайла. Когда «Ан‑Нусра» ответила отказом, объявив, что не желает делиться выручкой, племя Альбу Эззидин присоединилось к ИГИЛ.
Как и следовало ожидать, движение «Ас‑Сахва» возникло там, где местное население не поддерживало или слабо поддерживало ИГИЛ. Захватить Ракку «Исламскому государству» удалось в значительной мере потому, что эта провинция была фактически оккупирована иностранными боевиками, которые в 2013 г. победили силы режима. Собственного повстанческого движения там не было, и единственная военная угроза, с которой ИГИЛ столкнулась в Ракке, исходила от «Ахрар аш‑Шам» и «Ан‑Нусры», причем численность обеих этих группировок значительно уменьшилась после массового перехода их бойцов в «Исламское государство», произошедшего после разрыва с «Аль‑Каидой».
Другая ситуация сложилась в Идлибе, Алеппо, пригородах Дамаска и Дайр‑эз‑Зауре, где повстанческие силы успешно сражались с силами режима и около года управляли освобожденными территориями, прежде чем ИГИЛ достаточно окрепла, чтобы одолеть их.
Правление ИГИЛ в Ираке характеризуется тем же противопоставлением «местные – чужаки». Так, в Мосул прибыло много джихадистов из Таль‑Афара, приграничного города, в котором АКИ в 2005 г. оказала сопротивление войскам Соединенных Штатов, использовав против них детей‑шахидов. Жители Мосула смотрят на жителей Таль‑Афара, среди которых преобладают туркмены, свысока, считая их необразованными и неуправляемыми бедняками.
То же происходит и на других территориях, управляемых ИГИЛ. Нападения жителей одного города или поселения на жителей другого и налеты на лавки и магазины зачастую объясняют уже существовавшей раньше социально‑экономической напряженностью.
«РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ» – СТРАТЕГИЯ ИГИЛ
ИГИЛ стала первой и единственной в истории джихадистской структурой, которой удалось стравить друг с другом членов одного племени. Так, в августе 2014 г. представители племени аль‑Шайтат в Дайр‑эз‑Зауре по распоряжению ИГИЛ приняли участие в убийстве сотен своих соплеменников. Нечто подобное повторилось в иракском городе Хит, где члены племени Албу Нимр участвовали в казни десятков своих родственников в октябре 2014 г. Проводимая ИГИЛ тактика «разделяй и властвуй» гарантировала ей, что любое племенное восстание против нее превратится в братоубийственное кровопролитие.
В Эль‑Каиме, приграничном городе, где в 2005 г. зародилась «Ас‑Сахва», разногласия между двумя племенами, Карбала и Аль‑Михлавийин, выразились в позиции, которую они заняли по отношению к АКИ. Члены Карбала примкнули к заркавистам, и в результате племя потеряло десятки своих людей в ходе воздушного налета американских ВВС на Раву, когда общие потери повстанцев достигли 70 человек. А племя Аль‑Михлавийин осталось в оппозиции к АКИ и позднее примкнуло к «Советам пробуждения»7.
Как и следовало ожидать, свою роль в разделении племен сыграл подкуп. В апреле 2013 г., после конфликта с «Ан‑Нусрой», ИГИЛ начала тайно привлекать на свою сторону молодых вождей племен, соблазняя их частью прибыли от продажи нефти и контрабандной поставки товаров, а также обещая им руководящие посты, обычно занимаемые людьми постарше. В данном случае молодые представители племен представлялись более авторитетными и пользующимися популярностью, поскольку они участвовали в антиасадовском повстанческом движении, в то время как их старшие товарища были на стороне режима или занимали нейтральную позицию. Один представитель племени Альбу‑Камаль рассказал, как ИГИЛ ловко воспользовалась разницей в политических взглядах у представителей разных поколений в одном известном клане еще за несколько месяцев до того, как ей удалось утвердиться на его территории. «Они (ИГИЛ) дают ему часть нефти в этом районе, – рассказал нам этот человек в декабре 2013 г. – Они понимают, что если уничтожить местные власти, то кто сможет сплотить людей вокруг них? Большинство племен в нашем районе вообще не имеют лидеров; у нас есть лидеры и возможность оказывать влияние. Они дают ему деньги, защищают его и консультируются с ним по всем вопросам. Другим вариантом для них была бы его смерть».
Именно стратегическое перспективное планирование помогло ИГИЛ летом 2014 г. захватить такие неприступные города в провинции Дайр‑эз‑Заур, как Аль‑Мухассан, Шаитат и Альбу‑Камаль. Взятие «Исламским государством» Мо Хасана потрясло местных повстанцев, поскольку город был известен своим враждебным отношением к этой организации. Его население по большей части нерелигиозно, и из этого города вышло много профессиональных солдат и офицеров Сирийской арабской армии. Но в данном случае идеология не играла никакой роли. ИГИЛ просто купила себе проход в город благодаря огромным запасам американского и саудовского оружия, захваченного в Мосуле у иракских сил безопасности в июне 2014 г.
ИГИЛ В РОЛИ ПОСРЕДНИКА
ИГИЛ проявила себя исключительно умелым посредником в разрешении споров на территориях, где проживают племена. В частности, она посредничала при историческом примирении, состоявшемся в ноябре 2014 г., между двумя воющими племенами в приграничном сирийском городе Альбу‑Камаль. Это примирение положило конец конфликту, который длился, как война Алой и Белой розы, 30 лет, между племенами Аль‑Хассун и Аль‑Рехабийин. «Мы узнали, что они враждуют, поэтому свели их вместе и заставили заключить мир, – рассказал нам один из членов ИГИЛ, участник процесса примирения. – Они согласились и были счастливы».
Налаживая управление территориями, ИГИЛ назначила эмира «по делам племен» – саудийца по имени Дхаигхам Абу Абдуллах, резиденция которого находится в Эль‑Каиме. Он принимает посланников и выслушивает их жалобы – часто к нему приезжают жители из недавно захваченных городов восточной Сирии, пересекая несуществующую уже границу, чтобы встретиться с ним, как раньше они встречались бы с федеральным судьей. «Многие спешат завоевать доверие государства, – сказал член ИГИЛ из Дайр‑эз‑Заура, который сопровождал одного из таких посланников на встречу с судьей. – (ИГИЛ) это новая власть в наших краях, и люди торопятся представить себя ей в качестве вождей, продвигая при этом и собственные, и племенные интересы, которые для таких людей превыше всего. Наши лидеры это понимают, мы не глупцы».
В областях, где убийства были совершены соплеменниками или представителями соседнего племени, ИГИЛ использует для установления мира иностранных джихадистов или вождей из других регионов. В данном случае привлечение чужаков оказалось удачным ходом. Когда ИГИЛ снова вернулась в Альбу‑Камаль, Саддаму аль‑Джамалю, признанному виновным в убийстве 70 жителей его родного города, уже не стали предлагать руководящую должность. Вместо этого его назначили управлять лагерем беженцев у границы с Ираком. А ар‑Рафдан, отомстив племени Шухайл, был переведен в Ракку.
В отличие от Асада и следуя, скорее, примеру Саддама, ИГИЛ включила в свою политику управления территориями социально‑ориентированную программу оказания помощи племенам. Главная цель ее стратегии – любой ценой предотвратить появление еще одного «Пробуждения». Если представителей племени невозможно устрашить или привлечь на свою сторону с помощью пропаганды, призывающей к «покаянию» и рассказывающей, что ждет тех, кто откажется следовать ее призывам, ИГИЛ становится чем‑то вроде буфера между враждующими кланами, используя опыт и знания прежнего баасистского руководства Ирака. Не случайно, провозглашая в апреле 2013 г. образование ИГИЛ, аль‑Багдади совершенно явно обращался к двум категориям людей: мусульманам и племенам Сирии.
Успехи ИГИЛ в заигрывании с племенами и в стравливании между собой членов одного племени – это результат политики, которой она следовала с 2011 г., с начала своей деятельности. Эта политика, основанная на принципе «разделяй и властвуй», вызвала такую социальную вражду и межплеменное соперничество, преодолеть которые не смогло объединяющее людей неприятие ИГИЛ. Это, без сомнения, осложняет работу с племенами, цель которой – одержать военную победу над ИГИЛ, ведь если представители какого‑то племени решат примкнуть к «Ас‑Сахве», им наверняка придется сражаться со своими же родственниками.
Именно такие опасения часто высказывают шейхи и в Ираке, и в Сирии. Как писал Фредерик Уэйри из Фонда Карнеги по поддержанию мира во всем мире, ИГИЛ «проявила себя как более гибкий и стойкий противник, чем ее предшественница в середине 2000‑х гг. Она использует сильнодействующую смесь жесткого насилия и методы невоенного воздействия, чтобы одновременно привлекать племена на свою сторону и подчинять их. Сторонники работы с племенами часто забывают прописную истину: племенная власть переменчива, гиперлокализована, зачастую искусственно сконструирована, а потому трудно управляема».
Резкое изменение ситуации в районах Ирака, населенных суннитами, явилось результатом политики Нури аль‑Малики, а точнее, военной кампании в Аль‑Анбаре, проведенной в начале 2014 г. Антиправительственные выступления, произошедшие в этой провинции после вывода американских войск, несмотря на присутствие на заднем плане ИГИ, привели к укреплению позиций суннитских религиозных и племенных лидеров, которые возглавили политическую борьбу в протестных лагерях и военное сопротивление – в пустыне Аль‑Анбара. Но, вместо того чтобы серьезно отнестись к требованиям этих лидеров, аль‑Малики описал свою военную кампанию в Аль‑Анбаре в недвусмысленных межконфессиональных терминах. В речи, произнесенной в день Рождества 2013 г., он сравнил ее с битвой между сторонниками Хусейна, внука Пророка, и сыном первого правителя Омейядов халифом Язидом, произошедшей в VII в.
Не исключено, что именно этот катастрофический просчет стоил аль‑Малики поста премьер‑министра и открыл дверь для возвращения ИГИЛ в Аль‑Анбар. «Когда все уляжется, племена поймут, как режимы (Асада и аль‑Малики) принижали их, и снова начнут мыслить здраво, – заявил нам официальный представитель ИГИЛ. – Они ведь наши люди, но им надо понять, что они не могут добиться своего, действуя собственными методами. Они должны понять, что только мы и никто, кроме нас, не в состоянии помочь им и защитить их».
Однако реализуемая ИГИЛ стратегия взаимодействия с племенами все‑таки сталкивается с некоторыми трудностями. Главная из них состоит в том, что ИГИЛ все еще воспринимается как временная правящая сила, союз с который заключается из соображений удобства или в силу жесткой необходимости. Племена считают, что в сложившейся ситуации это выгодно: они не хотят, чтобы их территории превращались в зону боевых действий. Но они не поддерживают ИГИЛ идеологически и не присоединяются к ней массово, потому что не думают, что ее правление будет длиться вечно. А мелкие племена, вступая в ИГИЛ, руководствуются политикой силы, а не приверженностью такфиризму или халифату.
14. АД‑ДАУЛЯ
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!