ПОШЛИНЫ НА БУМАГУ. – ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА
Лондон, 7 августа 1860 г.
Большое фракционное сражение нынешней сессии, разыгравшееся вчера вечером в палате общин в присутствии большинства ее членов, оказалось неудачным с точки зрения сценического эффекта, хотя и явилось триумфом с точки зрения министерства. Предложенные г‑ном Гладстоном резолюции о понижении таможенных пошлин на бумагу до уровня акцизных сборов – с некоторой незначительной надбавкой к таможенным пошлинам для компенсации возможных неудобств акцизного сбора – прошли большинством в 33 голоса. Однако палата общин полностью выдержала свой стиль. Была здесь арена, были гладиаторы со своими оруженосцами, но не было публики, сколько‑нибудь достойной упоминания. Еще до начала боя его исход был известен и бюллетень опубликован. Отсюда безучастие публики. Небезызвестно, что входящие в коалицию партии, образующие так называемую «великую либеральную партию»[87], владеют парламентским большинством, так что поражение кабинета могло бы явиться лишь следствием раскола в рядах большинства. Однако этот пункт был улажен в официальной резиденции лорда Пальмерстона, куда он заранее вызвал либеральных членов палаты всех цветов и оттенков. Сама резолюция исходила от. манчестерской фракции в министерстве, ибо лорд Пальмерстон мог сохранить поддержку гг. Гладстона и Милнера Гибсона, лишь взяв на себя обязательство возвести резолюцию г‑на Гладстона в ранг правительственной резолюции. Он уже раньше обманул их доверие своей тактикой при проведении законопроекта об уничтожении пошлин на бумагу. На этот раз они принудили его держаться определенной линии поведения. Правоверные виги были единственной фракцией большинства, подозреваемой в предательских замыслах; но сурового голоса их хозяина и нависшей над ними угрозы нового роспуска парламента оказалось достаточно, чтобы возвратить их под власть строгих правил дисциплины. Итак, за много часов до начала представления весь Лондон в точности знал результат партийной процедуры, и, за исключением завсегдатаев галереи для публики, никто не стремился присутствовать на показном сражении в церкви св. Стефана[88]. Действительно, это было довольно скучное зрелище; некоторое оживление внесло лишь увлекательное красноречие г‑на Гладстона, а также тщательно подготовленная защитительная речь сэра Хью Кернса. Г‑н Гладстон старался изобразить оппозицию против его законопроекта как последнюю отчаянную попытку сопротивления, оказываемую протекционизмом фритредерству. Когда он сел, аплодисменты, покрывшие его последние слова, казалось, приветствовали в его лице подлинного вождя либеральной партии, в которой лорд Пальмерстон является далеко не любимым деспотом. Выступавший от имени консерваторов сэр Хью Керне с помощью строго логичной аргументации и глубокого анализа доказывал, что понижение таможенной пошлины на бумагу до уровня акцизной пошлины отнюдь не обусловлено торговым договором с Францией. Его противник генерал‑атторней сэр Ричард Бетелл, либерал, поступил бестактно, выказав раздражение по поводу успеха своего соперника и высмеивая «адвокатское красноречие» сэра Хью; тем самым он навлек на свою бедную голову поток неодобрительных возгласов консерваторов, прерывавших его речь.
|
|
|
|
|
|
Итак, большое фракционное сражение нынешней сессии закончено, и теперь наверняка достопочтенные члены парламента начнут целыми группами покидать палату общин, так что лорд Пальмерстон, возможно, теперь просто измором добьется проведения любого угодного его сердцу мелкого законопроекта, вроде, например, чудовищного индийского билля о слиянии местной европейской армии с британской армией[89]. Если бы требовалось какое‑либо новое убедительное доказательство глубокой деградации парламентаризма в Англии, то таким доказательством мог бы служить этот индийский билль и отношение, которое он встретил в палате общин. Всякий хоть сколько‑нибудь авторитетный в индийских делах и мало‑мальски разбирающийся в них член палаты общин был против этого билля. Большинство членов палаты общин не только само признавало свою полную неосведомленность, но и высказывало мрачные подозрения насчет скрытых намерений авторов законопроекта. Большинство не могло не признать, что билль протащили в палату обманным путем; что самые важные документы, необходимые для правильной оценки положения, были мошенническим образом скрыты; что министр по делам Индии [Ч. Вуд. Ред.] внес законопроект вопреки несогласию всех членов Индийского совета – о чем он, явно в нарушение новой конституции, дарованной Индии в 1858 г.[90], не счел нужным довести до сведения палаты; наконец, что кабинет даже не пытался привести каких‑либо оснований в пользу проведения через палату общин с такой неприличной поспешностью к концу сессии – после того как все сколько‑нибудь важные вопросы были сняты с обсуждения – билля, фактически коренным образом изменявшего британскую конституцию путем колоссального усиления власти короны и создания армии, которая на практике во всех отношениях оказалась бы независимой от парламентских ассигнований. И все же билль может теперь пройти, ибо главари обеих фракций, по‑видимому, тайно сговорились с двором.
|
|
|
|
|
|
Письмо Луи‑Наполеона к его возлюбленному Персиньи продолжает оставаться в центре внимания как в Англии, так и по ту сторону Ла‑Манша. Во‑первых, протест Порты против сирийской экспедиции, в том виде, в каком ее первоначально проектировали Франция и Россия[91], нашел, по‑видимому, сильную поддержку Австрии и Пруссии, а лорд Пальмерстон, который совсем недавно, во время дебатов об укреплениях, избрал Луи‑Наполеона главным объектом британских подозрений, не мог не бросить свой авторитет на чашу весов в пользу Турции и немецких государств. Далее, декабрьский герой, по‑видимому, несколько напуган не только диктаторским тоном России, но в еще большей степени насмешками, повторяемыми в салонах «anciens partis» [ «старых партий». Ред.] , и глухим ропотом, доносящимся из парижских предместий по поводу «alliance cosacque» [ «союза с казаками». Ред.] .
Чтобы сделать этот союз приемлемым для Парижа, нужно, чтобы положение гораздо более осложнилось. При столь печальных обстоятельствах и в состоянии явного смятения духа Луи‑Наполеон сочинил свое письмо, некоторые места которого крайне забавны.
Англичанин, наверное, не удержится от хохота, читая такую фразу, обращенную к лорду Пальмерстону: «Давайте же придем к искреннему соглашению, как честные люди, каковыми мы являемся, а не как воры, желающие надуть друг друга»; но лишь французский слух способен оценить отчаянную безвкусицу с сильной примесью нелепицы во французском оригинале: «Entendons nous loyalement comme d'honnetes gens, que nous sommes, et non comme des larrons, qui veulent se duper mutuellement». Всякий француз, прочтя эту фразу, не может не вспомнить подобную же сентенцию в знаменитой пьесе «Робер Макер»[92].
Прилагаю некоторые сравнительные данные о государственных расходах Франции и Англии. Согласно временному или запроектированному бюджету, общий доход Франции на 1860 г. оценен в 1825 миллионов франков или в 73000000 ф. ст., поступающих из следующих источников:
ф. ст.
I. Прямые налоги, земля, дома, личные патенты 18 800 000
II. Доходы от регистрации (гербовый сбор и владения) 14 300 000
III. Леса, лесные заповедники и рыбные промыслы 1 500 000
IV.Таможенные пошлины и налог на соль 9 100 000
V. Косвенные налоги (акцизы и т. д.) 19 500 000
VI.Почта 2 300 000
VII. Разные доходы 7 500 000
Доход Англии на 1859 г. (финансовый отчет за 1860 г. еще не опубликован) представляется в следующем виде, причем берутся круглые цифры, как и для французского отчета:
ф. ст.
I. Налоги (включая подоходный) 10 000 000
II.Гербовые сборы 8 250 000
III.Коронные земли 420 000
IV.Таможенные пошлины 24 380 000
V. Акциз 18 500 000
VI.Почта 3 200 000
VII. Разные доходы 2 100 000
Сравнение государственных расходов обеих стран показывает следующее:
Франция Англия(в ф. ст.)
Проценты по государственному долгу 22 400 000 28 500 000
Армия и флот 18 600 000 22 500 000
Цивильный лист короны 1 000 000 400 000
Расходы по сбору доходов 8 000 000 4 500 000
Прочие расходы 23 000 000 9 000 000
Итого 73 000 000 65 000 000
Из последней таблицы можно видеть, что проценты по государственному долгу в бонапартовской Франции быстро поднимаются до уровня Англии; что континентальная централизованная монархия меньше расходует на армию и флот, нежели островная олигархия; что какой‑то Луи‑Наполеон для своих личных расходов требует в два с половиной раза больше денег, чем английский монарх, и, наконец, что в такой бюрократической стране, как Франция, расходы по сбору доходов растут в пропорции, не соответствующей сумме самих доходов.
Написано К. Марксом 7 августа 1860 г.
Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 6030, 22 августа 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ГАРИБАЛЬДИЙСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
Лондон, 8 августа 1860 г.
В Южной Италии дело близится к развязке. Если верить французским и сардинским газетам, 1500 гарибальдийцев высадились на побережье Калабрии, причем с часа на час ожидается прибытие Гарибальди. Но даже если эти известия преждевременны, не может быть никакого сомнения, что до середины августа Гарибальди перенесет театр войны на итальянский полуостров.
Чтобы разобраться в передвижениях неаполитанской армии, необходимо иметь в виду, что в ее рядах действуют два враждующих течения: умеренная либеральная партия, официально стоящая у власти и представленная правительством, и абсолютистская камарилья, с которой связано большинство высшего офицерства армии. Приказы правительства парализуются тайными приказами двора и интригами генералов. Отсюда противоречивость передвижений и противоречивость сообщений. Сегодня нам говорят, что все королевские войска должны покинуть Сицилию, завтра же оказывается, что они заняты подготовкой новой операционной базы у Милаццо. Такое положение дел свойственно всем половинчатым революциям; в 1848 г. подобные ситуации возникали повсюду в Европе.
В то время как неаполитанское правительство предложило эвакуировать остров, Боско – как видно, единственный решительный человек в этом сборище старых баб с эполетами неаполитанских генералов – спокойно приступил к превращению северо‑восточной части острова в укрепленную базу, откуда можно было бы предпринять обратное завоевание острова; с этой целью он направился к Милаццо с отборным отрядом
лучших солдат, каких он мог найти в Мессине. Здесь он столкнулся с бригадой гарибальдийцев под командой Медичи. Однако он не решался предпринять сколько‑нибудь серьезного нападения на гарибальдийцев; тем временем известили самого Гарибальди, который явился с подкреплениями. Тогда уже вождь повстанцев напал на королевские войска и в упорном сражении, длившемся более двенадцати часов, разбил их наголову. Силы обеих участвовавших в бою сторон были приблизительно равны, но неаполитанцы занимали очень сильную позицию. Однако ни позиции, ни солдаты не смогли устоять против стремительного натиска повстанцев, которые погнали неаполитанцев прямо через город в цитадель. Тогда последним оставалось лишь сдаться, и Гарибальди разрешил им сесть на корабли, но без оружия. После этой победы Гарибальди немедленно направился к Мессине, где неаполитанский генерал согласился сдать внешние форты города при условии, что его не будут трогать в цитадели. Цитадель Мессины, которая не может вместить более нескольких тысяч человек, никогда не станет серьезным препятствием для дальнейшего наступления Гарибальди; поэтому он поступил совершенно правильно, избавив город от бомбардировки, которая явилась бы неизбежным следствием любого штурма. Во всяком случае серия этих капитуляций – в Палермо, Милаццо и Мессине – в гораздо большей степени подорвет веру королевских войск в себя и своих командиров, нежели вдвое большее количество побед. Капитуляции неаполитанцев перед Гарибальди стали обычным явлением.
С этого момента сицилийский диктатор мог думать о высадке на континент. Паровых судов у него, по‑видимому, еще недостаточно, чтобы обеспечить высадку далее к северу, где‑либо в шести или восьми переходах от Неаполя, хотя бы в заливе Поликастро. Поэтому он, видимо, решил переправиться через пролив в самом узком месте, т. е. в крайнем северовосточном пункте острова, к северу от Мессины. В этом пункте он, как сообщают, сосредоточил около 1000 судов, в большинстве, вероятно, рыбацких и каботажных фелюг – обычный тип судов у этих берегов, – и если сообщение о высадке 1500 человек под командой Сакки подтвердится, то они образуют его авангард. Это не самый подходящий пункт для похода на Неаполь, ибо он находится в той части полуострова, которая наиболее удалена от столицы; но если пароходы Гарибальди не могут сразу перевезти десятка тысяч человек, то другого места ему выбирать не приходится, а в данном пункте у него есть хотя бы то преимущество, что калабрийцы немедленно присоединятся к нему. Однако если Гарибальди сумеет посадить на свои пароходы около десяти тысяч человек и сможет положиться на нейтралитет королевского флота (который, по‑видимому, решил не сражаться против итальянцев), тогда возможно, что высадка небольшого отряда в Калабрии представляет лишь демонстрацию, сам же он намерен с главными силами направиться к заливу Поликастро или даже к Салернскому заливу.
Находящиеся ныне в распоряжении Гарибальди силы состоят из пяти бригад регулярной пехоты, по четыре батальона в каждой, десяти батальонов cacciatori dell'Etna [этнийских стрелков. Ред.] , двух батальонов cacciatori delle Alpi [альпийских стрелков. Ред.] , представляющих отборный отряд его войск, одного иностранного (теперь итальянского) батальона подкомандой англичанина, полковника Данна, одного батальона саперов, одного полка и одного эскадрона кавалерии и четырех дивизионов полевой артиллерии; всего 34 батальона, 4 эскадрона и 32 пушки; общая численность достигает примерно 25000 человек, из которых свыше половины составляют уроженцы Северной Италии, а остальные – уроженцы других районов Италии. Почти все эти силы можно было бы использовать для наступления на Неаполь, поскольку формируемых в настоящее время новых соединений окажется вскоре достаточно для наблюдения за цитаделью Мессины и для защиты Палермо и других городов от нападений. Однако эти войска выглядят весьма малочисленными, если сравнить их с войсками, которые числятся в распоряжении неаполитанского правительства.
Неаполитанская армия состоит из трех полков гвардии, пятнадцати линейных полков, четырех иностранных полков, по два батальона в каждом, а всего из 44 батальонов; из тринадцати батальонов стрелков, девяти кавалерийских и двух артиллерийских полков, всего из 57 батальонов и 45 эскадронов состава мирного времени. Включая 9000 жандармов, также организованных вполне по‑военному, эта армия в составе мирного времени насчитывает 90000 человек. Но за последние два года ее численность была доведена до полного состава военного времени; в полках были сформированы третьи батальоны, запасные эскадроны переведены на действительную службу, гарнизоны полностью укомплектованы, и в настоящее время в этой армии числится более 150000 человек.
Но что это за армия! Внешне, с точки зрения какого‑нибудь педанта, она превосходна, но в ней нет ни жизни, ни воодушевления, ни патриотизма, ни верности долгу. У нее нет национальных боевых традиций. Неаполитанцы, как таковые, всегда терпели поражение в боях; только идя за Наполеоном, они всегда были участниками побед. Это не национальная армия, это чисто королевская армия. Она была набрана и организована для специальной и исключительной цели – держать в подчинении народ. Но даже для этого она, очевидно, непригодна; она содержит массу антироялистских элементов, которые ныне дают о себе знать повсюду. Почти все сержанты и особенно капралы‑либералы. Целые полки кричат: «Viva Garibaldi!» [ «Да здравствует Гарибальди!» Ред.] . Таких поражений, какие терпела эта армия, начиная от Калатафими и кончая Палермо, не терпела еще ни одна армия; и если иностранные и некоторые неаполитанские части хорошо дрались при Милаццо, то не следует забывать, что эти отборные отряды составляют лишь ничтожное меньшинство армии.
Таким образом, почти несомненно, что если Гарибальди высадится с силами, достаточными для обеспечения нескольких побед на континенте, то никакая массовая концентрация неаполитанских войск не сможет противостоять ему с шансом на успех; и в ближайшем будущем мы, возможно, услышим, что он продолжает свое триумфальное шествие от Шиллы к Неаполю во главе 15000 человек против вдесятеро сильнейшего противника.
Написано Ф. Энгельсом 8 августа 1860 г.
Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 6031, 23 августа 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!