В которой, будет рассказано о том, как обольстительная дева хотела сочетаться с силой Ян и как непорочное начало защищалось от ее посягательств 11 страница
Разгорелся отчаянный бой.
Старый дьявол,
Огонь изрыгая, сражается сам,
С ним – подручные бесы
И маленькие дьяволята.
Все кругом наважденьем объято
И тьмою проклятой…
Свет померк,
Непроглядная пыль поднялась к небесам.
Бесенята скулят,
Выдыхая отравленный чад.
Дьяволята визжат,
От испуга усилья утроив.
Сколько пик и мечей!
Но не дрогнут сердца двух героев,
Храбрецы, отражая удары,
На бесов кричат.
Мудрецу Сунь У‑куну
Ни небо не страшно, ни ад,
И по дьявольской своре
Молотит он посохом верным,
А герой Чжу Ба‑цзе,
Полузверь и силач непомерный,
Он могучими граблями
Губит толпу бесенят!
Как сражается черт –
Повелитель полуденных гор!
Как сражается демон –
Начальник над адскою бездной!
Как сражаются оба героя
С отвагой железной!
За наставника мстят,
За погибель его и позор!
Долго тянется бой смертоносный
В слепой темноте,
И бойцы напрягают всю мощь –
С переменным успехом.
Как грохочут удары!
Гора откликается эхом,
Но осилить друг друга не могут
Ни эти, ни те!…
Великий Мудрец Сунь У‑кун, видя, что бесы и бесенята отличаются храбростью и так и кипят от ярости, не отступая перед ударами, решил прибегнуть к волшебству. Он выдернул у себя клок шерсти, пожевал его, выплюнул и произнес: «Изменись!». Сразу же появилось множество двойников Сунь У‑куна, вооруженных посохами с золотыми обручами. Все они бросились вперед, загоняя врагов в пещеру. Толпа бесенят, сто, а может быть и двести штук, не успевала отбиваться от нападений: то спереди, то сзади, то слева, то справа. Один за другим бесы и бесенята покидали поле боя, спасая свою жизнь, и скрывались в пещере. Сунь У‑кун и Чжу Ба‑цзе вышли из круга и продолжали бой с оборотнем. Те несчастные бесенята, которые оказались безрассудными и не поняли, с кем ведут бой, лежали на земле, и кровь сочилась у них из девяти зияющих ран, нанесенных граблями, а у других мясо и кости смешались с грязью от сокрушительных ударов посоха.
|
|
|
Повелитель Южной горы при виде этого зрелища до того испугался, что бросился наутек, снова напустив сильный ветер и густой туман. Бесенок, получивший звание начальника головного отряда, не владел искусством превращений. Сунь У‑кун одним ударом посоха сбил его с ног, и он принял свой первоначальный вид. Это оказался серый волк – оборотень с крепкой спиной. Чжу Ба‑цзе подошел к нему, схватил за лапы и перевернул брюхом вверх.
– Негодяй этакий! – сказал он. – Сколько поросят и ягнят сожрал он за свою жизнь у добрых людей.
Тем временем Сунь У‑кун встряхнулся всем телом и вернул на место выдернутый клок шерсти.
– Ну, Дурень! Мешкать нечего! – воскликнул он, обращаясь к Чжу Ба‑цзе. – Айда живей за оборотнем! Покараем его за смерть нашего учителя!
|
|
|
Чжу Ба‑цзе оглянулся: перед ним стоял один Сунь У‑кун.
– Брат! А твои двойнички уже погнались за оборотнем? – спросил он.
– Нет, я вернул их на место, – отвечал Сунь У‑кун.
– Прекрасно! – изумился Чжу Ба‑цзе. – Прекрасно! – повторил он.
Оба, радуясь победе, повернули обратно.
Расскажем теперь про оборотня, который вернулся в пещеру, спасая свою жизнь. Он велел всем бесам и бесенятам натаскать камней и земли и засыпать входные ворота. Оставшиеся в живых бесы и бесенята, трепеща от страха, наглухо завалили ворота и никто из них больше не осмеливался высовываться наружу.
Сунь У‑кун и Чжу Ба‑цзе примчались к воротам, но сколько ни кричали и ни ругались – никто не откликался. Как ни старался Чжу Ба‑цзе проломать ворота граблями, ничего не получалось.
– Не трать зря силы, Ба‑цзе! – остановил его Сунь У‑кун, догадавшись в чем дело. – Они успели завалить ворота.
– Завалили? Как же мы теперь отомстим за наставника? – растерялся Чжу Ба‑цзе.
– Пойдем пока обратно к могиле, – предложил Сунь У‑кун, не отвечая ему. – Посмотрим, что там делает Ша‑сэн.
|
|
|
Когда они вернулись на прежнее место, то увидели, что Ша‑сэн все еще плачет. Чжу Ба‑цзе еще сильнее опечалился, отбросил грабли, припал к могиле и, хлопая по земле руками, стал причитать:
– О мой горемычный наставник! Мой дорогой учитель из далеких стран! Где доведется мне снова встретиться с тобой?!
– Не надо так сокрушаться! – стал успокаивать его Сунь У‑кун. – В этой пещере наверняка есть черный ход, через который можно войти и выйти. Вы побудьте пока здесь, а я еще раз схожу, поищу.
– Будь осторожнее, дорогой брат! – проговорил Чжу Ба‑цзе со слезами на глазах. – Смотри, чтобы и тебя не сцапали, а то нам трудно будет голосить, неудобно: раз проголосишь за наставника, другой – за тебя, того и гляди, собьешься!
– Со мной ничего не случится! – уверенно произнес Сунь У‑кун. – Я знаю, что делать.
Ну и Великий Мудрец! Он спрятал посох, потуже подпоясался и быстрыми шагами пошел вокруг горы по ее склонам. Вдруг до него донеслось журчание воды. Осмотревшись, он увидел горный ручей, а по другую сторону ручья – ворота. Слева от них виднелся скрытый водосток, из которого текла вода.
– Ну, теперь все ясно! – воскликнул обрадованный Сунь У‑кун. – Вот он – черный ход. Если я покажусь там в своем настоящем виде, бесенята, пожалуй, узнают меня. Дай‑ка я преображусь в водяную змею и проползу туда… Нет! Постой! Мне нельзя превращаться в змею, не то дух покойного наставника узнает про это и будет пенять на меня: чего доброго, скажет, что я вздумал обвиться вокруг наставника, чтобы соблазнять его, превращусь‑ка я лучше в краба… Нет! Тоже не годится! Пожалуй, наставник заругает меня, скажет: что это у тебя, ушедшего из мира сует, вдруг столько ног выросло!
|
|
|
Наконец он решил превратиться в водяную крысу и, пискнув, юркнул в водосток, а затем выбрался через него во двор. Высунув голову из воды, он стал смотреть, что делается на дворе, и увидел нескольких бесенят на солнечной стороне, которые развешивали куски человеческого мяса, чтобы провялить их на солнце.
– О небо! – ужаснулся Сунь У‑кун. – Не иначе как это мясо моего учителя. Они не смогли съесть его сразу и теперь вялят на солнце, впрок. Я могу принять свой настоящий вид, броситься на них и одним ударом палицы уложу на месте, но тогда скажут, что я храбрый, но не умный… Нет, лучше подождать. Надо снова изменить облик и пролезть к оборотню, поглядеть, что там происходит.
Выскочив из воды, Сунь У‑кун встряхнулся и превратился в термита.
Вот уж поистине:
Силенки слабы, ростом мал,
А все ж зовется «битюгом».
Все трудится и копит впрок,
Скрываясь в ямке там и тут.
Сперва он ползает один
И роет норку, а потом
Летает без конца кругом,
Как только крылья отрастут.
У переправ и вдоль мостов
Ползет термитов длинный ряд.
Как только дождь пройдет, они
Умеют норку закрывать
И, заползая под кровать,
Готовы игры затевать.
Они проворны и войти
Сквозь щель под дверью норовят.
Летают, бегают везде.
Ты повстречаешь их всегда.
В любую трещину, дыру
Они проворно заползут.
Сойдется много тысяч их,
Тогда тебе грозит беда:
Большое здание они
В труху и мусор изгрызут!
Расправив крылышки, Сунь У‑кун незаметно и беззвучно пролетел прямо в средний зал, где увидел старого оборотня, который восседал на троне, угрюмый и сердитый. Какой‑то бесенок, вприпрыжку бежал в помещение через заднюю дверь.
– О великий князь! – вскричал он, обращаясь к оборотню. – Огромная радость! Необъятная радость!
– Какая радость? – удивился оборотень.
– Я только что выходил через задние ворота на берег ручья, чтобы разведать, что творится на том берегу, и вдруг слышу громкий плач людей. Я сразу же взобрался на вершину кручи и стал вглядываться. Оказалось, что это Чжу Ба‑цзе, Сунь У‑кун и Ша‑сэн втроем плачут у могильной насыпи и отбивают поклоны. Видимо, ту человеческую голову они приняли за голову Танского монаха, похоронили ее и оплакивают своего наставника.
Сунь У‑кун слышал каждое слово, и радость вспыхнула у него в груди.
«Значит, наставник жив, – подумал он, – спрятан где‑нибудь внутри. Надо найти его и узнать, что с ним».
Сунь У‑кун стал летать по среднему залу, оглядываясь по сторонам, и обнаружил маленькую дверку, которая была плотно закрыта. Сунь У‑кун все же пролез через щелочку и увидел большой сад. Оттуда доносились приглушенные стоны. Сунь У‑кун полетел дальше и в глубине сада увидел кучу больших деревьев. К двум из них были привязаны люди. В одном из них Сунь У‑кун узнал Танского монаха.
При виде наставника Сунь У‑куна охватило такое нетерпение, что он не выдержал, принял свой настоящий облик и побежал к Танскому монаху, восклицая:
– Наставник!
Танский монах сразу узнал Сунь У‑куна, и глаза его наполнились слезами.
– У‑кун! – проговорил он. – Это ты? Спаси меня скорей! У‑кун! У‑кун!
– Наставник! Не зови ты меня по имени! – перебил его Сунь У‑кун. – Нас могут услышать и разнесут весть о том, что я здесь. Поскольку тебе суждено остаться в живых, я, конечно, спасу тебя. А оборотень сказал, что уже съел тебя. И даже показал мне голову, только она была поддельная. Мы с ним уже успели схватиться разок. Ты не беспокойся, наставник! Потерпи еще немного. Как только я расправлюсь с этим оборотнем, я приду выручить тебя.
Великий Мудрец прочел заклинание, встряхнулся и снова превратился в термита. Он пролетел в средний зал и укрепился на потолке. В зале громко галдели бесы и бесенята, уцелевшие от побоища. Вдруг из толпы выскочил какой‑то бесенок. Он приблизился к трону и бойко заговорил:
– О великий князь! Они убедились в том, что ворота завалены и им не разбить их, пали духом, пыл у них поостыл, и они смирились с тем, что потеряли своего наставника. Голову, которую мы им подсунули, они похоронили и сегодня целый день будут оплакивать своего наставника. Завтра, видимо, тоже проплачут целый день, а на третий день вернутся обратно. Мы узнаем, когда они уйдут, притащим сюда Танского монаха и разделим его на куски, зажарим и съедим каждый по дымящемуся кусочку, чтобы обрести долголетие.
Тут другой бесенок стал хлопать руками:
– Не говори, не говори! – закричал он. – Надо его сварить на пару, так гораздо вкуснее.
Третий бесенок перебил его.
– Лучше сварить в воде, меньше дров пойдет.
Кто‑то закричал:
– Такую редкую добычу надо посолить и замариновать, чтобы подольше можно было лакомиться.
Сунь У‑куна, который, сидя под потолком, слышал все это, охватила жгучая ненависть.
«Что дурного сделал вам мой наставник, за что вы собираетесь его съесть и придумываете, как бы лучше это сделать?» – подумал Сунь У‑кун.
Затем он выдрал у себя клочок шерсти, пожевал его, легонечко выплюнул, прочел заклинание и велел всем ворсинкам превратиться в усыпляющих мошек. После этого он кинул их в толпу бесов и бесенят. Мошки стали забираться им в ноздри, и бесы скоро впали в дремоту, а через некоторое время повалились на пол и заснули крепким сном. Один только старый оборотень не уснул. Он то и дело тер себе лицо, все время чихал и теребил нос.
– Неужто он понял, в чем дело? – удивился Сунь У‑кун. – Дай‑ка я ему подпущу «еще одну»…
Он выдернул у себя еще один волосок, поступил с ним точно так же, как с клоком шерсти, и, превратив его в мошку, кинул ее прямо в лицо оборотню. Мошка забралась в нос и там начала путешествовать: она лезла в левую ноздрю и вылезала из правой, а затем – наоборот. Оборотень поднялся, стал потягиваться, раза два зевнул, лег на пол и захрапел.
Торжествуя, Сунь У‑кун спрыгнул с потолка и принял свой настоящий вид. Он достал посох из‑за уха, помахал им, и он стал толщиной с утиное яйцо. С одного удара Сунь У‑кун вышиб боковую дверцу и побежал в сад.
– Наставник! – громко воскликнул он.
– Ученик мой, – простонал Танский монах, – сними с меня скорей эти ужасные веревки, они замучили меня!
– Не спеши, наставник! Обожди еще немного. Вот я убью оборотня, тогда и освобожу тебя!
С этими словами Сунь У‑кун помчался обратно в средний зал. Он уже замахнулся посохом, чтобы убить оборотня, но вдруг остановился.
– Нет, так нехорошо! – сказал он самому себе. – Лучше убить его потом, когда освобожу наставника!
Он направился в сад, но тут его снова охватило сомнение: «Нет, лучше сперва убью, а уж потом освобожу!» – подумал он. Так раза два или три он передумывал и, наконец, подпрыгивая и приплясывая, направился в сад. Наставник увидел его и обрадованно спросил:
– Ты что? Наверное, радуешься тому, что твой наставник еще жив? Не находишь себе места от радости и пустился в пляс?
Сунь У‑кун подбежал к наставнику и снял с него веревки. Поддерживая его под руки, он повел его из сада. И вдруг он услышал, как другой человек, тоже привязанный к дереву, закричал:
– Почтенный отец! Прояви великую милость и спаси меня!
Танский монах остановился.
– У‑кун! – сказал он. – Развяжи его!
– Кто он такой? – спросил Сунь У‑кун.
– Его схватили на день раньше меня, – ответил Танский монах. – Он – здешний дровосек. Говорит, что у него есть мать, совсем старенькая, он заботится о ней, проявляет к ней чувства сыновней преданности и почтительности. Спаси заодно и его.
Сунь У‑кун согласился, снял с дровосека веревки, провел обоих через черный ход, помог взобраться на кручу и перейти вброд горный ручей.
Танский монах принялся благодарить Сунь У‑куна.
– О мудрый ученик мой! – молвил он. – Благодарю тебя за то, что ты спас нас обоих! А где находятся сейчас У‑нэн и У‑цзин? – спросил он.
– Они оплакивают тебя, – ответил Сунь У‑кун. – Ты можешь окликнуть их, – предложил он.
Танский монах собрался с силами и крикнул изо всей мочи:
– Ба‑цзе! Ба‑цзе!
Дурень до того наплакался, что у него голова кругом пошла. Утерев нос и глаза, он вдруг встрепенулся.
– Ша‑сэн! – воскликнул он. – Душа наставника явилась к нам! Слышишь, зовет нас! Послушай‑ка?
Сунь У‑кун подошел и прикрикнул на него:
– Какая там еще душа? Не видишь разве, что сам наставник пришел!
Ша‑сэн поднял голову, увидел Танского монаха и поспешно опустился перед ним на колени.
– О наставник! Сколько принял ты мучений! – воскликнул он. – Как это брату Сунь У‑куну удалось выручить тебя?
Тут Сунь У‑кун обо всем рассказал ему.
Этот рассказ привел Чжу Ба‑цзе в бешенство, и он заскрежетал зубами. Дав волю своим чувствам, он схватил грабли и принялся разламывать могильный холм. Затем он вырыл голову из ямы и одним ударом размозжил ее.
– Зачем ты так поступил? – укоризненно сказал Танский монах.
– Ну как же, наставник! Неизвестно, чья это голова, а мы ее оплакивали!
– Может быть, благодаря этой голове я и получил спасение! – сказал Танский монах. – Когда вы, братья, явились к воротам и стали кричать и требовать, чтобы меня выпустили, они показали вам эту голову, чтобы обмануть вас, и благодаря этому я был спасен. Вы лучше похороните ее, как подобает благочестивым монахам.
Дурень повиновался, собрал в горсть размозженную голову, похоронил ее и снова насыпал могильный холм.
– Наставник! – сказал Сунь У‑кун. – Прошу тебя, посиди здесь немного, а я схожу и уничтожу логово оборотня.
Он спрыгнул с кручи, перешел через ручей, вошел в пещеру, взял веревки, которыми были связаны Танский монах и дровосек, и вошел в средний зал, где все еще крепко спал оборотень. Сунь У‑кун связал его по рукам и ногам, поддел на посох с золотыми обручами, который поднял на плечо, и понес через задние ворота.
Чжу Ба‑цзе издали увидел и закричал:
– Брат, что же это ты несешь на одном конце такую ношу? Не лучше ли было для равновесия найти еще кого‑нибудь?
Сунь У‑кун опустил посох на землю. Чжу Ба‑цзе замахнулся было граблями, чтобы ударить, но Сунь У‑кун остановил его.
– Погоди! – сказал он. – В пещере осталось еще много бесенят.
– Брат! Возьми меня с собой, будем вместе бить их, – попросил Чжу Ба‑цзе.
– На это понадобится много времени, – возразил Сунь У‑кун. – Лучше поискать сухого хвороста и выжечь с корнем все это логово!
Услышав эти слова, дровосек сразу же повел Чжу Ба‑цзе в ложбину на восточном склоне горы, где они набрали много сухих бамбуковых веток, сосновых сучьев, дуплистых ивовых стволов, обрубленных стеблей лиан, засохших кустов артемизий, пересохших камышей, тростников и смоковниц. Все это они перенесли к задним воротам пещеры. Сунь У‑кун высек огонь, а Чжу Ба‑цзе, хлопая своими огромными ушами, раздул его. Затем Сунь У‑кун подскочил, встряхнулся всем телом и вобрал в себя ворсинки, превращенные им в усыпляющих мошек. Бесы и бесенята сразу же проснулись, но было уже поздно: дым и огонь окутали их. Несчастные! Даже и не думайте, что кому‑либо удалось спастись.
Только когда весь пещерный дворец сгорел дотла, Сунь У‑кун, Чжу Ба‑цзе и дровосек вернулись к Танскому монаху. Тем временем оборотень очнулся, и Танский монах, услышав, как он рычит, закричал:
– Братцы! Оборотень проснулся!
Чжу Ба‑цзе подбежал с граблями и одним ударом убил оборотня, отчего тот сразу же принял свой первоначальный облик. Оказалось, что это был пятнистый барс.
– Ишь ты, какой пятнистый! – сказал Сунь У‑кун. – Это из породы пожирателей тигров. Научился еще в человека преображаться! Ну, теперь тебе конец пришел, – никогда больше не будешь наносить вреда людям!
Танский монах, не переставая благодарить Сунь У‑куна, стал влезать на оседланного коня.
– Отец! – остановил его дровосек. – К юго‑западу отсюда, совсем недалеко, находится моя убогая лачуга. Прошу побывать у меня, повидаться с моей матушкой, пусть и она поклонится и поблагодарит за великую милость, которую вы все оказали мне. После я выведу вас на дорогу!
Танский монах обрадовался, он не сел на коня, а пошел пешком вместе с дровосеком и своими учениками. Они шли по извилистой тропинке, и вскоре их взорам представилась скромная хижина дровосека в горах:
Каменистая тропка
Травою и мхом поросла,
И опутали узкую дверцу
Густые лианы.
Отовсюду стеснили лачужку
Стволы‑великаны,
Исполины‑утесы столпились,
И мгла облегла.
Пестрых пташек
Разносится по лесу щебет и свист.
Там приметишь ты сосен огромных
Угрюмую хвою,
Там ты заросли встретишь бамбука
С веселой листвою.
Сколько разных цветов!
И ручей меж цветов серебрист…
И в ущелье седом,
Где туманы клубятся от века,
За стеною бамбука
Лачужка стоит дровосека.
Путники издалека увидели старушку, которая стояла у входа, прислонившись к дверце. Слезы струились из ее глаз. Она горько плакала о своем сыне, взывая к духам неба и земли.
Увидев родную матушку, дровосек оставил Танского монаха и побежал вперед. Приблизившись к лачуге, он бросился на колени:
– Матушка! – воскликнул он дрогнувшим голосом. – Твой сын вернулся!…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 91; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!