Формирование средневековых индийских литератур 16 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 62Следующая ⇒

Как и «Веталапанчавиншатика», лишь в поздних обработках дошел до нас сборник «Шукасаптати» («Семьдесят рассказов попугая»). В повествовательной рамке сборника речь идет о легкомысленной купеческой жене, которая в отсутствие мужа, уехавшего на чужбину, желает встретиться с любовником. Каждый раз, однако, когда она собирается выйти из дома, ее удерживает занимательными рассказами ручной попугай. И так продолжается до тех пор, пока не возвращается муж.

Рассказы попугая, как правило, приводят примеры находчивости людей, попавших в затруднительное положение. Часто, вопреки моральному тезису рамки, это находчивость неверных жен, оставляющих своих мужей в дураках. Одна из них, случайно встретившаяся в доме сводни с собственным супругом вместо любовника, делает вид, что хотела его испытать, и учиняет ему скандал. Другая, увидя приближающегося мужа, выбегает из дома, разыгрывает безумие и, пока тот в испуге бежит за лекарем, выпроваживает любовника.

Возможно, уже в XI в. был составлен еще один сборник, посвященный царю Викраме — «Синхасанадватриншика» («Тридцать два рассказа царского трона», или «Деяния Викрамы»). В обрамлении сборника говорится о волшебном троне, который Викрама получил в дар от царя богов Индры. После смерти Викрамы не оказалось никого, достойного взойти на этот трон, и его зарывают в землю. Много времени проходит, прежде чем трон обнаруживает царь Бходжа (его идентифицируют с Бходжей из династии Парамара, правившим около 1010—1055 гг.).

Он пытается взойти на трон, но при каждой из этих попыток подпирающие трон заколдованные небесные девы-статуи удерживают его, рассказывая о добродетелях Викрамы и предупреждая, что лишь равный Викраме достоин владеть троном. Таким государем в конце концов оказывается сам Бходжа.

Другие, как правило, более поздние образцы обрамленной повести по оригинальности и художественному мастерству, по своей роли в истории индийской литературы значительно уступают упомянутым выше произведениям. Сравнительно больший интерес среди них представляют составленные в XIV—XV вв. «Бхаратакадватриншика» («Тридцать два рассказа о монахах») — характерные образцы анекдотов о глупцах. Можно также упомянуть «Катхарнаву» («Море сказаний») Шивадасы, «Пурушапарикшу» («Испытание человека») Видьяпати, а также сборники рассказов и анекдотов об отдельных исторических личностях — «Прабандхачинтамани» («Волшебный камень историй») Мерутунги (XIV в.), «Прабандхакошу» («Ларец повествований») Раджашекхары (XIV в.) и, наконец, «Бходжапрабандху» («История Бходжи») Баллалы (XVI в.).

При всем разнообразии вставных историй обрамленной повести они обычно составляют органическое целое в рамках каждого отдельного сборника. Связь эта, помимо художественно-стилистических приемов, осуществляется прежде всего с помощью определенной объединяющей идеи, пронизывающей тот или иной цикл. Так, «Панчатантра», например, призвана обучать «науке разумного поведения», или нити, в категориях индийской дидактики; «Синхасанадватриншика» — добродетели, или дхарме, и т. д. Даже рассказы попугая о ловких увертках неверных жен тесно связаны с дидактикой как непосредственно по тематике (сферы артхи и камы — чувственного удовольствия), так и своей функцией в рамках текста (благочестивая цель рассказчика). Но дидактическая идея каждый раз умело сочетается с развлекательной установкой сборников, и на практике нередко эта установка оказывается доминирующей. Также характерно для обрамленной повести смешение двух планов — фантастики и быта — в рассказах самых различных типов: любовных новеллах, анекдотах о глупцах, назидательных притчах и т. д. Соответственно и герои рассказов весьма разнородные. Здесь и сверхъестественные существа (боги, демоны), и люди, и животные. Все они действуют на равных правах, животные сражаются и любят, доверяют и обманывают, предаются благочестию и пороку так же, как люди. Надо при этом учитывать, что такое замещение отнюдь не следует толковать лишь как общераспространенную басенную аллегорию, хорошо знакомую и русскому читателю. Для традиционного индуистского миросозерцания с его идеей круговорота бытия, в котором все существа рождаются вновь и вновь, переходя из одного воплощения в другое и становясь поочередно божествами, людьми, зверями, птицами и т. д., различные существа, как бы они ни отличались друг от друга, были в известном смысле явлениями одного порядка, одной ценности.

Выше уже была кратко охарактеризована роль в мировой литературе обработок и переводов «Панчатантры». Не столь повсеместно, но все же достаточно широкое распространение получили и другие сборники. На основании «Двадцати пяти рассказов веталы» возникли тибетские и монгольские («Шидди-кур») обработки. Сборник «Семьдесят рассказов попугая» отразился в малайской, персидской («Тути-наме»), турецкой литературах. «Деяния Викрамы» пришли в Монголию («Арджи Боджа»), Иран, Сиам. Но, может быть, еще более знаменательно, что многие рассказы индийской обрамленной повести проникли и в мировой фольклор, и в целый ряд памятников мировой литературы, среди которых — итальянские новеллы Боккаччо и Саккетти, немецкие шванки Ганса Сакса, французские басни Лафонтена, сочинения И. А. Крылова и Л. Н. Толстого и др.

Заключая обзор развития санскритской литературы в VIII—XIII вв., следует хотя бы вкратце остановиться на достижениях санскритской поэтики, несомненно обогативших историю мировой теоретико-литературной мысли. Первыми дошедшими до нас санскритскими сочинениями по теории поэзии были трактаты «Кавьяланкара» («Поэтические украшения») Бхамахи (возможно, V в.) и «Кавьядарша» («Зеркало поэзии») Дандина (VII—VIII вв.). Оба автора, безусловно, опираются на длительную, но нам почти неизвестную предшествующую традицию.

Исходя из лингвистической доктрины («поэзия — это форма и смысл слова в их единстве»), Бхамаха и Дандин предлагают сложную и разветвленную классификацию риторических фигур («украшений»), а также «достоинств» и «недостатков» поэтической речи. Дандин, кроме того, исходя, видимо, из литературной практики своих современников, выделил два пути, или стиля, в поэзии: вайдарбхи (умеренный) и гауди (возвышенный). Идеи Дандина развил далее Вамана (VIII—IX вв.), автор трактата «Кавьяланкарасутра» («Сутра о поэтических украшениях»), утверждавший, что сущностью поэзии является стиль, в свою очередь зависящий от особого сочетания «достоинств» формы и смысла слова. Наряду с вайдарбхи и гауди Вамана

определил и третий стиль — панчали. Его современник Удбхата дал в «Кавьяланкарасанграха» («Краткое описание поэтических украшений») иную классификацию стилей: городской (упанагарика), деревенский (грамья) и грубый (паруша). Кроме этого, он попытался развить далее теорию о расах (эстетических эмоциях), дополнив уже известные нам по «Натьяшастре» Бхараты восемь рас девятой — «созерцательной», или «мирной» (шанти). Рудрата (начало IX в.) в «Кавьяланкара» («Поэтические украшения») наряду с характеристикой риторических фигур дал определение четырех стилей — вайдарбхи, панчали, лати и гауди, а также уделил внимание дальнейшему обоснованию теории расы.

Новый этап в развитии санскритской поэтики связан с именем Анандавардханы (IX в.), сформулировавшего теорию дхвани, или суггестивного содержания поэзии. В трактате «Дхаваньялока» («Свет дхвани») все изобразительные средства литературы рассматриваются Анандавардханой в качестве средства вызвать не выраженные прямо в тексте образные ассоциации (дхвани), которые и являются, по мнению Анандавардханы, подлинной сущностью поэзии. В соответствии с этим он делит все литературные произведения на три категории: высшую — произведения с доминирующим дхвани, среднюю — произведения, в которых дхвани играет подчиненную роль, и низшую — которые построены на образах, представляющих прямые описания и совершенно лишенные дхвани. Анандавардхана широко иллюстрировал свои положения примерами из произведений Калидасы и других древних поэтов. Он оказал большое влияние на дальнейшее развитие индийской поэтики (трактаты Мамматы, Хемачандры, Руйяки — XII в., — Вишванатхи — XIV в. — и др.) вплоть до наших дней.

Интерпретатором и пропагандистом идей Анандавардханы был крупнейший средневековый кашмирский философ Абхинавагупта (X в.), автор двух работ — «Дхваньялокалочана» («Глаз света дхвани»), комментария к «Дхваньялоке», и «Абхинавабхарати» («[Комментарий] Абхинавы [на трактат] Бхараты»), комментария к «Натьяшастре» Бхараты, в которых он связал воедино доктрины дхвани и расы. Однако нашлись и противники теории дхвани, которые либо вообще отвергли ее, либо пытались примирить с традиционной доктриной «украшений». Одним из таких был Дхананджая (XII в.), автор трактата по драматургии «Дашарупака» («Десять видов драмы»), в котором он в основном анализировал традиционные проблемы сюжета, героя, жанра и расы. Другой теоретик — Раджашекхара (IX—X вв.) — в «Кавьямимансе» («Рассуждении о поэзии») классифицировал, согласно ранним поэтикам, требования, предъявляемые к поэтам. Особый интерес при этом представляют его взгляды на пути и средства, с помощью которых поэт может проявлять свою оригинальность даже при условии заимствования им сюжета, а также характеристика литературных вкусов в разных частях страны.

Теория дхвани вызвала также возражения у Пратихарендураджи (X в.), утверждавшего, что дхвани само является только одним из многих художественных средств; у Кунтаки (XI в.), противопоставлявшего концепции дхвани различные типы иносказаний; и наиболее решительно у Махимабхатты (XI в.), чья критика, однако, была основана главным образом на философских, а не на собственно литературных соображениях. Поэт Кшемендра (XI в.), о котором мы уже упоминали, являлся автором нескольких работ по поэтике; из них наиболее важна «Кавикантхабхарана» («Ожерелье поэта»), где им были охарактеризованы основные качества, определяющие оригинальность поэта.

Значение средневековой санскритской поэтики выходит далеко за рамки эпохи ее создания. Ее доктрины (в особенности аланкар — украшений, расы и дхвани) оказывали существенное воздействие на развитие индийских литератур вплоть до XX в. С другой стороны, в ряде существенных аспектов она перекликается с европейскими поэтическими теориями как далекого прошлого (например, античной и средневековой риторикой), так и настоящего, в частности с различными направлениями современной лингвистической поэтики.

Сноски

Сноски к стр. 72

^* Здесь и далее перевод Р. Шор.

ТАМИЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Самыми ранними известными нам литературными памятниками дравидского Юга Индии были поэтические произведения на тамильском языке, относящиеся в целом к периоду с I по III в. н. э. Впоследствии их объединили в два поэтических сборника: «Эттуттохей» («Восемь антологий» — собрание коротких стихотворений) и «Паттуппатту» («Десять поэм» — собрание больших поэм). Это, видимо, лишь небольшая часть литературы древнего Тамилнада, не дошедшей до нас полностью, но представленной этими сборниками весьма ярко. Мы не располагаем определенными данными о ее возникновении и факторах ее развития, но можно полагать, что она восходит к более ранней устной поэтической традиции, явившейся продуктом мегалитической культуры, развивавшейся на Декане в I тыс. до н. э. и давшей, кроме тамильской, еще и поэзию на пракрите махараштри,

зафиксированную впоследствии в антологии Халы «Саттасаи».

Тамильские легенды связывают происхождение и развитие поэзии на Юге Индии с так называемыми «тремя сангами» — древнетамильскими поэтическими академиями, процветавшими с незапамятных времен под покровительством царей династии Пандья. В них входили поэты, знатоки и ценители поэзии, ученые, представители родовой знати и даже цари. Члены санги собирались в особом зале или на плоту, который плавал посреди священного храмового пруда в Мадуре, столице царства Пандья. По легендам, плот этот мог увеличиваться или уменьшаться в размерах в зависимости от того, достоин или нет новый претендент занять на нем место. Основными задачами санги были отбор и оценка наилучших поэтических произведений.

Легенда рассказывает о трех тамильских сангах, сменивших одна другую. Первая якобы находилась в Южной Мадуре, на мифическом материке Лемурия, и главой ее был сам Шива. Она просуществовала 4400 лет и погибла вместе с материком во время всемирного потопа. Ей наследовала санга в городе Кападапурам, которая тоже погибла во время потопа спустя 3700 лет. Затем поэтическую традицию в течение 1850 лет поддерживала третья санга — в Северной Мадуре.

Понятно, что легенда о трех сангах, до сих пор принятая на веру многими тамильскими исследователями, призвана утвердить глубокую древность и непрерывность тамильской литературной традиции. Однако достоверными сведениями о сангах, даже о третьей, самой близкой нам по времени, к которой возводится поэзия «Восьми антологий» и «Десяти поэм», мы не располагаем. В принципе существование в древнем Тамилнаде своего рода поэтической академии вполне возможно, но весьма примечательно, что эти сборники, традиционно именуемые «поэзией санги», сангу нигде не упоминают, а их содержание далеко от интересов какой-либо аристократической академии и тесно связано с жизнью всего тамильского общества первых веков н. э., общества весьма пестрого и в этническом, и в политическом отношении, в значительной степени подчиненного идеалам родо-племенного строя. В то время поэзия изобилует сведениями не о придворных, а о странствующих поэтах, которые были фактически создателями древнетамильской устной песенно-поэтической традиции. Их поэмы и песни записывались на пальмовых листах, обрабатывались, теоретически осмыслялись и канонизировались. Эту работу, по-видимому, и можно воспринимать как первый известный нам результат деятельности какого-либо общества типа поэтической академии, если таковая все же существовала. Канонизированная песенно-поэтическая традиция естественно становилась образцом для подражания и моделью поэтического творчества. Традиционно поэзия санги — авторская, но не всегда можно с достоверностью определить, кто скрывается за именем, приложенным в антологии к тому или иному стихотворению: истинный его создатель, редактор или имитатор.

С предполагаемой деятельностью поэтической академии связан наиболее авторитетный в тамильской традиции грамматико-поэтический трактат «Толькаппиям» («О древней поэзии»), текст которого был окончательно отредактирован приблизительно в IV—V вв. н. э. Первые две части трактата посвящены вопросам языка и грамматики, третья — «О содержании поэтических произведений» («Поруладихарам») — собственно поэзии. В ней закрепляются основные поэтические нормы, указываются годные для поэзии темы, возможные поэтические ситуации, разбираются специальные вопросы стилистики и поэтической техники (выбор слов, употребление сравнений, просодия).

Закрепленная в «Толькаппиям» древнетамильская поэтическая традиция делит поэзию с точки зрения содержания на две категории: поэзия пурам — гражданская (пурам — букв. «внешнее») и поэзия ахам — любовная (ахам — букв. «внутреннее»). Пурам, поэзия по характеру героическая, непосредственно связана с тем временем (I—III вв. н. э. и ранее), когда постоянно происходили военные столкновения между тремя тамильскими царствами — Чера, Чола и Пандья, а также между многочисленными княжествами и племенами Юга. Подавляющее большинство героических стихов — панегирики, в которых царь или князь предстает как щедрый и справедливый правитель, энергичный, мужественный и могучий воин.

Поэты, слагавшие хвалебные песни, редко оставались при дворе правителя надолго. Большинство из них вели странствующий образ жизни, и являлись они к царю или князю с тем, чтобы получить за свою песню щедрое угощение и награду. С этим связано возникновение своеобразной жанровой формы тамильского панегирика — аттруппадей — «наставление на путь». Эта форма, несомненно выросшая из устной песенно-поэтической практики, подразумевает следующую ситуацию: странствующий поэт встречает другого поэта и, видя его бедность, изможденность, рекомендует ему отправиться к такому-то правителю, который накормит поэта, щедро одарит его. Обыгрывание этой ситуации давало возможность косвенного восхваления патрона, что вполне отвечало стремлению поэтов

избегать в панегириках прямолинейности, делать их более интересными и гибкими.

Фигуры царей в поэзии антологий и поэм наделяются всеми основными атрибутами эпических героев — необыкновенной силой, бесстрашием, неукротимым гневом, часто чудесным рождением. Заметны в ней и такие приметы эпического стиля, как постоянные мотивы, словесные формулы, однако в ней нет широкого эпического действия, поэтому панегирический жанр не следует рассматривать в традициях героико-эпической поэзии, наподобие древнегреческого или древнеиндийского эпосов.

Поэзия ахам раскрывает другую сторону жизни древних тамилов, связанную с сакральным значением семьи, домашнего очага. По стихам ахам можно восстановить систему древних представлений, обычаев, обрядов, в рамках которых развивались взаимоотношения влюбленных — сначала до брака, затем в годы супружества. Однако жизненная конкретность поэзии ахам все же условна, ибо представления, обычаи и т. п. даны в ней в застывшей, обобщенной поэтической ситуации. Герои поэзии ахам — и это соответствует ее характеру — безымянные обобщенные типы, о чем говорится в одной из сутр «Толькаппиям»: «Когда имеют дело с пятью известными людям темами поэзии ахам, то [героев] не наделяют именами».

Основные любовные ситуации даны в соответствии с определенным местом и временем действия: пейзажем, сезоном, частью суток. Сочетание этих элементов и соответствующей им ситуации образует поэтическую тему, которая называется «тиней» (букв. — «разновидность»). Названия пяти основных тем происходят от соответствующих ландшафтов, которые, в свою очередь, определяются по имени наиболее приметного, характерного растения. Так, тема куриньджи связана с горным ландшафтом, холодным сезоном года, ночью, ее любовная ситуация — любовь с первого взгляда, тайная встреча; тему муллей определяют: ландшафт — леса и пастбища, время года — сезон дождей, время суток — вечер, ситуация — жена терпеливо ожидает возвращения мужа; тему нейдаль — страдания в разлуке, сезон не предусмотрен, время суток — вечер; тему палей — разлука, жаркое время года, полдень; тему марудам — супружеская размолвка, сезон не предусмотрен, утро.

Каждое стихотворение ахам по форме представляет собой обращение того или иного героя, главного или второстепенного, к другому герою. Главными являются безымянные влюбленные (супруги), второстепенными — чаще всего подруга героини, ее приемная мать, возничий, панан (музыкант) и другие персонажи.

Кто произносит монолог, какова вызвавшая его ситуация, как правило, бывает ясно из текста. Часто определяющие элементы даны намеком — упоминаются или цветок, или животное, или деталь пейзажа, иногда что-то говорится о времени года. Всем этим фактически задается тема. Когда же этих определяющих элементов в стихотворении нет, читателю помогают колофоны, которыми составители снабжали стихи антологий.

По сравнению с поэзией пурам, непосредственно откликавшейся на события жизни, поэзия ахам требовала от поэта гораздо больше выдумки и мастерства, так как он должен был оживлять уже в значительной степени готовые, отобранные традицией поэтические схемы.

Интересно отметить, что при всей широте отражения жизни в поэзии древнего Тамилнада религиозным настроениям отведено сравнительно мало места. Непосредственно они воплощаются, собственно, только в двух произведениях: антологии «Парипадаль» («Стихи в размере парипадаль», IV—VI вв.), состоящей из гимнов в честь Тирумаля (Вишну), Муругана (древнетамильский бог юности, силы, войны, отождествляющийся с сыном Шивы Субраманьей) и священной реки Вайхей; и в поэме Наккирара (IV в.) «Тирумуругаттруппадей» («Наставление на путь к Муругану»).

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!