Митинг и манифестация как основные обрядово-зрелищные формы раннего советского праздника
Содержание раннего советского массового празднества, его смысл и назначение целиком и полностью отвечали содержанию самой Октябрьской революции, ее целям и задачам. По поводу митингов и манифестаций, т. е. форм политической самодеятельности масс, которые использовались в процессе освободительной борьбы пролетариата и которые во многом определяли обрядово-зрелищное построение советского революционного праздника, мы читаем у Ленина:
«Над “митингованием” смеются, а еще чаще по поводу него злобно шипят буржуа, меньшевики, новожизненцы, видящие только хаос, бестолочь, взрывы мелкособственнического эгоизма. Но без митингования масса угнетенных никогда не смогла бы перейти от дисциплины, вынужденной эксплуататорами, к дисциплине сознательной и добровольной. Митингование, это и есть настоящий демократизм трудящихся, их выпрямление, их пробуждение к новой жизни, их первые шаги на том поприще, которое они сами очистили от гадов (эксплуататоров, империалистов, помещиков, капиталистов) и которое они сами хотят научиться налаживать по-своему, для себя, {260} а началах своей, Советской, а не чужой, не барской, не буржуазной власти»[248].
Ленин далее отмечал, что в этих формах массовой политической самодеятельности совершалось «обсуждение самими трудящимися новых условий жизни», «объединение усилий против эксплуататоров для их свержения», что эти формы являлись активными средствами партии для того, чтобы «пробудить и поднять общественные “низы”… наиболее угнетенную и забитую, наименее подготовленную массу трудящихся», и что этими средствами постоянно пользовались большевики на всех этапах революции, склоняя массы на свою сторону и с их помощью организуя Советскую власть[249].
|
|
|
Все сказанное Лениным по поводу «митингования» может и должно быть целиком отнесено к советским массовым революционным празднествам. Ибо последние как раз и выражали то, что Ленин называл «бурным, бьющим весенним половодьем, выходящим из всех берегов, митинговым демократизмом трудящихся масс…»[250].
В раннем советском массовом празднике, если рассматривать ею с обрядовой стороны, центральное место, помимо митинга, занимало шествие, демонстрация, движущаяся под маршевую музыку духовых оркестров Демонстрация, пожалуй, даже больше, чем митинг, выражала суть этого праздника, была, если так можно сказать, его воплощенной функцией. Она удивительно соответствовала мироощущению людей, всей походной обстановке того времени, ритму революционной эпохи и выражала пафос исторического движения, которое воспринималось тогда зримо, как живой процесс, захватывающий всех и вся Поэтому в процессию (шествие, демонстрацию) как обрядовую форму праздничной культуры тогда вкладывался гораздо больший социальный смысл, чем принято думать сегодня. Как и во все прочие времена, в годы революции люди строились в ряды или колоннами, составляя праздничную процессию, чтобы организованно пройти от сборных пунктов к центральному месту празднования и с максимальным эффектом продемонстрировать себя и стать красочным зрелищем для {261} других. Что же касается особого смысла, которым наделялась праздничная процессия в тот период, то он, как нам представляется, был связан с преодолением времени, с переходом от вчера к сегодня, а от сегодня к завтра, со снятием отчуждения. Не случайно в поэзии Октябрьских лет, которая, естественно, намного полнее, чем собственно праздник, постигала высший, сущностный смысл исторического бытия, «шествие» входит в сюжетную и идейно-эстетическую основу многих произведений. В «Мистерии-буфф» и в «150 000 000» В. Маяковского, в «Двенадцати» А. Блока и других произведениях того времени герои куда-то идут и идут, и все действие этих произведений развертывается в темпе постоянного, никогда не останавливающегося марша.
|
|
|
Традиционному массовому празднеству тоже не чуждо шествие. Но здесь движение имеет направление, обратное истории. Это ретроспективное движение, оно ориентировано в прошлое. Тому пример — церковная процессия, крестный ход, как бы дублирующий путь на Голгофу. Шествие раннего советского массового празднества имеет свою символику. Здесь движение совершается в одном, строго выверенном направлении. Им является будущее. Символический смысл демонстрации, шествия как обрядовой формы раннего советского праздника в том и состоял, чтобы приблизить будущее, преодолеть расстояние, разделяющее сегодня и завтра. Поэтому встать тогда в ряды демонстрации означало реально встать на дорогу новой истории, выломиться из одного бытия и войти в другое, новое бытие. Демонстрация помогала ощутить динамику движения самой революционной истории. Следующее стихотворение свидетельствует, что этот внутренний смысл праздничного шествия не был тайной для поколения революции:
|
|
|
Торжественно проходят первыми матросы…
Строго-величавы поступь, взгляды, лица…
Кто-то им семейку незабудок бросил.
Нищая старушка радостно слезится.
Безотчетно счастливый, весь благоговение.
Обнажаю голову, слитность постигаю:
Я, Они — Единство… Общее сцепление…
Это Я, под музыку, с ними, в них шагаю.
Это Я, разбивший рабства, тьмы оковы.
{262} Я, в Борцах Бессмертных Свободы, Коммунизма
Я — Советов Армия иду к победам новым,
Это Я, шагаю — в Мир Социализма[251].
|
|
|
Стихотворение более чем заурядно Но оно интересно как иллюстрация понятного тогда всем смысла праздничного шествия Суть его не простое перемещение в пространстве, не физическое движение, а исполненное содержательной символики и одухотворенное движение в направлении к идеалу, к коммуне. Это обстоятельство объясняет, почему праздничные процессии тогда смогли стать эффективнейшим орудием социалистической агитации и пропаганды.
И праздничный митинг, и праздничное шествие, даже будучи взятыми в чистом виде, синтезировали в себе восторг безграничной свободы, готовность к самопожертвованию, радость победы, стихию чувств и раскрепощенного воображения. С другой стороны, благодаря этим обрядовым формам экстатическое половодье чувств, эмоций и настроений облекалось в напряженные, организованные ритмы, зовущие в бой, в атаку, на стройку. Митинг и шествие облегчали раннему советскому празднику выполнять важную революционную функцию — функцию приобщения масс к участию в осуществлении задач социалистической революции.
Другая обрядовая форма раннего советского массового праздника — акт сожжения эмблем царского режима. Она была введена в практику 7 Ноября 1918 г. под названием «сожжение старого строя» В Москве в этот праздничный день в одиннадцати местах (в том числе и на Красной площади, у Лобного места) были устроены костры из сваленных в одну кучу корон, гербов, вензелей и т. п. Сожжению подверглись также набитые соломой чучела кулака, генерала, помещика и купца[252]. Однако этот обряд не закрепился, и в последующих празднествах мы его не встречаем. Такая же судьба была и у другого обряда-присяги, состоящего в ударе молотом по наковальне, который совершали вожаки рабочих праздничных колонн (Петроград, 1 Мая 1919 г., Марсово поле)[253].
{263} Изобразительно-зрелищный облик раннего советского праздника
Во внешнем оформлении раннего советского массового праздника обычно господствовал лишь один цвет — красный. Цвет крови, не имеющий ни оттенков, ни полутонов. Это вносило в изобразительно-зрелищный образ праздника некоторый колористический аскетизм и суровость. Но, с другой стороны, это же сообщало ему особую целостность и цветовую монолитность. Н. Асеев в своем стихотворении точно передает впечатление от праздника, акцентируя внимание на красном цвете:
Красные зори,
Красный восход,
Красные речи
У Красных ворот
И красный — на площади Красной
Народ.
Краснейте же, зори,
Закат и восход,
Краснейте же, души,
У Красных ворот,
Красуйся над миром,
Мой красный народ[254].
Особую специфику раннему советскому празднику придавали различные эмблемы, символы и аллегории. Об этом следует сказать несколько подробнее.
Ни один праздник не обходился без эмблематики, которую он как бы брал взаймы у профессионального изобразительного искусства. Ранний советский праздник очень нуждался в помощи искусства. Он был, как мы уже говорили, коммуникатором новых идей и по этой причине с самого начала остро нуждался в доступных восприятию масс «знаках» (символах, аллегориях, эмблемах и т. п.), которые так или иначе могли бы воплотить в себе эти идеи. И эту «знаковую» систему советский праздник достаточно быстро получил от тогдашнего изобразительного искусства.
Уже в Первомай 1918 г. появилась первая советская эмблема — скрещенные между собой серп и молот. Ее {264} авторство приписывается молодому художнику Е. Камзолкину[255]. На праздновании первой годовщины Октябрьской революции эта эмблема фигурировала уже в качестве некоего принятого всеми советского символа. Ее мы видим на многих плакатах, знаменах, панно как отдельно, так и в сочетании с лозунгами, красными звездами[256] и вензелевым изображением РСФСР. Она соседствует с другими символическими и аллегорическими изображениями. Это восходящие еще к античности символы крылатой Свободы, Победы с лавровым венком, Справедливости с весами, которые в свое время широко использовались французскими художниками для оформления празднеств революции 1789 – 1793 гг. На ряде плакатов и панно 7 ноября 1918 г. красовались юноши, трубившие в фанфары, державшие красные знамена или факелы, скачущие на конях или колесницах. На других мускулистые мужчины били молотом по наковальне, крутили штурвалы невиданно фантастических машин или рубили украшенные короной головы змей и чудовищ. Нередко изображались могучий Микула Селянинович, вспахивающий плугом необозримое поле, и плывущий в ладье Степан Разин. Встречались групповые изображения молодых женщин и мужчин, разрывающих цепи, поднимающих знамена и факелы или рассыпающих из рога изобилия плоды и цветы. Очень много было плакатов и панно чисто аллегорического характера: расколотый на части земной шар, сломанные тюремные решетки, пылающие руины дворцов, поднимающееся над горизонтом солнце, {265} зеленеющие нивы, сияющие радуги, локомотивы, несущиеся на всех парах, фабрики и заводы с дымящимися трубами и т. д.
Тяготение к этим устойчивым образам-символам тогдашних художников объяснялось их напряженным интересом к тому новому, что входило в жизнь, требуя немедленного осознания и закрепления средствами художественной аллегории, символа, эмблемы. Изображая революционную действительность то в виде женщины (Свобода), то в виде кузнеца, бьющего молотом по наковальне (Пролетариат), то в виде поезда, несущегося на всех парах (Светлое Будущее), художники давали массам, собравшимся на празднество, наглядное представление о таких новых жизненных понятиях, как социальная свобода, раскрепощенный труд, союз рабочих и крестьян, коллективизм и т. п.
Эта изобразительно-знаковая система во всем своем объеме впервые предстала 7 Ноября 1918 г. и в дальнейшем воспроизводилась полностью или частично. Она достаточно условна и, по-видимому, не требовала от массового участника празднества напряженной сосредоточенности. Полностью подчиняясь раннему советскому празднику, она была его языком общения и информации. Самостоятельного художественного значения эта система в большинстве случаев не имела, но для ее создания понадобились энтузиазм, вдохновение и творческая энергия.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 550; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!