Вторник четвертый. Мы говорим о смерти
Влияние учителя вечно; никогда не знаешь, где оно кончается.
Генри Адамс
– Давай начнем с того, – сказал Морри, – что каждый знает: он когда‑нибудь умрет, но никто в это не верит.
В тот вторник Морри был настроен по‑деловому. Предметом нашей беседы была смерть, первая тема в моем списке. Еще до моего приезда Морри нацарапал на листочках бумаги кое‑какие заметки, чтобы потом не забыть. Его корявый почерк теперь не мог разобрать никто, кроме него самого. Это было незадолго до Дня труда, и сквозь окна его кабинета виднелась живая изгородь цвета шпината да слышались крики детей, игравших на улице в последнюю неделю свободы перед началом учебного года.
Дома, в Детройте, газетные забастовщики вовсю готовились к огромному праздничному маршу – продемонстрировать солидарность профсоюзов в борьбе против администрации. По дороге, в самолете, я прочитал о женщине, убившей мужа и двух дочерей, когда они спали, и утверждавшей, что она защищала их от «плохих людей». А в Калифорнии защитники О. Дж. Симпсона становились знаменитостями.
Здесь же, в кабинете Морри, текла совсем иная жизнь – один бесценный день сменялся другим. И вот мы сидели рядом, в двух шагах от последнего новшества в доме – кислородного устройства. Иногда ночами Морри не хватало воздуха, и он присоединял к носу длинную пластмассовую трубку, впивавшуюся в кожу подобно пиявке. Одна мысль о том, что Морри подключен к какому‑то устройству, была мне ненавистна, и я, слушая профессора, старался на него не смотреть.
|
|
|
– Каждый знает, что умрет, – повторил: Морри. – Но никто не верит. Потому что если б мы верили, то жили бы по‑другому.
– Значит, мы все обманываемся насчет смерти? – спросил я.
– Да. Но есть подход и получше. Знать, что ты умрешь, и быть к этому готовым в любое время. И это действительно лучше. Так ты полнее участвуешь в своей собственной жизни.
– Но как же можно быть готовым к смерти?
– Ну, например, как буддисты. Представь, что каждый день у тебя на плече сидит птичка и спрашивает то, что ты мысленно должен спросить себя: «Сегодня и есть тот самый день? Я готов? Я делаю все, что мне надо делать? Я таков, каким хочу быть?»
И Морри повернул голову так, словно на плече у него и вправду сидела птичка.
– Сегодня мой последний день? – спросил он.
Морри с легкостью заимствовал идеи из разных религий. Он был рожден иудеем, но в подростковом возрасте стал агностиком, частично из‑за того, что с ним случилось в детстве. Ему нравились некоторые постулаты буддизма и христианства, но его родной по‑прежнему была еврейская культура. Он не был знатоком религии. И то, что он говорил в последние месяцы своей жизни, казалось выше религиозных различий. Смерти это под силу.
|
|
|
– Истина в том, Митч, – сказал Морри, – что стоит научиться умирать, как научаешься жить.
Я кивнул.
– Я снова это повторю, – продолжил Морри. – Стоит научиться умирать, как научаешься жить.
Он улыбнулся, и я понял, чего он хотел этим повторением достичь. Он хотел убедиться в том, что я осознал им сказанное, при этом не смущая меня ненужными вопросами. Этот прием был одним из многих, делавших его хорошим; учителем.
– А до болезни вы много думали о смерти? – спросил я.
– Нет, – улыбнулся Морри. – Я был как все. Однажды в минуту безудержной радости я сказал своему другу: «Я буду самым здоровым стариком на свете!»
– И сколько же вам тогда было лет?
– Больше шестидесяти.
– Значит, вы были оптимистом.
– А почему бы и нет. Как я тебе уже сказал, никто по‑настоящему не верит, что умрет.
– Но ведь каждый человек знает хоть кого‑нибудь, кто уже умер, – возразил я. – Так почему же так трудно осознать неизбежность смерти?
– Потому что большинство из нас бродит будто во сне. Мы не ощущаем мир во всей его полноте, потому что мы полусонные и делаем многое по привычке, то, что нам кажется необходимо делать.
|
|
|
– А когда оказываешься перед лицом смерти, все меняется?
– Конечно. Ты отшелушиваешь все лишнее и сосредоточиваешься на важном. Как только понимаешь, что можешь умереть, все видишь совершенно по‑другому.
Морри вздохнул. Научись умирать, и ты научишься жить.
Я заметил, что теперь, когда он двигает руками, они трясутся. Очки у него обычно висели на шее, и, когда он приподнимал их к глазам, они соскальзывали у него по вискам, как будто он пытался их надеть в темноте, и не на себя, а на кого‑то другого. Я наклонился к нему помочь заправить дужки за уши.
– Спасибо, – прошептал Морри.
Я заметил, что, когда коснулся его головы, лицо его озарилось улыбкой. Малейшее прикосновение мгновенно вызывало у Морри радость.
– Митч, можно я скажу тебе что‑то?
– Конечно.
– Но тебе это может не понравиться.
– Почему?
– Понимаешь ли, суть в том, что если и вправду прислушиваться к птичке на плече, если всерьез принимать то, что ты можешь умереть в любую минуту, тогда вряд ли стоит быть таким честолюбивым, как ты.
Я с трудом улыбнулся. Морри продолжил:
– Все то, на что ты тратишь столько времени – вся твоя работа, – может показаться не таким уж важным. И ты скорее всего отыщешь время для иной, духовной пищи.
|
|
|
– Духовной пищи?
– Я знаю, ты терпеть не можешь слово «духовный». Ты считаешь это трогательно‑чувствительной мутью.
– Как сказать…
Морри попробовал подмигнуть – не очень‑то успешно, и я, не выдержав, расхохотался.
– Митч, – рассмеялся он вместе со мной, – даже я не знаю, что это такое – духовное развитие. Но одно я знаю: мы ограничены. Мы слишком вовлечены во все материальное, а оно нас не удовлетворяет. Мы воспринимаем любовь близких людей и вселенную вокруг нас как нечто само собой разумеющееся.
Он кивнул в сторону окна, из которого струился солнечный свет:
– Видишь то, что за окном? Ты можешь выйти из дома в любое время. Можешь бежать вдоль по улице и радоваться этому как сумасшедший. А я не могу. Не могу выйти на улицу. Не могу побежать. Не могу даже находиться на улице, чтобы не заболеть. Но знаешь что? Я ценю это окно больше, чем ты.
– Цените окно?
– Да, ценю. Я смотрю в него каждый день. Я замечаю перемены в деревьях и с какой силой дует ветер. Словно я и вправду могу следить сквозь оконное стекло за движением времени. Я знаю, время мое на исходе, и потому красота природы притягивает меня так, точно я вижу ее впервые.
Морри замолчал, и минуту мы оба не отрываясь глядели в окно. Я пытался увидеть то, что видел он. Пытался увидеть время и свою жизнь, медленно текущую мимо. Морри слегка наклонил голову к плечу.
– Птичка, это случится сегодня? – спросил он. – Сегодня?
* * *
Благодаря передаче на «Найтлайн», письма приходили к Морри со всего света. И когда он был в силах, его родные и друзья собирались у него и помогали писать на них ответы.
Однажды в воскресенье, когда его сыновья Роб и Ион были дома, все расположились в гостиной. Морри сидел в своей коляске, тощие ноги спрятаны под одеялом, и лишь только профессору становилось зябко, на плечи ему набрасывали куртку.
– Какое первое письмо? – спросил Морри.
Коллега стал читать письмо от женщины по имени Нэнси, у которой мать умерла от болезни Лу Герига. Она писала о том, сколько страданий ей принесла болезнь и смерть матери и что она хорошо понимает, как приходится страдать Морри.
– Ну что ж, – сказал Морри, когда письмо было дочитано, и закрыл глаза, – давайте начнем так: «Дорогая Нэнси! Вы очень тронули меня рассказом о своей матери. Я понимаю, через что вам пришлось пройти. Никому не избежать ни страдания, ни печали. Но горе и боль оказались для меня благотворными и, надеюсь, для вас тоже».
– Мне кажется, последнее предложение надо изменить, – сказал Роб.
Морри на секунду задумался.
– Ты прав. А что, если так: «Я надеюсь, что в горе вы сумеете найти целительную силу». Так лучше?
Роб кивнул.
– И добавьте: «Спасибо, Морри».
Следующее письмо было от женщины по имени Джейн, благодарившей Морри за то сильное впечатление, что он произвел на нее, выступив в программе «Найтлайн». Она даже назвала его пророком.
– Высочайший комплимент, – заметил коллега Морри. – Пророк!
Морри скорчил рожицу. Его явно насмешила подобная оценка.
– Поблагодарите ее за столь лестный отзыв и напишите: мне было приятно, что мои слова имели для нее какое‑то значение. И не забудьте добавить: «Спасибо, Морри».
Следующим было письмо от англичанина, потерявшего мать и просившего Морри помочь ему наладить с ней контакт с помощью спиритизма. А еще было письмо от супружеской пары, собиравшейся приехать в Бостон, чтобы познакомиться с профессором. Затем шло письмо от бывшей студентки, описывавшей свою жизнь после окончания университета. В нем было и о самоубийстве, и о трех мертворожденных детях. И о матери, умершей от болезни Лy Герига. И о страхе, что она, дочь, может заболеть этим недугом. Письму не было конца. Две страницы. Три страницы. Четыре страницы.
Морри внимательно выслушал всю эту мрачную историю. Когда письмо было‑таки дочитано, он мягко спросил:
– Ну, что же мы ответим?
Воцарилось молчание. Наконец Роб не выдержал:
– А давайте так: «Спасибо за ваше длинное письмо».
Все рассмеялись. А Морри посмотрел на сына и просиял.
Рядом с его стулом лежит бостонская газета с фотографией улыбающегося бейсболиста – он только что поймал мяч. Из всех существующих болезней, думаю я, Морри досталась та, что названа по имени спортсмена.
– Вы помните Лy Герига? – спрашиваю я.
– Я помню, как он стоял на стадионе и прощался.
– Значит, вы помните его знаменитую фразу.
– Какую? – спрашивает Морри.
– Ну что вы! Лу Гериг, Гордость Янки. Речь, что эхом неслась из репродукторов?
– Напомни мне. Произнеси эту речь.
Сквозь открытое окно я слышу, как подъехал мусоровоз. И хотя на дворе жарко, на Морри рубаха с длинным рукавом, а ноги укрыты одеялом. Кожа его бледна. Болезнь полностью овладела им.
Подражая Геригу, я начинаю громогласную речь, и слова мои точно отскакивают от стен стадиона:
– «Се‑е‑егодня‑я‑я… я чувствую себя… самым счастливым челове‑е‑еком… на всей земле…»
Морри закрывает глаза и медленно кивает:
– М‑да… Что ж, я такого не говорил.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 88; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!