Неподчинение приказам и побеги 7 страница
Для Гиммлера попытка заключить сделку с англо-американцами закончилась унижением. Однако для тысяч заключенных нацистских лагерей она означала спасение, поскольку стремление Гиммлера предстать в выгодном свете и придать себе образ респектабельного партнера по переговорам было им на руку. Впервые рейхсфюрер СС попытался выказать себя прагматичным политиком еще в 1944 году, санкционировав освобождение из лагерей части еврейских заключенных. После тайных переговоров с заграничными еврейскими организациями 30 июня 1944 года эсэсовцы депортировали в Берген-Бельзен группу из 1684 специально отобранных будапештских евреев, где они содержались в привилегированных условиях вплоть до отправки (в августе и декабре того же года) в Швейцарию. В обмен высшее руководство СС хотело получить товары и деньги, однако одновременно Гиммлер надеялся набрать очки для заключения выгодного для него сепаратного мира[3170].
Тайные переговоры об освобождении заключенных активизировались в начале 1945 года. Хотя Гиммлер сохранял осторожность, поиски выхода из войны заставляли его идти на налаживание более тесных контактов за рубежом. Это совпало с наращиванием усилий иностранных правительств (например, Швеции и Франции) и международных организаций (таких как Всемирный еврейский конгресс) по спасению заключенных. К этому их подтолкнули участившиеся сообщения о массовой гибели людей в концлагерях. Спасать узников лагерей взялись Международный комитет Красного Креста (МККК), во главе со швейцарским дипломатом Карлом Буркхардтом, и шведский Красный Крест в лице его вице-президента, графа Фольке Бернадота. С января по апрель 1945 года происходил интенсивный обмен письмами. Иногда в многочисленных встречах того периода в качестве посредника принимал участие личный массажист Гиммлера Феликс Керстен, человек с сомнительной репутацией[3171]. Иностранные эмиссары встречались со зловещими главарями Третьего рейха, в том числе и с новым главой РСХА Кальтенбруннером, начальником гестапо Генрихом Мюллером, комендантами нацистских лагерей вроде Рудольфа Хёсса и Энно Лоллинга, а также старшими офицерами СС, такими как штандартенфюрер СС Курт Бехер (ключевая фигура в дни оккупации Венгрии в 1944 году. В апреле 1945 года Гиммлер назначил его рейхскомиссаром концлагерей, в первую очередь для проведения переговоров с Британией, США и Красным Крестом)[3172].
|
|
|
Что касается самого Гиммлера, то он, стремясь вызвать сочувствие представителей государственной власти иностранных государств, начал плакаться, что его, мол, никто не понимает. В действительности он отнюдь не тот страшный палач, которым его изображают, а добрый пастырь, желающий заключенным только добра. Для придания правдоподобия этой истории он даже сделал несколько закулисных тактических корректировок, приказав временно прекратить телесные наказания и смертоносные эксперименты над заключенными[3173]. Дабы произвести впечатление на посещавших лагеря иностранных гостей, Гиммлер и его эсэсовская рать сотворили альтернативную реальность. В апреле 1945 года, в ходе одного из подобных визитов в Равенсбрюк, его комендант Зурен потчевал чиновника Международного Красного Креста россказнями о просветительской миссии концлагерей. Ему вторил и сам Гиммлер. Сообщения о высокой смертности и массовых убийствах не более чем «вражеская пропаганда», заверял он своих собеседников. Он также решительно отмел все сомнения по поводу условий содержания узников в Берген-Бельзене, утверждая, что у тамошних медиков всегда все под контролем[3174].
|
|
|
Несмотря на все контакты с высшим руководством СС, иностранным спасателям концлагерных заключенных поначалу мало что удавалось. Правда, Международный Красный Крест продолжал доставку продовольственных посылок (особенно для заключенных из западноевропейских и Скандинавских стран), привозя продовольствие прямо в лагеря[3175]. Однако недоумение переговорщиков вызвал отказ немцев разрешить провести надлежащее обследование лагерей, и они жаловались на невыполнение руководством ВФХА данных обещаний[3176]. Однако самым главным было отсутствие подвижек по жизненно важному вопросу об освобождении заключенных. Лишь в феврале 1945 года Гиммлер принял решение о том, что в исключительных случаях из лагерей будут отпускать пожилых и больных узников из Дании и Норвегии. В период с января по март датские власти приняли лишь около 140 соотечественников, отпущенных немцами на свободу[3177].
|
|
|
Самой значительной уступкой Гиммлера этого периода стала перевозка скандинавских заключенных в специальную зону в Нойенгамме. С середины марта 1945 года автобусы и грузовики Шведского Красного Креста начали доставлять туда заключенных из других концлагерей. Среди них был и Одд Нансен. После того как он вместе с другими норвежскими заключенными вышел из Заксенхаузена, у них «будто выросли крылья, и мы полетели туда, где стоял ряд белых автобусов». С конца марта Нансен и свыше 4800 других прибывших в Нойенгамме скандинавов стали получать приличный паек и медицинское обслуживание, а условия содержания их значительно улучшились. Но радость одних означала лишь новые страдания других. Дабы освободить место для новоприбывших, эсэсовцы выбросили заключенных из так называемого оздоровительного блока. Некоторые из них умерли буквально через несколько часов. Еще более двух тысяч увезли на автобусах – тех самых белых автобусах, которые доставили скандинавских заключенных, после того как Шведский Красный Крест неохотно согласился переправить этих изможденных голодом и болезнями узников в филиалы крупных лагерей. (Где многие из них вскоре умерли.) Отдельных скандинавских заключенных это глубоко ранило. Одд Нансен испытал «угрызения совести из-за подобной несправедливости», как он написал в дневнике 31 марта 1945 года. «Нам созданы лучшие условия по сравнению с другими людьми, живущими хуже нас и умирающими от голода, в то время как мы живем в достатке»[3178].
|
|
|
Лишь в апреле 1945 года, когда большая часть Германии была уже оккупирована, СС наконец отпустили на свободу значительную группу заключенных. Отчаянно ища перемирия с Британией и США, Гиммлер возлагал надежды на связи с англичанами и американцами племянника короля Швеции графа Бернадота. В тот месяц они встречались дважды или трижды, в последний раз в ночь с 23 на 24 апреля, когда Гиммлер предложил капитуляцию на Западном фронте (именно Бернадот и был тем эмиссаром, который передал его слова представителям США и Англии). Подкрепляя обещание делом, Гиммлер отпустил еще некоторое количество заключенных. В первую очередь выиграли скандинавы: Датский и Шведский Красный Крест добились освобождения почти 8 тысяч заключенных, в том числе и содержавшихся в Нойенгамме. Свою последнюю запись в дневнике, сделанную на немецкой земле 20 апреля 1945 года, Одд Нансен закончил такими словами: «На автобусе – на свободу». Когда заключенные пересекли границу Дании, встретить их на улицы вышли тысячи людей, размахивая флагами и вручая цветы, хлеб и пиво. Вскоре Гиммлер согласился освободить еще некоторое количество заключенных. Теперь этот человек, ответственный за уничтожение бесчисленных женщин и детей, даровал свою «милость» горстке узниц, в том числе беременных, тяжелобольных и матерям с детьми. В последние две недели войны Датский и Шведский Красный Крест вывезли примерно 9500 женщин, преимущественно из Равенсбрюка. Еще 2 тысячи заключенных на грузовиках Международного комитета Красного Креста переправили в Швейцарию. Большинство спасенных женщин были из Польши, остальные – из Франции, Бельгии и других стран. «Лагерь за нашей спиной все уменьшался и уменьшался, – писала француженка Мари-Жозе Шомбар де Лов о своем спасении из Маутхаузена 22 апреля 1945 года. – Я сижу здесь с пустыми глазами, тихая и ошеломленная». Потребовалось время, прежде чем узницы поняли, что действительно свободны[3179].
Но освобождение все еще оставалось исключением из правила. Спасение 12 тысяч мужчин, женщин и детей в апреле и начале мая 1945 года совпало со страданиями сотен тысяч других людей, все еще находившихся за колючей проволокой. Пойдя на тактические уступки, Гиммлер был преисполнен решимости удерживать огромную массу заключенных в качестве козыря для иллюзорного торга с англичанами и американцами, даже если это и означало продолжение смертоносной эвакуации лагерей[3180]. Особенно наглядно эта стратегия проявилась в отношении еврейских заключенных, вопрос о судьбах которых поднимался в ходе переговоров с Красным Крестом. Какое-то время Гиммлер считал, что улучшение условий содержания евреев, возможно, повысит его акции на Западе[3181]. Он даже предпринял несколько символических шагов в этом направлении. Предположительно 13 марта 1945 года, как раз перед тем, как Поль отправился в свою последнюю лихорадочную инспекционную поездку по лагерям, Гиммлер, по всей видимости, поручил ему сообщить комендантам, что убийства евреев следует прекратить. Аналогичные обещания рейхсфюрер СС дал своим западным партнерам по переговорам и приказал комендантам лагерей улучшить обращение с евреями[3182]. Однако его ханжеское вмешательство во внутреннюю политику лагерей слишком запоздало, чтобы что-то изменить. В Маутхаузене, например, у еврейских заключенных было больше шансов умереть, чем у узников любой другой категории, несмотря на внезапные приказы о смягчении режима содержания больных евреев[3183].
Желая заслужить кредит доверия Запада, Гиммлер был готов отпустить на свободу как минимум некоторое количество еврейских заключенных. Стремясь переписать свое запятнанное геноцидом прошлое, рейхсфюрер СС заявил, что всегда поддерживал упорядоченный выезд из Германии. В качестве доказательства он в ходе состоявшейся в ночь с 20 на 21 апреля 1945 года внеочередной встречи с представителем Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром, который, заручившись эсэсовской гарантией личной безопасности, прибыл в Германию из Швеции, обещал незамедлительно отпустить и передать представителям Шведского Красного Креста тысячу евреек из Равенсбрюка[3184]. Однако дальше подобного рода тактических уступок Гиммлер так никогда и не пошел[3185]. В целом он продолжал рассматривать еврейских заключенных в качестве заложников для торга с Западом. «Присматривайте за этими евреями и относитесь к ним хорошо, – якобы велел он коменданту Маутхаузена Цирайсу в конце марта 1945 года. – Они мой ценнейший капитал»[3186].
Заложническая стратегия Гиммлера четко прослеживается и на примере «подлежащих обмену евреев», остававшихся в Берген-Бельзене. С 7 по 10 апреля 1945 года, буквально накануне освобождения лагеря британскими войсками, из него вышли три транспорта РСХА с 6700 евреями и взяли курс на Терезиенштадт, последнее остававшееся гетто, превращенное к тому времени в еще один «обменный лагерь». После почти двухнедельной одиссеи до пункта назначения добрался лишь один состав. А когда еще два, несколько дней, словно призраки, проплутавшие по раздираемой войной Германии, освободили союзники, в их вагонах лежало несколько сот умерших заключенных[3187].
Последние недели
В начале апреля 1945 года система нацистских лагерей оказалась ввергнута в хаос глобального водоворота обреченности и разгрома. Когда армии антигитлеровской коалиции начали продвижение в глубь территории Третьего рейха, гиммлеровское царство террора стало стремительно сжиматься, всего за три месяца нового, 1945 года система концлагерей лишилась 230 филиалов[3188]. А оставшиеся лагеря погрузились в пучину смерти и хаоса. Даже их хваленое военное производство фактически остановилось из-за дефицита сырья и налетов вражеской авиации, вынуждавших как эсэсовцев, так и заключенных постоянно прятаться в укрытиях. «От звука сирен начинается понос», – пошутила подруга Агнес Рожи в Нюрнберге 19 февраля 1945 года, всего за несколько дней до уничтожения их лагеря воздушным налетом. Он был одним из целого ряда лагерей-филиалов, стертых с лица земли англо-американской авиацией. В результате этих налетов погибло множество заключенных[3189]. В общей сложности с января по март 1945 года как в ходе эвакуаций, так и внутри лагерей погибло около 150 тысяч заключенных. Эта цифра резко превышала показатели смертности заключенных за несколько предыдущих лет[3190].
Однако было бы ошибкой считать, что с системой немецких концлагерей было покончено. Хотя ее тиски разжались, она отнюдь утратила полноты контроля. Да и масштаб эсэсовской машины террора все еще оставался чудовищно огромным. В начале апреля 1945 года продолжали функционировать 10 главных крупных концлагерей и почти 400 филиалов[3191]. В этих лагерях служило 30–35 тысяч эсэсовцев[3192]. И хотя численность заключенных резко снизилась, во всех вышеупомянутых лагерях оставалось около 550 тысяч человек, намного больше, чем годом ранее[3193]. Содержались эти мужчины, женщины и дети со всех уголков Европы преимущественно в филиалах. Количество немцев среди них уменьшилось, и они составляли менее 10 % от общего числа заключенных[3194]. Евреи, напротив, превратились в одну из крупнейших групп узников. За несколько прошедших месяцев их численность в концлагерях, располагавшихся на территории Третьего рейха в его предвоенных границах, стремительно возросла, сначала за счет узников, депортированных для принудительного труда в филиалы, а затем за счет заключенных, эвакуированных из восточноевропейских концентрационных лагерей. В начале весны 1945 года евреи составляли примерно 30 % всего лагерного населения[3195].
И лишь в апреле и начале мая 1945 года система нацистских концлагерей наконец рухнула. В течение пяти драматических недель было расформировано ВФХА, а войска держав антигитлеровской коалиции вошли в остававшиеся главные лагеря и их филиалы: Бухенвальд и Дору (11 апреля), Берген-Бельзен (15 апреля), Заксенхаузен (22–23 апреля), Флоссенбюрг (23 апреля), Дахау (29 апреля), Равенсбрюк (30 апреля), Нойенгамме (2 мая), Маутхаузен-Гузен (5 мая) и Штуттгоф (9 мая)[3196]. Более чем в ста концлагерях солдаты армий стран-победительниц обнаружили оставленных эсэсовцами заключенных – от горстки уцелевших в некоторых филиалах до 50 тысяч человек в Берген-Бельзене. По некоторым оценкам, в целом за этот период из концлагерей было освобождено 250 тысяч заключенных[3197].
Однако большинство лагерей, когда в них вошли войска союзников, оказались пустыми. Эсэсовцы успели эвакуировать большую часть филиалов, а в главных лагерях существенно сократили численность заключенных. В Нойенгамме, когда на его огромную территорию вступили британские солдаты, практически никого не было[3198]. Пустые лагеря резко контрастировали с автомобильными и железными дорогами, забитыми концлагерными заключенными. По стремительно уменьшавшейся территории Третьего рейха во всех направлениях, иногда уже отрезанные от оставшихся лагерей, двигались бесчисленные транспорты смерти, десятки тысяч узников умерли, так и не дождавшись подхода освободителей.
Оценка историками этих последних транспортов смерти противоречива. Некоторые из них считают систему нацистских концлагерей неким удивительно устойчивым образованием, которое даже в самом конце в виде транспортов с заключенными продолжало функционировать как небольшие мобильные концлагеря[3199]. Другие ученые утверждают, что подобные транспорты следует рассматривать совершенно обособленно от всей предшествующей истории концлагерей, как новый этап нацистского геноцида[3200]. В конечном итоге ни одна из этих позиций не является полностью убедительной. Весной 1945 года в системе нацистских лагерей не было ничего стабильного. Те, кто считает транспорты смерти мобильными лагерями, не принимает во внимание явные их отличия от жизни за колючей проволокой[3201]. В то же время вышеназванные транспорты смерти остаются неотъемлемой частью истории нацистских лагерей. Ведь доминирующую роль в них сохраняли эсэсовцы, привыкшие убивать заключенных при попытке к бегству или просто потому, что те ослабели. Что касается самих заключенных, то результатом пребывания в концлагерях были и их удручающее физическое состояние, и усвоенные ими правила поведения, и приобретенные связи, оказавшиеся в дороге бесценными. В конечном счете транспорты смерти лишь ярче выявили давние тенденции, существовавшие в системе лагерей. Ее структура, с постоянно движущимися заключенными, стала еще динамичнее, приобрела еще большую самостоятельность, убивая абсолютно безнаказанно, еще пестрее – поскольку в охранники все чаще брали случайных людей – стал состав охраны, а капо – некоторых из них официально вооружили и задействовали в качестве конвойных – получили даже больше власти, чем прежде. И теперь, когда транспорты смерти двигались по всей Германии, террор бросался в глаза еще сильнее[3202].
«Ни один заключенный не должен попасть в руки врага живым»
Решение о массовой эвакуации лагерей весной 1945 года не было принято заранее. На фоне растущей паники высшее руководство СС рассматривало несколько различных вариантов и посылало недоумевающей администрации концлагерей противоречивые сигналы[3203]. Наиболее радикальная идея предполагала последнюю кровавую бойню, обрекая всех заключенных на гибель вместе с Третьим рейхом. В то время как Гитлер вещал, что лучше обратить Германию в руины, но ничего не оставить врагу, в верхушке СС и среди лагерных чинов пошли разговоры о том, что лагеря вместе со всеми заключенными следует уничтожить. Однако как не был исполнен приказ Гитлера об оставлении врагу выжженной земли, так и СС никогда не приблизились к полному уничтожению всех заключенных[3204].
На другой чаше весов лежало полное освобождение узников. Когда дело дошло до эвакуации нацистских тюрем, рейхсминистерство юстиции приняло решение освободить массу заключенных, признанных не представляющими опасности для государства[3205]. Однако Гиммлеру и его подручным подобная мера представлялась неприемлемой. Массовое освобождение уничтожило бы прочно укоренившийся миф о концлагерях как об оплоте борьбы против злейших врагов Германии. В конечном счете РСХА санкционировало освобождение лишь нескольких тысяч политзаключенных[3206]. Еще несколько тысяч немецких заключенных насильно призвали в разношерстные воинские формирования, но вопреки надеждам фашистских бонз, таких как Йозеф Геббельс, эти мобилизованные против воли, плохо экипированные солдаты не внесли никакого значимого вклада в защиту фатерланда[3207].
Согласно еще одному варианту, после отбора и эвакуации годных к рабскому труду заключенных лагеря следовало оставить вместе с большинством ненужных узников. В ВФХА у него было немало сторонников. Ведь весной 1945 года об упорядоченных массовых эвакуациях и речи быть не могло. Транспортная система рейха лежала в руинах, а последние остававшиеся лагеря трещали по швам от заключенных[3208]. Недолго поиграл с этой идеей и Гиммлер и, когда наступило время окончательной эвакуации Бухенвальда, приказал оставить заключенных врагу[3209]. Однако быстро передумал. 6 апреля 1945 года комендант Пистер получил новый приказ Гиммлера – немедленно закрыть лагерь. Рейхсфюрер СС потребовал, чтобы Бухенвальд был насколько возможно очищен, а заключенных эвакуировали во Флоссенбюрг[3210]. В результате стандартным решением осталась эвакуация[3211].
В апреле 1945 года сотни тысяч заключенных насильно загнали в транспорты и отправили на новые места, освободив территорию 8 главных лагерей и более 250 филиалов. Некоторые эсэсовские бонзы уступили давлению пожелавших умыть руки и дистанцироваться от преступлений СС местных промышленников и властей, которые потребовали до прихода союзников забрать своих рабов[3212]. Кроме того, у лагерных администраций были резоны держаться за узников[3213]. Сам Гиммлер все еще считал заключенных – в первую очередь евреев – пешками в своем гамбите сепаратного мира[3214]. Руководство ВФХА продолжало рассматривать лагеря в качестве промышленных площадок жизненно важного военного производства. Отказываясь признать неизбежное, Поль и его коменданты прилагали лихорадочные усилия для обеспечения работы последних заводов, а неутомимый Ганс Каммлер надеялся изготовить новое «чудо-оружие». После оставления подземного комплекса Доры Каммлер намеревался, используя чертежи, машины и заключенных Эбензе, приступить к производству на новом месте зенитных ракет[3215]. С точки зрения таких фанатиков, как Каммлер, одна лишь мысль об оставлении врагу концлагерей с трудоспособными рабами была саботажем.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 256; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!