ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ СТАЛИНА. ГОДЫ УЧЕБЫ. ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ 9 страница
Позднее, в июне 1886 года доведенный до отчаяния, Лагиашвили убил ректора семинарии протоиерея Чудецкого, который отличался особым мракобесием, неприкрытой ненавистью к Грузии и ее культуре. Событие это всколыхнуло весь Тифлис. Семинария была на несколько месяцев закрыта. Начальник Тифлисского жандармского управления доносил по службе, что тифлисская семинария находится в весьма неблагоприятном положении по сравнению с другими семинариями в России, а ее учащиеся часто выказывают антирелигиозный настрой мыслей и враждебность к России. «Экзарх Грузии Питирим, ставленник Святейшего синода, с кафедральной трибуны проклял весь грузинский народ. Достойный ответ Питириму дал видный общественный прогрессивный деятель Грузии Дмитрий Кипиани. Выступление Д. Кипиани было воспринято как оскорбление Святейшего синода и самого самодержца. Петербург требовал предания суду «дерзкого» защитника грузинского народа. Д. Кипиани был осужден на трехлетнюю ссылку в Астрахань. Накануне окончания срока ссылки этот бесстрашный человек, защищавший честь своего народа, был зверски убит…» [145]
Недовольство учеников семинарии было порождено многими причинами. Прежде всего режимом, который царил в ней, непрерывной слежкой, издевательствами, которым подвергались учащиеся. К этому присовокуплялись и более серьезные мотивы, связанные с растущим недовольством в связи с ущемлением чувства национального достоинства, бесцеремонным процессом русификации не только самого преподавания, но и по существу всех основных сфер духовной жизни Грузии. Постепенно намечались и вызревали элементы и социального протеста как отражения общего для тогдашней Грузии компонента общественного развития. Можно сказать, что общественная атмосфера, царившая в Грузии в тот период, формировалась под непосредственным воздействием таких факторов, как национальный вопрос, или иначе говоря, рост национального самосознания; социальный вопрос и связанные с ним проблемы; комплекс проблем национально-культурного порядка; критика царизма с позиций либерального демократизма. Вообще все эти процессы развивались на самобытной почве Грузии, и вместе с тем они какой-то незримой нитью постепенно связывались с общими тенденциями развития общественной жизни Российской империи в целом. На всех этих аспектах мы остановимся позднее, рассматривая процесс приобщения молодого Сталина к идеям революционной борьбы против царизма. Сейчас же хочется подчеркнуть тот момент, что все указанные выше факторы в определяющей степени отразились на выборе жизненного пути молодого Иосифа Джугашвили.
|
|
|
Следует отметить, что буквально за несколько месяцев до его поступления в семинарию — в декабре 1893 года — там состоялась довольно мощная забастовка учащихся, о которой жандармский генерал Янковский информировал свое начальство в Петербурге. По его информации, учащиеся требовали увольнения некоторых преподавателей и введения преподавания грузинской литературы. Экзарх Грузии провел целый день в семинарии, стремясь убедить учеников отказаться от забастовки. Его усилия не принесли результата. Тогда ректор семинарии обратился за помощью к полиции. Семинария была закрыта, а ученики отправлены по домам. Общественность Тифлиса была возбуждена и расценивала такие акции как проявление несправедливости. Учащиеся, перед тем как покинуть семинарию, давали клятву солидарности друг с другом.
|
|
|
Суровые репрессии не заставили себя ждать; 87 учеников были исключены из семинарии, в их числе Ладо Кецховели (в дальнейшем один из тех, кто оказал на молодого Иосифа огромное влияние в плане вступления его на революционный путь), М. Цхакая — видный в дальнейшем деятель партии большевиков и один из близких соратников В.И. Ленина[146]. 23 из них даже было запрещено проживание в Тифлисе.
|
|
|
Один из западных биографов Сталина И. Дойчер пишет: «Когда пятнадцатилетний Джугашвили появился в семинарии, эхо последней забастовки было еще очень свежим. Учащиеся наверняка должны были обсуждать это событие и комментировать исключение 87 своих товарищей, и новичок мог только симпатизировать требованию, чтобы его родная литература преподавалась в семинарии. Таким образом, с самого начала он был заражен политическим брожением» [147]. Есть все основания согласиться с такой оценкой, поскольку она верно отражает обстановку, в которой юный Джугашвили начал этот свой, можно сказать, определяющий этап жизненного пути.
В официальной биографической хронике, которая помещалась в каждом томе сочинений Сталина, издававшихся при его жизни, сообщается, что 2 сентября 1894 года он поступает в первый класс Тифлисской духовной семинарии. Для поступления в семинарию ему необходимо было сдать приемные экзамены, которые он, по свидетельству современников, сдал блестяще. Факт поступления в семинарию отражен и в «Духовном Вестнике грузинского экзархата» от 1 января 1895 года, где сообщалось, что в числе других 18 ребят Иосиф Джугашвили был зачислен в первый класс в качестве полупансионера, т. е. не на полный казенный счет[148]. Его матери, очевидно, пришлось доплачивать какую-то сумму денег за его пребывание в семинарии. Впоследствии вопрос об оплате учебы в семинарии всплыл в качестве одной из версий при рассмотрении причин исключения Сталина из духовной семинарии.
|
|
|
Документальные свидетельства, в том числе и официальные архивные документы, которыми располагают биографы Сталина, дают вполне определенное представление о том, как молодой Иосиф учился в семинарии. В первые два года он занимался прилежно и был одним из лучших учеников своего класса, хотя не самым лучшим, как это было в период его обучения в Горийском духовном училище. При наличии незаурядных природных данных, блестящей памяти и целеустремленности, отличавшими его, тот факт, что он не стал первым в своем классе, объясняется, видимо, иными причинами. Скорее всего главную роль сыграл здесь, выражаясь современным языком, некоторый пересмотр обычной шкалы жизненных ценностей. Другими словами, овладение семинарской программой, освоение преподававшихся предметов перестало для него быть главной целью на данном отрезке жизненного пути. Как свидетельствовали его соученики, Иосиф перестал уделять внимание урокам, учился на тройки — лишь бы сдать экзамены. Он не терял времени и энергии на усвоение легенд из священного писания и уже с первого класса начал интересоваться светской литературой, общественно-экономическими вопросами. Из предметов, преподававшихся в семинарии, молодой Сталин особенно любил гражданскую историю и логику, по которым у него неизменно были отличные отметки. По остальным предметам он готовился в конце года, к экзаменам[149]. Его соученики отмечали, что Сосо увлекался исторической литературой, в первую голову историей великой французской революции, революции 1848 года, парижской коммуны, историей России. Автор книги о молодом Сталине Э. Смит, в свою очередь, пишет, что Иосиф-семинарист изучает произведения Гюго и Бальзака, Дарвина и Теккерея, Фейербаха и Спинозы, хотя, видимо, и не в таком объеме, как утверждают советские источники о его семинарской жизни[150].
В целом складывается такая картина: особого прилежания к занятиям в семинарии Иосиф не проявлял, рамки семинарской программы его не удовлетворяли, он всячески стремился выйти за ее жесткие пределы. Определенная апатия к учебе была своеобразным выражением более глубокого общего недовольства, зревшего в душе Иосифа-семинариста.
Учеба в семинарии стала для него важным этапом в овладении русским языком, открывавшим широкие горизонты познания мира. И хотя некоторые апологетически настроенные в отношении Сталина биографы делают особый акцент на том, что он в это время уже чуть ли не в совершенстве овладел русским языком, такое утверждение, на мой взгляд, едва ли соответствует действительности.
Конечно, молодой Иосиф проявлял незаурядные способности и в овладении русским языком, который фактически стал для него родным. Но это произошло не в период его обучения в семинарии, а значительно позже. На семинарские же годы как раз и приходится время интенсивной работы над русским языком. О весьма высоком, но отнюдь не совершенном уровне его знаний русского языка свидетельствует один из подлинных архивных документов, а именно его собственноручное объяснение в адрес ректора семинарии в связи с пропуском занятий. Приводим это объяснение полностью:
«О. Инспектор!
Я не осмелился бы писать Вам письмо, но долг — избавить Вас от недоразумений на щет неисполнения мною данного Вам слова — возвратиться в семинарию в понедельник — обязывает меня решиться на это.
Вот моя история. Я прибыл в Гори в воскресение. Оказывается умерший завещал похоронить его вместе с отцом в ближайшей деревне — Свенеты. В понедельник перевезли туда умершего, а во вторник похоронили. Я решился было возвратиться во вторник ночью, но вот обстоятельства, связывающая руки самому сильному в каком бы отношении ни было человеку: так много потерпевшая от холодной судьбы мать умершаго со слезами умоляет меня «быть ея сыном хоть на неделью».
Никак не могу устоять при виде плачущей матери и, надеюсь простете, решился тут остаться, тем более, что в среду отпускаете желающих.
Воспитан. И. Джугашвили.»[151]
Молодой Сталин проучился в Тифлисской семинарии неполных пять лет. За это время он изучал наряду с богословскими предметами также общеобразовательные, к которым у него был большой интерес. В семинарии изучались русский язык, литература, математика, логика, гражданская история, греческий и латинский языки. В воспоминаниях современников и в других архивных документах не зафиксирован достаточно определенно его интерес к богословским наукам. Однако априори можно утверждать, что он как один из примерных семинаристов достаточно хорошо овладел соответствующими богословскими дисциплинами. Без этого вообще его пребывание в семинарии было бы немыслимо.
Вместе с тем нет и фактов, которые бы говорили в пользу того, что юный Иосиф проявлял особое рвение в овладении богословскими предметами и в отправлении всякого рода религиозных обрядов. При той косности и муштре, а также казенщине, сопровождавшей религиозные службы, трудно было ожидать особого рвения. Мы уже вскользь касались вопроса о религиозном факторе в формировании мировоззрения молодого Сталина. Здесь хотелось бы остановиться на одном любопытном моменте. После крушения Советского Союза некоторые патриотически настроенные круги православной русской церкви и вообще патриоты — оппоненты «демократов», поборники самобытного пути исторического развития России стали довольно активно выдвигать и обосновывать ту точку зрения, что Сталин был якобы внутренне верующим человеком, несмотря на все те жесткие репрессии, которым была подвергнута церковь в период его нахождения у власти. Приведем здесь высказывание отца Дмитрия Дудко — известного современного церковного писателя и проповедника. Он ссылается на мысль, высказанную русским философом Н. Бердяевым, о том, что атеизм — это дверь к Богу с черного хода, и далее развивает ее применительно к вопросу о вере Сталина в Бога. «Сталин с внешней стороны атеист , — замечает он, — но на самом дело он верующий человек… Не случайно в Русской православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память, так случайно не могло произойти в самое «безбожное» время. Не случайно он и учился в Духовной Семинарии, хотя и потерял там веру, но чтоб по-настоящему ее приобрести. А мы этого не понимаем…» [152]
Я здесь лишь пунктиром обозначил такую сложную и значительную проблему, как отношение Сталина к религии и Богу. Она требует специального исследования, которое выходит за рамки целей, поставленных в данной работе. Здесь же хотелось оттенить одно существенное обстоятельство, постоянно привлекающее внимание всех, кто пишет о Сталине. Речь идет о влиянии духовного образования, полученного им, на склад его мышления и особенно на манеру выражения своих мыслей. Каждому, кто знакомится с его статьями и речами, сразу же бросается в глаза весьма своеобразная речевая стилистика и манера аргументации. Они, бесспорно, несут на себе печать глубокого воздействия стиля изложения, присущего многим богословским сочинениям. Здесь влияние Горийского духовного училища и Тифлисской духовной семинарии видно, как говорится, даже невооруженным глазом.
Приведем в связи с этим мнение доктора философских наук, профессора Петербургского университета А.Л. Вассоевича:
«И.В. Сталин получил духовное образование, и можно не сомневаться, что его особенности повлияли и на систему доказательств в сталинских трудах, и на стилистику сталинских выступлений. Один из лучших образцов церковного красноречия (который легко обнаружить, например, в творениях Иоанна Златоуста) состоит в риторическом приеме многократного повторения нескольких ключевых словосочетаний. Этот прием был взят на вооружение воспитанником Горийского духовного училища и Тифлисской духовной семинарии И.В. Сталиным при подготовке своих политических выступлений. Великий революционер прекрасно осознавал сильнейшее психологическое воздействие излюбленной им риторической фигуры… Собрание его сочинений убеждает читателя в том, что излюбленному приему И.В. Сталин оставался верен вплоть до последних лет жизни. Через четыре с лишним десятилетия после смерти «отца народов», задумываясь над истоками прежде всего психологических побед, которые И.В. Сталин всякий раз одерживал над деятелями троцкистской оппозиции, нельзя сбрасывать со счета и того, что бурливое и цветастое революционное красноречие Льва Троцкого в конечном счете оказывалось менее эффективным, чем сталинская риторическая манера многократных повторов. Заимствованная из церковного красноречия и обращенная к населению страны, которая еще недавно была православной, эта манера оказывалась более близкой и понятной также для большинства вышедших из простонародья членов большевистской партии»[153].
Оппоненты Сталина старательно акцентируют на данном моменте свое внимание и упрекают его в догматизме, схематизме и риторичности, свойственными языку религиозных проповедей и наставлений. Внешне это выглядит действительно так, хотя в самой такой манере, на мой взгляд, как и в любой другой, нет ничего зазорного и предосудительного. Примеров религиозно окрашенных, если можно так сказать, оборотов сталинской речи достаточно много. Стоит только вспомнить его знаменитое выступление по радио 3 июля 1941 года с вошедшим чуть ли не в поговорку обращением «Братья и сестры!», а также известную клятву выполнить заветы Ленина, произнесенную 26 января 1924 года, в которой рефреном звучал такой оборот: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам… Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!» и т. д.
Стилистическая окраска такого рода приемов, а также постоянно использовавшиеся им образцы риторических вопросов, адресованных как бы к самому себе, а также в первую очередь к слушателям, и соответствующих ответов на них, и многие другие ораторско-литературные особенности его устной и письменной речи — все это несет на себе зримую печать образования, полученного им в духовных учебных заведениях. В этом контексте, конечно, особое влияние на него оказал Катехизис, в котором основы религиозной веры излагаются в форме вопросов и ответов на них.
Можно, конечно, иронизировать на этот счет, к чему охотно прибегали в прошлом и прибегают в наше время критики Сталина. Однако в подобных методах есть и свои, причем немалые, достоинства. Весь строй проповедей церковного характера в силу своей предметной сущности требовал простоты и ясности языковых средств, четкости и предельной доходчивости в изложении мыслей[154]. Некоторые биографы Сталина подчеркивают, что такой строй речи Сталина был обусловлен необходимостью того, чтобы его понимали все — и образованные, и необразованные, даже малограмотные люди. Чтобы его понимали в такой огромной стране, каким был Советский Союз, от западных окраин до Тихого океана. И в таком объяснении, помимо зримого влияния церковного образования, полученного Сталиным, содержится рациональное зерно. Кроме всего прочего, такой речевой стиль характеризует Сталина как человека, крайне критически относившегося к различным «красивостям» речи, к чему так часто, в меру и не в меру, прибегали деятели революционного движения в то время. Ясность речи отражает ясность мысли, простота изложения мысли свидетельствует о том, что мысль продумана, осмыслена и нашла свое адекватное выражение.
Сказанное выше касается, строго говоря, сугубо внешней стороны его семинарского образования. Если же вести речь о содержательной стороне дела, то, видимо, общий круг его знаний не по богословским, а по светским предметам, в общем соответствовал уровню гимназического курса. Этот уровень в старой России, как оценивают и современные специалисты по образованию, был довольно приличным. Рискуя повториться, снова напомню, что дочь Сталина С. Аллилуева в своих воспоминаниях особо подчеркивала, что отец «греческий помнил и в старости» [155].
Здесь следует специально отметить, что во всем письменном наследии Сталина, а также в его речах мы ни разу не встретим даже малейшего намека на знание греческого языка, не говоря уже о латинском, который он также изучал. А при той чуть ли не феноменальной памяти, о которой пишут почти все, кто с ним соприкасался, можно с полным основанием предположить, что словарный состав иностранных языков, в данном случае греческого и латинского, был ему в определенном объеме знаком достаточно хорошо. Однако следов использования этих языков в его произведениях мы не находим. О причинах этого можно лишь строить различные предположения. Одна из них такая: в начальный период деятельности Сталина знание латинского и греческого языков на гимназическом уровне было явлением настолько банальным, что никому просто не приходило в голову демонстрировать эти знания, хотя в работах Ленина, Троцкого, Бухарина и других деятелей большевистской партии часто встречаются латинские крылатые слова и изречения[156].
На эти моменты я обращаю внимание отнюдь не из желания отметить у Сталина какие-то особые лингвистические дарования, которых у него, вполне возможно, и не было. А только лишь для того, чтобы оттенить его спокойную реакцию и выдержку, когда в дальнейшем в период острой политической борьбы его оппоненты, в особенности Троцкий, изощренно изгалялись над тем, что он не владеет иностранными языками. Порой стремление уязвить Сталина «по этому пункту» обретало какой-то поистине анекдотический и смехотворный характер. Как будто знание иностранных языков является непременным атрибутом, обязательным для политического руководителя. Никто не спорит, что иностранный язык является, по словам К. Маркса, орудием в жизненной борьбе. Знание иностранных языков расширяет возможности любого политического деятеля, раздвигает его общий кругозор, но оно не способно из мелкотравчатого политика сделать крупного политического деятеля.
Данное отступление от непосредственного предмета рассмотрения продиктовано тем, что в политической биографии Сталина, в истории всей его деятельности как политической фигуры указанное выше обстоятельство порой обретало значение, далеко выходившее за рамки чисто образовательной проблемы. Многие его политические концепции стратегического масштаба ставились под сомнение по причинам якобы «национальной» ограниченности, проистекавшей, в частности, из-за незнания иностранных языков. Подобные «аргументы» не выдерживают серьезной критики.
Но вернемся к вопросу о том, что дала молодому Иосифу духовная семинария, какой след оставила она в его характере и как она повлияла на выбор главных жизненных целей. Понятно, что дать исчерпывающие ответы на все эти важные, можно сказать, ключевые вопросы его жизненного пути на этапе формирования молодого Сталина как личности, совсем нелегко. И трудность объясняется не только относительной скудностью фактических материалов, но и тем, что сам Сталин, как это ни покажется странным, в дальнейшем, во все периоды своей деятельности, почти не затрагивал эти вопросы. Имеются скупые факты, касающиеся времени обучения в семинарии, которые, скорее всего со слов отца, приводит его дочь в своих книгах. Эти свидетельства представляются вполне достоверными. Чего, однако, нельзя в полной мере сказать о свидетельствах, опубликованных при жизни Сталина, где авторами выступают его соученики по семинарии и сподвижники по раннему периоду его революционной деятельности. В своем подавляющем большинстве они выдержаны в откровенно апологетическом ключе, и уже в силу этого вызывают серьезные сомнения. Впрочем, полностью отвергать их тоже нет достаточных оснований, поскольку некоторые из них в той или иной степени подтверждаются некоторыми независимыми источниками. Поэтому, очевидно, на эти свидетельства также можно опираться, отдавая себе отчет в том, что они требуют критической оценки.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!