ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 50 страница



В раннекатакомбном п. 4 к. бус. Целинное в Крыму [138, с. 12] расположенная «среди костей грудной клетки» стрела занимала центральное положение относительно каменного топораи бронзовогоножа, уложенных передлицом и зазатылкомпокойника, помещённого скорченно на правом боку, головой на восток-юго-востоку. Ясно, что погребённый уподоблялся стреле и оси мироздания, нож «отрезал» его связь с потусторонним миром, а топор «открывал» путь к зениту и небесам. Эту версию подтверждают остальные детали обрядаи инвентарь: раковина возле ножаи отсутствие левой руки, с одной стороны, а с другой—подчёркивание зелёным глеем правой руки и размещение возле неё родственных топору (усиливающих его) камешка, отбойника, плитки. Идея брасмана отчётливо выражена и в рассмотренных ранее п. 2 к 2 у Николаевки[699,с. 146—149] и п. 5 к. 16уВесёлойРощи[674,с. 102—108],гдетопоры сочетались со стрелами и проч.

Топоры, каки булавы, особенно распространились в позднекатакомбный период. В это время вьщеляютсядва основных центра их изготовления: в верховьях Сиверского Донца [644], а также на острове Перун и в других пунктах Нижнего Поднепровья [930]. Прослеживается бьггование и развитие прежних представлений, связанных с топорами, и появление новых. Последнее обстоятельство было обусловлено, главным образом, распространением орнаментированных каменных топоров, изготавливавшихся преимущественное ннзовьях Днепра. Это уникальное явление сопрягалось здесь с не менее уникальными для первой половины II тыс. до н. э. лицевыми накладками, богато орнаментированной керамикой, вытянутым положением погребённых в катакомбной культуре ингульского типа [920]. При этом заметно, чго топоры и посуда могли дополняться и даже замещать друг друга - в соответствии с приводившейся выше ведийской формулой: «при помощи шестнадцатой (чаши) какваджры...»[АБр IV. 1.4].

В качестве наиболее выразительных, примеров можно сослаться на комплексы п. 18 к. 2 у с. Баратовка Новобужского р-на Николаевской области [930], п. 4 к. 3 у с. Бурлацкое Великоновоселовского р-на Донецкой области [701, с. 242—248] и п. 7 к. 10 у с. Богачевка Красноперекопского р-на Крымской области [139, с. 18—19]. Впервом случае орнаментации двух сосудов (чаши и амфорки) и топора сочетал ись—вплоть до наличия там и здесь редкостных антропоморфных и лабрисовщшых мопівов. Во втором

- погребении щёчки топора были украшены 4+4 поперечными бороздками, что соответствовало календарному кресту наане сосуда с 4 ушками, а также 8 стрелами при нём. В третьемзахоронении простой топор сопровождался сложно орнаментированной чащей, соприкасавшейся с ним так же, как кисти рук и ступни ног погребённого (отчленённые и сложенные между его коленей, вероятно, как знак физической недееспособности, которую следует компенсировать усилением разума). Важно, что в орнаментике всех трёх сосудов отчётливо выделяется число 16, упомянутое в шшещкаед£ш*.Ч1 формуле. Известно, чтоу ариевоносимволизировало'Опдасушвств’

Праджапатии выражалогодоврйцикл: 12месяцев+4временигода [711, с. 128,150]. Можно полагать, что и формула, и приведенные комплексы указывают на то, что магические манипуляции с сосудами в конце года (на Новый год) < п »• икни к. кіх. ием-ы.ш топора (булавы и до. воплощений ваджры).

В погребенияхстшчінлмигоссяашцге* топорами лрисуіствуютвсе традиции, присущие как предшествующим топорам, так и булавам. Это можно проследить, продолжив анализ идеи «поднятия зародыша мироздания со дна праокеана», начатый при рассмотрении двухъярусных л. 1 к. 3—ИІ у Колтаковки 1320, с. 83—84] и п. 7 к. 1 у Мартыновки [1010, с. 241], где топоры выступают орудиями борьбы с потусторонними силами и средствами приобщения к небесам. Такой же смысл заключался, очевидно, в сочетании комка тлея и топора у правого плеча мужчины из л. 9 к. 16 у с. Целинное Джанкойского р-на Крымской области [366, с. 100]. Откатившийся(?) череп и рас-положение топора лезвием к нему, а рукоятью к тазу усиливает картину потусторонней борьбы и указывает на фаллическую символику топора и знакомый уже мотив сое-динения головы и органов воспроизводства, мысли и семени.

Более очевидноэгготмоіиввыражен вп. 12 к. 15 у с. Болотное того же района [140, с. 25]. Здесь конец рукояти покоился на тазовых костях, а навершие топора

— на іруди, немного ниже черела. Символика фаллоса была усилена клинышком, вбитым в верхний торец рукояти. Он соответствует «блестящему^ знаку ‘Семени’

— Ваджи, прослеженному выше в оформлении торцов рукоятей некоторых булав. Подобным образом — 1 центральным и 8 вбитыми вокруг него гвоздиками (по числу месяцев беременности?) была оформлена и верхушка топора из л-11 к. 8 у с. Богачёвка Красноперекопского р-на Крымской области [139, с. 8—9]. Здесь символика Ваджи была усилена подобными гвоздиками, которыми бессистемно покрыли рукоять, имитируя, очевидно, ток семени к головной части топора- фаллоса. Образ праокеана в п. 12 наиболее очевидно представлен подстилкой из морских водорослей (камки), а в п. 11 — из камыша; «зародыши мироздания» могли символизироваться подголовниками из земли и «рыхлого коричневого тлена», а также близкими по форме и орнаментации чашами справа от черепа. Мифологический сюжет космогонии с участием в ней погребённого в п. 11 более нагляден и развит. Он отражён в следующих деталях обряда: топор был поставлен рукоятью кверху между изогнутыми к правому плечу шейными позвонками и «скатившимся* туда же черепом (на отчленённость которого указывает ззделка носовых и ушных отверстий глеем); примерно над его рукоятью и покрывшей покойника глиной найден кремневый наконечник стрелы и яичная скорлупа. Эти идр. детали можно трактовать следующим образом: погребённый «посылает* в небо стрелу (воткнутую в дно камеры острием вверх или подвешенную к потолку), которая разбивает там некие яйца или яйио — источник ‘Семени’-Ваджи; это небесное семя проливается вниз, по рукояти фаллического топора-ваджры, и оплодотворяет голову (яйцо мирозд ания) псгребёниого, становясь «первым семенеммыслго* зародившегося от «желания» (эрекции?) сущего [РВ X. 129.4 и др.]. Помимо ведийских соответствий, реконструированный миф имеет близкие аналоги в шаманских, извлекаемых из подсознанияпредставлениях индоевропейской посвоему происхождению тазминской культуре Южной Сибири, — эти представления хорошо подтверждаются этнографическими данными [413, с. 191—229]. Ведийские же соответствия не ограничиваются вышеприведенным отрывком из «Гимна о сотворении мира» Ригведы, но коренятся в мифах об' Отце существ* Праджапати [РВХ.121] и ‘Творце всего’ Вишвакармане [РВ X. 81,82]. Топору из п. 11 наиболее отвечает следующая мифологема [Х.82.6]:

Именно его восприняли как Первый Зародыш,

Где сошлись вместе все бот Из пупа Нерождённого торчит Нечто,

О которое опираются все существа.

Подобные представления прослеживаются и в топорах, сопровождавших ингульскиеп. 2к. 5—ІІуЗаможногои п,4к. 3 у Бурлацкого с лицевыми накладками [590, с. 61—63; 701, с. 242—248] и выраженной во втором случае идеей Праджапати

— ‘Отца существ’, порождаемого изначальной пучиной. Особенностью топоровиз этих погребений является сопряжённость их с брасманами в виде стрекал.

Орнаментированные топоры Нижнего Поднепровья и (редкие находки) других областей—явление, качественно отличное от булав и топоровнеорнаментированных. Оно выходит за рамки образа мировогояйца(сприсушейему гладкой или<< раскалываемой» поверхностью) и акцентирует связь с небесами, его светилами, молниями и т. п. Вп рочем, этаисконность проступает и в неорнаментированных топорах—с их обычным для основного массива катакомбной, среднеднепровской и др. «шнуровых» культур выделением щёчек, которые в ингульской культуре пересечены, ктомуже, продольным желобком [316, с. 42—43; 701, с. 243]. Такаядетальпркдавала топорам антропоморфныГг вид; более очевидным представляется, однако, намёк на крестовидностъ, а может быть и двучленность топора (на его подобие двум половинкам мирового яйца). В булавах идея раскалывания менее выражена, но всё же просматривается в крестовидных н б и конических формах. Показательно, что древнейшие каменные топоры прилегающих к Кавказу Волго-Донских областей Восточной Европы тоже имели крестовидную форму —за счёт выступающих щёчек [707, рис. 52:28,36]. В обряде рассматривавшегося выше раннекатакомбного л. 7 к. 8—1 к/г Аккермень [1035, с. 27—33], где топор бьл преднамеренно разбитна использованные затем по-разному обушковую и лезвийную половины,—идея раскалывания Праяйца вполне очевидна. Она проступает и в валике (в ингульской культуре — в желобке) вдоль щёчек, и в орлиноголовой форме топора.

— в признаках, которые ешё более явственны в каменных топорах из Трои—II и др. его малоазийсклх прототипах [219, с. 44; 1042. с. 25. рис. 10].

Причины появления их в Нижнем Поянепровье и некоторые орнаментальные мотивы сформировавшегося здесь центра по изготовлению особыхтопоров раскрываются до некоторой степени изображениями на сосудах из раннекатпкомбных п. 11 к. 2 у с. Вознесенка и п. S к. 4 у с. Васмльевка: Гильгамеш н Энкиау, побеждающие стража священной рощи Хуваву [9/2; 975, с. 196-204]. Известно, что этот мифологоэпический сюжет вошёл в шумеро-аккадскую редакцию «Поэмы о Гильгамеше». осуществлённую при Нарамсине, войска которого достигли Армянского Тавра; затем этот сюжет особо почитался хурритами и от них был воспринят хеттами [45". с. 143—144,176]. Немаловажную роль в данном сюжете играл топор — бронзовый двулезвийный пелек (лабрис), которым покровительствуемые богом Солнца друзья вооружаются накануне похода (в отличие от вооружившейся дубинами дружины) и которым, по-видимому, срубают и голову Хуваве, и дерево. Исследователи отмечают, что эта действия воспроизводят очень древний и повсеместно распространён имя на Ближнем Востоке и в среде индоевропейских народов обряд завоёвывания героем бессмертия, заключённого в «древе жизни», моделирующем мироздание [49, с. 90—92; 257,с. 83]. В связи с этим следует указать на изображение «ёлочек» и «шишечек» (дождя и жизненных сил?) на бронзовом топоре из Майкопского кургана; впоследствии такая орнаментация становитсяхарактернойдлятопоровизТрои—II. В Нижнем Поднепровье и в примыкающих областях неизвестны пока топоры, которые могли бы заполнить лакуну в орнаментации изделий из Трои—II и ингульской культуры. Отчасти эту лакуну заполняют изображения навышеупомянутых сосудах из раннекатакомбных захоронений у Вознесенки и Васильевки. Показательно, чтогероиимеютлабрисообразныеочертания, а страж священной рощи (в виде «ёлочек») — молние- или змееобразные; есть здесь и треугольники, которые тоже становятся характерными для орнаментированных топоров (и керамики) ингульской культуры.

Таковы, по-видимому, конкретные истоки основных орнаментальных мотивов топоров ингульской культуры Нижнего Поднепровья, а также синхронных катакомбных культур др. областей. Рассмотрим нзиболее выразительные изделия.

Два орнаментированных топора, претендующие заполнить вышеуказанную лакуну, происходят из Северного Кавказа и Северского Донца, отмечая, быть может, тот путь, которым они проникли с Ближнего Востока в область формирования ингульской культуры, где получили особое развитие. Однако в силу принятых датировок «культовый зооморфный топорик-жезл» из селения Мартан-Чу [117/и топор из п. 2 к. 2 у пос. Николаевка [699, с. 146—149] приходится пока что синхронизировать с ингульскими топорами.

Первый из указанных топоров в прилезвийной части украшен древом, часть стрела которого ниже кроны окружена двумя змеями; обушок имеет фаллическое завершение. С подобной семантикой мы сталкивались при рассмотрении булав из п. XXIV Мариупольского могильника и п. 7 к. I у с. Грушевского [203, с. 94], а также топора из п. 11 к. 8 у с. Богачёвка [J38, с. 8—9].

Орнаментация топора из п.‘2 к. 2 у Николаевки выполнена в соответствии с архетипом, лежащим в основе охарактеризованного выше эпизода из «Поэмы о Гильгамеше»: «ёлочка» вдоль топора расчленена надвое отверстием, по сторонам которого изображены два лабриса. Эта же композиция дополнена на топоре из п. 18 к. 2 у с. Баратовка [930, с. 64—69] рядом деталей. Во-первых, можно согласиться с И.

Н.     Шарафутдиновой, что здесь представлено «не абстрактное дерево жизни, а конкретный знак, вероятнее всего пшеница»-однозернянка. «Змееподобные зигзаги», расположенные, в отличие от изделий из Мартан-Чу, не у основания, а у верхушки растения, следует трактовать как молнии. А рассечённые л абрисами «медальоны» соответствуют многократно встречавшемуся уже нам мотиву раскалывания праянца. Здесь показана и его дальнейшая судьба: два полукружия под обушком и одно парное

— над лезвием. Они означают, очевидно, небо (дневное и ночное) и землю (с преисподней ). Тотжеархетнп представлен и налицевой стороне изделия изс. Горожино Бащтанскогор-на Николаевской области (рис. 38:3). Но здесь две парымолний (по бокам верхней и нижней половины «древа жизни»), а лабрисы заменены горизонтальной «ёлочкой» с треугольниками-зигзагами снизу и сверху (две половины того же, но

потустороннего древа в окружении змей?) и не показана окружность земли (значение которой передано, по-видимому, «потустороннему древу»). На тыльной стороне знак неба переходит в подобие стрелы или копья, причём выше и ниже отверстия изображено по пять половин «древков». Это, несомненно, брасман, представленный в дуальной оппозиции к «древу жизни» лицевой стороны. Вторая оппозиция представлена, очевидно, «потусторонним древом» и рукоятью, образовавшими крест совместно с двумя элементами первой.

Находка из Горожино сокрывает новые стороны в понимании семантики как крестовидных знаков, так и рукоятей топоров и булав. Наполняясь значением «ло- тустороннего древа», рукояти в отношениисвоих наверший выполняют раль«пренаіалъного коррелата дерева, поднимающегося из первоначального холма», и вполне могут быть сопоставлены как со всей дубиной-ваджрой, которой Ицдра пронзает скалу и т. п. Валу, так и с подразумеваемым при этом половым актом (где рукоять—фалл ос, а навершие—вульва) и даже с коренящимися в под сознании или пренатальной памяти «воспоминаниями» об «оплодотворяющей деятельности сперматозоида» [294, с. 131,137]. Эта гипотеза Ф. Б. Я. Кёйперахорошосогласуетсяс семантикой индоарийской вацжры (палицыи т. п., ведущей своё происхождение оторгана воспроизводства быка) и с мифоморождении и формировании хуррито-хеттского Улликумме (представлявшегося обычно булавой или мечом), а также с моделировкой рукояти топора из вышерассмотренного (и др.) п. 11 к. 8 у Богачёвки. Указанную гипотезу можно сопоставитьс легендами, до недавнего времени бытовавшими в окрестностях нижнеднепровского острова Перун, где обнаружена наибольшая в Европе мастере каяпоизготовлению каменных орнаментированныхтопоров [930, с. 66,69]. Согласно этим легендам [874, с. 185—187], низвергнутый богом Перун превратился здесь в змия, который поселился в пещере. Выпетая опуда, он похищал девушек (в иной версии: «грёб под себя баб и девок, а мужиков пожирал»), пока не нзпал на царевну — за что был убит богатырём, прижившим с нею троих сыновей. В данных легендах, записанных со слов местных крестьян, вероятны отзвуки услышанного из Нестора-летописца (Повесть временных лет, 988 г.) и Геродота (История IV.8—10), но не исключена и древняя местная подоснова, поскольку нигде в иных местах Нижнего Поднепровья не связываются со змием мотивы брака и воспроизводства.

Несомненно, что изделие из Баратовки — наиболее выразительный «громовой топор». Отражённые в нём идеи имеют многочисленные анэлогі;,»проявляюцшеся в комплексах с различными формами «мирового ябиа» и «брасмана»: с ножами, стрелами, булавами и топорами и т. п., а также с их сочетаниями. Известны менее орнаментированные топоры, изображения на которых выражают одну из трёх этиѵ идей. Так, композиция на изделии из п. І к. I ус. Григорьевка Томаковского р- на Днепропетровской области [530,с. 9— 10] аналогична композиции на неоднократно рассматривавшемся топоре из п. 2 к. 2 у с. Николаевка. На щёчках топора из п. I тоже изображена пара лабрисов, однако вместо дерева вдоль продольной оси представлен брасман (в виде нескольких линий). А орнаментация топора из п. 13 к. 4 у с. Рахмановка КривороЖского р-на Днепропетровской области [390, с. 26. табл. IV: 19] сочетает элементы орнаментики топоров из Баратовки и Горожино: на фризе, занимающем место «раскалываемого праяйца» и «потустороннего древа*, изображены полукружия, означавшие (по аналогии с изделием из п. 18 к. 2 у Баратовки) половинки праяйца, землю и небо.

Заключая многократно приводившиеся сопоставления булав и топоров, следует отметить преимущественное расположение первых у левого, а вторых — у правого плеча. В обоих случаях достаточно явствен намёк на замещение их навершиями головы погребённого, что особенно выразительно в обряде п. 11 к. 8 у. Богачёвки и в др. комплексах с «откатившимися» головами. Вместе с тем в приверженности левоіісіоронепрослеживаетсясвязьбулавссердцемипоіусіорониим миром (как следствие сопряжённой с ними идеи праяйца мироздания), а в приверженности правой стороне топоров—связь с рабочей рукой и небесами (как следствие борьбы с потусторонними силами, поражаемыми опускающимся сверху топором).

Приоритет позднекатакомбного периода Юго-Восточной Европы над традиционно главенствовавшим до этого Кавказским ареалом выразился в преобладании не только орнаментации керамики и каменных топоров, но также в объёме производства металлических топоров (из донецкого сырья?), которых в верховьях Дона и Донца, в Среднем и Нижнем Поднепровье найдено гораздо больше, нежели в Прикубанье. В силу этого позднекатакомбные племена рассматриваемой территории уже нельзя считать отсталыми, получавшими «основные орудия производстваи оружие с Кавказа от более богатых и развитых соседей» [359, с. 29—30]. Наряду с миграциями отдельных групп предкавказского населения в Нижнее Поднепровье [316] наблюдается слабо изученное пока что обратное движение [542, с. 110—111,113]. Некоторые племена ингульской культуры переселялись и за Дунай [817; 996], но затем, очевидно, возвращались обратно. Это могло обуславливать, в частности, появление топоров типа Мантеору в Присивашье [178, с. 43—44; 817, с. 69] и даже на Донетчине. Заготовка одного изтакик топоров в захоронении мастера из п. 12 к. 2 у с. Шевченко Володарского р-на Донецкой области, уложенного вытянуто и снабжённого различными инструментами [374, с. 44], свидетельствует не об импорте изделия, а именно о миграции группы населения.

Очерченные движения становятся особенно интенсивными в начале срубного времени—в хронологическом отрезке, получившем название культуры многоваликовой керамики. С этого периода начинается резкое сокращение захоронений со стрелами, булавами и топорами, в которых особенно выразительно проявились идеи брасмана и праяйца. И нам ещё предстоит разбираться, стало ли это следствием перемены форм выражения указанных шей, или же последние потеснились иными.

Позднейшие каменные топоры сконцентрированы в Среднем Поволжье [110, с. 88, рис. 4:6] в одной изобластей наиболее интенсивных турбинско-сейминских инвазий. Ярким свидетельством их размаха является сырьё Бородинского клада, найденного в низовьях Днестро-Дунайского междуречья. 3 навершия булав, 4 целых и 2 фрагментированных топора изготовлены, соответственно, из талька, нефрита и габброидных пород камня, происходящего из Восточных Саян [991], в то время как серебряные булавки с золотой инкрустацией крито-микенские. Показательно, что прекрасна изготовленныетопоры и бупавыслабо орнаментированы, но во всехслучаях явственно отражают одну и ту же идею: раскалывание надвое (за исключением одной из булав—с четырьмя выступами) Праяйца Булавки, чьи головки украшены парными « змеями» и символами плодородия (композиции, отчасти сопоставимые с орнаментикой топора из Мартан-Чу), вполне отвечают идее брасмана.

Поселения раннесрубного периода (культуры многоваликовой керамики) продолжают изобиловать (преимущественно обломками) каменных топоров различных форм—отбородинских до крайне упрощённых и небрежновыполненных ромбических [102, с. 456—459]. Последние воплощали в себе, вероятно, реминисценции той семантики плодородия, которая максимально выразилась в орнаментированных (тоже приближающихся кпростой ромбической форме) топорах ингульскоготипа. Обряды истоящиезаними представления, однако, менялись, особенновсвязи с распространением в сабатиновское время долговременных (оседлых) земледельческо-скотоводческих поселений. Каменные топоры вытесняются на них бронзовыми и первые исчезают из погребений, а вторые в них не попадают — в силу рассмотренных выше причин, связанных с семантикой камня, незаменимой семантикой металла.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!