ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 16 страница
Смола в могилах продолжала встречаться и вямное, и в катакомбное время. Мы \же упоминали об уподоблении мировому древу кеми-обинского п. 7 к. 1—II у с. Широкое на Днепропетровщине, позвоночник которого был пропитан «смолистым веществом чёрного цвета» [323, с. 30]. Глаза позднеямного п. 10 к. I у с. Новокаиры Берне лавок ого р-на Херсонской облает оказались «прикрыты смоляными «пятаками», которые впоследствии упали внутрь черепной коробки» [819, с. 38]. У с. Ново-Филип- яовка на р. Молочной внескольких раннекатакомбных захоронениях было зафиксировано обмазывание смолой черепов [127. с. 62,126—127]. Отпечатки волос, «поверх которых была наложена смола», свидетельствуют, очевидно, о стремлении сохранить эту истлевшую часть тела. Изэтнографии известны и такие [854, с. 223—228] и противоположные действия—вроде жертвоприношений молодыми людьми своихволос «неостриженному», •длинноволосому», «златовласому* Аполлону [447, с. 290,445 и др.].
Интересен «яйцевидный плоский предмет из чёрной смолы,-острым концом к ногам», обнаруженный на груди покойника в позднекатакомбном п. 5 к. 3 (1946 г.) у г. Никополя [379. с. 36]. Очевидно, он имитировал серале. Такое стремление сохранить сердце как вместилище жизни даже при условии растерзания и сожжения тела \арактерно для дионисийского культа [447, с. 148]. Следует вспомнить, что наибольшее количество имитаций сердш (из комковохры) засвидетельствовано в постмариупольских захоронениях.
|
|
|
Итак, связь красного и чёрного цветов проявлялась двояко: и какпропівопоставление выражающее дуализм небесного и потустороннего миров, дневного и ночного неба), и как отождествление (основанное на семантическом схожаении их с кровью и соком, мировым древом и огнём). Эти два взаимосвязанных значения чёрного цвета у народов Кавказа бытуют доныне [60. с. 121—122 и др. ]. В Сванетии в начале праздников Липанал :і Бослоб. начинавшихся вскоре после Нового года и накануне Масленицы, а в древности приурочивавшихся, очевидно, к зимнему солнцестоянию и весеннему равноденствию) мхкой и сажей наносились магические знаки на детали жилищ и домашнюю утварь, з также на руки и лица. Исполнительницей выступала обычно самая старая женщина в ломе или. реже, старейший мужчина—махвши (ср. с буйвоголовым Махишей—одним из ведийских предводителей асуров [1019, с. 35; 1020, с. 182]). Считалось, чго в дни названных празднеств, первый из которых посвящался умершим, а второй содержал весьма выразительные ритуалы воспроизводства людей, животных, посевов, в гостях побывал и души предков. По окончании празднеств они покидали дома, в которых тотчве
совершался ритуал «марания сажей», призванный содействовать обильному урожаю. Красный же цвет муссировался, как было сказано выше, при болезнях и стремлении умилостивить богиню—мать Нанѵ, хозяйку хтонического «образа стрпны или сада» [60, с. 93 и др.].
|
|
|
Семантика белогсшвета тоже сложна. Выше была приведена ссылка на ведическую концепцию переходов перевоплощающихся душ от красного до жёлтого и белесого ‘цветов’ — варн, где первый присущ простом смертным, второй' праведникам, третий —святым, избавляющимся от перевоплощений-страданий и обретающим блаженный переход в высшие лу.човныесферы. Сданной концепцией связаны красная варна воинов и белая—брачманов-жрецов. Соблазнительно сопостави ть с ними распределение охры и мела в могилах, но как быть с их сочетаниями? Очевидно, что присущая позднейшим инаоариям символика цветов на их прародине ещё не устоялась — и такие сочетания сопрятлисьс противоборством начал, «потусторонней кинетикой».
Гораздо теснее (по-видимому, со времён индоевропейского единства) связан с белым цветом основной мистицизм Ригведы— «тщна света в нижнемшретве мёртвых, ... видения света во мраке» [229, с. 14]. С «тем светом» нельзя отождествлять красный. И не только потому, что сущность охры и т. п: заключалась в преодолении смерти, но и потому что
|
|
|
...Из воспламенившегося жара
Солнце и Луну сотворил Последовательно создатель,
И день, и землю.
И воздушное пространство; затем свет.
[РВ X. 190.1,3]
Из этого гимна явствует, что свет возник после самозарождения мира из кос- мическогожара и последу юшегосотворения небесных светил и дня, независимо от них.
Как и у восточных славян, «белый свет» становится символом перехода между земными потусторонннм мирами у многих народов индоевропейского происхождения. У инлоариев практиковался доныне сохранившийся в Индии ритуальный поединок межау представителями асуров и дэвов за белую шкуру, которая символизировала новогоднее Солнце, проходящее потусторонний мир [294. с. 50]. Подобный обряа, тоже приуроченный к зимнему солнцестоянию, к празднествам в честь умирающего и воскресшего Диониса, практиковался и греками: состязались, кто дольше продержится на козьем меху, надутом воздухом и смазанном жиром [843, с. 132—133].
В среде индоевропейских народов широко распространились представления о (Белой) Скале. — выступающей источником рождения героев или чудовищ, светлого Митры, «облечённого в крепчайший камень» Ахуры Мазды и яр- [Ясна 30.5]. В индийском заклятии «На долгую жизнь ребёнку» [АВ ПД 3.4] об этом сказано так. Придн, встань на камень!
|
|
|
Пусть тело твоё станет камнем!
Пусть создадут тебе все боги Срок жизни в сто осеней.
Подобные представления сохранились у народов Кавказа [43]. Напротив, у хурритов, хеттов, других народовМалой Азии возобладали мифы о рождении из камня чудовиш [219, с. 86]. Отсюда они перешли, наверное, к грекам. Во всяком случае, те не только помещали 'Белую Скалу’ Левкаду перед входом в ‘Невидимое’ царство мёртвых Аид—в чём обнаруживается родствос арийской концепцией «света во мраке» [157, с. 41], но и сбрасывали с неё жертвенных людей [447, с. 293—294] В таких жертвоприношениях проступает глубокая древность, поскольку предлочиталисьдобро- вольцы и, к тому же, влюблённые (в чем проступают, очевидно, реминисценции представлений оскале какисточнике рождения—воскресения). Важно, что с Левкадой помимо Аида связывался причастный к нему Аполлон—единственный уцелевший и почти сравнявшийся с самим Зевсом титан, способный превращать людей в камни [447, с. 296—297,400]. Титан же означал у греков буквально ‘мел’, ‘известняк’ [869, с. 120].
Таким образом, в известных нам представлениях о белом цвете, меле, известняке и других белых камнях скрывается некоторая возможность археологической дифференциации индоевропейскихплемён. Попытаемся реализоватъэту возможность.
Представления о Белой Скале могли сопрягаться с перекрытиями и гробницами, которые бытовали в нижнемихайловской, кеми-обинской, ямной и др. культурах эпохи энеолита и бронзы и изготавливались, как правило с редкими исключениями, из светлого известняка и песчаника. Примером воплощения Белой Скалы может служить раннеямное п. 20 к. I у с. Новые Раскаепы на Нижнем Днестре,-дно могилы которого было устлано циновкой и промазано белой глиной, а перекрытие состояло из известняковой стелы [1038, с. 24—25]. Впоследствиивданномрегионе распространились перекрытия из промазанных глиною брёвен, что можно трактовать как сочетание традиционной и новой (связанной уже не с камнем, а с деревом) символик.
Помимо белых камней, в погребальном обряде применялись посыпки и т. п. раковинами и песком; последняя рассматривалась в зороастризме как очищение от скверны [92, с. 56—57]. Побелку стен и обмазку перекрытий могил [6, с. 6—10; 7! 5, с. 61 —67; 1010, с.40,224] можно в какой-томере рассматривать как имитацию дома, однако посыпка мелом и т. п. участков или всего дна могил — это, очевидно, символ «белого света». Знаменательно, что покойники вбелый (и вчёрный ) цвет почти не окрашиваіись,
— только в красный. Это обстоятельство связано, вероятно, с почитанием мела как символа ритуальной смерти [869, с. 119], а мёртвого "умерщвлять" не полагалось. Редкими исключениями являются меловая лепёшка ідуша или зародыш?) на правой стороне груди мужчины из раннекатакомбного п. 14 одиночного кургана Бабурского мопілъника у Запорожья [628. с. 86—87], а также засыпка мелом расчленённого и целого покойников в кузове повозки, установленной во входной яме катакомбного п. 8 к. 2—II
> ст. Шахаевская на Нижнем Дону [839, с. 40—43]; местоположение повозки застаапяет рассматривать необычное использование мела какзнаквыезда, приобшения её к «белому свету*. Подобным образом, но в качестве знака «выстреливания», можно рассматривать комки мела рядом со стрелами, инструментами и проч. в позднекатакомбном п. 13 мастера-стрелодела и лучника из к. 1—1 у с. Кайры (рис. 337). Более сложная семантика обнаруживается в родственном п. 2 к. 5—II у с. Заможного [590, с. 61-63], где магические стержни из охры и мела были помещены не просто над головой мужчины, но ещё и под футляр с бронзовым ножом и шилом. Можно предположить соответствующее уподобление двух компонентов обеих пар — репродуцированных, к тому же, парами разных сосудов над головой и стрекалом вдоль правой руки поіребённого. Последнее, как и пара нож — шило, могло символизировать воздействующий на небеса брасман.
Его значение усиливалось, по-видимому, вышеуказанными стержнями, красный из которых вместе с ножом мог соответствовать воинским, а белый вместе с шилом — брахманским функциям погребённого.
Несомненным символом потустороннегосолніда-Савитара является белый круг, изображённый на дне позднеямных п. 39 к. 2 к с. Новокаиры на Херсондщне [819, с. 55] и п. 5 к. 8 у с. СемёновканаОдесщине [741, с. 56—58]. Во втором случае егонанесяи на прямоугольный настил-брасман из прутиков; посаженный в круге труп старика должен был следить за течением годовых циклов (см. ниже). Последний случай поясняет применение белого цвета в относящемся к раннеямному периоду старосельскому п. 8 к. I у Староселья (рис. 31:1). Он представлен в ірёх ситуациях: в качестве меловой посыпки дна могилы в виде шкуры быка (знак потустороннего Тельца и Савитара), в окраске рукояти плети (элемента тягла перекрывавшей могилу повозки, «увозящей® покойника в небо по путям зодиака), в известняковых камняхжертвенниканавершине солнцеподобной досып ки-Сурьи. Белый цвет использован здесь, как види м, не только для связи потустороннего мира с небесным, но идлясоответствуюшего преображения Савитара в Сурью. Поскольку мел под покойником и известняк на вершине были покрыты золой, то следует предположить «вылет» покойника изжертвенника, такое вот «рождение героя из скалы»... В родственных новотитаровских захоронениях Савитара могли символизироватьбелые Х-образные знаки на перекрывающих могилы циновках [134,- с. 59]. Позднейшим из его воплощений в Азово-Черноморских степях является свастика, нанесенная мелом наподстилку срубногоп. 2к 5у г. Волноваха [312, с. 121].
Наиболее близкое соответствие новогоднему поединку ариев за «белую шкуру» ' прослежено в позднем староселъском п. 1 кургана у с. Лукьяновка Криворожского р- на Днепропетровской области [485]. Покойника уложили на шкуре, которой устлали посыпанное мелом дно ямы; у груди окрашенного охрой скелета найдены угольки. Подобные подстилки, включавшие мел, шкуры и проч., встречаются и в позднеямных захоронениях [330, с. 6, 22], испытавших, возможно, влияние старосельского типа. Важно, что вышеуказанное п. 1 перекрыли повозкой, специально изготовленной дня погребениям предназначавшейся, возможно, для новогодних состязаний в потустороннем мире, которые должны были содействовать победе Индрынаддемонами-асурами [294, с. 47—100]. Таковым же могло быть назначение повозки в вышерассмотренном катакомбном п. 8 к. 2—II у ст. Шахаевекой, е также охристой модели повозки в раннекатакомбном п. 18 Великоалександровского кургана [839, с. 40—43; 960, с. 52—53, рис. 6]. В последнем случае роль «белой шкуры» могла выполнять женская фигура (праматери Адити?), промазанная мелом на циновке.
В отличие от комков охры, комки мела в могилах—явление редкое. Из немногих вышеотмеченных случаев особого внимания заслуживают комочки породы рядом с инструментами за спиной сзрелсдела и лучника из иніульского п. 13 возле Каир (рис. 37). Ниже будет показано, что этот покойник воплощал Аполлона [979]—ед инственного обожествлённого титана [447, с. 145, 400]. Поскольку это слово означает ‘мел’, ‘известняк’, то титанизмингульскихзахоронений могли символизировать мраморные булавы и часто встречающиеся именно в них обработанные известняковые камешки. В них же прослеживается и рассмотренная ужё семантика Белой Скалы. Синтез того идругогозначениявозмажвнвпосяедующихкулыурахбронзовоговекарассмаіриваемой территории.
Чрезвычайно выразителен в этом отношении раянесрубный комплекс п. 26 l2 у с.Новокаиры Бериславскогор-на Херсонской области [819, с. 48]. Юго- западная, обращённаяк«потустороннему миру» половина воронкообразной могилы, обставлена 8 известняковыми плитами, 3 из которых (почислу человеческих жертв накруговомуступе, вдоль эшх камней) оказались обработанными. Противоположную, обращённую к «небесному миру» северо-восточную сторону дополнили мощной меловой посыпкой в виде полумесяца, обращённого рогами к локтям основного покойника, обильно окрашенного охрой и покрытого сверху корой (т. е. уподобленного «мировому древу», произрастающему из растущей Луны). Вполне очевидно, что красный ивет использован здесь как символ крови под «кожей»-корой отождествлённого с деревом человека [854, с. 328 и Др.], тогдакак белый—как знак его воскресения, приобщения кЛуне [598, с. 289]. Определённым мифологическим смыслом оказалось также наделено сочетание пятен мела и охры в погребении срубной культуры из кургана у ст. Дурновской [497, с. 214]: нож в правой руке погребённого и участок перед его лицом отметили «освещающими» и вместе с тем «священными» белыми пятнами, тогда как голова, спина и ступни были «защищены» красными—от трёх потусторонних демонов-змей, с которыми покойнику надлежало сразиться.
Помимо красного, черного, белого цветов в подкурганных захоронениях изредка встречаются-и другие.
В нижнемихайловских захоронениях появляются и бытуют затем досрубного времени включительно красители жёлтого цвета. Сочетание его оттенков с красными зафиксировано в раскраске черепов усатовской культуры [249, с. 27,28, 30], но разграничить их значения (как эго сделано, например, для розового цвета постмариупольских погребений) не удаётся. Возможно, это связывалось с представлениями об ауре и перерождении души, как это станет характерным для последующего индоарийского учения о варнах — ’цветах’, где жёлтый отвечал достижению праведности. Она, по-видимому, считалась присущей общинникам, символом которых тоже была жёлтая варна [598, с. 127]. Похоже, что очерченные представления сложились в Индии на рубеже II—Iтыс. дон. э., между кодификациями древнейшей и поздней из Вед. В Ригведе выделение жёлтого (и бурого) цвета едва обозначено, тогдакак в Атхарваведе он уже вполне обособлен—и связан с недугами, а также выздоровлением [АВ 1.22 и др. ]. Близко значение жёлтого и, в большей мере, красного цветов в целительских обрядах грузин -для задабривания богини-матери Наны и ее спутников. Впрочем, в некоторых индоарийских заговорах цвет желтухи переводился на робких птиц й изгонялся «красным быком» [854, с. 23]. В соответствии с вышеизложенным, жёлтой тканью полагается устилать могилы под кремированными останками [598, с. 207]. Этот ритуал можно рассматривать как логическое завершение тенденции, уходящей не так в арийское, как в индоевропейское прошлое. Так, в Ригведе гнедые кони появились у Индры (воплощавшегося некоторыми из «воскресших» покойников, в отличие от красных коней богини утренней зари Ушас, чёрных—потустороннего солнца Савитара, белого — Пайдва, губителя змей, волшебного дара богов рассвета и заката Ашвинов, и др. [670, с. 327—331]. В ритуалах хеттов, где символика цветов в период кодификации Ригведы была более разработана, жёлтый считался нечистым наряду с чёрным и голубым [41, с. 211].
Голубой, наряду с цветами синих и зелёных опенков, в исследуемых могилах встречаетсякрайне редко. Обычноонипроявляютсяв клеевых промазках щелей между плитами ящиков и перекрытий; также окрашивались инощаучастки днамогил, чаще всего под тазом покойника. Показательно, что древнейшие из таких случаев обнаруживаются в наиболее развитых, ритуально насыщенных усатовской [603, с. 79; 606, с. 97] и кеми-обинской культурах [949, с. 51—52; др.]. Использование серовато- голубовато-зеленоватых красителей должно было, очевидно, защищать отвредоносных хтонических сил. Что и находит подтверждение в одномиз хеттских заклятий: «Смотри! Я беру от заклятого слова (возникшую) черноту и голубизну. По (причине) заклятого слова он стал чёрным, стал голубым» [41, с. 211J. Анализируя этот и другие тексты с упоминанием цветов, В. Г. Ардзинба приходит к заключению, что у хеттов красный цветсоотносился с небом, белый (считавшийся особо чистым) — с землёй, а черный и голубой — с потусторонним миром [41, с. 21—213]. Подобным, хоть и менее определённым образом распределялись шета у ариев и других индоевропейских народов. Фиолетовый цвет в сочетании с бурым засвидетельствован в раскраске голов носителей усатовской культуры [249, с. 26,29]. В какой-то мере это сопоставимо с образом Рудры (‘Красного’ и др.), который представлялся—в сравнительно поздних уже, правда источниках — с иссине-чёрными волосами [1019, с. 73—75].
Восприятие цветов имеет глубокие корни, уходящие в особенности психики, с одной стороны, и в уровень развития культуры, с другой. Тёплые длинноволновые цвета красных и коричневых оттенков люди научились различать раньше, нежели холодные, коротковолновые — зелёных и синих оттенков. Неслучайно появление последних в раскраске голов засыпавшихся красной киноварью покойников вбогатом святили щами Чатал-Гуюке VII—VI тыс. дон. э.малоазийской прародины индоевропейцев [484, с. 87]
— это «согласуется и с самым высоким уровнем общественного развития в то время» [562]. Вышеприведенное заклятие хеттов, равно как и росписи египетских пирамид или промазки кеми-обинских гробниц показывают, что дело не столько в общем уровне развития, скольковнапряжённостипреодалениянебытия (и, какследствие, в степени раскрытия подсознания)... Очевидно, что в этом же направлении расширялось восприятие и применение цветовой коротковолновой гаммы у носителей степных культур Восточной Европы; при этомнельзя исключать и ближневосточные влияния (поставки тканей, красителей и др.).
К обозначениям потустороннего мира можно отнести редкиеслучаи драпировки дна уступа и стенок могилы позднеямного п. 5 к. 4 у с. Ковалёвка тканью «тёмно- лилового цвета с полосками из четырёх линий чёрного цвета» [342, с. 33], светло- лиловую ткань из раннекатакомбного п. 2 к. II—I у с. Ново-Филипповка [127, с. 114], Раскраску в голубой-и синий тона камер и входных ям некоторых катакомбных могил уст. Шахаевская [839, с. 40—43; 840, с. 125]. Обращено внимание нахарактерность для Новотатаровского типа циновок с клетчатой орнаментацией, где полосы состоят из строенныхлент красного, чернотой белого цветов [ 134, с. 59]. Такая цветовая символика отвечает основной гамме окрашенности однокультурных и синхронных импогребений Юго-Восточной Европы и, в какой-то мере, ивдоарийскому учению о происхождении перевоплощающихся душ через красную, жёлтую, белесую Варны-’цвета’. Можно предполагать, что указанные циновки на перекрытиях могил служили магическими фильтрами, содействующими очищениям и лереаоплоаагамы душ погребённых. Неслучайна, по-видимому, и основная орнаментальная схема: клетки или решётки связываются с символикой как возделанного поля, таки огня [ 186, с» 170, рис. 47], с которыми корре.і.іруются и конструкции бревенчатых перекрытий новотитаровско- старосельского типов, и нередкая в первом из них обожжённость покойников (а во втором — особая выразительность костров).
В обрядах применялись разнообразные ткани, сосуды, хлебды. Так, хетты пользовались ритуальными сосудами примпи, обёрнутыми чёрной, голубой и красной шерстью [41, с. 212]. С ними в какой-то мере сопостави мы позднекатакомбные сосуды из толчённых раковин и остеокерамической массы, пас простраіштшм* * в ингульской культуре Степного Поднепровья. Это были чаши и амфоры — обычно богато орнаментированные, обнаруживающие традиции Трзшолья {467, с. 29; 928, с. 33; 1083]. Олинизнаиболеепредставительныхсосудовтакогородаизл-12кургана у с. Пелагеевка на р. Ингул имел «дно с крестообразным отпечатком в центре, который оформляли концентрические круги. Все углубления были заполнены белой и оранжево-красной красками насиневатом фоне сосуда» (929, с. 89—91, рис. 7:4]. Специфические сходства с хеттскими представлениями проявились здесь не только в сочетании цветов., олицетворявших единство трёх миров, но также в почитании рождающегося из потустороннего мира Солнца, символ которого изображён на синеватом дне сосуда. Кроме того, цветовая гаммаэтогососуд а(рис. 36), помещенного слева от погребённого, изготовленного «из пережженных костей черепа человека» 1929, с. 91], сопоставима с индуистским обычаем привязывания растительного плода красной и синей нитями к левой руке, которой полагается выбирать из погребал ьного костра пережжённые кости с целью их последующего захоронения. Произносимые при этом слова: «поднимись отсюда и прими новый вид... Пусть Савитар утвердит тебя там» [598, с. 206], вполне отвечают изображению на дне сосуда из п. 12.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!