ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 9 страница
Третье, со времени возникновения курганного обряда, распространение погребений с вытянутыми покойниками относится в степях Восточной Европы к позднекатакомбному периоду и связанно с ингульской культурой.
Происхождение этой культуры, азатемвместесней необычного для эпохи бронзы указаннойтерритории положения покойников остается неясным. Однако накапливаются данные, указывающие на связи её истоков с трипольской (по керамике) [632, с. 123—123; 920] и днепро-донецкой (по антропологий) [383, с. 165] культурами. Предками ингульской культуры могли быль позднейшие постмариупольские племена Самаро- Орельского междуречья, впитавшие элементы трипольской культуры [326. с. 22—23]. Во всяком случае именно здесь обнаруживаются древнейшие катакомбные захоронения с вытянутыми скелетами; здесь же, как, впрочем, и в других районах Юго-Восточной Европы, распространенысовместныезахоронениявкатакомбах вытянутых и скорченных покойников [331, с. 7, 8, 12, 15 19; и др.]. Таким образом вытянутое положение покойников в позднекатакомбных захоронениях (ингульской культуры) можно действительно рассматривать как «реликт погребальной обрядовости могильников мариупольского типа» [766, с. 28] — в отличие от старосельского и Новотатаровского типов, где такое положение, как было показано, распространилось в силу внутренних причин. Представления последних, обусловленные, очевидно, стремлением к «потусторонней кинетике», перешли к генетически связанным с ними древнейшим «катаком- бникам» раннего периода, которых нередко укладывали в слабо скорченном положении, с разворотом на спину и т. п. Возможно, что традиция именно таких представлений сказалась в распространении подобных положений в ингульской культуре, с которой
|
|
|
сосуществовалонаселение»сигк»ггптелм<иі.сі: происхождения.
О связи представлений о воскрешении-возрождении-прямостоянии с образом утренней зари (к которой обычно обращались входные ямы катакомб) сказано выше. Однако, коль затронут вопрос о семантике катакомб, следует углубить рассмотрение связей вытянутого псшоженияпокойников с представлениями именно о возрождении. Известно, чтохаракгернымичертами воскрешающей Ушас былонетолькопрямостояние, но также эротизм [294, с. 67,70]: «эта Ушас да пошлёт нам обильную героями ваджу» («семя») [РВ 1.48.12] и яр. Будучи связанной с Новым годом, Ушас была причастна также к календарю к сторонам света, которые так выражены в ориентирах и орнаментации ингульской культуры [906; 907, с. 37—40]. В РВ [Х.72.3] об этом сказано так: «Части света родились, выйдя из Роженицы»,—причём санскритский терминяля обозначения последней переводится как «из той, у когонош вытянуты, как при человеческих родах» [220, с. 81]. Представления о схождениях вытянутого, распрямившегося тела с рождением и ростом отразилось и вдругих лингвистических данных и.-е. народов: так. іреч. орио^«прямой» и реиодвтело» сходны идр -инд. vardhati «растёт», «размножается» и ст.-слав, roditi «рожать», алб. lit «расту» [133, с. 236]. К захоронениям ингульской культуры с её сочетанием катакомб и вытянутых погребённых более всего приемлема семантика греч. кароѵга; «умершие», родственного слова и «потугам при родах», и «глубокому сну», и «изнуряться», «трудиться» [815, с. 36,46—47].
|
|
|
Прямостояние, а также вытянутые скелеты с костями их конечностей, позвоночника и ребер ассоциируются с «древом жизни», осью мироздания. Это обстоятельство сказалось в наделении покойниковфункцией посредников между мирами. Некоторые формы такой связи будут проанализированы нижепри рассмотрении семантики могил
— их подстилок й перекрытий, другие — при рассмотрении жертвоприношений и инвентаря. Здесь же укажем на двойственное значение термина skandhansi («ветви» и «плечи»), встречающего в РВ [1.32.5. идр.]. Мировое древо воплошалосьвжертвенные столбы, наделялось зоо- и антропоморфными чертами, связывалось и с жизнью, и со смертью: «Вовремя жертвоприношения почитатели богов тебя мажут маслом, о древо, мажут-божественным медом- Принеси нам здесь богатство—стоишь ли ты прямо или лежишьвлоне матери земли» [РВ III.8.1]. С жертвенными столбами и потусторонним миром; с выходом из него связывались Савитар и лучи зари-Ушас: «Нарядные, стоят ушасы спереди [на востоке], словно возле жертв поставленные столбы. Светящие, они широко открыли чистые, очищающие двери загона тьмы» (-urva-, ср. с укр. урвище— «пропасть», «овраг») [РВ ГѴ.551.2]. Такие ведийские представления ірсаушірсмы ма. в обычай воздвижения на могиле столба, ассоциировавшегося с подпоркой кровли жилища (с осью мироздания) и с мировым древом, вырастающим us земли, и с покойниками -отцами:
|
|
|
Я укрепляю землю вокруг тебя.
Да не поврежу я тебя, кладя этот ком земли!
Пусть отцы держат тебе этот столб!
Пусть Яма построит тебе здесь дом!
[РВ Х.І8.13]
Отождествление покойников с мировым древом сложилось, вероятно, ещё в вытянутых захоронениях балканской прародины индоевропейцев, а несколько позже
— мариупольского и постмариупольского типов, для которых было характерно строительство надмогильных жилищ, азагемдеревянныхперекрьпийи оград. Вполне очевидным такое отождествление становится вкурганах ямноговремени. изобилующих всевозможными стелами—известной модификацией мирового древа. Оно изображалось на спине или груди некоторых антропоморфных стел, утрируя позвоночники рёбра (см. выше о термине skandhansi). Встречающиеся при этом изображения стоп, передающих коленопреклонённосіъ идолов [391, с. 37, рис. І:2], согласуются Как с образом поваленного древа «в лоне матери земли» [РВІІІ.8Л],такисоскорченнымположением покойников. Последние, а не только лишь вытянутые, тоже связывались с образом мирового древа. Наиболее очевидно это выразилось в обряде кеми-обинского п. 7 к I—П у с. Широкое Солонянского р-на Днепропетровской обл. [ 323, с. 27—30, рис. 6]. Уложенный скорченно труп мужчины 35—40 лет был мумифицирован (?) — причём позвоночник был пропитан «смолистым веществом чёрного цвета» (очевидно дёгтем, изготавливавшимся из смеси соков сосны и берёзы [224, с. 90]) или других растений [126), а «между ребрами и другими костями грудного отдела найдены в большом количестве очищенные от коры прутья». Уподобленный таким образом мировому древу покойник был перекрыт к тому же фаллической и двумя антропоморфными стелами —без следов растительной и другой орнаментации, но с признаками предварительной вертикальной установки «на ритуальных плошадках-выступах» вохте могилы. Другой особо выразительный случай относится к раянесрубному периоду: мужчина (?) в п. 26 к. 2 у с. Новокаиры Бериславского р-на Херсонской области «был перекрыт большими кусками плотной коры дерева, уложенными встык» [819, с. 48].
|
|
|
Обряды п. 7 и п. 26 находят соответствия в абхазском обычае подвешивать покойников на деревья [621. с. 14—15], в изображениях растений на стелах, крестах и др. надмогильных знаках, в восточнославянских выражениях «глядец у дуб», «уйти в кокорьее и т. п. в значении «умирать» [114, с. 153], а также в семантике др.-слав. ьплръ «покойник», но также «колода», «выдолбленное бревно» [815, с. 42] - Последнее могло преобразоваться и в улей, и в гроб; не сказалось ли эго в образе медолюбивых, спасающих от гибели арийских Ашвинов?
Сосуществование вытянутого и скорченного положения покойников прослеживается в курганах до кониа эпохи бронзы. В срубное время вытянутых погребений довольно много на Северном Кавказе и в Нижнем Поволжье, где их можно объяснить сохранением традиций новотитаровского типа и ямной культуры; немногочисленные случаи вытянутых погребений раннесрубного периода, в Азово- Черноморских степях [885, с. 20] объяснимы реминисценциями ингульской культуры.
Как вытянутое, так и скорченное положение покойников в курганах находят наиболее близкие соответствия именно в ведических представлениях. Здесь Индра и др. божества ассоциировались с вертикалью, тогда как священным положением для смертных считалась коленопреклонённость:
Без болезней, радостные от (возлияния) жертвенного напитка,
Твёрдо стоя на коленях, где только ни простирается земля,
Соблюдая обет Адити,
Да будем мы в милости у Митры!
[РВ ПІ.59.3]
Важно, что буквальный перевод выражения «твёрдо стоя на коленях* (тііб jnavo) —«имеющие воздвигнутые колени» [670, с. 312]. Этоуказываетскорее не наположение стоя на коленях, а на положение на спине с согнутыми и поднятыми кверху коленями ікак укладывались покойники в раннеямный и последующие периоды) или же на положение на боку с поджатыми к груди коленями (что былохаракіернояля срубного и предшествующих времен).
Среди скорченных, как и среди вытянутых-логребённых встречаются со следами свивания. Этот обычай появляется в усатовской культуре [249. с. 32] и бытует затем, очевидно, до кониа бронзового века [486, с. 23—44; др.]
Трактовка ромбообразного положения нос у покойников (уложенных скорчекно на спине) как распадение коленей у трупа, истлевающего в могиле под перекрытием, не всегда отвечает действительности Так, могила энеолитического п. 1 к. 1—II у с. Кайры Горностаевского р-на Херсонской области была плотно забиталёссом—а ноги, тем не менее, оказались раздвинуты ромбом. Сочетание этих элементовс положением рук на тазе и менгиром («фаллосом»?) на вершине насыпи над п. 1 свидетельствует об идеях плодородия и возрожде ния. Тоже можнопредположить и для ромбического положения ног ѵсатовских захоронений, могилы которых обычно забутованыушіажнснной землей [606. с. 96]
Отмечавшуюся вышесвязьскорченности покойниковс идеей возрожденияможно объяснить не только мифами о рождении Индры. Мартанды и др., но и этимологией этих имён, восходящих к «яйцу» и «яйиу мёртвого* [801, с. 120—121, 802, с. 97]. Символами таковьіх могут считаться хотя бы некоторые из округлых, а тем более овальных конструкций; в кѵрганач у Великой Александровки и Староседья прослежена, кроме того, генетическая связь с такими конструкциями последующих кромлеха и досыпки, а также образа Адитн — матери-супруги-дочери Дакши, матери Мартанды и Инары [960, с. 49—50,53, рис. 1 -2]. Вэтихи иных случаях скорченное положение могло рассматриваться как брак с Матерью-Землёй.
Семантика согнутых ног сложнее, чем это принято ныне считать, т. е. не ограничивается представлениями о внутриутробном положении, сне и коленопреклонён- ности. Последнее, например, отвечаетлншьтаким изображениям стоп тантропоморфных стелах, которые размешены сзади ниже или на уровне пояса и к тому же пятками вверх [391, рис. 1:2]. Но ведь немало случаев неестественного размещения их сзади пятками бннз [190. рис. 53:2; 324. рис. 7] и спереди пятками вверх [560. рис. 1:5]. выше пояса [427, рис. 10:7, Б; 1097. рис. 3]. Объяснение этому есть в изображении трёх стоп на тыльной стороне стелы из Гамаджпи (Румыния): два следа левой стѵпни изображены слева ниже пояса и справа на поясе, а правой ступни — слева над пешеом [1097, рис. 11 ]. Эта композиция не только согласуется с представлениями о трех шагах (третий — высший) Вишну [294, с 101—111,781]. но и раскрывает магию, шаманский ритуал их совершения прыжок на одной левой ноге вправо—вперед, а затеи перескок на правой ноге влево—вперед. Нечтополобное, согласно принципу « потусторонней кинетики», должны были «проделывать своими ногами* покойники. Выше мы останавливались на стѵчаях перемещений истлевавших ног со скорченного в вытянутое положение [949, с 54,61]; ниже, при рассмотрении человеческихжертвоприношений, будут проанализированы случаи преднамеренногоотчленения и перемещения, ломания и измельчения ног не только жертв, но и обычных в остальном погребённых. Наибольшая податливость согнутых ног «потусторонней кинетике» быласвязана с представлениями о «вхождении Солнца в тело мужчины», начиная от ногтя большого пальца ноги до колена и выше.
Это событие потомки ариев Западного Памираначинали праздновать после «прохождения через ад» зимнегосорокадневия, накануне весеннего равноденствия (новогоднего Навруза). «Вхождение Солнца в тело мужчины» связывалось с пробуждением (оплодотворением?) земли [534, с. 33—44].
Особенно разнообразны и важны для понимания семантики поз положения рук. Впрочем, последний признак достаточно самостоятелен, на что, в частности, указывает многообразие расположения рук при довольно однообразных («стоящих», редко «сидящих») позах трипольских статуэток [626, табл. 3].
Характерная для срубного времени поза адорации (скорченно на боку с согнутыми руками, кисти у груди и/или липа; III—б по Д. Я. Телегину) появилась ещё в среднем палеолите, а в'неолите стала характерной для ближневосточного ареала. Оттуда, как уже отмечалось, она стала распространяться в Европу. Очевидно, что в древнейшие курганы Восточной Европы она была привнесена теми культурами, которые в той или иной мере были обязаны происхождением Востоку: трипольской, куро-араксской, а затем нижнемихайловской и майкопской. Поскольку всем им были присущи кромлехи и др. кольцевые конструкции, то позу адорации можно связывать в почитаниемСолниа, годового цикла. Вселенной вженскойсё ипостаси. В трипольской пластике подобные жесты связываются исследователями с плодородием (кисти на груди) или мыслительной деятельностью (кисть у головы) [626, с. 39—40]. Рассмотрим конкретные случаи.
Противопоставление скорченного, адорированното, ориентированного на запад ребенка при вытянутой, ориентированной на восток женщине из постмариѵпольского п. 2 закладки 2 на о-ве Сурском [417, с. 165—167] позволяет сделать довольно определённый вывод: поза адорации связана здесь с представлениями о потустороннем мире и возрождении; к его достижению и обрашена, наверное, её «моляшая» символика. Потусторонняя семантика позднетрипольского п. 23 обозначена не только его противоположной основному п. 24 ориентацией, но и обращённостью головой кчеловеческому жертвоприношению п. 22, блокировавшему выход из I кромлеха Великоалександровского кургана (рис. 7—8). Знаменательно, что последующее кеми-обинское п. 7, синкретизировавшее обряды п. 24 и п. 23, было лишено позы адорации (рис. 7). То же произошло и с л. 3 к. 1 у с. Староселье, последовавшим за адорированным п. 15 (рис. 23.25). Однако панцирь черепахи при п. 7 и череп человека при п. 3 позволяют предполагать некую семантическую связь этих находок ■ особенно второй — с позой адорации. Это подтверждается изображениями на некоторых шумерских печатях, где жертвенники с человечески- лги головами соседствуют с персонажами, воздевающими руку к небесам.
Изображения на шумеро-аккадских печатях не дают возможности однозначной трактовки различных поз адорации. Одна и та же фигура, путешествующая по трём уровням мироздания, может быть представлена с одинаково скрещенными на груди руками [1040, фигЛ499]. населяющие землю и небеса персонажи могут быть изображены с одинаково воздетыми руками [1040, фиг.1465[, — пары адорантов представлялись вверх и вниз головой [1045, с. 166]. Отличаются положения рук адорантов, представленных на стелах из сёл Казанки и Керносовка в виде как некого божества, так и двухгероев у его пояса [ 190, рис. 53; 1; 391, рис. 1:1,4:1], но если воздетые руки последних обращались к первому, то к кому обращались его скрещенные на
груди руки?.. Всё вышесказанное о позе адорации заставляет сделать вывод, что она не была строго регламентирована, но в общем означала сакральность, мольбу.
Однако такой регламент есть в индуизме, где помещение ладоней на коленях — элемент отождествления верующего с «растением познания*», на груди — соединения с богом, движения правой ладони вокруг головы—знак самосожжения плоти [184, с, 280—281]. Нельзя, однако, сказать, восходят ли эти представления к ведической эпохе. Утверждать это можно для сочетания рук, одна из которых (чаше правая) поднесена к голове, а другая—ктазу. Такие изображения всочетании со знаками воды и плодородия встречаются и на шумерских печатях, и на трипольской посуде—и по трактовке Б. А. Рыбакова, подтверждаемой этнографическими данными, связываются с обрядами вызывания дождя на весенние нивы [1040, фиг. 1463; 1090, с. 187]. Сочетание в одном погребении или в паре синхронных погребений раздичнонаправленных кверху и книзу рѵк можно объяснять примером уходяшей в индоевропейское прошлое славянской Ма(о)коши — «Матери вместилища (урожая)», которую можносчитать одной из хозяев «небесной бадьи». Весенняя её ипостась изображалась с воздетыми К небу руками, а летняя—с руками, опущенными K земле. Б. А. Рыбаков трактует это как знаки моления об урожае и достижения желаемого [682, с. 437] > но это можно считать также знаками подъёмам опускания «бадьи», приобщениемсначалакнебесному, азатемкпотустороннему миру. Такая мифологема отвечает и образу близкой Макоши богинн вод и плодородия «Вдажной-Могучей Беспорочной» Ардви-Суры Анахиты иранцев, одного из прообразов грузинской Наны [133, с. 582; др.]. Анахитадважаыизображенаначаше изХасанлу-ТѴ: с поднятыми руками — вместе с птицей, а с опущенными — верхом на льве [406, с. 39]. Связь этих двух изображений — а значит и положений рѵк — с небесным и потусторонним мирами вполне очевидна на фоне семантики указанных существ; идея же «небесной бадьи» более выраженавиных, основныхперсонажах: визрыгаюшем воды быке-Тельце и в помещённом пол ним змиевидном Троне.
Позу адорации впогребениях ямной и катакомбной кул ьтурможнорассматривать как реминисценции традиции, присущей нижнемихайловской и др. связанным с Ближним Востоком культурам. В этом плане показательны п. 3 и 4 к. 11—1 к/г Аккермекьнар. Молочной [127, с. 113-114]. Первоеизнихпоследовалозаосновным, одним из древнейших захоронений кеми-обинской культуры, занимающим типологически промежуточное место между п. 7 Великоалександровского кургана и п. 3 к. 1 у с. Староселье; оба эти погребения следовали за адорантами позднетрипольской и нижнемихайловской культур [966, с. ІЗ, рис. 3]. Позаадорации, овальные очертания могилы, фактура сосуда из п. 3 к. II—I указывают на его принадлежность нижнемихайловскому типу — однако форма сосуда и культурно-хронологическое окружение заставляют отнести п. 3 краннеямному периоду. Сосуд из последующего п. 4, уложенного в такой же позе и с той же ориентацией, указывает уже на позднеямный период (рис. 26). Здесь поза адорации встречается крайне редко: среди 1400 позднеямных захоронений низовьев Ингулаи Южного Буга она проявляется в 1% [927, с. 16,71, рис. 19:1“5 и др.]. В раннекатакомбных погребениях она встречается несколько чаще — проникнув сюда, очевидно, не только посредством влияний ямной культуры, ной как прямое наследие нижнемихайловского культурного типа, в котором появились древнейшие подбои и примитивные катакомбы [660, с. 33—36,41—42, рис. 3].
Проследить динамику позы адорации помогают два кургана., в которых она представлена от нижнемихайловской и ямной до культуры многоваликовой керамики и срубной включительно.
Основное п. 18 к. 1а в ур. Чёрная Долина между Нижним Днепром и Перекопом [141, с. 7—9,11 ] следует отнести к нижнемихайловским по позе адорации, кольцевому ровику, обилию кремнёвых изделий и раковине; признаком ямной культуры можно считать обширную прямоугольную яму. В подобной позе, ориентации, яме было совершено позднеямное п. 4, перекрытое VII слоем кургана. Этой же досылке предшествовало раннекатакомбное п. 6, один из двух покойников котороготакже был уложен в позе адорации. Следующая, последняя лосыпка была возведена над вытянутыми и слабо скорченными погребениями ингульской культуры, но среди них было п. 1 в позе адорации (с кистями у подбородка и таза), которое можно отмести к рубежу позднеямной и культуры многоваликовой керамики. В сформировавшуюся насыпь было впущено несколько невыразительных захоронений срубного времени, среди которых были, по-видимому, и в позе адорации. На примере данного кургана можно говорить о длительном бытовании слабой традиции адорации погребаемых.
Основное погребениек. 2 у с. Большая Белозерка Н-Каменскогор-на Запорожской обл. относилось, судя по обряду, к рубежу раннето и позднего периодов ямной культуры [1038. с. 259] (рис. 22). Но уже II слой перекрыл позднеямное п. 30 в позе адорации с семантикой «вызывания дождя» (кисти у таза и головы). Под III слоем, перекрывшим погребения ямной, катакомбной и ингульской культур, один из двух скелетов в п. 29 раннекатакомбного типа оказачся в позе адорации, с кистями у плечей. В отличие от скелета вобычном скорченном положении и с сосудом у черепа, у черепа ааорированного скелета вырыт был бофр и покойник уложен с разворотомна грудь, что можно трактовать как указания приобщённости к потустороннему миру. Следует также заметать, что подобно адорировл иному п. 30, он тоже был уложен на правом боку, все же остальные предшествующие погребения (ямной культуры) в обычных скорченных позах лежали на левом или на спине с завалившимися влево ногами. Поз IV—V слоями, каждый из которых перекрывал поздние ямные и катакомбные погребения, поза адорации не обнаружена (хотя и могла присутствовать в пяти полуразрушенных захоронениях). Она становится доминирующей с VI слоя, гае представлена в п. 24 и п. 33 культуры многоваликовой керамики (и не представлена в подобном им по западной ориентации и положению на левом боку п. 5, сохранившем реминисценции ямной культуры). Кисти согнутых рѵк п. 24 находились у подбородка, тогда как правая кисть п. 33 обращена была к тазу. Эта поза «вызывания дождя» усугублялась сосудом (отсутствующим в п. 5 и п. 24) и строением досыпки, возведённой, по-видимому, именно в связи с п. 33. Крестообразность досыпки и следы костров на ее склонах указывают насимволику огня и солнца; с этим согласуются и следы трёх костров в воронке на вершине досыпки, но эшкострища разделены прослойками ила, аэтоужсвидетельствасимволики вод. VII—X слои перекрывали трупоположения и трупосожжения и там, где полностью прослежены руки, они оказаписьадорированы не только всрубном п. 20, ноиводном из позднейших ингульских п. 15. Случаи одорированного положения рук у вытянутых «катакомбников» ингуяьского типа крайне редки и свидетельствуют об отношении таких погребений к преддверию или началу раннесрубногопериода [987; 1032, с. 80—81], когдамодитвенная поза адорации становится весьма характерной.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!