Декрет о печати от 27 октября 1917 г. и другие декреты молодой советской власти



Уже через два дня после победы пролетарской революции, (здесь и далее — по старому стилю), председатель Совета Народных Комиссаров В.И.Ленин подписывает Декрет о печати. Он стал третьим законодательным актом нового правительства, что еще раз свидетельствует об огромной значимости этого вопроса для новой власти. На следующий день документ был опубликован в «Правде».

«В тяжкий решительный шаг переворота и дней, непосредственно за ним следующих, Временный революционный комитет вынужден был принять целый ряд мер против контрреволюционной печати разных оттенков...», — отмечалось в первых строках Декрета. Закрытию, судя по его содержанию, «подлежали органы прессы, призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению правительству, сеющие смуту путем клеветнического извращения фактов, призывающие к деяниям преступного характера».

Еще до появления документа Петроградский военно-революционный комитет опечатал целый ряд изданий. С этой целью уже на следующий день после свершения революции ВРК принял несколько документов о буржуазной печати. К примеру, в «Предписании Центральной комендатуры Красной гвардии...» с пометкой «секретно и весьма срочно» он потребовал «дать в распоряжение комиссара печати 120 красногвардейцев для производства сегодня ареста... всех газет, закрытых за помещение воззвания бывшего Временного правительства;.., а редакторов газет и главных сотрудников арестовать». По специальным распоряжениям Совнаркома в Петрограде закрывалось одно издание за другим, арестовывались редакторы и журналисты. В знак протеста против предпринимаемых действия 29 октября в столице не вышла ни одна оппозиционная газета. Однако это не помогло.

В Декрете указывался временный его характер, возможность отмены положений «при наступлении нормальных условий общественной жизни». Понимал ли предсовнаркома, подписывая документ, что таких условий не возникнет, что упоение силой приведет новую власть к еще большему давлению на своих идейных противников? Однозначно не скажешь. В своих дальнейших работах о печати Ленин вообще предпочитает не касаться содержания Декрета...

Декрет о печати стал тем водоразделом, который расставил по разные стороны баррикад многих деятелей отечественной культуры, людей с героическим революционным прошлым. Д.Мережковский, З.Гиппиус, Н.Гумилев, В.Засулич, Г.Плеханов — они и многие другие ни тогда, ни позже не приняли большевистскую позицию по поводу печати. Владимир Набоков, например, с подчеркнутой брезгливостью отвергал «презренный и мерзостный террор, установленный Лениным... и всякую другую полоумную расправу». Не потому ли, что в самой революции, несущей «освобождение человечеству», увидели Набоков и другие нечто роковое и гнетущее...

Впрочем, даже среди людей, близких к В.И Ленину, не было полного единства взглядов. Это отчетливо проявилось на заседании ВЦИК 4 ноября 1917 г., на котором обсуждался вопрос о печати.

... Одним из первых слово попросил Ю.Ларин (М.Лурье), огласивший от имени эсеров проект резолюции. В ней содержался призыв к отмене Декрета о печати, а также высказывалось требование о создании особого трибунала, к которому можно было апеллировать в случае арестов, закрытия газет и т.д. Эти предложения поддержали в своих выступлениях левые эсеры, призвавшие к «пролетарскому великодушию» в отношении небольшевистской прессы. В ответ на это секретарь ВЦИК В.Аванесов от имени большевиков предложил принципиально иной проект резолюции. «Восстановление так называемой «свободы печати»,— отмечалось в нем, — т.е. простое возвращение типографий и бумаги капиталистам,., явилось бы недопустимой манипуляцией перед волей капитала, сдачей одной из важнейших позиций рабочей и крестьянской революции...».

«Какая свобода нужна этим [буржуазным — Д.С.] газетам? — обращался к собравшимся в зале Ленин. — Не свобода ли покупать массу бумаги и нанимать массу писак? Мы должны уйти от этой свободы печати, зависящей от капитала... [и] относиться к буржуазным газетам так же, как мы относились к черносотенным в феврале-марте».

Большинство членов ВЦИК, избранного Вторым съездом Советов сразу же после победы Октябрьской революции, составили большевики, остальные партии — левые эсеры, меньшевики, анархисты — в совокупности были представлены лишь 40 проц. мандатов. Это и сыграло решающую роль: большинство

Уже через несколько дней за подписью Ленина появился подготовленный А.В.Луначарским Декрет о введении государственной монополии на объявления. Стремясь уничтожить частные издания экономически, большевики запретили появление в них каких-либо объявлений. Рекламная деятельность становилась «монополией государства». Отныне объявления могли публиковаться только в изданиях Временного Рабочего и крестьянского правительства и местных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Нарушившим это требование грозили различные сроки наказания — вплоть до конфискации всего имущества и трех лет лишения свободы. То же наказание вменялось редакциям в случае публикации на страницах изданий объявлений в виде отчетов, рекламных статей в других замаскированных формах. Многие СМИ, особенно столичные, получали от рекламы значительную прибыль. Например, годовой доход от объявлений московской газеты «Русское слово» приближался к двум миллионам рублей, Удар был точным, довольно скоро десятки газет в разных городах страны вынужденно прекратили свое существование.

При этом политическое давление не отошло на второй план. Это подтверждает, в частности, подписанный Лениным и четырьмя наркомами в декабре 1917 г. «Ордер на арест и предание суду Революционного трибунала И.Г.Церетели, В.М.Чернова, Ф.Н.Дана и других «за выпуск с провокационной целью клеветнической газеты «Революционный набат», №4 от 2 декабря, заведомо ложно предписывающей Советской власти «продажу России Вильгельму», «освобождение Николая Романова» и т.д.». Что скрывалось за этим «т.д.» в документе не уточнялось, как и степень вины каждого из 12 обвиняемых. Не ставился вопрос и о возможности публичного ответа со страниц партийных изданий на суждения «Революционного набата». Проще и безопаснее для большевиков, исповедовавших принципы классового подхода, попросту ликвидировать издание.

Упомянутый выше ревтрибунал появился вдекабре1917 г. по решению наркомата юстиции. Он был учрежден практически одновременно с Комиссариатом по делам печати. Предполагалось, что обе организации будут действовать рука об руку: Комиссариат — рассматривать возможность существования того или иного издания, а трибунал — применять к виновным меры ответственности. Но единства действий не получилось. Что касается Комиссариата, то он выступал за жесткие меры (чаще всего за закрытие изданий). Его руководитель Н.Кузьмин так формулировал задачи своего ведомства: «Полное отметание и закрытие всех соглашательских газет, как наиболее ядовитых и вредных в открытый период гражданской войны... Беспощадное и последовательное давление на враждебную Советской власти печать путем штрафов, закрытий, арестов...». На этом фоне революционный трибунал выглядел менее суровой инстанцией. Вынесенные наказания здесь нередко менялись на более мягкие— выговоры и порицания, что происходило не в последнюю очередь, по инициативе руководителя наркомюста левого эсера И.Штейнберга, выступавшего против «излишней суровости» в отношении дореволюционной прессы. Кроме того, было очевидно, что ревтрибунал не успевал даже формально рассматривать все «дела» по печати, тем более, что их число постоянно росло.

Вот почему в феврале 1918 г. появляется Декрет Совета Народных Комиссаров — «О революционном трибунале печати». Этот орган был призван выносить вердикты относительно «преступлений и проступков против народа, совершаемых путем использования печати». К ним, значилось далее в документе, относились «всякие сообщения ложных и извращенных сведений о явлениях общественной жизни, поскольку они являются посягательством на права и интересы трудового народа». С учетом тогдашнего политического расслоения общества к числу «противников революционного народа» можно было причислить многих людей, а также подавляющее число средств информации (что к тому времени уже и произошло). Для ведения предварительного расследования и подготовки показательных судов при ревтрибунале печати учреждалась Следственная комиссия, которой предписывалось рассматривать персональные дела, организовывать показательные суды и т.д. Трибунал имел право применять различные меры наказания, вплоть до лишения виновных всех политических прав. Как показала практика, трибунал в подавляющем большинстве случаев выносил самые жесткие постановления, стремясь «карающим мечом» избавиться от неугодных новой власти редакторов и журналистов.

Только в апреле-мае 1918 г. в Петрограде были привлечены к суду ревтрибунала свыше десятка газет, включая право-эсеровские «Земля и воля», «Народное слово», «Дело народа».

Отдельные издания пытались выходить вновь под другими названиями. Однако власть решительно пресекала подобные попытки. Всего же в этом году по стране прекратили существование более 200 периодических изданий — буржуазных и находящихся в ведении оппозиционных социалистических партий (меньшевиков, эсеров, трудовиков и т.д.). Нередко решения в отношении этих газет и журналов выносились под предлогом того, что они представляли собой политические центры, вокруг которых группировались контрреволюционные силы. Однако закрытие изданий шло настолько стремительно, что тщательных расследований каждой конкретной ситуации попросту не велось:

Показательна статистика. К 1913 году в стране насчитывалось 575 различных издательств, выходили 1351 журнал и 916 газет (подавляющее большинство из них — свыше 700 — на русском языке). Пресса отражала не только различные политические, но и культурные, социальные интересы населения. К моменту большевистской революции 1917 г. все партии издавали и распространяли свои СМИ, политически и экономически независимые от правительства. Таким образом, вопреки расхожему утверждению Ленина о том, что «свобода печати» буржуазного общества состоит в свободе богатых систематически... обманывать, развращать, одурачивать эксплуатируемые и угнетенные массы народа», российская дореволюционная пресса выражала совершенно различные идейные взгляды. Примечательно, что и сами большевики после свержения самодержавия были не особо стеснены в проявлении своих настроений: в апреле 1917 г. они издавали 17 ежедневных газет общим тиражом 1,4 миллиона экземпляров.

Запретив все анти- и небольшевистские СМИ, РКП(б) сознательно исключила плюрализм в экономической, духовной и других сферах жизни и тем самым лишила общество динамичного развития. Как закономерную эволюцию ситуации следует воспринять появление Декрета правительства от 6 июня 1922 г., предусматривавшего создание Главлита — Главного управления по делам литературы и издательств при Наркомпросе. Новому ведомству поручалось осуществление «обязательной предварительной цензуры всех рукописных и печатных произведений, снимков, рисунков, карт, выдача разрешений на право издания отдельных произведений и периодической печати». В том же году появляется и Главное управление по делам печати — «в целях объединения всех родов цензуры» и для формирования особого идеологического уровня нашей журналистики.

Следует оговориться: цензура как форма идеологического контроля является неотъемлемой частью любого государственного механизма, вот почему было бы неверным принципиально отрицать ее. Проблема для нашего общества с самого начала, однако, заключалась в том, что такое понятие как «государственные интересы» интерпретировалось чрезвычайно узко, с позиций одной-единственной партии и поэтому носило ярко выраженный ограниченный характер.

Многочисленные запреты в сфере культуры (частью которой традиционно является журналистика), продиктованные так называемыми «объективными» соображениями, упрочили духовную оторванность нашей страны от остального мира, сформировали информационный вакуум. Это, правда, произошло не сразу. Если посмотреть на содержание газет и журналов 1920-х гг., то мы увидим немало образцов полемики по самым различным вопросам. Она допускалась и потому, что культурный уровень работников цензурных ведомств в центре и на местах был еще довольно высок: на этой работе находилось в то время немало интеллигентов с дореволюционным партийным стажем.

Судьба М.Горького и В.Короленко после Октября 1917 г.

Революция в сознании многих слоев населения обернулась нарушением демократии. Наступление новой идеологии ощущалось повсеместно. Она бесцеремонно подчиняла себе людей, ломала привычные представления о нравственных ценностях, зачисляла во враги даже тех, кто, приняв революцию в целом, пытался по-своему оценить ее.

В их числе оказались писатели Максим Горький и Владимир Короленко, представлявшие собой, по словам Р.Люксембург, «два поколения русского освободительного движения».

В период установления Советской власти Горький редактировал газету «Новая жизнь». Оценивая происходящее в России, он пишет и публикует в своем издании 57 статей под общим названием «Несвоевременные мысли», имеющих подзаголовок «Заметки о революции и культуре». Они выходят на протяжении 14 месяцев, начиная с апреля 1917 г. В этих публицистических эссе красной нитью проходит мысль о том, что нынешние и грядущие перемены могут оказаться гибельными для народа: Революционная идея, по мнению писателя, все более теряет первоначальные романтические очертания, и прежде всего потому, что победители-большевики повсеместно утверждают анархию в экономике, культуре и т.д.

«В «Правде» пишут о пьяных погромах, как о «провокации» буржуев, — что, конечно, ложь... Это русский бунт без социалистов по духу, без участия социалистической психологии»,— утверждает Горький в «Новой жизни» в 1917 г. Спустя несколько дней, он замечает: «Бесшабашная демагогия людей, «углубляющих» революцию, дает свои плоды, явно гибельные для наиболее сознательных и культурных представителей социалистических интересов рабочего класса...». На этом фоне, по мысли Горького, печать, культура в целом проявляют себя в качестве подручного средства пролетарской идеологии, становясь всецело подцензурными. «Советская власть снова придушила несколько газет, враждебных ей. Бесполезно говорить, что такой прием борьбы с врагами — нечестен, ...ибо понятия о честности и нечестности, очевидно вне компетенции и вне интересов власти .

В статьях Горького нет безысходности, чувства полного разрушения России, которые ощущаются в ту пору в статьях Д.Мережковского и дневниках И.Бунина, вошедших в дальнейшем в его публицистическую книгу «Окаянные дни». Горький более выдержан в своих оценках, и тем не менее, очевидно, что и он не готов принять методы общественного воздействия, предложенные новой системой.

Неудивительно, что большевики, когда-то боготворившие Максима Горького за романтическое воспевание революционной идеи (вспомним его «Песню о буревестнике») и материальные пожертвования, которые он вносил в партийную кассу, после Октября 1917 г. уже восприняли писателя по-другому. «Русская революция ниспровергла немало авторитетов, — недвусмысленно указывал в письме к нему И.Сталин. — Мы боимся, что лавры этих «столпов» не дают спать Горькому. Мы боимся, что Горького «смертельно» потянуло к ним, в архив. Что ж, вольному воля!... Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов».

Большевики не могли смириться с тем, что с каждой неделей тональность выступлений «Новой жизни» по отношению к Советской власти становилась все непримиримее. Сам же Горький не осторожничает даже в критике политических основ нового строя: «Рабочий класс не может понять, что Ленин на его шкуре, на его опыте производит только некий опыт... Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия...».

В «Правде», «Петроградской правде» появляются статьи, открыто осуждающие «буревестника революции» и его издание. На квартире Горького производится обыск. Один, другой... Дни «Новой жизни» были сочтены.

«Конечно, «Новую жизнь» нужно закрыть. При теперешних условиях, когда нужно поднять всю страну на защиту революции, всякий интеллигентский пессимизм крайне вреден», — заявлял В.И.Ленин41.

Если бы Горький и дальше продолжал выпускать «Новую жизнь», то на ее страницах, по-видимому, увидели бы свет еще более жесткие обвинения в адрес большевиков, чем те, которые он высказывал сразу же после пролетарской революции. Сошлемся, например, на письмо Горького, адресованное в конце октября 1919 г. председателю ВЧК Ф.Дзержинскому по поводу продолжающихся арестов представителей интеллигенции: «Я смотрю на эти аресты как на варварство, как на истребление лучшего мозга страны и заявляю в конце письма, что Советская власть вызывает у меня враждебное отношение к ней»42. В августе 1918 г. был закрыт и журнал В.Короленко «Русское богатство».

Задачу своего издания, которое он редактировал с 1904 г., Короленко видел в том, чюбы «воспитывать в народе привычки элементарной гражданственности и самоуправления...». Ее воплощение на практике, по мнению редакции, возможно было путем публикации полемических материалов по важнейшим вопросам дня.

Честность и порядочность Короленко были известны и высоко ценились в России. «Жизнь Ваша, — обращался к нему в послании в преддверии 65-летия писателя известный юрист А.Ф.Кони, — необходима не только для духовного воздействия на наше общество, но и для многих, кому хочется верить в нравственное возрождение родины».

Журнал четко выразил свое отношение к происходящему в России еще до Октября 1917 г. «Подраться охота есть, — саркастически писал А.Петрищев. — Но не видно, с кем. И неизвестно, для чего. И возникает тяготение к драке ради самой драки — единственно потому, что руки чешутся». Неприятие насилия в какой-либо форме — вот, пожалуй, одна из главных тем «Русского богатства» в период между революциями. Примечательно, что, приняв февральские события в России, журнал в отличие от многих других столичных СМИ весьма сдержанно оценивал возможности Временного правительства в преодолении политического и экономического кризиса в стране. Неудивительно поэтому, что большевистская революция с ее лозунговыми призывами сразу же вызвала открытую антипатию редакционного коллектива. Тот же А.Петрищев в начале 1918 г. не стесняется в оценках: «Большевики слились с российской «вольницей», с той полуголодной и уголовной публикой, которая воспользовалась революцией ради того, чтобы загримироваться «под политику», ради этого густой толпой пошла к «знаменам» анархизма...».

Сам В.Короленко в эти годы уже не печатается в «Русском богатстве», он пишет в основном для двух других изданий — «Полтавского дня» и петроградской газеты «Русские ведомости». В последней появляются его «Протест В.Г.Короленко в защиту свободы печати» (18 нояб. 1917 г.), статья «Торжество победителей» (3 дек. 1917 г.), в которых писатель выступил против узурпации большевиками политической власти.

Короленко не отвергал революцию, но выступал против того, чтобы насилие прикрывалось цветистым термином «принудительные меры», а произвол осуществлялся ради пролетарской диктатуры. Самую большую опасность для России Короленко усматривал в заявлении большевиков, что террор, включающий массовые казни, оправдывается как революционная необходимость. Для него это выглядело «худшим извращением основной идеи революции и всех этических ценностей».

Неудивительно, что идеологи большевизма воспринимали такую позицию как ярко негативную. Уже 13 января 1918 г. в «Правде» появилось стихотворение, Д.Бедного «Горькая правда» с язвительным посвящением «всем отшатнувшимся от народа писателям, М.Горькому и В.Короленко особливо». А уже после закрытия «Русского богатства» В.И.Ленин в одном из писем без колебаний отмечал в адрес Владимира Короленко: «Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками!.. Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме...».

     Большевики в исключительно короткий срок сломили сопротивление политической и духовной оппозиции и ее прессы, национализировали полиграфическую и бумажную промышленность. Они ни на шаг не отступили от своих представлений о свободе печати.               Принципы большевистской печати журналистика послеоктябрьского периода

Установление новой власти, как уже отмечалось в предыдущей лекции, проходило в очень непростых условиях. Оппозиционные большевикам партии открыто выступили против политических и экономических мер, которые начали осуществлять на практике В.И.Ленин и его соратники. Неповиновение большевикам охватывает многие районы Центра, Поволжья, Сибири и Дальнего Востока.

В этих условиях ЦК РКП(б) было чрезвычайно важно посредством массовой агитации и пропаганды внушить миллионам людей веру в правильность выбранного курса, в жизнеспособность тех лозунгов и призывов, под которыми было организовано вооруженное восстание. Придя к власти, партия наряду с запретительными мерами в отношении оппозиционной прессы поставила цель создания такой печати, которая бы формировала доверие народа к новым институтам власти, служила источником воспитания в сознании каждого читателя преданности делу социализма.

Главную задачу в сфере журналистской работы большевики видели в разъяснении населению преимуществ нового политического строя. «Нам надо... позаботиться о том, — писал Ленин в первоначальном варианте статьи «Очередные задачи Советской власти» в марте 1918 г., — чтобы масса необыкновенно ценного материала, который имеется налицо в виде опыта новой организации производства в отдельных городах, в отдельных предприятиях, в отдельных деревенских общинах, — чтобы этот опыт стал достоянием масс».

Налаживание в короткий срок большой сети периодических изданий помогло решению этой задачи. Уже в начале 1918 г. в стране выходили 884 газеты и 753 журнала, которые последовательно занимали место прежних, дореволюционных СМИ, год спустя общее число газет достигло почти 1000 наименований. Это происходило в условиях больших сложностей в ходе становления печатного, издательского дела, острой нехватки квалифицированных журналистских кадров, недостатка опыта в повседневной редакционной работе.

Отличительной чертой периода становления Советской власти было не только появление большого числа изданий, но и создание хорошо продуманной системы прессы, отразившей в себе структурно-организационные особенности самой партии и предполагавшей подчиненность изданий партийным комитетам в центре и на местах. Получила развитие новая содержательно-тематическая модель СМИ, основанная на таких принципах печати, как партийность, классовость, идейность.

С самого начала Ленин рассматривал партийное печатное издание как центр политической работы организации. При этом он указывал на необходимость партии иметь «сеть агентов» — т.е. тех людей, которые пишут в газету. «Газета не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор», —эта ленинская фраза, произнесенная в 1901 г., стала девизом советской журналистики на многие годы вперед".

Сама журналистика, по мысли вождя российского пролетариата, не является уделом избранных. Вместе с тем, литературное дело, утверждал Ленин в 1905 г. в статье «.Партийная организация и партийная литература», «должно стать частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса». И далее. «Газеты должны стать органами разных партийных организаций. Литераторы (читай: журналисты. — Д.С.) должны войти непременно в партийные организации. Издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами — все это должно стать партийным, подотчетным»".

Даже неискушенному члену партии в тот момент становилось ясно: речь идет о журналистской свободе исключительно в строгих идеологических рамках.

Как видно из приведенных выше высказываний Ленина о роли журналистики в жизни общества, он еще задолго до пролетарской революции обосновывает основные принципы ее функционирования. И первым среди них следует назвать принцип партийности, определявшийся политическим положением рабочей печати и общественной ролью ее корреспондентов. Жесткое подчинение органов прессы партийным установкам большевики видели в качестве важнейшего условия укрепления своих рядов. Наряду с этим газеты воспринимались ими как своеобразные политические центры проведения партийной работы в центре и на местах.

В практике партийной журналистики до Октября 1917г. получил развитие и принцип классовости. В основе его лежала ленинская идея о диктатуре пролетариата, согласно которой именно рабочий класс является основной движущей силой революции. Поэтому и партийная печать должна ориентироваться прежде всего на освещение его жизни.

Со сказанным выше соотносится и принцип идейности журналистики, также исповедуемый большевиками в период формирования модели партийной печати. Ленин видел его в том, что любое издание только тогда будет иметь право на существование, если в серьезной форме займется пропагандой марксистских идей. Об этом, в частности, он писал в своем «Письме в редакцию» в 1914 г. Одновременно партийная газета обязана давать отпор всякого рода «либеральным» настроениям.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 1277; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!