ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 9 страница



Другой задачей, продиктованной Сталину и его окружению хо­лодной войной, явилась консолидация коммунистических режимов в странах Восточной Европы на основе безоговорочного подчинения их правящих элит политике СССР. Во устранение любых потенци­альных проявлений оппозиционности и уклонизма фабрикуются су­дебные дела в отношении видных деятелей компартий. Одним из наиболее громких оказалось «дело Сланского» в Чехословакии (1952). В отличие от состоявшихся в 1949 г. процесса по делу Л. Райка в Венгрии и суда над Т. Костовым в Болгарии, имевших ярко выра­женную антиюгославскую направленность, суд над бывшим первым секретарем ЦК КПЧ Р. Сланским и рядом других высокопоставлен­ных чехословацких коммунистов, подобно «делу врачей» в СССР, явился составной частью задуманной Сталиным массированной ан­тисионистской кампании; подсудимым вменялась в вину связь с израильскими спецслужбами и международным еврейским капита­лом (на самом деле — мифическая). По имеющимся сведениям, ана­логичные процессы затевались и в других странах, однако их осу­ществлению помешала смерть Сталина 5 марта 1953 г., обозначив­шая начало нового этапа в развитии отношений СССР со странами Восточной Европы.

Дипломатические и «гэбистские» донесения, поступавшие в Мос­кву из восточноевропейских столиц, все более свидетельствовали о неблагополучии в экономике «народно-демократических» стран, над­рывавшейся под грузом непомерных военных расходов, о симптомах недовольства населения своим материальным положением. Это ка­салось и развитых, индустриальных стран — Восточной Германии и Чехословакии, где замедлилась тенденция к повышению уровня жизни. Именно в этих странах в начале лета 1953 г. имели место пер­вые открытые проявления протеста против экономической и социаль­ной политики коммунистических властей. 1 июня 1953 г. прошли уличные волнения в городе Пльзень (Западная Чехия). 16—17 июня в Восточном Берлине и целом ряде других городов ГДР возмущение рабочих повышением норм выработки вылилось в массовые беспоряд­ки, подавленные с помощью советских войск. Берлинские события явились самым серьезным сигналом, указавшим официальной Моск­ве на неизбежность определенных корректировок во внутренней по­литике стран социалистического лагеря.

Наряду с ГДР, внутренние проблемы которой в то время пока еще рассматривались в более широком контексте решения германского вопроса в целом, наибольшую обеспокоенность послесталинского «коллективного руководства» СССР вызывало положение в Венгрии, где курс на форсированную индустриализацию, взятый на рубеже 1940—1950-х годов, привел к особенно серьезным экономическим и социальным диспропорциям и также вызвал открытые проявления протеста (забастовки на Чепельском комбинате). 13—16 июня 1953 г. приглашенная в СССР делегация Венгерской партии трудящихся во главе с ее лидером М. Ракоши выслушала в Кремле резкую крити­ку в свой адрес со стороны членов Президиума ЦК КПСС. Речь шла, в частности, об игнорировании экономической политикой спе­цифических особенностей страны, о недостатках в расстановке кад­ров, «перегибах», допущенных при судебном преследовании чуждых социализму элементов.

В Кремле в те дни приближалась к драматической развязке ост­рая закулисная борьба между ближайшими сподвижниками Стали­на. Она закончилась устранением Л. П. Берии, арестованного 26 июня. За несколько дней до краха своей карьеры, в ходе июнь­ской встречи с делегацией ВПТ Берия был резко критичен в отно­шении венгерского руководства и настаивал на решительных кадро­вых изменениях. Его инициатива назначить главой правительства ВНР И. Надя была поддержана другими членами Президиума ЦК КПСС.

Критика, прозвучавшая в Москве, дала зеленый свет переменам в Венгрии. Программа И. Надя, изложенная 4 июля 1953 г. на сес сии Государственного собрания ВНР, переносила главный акцент в экономической политике, с тяжелой индустрии на производство предметов потребления и развитие сельского хозяйства. Было обе­щано оказать поддержку мелкому товаропроизводителю и обеспечить право свободного выхода из кооперативов тех крестьян, которые были загнаны в них силой в процессе коллективизации, осуществ­лявшейся по советскому образцу. В выступлении премьер-министра был затронут и вопрос о нарушениях законности, обещана широкая

амнистия.

«Новый курс» И. Надя внешне не противоречил политике совет­ского руководства. Ведь в августе 1953 г. председатель Совета Ми­нистров СССР Г. М. Маленков на сессии Верховного Совета СССР провозгласил задачу всемерно форсировать развитие легкой про­мышленности. Решения сентябрьского Пленума ЦК КПСС 1953 г. ориентировали на подъем сельского хозяйства. Были заметно увели­чены заготовительные цены на сельхозпродукты, сдаваемые колхо­зами государству в качестве обязательных поставок, приняты меры по развитию подсобных хозяйств. Однако при всем своем созвучии новой линии Москвы программа И. Надя превосходила ее в ради­кализме разрыва с прежним курсом. Так, планы реформ в Венгрии распространялись и на политическую сферу общества. Ставился, в частности, вопрос об активизации деятельности Отечественного на­родного фронта (ОНФ), придании подлинно представительских функций этой организации, прежде служившей лишь одним из «при­водных ремней» правящей партии. В стремлении премьер-министра превратить ОНФ в рупор многообразных общественных интересов проявилась, хотя и в зачаточной форме, тенденция к восстановле­нию в венгерском обществе элементов плюрализма, задавленного при установлении диктатуры сталинского типа3.

Реализация нового курса в Венгрии проходила с трудом и в те­чение 1954 г. не привела к повышению эффективности экономики4. Главным реальным его завоеванием стали меры по пересмотру фаль­сифицированных судебных дел рубежа 1940—1950-х годов, освобож­дению политзаключенных — процесс этот, начавшись в 1954 г., за недолгие годы пребывания И. Надя во главе правительства так и не успел набрать силу.

Попытки либерализации режима с самого начала вызывали скры­тое, а затем и все более открытое сопротивление М. Ракоши и его сторонников — вынужденный под давлением Москвы поступиться частью своих прежде неограниченных полномочий партийный лидер, отчаянно цепляясь за власть, прилагал немалые усилия для мобили­зации преданного ему аппарата на саботаж проводимых реформ, грозивших партийным функционерам утратой многих привилегий, тем более что И. Надь последовательно стремился перенести центр тяжести в принятии важнейших решений с партийных органов на государственные. Осенью 1954 г., столкнувшись с явным противодей­ствием своему курсу, И. Надь впервые решился пойти ва-банк, вы­ступив на пленуме центрального руководства ВПТ с резкой крити­кой контрреформаторских тенденций, а затем, 20 октября, пренеб регая всеми нормами коммунистической этики, не позволяющими выносить на суд широкой общественности внутрипартийные разно­гласия, опубликовав на страницах главной партийной газеты «Сабад неп» статью, в которой прямо заявил, что экономические трудности проистекают не из его политической линии, а из попыток помешать ее осуществлению. Тем самым со всей очевидностью проявилось существование в высших кругах ВПТ острейших разногласий5.

Хотя первотолчком перемен в Венгрии явились импульсы, полу­ченные из Москвы, реформы, предпринятые И. Надем в 1953— 1954 гг., были уникальной, в то время беспрецедентной в советской сфере влияния попыткой придать социализму более человеческое лицо. Неудивительно поэтому, что положение дел в Венгрии, где к осени 1954 г. стал намечаться довольно значительный отход от ста­линских образцов, вызвало новый прилив обеспокоенности в Моск­ве, тем более что Ракоши во время своего почти двухмесячного пре­бывания на отдыхе в СССР в октябре—ноябре 1954 г. сумел настро­ить против «зарвавшегося» венгерского премьера «коллективное руководство» КПСС, проявившее полное единодушие в его осужде­нии во время встречи на высшем уровне в январе 1955 г.6

Некоторое временное похолодание в конце 1954 г. международной атмосферы, связанное с планами включения ФРГ в НАТО, стало причиной нового зигзага в политике Москвы, не замедлившего ска­заться на соотношении сил в Будапеште. Начало нового витка в гонке вооружений предопределило усиление внимания к тяжелой промышленности. Это нанесло удар прежде всего по концепции и по позициям Г. М. Маленкова: не прекращавшееся в кремлевских коридорах выяснение отношений между наследниками Сталина при­водит в феврале 1955 г. к его отстранению от должности Председа­теля Совета Министров СССР. Не последовав примеру Маленкова, выступившего с самокритикой и оставшегося в руководстве, Надь продолжал упорно отстаивать свою правоту. Это грозило уже более серьезным обвинением во фракционной деятельности и не могло не иметь последствий. Мартовский пленум ЦР ВПТ подверг критике «правый уклон» в партии. В апреле 1955 г. И. Надь был вынужден оставить свой пост премьер-министра, выведен из Политбюро и ЦР ВПТ, а позже, в декабре, исключен из партии. Таким образом, пер­вая в истории стран Восточной Европы попытка реформировать социализм сверху завершилась неудачей7. В конечном итоге судьбу нового курса И. Надя предопределил продолжавший оставаться ре­шающим внешний фактор — очередной поворот во внутренней по­литике КПСС сузил поле самостоятельных действий сторонников демократизации социализма в Венгрии.

Наряду с Венгрией симптомы кризиса существующего режима отчетливо обозначились в 1954—1955 гг. в Польше. Эксперименты по перенесению на польскую национальную почву сталинской модели социализма с самого начала терпели очевидное фиаско: длительная историческая традиция противостояния России, будучи одной из доминант польского национального сознания, значительно повыша­ла планку сопротивляемости общества любым попыткам внедрения в Польше социально-политических образцов, исходивших от восточ­ного соседа (опыт советско-польской войны 1920 г. и участие СССР в «четвертом разделе Речи Посполитой» в сентябре 1939 г. воспри­нимались в контексте этой традиции как новые подтверждения пер­манентной «угрозы с Востока»). Правда, осознание аналогичной уг­розы с Запада, опиравшееся на столь же длительную традицию польско-германского противостояния и особенно на непосредствен­ный, свежий опыт Второй мировой войны, было фактором, в нема­лой мере способствовавшим примирению польского общества с подчиненным положением страны в послевоенной системе между­народных отношений. Роль позиции СССР как основного гаранта новых польско-германских границ по Одеру и Нейсе не могли от­рицать даже наиболее последовательные оппоненты коммунистичес­кого режима в Польше.

Упорное сопротивление значительной части населения коммуни­стической альтернативе, балансирование общества на грани граждан­ской войны в течение ряда лет предопределили более компромисс­ный, нежели в других странах Восточной Европы, характер стали­нистской диктатуры в Польше, где так и не удалось провести коллективизацию земельной собственности, поколебать позиции ко­стела в идеологической сфере, установить монополию марксизма в школьной системе, в том числе в университетах. Даже совсем незна­чительное ослабление административного пресса в 1953—1954 гг. вызвало быструю регенерацию придавленных, но не заглушённых элементов плюрализма. В 1955 г. страну охватывает идеологическое брожение, нашедшее проявление в деятельности прессы, обратив­шейся к освещению самых злободневных проблем, в активизации гуманитарной и творческой интеллигенции в рамках первых дискус­сионных клубов и других спонтанно возникавших неформальных общественных объединений. Все громче заявляют о себе сторонни­ки умеренных реформ и в рядах правящей Польской объединенной рабочей партии. На ее III пленуме (январь 1955 г.) партийное руко­водство во главе с Б. Берутом подверглось резкой критике многих выступавших как за промахи в экономической политике, так и за по­пустительство бесконтрольному функционированию органов государ­ственной безопасности, постоянно нарушавших законность. 13 декаб­ря 1954 г. после более чем трехлетнего пребывания под домашним арестом вышел на свободу бывший первый секретарь ЦК ППР В. Го­мулка, имевший стойкую репутацию лидера «правонационалистиче-ского» крыла в польском коммунистическом движении. Вместе с тем вплоть до осени 1956 г. силовые структуры в Польше (армия, органы безопасности, в меньшей степени милиция и внутренние войска) про­должали контролироваться Москвой посредством развитого институ­та советников и путем непосредственного внедрения в соответствую­щие службы ПНР генералов и офицеров из числа бывших граждан СССР (как правило, польского происхождения). Самым влиятельным из них был Маршал Советского Союза и Польши К. Рокоссовский, в 1949—1956 гг. министр национальной обороны ПНР, реально об­ладавший более широкими полномочиями.

В других странах восточноевропейского блока, несмотря на раз­личного рода экономические трудности, в 1953—1955 гг. внутрипо­литическая ситуация оставалась достаточно стабильной. Правящие коммунистические режимы продолжали консолидировать свою власть, «оттепель» в сфере идеологии и культуры также пока не на­ступила. Не меняла дела и не прекращавшаяся в высших эшелонах власти внутрипартийная борьба (соперничество между А. Новотным и А. Запотоцким в Чехословакии после смерти К. Готвальда в марте 1953 г., противоборство между В. Червенковым, Т. Живковым и А. Юговым в Болгарии, завершившееся смещением В. Червенкова с должности первого секретаря ЦК БКП в 1954 г. и с поста Предсе­дателя Совета Министров НРБ в 1956 г.). Временами эта борьба принимала не менее острые формы, чем при жизни Сталина. Так, видный деятель румынской компартии Л. Патрашкану, арестованный еще в 1948 г., был казнен в 1954 г. В Чехословакии в том же году прошел громкий процесс по делу так называемых «словацких наци­оналистов» (обвиняемые, включая Г. Гусака, были приговорены к длительным срокам тюремного заключения). Не видя каких-либо симптомов кризиса коммунистической власти в Чехословакии, Ру­мынии, Болгарии, Албании и не чувствуя обеспокоенности в связи с возможным ослаблением советского влияния в этих странах, ру­ководство СССР в это время уже, как правило, отстранялось от ак­тивного вмешательства во внутрипартийные распри.

В развитой Чехословакии, обладавшей сложившимся граждан­ским обществом и восходившей ко временам президентства Т. Г. Ма­сарика и Э. Бенеша традицией политической культуры, несмотря на значительные структурные сдвиги в промышленности (связанные с переориентацией внешнеэкономических связей на Восток), продол­жал сохраняться довольно высокий уровень жизни, что не способ­ствовало радикализации оппозиционных настроений. В слаборазви­тых Румынии и Болгарии, где волюнтаристская экономическая по­литика властей лишь усиливала бедственное положение основной массы населения, монополия коммунистической власти с ее репрес­сивным механизмом не дала еще трещины, которую смогли бы за­полнить внесистемные политические образования.

Признавая ялтинско-потсдамские договоренности о разделе после­военной Европы, США и их союзники неизменно воспринимали Польшу, Чехословакию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Албанию как страны, относящиеся к сфере влияния СССР. Вместе с тем с самого начала холодной войны в стратегических планах США не упускалась из виду сверхзадача десоветизации этих стран (в первую очередь Че­хословакии, Польши и Венгрии), присоединения их к западному миру в целях ослабления экспансионистской угрозы с Востока. В качестве программы-минимум выдвигалась «титоизация» восточноевропейских государств, т. е. установление в них неконтролируемых Москвой ком­мунистических режимов по образцу югославского. Усилия, направлен­ные на решение этих задач, включали целый набор методов полити­ческого, экономического, психологического давления. При президенте Г. Трумэне особенно большое внимание уделялось экономическому воздействию в целях создания перманентных трудностей в хозяйстве стран — сателлитов СССР. Начиная с 1948 г. принимаются меры по ограничению и даже прекращению экспорта в Восточную Европу та­ких товаров, которые способствовали бы укреплению промышленно­го и особенно военного потенциала стран советского блока. Вместе с тем в вопросе о масштабах сокращения экономических связей с Востоком в западном лагере существовали разногласия. Под давлени­ем европейских союзников, более заинтересованных в торговле с Во­сточной Европой, правительству США неоднократно приходилось корректировать свою жесткую линию8.

Президент Д. Эйзенхауэр, пришедший к власти в начале 1953 г., с самого начала отрицательно отнесся к чересчур жестким торговым ограничениям, способным ударить рикошетом по экономике союз­ников. «Мы не можем себе позволить, чтобы американская политика привела к снижению жизненного уровня в странах Западной Евро­пы, если хотим, чтобы эти страны стояли на нашей стороне в про­тивоборстве с Советским Союзом»9, — заявлял он. Отныне предпоч­тение отдавалось не экономическим, а психологическим формам давления. С приходом администрации Д. Эйзенхауэра с Д. Ф. Дал­лесом в качестве государственного секретаря концепция восточно­европейской политики США претерпевает существенные изменения: на смену трумэновской доктрине «сдерживания» коммунизма при­ходит доктрина «освобождения», провозглашавшая право США и западного сообщества на более активную, динамичную, наступатель­ную политику в отношении стран — сателлитов СССР.

Основные положения новой доктрины были впервые сформули­рованы Дж. Ф. Даллесом в мае 1952 г. на страницах журнала «Лайф», а в июле того же года нашли отражение в предвыборной платфор­ме республиканской партии, составленной при непосредственном участии Даллеса. В ней выражалось намерение «всемерно способ­ствовать подлинному освобождению порабощенных народов Восточ­ной Европы», тогда как предшествующая политика администрации Трумэна на восточноевропейском направлении называлась бесплод­ной и аморальной, поскольку «оставляла огромные массы людей во власти деспотизма»10. Ради достижения этой цели не исключался даже пересмотр Ялтинских соглашений, расценивавшихся как уступ­ка мировому коммунизму. 24 августа Эйзенхауэр прибегнул к «осво­бодительной» риторике на съезде американского легиона в Нью-Йорке. В случае своего избрания президентом он обещал, что США используют все свое «влияние, силу и мощь, чтобы помочь народам стран — сателлитов сбросить „ярмо русской тирании"». Было подчер­кнуто, что США никогда не признают советскую оккупацию Восточ­ной Европы и что американская помощь «порабощенным народам» будет оказываться вплоть до их полного освобождения11. Однако в необходимых случаях делались важные оговорки о том, что прави­тельство США считает приемлемыми только мирные способы воз­действия на ситуацию в Восточной Европе.

Придя к власти, республиканцы положили новую доктрину в ос­нову своей практической политики. Оживляется деятельность вос точноевропейских эмигрантских организаций, расширяются их свя­зи с госдепартаментскими структурами, причастными к выработке внешнеполитического курса США на восточноевропейском направ­лении. Заметно увеличиваются бюджетные расходы на содержание пропагандистского механизма, обслуживающего восточноевропейс­кую аудиторию и призванного поддерживать в обществах этих стран «дух сопротивления» и надежды на освобождение в обозримом бу­дущем (радио «Свободная Европа», запуск воздушных шаров с лис­товками). «Освободительная» риторика все чаще звучала из уст офи­циальных лиц, внушая оппонентам коммунизма в самих странах Восточной Европы надежды на более активное вмешательство США в регионе, по крайней мере, в интересах смягчения тоталитарных режимов12. По справедливому замечанию Г. Киссинджера, «на прак­тике даллесовская теория «освобождения» была лишь попыткой за­ставить Москву платить более дорогую цену за усилия по консоли­дации собственных завоеваний, не увеличивая при этом риск для Соединенных Штатов»13. Тем не менее ее активный, наступательный характер достаточно серьезно воспринимался в Москве, рассматри-ваясь в контексте усиления позиций США и их союзников в Евро­пе вследствие включения Западной Германии в НАТО в 1955 г. Ре-акцией на расширение НАТО явилось подписание в мае 1955 г. Вар­шавского Договора, юридически оформившего уже фактически складывавшийся начиная с 1948—1949 гг. военный блок восточноев­ропейских государств под эгидой СССР.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 266; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!