БЕЛЬГИЙСКАЯ И ГОЛЛАНДСКАЯ МОДЕЛИ

6

Сообщественная

Модель

Как колониальное

Наследие

Мысль о том, что абсолютно недемократический институт колониализма может стать, по словам Руперта Эмерсона, «школой демократии», заклю­чает в себе двойной парадокс. Во-первых, парадоксально, что главными и наиболее эффек­тивными колонизаторами в со­временном мире были демократические страны — Великоб­ритания, Соединенные Штаты Америки, Нидерланды и Бель­гия. Во-вторых, те нормы не­зависимости и демократии, на которые ориентировались по­литические лидеры колоний, тоже, как это ни парадоксаль­но, были привнесены колони­заторами, чему служила глав­ным образом политическая практика метрополий, а не эле­менты демократического пред­ставительства, введенные ими в колониях, хотя влияние пос­леднего фактора не следует от­рицать полностью¹. По мере при­ближения к заветной цели — обретению независимости мест­ные лидеры последовательно стремились к демократической форме правления. Эта цель, как отмечает У. Дж. М. Маккензи, соединилась с распространен­ным среди европейцев мнени­ем, что если им и придется ухо­дить, то это «должно быть сде-

¹ Emerson R. From Empire to Nation: The Rise to Self-Assertion of Asian and African Peoples. Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1960. P. 227-228.

 

214

 

лано с честью, подобающей европейским идеалам справедливого

правительства и демократии»².

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ КОЛОНИЗАТОРОВ

Отвлекаясь от конкретики, можно было создать некую общую абстрактную «европейскую» или «западную» модель демократии, но для молодых независимых государств наиболее значимыми были примеры какой-либо одной колониальной державы и соответствен­но английская, французская, американская, голландская или бель­гийская: модели демократии. Самым большим влиянием пользовалась британская модель, поскольку Британская колониальная империя была намного обширнее других; рядом с нею голландская и бель­гийская империи выглядели карликами. Кроме того, хотя француз­ская и американская модели и отличаются от британской, но стоят гораздо ближе к ней, чем к сообщественному варианту. Как было показано в 4-й главе, Франция относится к центробежному, а США — к центростремительному типам демократических режимов, которые отличаются соревновательным, конкурирующим стилем по­ведения элит. В отличие от британской модели французская допус­кает многопартийность, но для обеих моделей характерно соревновательное, конкурирующее, а не согласительное поведение элит, унитарное, а не федеративное устройство, мажоритарная из­бирательная система, которая ближе к британской, чем к методу пропорционального представительства, принятому в сообщественных демократиях. Правда, во времена Четвертой Республики фран­цузы экспериментировали с неким подобием пропорционального представительства. Политическая система США в качестве норма­тивной модели оказала большое влияние на страны Латинской Аме­рики, но не на государства Африки и Азии (кроме Филиппин). Американская модель отличается от британской тем, что она осно­вывается на федерализме. В связи с этим У. Артур Льюис отмечает, что «молодые государства Западной Африки оказались бы в лучшем положении, если бы имели американское, а не английское или французское колониальное наследие: тогда они восприняли бы фе­деративную модель как должное, и в положении борцов за непопу­лярную идею оказались бы сторонники централизованной системы»³.

² Mackenzie W.J.M. Some Conclusions//Mackenzie W.J.M., Robinson К. (ed.). Five
Elections in Africa: A Group of Electoral Studies. Oxford: Clarendon Press, 1960.
P. 465.

³ Lewis W.A. Politics in West Africa. London: Allen and Unwin, 1965. P. 55.

215

Но американская модель походит на британскую во многих других отношениях. Хотя в американской политической истории можно найти определенные сообщественные институты, все же в целом американская модель соревновательна. Президентская форма прав­ления фактически означает сосредоточение достаточно большой вла­сти в руках одного человека, поэтому она не способствует ни теоретической, ни практической реализации принципа правитель­ства большой коалиции, за исключением особых случаев, подоб­ных колумбийскому варианту, когда на посту президента по договоренности чередуются представители двух крупнейших партий, или ливанской модели большой коалиции, состоящей из президен­та, премьер-министра и других лиц, занимающих высшие государ­ственные посты.

То, насколько полно демократия идентифицируется с британс­кой или, в более общем понимании, соревновательной моделью в сознании незападных политиков и сторонних наблюдателей-ученых, отчетливо проявляется в следующем комментарии Эдварда Шилза: «В Азии и Африке нет такого нового государства... в котором борю­щаяся за независимость элита буквально накануне ее обретения не считала бы, что самоуправление тождественно демократическому правлению». В большинстве случаев африканские элиты действи­тельно полагали, что «демократическое самоуправление подразуме­вает наличие всех атрибутов современной государственности», в том числе «законодательной ассамблеи, находящейся под контролем партии большинства»⁴. Целостная гипотеза, в которой политическая система бывшей метрополии увязывается с типом демократии, выб­ранным колонией по достижении ею независимости, равно как и в случае успеха или провала этой демократии, разработана Льюисом. Проанализировав все возможные объяснения становления в Запад­ной Африке однопартийных режимов, он пришел к выводу, что «демократия там была отброшена... в основном потому, что унасле­дованные от европейцев идеи и институты демократии оказались неподходящими» для этих многосоставных обществ. А для того что­бы африканские лидеры могли осознать, что существует отвечаю­щая условиям их стран модель демократии, им требуется, по словам Льюиса, «серьезная промывка мозгов»⁵. Несомненно, было бы пре­увеличением утверждать, будто именно влияние европейских, т.е.

⁴ Shils E. The Fortunes of Constitutional Government in the Political Development
of New States// Hallowell J.H. (ed.). Development: For What? Durham: Duke University
Press, 1964. P. 103.

⁵ Lewis W.A. Politics in West Africa. P. 55, 86.

216

Схема 4. Бывшая метрополия, тип демократии

и демократическая практика в многосоставных обществах

соревновательных английской или французской моделей, было глав­ной причиной неудач, а «промывание мозгов», вероятно, слишком сильное выражение для описания наилучшего варианта избавления от внушенного этой моделью интеллектуального стереотипа. В конце концов страны, чей опыт может рассматриваться как относительно успешный пример со общественности в «третьем мире», входили в сферу английского и французского контроля: Малайя, Сабах и Саравак были английскими колониями, а Ливан — французской под­мандатной территорией. Следует отметить, что хотя англичане игра­ли—в одних случаях большую, в других меньшую — роль в разработке конституций для своих бывших колоний, тем не менее они не всегда брали за образец собственную модель демократии. В частности, в Северной Ирландии они попытались ввести сообщественную модель, а на Кипре благословили злополучный экспе­римент с сообщественностью.

Четыре примера, отраженные на схеме 4, иллюстрируют ги­потезу Льюиса и логически дополняют ее. Эти дополнения к ги­потезе присутствуют в работе Льюиса лишь имплицитно, по­скольку в ней не названы ни западные, ни иные варианты

217

демократической модели, которой он отдает предпочтение и ко­торая по своей сути совпадает с сообщественной моделью. Сфор­мулированная им гипотеза подтверждается опытом западноафри­канских государств и многими другими примерами. Под эту гипотезу подходят почти все бывшие английские и французские колонии, являющиеся многосоставными обществами. Исключе­ние из первой части соответствующих этой гипотезе зависимос­тей составляют Ливан, Малайзия, Кипр и Северная Ирландия; правда, последняя включена в данный список для полоты карти­ны, поскольку она не относится к числу бывших колоний, как другие перечисленные страны. Важным примером, не подтверж­дающим вторую часть гипотезы Льюиса, является Индия, пред­ставляющая собой многосоставное общество с демократическим режимом, который развивался достаточно стабильно и успешно, по крайней мере, до 1975 г. Однако может возникнуть законное сомнение относительно того, в какой степени индийская демок­ратия может считаться воплощением британской модели в чистом виде. Процесс принятия решений в Дели осуществлялся не по принципу большой коалиции: партия Индийский национальный конгресс доминировала в политической жизни страны (до выбо­ров 1977 г.)*, она являла собой политическую силу, объединяв­шую интересы множества различных групп избирателей, а не партию, опиравшуюся на узкую этническую базу. Однако, по словам Раджни Котхари, индийская система «не просто создает условия для конкуренции и столкновений, но является также ареной для формирования коалиций, в которых и правящая, и оппозиционные группировки могут выдвигать самые разные тре­бования»⁶. Кроме того, структура федерации в Индии позволяет обеспечить автономию языковых сегментов, а компактность их проживания гарантирует справедливое представительство в феде­ральных законодательных органах власти даже при мажоритарной избирательной системе.

До сих пор гипотеза Льюиса выглядит достаточно убедительной. Единственное исключение из нее составляют Кипр и Северная Ир­ландия: в этих странах налицо прямая связь между британским насле­дием и провалом демократии, кроме того, отсутствует предполагаемый

* В 1980 г. Индийский национальный конгресс вернулся к власти, вновь утратил ее в 1987 г. и вновь победил на выборах 1991 г. Доминирование ИНК в политической жизни страны выражалось, однако, не столько во времени его пребывания у власти, сколько в эфемерности противостоящих ему коа­лиций. (Прим, ред.)

⁶ Kothari R. Politics in India. Boston: Little, Brown, 1970. P. 421.

218

гипотезой фактор обязательного использования британской модели демократии. Ливан и Малайзия также не соответствуют первой части гипотезы, но подпадают под ее подразумевающуюся дополнитель­ную вторую часть. Окончательная же проверка гипотезы Льюиса требует изучения всех логических, хотя и не вытекающих из нее напрямую, следствий. Наиболее важен с этой точки зрения опыт тех стран, в которых колониальные власти оставили в наследие не английскую, французскую или американскую, а сообщественную систему, т.е. опыт бывших голландских колоний — Индонезии, Су­ринама и Нидерландских Антильских островов, а также бывшего Бельгийского Конго (ныне — Заир), Руанды и Бурунди, которые ранее составляли бельгийскую подмандатную территорию Руанда-Урунди. Швейцария и республиканская Австрия никогда не были колониальными державами, однако Уругваю, для которого в раз­ные периоды его политической истории именно швейцарская де­мократия дважды служила моделью демократии, следует уделить определенное внимание. В какой степени эти примеры выявляют зависимость, обозначенную римской цифрой I на схеме 4, а не зависимость II? К чему ближе была судьба демократии в этих стра­нах — к успеху или к неудаче?

БЕЛЬГИЙСКАЯ И ГОЛЛАНДСКАЯ МОДЕЛИ

В ШЕСТИ МОЛОДЫХ ГОСУДАРСТВАХ

Ответим сначала на последний вопрос: из шести стран, частью колониального наследия которых была сообщественная демократия, лишь в двух демократия развивалась относительно успешно. В Кон­го демократия пала практически сразу после установления незави­симости. В соответствии с временной конституцией, выработанной в спешном порядке после консультаций бельгийского правительства с несколькими делегациями из Конго, в мае 1960 г. были проведе­ны парламентские выборы, сформирован кабинет во главе с пре­мьер-министром и избран президент. 1 июля того же года Конго стало независимым государством с новой демократической систе­мой власти, но после этого страна быстро скатилась к состоянию хаоса. В июле подняла мятеж конголезская армия, отделилась про­винция Катанга, вмешались бельгийские войска, и конголезскими делами пришлось заняться ООН. В августе отделился регион Южно­го Касаи, традиционная территория проживания этнического сег­мента балуба. Попытка удержать его силой повлекла массовое ис­требление гражданского населения народности балуба, имевшее, по словам Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда, «харак-

219

тер геноцида»⁷. В начале сентября разразился конституционный кри­зис, вызванный тем, что президент отправил в отставку премьер-министра, и армия решила «нейтрализовать» двух высших должност­ных лиц страны и сформировать внепарламент-ское временное правительство. Этот первый, «пробный» военный переворот, положил конец демократическому эксперименту в Конго. В последующие не­спокойные годы предпринималось несколько попыток вернуться к демократическому и парламентскому праатению, но военный перево­рот 1965 г. надолго привел к власти недемократический режим генера­ла Жозефа Мобугу.

Руанда и Бурунди добились независимости в 1962 г., т.е. двумя годами позже Конго. Процесс деколонизации в Руанде совпал с соци­альным переворотом: составляющая большинство населения народность хуту свергла традиционно занимавшее господствующее положение мень­шинство — народность тутси. Комиссия ООН по Руанде-Урунди оха­рактеризовала ситуацию, сложившуюся там к началу 1961 г., как «расовую диктатуру»⁸ хуту. На первых общенациональных выборах, которые прошли в том же году, с огромным перевесом голосов побе­дила, как и ожидалось, ведущая партия хуту. Спустя два года, когда формирования народности тутси, ранее бежавшие в соседние страны, попытались вторгнуться в Руанду, около 10 тыс. их соплеменников, остававшихся в стране, были убиты, по выражению Рене Лемаршана, «в беспрецедентной оргии насилия и убийств». Ватиканское радио на­звало это «самым ужасным и систематическим геноцидом со времени избиений евреев Гитлером»⁹. Многие другие тутси бежали из страны, и ныне их осталась лишь малая часть, составившая в 1960 г. около 15% трехмиллионного населения Руанды. Руанда превратилась в однопар­тийное государство, безраздельно контролируемое хуту.

В Бурунди, весьма сходной с Руандой по размеру, численно­сти населения и соотношению между народностями хуту и тутси, события развивались по другому, но тоже недемократическому сценарию. Там была установлена конституционная монархия. И хо­тя в 1961 г. всеобщим голосованием было избрано законодатель­ное собрание, король из народности тутси сохранил за собой достаточно большую реальную политическую власть. После побе­ды хуту на выборах 1965 г. и последовавшего за ней усиления королевской власти вплоть до установления абсолютной монар-

⁷ Gerard-Libois J., Verhaegen В. Congo 1960. 2 vols. Brussels: Centre de Recherche ct
d'Information Socio-Politiques, 1961. Vol. 2. P. 806.

⁸ Lemarchand R. Rwanda and Burundi. London: Pall Mall Press, 1970. P. 194.

⁹ Ibid. P. 216, 224. См. также: Segal A. Massacre in Rwanda//Fabian Research Series.
No 240. London: Fabian Society, 1964.

220

хии армейские офицеры из народности хуту предприняли не­удачную попытку военного переворота, следствием которого ста­ло убийство от 2,5 до 5 тыс. хуту. Два последующих переворота, осуществленных уже преимущественно офицерами тутси, приве­ли к ликвидации монархии и установлению однопартийного ре­жима при господстве тутси.

Неудачу потерпела и демократия в Индонезии, хотя там она продержалась дольше, чем в бывших бельгийских колониях. После одностороннего провозглашения независимости в 1945 г. и четырех лет революционной борьбы против голландцев федеральное прави­тельство Индонезии в 1949 г. официально обрело суверенитет. Вско­ре федеративное устройство было отменено, и с 1950 г. начался пе­риод достаточно стабильного конституционного правления, когда правительство несло ответственность перед парламентом, который вначале не избирался, а формировался с участием представителей широкого круга политических сил, и после 1955 г. — перед всена­родно избиравшимся законодательным собранием. Однако, начиная с 1957 г., президент Сукарно и армия стали быстро расширять сфе­ру своей власти за счет парламента и ответственного перед ним пра­вительства. В 1957 г. было введено чрезвычайное положение; в 1958 г. на Внешних островах вспыхнуло восстание против засилия выходцев с острова Явы. В 1959 г. была отменена конституция 1950 г., а в 1960 г. — распущен парламент. Конституционная демократия усту­пила место недемократическому режиму, который намеренно име­новался не иначе, как «направляемая демократия».

Более жизнеспособной оказалась демократия в двух небольших голландских колониях Южной Америки — в Суринаме и на Нидер­ландских Антильских островах, население которых составляло соот­ветственно менее 0,5 млн. и примерно 0,25 млн. человек. Первые всеобщие парламентские выборы прошли там в 1949 г., когда обе страны еще были колониями. Спустя пять лет они достигли полного самоуправления в рамках Королевства Нидерландов как равные парт­неры с европейскими Нидерландами. Тем самым они утратили ста­тус колоний, что было официально признано Генеральной Ассамб­леей ООН после тщательного изучения новой хартии тройственно­го королевства в Комитете по информации о несамоуправляемых территориях¹⁰. Отношения между этническими сегментами на Сури­наме ухудшились с конца 60-х годов, а одним из источников раз­ногласий был вопрос о целесообразности выхода из состава коро­левства. Тем не менее, когда в 1975 г. Суринам порвал связь с

¹⁰ Gastmann A.L. The Politics of Surinam and the Netherlands Antilles. Rio Piedras: Institute of Carribean Studies, University of Puerto Rico. 1968. P. 100-104.

221

королевством и учредил независимую республику, это произош­ло не только с благословения его партнеров по союзу — Нидер­ландов и Антильских островов, но и с сохранением мира и де­мократии внутри страны. Нидерландские Антильские острова пока сохраняют и демократический режим, и единство, но последнее находится под вопросом в виду острого соперничества между дву­мя крупнейшими островами — Кюрасао и Аруба: постоянно су­ществует возможность отделения Арубы и образования там суве­ренного мини-государства*.

Приведенные здесь краткие очерки о судьбах демократичес­кого правления в шести бывших бельгийских и голландских ко­лониях свидетельствуют о том, что непосредственная связь меж­ду успехами демократии в молодых независимых государствах и характером их колониального наследия прослеживается весьма слабо, вопреки следующим из гипотезы Льюиса выводам, отра­женным на схеме 4 (см. выше). В связи с этим становится особен­но важным проследить значение дополнительной переменной — типа избранной страной демократии, а именно выяснить, в ка­кой степени при обретении независимости устанавливалась сообщественная демократия. Как мы увидим далее, допущение Лью­иса о большом влиянии моделей государственного устройства, привнесенных бывшими метрополиями, остается справедливым в отношении шести рассмотренных здесь примеров, но следует за­метить, что их влияние имело определенные пределы: Бельгия и Нидерланды переносили в свои колонии сообщественную модель, в той или иной мере модифицируя ее, но никогда не реализовы­вали эту модель полностью.

Это происходило по четырем главным причинам: во-первых, как уже отмечалось, конкретный опыт Бельгии и Голландии пред­ставлял собой лишь несовершенное воплощение сообщественной де­мократии, приближающееся к ее идеальному типу в меньшей степе­ни, чем демократии в Австрии и Швейцарии. Мы имеем в виду прежде всего принципы большой коалиции и взаимного вето, кото­рые и в бельгийской, и в голландской моделях были развиты слабо, а идея большой коалиции никогда не применялась последовательно при формировании кабинетов.

Во-вторых, политические системы Бельгии и Голландии были весьма специфическими вариантами сообщественной модели, и опыт сообщественности, перенесенный из этих метрополий в колонии, зачастую оказывался не воплощением общего принципа сообще-

* С 1986 г. Аруба — самоуправляемая территория в составе Королевства Ни­дерландов (Прим. пер.)

222

ственности, а его модификацией, подходящей для Бельгии и Ни­дерландов, но не отвечающей условиям колоний. В частности, авто­номия сегментов в метрополиях проявлялась в основном в нетерриториальной форме, поэтому в колонии была перенесена унитарная модель, хотя некоторые из них были очевидными кандидатами на федеративное устройство ввиду компактности расселения сегментов. Попытка Бельгии решить собственную языковую проблему полу­федеративным путем была предпринята слишком поздно и не могла послужить примером для ее африканских колоний.

В-третьих, очевидно, что проще скопировать официально за­фиксированные в конституции и законах правила, чем неформаль­ную политическую практику. Гораздо легче следовать ясному и пря­мому принципу пропорциональности в избирательной системе, чем согласительному стилю принятия решений, не отраженному ни в одном законодательном акте. Положение о равном представитель­стве языковых сегментов в Бельгии было внесено в конституцию лишь в 1970 г.

В-четвертых, из пяти западных демократий, которые имели об­ширные колониальные владения, Бельгия меньше всех делала что-либо для подготовки своих колоний к самоуправлению, деятель­ность голландцев в Индонезии также была далека от идеала. Указанные трудности переноса опыта сообщественности будут под­робно рассмотрены в последующих разделах данной главы.

СООБЩЕСТВЕНОСТЬ И ФОРМАЛЬНЫЕ

КОНСТИТУЦИОННЫЕ ПРИНЦИПЫ

С точки зрения формальных, отраженных в конституции прин­ципов, влияние бельгийского и голландского примеров было дов­леющим во всех случаях, кроме одного. Многие ученые, анали­зировавшие переход бельгийских и голландских колоний к независимости или автономии, подчеркивают близкое сходство их конституций с бельгийской и голландской. Конституция Кон­го 1960 г. обычно именуется «точной копией с бельгийской», поскольку она устанавливала режим, «близко напоминающий по своим внешним признакам модель метрополии»¹¹. Временная кон­ституция Бурунди 1961 г. была «во многом навеяна бельгийской

¹¹ Young С. Politics in the Congo: Decolonization and Independence. Princeton: Princeton University Press, 1965. P. 56, 182. См. также: Lemarchand R. Political Awakening in the Belgian Congo. Berkeley: University of California Press, 1964. P. 214-215; Geerts W. Binza to: De eerste tien onafhankelijkheidsjaren van de Democratische Republiek Kongo. Ghent: Story-Scientia, 1970. P. 57.

223

конституцией» и иногда именовалась «слегка измененной копией бельгийской конституции». И новая конституция, принятая в 1962 г. после установления независимости, также «позаимствова­ла большинство положений бельгийской конституции»¹². Индо­незийская конституция 1950 г. во многом была «нетворческой, негибкой и доктринерской адаптацией конституции Нидерлан­дов»¹³. Конституция Нидерландских Антильских островов 1955 г. практически ничем не отличавшаяся от принятой в том же году конституции Суринама, была «явно списана с голландской кон­ституции», а основной закон 1951 г. об органах управления от­дельных островов «во многом заимствовал положения голландс­кого закона о муниципалитетах»¹⁴.

Разумеется, официальные конституционные принципы играют в сообщественной демократии весьма ограниченную роль. Многие статьи, заимствованные из бельгийской и голландской конституций, не имеют прямого отношения к сообщественности, они одинаковы и для сообщественной, и британской моделей. Некоторые другие принципы и положения можно рассматривать как косвенно содействующие сообщественности. В частности, то, что в Бельгии и Нидерландах существует парламентская система, при которой большие коалиции могут образовываться с большей легкостью и гибкостью, чем при президентской форме правления, является благо-приятным фактором. Единственное явное исключение из правил адаптации парламентской модели — Руанда. Ее временной конституцией 1961 г. предусматривался парламентский режим, однако конституция 1962 г., которая отличалась от бельгийского образца и во многих других отношениях, вводила некое подобие президентской системы¹⁵. Однако, как мы увидим далее, буквальное заимствование конституционных положений Бельгии и Голландии относительно полномочий монарха без адаптации к аналогичным, но не полностью идентичным положениям о полномочиях главы государства в Конголезской и Индонезийской республиках мешало развертыва-

¹² Mpozagara G. La Rcpublique de Burundi. Paris: Berger-Levrault, 1971. P. 27; Rozier R.. Le Burundi: Pays dc la vache et du tambour. Paris: Presses du Palais Royal, 1973. P. 318, 374.

¹³ Kahin G.McT. Indonesia// Kahin G.McT. (ed.). 2d ed. Major Governments of Asia.
Ithaca: Cornell University Press, 1963. P. 627.

¹⁴ Kunst A.J.M. Receptie en concordantie van recht: De invloed van net Nederlandse
recht op dat van de Nederlandse Antillen. Willemstad: Rechtshogeschool van de Nederlandse Antiilcn, 1973. P. 21.

¹⁵ См.: Nkundabagenzi F. Rwanda politique, 1958—1960. Brussels: Centre de Recherche et d'Information Socio-Politiques, 1961. P. 391-97; Vanderlinden J. La Republique Rwandaise. Paris: Berger-Levrault, 1970. P. 28-56.

224

нию как парламентской, так и сообщественной практики в обоих молодых государствах.

Прямым и позитивным заимствованием основ сообществен­ной демократии явилось введение всеми бывшими колониями предусмотренной и Бельгийской, и Голландской конституциями системы пропорционального представительства с голосованием по спискам. В некотором смысле исключением был Суринам. При­нятый голландским парламентом закон о всеобщих выборах в законодательное собрание Суринама предусматривал, что от сто­лицы и единственного крупного города Суринама Парамарибо должны избираться десять, а от всех остальных районов страны вместе взятых одиннадцать депутатов. Такое распределение мест привело к завышению представительства Парамарибо: при том, что во время первых всеобщих выборов в нем проживало лишь немногим более трети лиц, имевших право голоса, город полу­чил в парламенте почти половину мест. Главным мотивом такого искусственного отклонения от принципа пропорциональности служило стремление обеспечить преимущество избирателям-горо­жанам, отличавшимся более высоким уровнем образования по сравнению с избирателями из сельской местности. Принцип про­порционального представительства не был зафиксирован в кон­ституции, однако деление страны на округ Парамарибо и не­сколько сельских округов обеспечивало, по мнению голландских властей, «справедливое распределение мест и адекватное предста­вительство всех групп» при довольно высокой степени компакт­ности проживания всех сегментов общества¹⁶.

Креолы, которые поначалу составляли доминировавший сег­мент (креолы — лица с большей или меньшей примесью негри­тянской крови; прежде в число их лидеров входило и несколько белых), сумели обратить такой порядок выборов себе на пользу благодаря принятию британской мажоритарной системы и объяв­лению города Парамарибо единым избирательным округом. В ре­зультате крупнейшая креольская партия завоевала все десять ман­датов от Парамарибо, а ост-индийская (индийская) партия, которая при пропорциональной системе должна была бы полу­чить по меньшей мере два мандата, не получила ни одного. При и без того завышенном представительстве избирателей Парамарибо характерен также тот факт, что абсолютное большинство (13 мест) в законодательном собрании было в этом многомандатном окру­ге, от которого избирались 10 депутатов, предоставлено креолам—

¹⁶ W.H. van W.N. van Helsingen. De Staatsregeling van Suriname van 1955: Historische toelichting en praktijk. The Hague: Staatsdrukkerij en Uitgeverijbedrijf, 1957. P. 178, 186.

225

крупнейшему этническому сегменту, однако, не составлявшему большинства населения: индийцы получили шесть мест, яванцы — два. Строгое соблюдение принципа пропорциональности дало бы дру­гое распределение мест между тремя главными этническими сегмен­тами Суринама — 9:8:4, а не 13:6:2¹⁷.

С 1963 по 1966 гг., т.е. в период тесного сотрудничества между креолами и индийцами, в закон о выборах были внесены три важные поправки: 1) было отменено завышенное представитель­ство Парамарибо; 2) для Парамарибо и еще одного округа был введен принцип пропорционального представительства; 3) изби­ратели стали получать второй бюллетень для голосования с це­лью избрания примерно одной трети депутатов законодательной ассамблеи, общая численность которой увеличилась до 39 депута­тов, по единому на всю страну округу. Эти поправки несколько усложнили закон о выборах, превратив его, точнее говоря, в весьма сложный документ, но зато позволили обеспечить дей­ствительную пропорциональность представительства. Следует от­метить также, что все детали новых правил пропорционального представительства (система голосования по спискам; метод д'Ондта*; «порог», определяющий число голосов, необходимое для избрания кандидата; возможность голосования за предпочтитель­ного кандидата из списка) были без изменений заимствованы из голландского закона о выборах¹⁸. В тот же период была достигнута большая пропорциональность в составе государственных служа­щих, так как на службу стали принимать больше индийцев, а преобладание креолов пошло на убыль.

¹⁷ Mitrasing F.E.M. Tien jaar Suriname: Van afhankekijkheid tot gelijkgerechtigdheid.
Leiden: Luctor et Emerge, 1959. P. 152-153, 159, 169-170, 176.

* Метод д'Ондта — один из усовершенствованных способов определения результатов голосования по пропорциональной системе, разработанной бель­гийцем В. д'Ондтом и называемый также «методом наибольшей средней». По методу д'Ондта, избирательная квота определяется следующим образом. Для каждого партийного списка проделывается одна и та же операция: количе­ство поданных за него голосов последовательно делится на 1, 2, 3, 4, 5... Далее все полученные частные сводятся воедино и располагаются строго по убывающей, пока в этом ряду не появится столько цифр, сколько должно быть заполнено депутатских мест. Например, если избираются 7 депутатов, то цифра, занимающая 7-е место в убывающем ряду частных, и есть избира­тельная квота. На заключительном этапе определяется, сколько раз избира­тельная квота укладывается в количество полученных партийным списком голосов. Это и будет итоговым распределением мест. (Прим. ред.)

¹⁸ См.: Ooft C.D. Kort begrip van de Staatsinrichting van Surmame. Paramaribo:
1967. P. 3148. Небольшим отклонением является отсутствие предпочтительного
голоса во втором общенациональном бюллетене.

226

В других бывших бельгийских и голландских колониях примене­ние норм пропорционального представительства также способство­вало тому, что состав законодательных органов стал точно отражать сравнительную величину существовавших тогда сегментов. Таким образом, выборы 1960 г. в Конго стали, по словам Кроуфорда Янга, «в основном переписью населявших страну народностей»¹⁹. Джордж Кахин критикует принятый согласно голландскому образцу метод пропорционального представительства, использовавшийся в Индо­незии на выборах 1955 г., и заключает: «Если бы выборы проводи­лись в одномандатных округах, то в действие могли бы прийти совсем другие политические механизмы и, соответственно, процесс выборов помог бы смягчить противоречия, как в Великобритании, а не обострить их»²⁰. Разумеется, этот вывод прямо противоположен теории сообщественности. Кроме того, следует отметить, что не­смотря на крайности индонезийской системы пропорционального представительства, которая, как и голландская модель, была очень выгодна для мелких партий, и несмотря на огромное и многообраз­ное население Индонезии, выборы 1953 г. не привели к неуправля­емому росту числа партий, и избранный тогда парламент был менее раздроблен, чем его назначавшийся предшественник. Еще более важ­ным результатом было то, что четыре партии, представлявшие че­тыре главных культурных сегмента, или алирана, Индонезии, а именно партии Масджуми и Надхатул Улама, выражавшие инте­ресы соответственно реформистского и ортодоксального крыла сантри (правоверных мусульман), а также Национальная и Коммунис­тическая партии, представляющие соответственно светские сегмен­ты, вместе завоевали более трех четвертей и голосов, и мест в пар­ламенте²¹.

К сожалению, некоторые из рассматриваемых здесь многосо­ставных обществ — Руанда, Бурунди, Нидерландские Антильские острова, а в одном важном аспекте и Индонезия — сталкиваются со сложной проблемой неравномерного баланса сил между сег­ментами. В таких ситуациях принцип пропорциональности может оказаться недостаточным средством для преодоления возникаю­щих трудностей, и для защиты интересов меньшинства потребу­ется завышение его представительства или обеспечение ему рав­ного с другими сегментами представительства. Слишком большое

¹⁹ Young С. Politics in the Congo. P. 271.

²⁰ Kahin G..McT. Indonesia. P. 627-628.

²¹ Краткое описание сущности алиран см.: Hindley D. Dilemmas of Consensus
and Division: Indonesia's Search for a Political Format//Government and Opposition 4.
No 1 (winter 1969). P. 70-73.

227

неравенство в этом смысле хуту и тутси в Руанде и Бурунди сдела­ло подобное решение невозможным, и таких попыток практически не предпринималось. В Индонезии разрыв между густонаселенной Явой, на которой проживало около двух третей населения страны, и Внешними островами удалось сократить с помощью пропорцио­нальной избирательной системы, применявшейся в ходе выборов 1955 г.: представители Явы получили соответственно около двух третей мест в парламенте. Однако такой итог вызвал недовольство Внешних островов, которое усиливалось тем обстоятельством, что из четырех крупнейших политических партий три были преимуще­ственно яванскими, и лишь Масджуми собрала большое количество голосов за пределами Явы, а также тем, что в противоположность новому законодательному собранию в прежнем, назначенном пар­ламенте (1950—1955 гг.) представительство Внешних островов было явно завышенном.

И лишь на Нидерландских Антильских островах эта проблема была благополучно разрешена. Разница в численности населения между отдельными островами близка индонезийской, хотя при гораздо меньших абсолютных цифрах. В первые годы после окон­чания второй мировой войны почти две трети населения Ан­тильских островов проживали на Кюрасао. На острове Аруба было вдвое меньше жителей, чем на Кюрасао, а доля обладавших пра­вом голоса была еще ниже. Оставшаяся незначительная часть на­селения распределялась между островом Бонайро и тремя Навет­ренными островами. Антагонизм между двумя главными островами — Кюрасао и Аруба — объясняется отчасти различия­ми в их традициях и историческом прошлом: в колониальные времена жесткая манера, в которой Кюрасао управлял островом Аруба, нередко вызывала у его жителей даже большее недоволь­ство, чем голландский колониализм. Отчасти же этот антагонизм объясняется тем, что хотя расовый состав населения обоих остро­вов весьма пестрый, существуют очевидные различия во внеш­нем облике их жителей: у среднего жителя Кюрасао кожа значи­тельно темнее, чем у среднего жителя Арубы.

Когда разрабатывались планы проведения первых всеобщих выборов на Антилах, вопрос о распределении мест в парламенте между представителями различных островов оказался предметом серьезных разногласий. Для обуздания роста сепаратистских на­строений на Арубе и ради сохранения единства Антильских ост­ровов жители Кюрасао согласились не только на равное с Арубой представительство в парламенте, но и на завышение представи­тельства малых островов. Голландское правительство не без коле-

228

баний одобрило такой вариант, и из 21 места в избиравшемся в 1949 г. законодательном собрании предоставило по 8 мандатов Кюрасао и Арубе, 2 мандата — Бонайре и по одному — каждому из Наветренных островов. Вокруг самой избирательной системы споров не было: каждый остров образовывал отдельный много­мандатный округ; применялась голландская пропорциональная си­стема с голосованием по спискам.

Вскоре представители Кюрасао пожалели о проявленном ими великодушии, голландские же власти, со своей стороны, также пришли к выводу, что при распределении парламентских мест в 1949 г. было допущено слишком серьезное отклонение от пропорци­ональности. Вместо этого голландцы предложили осуществить ради­кальную децентрализацию власти на островах, сделав, таким обра­зом, большой шаг навстречу требованиям Арубы о независимости от Кюрасао, а также перераспределить места в парламенте с тем, чтобы завышенное представительство меньших островов сохраня­лось, но полйого равенства между Кюрасао и Арубой или даже между Кюрасао и всеми прочими островами, вместе взятыми, не было. По новой системе предусматривались: 12 мест для Кюрасао, 8 — для Арубы, 1 — для Бонайре и 1 для всех Наветренных остро­вов в парламенте из 22 депутатов. Однако принадлежавшее предста­вителям малых островов большинство в парламенте, избранном в 1949 г., категорически отказалось рассматривать предложение о пе­рераспределении мест. И все же возражения депутатов были откло­нены голландскими властями, которые характеризовали свое пред­ложение как единственно приемлемый «компромисс между чистой пропорциональностью и равным представительством». Они поста­вили под вопрос легитимность избранного в 1949 г. Антильского парламента, «в котором делегаты от 30% обладающих правом голоса граждан могут навязать свою волю всем остальным»²². Выборы 1950 г. прошли по новым правилам. Очевидно, что бывшая колония не скопировала данные правила с опыта метрополии. Они скорее яви­лись примером применения общей нормы сообщественности, при­способленной к условиям территории, на которой проходил про­цесс деколонизации. Правда, эта норма была навязана метрополией. Компромисс сработал, и она была без изменений включена в 1955 г. в конституцию Нидерландских Антильских островов.

²² Van Helsingen W.H. De Staatsregelmg van de Nederlandse Antillen van 1955: Historische toelichting en praktijk. The Hague: Staatsdrukkerij en Uitgeverijbedrijf, 1956. P. 156, 173.

229

АДАПТАЦИЯ ПРИНЦИПА АВТОНОМИИ

Принцип автономии сегментов воплотился в бельгийской и гол­ландской сообщественных демократиях главным образом в форме «внетерриториального федерализма», и лишь с 1970 г. Бельгия пере­шла к форме территориальной полуфедерации. Если учесть, как дол­го Бельгия шла к тому, чтобы применить свою собственную давно сложившуюся практику субкультурной автономии для разрешения на территориальной основе фламандско-валлонских языковых про­тиворечий, то становится особенно примечательным тот факт, что и бельгийское, и голландское правительства не противились, а даже скорее поощряли принятие федеративных или полуфедеративных конституций теми своими колониями, которые представляли собой многосоставные общества с компактно проживающими сегментами. Так было с Индонезией, Конго и Нидерландскими Антильскими островами. Однако эти федеративные или полуфедеративные кон­ституции действовали с переменным успехом.

Молодое индонезийское государство, независимость которого Нидерланды признали в 1949 г., официально именовалось Респуб­ликой Соединенных Штатов Индонезии. Однако эта федерация про­существовала меньше года, и на смену ей в 1950 г. пришла Респуб­лика Индонезия. Конго по конституции 1960 г. являлось унитарным государством, но настолько децентрализованным, что Янг назвал идею государственного устройства, заложенную в конституции, «не­явной федерацией», а созданное на ее основе государство — федера­тивной системой, поскольку «провинции из административных структур превратились в политические». Бытовала также ее характе­ристика как «федеративной конституции, которая боится назвать себя таковой»²³. Демократический эксперимент в Конго оказался слишком недолговечным и не дал этой частично федеративной струк­туре по-настоящему проявить себя. Только весьма децентрализован­ная, близкая к федерации система Нидерландских Антильских ост­ровов начала функционировать удовлетворительно сразу с момента своего возникновения в 1951 г.

В федеративной системе Индонезии были два серьезных изъя­на, которые с самого начала обрекли ее на провал. Теми же недо­статками отличался и федерализм в Конго, но федеративная сис­тема Антильских островов была от них свободна. Первый и основной изъян — произвольное определение контуров составля­ющих федерацию штатов и провинций. Их границы не совпадали

²³ Young С. Politics in the Congo. P. 512, 515; Geerts. Binza. 10. P. 282.

230

с границами расселения сегментов, что, таким образом, сводило на нет главное преимущество федерализма в многосоставном об­ществе. Большинство штатов федеративной Индонезии было со­здано голландцами в контролировавшихся ими районах в годы борьбы индонезийцев за независимость в качестве противовеса территориям, находившимся под властью националистов-респуб­ликанцев. Как отмечает Герберт Фаин, «созданные голландцами штаты, особенно на Яве, не имели никакого реального содержа­ния. Их границы определялись не этническими факторами, а теми пределами, до которых распространялась военная оккупация гол­ландцев». Революционная Республика была унитарным государ­ством, территория которого состояла из несоприкасавшихся друг с другом районов на Яве и Суматре. Новые границы провинций в унитарной Индонезии не совпадают с границами прежних шта­тов, но при их проведении тоже «практически не учитывались региональные или этнические факторы»²⁴.

Шесть провинций, составлявших Конго в момент обретения им независимости, соответствовали шести административным провин­циям, существовавшим при бельгийском колониальном режиме, и все были этнически неоднородными. В 1962 г. шесть провинций были поделены на 21 регион. Все они стали более компактными и гомо­генными. Большинство новых провинций были полностью или час­тично гомогенными, и этот факт послужил, по мнению Янга, их значительному укреплению²⁵. Режим Мобуту вернулся к колониаль­ной системе унитарного и централизованного правления при мень­шем числе провинций, практически совпадавших с прежними ко­лониальными административными образованиями. Только на Нидерландских Антильских островах разделение на провинции не составляло проблемы: оно было там настолько очевидно, что едва ли можно было решить иначе: острова являются сегментами антильского многосоставного общества и естественными составными частями федеративного или полуфедеративного устройства. Соот­ветственно, по основному закону 1951 г. были образованы четыре островных территории (eilandgebieden). Три Наветренных острова были объединены в одну территорию ввиду малочисленности их населе­ния, однако более крупные острова, в том числе Кюрасао и Аруба, стали отдельными автономными единицами в этой полуфедератив­ной системе.

²⁴ Feith H. The Decline of Constitutional Democracy in Indonesia. Ithaca: Cornell
University Press, 1962. P. 72, 99. См. также: Schiller A.A. The Formation of Federal
Indonesia: 1945-1949. The Hague: Van Hoeve, 1955.

²⁵ Young C. Politics in the Congo. P. 529, 551-553.

231

Вторая трудность в приспособлении принципа автономии к нуж­дам федерации в Индонезии и Конго была связана с опасением по поводу того, что метрополии выступают сторонниками федератив­ного или полуфедеративного устройства, стремясь сохранить свои бывшие колонии слабыми и разобщенными, и, следовательно, удер­жать над ними «косвенный» колониальный контроль. Основой для подобного скептицизма послужил главным образом тот факт, что сами Бельгия и Нидерланды не являются федерациями. В случае с Индонезией такие сомнения относительно мотивов голландцев были вполне обоснованы. Кахин образно описывает недолговечную индо­незийскую федерацию как «крайне несбалансированный и уродли­вый организм» и заявляет, что, поддерживая его, голландские вла­сти были «более озабочены проведением политики «разделяй и вла­ствуй», которая должна была упрочить режим, находящийся под их косвенным контролем, чем созданием федеративной системы, на деле отвечающей насущной потребности Индонезии в политичес­кой децентрализации, которая соответствует ее основным геогра­фическим, экономическим и культурным реалиям»²⁶. То, что Ин­донезии требуется в какой-либо форме федеративное устройство, утверждает и Ф. Дж. Карнелл: «Ввиду огромной территории этой страны и глубоких различий между ее регионами такая форма орга­низации была бы наиболее подходящей»²⁷. В частности, федерализм мог бы и должен был обеспечить Внешним островам автономию в противовес доминированию Явы. Мохаммед Хатта, ведущий поли­тик, выражавший не-яванские интересы в независимой Индоне­зии, был активным сторонником создания федерации. «Федератив­ная система, — говорил он, — очень подходит для такого обширно­го архипелага, как Индонезия, она могла бы укрепить чувство един­ства нации». Но, продолжал он, «время и способы осуществления этого шага (установления федерации) властями Нидерландской Индии вызвали такую антипатию к идее федерализма, что от этой системы пришлось отказаться»²⁸. Именно правительство, в котором Хатта занимал пост премьер-министра, осуществило в 1950 г. пере­ход к унитарному государству.

Аналогичные подозрения возникали и по поводу действий бель­гийцев в Конго. Например, Томас Канза, который был министром в первом конголезском правительстве, возглавлявшемся Патрисом Лумумбой, писал, что правительство Бельгии убедило конголезских ли-

²⁶ Kahin G.McT. Indonesia. P. 591.

²⁷ Carnell F.G. Political Implications of Federalism in New Slates//Hicks U.K. et al.
Fe-deralism and Economic Growth in Underdeveloped Countries. Allen and Unwin,
1961. P. 27.

²⁸ Hatta M. Indonesia's Foreign Policy//Foreign Affairs, 31. No 3 (April 1953). P. 449

 

232
деров принять их «шаблоны, позволявшие скроить в Конго демок­ратию по бельгийской модели». Но далее он не вполне последова­тельно утверждает, что заимствование этой модели привело к серь­езному ограничению власти центрального правительства, а это в свою очередь позволило провинциям «принимать решения, проти­воречившие национальным интересам, однако выгодные крупному иностранному капиталу»²⁹. В резолюции, принятой на конференции партии Лумумбы в 1960 г., подчеркивалось, что федерализм явля­ется средством установления «неоколониализма, родного брата только что похороненной реакционной системы власти»³⁰. Для таких подо­зрений было гораздо меньше оснований, чем в случае с Голландией и Индонезией, Бельгийские власти первоначально выступали за уни­тарное Конго и склонялись к полуфедеративной системе лишь как к способу нахождения компромисса между соперничавшими конго­лезским группировками. Жозеф Касавубу, первый президент стра­ны, был сторонником федеративного Конго, для чего, подчерки­вал он, необходимо отойти от бельгийских конституционных об­разцов. Бельгия «хочет дать конголезцам бельгийскую независимость, а не африканскую... Нам нужно федеративное устройство, создан­ное по швейцарской модели». Интересно, что Бельгия в этом случае выступает как негативный пример. В заявлении партии Касавубу, имевшей этническую основу, был дан следующий очень точный анализ:

«Достаточно вспомнить об извечном недоверии и разногласиях между фламандцами и валлонами, чтобы убедиться в опасности соединения лю­дей, разных по своему происхождению. Мы не хотели бы вмешиваться во внутренние дела наших бельгийских друзей, но мы не можем не сказать, что если бы союз между фламандцами и валлонами с самого начала стро­ился на федеративной основе, то удалось бы избежать беспрестанных спо­ров между этими двумя народами. Бельгия сама показывает нам пример того, как опасно соединять людей разного происхождения»³¹.

Подозрений по поводу мотивов введения федеративной модели голландцами удалось избежать на Нидерландских Антильских островах. Это произошло отчасти по той причине, что требование автономии отдельных островов зародилось у самих антильцев и не встретило на островах сильной оппозиции, а отчасти потому, что оно основывалось на голландской модели, в частности, на голландском законе о муни­ципальном управлении. В результате основным законом страны 1951 г.

²⁹ Каnza Т. Conflict in the Congo: The Rise and Fall of Lumumba. Harmondsworth: Penguin Books, 1972. P. 89.

³⁰ Цит. по: Congo 1960. Vol. 1. P. 176.

³¹ Цит. по: Young C. Politics in the Congo. P. 165-166, 267-268.

233

об островных территориях устанавливались исполнительные и за­конодательные органы власти отдельных островов, являвшиеся точной копией голландской системы бургомистров, альдерменов и муниципальных советов. Использование голландской модели местных органов управления означает, что на Антильских остро­вах отсутствуют некоторые важные черты, характерные, как пра­вило, для федеративного устройства, например, отдельные кон­ституции³². Вместе с тем, к голландской модели были «подверста­ны» некоторые важные федеративные механизмы: последовательно проводимое разделение властей, гарантирующее высокую степень децентрализации, и положение, согласно которому поправки в основной закон об островных территориях могут быть внесены только при условии, что за них проголосуют две трети депутатов антильского парламента; это означает, что восемь депутатов от острова Аруба получали право абсолютного вето. Заметим, что порядок внесения поправок в конституцию самих Антильских островов значительно проще: за них должны отдать голоса две трети от числа присутствующих и принимающих участие в голо­совании депутатов.

В одном важном аспекте последовательно федеративное уст­ройство лучше подошло бы бывшим голландским колониям, чем адаптированная голландская модель. Типичная федеративная идея двухпалатного законодательного собрания, в котором одна из палат представляла бы составные части федерации на равной основе или с завышением представительства малых штатов, выглядит заманчивым решением для многосоставных обществ с доминиру­ющим сегментом, в которых высказываются противоречащие друг другу требования пропорциональности и равного представитель­ства. В Индонезии вторая палата с завышенным представитель­ством Внешних островов в сотрудничестве с палатой, избранной на пропорциональной основе, могла бы смягчить трения между регионами. Вначале в федеративной Индонезии существовал се­нат, в котором каждый из шестнадцати штатов был представлен двумя сенаторами; это означало, что Республика*, на территории

³² См.: Ellis J. W., Gorsira M.P., Nuyten F.C.J, De zelfstandigheid der eilandgebieden: Een bijdiage tot herzienmg van de Eilandenregeking Nederlandse Antillen. Willemstad: Eilandgebied Curacao, 1954. P. 13—14; van Leeuwen W.C.J. Verslag aan de Parlementaire Statuutcommissie uit de Staten van de Nederlandse Antillen met betrekking tot onze toekomstige staatkundige structuur. Willemstad: Staten van de Nederlandse Antillen, 1970. P. 68-73.

* В данном контексте под «Республикой» подразумевается территория, кон­тролировавшаяся республиканцами на момент признания независимости Индо­незии голландцами. (Прим. пер.)

234

которой проживала почти половина населения Индонезии, имела крайне заниженное представительство. В 1950 г. сенат был упразд­нен. Двухпалатный парламент федеративного типа был бы разум­ным компромиссом и в антильской ситуации, в которой числен­ный перевес населения Кюрасао сталкивается с претензиями Ару­бы на равный статус. На одном из этапов переговоров о распреде­лении мест в антильском законодательном собрании голландские власти предложили создать двухпалатный парламент, одна из па­лат которого была бы построена по чисто пропорциональному принципу, а другая — федеральный совет — состояла бы из рав­ного числа представителей от Кюрасао и Арубы при завышенном представительстве прочих островов³³. Правда, голландские власти пошли на это крайне неохотно, и поскольку на их предложение не последовало заинтересованного ответа от антильцев, они быс­тро сняли его.

НЕФОРМАЛЬНЫЕ СООБЩЕСТВЕННЫЕ МЕХАНИЗМЫ:

ИНДОНЕЗИЯ

Наиболее важный принцип сообщественности — правитель­ство большой коалиции и вытекающее из него право меньшин­ства на вето — оказался самым трудным для переноса из Бельгии и Голландии в их бывшие колонии в «третьем мире», потому что бельгийский и голландский примеры практического правления большой коалиции представляли собой внеконституционные и по большей части внеправительственные формы реализации это­го принципа: большая коалиция ни в каком виде не предусмат­ривалась ни конституцией, ни законодательством, никогда не реализовывалась в полной мере при формировании кабинета в Голландии и лишь изредка все это имело место в Бельгии. О сложности восприятия опыта большой коалиции свидетельствует тот факт, что лишь в одном из шести рассматриваемых случаев, а именно в Индонезии, можно проследить попытки его преднаме­ренного заимствования.

Как пишет Рут Т. Маквей, пример Голландии оказал значи­тельное влияние на мышление Сукарно и других индонезийских лидеров. «Коль скоро именно Нидерланды продемонстрировали индонезийцам в колониальный период модель западной демокра­тии, то очень многое из голландского подхода к политике про-

³³ Gorsira М.Р. De staatkundige emancipatie van de Nederlandse Antillen.The Hague: Staatsdrukkerij en Uitgevcrijbedrijf, 1950. P. 27-34.

235

явилось у индонезийцев, боровшихся за независимость своей стра­ны, и даже в том, как они восставали против колониального прав­ления и европейских путей развития»³⁴. Голландский стиль сообщественного принятия решений в религиозно и идеологически много­составном обществе, казалось бы, очень хорошо подходил для Индонезии. Главными противоречиями накануне достижения неза­висимости были противоречия в отношениях между алиранами — религиозными и идеологическими сегментами, весьма сходными по своему характеру с голландскими «столпами» (zuilen). После дос­тижения независимости алираны значительно повысили свою орга­низованность и эффективность деятельности благодаря формирова­нию собственных четырех крупных политических партий. Гирц сле­дующим образом описывает эту ситуацию: «Наряду со своей собственной политической организацией каждая партия имела офи­циально или неофициально примыкавшие к ней женские клубы, молодежные и студенческие группы, профсоюзы, крестьянские орга­низации, благотворительные ассоциации, частные школы, религи­озные или философские общества, организации ветеранов, кассы взаимопомощи и т.д.» Созданный каждой партией комплекс с до­черними общностями составлял «как организационную структуру, с помощью которой можно было проводить многообразную обще­ственную работу, так и идеологический центр, обеспечивавший этой деятельности основу и направленность»³⁵.

Политический трактат Сукарно «Национализм, ислам и марк­сизм», опубликованный в 1926 г., содержал в себе призыв к лиде­рам алиранов перешагнуть через разногласия и вместе действовать для достижения общей цели — независимости Индонезии. Позднее, как утверждает Маквей, Сукарно принял в качестве исходной идею наличия в обществе «устойчивых линий вертикального противосто­яния, поддающегося урегулированию при участии социальных вер­хов». Он рассматривал политическую элиту как силу, представляю­щую интересы вертикальных группировок и способствующую смягчению противоречий между ними, что полностью соответству-

³⁴ McVey R.T. Nationalism, Islam and Marxism: The Management of Ideological
Conflict in Indonesia// Warouw K.H., Weldon P.O. (trans.). (Introduction to Soekarno.
Nationalism, Islam and Marxism). Ithaca: Modem Indonesia Project, Cornell University,
1969. P. 19.

³⁵ Geertz C. Peddlers and Princes: Social Change and Economic Modernization in Two
Indonesian Towns. Chicago: University of Chicago Press, 1963. P. 14. См. также: Gunawan
В., van den Muijienberg O.D. Verzuilingstendenties en sociale stratificatie in Indonesie//
Sociologische Gids 14. No 3 (May-June 1967). P. 146-158; Gunawan B. Aliran en sociale
struktuur//Bafe C. et a]. Buiten de grcnzen: Sociologische opstellen. Meppel: Boom, 1971.
P. 69-85.

236

ет принципу большой коалиции. В годы конституционного демокра­тического или почти демократического правления (1950—1957) по­литическое сотрудничество на уровне элит осуществлялось в двух формах. Первая из них — совместное руководство Сукарно, яванца (не-сантри), занимавшего пост президента, и Хатты, сантри с Су­матры, ставшего вице-президентом. Как пишет Гирц, эти два лиде­ра «дополняли друг друга не только с политической, но и с тради­ционной точки зрения», и отставка Хатты в конце 1956 г. «лишила центральное правительство легитимности в глазах многих военных, финансовых, политических и религиозных кругов на Внешних ост­ровах»³⁶. Второй ареной сотрудничества элит было правительство, обычно строившееся на широкой политической основе. В период 1950—1957 гг. партия Масджуми входила в состав всех кабинетов, кроме одного, националисты же только в двух случаях не участво­вали в правительстве. Надхатул Улама после выхода из партии Мас­джуми в 1952 г. была представлена во всех кабинетах. Из четырех крупных партий только коммунисты ни разу не допускались в со­став кабинета министров.

Разногласия по вопросу о роли коммунистов в индонезийской политике создавали немалое напряжение в дуумвирате Сукарно-Хатта. В частности, после выборов 1955 г. Сукарно неоднократно предлагал включить их в состав правительства. Выступая на откры­тии сессии вновь избранного парламента, он призвал парламента­риев действовать на основе «подлинно индонезийской демократии, а не правила большинства: имеешь 50% + 1 голос — значит, всегда прав»³⁷. Спустя примерно год Сукарно предложил сформировать пра­вительство большой коалиции, которое он называл по-индонезий­ски «готонг роджонг», т.е. «взаимная помощь». «Я намеренно упот­ребляю термин «готонг роджонг» потому, что это подлинно индонезийское понятие, передающее чистое воплощение индоне­зийского духа... Сейчас мы имеем правительство, включающее в себя несколько политических партий и групп. Давайте попытаемся создать правительство, объединяющее все политические партии и группы». В поддержку своей идеи он процитировал голландскую поговорку: «Все члены семьи должны собираться вместе и за обе­денным и за рабочим столами».³⁸

³⁶ Geertz С. The Integrative Revolution: Primordial Sentiments and Civil Politics in
the New States//Geertz C. (ed.). Old Societies and New States: The Quest for Modernity
in Asia and Africa. New York: Free Press, 1963. P. 132.

³⁷ Цит. по: Feith H. Decline of Constitutional Democracy. P. 515.

³⁸ Soekarno. Saving the Republic of the Proclamation// Feiht H., Castles L. (ed.). Indo­nesian Political Thinking: 1945—1965. Ithaca: Cornell University Press, 1970. P. 85-86.

237

Реакция Хатты на это предложение была однозначно негатив­ной, хотя, следует заметить, он не был настроен против большой коалиции, как таковой. «Обращаясь к концепции Бунг Карно о кабинете «готонг роджонг», мы видим идею благую и идеалисти­ческую, но невыполнимую практически... В частности, между ком­мунистами, с одной стороны, и религиозными партиями и некото­рыми националистическими группировками, с другой, в идеоло­гии и целях существуют настолько принципиальные противоречия, что трудно соединить эти партии в кабинете «готонг роджонг». Ком­мунисты, утверждал он, привержены недемократическим идеалам и слепо просоветской внешней политике. Ввиду этого большая коа­лиция в Индонезии, считал он, обречена на провал: «Нельзя сме­шать масло с водой»³⁹. В идеологически заряженной атмосфере, ца­рившей в 50-х годах как в Индонезии, так и во всем мире, дей­ствительно было трудно, если не невозможно, преодолеть принци­пиальную несовместимость коммунистов с некоммунистами, отмеченную Хаттой. В конечном счете верх одержали взгляды Сукарно, который оставался приверженцем идеи сотрудничества меж­ду лидерами националистического, религиозного и коммунистичес­кого алиранов даже тогда, когда отошел от многопартийной систе­мы и парламентской демократии.

---

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 410; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!