Каково соотношение насилия и свободы, насилия и Закона, насилия и морали?
Борис Капустин «Критика политической философии Избранные эссе» М., Издательский дом «Территория будущего» 2010. -Работа «К понятию политического насилия»
Каково соотношение насилия и политики, насилия и разума?
«По отношению к категории политики насилие является не акциденцией, а составляющей ее субстанции. … Иными словами, политика насильственна всегда, хотя средства насилия, формы и цели их применения могут варьироваться в зависимости от характера политического контекста»
В рамках рационалистической традиции разум несовместим с насилием (и это вечное противопоставление ложно): «их отношение можно передать формулой «где и в той мере, в какой правит разум, там и в такой нет места насилию — и наоборот». Этой формуле следует противопоставить другую: «способность осуществить насилие („править“) конституирует нечто в качестве разума, равно как и ту его противоположность (неразумие, преступление, зло…), насилие над которой представляется «разумным»». --- то есть в этом взаимополагании обе стороны (и разум, и насилие) только получают свою определенность». Благодаря насилию разум истериоризируется и контекстуализируется, но из-за этого разум не становится орудием насилия (как считают постмодернисты и франкфуртская школа), а для каждой ситуации материализация разума в насилии, может быть рассмотрена с точки зрения того, несет ли она освобождение от определяющих данный контекст форм угнетения и несправедливости, даже если неизбежной платой за это оказывается возникновение новых таких форм. Невозможность в истории «чистого царства разума» (без насилия) не должна приводить к равнодушию и презрению борьбе разума с неразумием.
|
|
|
«Политика есть исторически конкретное отношение разума и насилия, и в этом смысле она есть конфликт и никогда «окончательно» не разрешимое противоречие». «противоречие политики: насилие господствующего разума способно порождать разумное насилие сопротивления» --это противоречие и движет обществом (пока политика не превратилась в технологию управления)
Полемика Капустина и Гусейнова относительно понятий «насилие» и «ненасилие».
Гусейнов определяет насилие как «узурпацию свободной воли». Поскольку для этики «свободная воля» и есть (нравственно) разумное в человеке и в то же время «субстанция» морали, постольку «насилие… не может быть вписано в пространство разума и морали», а ненасилие есть содержательное определение добра и потому — «синоним этики»³.
Проблемы с этими суждениями состоят в следующем: должна быть воля и она должна быть свободна. Способность иметь свободную волю формируется только принуждением. Самозаконодательство как реализация воли предполагает определения кто есть «я» и кто есть «мы---- отграничение «себя» от других, кому этот закон не дается. Самоопределяясь, мы устанавливаем «иных себе». «у «иных» — в отличие от «нас» — нет разума, а потому они не могут самоопределяться и устанавливать эту границу. Ее создаем только «мы» против «них»». Мы - разумны, они – нет ---оккупация «нами» «их» пространства есть благороднейшее дело распространения разума и представляет собою, строго говоря, не насилие, а лишь применение «легитимной силы» против «хищных зверей».
|
|
|
«Ненасилие» может выглядеть содержательным определением добра и быть «синонимом этики» лишь в рамках самой теоретической этики, своеобразие предмета которой и определяется абстрагированием от тех условий действительности свободной воли, о которых мы только что рассуждали. Ганди: ненасилие – моральный эквивалент войны (Добром ненасилие может быть исключительно в том случае, если оно обладает силой устранять существующие структуры насилия)
Как соотносятся понятия «ненасилие» и «непротивление»?
Ненасилие как политическое понятие не может быть синонимом
|
|
|
непротивления. Махатма Ганди определил ненасилие как «моральный эквивалент войны»⁵. Добром ненасилие может быть исключительно в том случае, если оно обладает силой устранять существующие структуры насилия (угнетения, дискриминации и т. д.). в этой «войне» насилие осуществляется в формах, «эквивалентных» морали. Это означает, что они не только имеют моральную санкцию, но и включают в себя определенные «универсалистские» моральные принципы⁶. («Эквивалентность» некоторых форм насилия морали — едва ли более парадоксальная идея, чем «легитимное насилие» как насилие, соответствующее разуму, противоположному насилию по определению).Разве не был, к примеру, насилием над англичанами организованный Ганди эффективный бойкот английских товаров как метод прямого экономического давления с целью достижения политических результатов?
Каково соотношение насилия и свободы, насилия и Закона, насилия и морали?
Насилие + свобода: Если в истории есть свобода и даже местами и временами бывает демократия, то это происходит только потому, что присутствующий в истории и демократии разум формируется не вполне разумно,т. е. не в соответствии с разумными планами каких-либо участников политики, которые, осуществись они полностью, дали бы (и нередко давали) узурпацию.+ прерывание логики истории и есть свобода
|
|
|
насилие + закон: самозаконодательство –устанавливаем закон разграничивая себя от других ---разумно и законно проявлять насилие к другим, которые, строго говоря, вообще не люди тк не признают установленный закон
насилие + мораль: насилие как моральный эквивалент войны по Ганди. Мораль как основа поддержания человеческого достоинства в себе и в других, обеспечивающаяся насилием по Сорелю.
5. Критика Капустиным отождествления политического насилия с физическим насилием.
Критикует дмитриева и залысина, кот давая определение полит насилию пытались освободится от нормативного понимания и объяснили полит насилие через физическое ----Неужели хотя бы одна война в истории, если мы отличаем войны от геноцида, велась ради убиения или калечения людей в качестве самоцели, а не для того, чтобы посредством этого заставить остающихся в живых принять определенные условия, на которые они не соглашались до применения силы? Принятие условий, несомненно, результат воздействия на сознание, т. е., говоря языком наших авторов, плод «духовного принуждения». Война и есть крайняя форма осуществления «угрозы» остающимся в живых. Вся политика, как и любая человеческая деятельность вообще, осуществляется сугубо ради достижения тех или иных воздействий на сознание. Физическое насилие — лишь одно из средств получить этот эффект, причем свидетельствующее о неспособности добиться его более выгодным путем.
Известно, что слово способно убивать. Человек может подвергнуться такому словесному оскорблению, не оставляющему ни малейших синяков и царапин, что будет принужден к действиям, которые он никогда бы не совершил без этого по доброй воле — от дуэли до самоубийства. В таких случаях мы не имеем ни тени физического насилия, зато имеем примеры самого страшного принуждения воли. И это при том, что оскорбление само по себе есть отрицание «признания и уважения инаковости другого», которое Кин почему-то связывает только с физическим воздействием. Известно, что есть «насилие» во благо²⁰. Я могу силой препятствовать моему раскуражившемуся и нетрезвому приятелю сесть за руль автомобиля, стремясь предотвратить риск весьма вероятной аварии или ареста его полицией. Но есть ли это насилие? Если я и оставляю в результате моих действий на его теле синяки, то разве они говорят о том, что я не признаю и не уважаю его «инаковости» как человека?
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 332; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!