СОКРАТ”(Ж.ФУШЕ) “СОКРАТ” (М.РОБЕСПЬЕР)

                        1) ВОЛЯ                                1)ВОЛЯ

                    2) ЛОГИКА                            2) ЛОГИКА

                    3) ЭМОЦИЯ                      3) ЭМОЦИЯ

                    4) ФИЗИКА                       4) ФИЗИКА

Рассказывают, что во время жизни обоих в провинции, в Аррасе, Максимилиана с Жозефом было не разлить водой. Робеспьер даже чуть не выдал замуж за Фуше свою сестру. Таким сообщениям безусловно веришь. В провинции власть обоим не светила, трон, рассчитанный на одного, не маячил даже в самой отдаленной перспективе, а значит и делить было нечего, предмет соперничества отсутствовал. При первой же встрече, посмотревшись друг в друга, как в зеркало, Робеспьер с Фуше обнаружили свою психологическую однояйцовость и, обрадованные этим обстоятельством, уже не разлучались. Они находили в обществе друг друга не только комфорт, приятность, но и значительную пользу, так как при любви-«филии», как мы помним, кроме всего прочего, происходит обмен, добытым по отдельности опытом, и по окончании такого обмена возникает тождество особого порядка. Где тождественны не только психики, но и багажи.

Первым в Париж уехал Робеспьер, и практически только это обстоятельство обусловило его лидерство в карьерном марафоне, начавшемся для Фуше с некоторым опозданием. Лишь случай, фора во времени предопределила то, что Робеспьер первым достиг вершины власти, так как при ином раскладе шансы его, как у однояйцового близнеца, уменьшились бы наполовину. Та же фора во времени и психическое тождество делали Робеспьера самым сильным из врагов Фуше, потому что первый слишком хорошо знал, что хотел последний и на что был способен.

Когда под Робеспьером закачалось кресло, он сразу понял кто является душой заговора: он - отражение в воде - близнец. За две недели до гибели Робеспьер произносит против Фуше громовую речь, за день до переворота повторяет ее. По тогдашним меркам подобные речи равносильны смертному приговору. Но, к недоумению современников и историков, Робеспьер медлит, медлит, медлит... И не из гуманных соображений. К тому времени он уже так наломал руку, что казнь человека значила для диктатора не больше казни таракана. На свете было только одно существо, на которое не поднималась рука - Фуше. Мистическая слабость овладевала Максимилианом, когда он думал о Жозефе. Друзей он губил без колебаний, но убийство близнеца - это особый, требующий нечеловеческих усилий акт, почти самоубийство. Как на грех, в те же дни у Фуше умирает маленький ребенок, ИХ ребенок...

Диктатор окончательно падает духом, заговор созревает и Робеспьер гибнет. Вместе с тем гибель его не возводит Фуше на вершину власти, но усаживает в очень важное кресло шефа тайной полиции. И формально он пребывает в этом качестве до конца карьеры. Но... Сложно складываются отношения в треугольнике: Наполеон - Фуше - Талейран. Как на схеме:

«наполеон»   «сократ»               «аристипп»

(Наполеон)     (Фуше)             (Талейран)

 1) воля             1) воля                 1) физика

 2) физика        2) логика               2) логика

 3) логика         3) эмоция              3) воля

 4) эмоция        4) физика               4) эмоция    

 

Фуше равен Наполеону силой духа, но умнее императора, Талейрану он равен умом, но много самоуверенней. Борьбе внутри этого треугольника и посвящены силы Фуше до первого отречения Наполеона.

С возвращением Наполеона во Францию для Фуше начинается новый и самый важный период жизни. Власть, брошенная Бурбонами и еще не поднятая Наполеоном, оказывается в руках Фуше. Историки, кажется, даже не спорят, когда ставится вопрос о хозяине Франции на протяжении знаменитых «ста дней». Особенно в период, когда покинув Париж, Наполеон направил свои стопы к Ватерлоо. В стране безраздельно хозяйничал Фуше.

Дальнейшее - неинтересно. Фуше достиг больше того, чего поначалу чаяла душа, больше простого верховенства во Франции, - предмета вожделений всех французских 1-х Воль. Он вернул симметрию, нарушенную некогда головокружительной карьерой Максимилиана. После «ста дней» Жозеф опять, как в зеркало, мог смотреть в могилу брата. Как в юности, в Аррасе они снова были сиамскими близнецами - «сократами».

* * *

Говоря о «филии», нельзя обойти вниманием такой вариант отношений, который лучше всего назвать «псевдофилией». Прозвучит парадоксально, но существует система отношений, внешне выглядящая как «филия» (любовь по принципу тождества), но на самом деле являющаяся «эросом» (любовью по принципу противоположности). Существо «псевдофилии» составляют перекрестья с Первой функции на Вторую и Третьей функции на Четвертую. В виде схемы “псевдофилию” можно изобразить следующим образом:                              

                                                                                                                                             

                                            ОН                             ОНА

                                           1) *                        & 1)

                                           2) &                       *   2)                             

                                           3)  -                        #  3)

                                           4)   #                      -   4)

 

Специфика «псевдофилии» легко читается даже на грубой схеме. Встречаются двое и видят одинаковость Верха и Низа, при первом приближении легко принимаемую за тождество, что, естественно будит взаимный интерес. Времени, условий и терпения для уточнения - так ли абсолютно их сходство - у людей обычно не хватает, и, удовлетворившись поверхностным, приблизительным тождеством “псевдофилии”, они спешат убедить себя, что обрели искомое, и возгораются.

Однако, по мере обычно запоздалого взаимного узнавания, партнеры все более убеждаются в своей ошибке, и розы мнимой “филии” все чаще начинают одаривать их шипами подлинного “эроса”. Разница в том, что, в отличие от обычного “эроса”, где чувства обострены до любви-ненависти, для “псевдофилии” характерна более сглаженная форма чувств: приязнь-неприязнь. Связана сложность чувств с тем, что, хотя у партнеров одни и те же функции сильны, одни и те же функции слабы, отождествления не получается в силу разнонаправленности функций - в лоб сталкиваются не сила и слабость вместе с результативностью и процессионностью, а только результативность и процессионность. Поэтому любовь-“псевдофилия” всегда имеет странный химерический облик: ценности одни, а взаимопонимания нет. Так в состоянии непонятного, парадоксального тождества-отчуждения супруги обычно и пребывают до конца своих отношений.

Обычно отношения эти быстро вступают в фазу хронической борьбы, где супруги, не уставая удивляться на себя и друг друга, начинают молотить сильными сторонами своей натуры по сильным же сторонам своего партнера, слабыми по слабым, не сознавая ни истоков, ни смысла, ни безнадежности этой борьбы. Так как противники достойны друг друга, этот поединок может тянуться десятилетиями не только без какого-либо видимого успеха, но даже без серьезных взаимных травм. И ябедничая на свою половину, никто из участников борьбы не может предъявить сочувствующему следы сколько-нибудь серьезных ран. Из сказанного, однако, не следует, что дуэль при “псевдофилии” ничего не стоит стоящим годами друг против друга противникам. Она страшно изнуряет. Но, в отличие от “эроса”, когда партнеры приходят к финишу еще более развинченными и дисгармоничными, чем были на старте, при “псевдофилии” они приходят равными себе прежним, только сильно измочаленными.

Чтобы более наглядно представить читателю механизм “псевдофилии”, приведу в качестве примера историю первого брака Бориса Пастернака. Схематично отношения Бориса и Евгении Пастернак можно изобразить следующим образом:

“пастернак”                         “ахматова”

(Б.Пастернак)                    (Е.Пастернак)

1) Эмоция                                1) Воля

2) Воля                                     2) Эмоция

3) Физика                                3) Логика

4) Логика                                 4) Физика

 

Судя по немногим описаниям юной Евгении Пастернак, она действительно и внешне, и внутренне напоминала Ахматову. Вот один из ее ранних портретов: “Что мне сказать о Жене? Гордое лицо с довольно крупными смелыми чертами, тонкий нос со своеобразным вырезом ноздрей, огромный, открытый, умный лоб. Женя одна из самых умных, тонких и обаятельных женщин, которых мне пришлось встретить”. Если же припомнить, что, по словам Ахматовой, Пастернак как-то под завесой разговора об одном начинающем поэте и ее пытался обнимать, то можно догадаться: влечение к женщинам этого типа не оставило его и после развода с Евгенией Пастернак. Об особом расположении, питаемом Пастернаком к типу “ахматовой”, свидетельствует, кроме всего прочего, тайная любовь к давно умершей женщине, которую поэт пронес через всю жизнь. Любовь к Ларисе Рейснер - знаменитой большевистской воительнице. В том, что Рейснер была “ахматовой” сомневаться не приходится. Но в данном случае интересно не это, а то, что Пастернак, многих близких за свою жизнь схоронивший, кажется, только смерть Ларисы Рейснер в 1926 году оплакал в специально написанных по этому случаю стихах.

“Лариса, вот когда посожалею,

Что я не смерть и ноль в сравненье с нею”.

Прошло двадцать лет, много воды утекло, но, когда Пастернаку пришло время давать имя главной героине своего романа, он назвал ее - Лара. И о том, в чью честь он так нарек ее, Пастернак прямо написал Варлааму Шаламову, некогда также тайно влюбленному в Рейснер: “Имя главной героини я дал в память о Ларисе Михайловне”. Так что, во влечении “пастернака” к “ахматовой” прослеживается определенная последовательность.

* * *

Когда Борис Пастернак и Евгения Лурье впервые встретились, ток взаимного узнавания пробежал по их сходно резонирующим порядкам функций. Оба по высокостоящей Воле - личности, аристократы, исполненные чувства собственного достоинства и веры в себя. Оба по высокостоящей Эмоции - чувствительны, артистичны, что подтверждали и сферы их занятий: он - поэт, она - художница. Оба по низкостоящей Логике склонны к скепсису и по низкостоящей Физике - не от мира сего, непрактичные, пренебрегающие презренной пользой люди. Чем не пара?..

Поначалу единая шкала ценностей действительно придала их отношениям тональность и окраску медового месяца. Однако прошло время и на свет полезли прежде скрытые, но генетически предопределенные шипы “псевдофилии”. Выяснилось: у нее Эмоция и Логика процессионны, поэтому она очень общительный человек. У него же они результативны, поэтому он, напротив, замкнут, из всех форм общения предпочитает общение с самим собой и, если вступает в разговор, то речь его выглядит восторженным, бурным, никак к собеседнику не привязанным, водопадом-монологом (1-я Эмоция).

1-я Воля Евгении Пастернак, в свою очередь, так же мало красила жизнь ее мужа. Мало того, что Евгения склонна была хронически отстаивать свою независимость в условиях, когда на нее никто не покушается, но и делала попытки, скорее удивлявшие, чем пугавшие Пастернака, подчинить его себе. Заметная даже со стороны ревнивость жены, ранившая и унижавшая поэта, была лишь одним из проявлений ее честолюбивых поползновений. В одном из писем к жене Пастернак следующим образом сформулировал часть своих претензий к ней: «...ты переоцениваешь свой возраст, свои силы и свои знания и требуешь от меня подчинения себе, властной, вспыльчивой, ревниво-подозрительной и нетерпимой, в то время как это и есть единственная помеха нашему счастью...»

Особенно обострило отношения между супругами рождение ребенка. Оказалось, что аскетизм 4-й Физики Евгении Пастернак гораздо искреннее аскетизма 3-й Физики самого Пастернака. Она действительно от души не радела о быте, и рождение ребенка добавившее ей хлопот, раздвоило чувство молодой матери. Сам же Пастернак был несказанно рад сыну, как чрезвычайно важному для его 3-й Физики подтверждению мужественности, но хроническое безденежье и хозяйственная беспомощность юного отца облегчить жизнь семьи, понятно, не могли. Усугубляло положение то обстоятельство, что рождение ребенка потребовало от Евгении Пастернак перерыва в ее художественных занятиях, а это равносильно было едва ли не полному личному краху, так как по своей 1-й Воле и 2-й Эмоции именно в художественной карьере видела она свой подлинный интерес и возможность самореализации.

Одним словом, рождение ребенка привело к тому, что раздор между супругами пошел по всем функциям: верхним и нижним. И здесь впервые до конца открылось, каким страшным самообманом оказался их брак, как на самом деле далеки они друг от друга, они, поначалу мнившие себя сиамскими близнецами. Позднее Пастернак написал:

“Верой в будущее не боюсь

   Показаться тебе краснобаем,

   Мы не жизнь, не душевный союз, -

    Обоюдный обман обрубаем.”

Написаны эти строки уже после развода, но в них отразилось давнее ощущение поэта в ложности связавшей их “псевдофилии”.

Что касается непосредственных причин, приведших к разрыву, то в основе их, конечно же, лежала процессионность Воли и Физики Пастернака, порядок функций женщины, занявшей место Евгении Пастернак, лишнее тому подтверждение. Но о том, как и почему сложился второй брак поэта, будет сказано в следующей главе.

Агапэ

“Агапэ” - самое сложное из чувств, особенно в той его части, что касается динамики отношений. Ведь “агапэ” - любовь-эволюция, где партнеры движутся от противоположности к тождеству. Принцип “агапэ”, если смотреть на нее через призму психософии, заключается в перекрестье Вторых и Третьих функций, как на схеме:

ОН                         ОНА

                          1)                              1)

                          2) *                     - 2)

                          3) -                    * 3)

                          4)                              4)

 

Внешне “агапэ” очень напоминает “эрос” прежде всего потому, что перекрещиваются сильные и слабые стороны натур. Однако есть между ними и принципиальные различия.

“Агапэ” не столь внезапна и ослепительна, как “эрос”. Ведь в данном случае Третья функция западает не на Первую, а на Вторую функцию, которая не является визитной карточкой человека и не избыточна, а нормативна, т.е. менее заметна и привлекательна. Поэтому встретив человека с той же Второй функцией, что и ваша Третья, вы не воспламеняетесь, не ослепляетесь, не вздрагиваете “Это - он (она)!” и вообще не сразу замечаете те достоинства, что станут для вас позднее наиболее привлекательными. Коротко, первое отличие любви-“агапэ” от “эроса” то, что в нее не бросаются сразу и с головой, а медленно и постепенно входят.

Специфика “агапэ” видна уже на схеме. Встречаются двое и, не сразу, но обнаруживают, что у противоположной стороны сильно то, что у самого слабо. Само по себе такого рода знание не обязательно провоцирует любовь, но безусловно будит взаимный интерес. Далее, по мере сближения, открывается парадоксальная картина, прямо противоположная “псевдофилии”:  ценности и приоритеты сильно отличаются, но интересы одни. Партнеры ощущают как бы неполное тождество друг друга, что-то взаимно влекущее и в то же время отталкивающее. Поэтому, зная о несоответствии своих ощущений любовным стереотипам, они ведут себя поначалу осторожно и сдержано. Проходит достаточно времени прежде чем выясняется, что между ними происходит нечто большее, нежели простой флирт. Однако чем дальше затягивают их в себя отношения, тем сильней оказывается потребность друг в друге, тем мощнее желание сделать их еще теснее. Любовный процесс становится необратимым. Открываютсяновые пласты личностей партнеров, жаждущие взаимодействия. Возникают новые, не предполагаемые прежде ступени и оттенки близости. Процесс взаимного открывания, сближения, слияния делается не эпизодом, а нормой жизни. И продолжается он до тех пор, пока все ресурсы личностей партнеров не оказываются исчерпанными.

Источник всех этих метаморфоз также лежит на поверхности: решающие при данной “системе любви” Вторые и Третья функции имеют разные характеристики, но одно направление - на ПРОЦЕСС. Напомню, что именно процессионные функции стремятся к партнерству и только через него полностью реализуются; тогда как результативные функции могут достигать своих целей в одиночестве.

Что касается особой сладости отношений при перекрестье процессионных функций, то она объясняется тем, что только перекрестье (в отличие от тождества) способно обеспечить подлинный и длительный процесс.

Пара с перекрестьем по процессионным напоминает альпинистов, идущих в связке. Партнеры перекрестно страхуют сильными сторонами своих натур слабые. При этом происходит не подмена, когда каждая из сторон, взвалив на себя из общего груза пусть двойную, но удобную для себя ношу, движется параллельно и независимо, а именно страховка, и каждый в связке проходит свою часть единого пути, только, в зависимости от участка, меняясь в роли ведущего и ведомого. Так, в связке, постоянно ведя и поддерживая друг друга, восходит пара житейских альпинистов на вершину горы, именуемой любовью-“агапэ”. Восхождение это длительное, и практически завершается только тогда, когда оба достигают максимума своих возможностей по процессионным функциям.

Боюсь, образ альпинистов создал излишне идиллическую картину отношений при “агапэ”. Чувство это сложное и ненависти при нем бывает не меньше, чем любви. Вторые функции совсем не радует необходимость идти в связке с заведомо слабым партнером.Третьи функции раздражаются при виде самонадеянности и прямоты Вторых, а, кроме того, достаточно болезненным оказывается для Третьих функций расставание по ходу дела с приросшим к телу “фиговым листом” (иронией, ханжеством, лицемерией, скепсисом), который худо-бедно, но защищал больное место. Одним словом, поводов для взаимной неприязни при “агапэ” бывает больше чем достаточно, и эйфория, с которой обычно путают любовь при данной “системе любви” испаряется через определенный срок точно так же, как и в других случаях.

Иное дело - приметы и результаты “агапэ”. Они неповторимы. Главная примера “агапэ” - динамичность. Для “эроса” характерна статика противостояния, для “филии” - статика отождествления. И только “агапэ” движется, движется от противостояния к тождеству. В конце долгого эволюционного процесса партнеры приходят к тождеству, но не к тому бесплодному тождеству, что наблюдается при “филии”, а тождеству высшего порядка, при котором нет уже деления на сильные и слабые стороны личности, обе процессионные функции предельно мощны и чувствительны.

Динамизм “агапэ” проявляется не только в отношениях между людьми, но и в существе захваченного этим чувством человека. Главная примета “агапэ” - влюбленный человек при ней МЕНЯЕТСЯ. Сам же механизм перемен заключен в благотворном воздействии Второй функции партнера на Третью функцию индивидуума. Это воздействие выпрямляет человека, доводя состояние Третьей до нормы; язва по Третьей постепенно исчезает и вместе с ее исчезновением увереннее в себе, спокойнее, гармоничнее делается человек.

При этом гармонизация личности обусловлена не только тем, что Третья начинает функционировать нормативно, но и тем, что освободившийся от язвы по Третьей человек уже не цепляется за мощь своей Первой функции и смягчает ее, смиряет ее агрессивность. 1-я Эмоция делается не столь истеричной, 1-я Физика - не столь прижимистой, 1-я Логика - не столь догматичной, а 1-я Воля соглашается поменьше тиранствовать. Дело в том, что избыточность Первой функции существует только в контексте ущербности Третьей и размер избытка прямо пропорционален размеру язвы. Сверхмощью Первой целиком покрывается слабость Третьей, поэтому об ущемленности последней очень точно можно судить по масштабам проявления Первой. Соответственно, гармонизация Третьей функции делает нормативной не только ее, но и напрямую зависящую от нее Первую.

Этого мало. Если наряду с процессом по процессионным функциям у партнеров имеется добротный результат по Первой функции, то приходит упоминавшаяся прежде “полнота жизни” (адекватность первых трех функций самим себе), которая заставляет во всю мощь говорить спавшую прежде Четвертую функцию. А это обстоятельство, в свою очередь, приводит к тому, что адекватность себе всех функций уничтожает иерархию их, переводя функции из вертикального положения в горизонтальное. Горизонталь функций, т.е. положение, при котором все функции равны, являются Вторыми и работают с максимальной отдачей - предел человеческих желаний, полная самореализация личности.

Вообще, по моим наблюдениям, главная проблема индивидуума, проблема контактности, уживчивости, добродушия и т.д. заключается не столько в удачливости или неудачливости данного природой психотипа, они все хороши, сколько в степени гармонизации личности (приходилось знавать очень неприятных “пастернаков” и милейших “аристиппов”). Поэтому вопрос гармонии, горизонтальной функциональности - главный вопрос человеческой жизни. Горизонталь функций - это переход в 25-ый, безымянный психотип -единственно возможный путь эволюции человеческого характера не в худшую, а в лучшую сторону. Принадлежность к 25-ому типу - максимум и потолок психических возможностей человека.

Описать 25-о не составит труда. Он трудолюбив, чувственен, чувствителен, вдумчив, заботлив, ответственен, чуток, порядочен, одним словом, он - идеал человека, и какой стороной вы бы ни разворачивали его к себе, его поведение всегда будет эталонным. 25-й - человек-мечта, средоточие всех достоинств, муж всех жен, жена всех мужей. У него один недостаток - ОН НЕ ВЛЮБЧИВ. 25-й - самодостаточен и жил бы анахоретом, если бы его функции, ставшие поголовно Вторыми, не требовали постоянного процесса и диалога. На этом его можно поймать. Но удержать нельзя. 25-й не влюбчив, а жалостлив, но жалость, в отличие от любви, имеет свои пределы. Поэтому роман с 25-мимеет ту особенность, что в нем нет равноправия, и подлинную страсть являет лишь одна из сторон, мучительно переживающая сочетание близости с неадекватной, по ее мнению, реакцией на подлинное чувство.

Но главное, 25-й чрезвычайно, фатально редок, дается часто с опозданием и на короткий срок. Достаточно сказать, что Гёте достиг 25-о к 60-ти годам и потерял его почти сразу же, когда вино и время в своей дьявольской работе быстро и навсегда разрушили в нем внутреннюю гармонию...

Вопрос, который обычно возникает в связи с 25-м, формулируется просто: как его достичь? какими путями гармонизировать свою личность? Но просто на него не ответишь. Видится, несколько приемов, способных сдвинуть индивидуума в сторону 25-о типа. Первый и самый главный: сознательная и последовательная работа на заделывание язвы по Третьей функции. Для 3-й Логики – это занятие риторикой, шахматами, науками и участие в дискуссиях чисто интеллектуального свойства. Для 3-й Эмоции – театр, литература, искусства, религия в ее эмоциональной, ритуальной ипостаси.Для 3-й Физики – все, что связано с физическим пластом жизни: плодовитость, чадолюбие, экономическая независимость, устроенный быт, здоровье, красота и т.д. Для 3-й Воли – полная независимость по всем функциональным пластам и свобода при принятии решений.

Второе, прекрасным дополнением работы по Третьей функции может послужить сознательная и последовательная работа над своей Первой функцией в смысле отъятия избытка, перевода результативности и монологовости на рельсы процессионности и диалоговости. Такой путь подсказал мне один из учеников с 1-й Волей и 3-й Эмоции. Однажды он поведал, как, сознательно задавив свою 1-ю Волю, вдруг открыл в себе шлюзы совершенно неведомым и сильных чувств. Думаю, данный ход очень возможен и перспективен, хотя бы для высокостоящих Воль. Но представляется наиболее эффективной параллельная работа над Первой и Третьей функциями, так как они главные чаши весов, раскачивающих человеческую психику, и приведение их в равновесие – непременное условие гармонизации личности.

Третье, в очередной раз выскажу ересь, но практически универсальным, независящим от порядка функций средством гармонизации личности является секс. Не будучи поклонником фрейдистской теории пансексуализма, все-таки не могу не отметить силу и глубину самого подхода (не толкования) к роли секса в психике человека у Фрейда. Вопреки широко распространенному мнению, секс - это не только физиология, а значит Физика, хотя отрицать весомость физиологии в половом акте не приходится. Секс – это действо, в котором участвует вся личность человека, весь порядок функций.

Воля определяет: с кем, когда, сколько, как и т.д. заниматься сексом. В частности, при изнасиловании кроме Воли, другие функции почти или вообще не участвуют в акте. Насильник в этом случае тешит не тело, не душу, а удовлетворяет свою жажду власти, не реализованную в обычной жизни. Жажда унизить, видеть страх, покорность, оцепенение жертвы – самое дорогое, чего жаждет насильник и идет на преступление. Поэтому, хотя изнасилование и называется «сексуальным преступлением» собственно сексуального в нем очень мало, точнее, из всего данного человеку реализуется больная, искореженная Воля.

Об эмоциональной составляющей секса много говорилось прежде, и, конечно же, Эмоция непременный участник интимных отношений, если речь идет не о продажной любви. Хотя и в последнем случае бывают исключения. Один мой знакомый, много поездивший по миру и много чего там попробовавший, отмечал как огромное достоинство русских проституток – их выглядящую искренней эмоциональность. «В этот момент они тебя любят!» – восклицал он.

Банальность говорить о Физике, как о компоненте секса, но не упомянуть его нельзя, как нельзя не сказать, что это самое уязвимое звено личности в данном контексте. Особенно когда речь заходит о мужчинах, чья половая сфера как минимум на порядок тоньше и уязвимее женской. Поэтому лозунг: «Берегите мужчин!» не так смешон и дик, как выглядит на первый взгляд.

Вероятно, страннее всего покажется, что и Логика участвует в интимной жизни. Но это так. Человеческий секс, особенно в последние столетия, непременно умозрителен. «Кама сутра», даосская теория, православное сочинение «А се грех», где регламентируются позы в постели, рекомендации авторитетных друзей и родственников и множество других чисто ментальных инъекций во многом определяют вид и содержание человеческого секса. Так что, даже Логика – непременная участница нашей интимной жизни.

Таким образом, секс – это та из немногих, а может быть, единственная сфера человеческой жизни, в которой участвует вся личность человека без изъятия, весь порядок функций. И да простят меня за цинизм, постель – самый лучший, идеальный полигон, на котором испытывается и совершенствуется людская натура.

Правда, есть еще одно занятие, которое можно назвать «протосексом» или «укороченным сексом» – это танцы и танцы непременно парные (прежде всего – латиноамериканские). В танцах постоянно ищется консенсус по Воле (куда и как вместе двигаться), ведется поиск адекватности по Эмоции, как по отношению к партнеру, так и к музыке, определяется мера телесной близости и силе касаний по Физике. Только Логики нет в танцах, поэтому их лучше назвать «укороченным сексом».

Наконец, возвращаясь к тому, с чего началу, кроме секса и танцев назову третий и наиболее эффективный способ гармонизации личности – любовь «агапе» и о ней наш дальнейший рассказ. 

* * *

Чтобы конкретно представить себе, как выглядит и что дает “агапэ”, обратимся к истории отношений между Антоном Чеховым и Лидией (Ликой) Мизиновой. В виде схемы эти отношения можно представить так:

“чехов” (А.Чехов)    “дюма” (Л.Мизинова)

1) Физика                 1) Физика

2) Воля                     2) Эмоция

3) Эмоция                3) Воля

4) Логика                 4) Логика 

 

Некоторые современники Чехова считали, что в жизни его не было большой любви, и ошибались. Чехов любил и был любим, только роман его с Ликой Мизиновой протекал в специфической для “агапэ” их психотипов форме.

Они познакомились при необычных и в то же время характерных обстоятельствах. Когда Лика Мизинова впервые попала в дом Чеховых, и Чехова повели с ней знакомиться, внезапно выяснилось, что гостья пропала, и ее лишь случайно обнаружили спрятавшейся за вешалкой. Казалось, чего было бояться этой необычайно красивой девушке при встрече с еще в ту пору молодым и лишь начинавшим приобретать известность писателем? А секрет в 3-й Воле Лики.

“Мещанин”, вообще чувствующий себя не очень уверенно в любой обстановке, теряется на чужой, незнакомой территории. В присутствии большого числа новых людей, особенно, если они имеют заметный общественный вес. Изначальное ощущение враждебности мира в такой ситуации обостряет у 3-й Воли чувство опасности, сеет в трусоватой душе “мещанина” панику и мысли о бегстве как самом удобном решении проблемы. Параллельно к конфузу с Ликой Мизиновой можно привести пример конфузливости Петра I, который, придя на прием к курфюстине Брандербургской и обнаружив, что она встречает его всем семейством, закрыл лицо руками и бежал.

Однако, как бы там ни было, знакомство Чехова и Мизиновой состоялось, время делало их отношения все теснее, но сам роман начался лишь три года спустя после их знакомства. Переписка между Мизиновой и Чеховым - единственное полновесное свидетельство их любви, и тот, кто хотел бы проследить ее историю во всех тонкостях и нюансах, должен обратиться непосредственно к ней. Мы же ограничимся лишь несколькими цитатами.

Роман между Чеховым и Мизиновой, а, толкуя ситуацию расширительно, роман между “чеховым” и “дюма” лучше всего охарактеризовать как роман-хихиканье. Оба по своей 1-й Физике - люди жизнерадостные, веселые; Чехов по 2-й Воле и 3-й Эмоции склонен был к добродушному иронизированию, Лика по 2-й Эмоции и 3-й Воле так же не чуждалась шутки, хотя и с известной долей яда. Поэтому общий шутливый тон, которым они окрасили свои отношения, был достаточно удобен для обоих. Иное дело, что когда отношения вступили в ту фазу, которая требует открытой речи, они так и не смогли преодолеть эту хихикающую интонацию и прямо слово “люблю” с полной открытостью так и не прозвучало..

Трагизм “агапэ”, где, как в данном случае, перекрещиваются процессионные Воля и Эмоция, заключается в том, что у одного хватает духу (2-я Воля) для произнесения заветного слова, но оно отсутствует в его словаре (3-я Эмоция). Тогда как другому известно это слово (2-я Эмоция), но не хватает духу его произнести (3-я Воля). Так, хихикая, и двигаются обычно навстречу друг другу “чехов” и “дюма”, в пути мучительно пополняя словарь и собираясь с духом. И на вопрос удастся ли им до такой степени сблизиться, что придет черед открытого выражения чувств - однозначно ответить нельзя.

Динамика и специфика “агапэ” при данной комбинации хорошо просматривается в переписке Чехова и Мизиновой. Сначала она написала ему в присущем себе несколько манерном, но эмоционально открытом стиле. Он ответил в своей манере: спокойно, суховато, иронично. Она обиделась и написала: “Ваши письма, Антон Павлович, возмутительны. Вы напишете целый лист, а там окажется всего только три слова, да к тому же глупейших”. Упрекнув Чехова в эмоциональной неадекватности, Мизинова по слабохарактерности все-таки не решилась настаивать на своем стиле выражения и несколько снизила тон, хотя и не сделала его тождественным чеховскому хихиканью. Так они и переписывались, говоря о своей любви лишь в шутовской, ехидной манере, хотя и не без взбрыкивания с ее стороны: “Право, я заслуживаю с Вашей стороны немного большего, чем то шуточно-насмешливое отношение, какое получаю. Если бы Вы знали, как мне иногда не до шуток”.

С момента их знакомства прошло три года, прежде чем Чехов попробовал разжать сведенный 3-й Эмоцией рот и прямо сказать о своих чувствах. Он написал: “Увы, я уже старый молодой человек, любовь моя не солнце и не делает весны ни для меня, ни для той птицы, которую я люблю”. Однако Чехов не был бы самим собой, если бы, испугавшись чуждой себе прямоты речи, вслед не зачеркнул приведенные строки ёрнической цитатой из романса: “Лика, не тебя так пылко я люблю! Люблю в тебе я прошлое страданье и молодость погибшую мою”.

Сразу не найдясь, что сказать на это странное полупризнание, Мизинова адекватно ответила лишь ШЕСТЬЛЕТ спустя. Начав зеркально цитатой из романса:

“Будут ли дни мои ясны, унылы,

Скоро ли сгину я, жизнь погубя,

Знаю одно, что до самой могилы

Помыслы, чувства, и песни, и силы

Все для тебя!!!” -

она далее приписала: “Я могла написать это восемь лет тому назад, а пишу сейчас и напишу через 10 лет”. К сожалению, ответ Мизиновой так безнадежно опоздал, что о продолжении диалога к тому моменту не могло быть и речи.

Как и по эмоциональной линии, сложно складывались отношения между Чеховым и Мизиновой по линии Воли. “Слабохарактерная” (по наблюдениям окружающих) Лика болезненно воспринимала чеховские шуточки на свой счет. “Я отлично знаю, что если Вы и скажете или сделаете что-нибудь обидное, то совсем не из желания это сделать нарочно, а просто потому, что Вам решительно все равно, как примут то, что Вы сделаете”, - писала Мизинова, задним числом осознавая беззлобность шуток Чехова. Но задним числом. Поначалу ей, мнительной, казалось, что постоянные шуточки, расточаемые по ее адресу ничего не подозревающим, душевно здоровым Чеховым, таят в себе оскорбительный подтекст. Она в ответ взрывалась и начинала говорить гадости. Он недоумевал и заводил речь о ее “дурном характере”, что было чистой правдой. Осложняло положение и то, что Мизинова, сама будучи человеком недоверчивым и непостоянным, сомневалась в серьезности и глубине чувств Чехова, а внешняя его холодность невольно подкармливала ее подозрения.

Здесь, оторвавшись на некоторое время от переписки, следует заметить, что кроме нее сохранился еще один памятник этой любви - рассказ “Ариадна”, где, правда, изложен только чеховский взгляд на проблемы их взаимоотношений. Однако, подписав одно из писем к Чехову именем Ариадна, Мизинова засвидетельствовала достоверность рассказа и, видимо, признала справедливость той нелицеприятной характеристики, что дал ей в рассказе Чехов. Судя по “Ариадне”, суть претензий Чехова к Лике заключалась в следующем: “По прекрасному лицу и прекрасным формам я судил о душевной организации, и каждое, слово Ариадны, каждая улыбка восхищали меня, подкупали и заставляли предполагать в ней возвышенную душу. Она была ласкова, разговорчива, весела, проста в обращении, поэтично верила в бога, поэтично рассуждала о смерти, и в ее душевном складе было такое богатство оттенков,  что даже своим недостаткам она могла придавать какие-то особенные, милые свойства...

Моя любовь, мое поклонение трогали Ариадну, умиляли ее, и ей страстно хотелось быть тоже очарованной, как я, и отвечать мне тоже любовью. Ведь это так поэтично!

Но любить по-настоящему, как я, она не могла, так как была холодна и уже достаточно испорчена. В ней уже сидел бес, который день и ночь шептал ей, что она очаровательна, божественна, и она, определенно не знавшая, для чего собственно она создана и для чего ей дана жизнь, воображала себя в будущем не иначе, как очень богатой и знатной, ей грезились балы, скачки, ливреи, роскошная гостиная, свой салон и целый рой графов, князей, посланников, знаменитых художников и артистов, и все это поклоняется ей и восхищается ее красотой и туалетами... Эта жажда власти и личных успехов и эти постоянные мысли все в одном направлении расхолаживают людей, и Ариадна была холодна: и ко мне, и к природе, и к музыке...

Она мечтала о титуле, о блеске, но в тоже время ей не хотелось упустить и меня. Как там ни мечтай о посланниках, а все же сердце не камень и жаль бывает своей молодости. Ариадна старалась влюбиться, делала вид, что любит, и даже клялась мне в любви. Но я человек нервный, чуткий; когда меня любят, то я чувствую это даже на расстоянии, без уверений и клятв,  тут же веяло на меня холодом, и когда она говорила мне о любви, то мне казалось, что я слышу пение металлического соловья. Ариадна сама чувствовала, что у нее не хватает пороху, ей было досадно, и я не раз видел, как она плакала...

Затем любовь моя вступила в свой последний фазис, в свою последнюю четверть.

“Будьте прежним дусей, любите меня немножко, - говорила Ариадна, склонясь ко мне, - Вы угрюмы и рассудительны,  боитесь отдаться порыву и все думаете о последствиях, а это скучно. Ну, прошу вас, умоляю, будьте ласковы!.. Мой чистый, мой святой, мой милый, я вас так люблю!”

Я стал ее любовником. По крайней мере с месяц я был, как сумасшедший, испытывая один восторг. Держать в объятиях молодое, прекрасное тело, наслаждаться им, чувствовать всякий раз пробудившись от сна, ее теплоту и вспоминать, что она тут, она, моя Ариадна, - о, к этому не легко привыкнуть! Но я все-таки привык и мало-помалу стал относиться к своему новому положению сознательно. Прежде всего я понял, что Ариадна, как и прежде, не любила меня. Но ей хотелось любить серьезно, она боялась одиночества, а главное, я был молод, здоров, крепок, она же была чувственна, как все вообще холодные люди - и мы оба делали вид, что сошлись по взаимной страстной любви. Затем я понял кое-что и другое...

Главным, так сказать, основным свойством этой женщины, было изумительное лукавство. Она хитрила постоянно, каждую минуту, по-видимому без всякой надобности, а как бы по инстинкту, по тем побуждениям, по каким воробей чирикает или таракан шевелит усами. Она хитрила со мной, с лакеями, с портье, с торговцами в магазинах, со знакомыми; без кривлянья и ломанья не обходился ни один разговор, ни одна встреча. Нужно было войти в наш номер мужчине, - кто бы он ни был, гарсон или барон, - как она меняла взгляд, выражение, голос и даже контуры ее фигуры менялись...

И все это для того, чтобы нравиться, иметь успех, быть обаятельной! Она просыпалась каждое утро с единственной мыслью: “Нравиться!” И это было целью и смыслом ее жизни. Если бы я сказал ей, что на такой-то улице в таком-то доме живет человек, которому она не нравится, то это заставило бы ее серьезно страдать...

Часто, глядя, как она спит, или ест, или старается придать своему взгляду наивное выражение, я думал: для чего же даны ей богом эта необыкновенная красота, грация, ум? Неужели для того только, чтобы валяться в постели, есть и лгать, лгать без конца? Да и была ли она умна? Она боялась трех свечей, тринадцатого числа, приходила в ужас от сглаза и дурных снов, о свободной любви, и вообще, о свободе толковала, как старая богомолка, уверяла, что Болеслав Маркевич лучше Тургенева. Но она была дьявольски хитра и остроумна, и в обществе умела казаться очень образованным, передовым человеком.

Ей ничего не стоило даже в веселую минуту оскорбить прислугу, убить насекомое; она любила бои быков, любила читать про убийства и сердилась, когда подсудимых оправдывали.

Я находился в положении того жадного, страстного корыстолюбца, который вдруг открыл бы, что все его червонцы фальшивы. Чистые, грациозные образы, которые так долго лелеяло мое воображение, подогреваемое любовью, мои планы, надежды, мои воспоминания, взгляды мои на любовь и женщину - все это теперь смеялось надо мной и показывало мне язык.”

Как мы знаем, клясться Чехову в любви Мизинова начала лишь много лет спустя окончания их романа, а в остальном рассказ “Ариадна” безукоризненно точен, причем, в нем с поразительной полнотой воспроизведена не просто отдельная личность, но тип “дюма” в его женской ипостаси, тип очаровательной хищницы. Верно в нем и то, что, будучи чувственны и чувствительны, женщины этого типа в глубине своего существа совершенно холодны и в силу своей 3-й Воли скорее жаждут любви, чем способны на это чувство. Однако игра их в любовь безукоризненна, и, как сказано в рассказе, только “нервность”, “чуткость” рафинированной 3-й Эмоции Чехова позволили ему почувствовать колодезную температуру подкладки, обращенных на него якобы горячих чувств.

Но вернемся к хронологии. Не дождавшись от Чехова открытого и прямого признания в любви, Лика “с досады” и чтобы подтолкнуть события, начала демонстративно флиртовать с Левитаном. Чехов, для которого такой стиль отношений был совершенно неприемлем, смертельно оскорбился и сделался еще холодней. Правда, спустя некоторое время, видимо, произошло объяснение, и отношения восстановились. Они даже собрались вместе поехать на Кавказ, но поездка расстроилась. И с этого момента начался закат их любви, они дали друг другу все, что могли. Вдоволь намучившись, усталые, опустошенные, они обменялись прощальными полупризнаниями. Чехов писал: “В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и, в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили. Дальше, дальше от меня! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от Ваших духов и помогите мне крепче затянуть аркан, который Вы уже забросили мне на шею.

Воображаю, как злорадно торжествуете и как демонски хохочете Вы, читая эти строки... Ах, я, кажется, пишу глупости. Порвите это письмо. Извините, что письмо так неразборчиво написано, и не показывайте его никому. Ах, ах!” Лика отвечала: “А как бы я хотела (если бы могла) затянуть аркан покрепче! Да не по Сеньке шапка! В первый раз в жизни мне так не везет!” Дальше их пути окончательно разошлись. Но оба до конца дней хранили и благодарную память друг о друге, и скорбь о разлуке.

Может показаться, что роман между Чеховым и Мизиновой следует отнести к разряду неудачных. Так считали все: люди, их хорошо знавшие, исследователи чеховского творчества - спорили лишь о том, кто виноват, кто любил, а кто не откликнулся на чувство. И были неправы. Ошибка заключается в том, что к удачным принято относить лишь те романы, что заканчиваются законным браком, благополучно тянущимся до гробовой доски. Но это заблуждение. Любовь - удача, когда она плодотворна, когда она обогащает, все остальное - от лукавого. И роман между Чеховым и Мизиновой - наглядный тому пример.

К сожалению, каких-либо свидетельств значительных перемен, произошедших под влиянием Чехова во внутреннем мире Лики Мизиновой, история для нас не сохранила. Но сам факт ее, пусть запоздалого, открытого признания Чехову в любви говорит о многом, о том, что их знакомство не прошло для Мизиновой даром, придало ей так не хватавшей прежде решительности, укрепило колеблемый 3-й Волей дух.

Что касается свидетельств глубоких перемен в душе Чехова, вызванных Ликой, то их наберется великое множество, не меньше тома. Специалисты обратили внимание, что к середине 90-х годов, т.е. ко времени заката их романа, у Чехова наступил качественно новый период творчества, прорезался новый голос. Но нас в данном случае интересует не столько то, что этот период освящен необычайно глубокими и сильными творениями, а прежде всего то, что под пером писателя бурно и широко зазвучала практически запретная для 3-й Эмоции - ТЕМА ЛЮБВИ. Однажды Чехов настолько преодолел свою эмоциональную скованность, что даже вынес слово “любовь” в заголовок (“О любви”). Такой заголовок для 3-й Эмоции - верх свободы чувств, и поставь Чехов после слова “любовь” восклицательный знак, ему можно было бы приписать 1-ю Эмоцию. В этот период, кроме “О любви”, написаны “Дом с мезонином”, “Ариадна”, “Дама с собачкой”, “Чайка”. Под новую для себя тему Чехов даже коренным образом переделал почти написанные “Три года”, наполнив любовной проблематикой произведение, прежде целиком посвященное сценам из купеческого быта.

Исследователи обычно соотносили с Мизиновой в творчестве Чехова лишь то, что в “Чайке” или “Ариадне” напрямую связывалось с ее биографией или чертами характера. Но в действительности ее влияние было неизмеримо значительней. Лика - не сказать открыла для Чехова тему любви, она ему ее “разрешила”. Именно благодаря Лике он смог заговорить не только о чувствах, вызванных непосредственно ею, но и о своих увлечениях, предшествовавших и последовавших за их романом (письма Чехова к жене – наглядное тому подтверждение).. Силой своей процессионной и нормативной 2-й Эмоции Мизинова, конечно, не научила Чехова чувствовать, но разжала сведенный 3-й Эмоцией рот, научила открыто, естественно и громко говорить о своих переживаниях. А для обладателя 3-й Эмоции - это наибольший и драгоценнейший дар.

* * *

Надеюсь, усвоив, почему именно “агапэ” - самый перспективный и плодотворный вид любви, читатель, очевидно, должен задаться вопросом: как, при перекрестье процессионных функций, должны стоять результативные функции, чтобы “агапэ” могло дать наибольший эффект? Вопрос этот не праздный, потому что для достижения подлинной гармонии мало заживления язвы по Третьей функции, необходимо, чтобы при этом максимально реализовывались результативные функции.

Чтобы понять, какое положение результативных функций наиболее благоприятно при “агапэ”, обратимся к истории второго брака Бориса Пастернака. Опыт данного брака дал отчасти отрицательный результат, но, как это бывает в науке, отрицательный результат в этом случае оказался не менее выразительным, чем положительный. Еще более интересен второй брак Пастернака тем, что на его примере можно проследить некоторые психотипические закономерности смены партнеров.

Надеюсь, сказанное прежде о первом браке Пастернака еще не забыто, поэтому сразу приведу схему отношений между супругами, только на этот раз не в паре, а в треугольнике, составленном из соотношений функций самого поэта, его первой (Евгении Пастернак) и второй (Зинаида Пастернак) жены:

 “ахматова”          “пастернак”          “пушкин”

(Е.Пастернак)     (Б.Пастернак)   (З.Пастернак)

1) Воля               1) Эмоция            1) Эмоция

2) Эмоция          2) Воля                 2) Физика

3) Логика            3) Физика            3) Воля

4) Физика           4) Логика             4) Логика

 

Даже мимолетный взгляд на схему подсказывает, что и на что менял Пастернак, разводясь в одном случае и вступая в брак в другом. Низкостоящая Логика и высокостоящая Эмоция и после первого брака остались для поэта привлекательны. Коренным образом переменилось его отношение к проблеме взаимодействия по процессионным функциям: Физике и Воле. Одним словом, “псевдофилия” первого брака у Пастернака сменилась “агапэ” с тождеством по результативным функциям. И трудно не заподозрить, что в этой смене была своя закономерность.

Объясняя истоки своей привязанности к Зине, поэт как-то написал: “Она так же глупа, нелепа и первоэлементарна, как я. Так же чиста и свята при совершенной испорченности, так же радостна и мрачна.” Казалось, Пастернак воспринимал свою вторую жену как существо психологически тождественное себе и был, надо сказать, не далек от истины. Результативные функции у них действительно стояли одинаково, а перекрестье по процессионным, при разнице в ценностях, давало долгосрочную общность интересов. Именно это перекрестье привлекло их друг к другу и удержало вместе до гроба.

Кто бы ни писал об этом браке, все сходились на том, что Пастернака к Зинаиде Николаевне привлекла ее 2-я Физика. Анна Ахматова ядовито замечала по этому поводу: “Все кругом с самого начала видели, что она груба и вульгарна, но он не видел, он был слепо влюблен. Так как восхищаться решительно нечем было, то он восхищался тем, что она сама моет полы...” Иначе по тону, но о том же писал сын Пастернака в “Материалах для биографии” отца: “Зинаида Николаевна Нейгауз была немногословна. На ней лежала забота о семье, о двух сыновьях, старшему из которых шел пятый, а младшему было три года. Генрих Густавович (Нейгауз - первый муж З.Пастернак, знаменитый музыкант - А.А.) со странной гордостью повторял, что его практические способности ограничиваются умением застегнуть английскую булавку, - все остальное делает Зина. Говорили, что в многострадальном Киеве времен гражданской войны она достала дрова, вытопила зал консерватории, убрала его и привезла рояль, чтобы устроить концерт Нейгауза, прошедший с огромным успехом.

Заходя к брату на том же участке, Пастернак заставал ее в домашней работе - стирке белья, которое она затем крахмалила и гладила, мытье полов, стряпне. Он бросался помочь- натаскать воды из колодца, собрать и принести хворосту для плиты. Она отказывалась, говоря, что привыкла со всем справляться сама.

Приближался отъезд. Разъезжались не сразу. По воспоминаниям Зинаиды Николаевны, под конец осталось две семьи - ее и Бориса Пастернака. Лошадей, чтобы ехать на станцию, должны были подать рано утром. Собирались ночью. У нее все уже было уложено, когда она пошла посмотреть, готовы ли Пастернаки. Евгения Владимировна бережно упаковывала написанные летом работы, Пастернак с аккуратностью, усвоенной еще в детстве, укладывал чемоданы. Времени оставалось в обрез. Она кинулась помогать и без лишних рассуждений и предосторожностей решительно и быстро прикончила сборы. Пастернак был в восхищении.

“Жизни ль мне хотелось слаще?

Нет, нисколько; я хотел

Только вырваться из чащи

Полуснов и полудел.

 

Но откуда б взял я силы,

Если б ночью сборов мне

Целой жизни не сместило

Сновиденье в Ирпине?”

 

Восхищение Пастернака в “ночь сборов” легко объяснимо. Пластика 2-й Физики вообще очень привлекательна; не могут не радовать глаз ее быстрые, точные, ловкие движения. Вдвойне привлекательна она, когда ты сам мучительно переживаешь свою беспомощность, нескладность движений и когда рядом раздражает медленным небрежным копошением жена с 4-й Физикой. Думаю, и Зинаида Николаевна, на фоне спокойного потребительства своего мужа, оценила желание Пастернака, пусть без большой сноровки, но помочь ей. Одним словом, именно на бытовой почве завязался первый узелок их будущей прочной связи. Дальнейшая совместная жизнь лишь укрепила эту образованную на почве быта связь, и спустя почти тридцать лет после “ночи сборов” Пастернак писал “...Страстное трудолюбие моей жены, ее горячая ловкость во всем, в стирке, варке, уборке, воспитании детей создали домашний уют, сад, образ жизни и распорядок дня, необходимые для работы тишину и покой.”

Поскольку Физика стала у Пастернаков одним из двух главных компонентов взаимного притяжения, то естественно, что заметную роль в их отношениях наряду с бытом сыграл секс. Пастернака поразил рассказ Зинаиды о том, как она, будучи еще гимназисткой, три года сожительствовала со своим сорокапятилетним кузеном. Этот роман он позднее описал в “Докторе Живаго” как историю Лары и Комаровского. Чтобы понять природу странного внимания Пастернака к давнему эпизоду из жизни Зинаиды Николаевны, необходимо отметить, что 3-я Физика при внешней брезгливости питает тайный постоянный и болезненный интерес к “пороку”, т.е. попросту говоря, к открытому, естественному выражению сексуальности. Оно влечет и пугает 3-ю Физику. Влечение в данном случае возобладало, и жизнь со временем подтвердила правильность выбора Пастернака. Зинаида Николаевна легко, без жеманства и с удовольствием удовлетворила его вечный сексуальный голод, своим простодушным отношением к эротике, оздоровила его прежде болезненное отношение к этой сфере, что, правда, позднее обернулось многочисленными изменами мужа.

Вместе с тем, взаимодействие по Физике дарило супругам Пастернакам не только цветочки. Зинаида слишком серьезно относилась к деньгам, чтобы позволить мужу работать в стол, поэтому Пастернаку пришлось засесть за переводы, и нетрудно догадаться, что делалось это не без зубовного скрежета.

Добавляло напряжения по Физике еще и то обстоятельство, что Зинаида Николаевна, как и все “пушкины”, имела склонность к соленому словцу. Дело в том, что 2-я Физика не предполагает цензуры в том, что касается физиологии человека, легко и прямо высказывается по части самых интимных сторон жизни. Такой способ выражения был совершенно чужд 3-й Физике Пастернака и доводил его до того, что он начинал крыть жену “паркетной бурей, побывавшей у парикмахера и набравшейся пошлости.”

Впрочем, как ни бунтовал Пастернак против литературной поденщины и соленых словечек, все полученное им от Зинаиды Николаевны безусловно и с лихвой искупало неудобства. Она насытила его неуемную сексуальность, обеспечила максимумом бытовых удобств, приучила к столь необходимому ему физическому труду. Собратья по перу с недоумением и оторопью часто заставали большого поэта, копающегося с женой в огороде или маринующего в ее обществе огурцы. Но на самом деле никакой позы в поведении супругов не было, физическое взаимодействие являлось искренней и насущной потребностью их натур.

Непросто складывались отношения и в сфере волевого взаимодействия. Свидетельства непосредственных участников драмы не сохранились и, возможно, их не было вовсе. Поэтому рискну проиллюстрировать отношения в семье Пастернака цитатами из жизни живших задолго до него людей.

Случилось так, что очень похожая ситуация сложилась в семье Александра Герцена: его жена Наталья со своей 2-й Волей разлюбила 1-ю Волю самого Герцена и влюбилась в 3-ю Волю поэта Гервега. Когда дело дошло до выяснения отношений между супругами, Наталья попыталась передать свои ощущения мужу следующим образом: “У тебя есть отшибленный уголок, и к твоему характеру это очень идет; ты не понимаешь тоску по нежному вниманию матери, друга, сестры, которая так мучит Гервега. Я его понимаю, потому что сама это чувствую... Он - большой ребенок, а ты совершеннолетний, его можно безделицей разогорчить и сделать счастливым. Он умрет от холодного слова, его надобно щадить... зато какой бесконечной благодарностью он благодарит за малейшее внимание, за теплоту, за участие.” То есть, вдоволь натерпевшись от сугубого индивидуализма, отчужденности (“отшибленности”), глухоты 1-й Воли Герцена, 2-я Воля Натальи увидела в проявлениях 3-й Воли Гервега возможность взаимодействия. Попросту говоря, Наталья пожалела и пожалела того, кто в жалости нуждался. Недаром, в старину слова “любить” и “жалеть” были почти синонимами в русском языке. Родительской, взрослой 2-й Волей именно “жалел” Пастернак детскую 3-ю Волю Зинаиды Нейгауз и находил в этой жалости, в этом чувстве своеобразную отраду.

В том, что ее не бьют по больному, но жалеют и исправляют изломы души заключалась отрада Зинаиды Нейгауз. Между нею и Пастернаком происходило тоже, что происходило между юным Пушкиным и первым его другом Пущиным. Пущин рассказывал: “Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентричного существа среди людей. Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль меж нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам, которые никогда не ускользают в школьных отношениях. Я, как сосед (с другой стороны его нумера была глухая стена) часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило... Чтобы полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище.” Если вспомнить, что Зинаида Нейгауз принадлежала к роду “пушкиных”, то данная Пущиным картина легко и уверенно может быть перенесена на отношения ее с Пастернаком.

Зинаиде Николаевне безусловно импонировала спокойная вера в себя Пастернака, его решительность. Особенно обрадовала ее и одновременно испугала та решительность, с какой после взаимного объяснения в любви поэт взялся решать их будущую судьбу. Сначала он пришел к ее мужу, своему другу Генриху Нейгаузу и открыто обо всем сказал, после полностью открылся жене. Чего стоят такие объяснения, знают только те, кто их пережил. А что она? Она, по обыкновению 3-й Воли, расторопной на слова, но не на поступки, начала вилять; она лгала, отказывалась от своих слов, придумывала разные варианты житься втроем, при которых можно было бы существовать, ничего не меняя. Он приносил на алтарь любви все что имел, она не то чтобы не хотела, но боялась положить на него хоть что-нибудь. Складывалась патовая ситуация, при которой Пастернак, по своей 2-й Воле, быстро пройдя свою долю пути, не брался принуждать Зинаиду пройти ее долю, а сама она, по своей 3-й Воле, на это не решалась. Дело шло к катастрофе. Разрушив свою семью, утратив веру в любовь своей новой подруги, Пастернак пытался покончить собой. По счастью, попытка не удалась. Период шатаний занял почти год и закончился совместным отъездом на Кавказ. Но даже за этот сравнительно короткий отрезок многое в душе поэта было навек похоронено, и последующие измены, открытые выражения неприязни по адресу жены во многом обуславливались тем, что он не понял и не простил ей шатаний начального периода их любви.

Письма Пастернака того периода дают наглядное представление об образе мысли 2-й Воли в столь критической ситуации. Вот отрывок из одного письма: “Если тебя сильно потянет назад к Гаррику (Нейгаузу - А.А.), доверься чувству. Смело говорю за тебя: это будет тянуть тебя вперед к нему, все у вас пойдет своей большой жизнью, за которой вы забудете, поправимо ли иль нет случившееся...” В этих строках нет позы, они точно отражают настроение поэта. Свобода и благо любимой женщины для него действительно было дороже всего. Он хотел одного - ясности в отношениях, но именно ясности не могла внести слабая духом, мятущаяся 3-я Воля Зинаиды Николаевны. Хорошо, что период колебаний длился сравнительно недолго, меньше года, в противном случае последствия могли бы быть самые ужасные.

Говорю с уверенностью о сравнительной удаче Пастернака, потому что знаю точно такую же комбинацию, где колебания длились не год, а три года (!). Думаю, что отношения Пастернаков во многом спасло то, что Нейгауз, уже имевший к тому времени вторую семью, не слишком цеплялся за свою жену и не запугивал ее грядущей неопределенностью. В известном мне случае дело обстояло иначе.

Кратко суть знакомого мне дела такова: как и в описанном выше случае закрутился роман между женатым “пастернаком” и замужней “пушкиной”. О причинах взаимного притяжения у данных психотипов говорилось выше, поэтому не станем повторяться. “Пастернаку” с его 2-й Волей достало характера, осознав всю серьезность чувства, развестись в максимально короткий срок. А дальше - стоп. “Пушкин”, и не состоя в браке, не скор на решения и поступки, а в данном случае рядом существовал супруг с той же 3-й Волей, чья слабохарактерность возводила нерешительность “пушкина” в квадрат. Меж супругами-“мещанами” было все: слезы, крики, оскорбления, угрозы, мольбы - не было лишь поступков. Оба заняли выжидательную позицию, перекладывая тяжесть решения на противоположную сторону, ожидая от себе подобного того, на что сам не был способен. Что касается “пастернака”, то его 2-й Воли хватило лишь на то, чтобы навести порядок в своих делах, насиловать же волю своей подруги он не мог по определению. Сложилась патовая ситуация, которая, казалось, разрешалась лишь смертью одного из участников драмы; дело подходило к тому, что кто-нибудь из них рискнет облегчить общую участь наложив на себя руки, и лишь случай спас положение: развод спустя три года состоялся. Однако никто из участников драмы, изверившихся, измочаленных, опустошенных, не был ему рад - каждый получил некогда желанный, но к тому времени безнадежно обесцененный дар, с которым не ясно, что было делать и куда применить.

Рассказываю эту историю не из склонности к празднословию, а в назидание: как бы ни был для вас привлекателен обладатель 3-й Воли, ни в коем случае не заводите с ним романа в том случае, если он состоит в браке. Роман с “мещанином” - вообще дело достаточно болезненное, а в случае его супружества - мучительное вдвойне.

Однако вернемся к Борису и Зинаиде Пастернак. Как это всегда бывает при “агапэ”, наиболее тяжелым в их отношениях был начальный период совместной жизни. Но со временем отношения выровнялись, и через двадцать лет после их знакомства Пастернак написал: “... моя жизнь с Зиной настоящая.” Немногие после стольких лет совместной жизни способны на подобное признание. Виновницей такой устойчивости отношений, очевидно, являлась любовь-“агапэ”. Но возникает вопрос: как сказалось на супругах тождество по 1-ой Эмоции? Способствовало ли оно гармонизации их личностей?

Что Борис Пастернак после второго брака достиг высокой степени гармонии - в том сомнения нет - его стихи последних десятилетий яркое тому свидетельство. Но того же нельзя сказать о Зинаиде Пастернак. Наоборот. Второй брак странным образом обеднил ее внутренний мир. Прежде, будучи замужем за Нейгаузом, она живо интересовалась художественной жизнью и сама подавала надежды как пианистка. Во втором браке все это куда-то постепенно ушло, заброшенными оказались и книги, и рояль. Круг интересов Зинаиды Пастернак сузился до быта и шлепанья по столу засаленными картами.

Попробую дать этому феномену свое объяснение. Видимо, пока Зинаида Николаевна была замужем за Нейгаузом, присущее ее психотипу сочетание 1-й Эмоции с незаживленной и, значит, бешено честолюбивой 3-й Волей последовательно настраивало ее на художественную деятельность. Когда же она вышла замуж за Пастернака, то он своей 2-й Волей заживил ее язву по 3-й Воле, сняв тем самым честолюбивый зуд, привив свое отношение к славе (“быть знаменитым некрасиво”). Таким образом, у Зинаиды исчез дополнительный стимул к художественной деятельности, осталась лишь та потребность, что могла бы быть продиктована одной 1-й Эмоцией. Однако и здесь самовыражение затруднялось близостью мужа. Так как у самого Пастернака была мощнейшая 1-я Эмоция, он невольно просто перекрывал трубным гласом своих переживаний ее, пусть тоже Первую, но более слабую Эмоцию. Что оставалось Зинаиде Пастернак? - Эксплуатируя свою 2-ю Физику, торчать на кухне, в огороде и дуться в карты.

Со стороны Зинаида Пастернак стала выглядеть существом до крайности приземленным, может быть, даже излишне приземленным. То есть, ее 2-я Физика обрела черты 1-й Физики, включая главную примету всякой Первой функции - ИЗБЫТОК. И в этом факте угадывается некая закономерность, сформулировать которую можно так: перекрытая посторонними Первая функция придает Второй функции черты Первой, включая типичные для последней избыточность, результативность, монологовость и т.д. Вообще феномен такого рода, когда при перекрытой или нереализованной Первой, ее вид обретает Вторая функция, я для себя называю “феноменом Первой без результата”, и он - одна из множества обманок, что ждут всякого исследователя на его психогностическом пути.

Из сказанного о второй семье Пастернака в целом следуют два очень важных вывода. Во-первых, при тождестве Первых функций у партнеров, одна из них перекрывает другую.

Во-вторых, окончательной, идеальной “системой любви” является “полное агапэ”, перекрестье по процессионным функциям с перекрестьем по результативным функциям. Как на схеме:

ОН               ОНА

                                                1) -    # 1)

                                                2) &   * 2)

                                               3) *    & 3)

                                               4) #     - 4)

 

Такое сочетание предоставляет обоим партнерам возможность максимальной самореализации, позволяет достичь подлинной внутренней и внешней гармонии.

Вместе с тем, непременно хочется предупредить, что жестоко ошибется тот, кто решит, оказавшись в ситуации “полного агапэ”, что его ждут не только чрезвычайно плодотворные, но и легкие отношения. Ничего подобного. Все наоборот. Среди систем человеческих отношений ничего нет тягостней “полного агапэ”. Оно требует многолетнего, почти нечеловеческого напряжения всех душевных, умственных и физических сил человека, потому что в стоящем напротив существе он не видит практически ничего, что могло бы объяснить механизм той невидимой, но непреодолимой силы, что влечет их друг к другу. В “полном агапэ” нет ничего яркого, манящего, магического, как при “эросе”, нет ничего роднящего, как при “филии”. Все чужое и почти блеклое. Поставленный в тупик совершенной чужеродностью оказавшегося рядом существа, человек при “полном агапэ” склонен считать свой роман бесовским наваждением, и постоянные попытки бегства практически непременные спутники этой системы отношений.

Горькая правда такова, что самые плодотворные человеческие взаимоотношения одновременно являются и самыми тягостными. Ничего не поделаешь - диалектика жизни.

Сейчас подводя итог «Синтаксиса любви», можно сказать, что вся любовная проблематика исчерпывается четырьмя моделями отношений: «эросом» , где все ярко, магически-влекуще, но неудобно и неплодотворно, «псевдофилией», где все не очень ярко, мало плодотворно и мало удобно, «филией», где все удобно, но неярко и неплодотворно и «агапэ», малоудобной, не очень яркой, но плодотворной системой отношений. Другого не дано, и вся жизнь человека протекает в этом достаточно тесном, но непреодолимом круге психологических коловращений.

Конечно, хорошо бы, жаждая совершенства, на манер невесты из «Женитьбы» Гоголя, приставить к носу Ивана Кузьмича губы Никанора Ивановича и сколько-нибудь добавить развязанности Балтасар Балтасаровича, но, увы, сие невозможно, и, может быть, хорошо, что так. Потому что наше личное несовершенство, несовершенство наших отношений – единственный источник жизни и движения. Ярчайшая альтернатива сегодняшнему нашему суетному, но кипучему бытию – жизнь Адама и Евы в раю, т.е. жизнь двух совершенных существ в совершенной среде, - хорошо, удобно, но скукатища-то какая?

«Всегда одни, глаз-на-глаз, муж и дева

На берегах Эдема светлых рек

В спокойствии вели невинный век.

Скучна была их дней однообразность.

Ни рощи сень, ни молодость, ни праздность –

Ничто любви не воскрешало в них;

Рука с рукой гуляли, пили, ели,

Зевали днем, а ночью не имели

Ни страстных игр, ни радостей живых…»

                                                                (Пушкин, «Гаврилиада»)

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

Проблема парных отношений не из новых. Однако особую злободневность придало ей последнее время. Дело в том, что прошлое сравнительно редко сталкивалось с вопросом о совместимости пар, так как парная семья до недавнего времени была редкостью. В старину обычно под одной крышей проживало несколько поколений со всеми своими многочисленными ответвлениями, и это не могло не сказаться на атмосфере отношений. Большие семьи, семейные артели и цеха, тесные крестьянские и городские общины - все это позволяло человеку целую жизнь провести в кругу многочисленных близких и найти среди них индивидуумов с таким порядком функций, при котором компенсировались бы все изъяны брака.

Сейчас иначе. Урбанизация общества и большая экономическая самостоятельность индивидуумов все чаще оставляют супругов лицом к лицу. И далеко не все из них выдерживают такое испытание. Как тут не вспомнить гениальные в своей лапидарности строки из песенки Владимира Высоцкого:

“Тут за день так накувыркаешься;

Придешь домой - там ты сидишь...”

Исключить из жизни такого рода ситуации или, на худой конец, облегчить положение и призвана книга “Синтаксис любви”.

Персонаж одного известного романа Оскара Уальда задавался вопросом: ”Сможет ли когда-нибудь психология благодаря нашим усилиям стать абсолютно точной наукой, раскрывающей малейшие побуждения, каждую сокровенную черту нашей внутренней жизни?” И мнится мне, что именно психософиа способна дать положительный ответ на этот заданный давным давно вопрос. Конечно, не исчерпывая всей необозримой палитры психических реакций, она способна спрогнозировать систему человеческих ценностей и поведение индивидуума, а так же обозначить те стороны его психики, что он тщательно скрывает не только от окружающих, но и от самого себя.

Возможно, чтение “Синтаксиса” даст повод к беспокойству, что некоторые супруги, обнаружив задним числом все несовершенство своего брака, срочно порвут привычные узы и, определив личный порядок функций, кинутся на поиски партнера с перекрестьем по процессионным и результативным. Не согласен. Думаю, этого не произойдет, и развод в связи с книгой повальным явлением не станет. Страх перед неизвестностью, привычка к совместной жизни, общность детей и имущества - достаточный залог прочности большинства сегодняшних семей. Более того, знакомство не слишком удачливых супругов с “Синтаксисом любви”, уверен, наоборот значительно укрепит их брак, так как взаимное непонимание - главный источник семейных неурядиц. Если же супруги будут иметь представление о порядке функций у их партнеров, а вместе с ним и представление о сильных и слабых сторонах их натур, представление о том, чего следует ждать от них и чего не следует - совместная жизнь их станет несравненно легче и удобнее. Поэтому книга обращена не только в будущее, но и в настоящее, и цель ее - не только прогнозирование, но и коррекция парных отношений. Хотя хочется, конечно, надеяться, что со временем необходимость в коррекции отпадет. И любовь во всей ее полноте станет единственной формой отношений между людьми.

Напрасны будут и опасения тех, кто заподозрит в “Синтаксисе любви” губителя амурной романтики, осквернителя чистейшего, свободного от рассудочной скверны колодца, иссушителя любви. Отнюдь. По моим наблюдениям, психософия оказывается абсолютно бездейственной в случае, когда сталкивается с “эндокринной любовью”, т.е. любовью, живущей только гормонами РЕА, когда взаимное притяжение обуславливается исключительно бурной работой созревшего для страсти эндокринного аппарата и никакие свойства предмета любви на выбор не влияют, кроме того, что он первым попался на глаза в момент бесконтрольного гормонального всплеска. В этом случае психософия, даже для посвященных в нее, напрочь утрачивает свою силу.

Кроме того, по себе могу сказать, что увлечение психософия, захватывающее поначалу, образом жизни не делается. Примерять психическую типологию к себе, родным, сослуживцам, персонажам мультфильмов - интересно, забавно, пользительно, но, как все на этом свете, конечно. Вдоволь наигравшись психософией, человек спокойно отправляет ее в подсознание - туда, где лежат знания, ежедневным спросом не пользующиеся. Он как прежде может зажигаться, возбуждаться, пылать, ревновать и даже заблуждаться относительно своего предмета. Иное дело, что, когда вслед взглядам, жестам, улыбкам, недомолвкам и другим, им подобным приятностям начального этапа амурных отношений обстоятельства начинают требовать дел, поступков, ответственного поведения, из глубин подсознания спасительным кругом всплывает психософия и ставит все по местам: аргументировано одобряя или не одобряя выбор. Очень помогает, знаю по себе. Однажды меня, уже пышущего любовным жаром, психософия буквально за волосы оттащила от края пропасти. И сейчас, спустя несколько лет, наблюдает свою былую любовь и зная о ее последующих приключениях, не могу передать, как рад, что чаша сия меня миновала.

Вообще, замечательное свойство психософии заключается в том, что она, не питаясь и не питая иллюзиями, не обольщается на свой собственный счет - в смысле своей действенности. Будучи обращенной в первую очередь к логической функции человека, она знает о многоликости интеллектуальных реакций и не ждет всенародного признания. Еще одно важное наблюдение, касающееся психософии, заключается в том, что она, выйдя из подсознания и вернувшись в него, все-таки возвращается не на прежнее место, а куда-то на грань между интуицией и знанием. Вывожу это из того, что у всякого, освоившего психософию, душевное зрение становится неизмеримо зорче, он не становится роботом, занятым постоянным наклеиванием психотипических ярлыков, но чутье на определенные функциональные вибрации приобретает и тем обеспечивает себе неведомый прежде при контактах с окружающими психологический комфорт.

Как всякая объективизирующая восприятие система, психософия мир не красит. Наука есть наука, она не мед и не грелка. Но психософия позволяет без разочарования смотреть вокруг, потому что лучший способ  не разочаровываться в людях - это не обольщаться на их счет.Одним словом, с “Синтаксисом любви” нерадужная жизнь наша делается легче, проще, честней, бесстрашней.

Думаю, и на этом спасибо.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

НЕИЗБЕЖНОСТЬ

(РОССИЙСКАЯ ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ В СВЕТЕ ПСИХОСОФИИ)

      

О монархическом периоде истории России в контексте психософии трудно говорить сколько-нибудь многословно. ”Тартюф в юбке”, “властитель слабый и лукавый”, ”не царь на троне - лицедей” - так характеризовали русские поэты тогдашних самодержцев и тем подтверждали диагноз, который сам напрашивается даже при беглом взгляде на генеалогическое древо русских царей:

3-я Воля среди наших монархов господствовала безраздельно. Причем, судя по тому, что в XVIII веке русская аристократия, неоднократно становясь перед выбором, с редким постоянством выбирала себе в цари именно “мещан”, секрет такой устойчивости заключался не только в ущербном генофонде романовской фамилии.

Наоборот, именно наследственность, играя генами, прерывала подчас дурную бесконечность царской генеалогии и подсаживала на русский трон людей с высокостоящей Волей: Павла I и Александра II. Но, обратим внимание: оба они закончили мученически свой жизненный путь и их насильственная смерть достаточно прозрачно намекала на искреннюю приверженность общества к царям с 3-й Волей, цареубийством корректировавшего недочеты наследственной монархии. Недаром, в XIX веке любили говорить, что Россия - это абсолютная монархия, смиряемая цареубийством. Во всяком случае, чисто психологическими мотивами обуславливалось убийство Павла I, и люди с тонкой психической организацией предчувствовали его задолго до того как оно стало свершившимся фактом. Фридрих Великий пророчески писал о Павле: ”Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило тех, кто знает Россию, опасаться, чтобы ему не трудно было удержаться на престоле, на котором, будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца (Петра III - А.А.)”.

В предпочтении, которое отдавало русское общество 3-й Воле был свой резон. Зыбкость ее Воли избавляла общество от резких движений при сохранении надежд на перемены. Устойчивость дома Романовых хорошо объяснил, объясняя устойчивость трона королевы Елизаветы Английской, один ее английский биограф. Он писал: «...не только ум ей оказал неоцененную услугу; помогал и характер. В нем, в этом сочетании мужественности и женственности, мощи и извилистости, настойчивости и непостоянства, было как раз то, чего требовало ее призвание. Какой-то глубочайший инстинкт вечно удерживал ее от твердых решений. Если же вдруг она и делала решительный шаг, тотчас она яростно от него открещивалась, после чего еще более яростно открещивалась от собственного отречения. Уж такова была ее натура - плыть во время безветрия по зыбящимся водам и судорожно сворачивать с галса на галс, когда нагрянет ветер. Будь она другая, обладай она, как положено сильному деятелю, способностью избрать линию поведения и неотступно ее придерживаться - ей бы несдобровать.”

Та же картина в истории “мещанской” династии Романовых. Хотя “мещанин” - тиран по определению, он вместе с тем чуток к тем невидимым флюидам, что пронизывают общество, и никогда не идет с ним на открытое противостояние. Главное же, что составляет подлинную “силу” властителя-”мещанина”, заключено в его слабости: слабости воли, робости, нерешительности. Поэтому неудивительно, что несмотря на неудачные войны, голод, произвол и казни, “мещанская” по преимуществу династия Романовых просуществовала в России без серьезных встрясок на протяжении трех столетий.

Намного интересней, с точки зрения психософии, сложилась ситуация в стране после октябрьского переворота. Захват коммунистами власти привел к тому, что монархию в России сменила монархия же, но не наследственная, а, коряво говоря, “узковыборная”. Такая система была, нельзя сказать, чтобы совсем беспрецедентна, по своим принципам она очень близко стояла к системе папства. Разница, пожалуй, заключалась лишь в том, что политбюро ЦК КПСС, решавшее судьбу верховной власти уже в Советской России, было раз в десять меньше численно, чем ватиканский конклав. А в остальном - все то же.

Если меня спросить, в чем заключается для психософии особая привлекательность системы коммунистического возведения на трон, ответить можно коротко - в чистоте эксперимента. В данном случае генофонд никак не влиял на выбор, не мутил воды, и в своем натуральном виде вылезал на поверхность психотипический аспект выбора, психология власти являла себя наиболее наглядно. Ведь здесь должен был действовать определенный психотипический механизм, возводящий индивидуума на вершину общественной пирамиды или свергающий его оттуда, формирующий политбюро, решающий судьбу верховной власти. И вот эти-то закономерности любопытно сейчас проследить.

                                                           * * *

В том, что после свержения монархии во главе России должен был в конце концов оказаться Ленин или “ленин”, сомнений нет. Прекраснодушие и глупость основной массы политиков того времени, особенно нетерпимые в период войны и революции, едва ли не автоматически расчищали место для наиболее честолюбивого, думающего и циничного политика. “Ленин” же честолюбив (1-я Воля), интеллектуально силен и раскован (2-я Логика), чуток к народным нуждам (3-я Физика), и эти компоненты данного психотипа обеспечили Ленину режим наибольшего благоприятствования при захвате и удержании власти в России.

Естественно, что после создания коммунистической партии, а в особенности после октябрьского переворота, вокруг Ленина усиленно формировалась та определенная его психотипом среда, из которой суждено было выйти ленинскому преемнику. Хотя сам Ленин редко задавался подобного рода вопросами и тем более никогда не указывал на кого-либо персонально, его психотипические симпатии сами собой сужали круг возможных кандидатов.

Прежде, в разделе, посвященном 1-й Воле, уже говорилось, что у “царя” очень неважно складываются отношения с обладателями высокостоящих Воль. Он не боится их, уважает, но ужиться не может. Такие люди слишком независимы, и являются не более чем попутчиками там, где нужны не попутчики, а свита. “Царь” чувствует, что обладатели высокостоящей Воли не его люди и, широко пользуясь их услугами, старается близко к себе, в высшие эшелоны власти не пускать.

Не слишком жалует “царь” и 4-ю Волю. Он ценит покорность “крепостного”, исполнительность, искреннюю верность. Однако 4-я Воля дает “царю” и массу поводов для раздражения. Она не искательна, ее исполнительность по-солдатски прямолинейна, не чутка, не артистична, а, главное, 4-я Воля малоинициативна и склонна загружать жизнь властителя множеством мелких вопросов, которые вполне могла бы решить сама. Отсюда специфическое отношение Ленина к “крепостным” (Бухарин, Каменев, Луначарский, Молотов, Калинин и т.д.), из них он составил как бы второй, дальний круг своей свиты, второй эшелон власти.

Все свои симпатии “царь” обычно отдает 3-й Воле. Хотя 1-я Воля, вероятно, чувствует, что любят не ее, а ее место, и “ мещанин” не только глазом не моргнет, глядя на валяющегося в пыли бывшего властителя, но и непременно лягнет его. Все-таки “царь” слишком самоуверен, чтобы всерьез думать о своем падении, а множество специфических достоинств “мещанина” как бы заранее искупает его лишь интуитивно прозреваемое предательство. Главные достоинства “мещанина”: он влюблен в сильную волю, влюблен во Власть и искренне стремится в их поле, стремится быть им полезным; он искателен, гибок, расторопен, артистичен в исполнении задач и, хотя иногда фрондирует и взбрыкивает, “царю” бывает даже в удовольствие смирять его бунт, чтобы слышать на следующий день стук “мещанской” лысины об пол, всхлипы горького покаяния, видеть опущенные долу глаза и трясущиеся руки. Именно из таких людей (Троцкий, Зиновьев, Сталин) составил Ленин свой первый, самый близкий круг, из которого потом предстояло выйти его преемнику.

При этом нельзя сказать, что селекционная работа, проводимая Лениным в своем окружении, ускользала от глаз не только современников, но и соратников. Видные партийцы (Осинский, Лутовинов) писали Ленину, что он окружает себя “надежными и послушными”, но непорядочными людьми, беспомощными людьми с “гибким позвоночником”, но ничего, кроме брани, не слышали от Ленина в ответ.

Таким образом явное предпочтение, отдаваемое “царем” 3-й Воле, обуславливает определенного рода преемственность власти и определяет лицо ближайшей политической истории страны, включая грядущую гибель заложенной 1-й Волей государственной системы. Как 1-я Воля Наполеона избрала покладистого, но малоинициативного маршала Груши преследователем Блюхера, и тем обрекла Наполеона на поражение под Ватерлоо и гибель империи, так и 1-я Воля Ленина, сделав его преемником “мещанина”, обусловила медленное, но последовательное угасание основанной им коммунистической империи.

Правда, незадолго до смерти Ленин, кажется, опомнился и. по врожденной вредности характера, вымазал в “завещании” своих ближайших соратников грязью. Однако эффекта этот демарш не произвол. Претенденты на трон просто скрыли “завещание” любимого вождя и учителя от народа, хотя, по совести сказать, в том не было большой нужды - запоздалые филиппики “завещания” не могли вырвать рычаги власти из рук тех, кого Ленин сам к ним приставил.

По злому, но меткому замечанию Розанова “Толстого в последний путь провожали Добчинские”, так вот, Ленина хоронили они же. В 1924 году Ленин умер и давно зревший вопрос о его преемнике встал ребром. Претендентов оказалось трое: Троцкий, Сталин, и Зиновьев. Схематично битву этих трех “добчинских” можно представить так:

“ДЮМА”                   “АРИСТИПП”         “ДЮМА”

  ( Л. ТРОЦКИЙ)     ( И.СТАЛИН)              ( Г.ЗИНОВЬЕВ)

1)Физика                  1)Физика                       1) Физика

 2) Эмоция                 2) Логика                       2) Эмоция

 3) Воля                      3) Воля                               3) Воля

 4) Логика                   4) Эмоция                      4) Логика  

Из настоящей схемы видно, что все трое слишком походили друг на друга, чтобы битва между ними оказалось достаточно скоротечной. Все трое жестоки ( сочетание 1-й Физики и 3-й Воли), честолюбивы, беспринципны, но не очень решительны ( 3-я Воля). Таким образом, при тождестве Первых и Третьих функций и отключении Четвертых в кризисных ситуациях, судьбу российского трона должны были решить Вторые функции, точнее, разница между ними.

Если бы троица боролась за кресло главного режиссера в каком-нибудь театре, дело Сталина можно было бы заранее считать проигранным. Но так как в данном случае речь шла о высшем политическом посте, то здесь, наоборот, победа Сталина была обеспечена самой природой.

Пока Троцкий и Зиновьев, отключив 4-ю Логику, в преддверии борьбы с присущим 2-й Эмоции азартом репетировали речи, подбирали хлесткие словечки, примеряли выражения лица и интонации - Сталин ДУМАЛ ( 2-я Логика). Он успевал продумать все: кого убить, какие перестановки среди номенклатуры следует провести, чтобы уменьшить в ней долю врагов и увеличить долю сторонников, как настроить зал во время собраний, решавших кадровые вопросы, чтобы оппонентам не дали говорить. И как человек, серьезно относящийся к процессу мышления и его плодам, он достигал тех целей, что перед собой ставил. Когда Троцкий и Зиновьев взлетали на трибуну, чтобы, оказавшись, в родной митинговой стихии, разом отыграть все потерянные очки, подготовленный Сталиным зал с большевистской прямотой затыкал им рот. Короче, в борьбе за политический пост “аристипп”, безусловно, переигрывает “дюма”, и победа Сталина над Троцким и Зиновьевым была фатально предопределена.

Говоря более общо, можно вывести следующего рода закономерность: при неопределенно-узковыборной системе преемственности власти место 1-й Воли непременно наследуется 3-й Волей, но не просто 3-й Волей, а именной той, у которой Логика стоит Вверху. Таким образом, как неизбежен был захват власти Лениным в 1917 году, так неизбежно было наследование его поста Сталиным.

                                                                * * *

Восшествие на престол 3-й Воли формирует вокруг нового властителя новую, удобную для данного психотипа среду, отличную от той, что прежде окружала “царя”. Во-первых, отправляются в политическое небытие терпимые 1-й Волей на периферии обладатели высокостоящих Воль, потому что “мещанин” не только их не любит, но и боится. Во-вторых, 3-я Воля, справедливо судя по себе, с подозрением относится к тождикам, неустойчива в своем отношении к ним и старается, безопасности ради разбавить окружение обладателями 4-й Воли. Только в кругу “крепостных” чувствует себя по-настоящему комфортно 3-я Воля, и под ее державной рукой 4-я Воля постепенно перетекает из второго эшелона власти в первый.

Такого рода преобразования произошли и в окружении Сталина с восшествием его на российский трон. Высокостоящая Воля при нем подверглась тотальному истреблению, причем, Сталину здесь удалось осуществить давнюю мечту всех тиранов: организовать не этнический, не социальный, а первый всеохватный психотипический геноцид - благо, коммунистическая партия и НКВД оказались на высоте поставленной уникальной задачи.

Что касается непосредственного сталинского окружения, то 3-я Воля осталась в свите, но потеряла большинство (Берия, Хрущев, Каганович, Микоян), и на ключевых постах неожиданно для себя утвердилась 4-я Воля (Молотов, Калинин, Ворошилов, Маленков, Булганин). Поэтому, когда Сталину пришел черед взяться за арфу в небесном хоре, выпавшие из его рук бразды правления свалились неожиданно, но естественно в вялые руки Маленкова. Хотя, если подумать, не случай, а закономерность диктовала такого рода преемственность: смерть властителя-”мещанина”, искренне насколько это для него возможно симпатизирующего 4-й Воле, едва ли не автоматически перекладывает непосильное бремя власти на плечи “крепостного”.                 

 * * *

Если верить Хрущеву, Сталин в последние годы любил причитать в том духе, что бедные они, бедные (члены политбюро), так как после его смерти непременно пропадут. И надо признать, был не далек от истины. Правда, данное пророчество ему не дорого стоило, потому что он сам потратил годы на селекционную работу в политбюро, последовательно отбирая для него особей с наихудшими физическими, волевыми и умственными характеристиками. Венцом же деятельности Сталина в этом роде можно считать тот момент, когда он, уже умирающий, подозвал к себе наиболее беспомощного из подчиненных - Маленкова и демонстративно одному ему пожал руку, этим почти мафиозным жестом утверждая свой выбор преемника.

О слабохарактерности Маленкова в сталинском окружении было известно всем. Позднее об этом открыто говорили Хрущев и Молотов. А когда люди, сами крепостью духа не отличающиеся, говорят о чьей-то слабохарактерности, то тут двух мнений быть не может - речь идет о 4-ой Воле.

Поэтому нет ничего удивительного, что в специфических условиях коммунистической неопределенно-узковыборной системе на уже, казалось бы, занятый трон стали претендовать двое коллег Маленкова: Хрущев и Берия. Снова, как и после смерти Ленина, в борьбу за лидерство вступили трое: но схема диспозиции схватки выглядела уже иначе:

“ПУШКИН”            “ЭПИКУР”                   “ДЮМА”

 (Н. ХРУЩЕВ)     (Г. МАЛЕНКОВ)              (Л. БЕРИЯ)

1) Эмоция              1) Физика                         1) Физика

2) Физика               2) Логика                         2) Эмоция

3) Воля                   3) Эмоция                        3) Воля

 4) Логика                4) Воля                            4) Логика

Оставив безобидного Маленкова на закуску, сразу же после кончины Сталина насмерть сцепились Хрущев и Берия. Разумеется, по обыкновению 3-х Воль, сцепились не явно, лукаво, и их схватка, по меткому выражению Черчилля, напоминала схватки бульдогов под ковром. Результат известен: Берия проиграл и был расстрелян. Анализу того, почему именно так, а не иначе распорядилась судьбами соперников история, можно было бы посвятить отдельное сочинение. Очевидно только, что на итог повлияло множество факторов: обер-палаческие функции Берии, его вынужденный отъезд в Берлин на подавление восстания и т.д. Но был и чисто психотипический аспект, предопределивший победу Хрущева.

Сами по себе “пушкин” и “дюма” - типы очень сходные, разница между ними исчерпывается перекрестьем с Первой функции на Вторую, и, например, в быту борьба между ними может тянуться годами без всякого результата. Но политика не быт, а, кроме того, в данном случае на итог схватки влияло предпочтение, отдаваемое тому или иному типу другими членами политбюро. Поэтому несмотря на близость типов, победа Хрущева была вполне закономерна.

“Дюма” - тип, к которому принадлежал Берия, к серьезной политической борьбе вообще приспособлен плохо. “Дюма” от природы ленив и без начальственного пригляда быстро расслабляется, что и произошло с Берией. Пережив державшего его в страхе владыку, Берия решил, что дело сделано, и подкоп под Хрущева повел лениво, небрежно, а большую часть своих сил посвятил тому, к чему больше лежала душа: беготне за женщинами (1-я Физика) и исполнению оперных арий (2-я Эмоция).

Иначе выглядит и действует в политике “пушкин” – тип, к которому принадлежал Хрущев. Будучи не вдумчивее и не хитрее “дюма”, “пушкин” обладает тем преимуществом, что у него 2-я Физика, поэтому он энергичен, расторопен, работящ, и это обстоятельство является решающим при данном раскладе борьбы за власть: вызывает симпатии коллег и награждает бульдожьей хваткой. Быстро распропагандировав своих трусоватых коллег по политбюро, Хрущев с присущей ему энергией в несколько дней оформил техническую сторону заговора и поставил Берию к стенке.

Дальнейшее отстранение Маленкова - было уже делом техники. Придравшись к обычному для коммунистических вождей вранью в одном из выступлений Маленкова, Хрущев открыто, просто, без затей потащил бразды правления из его вялых рук, и у Маленкова с его 4-й Волей не нашлось ни желания, ни сил для серьезной борьбы за власть. Таким образом, всего год понадобился Хрущеву после смерти Сталина, чтобы разделаться с соперниками и занять российский трон.

                                                             * * *

Пройдет десять лет, и Берия из могилы, по касательной все-таки достанет Хрущева. Потому что Хрущева в свою очередь свергнет с престола психологический тождик Берии - Брежнев (“дюма”).

Однако почему и как это произошло, следует сказать особо.

Быть может на фоне “дюма” занятый политикой “пушкин” и выглядит предпочтительней, но к удачливым политикам его никак отнести нельзя. Истеричность и неумение себя вести (сочетание 1-й Эмоции и 3-й Воли), бестолковая суетность (сочетание 2-й Физики и 4-й Логики) день ото дня множат ряды противников “пушкина”-властителя , пока чаша не переполняется и его не отправляют в политическое небытие.

Иной вопрос, кто наследует “пушкинский” трон. Не знаю, как в других странах, а в России “пушкина” непременно сменяет “дюма”. Говорить о системе в замене “пушкина” на “дюма” в России позволяют как минимум два прецедента в российской истории: избрание Екатерины I и Анны Иоанновны после смерти нелепо хлопотливого Петра Великого и возглавляемый Брежневым удачный заговор против Хрущева.

Механизм такой закономерности достаточно прозрачен: устав от хронически бестолковой суеты “пушкина”, общество ничего так не жаждет, как расслабиться, отдохнуть и призывает на трон “дюма”. “Дюма” - человек-праздник, ленивый, хитрый, жестокий, вороватый, веселый, обаятельный, перемежающий казни пиршествами, наградными церемониями и фейерверками. При том, что “дюма” по натуре палач и предатель, он после измочалившего народ “пушкина” устраивает едва ли не всех: сам ворует и дает воровать другим и вообще слишком ленив, бестолков, нерешителен, чтобы последовательно и эффективно насиловать общество.

Предсказывать судьбу “дюма” на троне дело безнадежное. В древнем Риме все императоры-”дюма” кончили насильственной смертью, русские властители-”дюма” умерли в своих постелях. Но в случае ненасильственного завершения своей политической карьеры “дюма”, по обыкновению 3-х Воль, делает своим наследником обладателя 4-й Воли, что в нашем случае, с некоторой заминкой на Андропове, и случилось: на престол взошел Черненко или, как его называли в высших эшелонах власти, “покладистый Костя”.

                                                                    * * *

 

По идее, Черненко, как обладатель 4-й Воли, должен был разделить судьбу Маленкова, т.е. скоро расстаться с браздами правления, вырванными из его рук каким-нибудь расторопным “пушкиным”. Но жизнь распорядилась иначе, отодвинув психическую типологию при решении кадровых вопросов на второй план. Во-первых, Черненко поторопился умереть, не дожидаясь свержения. Во-вторых, многолетний сомнамбулизм Брежнева позволил укрепиться в политбюро сильной личности - Андропову (“сократ”: 1-я Воля, “-2-я Логика, 3-я Эмоция, 4-я Физика). Он не только год успел посидеть на троне, но, главное, ввести в высшие эшелоны власти близких себе по психотипу людей. Одному из них - Горбачеву - и предстояло занять опустевший после смерти Черненко российский трон.

Не ставя перед собой задачи исследовать феномен Горбачева во всем психологическом объеме, отмечу только то, что, с точки зрения типологии, лежит на поверхности. Горбачев - “ленин” (1-я Воля, 2-я Логика, 3-я Физика, 4-я Эмоция), со всеми вытекающими из этого порядка функций последствиями. Горбачев - диктатор (1-я Воля), болтун и скорее тактик, чем стратег в мышлении (2-я Логика), “коммунист” и “непротивленец” в одном лице (3-я Физика).

Казалось бы, повторное появление “ленина” на российском троне запрограммировало воспроизведение всего цикла советской истории вновь. И дело к тому шло. Горбачев по “ленинской” традиции повыбрасывал из своего окружения людей с характером, обладателей высокостоящих Воль (Ельцын, Лигачев, Шеварнадзе), и составил свиту из лукавых, слабохарактерных, тугодумающих людей, что с оглушительной ясностью продемонстрировал провалившийся августовский путч 1991 года. Разница между Лениным и Горбачевым в случае успеха путча могла бы заключаться лишь в том, что Горбачеву наследовала та же 3-я Воля, но не Сталин-”аристипп”, которого поблизости не оказалось, а Янаев-”дюма”.

Однако дурную бесконечность российской истории еще до путча прервали две крупные ошибки Горбачева: разрешение на гласность и выборы. Они породили демократическое движение, Ельцына и, главное, разрушили саму системы власти, при которой судьбу главных кадровых вопросов решал подобранный самим принцепсом небольшой конклав.

                                                                              * * *

Подводя на этом итог анализа принципов наследования власти при тоталитарной неопределенно-узковыборной системе, можно констатировать наличие следующих закономерностей. Основателем такой системы бывает 1-я Воля. Ей наследует 3-я Воля, причем, при наличии конкурентов побеждает тот, у кого при 3-й Воле выше стоит Логика. 3-й Воле наследует некто с 4-й Волей, которого скоро лишает власти обладатель 3-й Воли, вероятней всего, “пушкин”. Если к власти приходит “пушкин”, то ему наследует “дюма”. После “дюма” к власти приходит 4-я Воля, но скоро теряет ее. Каков же будет порядок функций у человека, вырвавшего в последнем случае из рук 4-й Воли, - предмет гадания, но не знания, хотя с уверенностью можно сказать, что это будет либо 3-я, либо 1-я Воля.

Запись на консультации

По тел: (495)115-11-57 8-916-200-32-37

 

www.aleafan.narod.ruAF173@yandex.ru

 

 

                   

 

 

---

Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 535; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!