В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 41 страница

Искренние приверженцы пролетарского интернационализма вос­принимали вполне обозначившуюся тенденцию отхода от «принци­пов коммунизма» в национальном вопросе как пагубную ошибку. Вли-

299

ятельный литературовед В. Блюм считал, что кинокартины «Александр Невский* и «Петр Первый», опера «Иван Сусанин», пьеса «Богдан Хмельницкий» искаженно освещают исторические события, подме­няют пропаганду советского патриотизма пропагандой расизма и на­ционализма в ущерб интернационализму. Не получив поддержки в ЦК партии, он направил письмо И. В. Сталину с просьбой положить конец искажениям характера социалистического патриотизма, полу­чавшего «черты расового национализма», и осудить «рыцарей уродли-вого> якобы социалистического расизма», которые «не могут понять, что бить врага-фашиста мы будем отнюдь не его оружием (расизм), а оружием гораздо лучшим — интернациональным социализмом».

Стремление опорочить чуть ли не всякое произведение на патрио­тическую тему как якобы олицетворение квасного патриотизма («кузь-ма-крючковщины») во второй половине 30-х годов проявлялось не столь уж редко. Приходилось урезонивать ретивых приверженцев со­циалистического космополитизма, напоминать, что отношение боль­шевиков к патриотизму было уже «далеко не таково, как во времена Кузьмы Крючкова», донского казака, первого кавалера Георгиевско­го креста в Первой мировой войне, «когда ленинцы стояли на пора­женческих позициях». В сентябре 1939 г. принято специальное поста­новление ЦК партии, осуждающее «вредные тенденции огульного оха­ивания патриотических произведений».

В конце 30-х годов внесены существенные изменения в нацио­нально-языковую политику государства. Реорганизация бывших школ национальных меньшинств в «школы обычного типа» позволила раз­вернуть более масштабную работу по приобщению населения нацио­нальных республик к русскому языку. Огромную роль в этом сыграло постановление СНК и ЦК партии «Об обязательном изучении рус­ского языка в школах национальных республик и областей» от 13 мар­та 1938 г., обязавшее ввести с сентября обучение языку во всех нерус­ских начальных школах со второго класса и во всех неполных средних и средних школах — с третьего. Увеличивалось количество часов на изучение языка, расширялась подготовка учителей, активизировалось издание учебной и методической литературы.

Приобщение к русскому языку облегчалось переводом латинизи­рованной письменности на кириллицу. В соответствии с решением Совета Национальностей ЦИК СССР от 16 октября 1936 г. на кирил­лицу переведена письменность кабардинцев. Аналогичными мерами унифицировали письменность других народов РСФСР, имевших ав­тономные республики и области, национальные округа. С 16 декабря 1939-го преобразования коснулись письменности «титульных» наро­дов Узбекской, Азербайджанской, Таджикской, Туркменской, Кир­гизской, Казахской, Молдавской союзных республик.

Новая фаза в языковой политике открывала следующий этап в строительстве многонациональной Советской Армии. В Конституции

300

СССР 1936 г. записано: «Всеобщая воинская обязанность является за­коном». Реализовать этот закон в полном объеме становилось возмож­ным лишь со знанием русского языка (языка армейских приказов, команд, уставов и наставлений) призывниками из национальных ре­гионов.

Практически одновременно с постановлением о русском языке принято постановление «О национальных частях и формированиях РК.КА». В 20—30-е годы создававшиеся со времен Гражданской войны по территориальному принципу части выступали одной из основных форм привлечения к военной службе представителей национально­стей, «ранее в армии вовсе не служивших (узбеки, туркмены, бурят-монголы, киргизы, часть народов Северного Кавказа и т.д.)». Сыграв положительную роль, национальные формирования, как гласило по­становление, «в настоящее время не могут оправдать своего назначе­ния». Они опирались на местные культурные и хозяйственные усло­вия, были прикованы к своей территории, что лишало возможности осуществлять подготовку бойцов и частей к действиям в различных условиях климата, быта и боевой обстановки. Возраставшая языковая подготовка позволяла призывать граждан национальных республик и областей к выполнению воинской службы на общих основаниях.

В сентябре 1939 г. принят закон «О всеобщей воинской обязанно­сти», отменявший ограничения при призыве на действительную во­енную службу и значительно расширивший призыв в армию «нацио­налов» без соответствующей языковой подготовки. Масштабы этого явления оказались неожиданно большими: призывы в Среднеазиат­ском и Закавказском военных округах показали, что многие красно­армейцы не владеют русским языком. Вновь открывшуюся проблему пришлось преодолевать на основе решения Политбюро ЦК «Об обу­чении русскому языку призывников, подлежащих призыву в Красную Армию и не знающих русского языка» от 6 июля 1940 г.

Национальная политика, определяемая сознанием особой значи­мости национального фактора в жизни страны, требовала соответ­ствующего информационного обеспечения. Во второй половине 30-х годов* произошли существенные изменения в системе сбора информа­ции, позволявшей детальнее судить о процессах в национальной сфе­ре общества. С 1935 г. в аппарате ЦК вводилась новая форма учета номенклатурных кадров (справка-объективка), в которой впервые пре­дусматривалась графа «национальность». «Пятый пункт» официальных кадровых документов становился для их обладателей таким же важ­ным, как и пункт о социальном происхождении. Налаживался систе­матический учет национальности работников государственных учреж­дений. С 1937-го сведения о национальности стали приводиться в от­четах НКВД о составе заключенных. 2 апреля 1938 г. установлен новый порядок указания национальности в паспортах, свидетельствах о рож­дении и других официальных документах. Если раньше (с введения

301

единой паспортной системы в СССР в 1932) в паспорте записывалась та национальность, к которой причислял себя сам гражданин, то те­перь следовало исходить исключительно из национальности родите­лей. В 1939 г. НКВД получил директиву, обязывавшую следить за тем, какой процент лиц той или иной национальности находится в руко­водстве наиболее ответственных, с точки зрения безопасности, ве­домств.

Политика явно определялась стремлением сгладить диспропорции в представленности советских национальностей в советском руковод­стве. Вопреки установке на преодоление фактического неравенства национальностей и значительному продвижению общества по этому пути годы Советской власти были также временем возникновения но­вого неравенства, не отвечающего тенденции укрепления единства и консолидации народов Советского Союза. По представленности в партийном и государственном аппаратах, сферах науки и искусства к 30-м годам с большим отрывом от других лидировала еврейская наци­ональность. В 30-е годы такое фактическое неравенство стало воспри­ниматься как ненормальное положение. Оно усугублялось начавшейся сразу после прихода Гитлера к власти игрой нового германского руко­водства на противоречиях в СССР для дискредитации якобы «еврей­ской большевистской власти» в глазах «угнетенных ею» народов.

Власть была вынуждена с этим считаться. Поначалу ее действия носили чисто декоративный характер. Летом 1936 г. И. В. Сталин позво­нил главному редактору газеты «Правда» Л. 3. Мехлису и предложил дать русские псевдонимы евреям, работавшим в редакции. Совет был принят к немедленному исполнению. Вскоре декорации были отбро­шены. В мае 1939 г. при назначении В. М. Молотова на пост наркома иностранных дел Сталин сказал ему: «Убери из наркомата евреев». «Слава Богу, что сказал! — говорил впоследствии Молотов. — Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руковод­стве и среди послов. Это, конечно, неправильно».

Лидеры СССР открыто демонстрировали готовность устранит «неправильности». Перемещение евреев с постов в государственно аппарате и в общественной жизни в угоду другим «национальны кадрам», их гибель в ходе чисток не могли не восприниматься опреде¹ ленными кругами как проявление политики государственного анти семитизма. Однако, по данным статистики, потери еврейского насе ления в относительном исчислении не превышали потерь других н~ родов СССР. В 1937-1938 гг. по делам НКВД было арестовано 29 ты евреев, что составляло 1,8% общего числа арестованных. В составе вс лагерных заключенных на начало 1939 г. русские составляли 63; украи цы 13,8; белорусы 3,4; евреи 1,5%. В населении страны эти национальн сти насчитывали соответственно 58,4; 16,5; 3,1 и 1,8%. Следовательн среди заключенных русские и белорусы были представлены в J,l pa: больше своего удельного веса в населении страны, а меньше —

302

в 1,2 раза украинцы и в 1,4 — евреи. При политике государственного антисемитизма эти соотношения были бы, очевидно, иными.

В условиях начавшейся мировой войны советское руководство лишь укреплялось в правоте избранного ранее курса национальной полити­ки и воспитательной работы с населением. Война с Финляндией пока­зала всю глубину заблуждений и тшетность надежд на пролетарскую солидарность в предстоящей большой войне. Политуправление Красной Армии настраивалось искоренять «вредный предрассудок», согласно которому население стран, вступающих в войну с СССР, «якобы неиз­бежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии». Беспроигрышным представлялось воспитывать ар­мию на ее героических традициях и прошлом русского народа.

В канун войны появились признаки явных изменений политики государства в отношении религии и Церкви. Поданным переписи на­селения 1937 г., о своей вере в Бога заявили более 45% населения СССР. При этом среди пожилых людей верующих оказалось почти в два раза больше, чем неверующих; среди неграмотных доля верующих составляла 74%. Это свидетельствовало о тщетности усилий по завер­шению атеизации населения за годы предыдущей «безбожной пяти­летки». Возрождая некоторые русские традиции, власть сочла необхо­димым умерить антирелигиозный пыл партийных богоборцев. 11 но­ября 1939-го на заседании Политбюро было принято решение, отменяющее указание Ленина от 1 мая 1919 г. и все соответствующие инструкции, «касающиеся преследования служителей Русской Пра­вославной церкви и православноверующих». Наркомат внутренних дел получил указание произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительской деятельностью, «освободить из-под стражи и заменить наказание на не связанное с лишением свободы осужденным по указанным мотивам, если дея­тельность этих граждан не принесла вреда советской власти». Во ис­полнение этого решения к 22 декабря 1939 г. освобождено из лагерей около 13 тыс. человек, прекращены уголовные дела еще 11 тыс., пере­сматривались дела в отношении 50 тыс. православноверующих, про­должавших отбывать наказание.

Составной частью работы по воспитанию советского патриотизма стала борьба с носителями «низкопоклонства» перед заграницей, свой­ственного отдельным представителям как старой интеллигенции, так и новой политической элиты. Открытие нового «фронта» было связано с именем выдающегося математика дореволюционной школы Н. Н.Лузина, который в июле 1936 г. подвергся шельмованию на страницах «Прав­ды» за то, что подобно многим другим крупным ученым публиковал свои работы в зарубежных изданиях. С января 1937 г. главными «низко­поклонниками» изображались троцкисты. На XVIII съезде партии «низ­копоклонство» было распространено едва ли не на всех «вычищен­ных» из общества «врагов народа». Отдавая дань классовому шовиниз-

303

му, Сталин объявил: «Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникну­тая рабьим чувством низкопоклонства», есть лишь «кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный or цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопо­ставленного чинуши».

По мере изживания крайностей национального нигилизма в 30-е годы заявила о себе и тема о необходимости преодоления космополи­тизма. Так, писатель И. Катаев призывал: «Безнадежных "космополи­тов", отщепенцев, эту вялую богему, не помнящую родства, надо поскорее вымести вон из искусства». А. Толстой, прослеживая разви­тие отечественной литературы, говорил, что к 1941 г. она «от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма пришла к Ро­дине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем».

В канун Великой Отечественной войны И. В. Сталин вознамерился было по-новому разъяснить связь между национальными и интерна­циональными основами патриотизма. «Нужно развивать идеи сочета­ния здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом, — говорил он Г. Димитрову в мае 1941 г. — Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национа­лизм... Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, аген­тов врага». (Отметим, что «правильно понятый национализм» нисколько не противоречит современным представлениям об этом феномене. К примеру, в Британской энциклопедии он определяется как вер­ность и приверженность нации или стране, когда национальные ин­тересы ставятся выше личных или групповых; составители американ­ского политического словаря считают, что национализм объединяет народ, обладающий общими культурными, языковыми, расовыми, географическими чертами, общим историческим опытом, он обеспе­чивает верность этой политической общности; японский энциклопедический словарь объявляет национализмом всеобщую при­верженность и верность своей нации.)

Однако в мае 1941 г. времени для радикальной перестройки разъяс­нительной работы в СССР уже не оставалось. Видимо, останавливал и страх перед полной реабилитацией национализма из-за возможного отождествления сталинской политики с гитлеровской.

Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами. В их ряду были изначально ошибочные установ­ки национальной политики, обусловившие пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюцион­ной отечественной истории, к роли русского народа в межнациональ-

304

ных отношениях. Коррекция национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 30-х годов, не позволи­ла до конца преодолеть все эти изъяны. Процессы консолидации на­родов СССР в единый советский народ оказались далеко не завер­шенными. Не способствовали этому и репрессии.

Политика утверждения общенационального советского патриотиз­ма к началу войны еще не стала столь действенной, как это изобража­лось в официальной пропаганде. Подготовка Советского Союза в этом отношении оказалась незавершенной. Все это сказалось уже в первые недели Великой Отечественной войны. Без решительного перехода правящей партии на национально-патриотические позиции защиты общенародных интересов победа в войне была бы недостижима.

Глава V

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА. 1941-1945

§ 1. Начальный период. 22 июня 1941 — 19 ноября 1942

Гитлеровское вторжение. Германия напала на Советский Союз на рассвете воскресного дня 22 июня 1941 г. На основных участках совет­ско-германской границы немецкие войска начали боевые действия в 3 часа 15 минут. Через 15 минут в Генштаб РККА начали поступать сводки о бомбардировках советских городов Украины и Белоруссии. С первыми залпами немецкой артиллерии началось осуществление «плана Барбаросса», предусматривавшего исчезновение СССР с кар­ты мира через 4—6 недель. Вопреки распространенным утверждениям, полный текст плана оставался неизвестным советской стороне.

Бомбардировка советских городов началась до предъявления гер­манской декларации об объявлении войны. В Берлине она была вруче­на министром иностранных дел И. Риббентропом советскому послу В. Г. Деканозову. Германский посол в Москве Ф. Шуленбург вручил соответствующий документ наркому иностранных дел В. М. Молотову. Другие члены высшего руководства СССР узнали о декларации вско­ре после прибытия (5 час. 45 мин.) в кабинет Сталина в Кремле. Не­мецкая сторона представляла «военные контрмеры» (слово «война» не использовалось) как превентивные.

В документе значилось: «Враждебное отношение Советского пра­вительства и концентрация советских войск на восточной границе Германии, представляющая серьезную угрозу, вынудили правитель­ство Третьего рейха предпринять военные контрмеры». Впоследствии эта фашистская позиция неизменно воспроизводилась политиками и историками, пытающимися обелить величайшее преступление XX в. Выдумка о превентивной войне была попыткой придать нападению на СССР хотя бы какую-то видимость морального оправдания и при­влечь на свою сторону западные державы в качестве союзников для похода на Восток.

В действительности решение о вторжении принято не потому, что СССР угрожал Германии, а потому, что гитлеровцам представлялось нетрудным одержать над ним победу. В заявлении фюрера, зачитанном по немецкому радио министром пропаганды И. Геббельсом в 7 часов

306

утра, утверждалось, что опасность с Востока может быть быстро устра­нена. Если для разгрома Франции, армия которой считалась сильней­шей в мире, потребовалось шесть недель, то, для того чтобы покончить с Россией, усилий понадобится меньше: «Нужно только громко хлоп­нуть дверью». Экономическую систему России Гитлер представлял как находящуюся в состоянии хаоса, коммунистическую диктатуру — не­навидимой народами страны. Руководитель прессы Третьего рейха Г. Фриче на Нюрнбергском процессе в 1946 г. говорил, что «никаких оснований к тому, чтобы обвинить Советский Союз в подготовке во­енного нападения на Германию, у нас не было. В своих выступлениях по радио я прилагал все усилия к тому, чтобы запугать народы Евро­пы и население Германии ужасами большевизма».

Внезапность нападения вызвала явное замешательство высшего руководства СССР. В Кремле обсуждалась возможность предотвраще­ния дальнейшего военного развития событий повторением Брестско­го мира в новых очертаниях — уступкой Германии значительной час­ти Украины, Белоруссии и всей Прибалтики. В директиве Главного военного совета СССР, направленной в войска начальником Гене­рального штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии генералом ар­мии Г. К. Жуковым через 15 минут после трансляции речи Гитлера, предписывалось «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу», но «границу не пе­реходить». Приказ никак не соответствовал складывающейся обста­новке. Генерал-полковник немецко-фашистской армии Ф. Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск, лицо, ответствен­ное за ежедневную оценку состояния Красной Армии, записал в свой дневник: «Русские части захвачены в их собственных бараках, само­леты стояли нетронутыми на взлетных полосах, а атакованные войс­ками части запрашивали свое руководство, что им делать».

До середины дня советский народ оставался в неведении о начав­шейся войне. Председатель СНК И. В. Сталин отказался выступить с обращением к стране, ему было еще «нечего сказать народу». Видимо, он чувствовал свою вину за просчет и внезапность нападения бывше­го союзника. Только в полдень 22 июня В. М. Молотов объявил собрав­шимся у радиоприемников и громкоговорителей о том, что «сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Совет­скому Союзу и без объявления войны германские войска напали на нашу страну». Призвав советский народ дать решительный отпор аг­рессору, Молотов закончил свое лаконичное выступление словами, ставшими программными для всех дней войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 250; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!