ЧТОБЫ В РЕАЛЬНОСТЬ ПРЕВРАТИТЬ 8 страница



Всё так и было, и это означало, что я просто винтик в чьих-то руках. Неважно, в чьих, — Анастасии или ещё каких-нибудь сил, энергий, — это не важно. Важно, что я, как человек, на самом деле, — ничто, меня не существует.

Существует моя легко кем-то управляемая, посредством выстраиваемых «случайностей», плоть. Хорошо, если такое управление возможно только мной. Но вполне могут быть и другие управляемые кем-то свыше люди, или может кто-то свыше управляет всем человечеством, и всё человечество является игрушкой для кого-то невидимого и не осознаваемого нашим человеческим умом.

Мне не хотелось быть чьей-то игрушкой, но факты, приводимые в докладе, неоспоримо доказывали: ты ничто, тобой управляют — и это ярко выражено, это доказывается неоспоримыми и тебе самому хорошо известными фактами.

Всё, произошедшее со мной на Кипре, нельзя отнести к плохому, скорее наоборот — к хорошему. Но не это важно! Если кто-то невидимый выстроил цепь прекрас­ных совпадений, то завтра кому-то другому невидимому взбредёт в голову выстроить другую и отнюдь не прекрасную цепь случайностей.

При этом, человек получается, как игрушка. А всё человечество? Да как я раньше не понял, что играют со всем человечеством некие силы, как дети с оловянными солдатиками?!

Когда в тайге Анастасия о Боге говорила, о сотворе­нии, передо мной словно какая-то завеса разошлась от её слов.

Впервые в жизни я представлял Бога не каким-то аморфным, непонятным, то ли существом, то ли старичком, на облачке сидящим, а Личностью, способ­ной чувствовать, переживать, мечтать и созидать.

Ощущения от её рассказа были ярче и понятнее, чем всё, что ранее мне приходилось читать или слышать на эту тему. И ещё. Когда она говорила, было хорошо на душе и менее одиноко. Значит, Он есть! Он понятен и Он действует. Он мудр и добр.

И, как подтверждение, вокруг Его творения — кедры, трава, птицы и звери. Там, в тайге, на полянке Анастасии, они все какие-то добрые, неагрессивные. А мы так привыкли к Его творениям, что вроде и не замечаем их, всё через что-то другое пытаемся о Нём судить. Через какие-то, якобы, тайные учения.

И мечемся по планете в поисках сокровенных мест, в поисках учителей, в поисках учений. Ну просто абсурд какой-то. Полное отсутствие логики. Если мы говорим о Боге, как о добром нашем Отце, то как можно предполагать, что Он станет что-то хорошее прятать от своих детей?

А Он не прятал от людей — своих детей — и не скрывал от них ничего, а Он рядом быть всегда старается. Какая же сила противостоит Ему?

Какая сила одурманила нас до такой степени, что поставили мы своим образом жизни всю планету, Им подаренную нам прекрасную Землю, под угрозу катастрофы? Какая сила играет нами?

Светятся вечерами окна наших многоэтажных домов. За каждым окном чьи-то жизни проходят. А сколько их, жизней, по-настоящему счастливых в этом мире? О морали говорим, о любви и культуре, благопри­стойным каждый выглядеть пытается. А на самом деле?

А на самом деле, по самой меньшей мере, каждый второй внешне благопристойный мужик втайне с бабами на стороне трахается. Втайне от семьи своей, внешне, якобы, благополучной. Одна из самых доходных статей в государстве нашем какая? Водка да сигареты.

Государство за монополию по их продаже всё печётся. А кто пьёт? Алкаши, что под заборами да в подъездах валяются? И они тоже, конечно же, пьют.

Но у них не так много средств, чтобы обеспечить процветание сотен заводов, производящих реки спиртного. Основными потребителями являются внешне благопристойные и респектабельные.

Мы содержим огромный штат милиции, всевозмож­ных охранных и сыскных служб. Для чего? Чтоб алкашей подбирать, дебоширов? Бред! Да их таким штатом внутренних дел всех в один день собрать можно. Борьба идёт совсем не с ними, а с внешне благопри­стойными.

Подумать только, существует целая армия спец­служб, и не сидит она без работы. Значит, существует целая армия, которая им противостоит! Значит, идёт непрекращающаяся война, и мы все на границе этих боевых действий. Мы финансируем обе противобор­ствующие армии.

Мы пытаемся улучшить техническое оснащение одной стороны — наших правоохра­нительных органов, но другая сторона тут же тоже улучшает свою оснащённость и берёт средства на своё оснащение тоже от нас. У денег всегда один источ­ник — труд людской.

И война продолжается, только на более технически оснащённом уровне. И так длится не год, не два. Тысячелетия всё это длится. И неизвестно, где начало этой войны и кто ей может положить конец. А мы в центре этих боевых действий, и ни один из нас не является нейтральным, мы все причастны к ним.

Мы все причастны к непрекращающейся войне. Кто непосредственно, кто вольно или невольно финансируя её, кто производя для неё оружие. Но ходим мы под маской благопристойности. О науке, о технике, о культуре говорим.

Мы — интенсивно развивающаяся, разумная цивили­зации — произносим с умным видом слова о научно-техническом прогрессе. А чего же у тебя вонючая вода из кранов течёт, умная цивилизация? Как ты додумалась достичь, да ещё с умным видом, такого, что воду для питья покупать нужно? И эта вода дорожает с каждым днём?

Мы не хотим снимать с себя маски благопри­стойности. Но почему? Почему неизбежно, год от года, мы так усложняем свою жизнь? Почему так неотвра­тимо движемся в какую-то зловонную яму? Движемся и не хотим в этом сами себе признаться. Почему никто не остановит это движение?

Религиозных конфессий у нас множество. Но ни одна из них это движение остановить не может. Возможно, полностью остановить не может, но всё же притормаживает его? Если так, то это уже садизм, продляющий период мучения.

Мы продолжаем считать себя умной и благопристойной цивилизацией, но почему в этой умной цивилизации у женщин пропадает желание рожать детей? И уже статистика говорит о том, что нация вымирает. Так, какие же силы делают из человека полного придурка?!

 

* * *

Прошла целая неделя полнейшей депрессии и апатии ко всему. Эту неделю я просто лежал на постели, почти ничего не ел. В конце недели вдруг нахлынула злость или даже ярость.

Захотелось сделать хоть что-нибудь вопреки этим силам. Неважно каким, светлым или тёмным. Лишь бы вопреки каким-то, управляющим нами... Доказать им, что человек может выйти из-под их контроля. А что можно сделать вопреки?

Если они или Анастасия с ними, хотят, чтобы я писал, то я не буду писать. Мясо нельзя есть, а я буду есть мясо, курить буду и пить. Судя по их действиям, такое им не нравится, что ж пусть попробуют воспрепятствовать. Я пил спиртное каждый день уже в течение месяца.

В со­стоянии опьянения становилось лучше, утром отрез­вление — и снова мысли разные обидные жгут. Зачем я писал? Старался быть откровенным, а стал просто смешной игрушкой непонятно в чьих руках.

Уже опьянев, по стенке я шёл к постели. И как хотелось крикнуть, да так, чтоб услышали они, мои внуки и правнуки. Услышали и поняли. Поняли! Писал я потому, что противна мне лжи маска! Другую искал дорогу!


ПОПЫТКА РАСКОДИРОВАНИЯ

Иногда, по утрам возникало желание выйти из пьяного забытья. И тогда я шёл в ванную, чтобы сбрить отросшую за несколько дней щетину. Вспоминал Анастасию, пытался думать не о плохом, а о том хорошем, что она смогла сделать.

Я пытался убеждать сам себя, что она делала хорошее, но жизнь продолжала подкидывать всё новые и новые сокрушительные аргументы. Вот и в то утро, при очередной попытке выйти из пьяного забытья, мой хороший знакомый позвонил в дверь квартиры, которую я снимал.

Было раннее утро, я даже побриться ещё не успел: так с намыленным лицом и открыл дверь. Владислав был несколько возбуждён и, поздоровав­шись, заявил:

— Надо поговорить серьёзно. Ты заканчивай свой туалет, а я начну говорить.

Пока я брился, он рассказывал, что наконец-то прочитал книгу. Она его взволновала, и он во многом согласен с Анастасией. Считает её логику железной, но больше взволновало Владислава другое:

— Так значит, тебе из-за встречи пришлось порвать с семьёй, потерять бизнес, а продолжать бизнесом заниматься ты не хочешь, так?

— Да.

— И пытался организовать сообщество предпри­нимателей с более чистыми помыслами, как она выразилась? Книгу следующую пишешь?

— Сейчас, пока, не пишу. Разобраться кое с чем пытаюсь.

— Вот именно, тут разобраться надо. И чего достиг ты за пять лет после знакомства с этой отшельницей, чего добился?

— Ну как чего? Например, здесь, на Кавказе, уже есть первые проблески в изменении отношения людей к дольменам. Представляешь, сколько научных трудов о них написано было, а людей дольмены никак не волновали. Разграбливали их, растаскивали.

То, что Анастасия сказала, сразу подействовало. Только в одном санатории «Дружба» книгу мою прочитали, и сразу его работники собрались, поехали к дольмену цветы положили. И в других местах люди изменяют своё отношение к предкам, задумываются над...

— Стоп. Я полностью согласен с тобой. Воздействие слов её есть. И тот факт, что ты назвал, свидетельствует об этом. Как и о другом. Она тебя зазомбировала, и вообще ты уже не ты.

— Почему так считаешь?

— Очень просто. Ты — предприниматель, который мог, даже без начального капитала, воплощать мас­штабные коммерческие проекты ещё в начале пере­стройки. Ты — президент Ассоциации предпри­нимателей Сибири. И вдруг, враз прекращаешь зани­маться бизнесом, сам себе стираешь и готовишь, значит, это уже не ты прежний.

— Я такие доводы уже слышал, Владислав. Но меня взволновало сказанное Анастасией. Мечта у неё красивая: «Перенести людей через отрезок времени тёмных сил». Она в неё верит. Меня попросила книгу написать.

Я пообещал. Она ведь одна совсем, ждёт, мечтает. Наверное, книгу она как-то со своей мечтой связывает. Ты же сам говоришь, что сила воздействия сказанного Анастасией в книге велика.

— В том-то и дело, что это тоже ещё раз наглядно подтверждает её вмешательство. Ты сам посуди. Никому не известный автор, предприниматель, вдруг пишет книгу. И о чём.

Об истории человечества. Космосе. Разуме Вселенной. Воспитании детей. Она начинает воздействовать на людей в практической реальной жизни, влияет на их поступки.

— Но ведь, она же положительно влияет.

— Возможно. Но дело не в этом. Ты не задумывался, с чего вдруг книги писать способным оказался?

— Анастасия и научила.

— Каким способом она это сделала?

— Прутик взяла, на земле начертила буквы. Весь алфавит. И говорит: «Вот буквы, которые вы знаете. Из букв этих все книжки ваши составлены, хорошие и плохие. Всё зависит от того, как и в какой последова­тельности будут расставлены эти 33 буквы. Есть два способа расставить их».

— Значит, просто всё? Только надо 33 буквочки в определённой последовательности расставить? Ты их расставляешь, а люди потом идут в горы целыми группами, чтобы цветы к дольмену возложить?

Это невероятно. Не укладывается в нормальное сознание. Это присутствие какой-то неведомой силы. Она или зазомбировала тебя, или перепрограммировала, или загипнотизировала, не знаю. Но что-то сделала.

— Сама Анастасия, когда я называл её ведьмой или говорил такие слова, как «мистика», «фантастика», «невероятно», расстраивалась очень, начинала доказы­вать, что она обычный человек, женщина обычная, и только информации в ней много.

Но это по нашим меркам много. Она говорит, что люди первоистоков такими способностями могли обладать... И потом... Она ведь сына мне родила.

— И где же твой сын сейчас?

— В тайге с Анастасией. Она говорит, что в условиях нашего технократического мира труднее ребёнка во­спитать и настоящего человека из него сделать. Потому что предметы искусственные малышу непонятны. От истины его уводят. Их можно показывать только, когда он осознает уже эту истину.

— А ты почему не в тайге? Не с ней? Не помогаешь сына воспитывать?

— Жить там нормальному человеку невозможно. Огонь она не хочет разводить. Питается своеобразно. К тому же говорит... Нельзя мне пока с ребёнком общаться.

— Значит, здесь в наших нормальных условиях она жить не хочет. Ты там жить не можешь. Так что же дальше? Ты думал? Один, без семьи. А если заболеешь?

— Пока не болею, вот уже второй год ничем. Она подлечила меня.

— Так что же ты теперь и не заболеешь никогда?

— Заболею, наверное. Анастасия сказала, что все болячки снова попытаются вернуться, так как много тёмного и пагубного в человеке и во мне, естественно, как и во всех.

Курю вот. Выпивать стал. Но главное не это. Она говорит, мыслей светлых мало, помыслов. А они, в основном, и противостоят болячкам.

—Таким образом, будущего, как у всех нормальных людей, в твоей жизни не предвидится. Я пришел к тебе с деловым предложением. Я тебя раззомбирую, разгипнотизирую, а ты, когда в нормальное состояние придёшь, подскажешь мне... Поможешь дела в фирме моей поправить. Ведь у тебя опыт, талант предприни­мателя был. Связи есть.

— Не смогу я помочь тебе, Владислав. О бизнесе сейчас не думаю. Мысли другим заняты.

— Ясное дело, сейчас не думаешь. Надо сначала в нормальное состояние прийти. Ты только поверь мне. Как друга прошу. Ещё спасибо скажешь. В конце концов, произошедшее с собой сам оценить сможешь, находясь в нормальном состоянии.

— Каким образом определить можно наиболее нор­мальное состояние?

— Да очень просто. Поживёшь нормальной есте­ственной человеческой жизнью хоть несколько дней. Развлечёшься с девчонками. А потом ты и посмотришь на последние годы своей жизни. Если они тебя устроят, продолжай заниматься и жить, как сейчас. Если увидишь в нормальном состоянии, что был загипнотизирован, займёмся снова бизнесом. И тебе хорошо, и мне поможешь.

— Не смогу я с проститутками...

— Зачем с проститутками, мы возьмём таких, что сами хотят. Устроим вечеринку, музыка, компания. В ресторан можем сходить или на природу. Я всё сам организую, твоё дело только не отказываться.

— Я сам в себе разобраться хочу. Подумать мне надо.

— Да брось ты думать. Расцени моё предложение, как эксперимент. Как друга прошу — дай мне неделю, а потом думай.

— Ладно — давай попробуем...

На следующий день мы поехали на машине в сосед­ний городок, в котором жили хорошие, как выразился Владислав, девчонки, давние его знакомые.


НАША ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Она, открывшая нам дверь женщина, манящей и завлекающей собой была. На вид лет тридцать с небольшим, по-женски мягкая, слегка смущающаяся пышка. Нет, она не толстая.

Её тело сохраняло и даже выделяло формы, всегда возбуждающие мужчин. Тонкий халатик не скрывал их. Её, похожий на детский, голос, приветливая улыбка сразу расположили к себе.

— Здравствуйте, путники. Проходите, проходите, пожалуйста. Мне о Вас Светлана рассказала. Она сказала, что вы город хотите посмотреть, в ресторане хорошем поужинать.

— Хотим. Мы всё хотим и с Вами, непременно, красавицы, — затараторил Владислав, — Как там Светланка моя, не загуляла?

— Да когда и с кем нам гулять? Видно, ждать всю жизнь нам и осталось...

— А чего ждать? Я здесь и друга с собой привёз. Сибиряк он, предприниматель на все сто. Познакомься.

Она поправила тугую тёмную косу, поднялись опущенные смущенно ресницы, открывая блеснувшие, как будто страстью и желанием, глаза, протянула мне руку:

— Я Лена. Здравствуйте.

— Владимир, — пожимая пухленькую руку, предста­вился ей и я.

Пока на кухне Лена готовила нам кофе, мы умылись в ванной и её двухкомнатную квартиру осмотрели. Квартира мне очень понравилась. Планировка обычная, как у большинства, а вот ухоженность, чистота и уют необычные. Всё на своих местах расставлено, ничего лишнего.

В спальне бирюзовые обои с цветами, занавески на окне под цвет обоям, с рюшечками, ковёр и покрывало на широкой постели в тон. И этот цвет, и аккуратность как-то успокаивали, словно прилечь звала постель. Мы сели в кресла в комнате побольше, Владислав включил похоже дорогой магнитофон хозяйки, спросил меня:

— Ну как тебе хозяйка?

— Хороша. Да только почему она не замужем?

— А почему не замужем миллионы других женщин? Ты что не слышал, что нас, мужиков, на всех не хватает?

— Слышал, но она не все. Собой хороша и в гнёз­дышко уютное свою квартиру превратить смогла.

— Да, смогла. Зарабатывает неплохо. Парикмахер она классный. Даже не просто парикмахер, она мо­дельер. В конкурсах принимает участие, к ней дамочки, кто побогаче, в очередь записываются и платят хорошо.

— Может она гулящая.

— И негулящая. Мне Светка рассказывала, ещё когда они в школе учились, Ленка с одним двоечником из старшего класса дружила, потом после школы бросила его, а он долго за ней ухлёстывал, дрался с каждым, кто провожать её пытался. На глазах у Ленки парней со своими дружками жестоко избивал.

Даже привлекался за хулиганство. Она его жалела, никогда свидетелем против него не выступала. Всегда говорила, что в полуобморочном состоянии была и ничего не помнит. Потому его только один раз и смогли привлечь за увечья одного сынка высокопоставленного папаши.

— Ну тогда фригидная она, мужики ей не нужны.

— Ничего себе, фригидная. Ты что, не заметил, как она на тебя сразу своими глазищами зыркнула. Как удав на кролика. Хоть сразу в кровать готова.

— Не преувеличивай.

— А ты изъянов не ищи, лучше наслаждайся, пользуйся моментом. Мы ж договорились расслабиться, вот и давай расслабляться.

Лена внесла чашки с кофе на красивом подносе. Она переоделась в красиво облегающий тело сарафан и слегка подкрасилась. Выглядела ещё лучше прежнего, спросила:

— Если Вы поесть хотите, я могу быстренько приготовить.

— Нет, — ответил Владислав, — в ресторане пое­дим. Ты позвони, где тут у вас получше, закажи столик на четверых.

Пока мы пили кофе, Лена позвонила в ресторан, заказала столик через какого-то своего, видно, знако­мого, администратора, потому что она на ты с ним гово­рила и напутствовала: «Ты уж постарайся в хорошем месте, я с кавалерами очень приятными буду».

В ресторан мы прибыли вечером после того, как покатались на машине по городу и окрестностям, осматривая местные достопримечательности.

Дверь в ресторан перед нами широким жестом распахнул услужливый швейцар в богатой униформе. Метрдотель проводил нас к столику на противопо­ложной от входа стороне зала. Место действительно было хорошим, на небольшом возвышении, и весь ресторан хорошо виден, и эстрада.

Зал с красивой лепкой на стенах и потолке дорогого, по-видимому, ресторана был уже почти заполнен. По всей вероят­ности, позволить себе здесь отдохнуть могли только материально состоятельные люди.

Решили и мы ни в чём себе не отказывать, заказали дорогие закуски, хорошего вина, а я себе — бутылку водки. Когда оркестр заиграл танцевальную музыку, какое-то танго, Владислав сразу же предложил всем идти танцевать, и мы пошли. Мягко покачивалось под моими руками уютное и дородное тело Лены.

Уже слегка опьяневшего, меня ещё больше пьянили запах её духов и глаза. Опущенные ресницы время от времени поднимались, и её глаза ласково смотрели в упор, и казалось, что горят они огнём предстоящей страсти. И, словно устыдившись страсти этого взгляда, ресницы снова опускались.

Когда мы вернулись к столику, я уже позабыл все свои мытарства и искания. Было по-хмельному хорошо, и я был благодарен и Владиславу, и Лене, и вообще всему. Значит, жить можно хорошо, если не копаться в жизни, а пользоваться её благами.

Я налил всем вина, себе водки, только хотел всем выпить предложить и тост сказать, да Владислав помешал. Он вообще после танца со своей Светланой каким-то нервозным вернулся. Сразу закурил, пеплом от сигареты в салат попал, никого не дожидаясь вина отхлебнул и молчит, на стуле ёрзает. Я только за рюмку хотел взяться, тост произнести, а он затараторил:


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 170; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!