Парвус. Мировой рынок и сельскохозяйственный кризис. 32 страница

В заключение — сговорились отложить решение, — на близнеца наседали еще Ар­сеньев и Велика, требовали от него объяснений, спорили, я больше молчал, смеялся (так, что близнец ясно это видел), и разговор быстро пришел к концу.

Впервые напечатано в 1924 г.                                                         Печатается по рукописи

в Ленинском сборнике I

— с заслушивающей признательности ясностью. Ред. — издательства. Ред.

389

К ПРОЕКТУ СОГЛАШЕНИЯ СО СТРУВЕ ^Ш

Представители социал-демократической группы «Заря» — «Искра» и группы демократической оппо­зиции «Свобода» согласились между собой в следующем:

1) Группа «Заря» издает при журнале того же имени особое приложение под названием «Современ­
ное Обозрение», в редактировании которого принимает участие группа «Свобода».

2) Редактирование происходит на следующем основании: каждая из сторон имеет право veto* по от­
ношению к материалам и статьям другой стороны.

3) Программа издания: а) материалы и документы, касающиеся деятельности правительства , пра­
вительственных, общественных и сословных учреждений и т. п.

 

b) статьи по вопросам внутренней общественной жизни Рос­
сии, внутренней и внешней политики правительства.

c) внутренние обозрения.

4) Обе стороны обязываются заботиться о доставлении материалов для «Современ­
ного Обозрения». Но редакция «Зари» может помещать в своих специальных изданиях
имеющийся в ее собственном распоряжении материал по указанным в § 3 темам в тех
случаях, когда он более подходит по своему характеру к этим изданиям.

— запрещения. Ред. Текст, данный петитом, написан рукой А. Н. Потресова. Ред.

390__________________________ В. И. ЛЕНИН

5) Группа «Заря» берет на себя все заботы по изданию, перевозке и распространению
«Современного Обозрения». С своей стороны, группа X оплачивает все вызываемые
этим расходы.

6) В случае ликвидации названного предприятия обе стороны делят пополам налич­
ные экземпляры «Современного Обозрения».

Примечание. Редакция «Зари» имеет право печатать на облож­ках «Современного Обозрения» объявления о своих изда­ниях.

Написано в январе,                                                          Печатается впервые, по рукописи

ранее 17(30) 1901 г.

391

ОТДАЧА В СОЛДАТЫ 183-х СТУДЕНТОВ*

11-го января в газетах опубликовано правительственное сообщение от министерства народного просвещения об отдаче в солдаты 183-х студентов киевского университета «за учинение скопом беспорядков». Временные правила 29-го июля 1899 г. — эта угро­за студенчеству и обществу — приводятся в исполнение менее, чем через полтора года после их издания, и правительство точно спешит оправдаться за применение невидан­ной карательной меры, выступая с целым обвинительным актом, не жалея красок на изображение студенческих злодейств.

Злодейства одно другого ужаснее. Летом — общестуденческий съезд в Одессе с про­граммой организовать все русское студенчество для выражения всякого рода протестов по поводу явлений академической, общественной и политической жизни. За эти пре­ступные политические цели все студенты-делегаты были арестованы, документы ото­браны. Но брожение не утихает, а растет и настойчиво обнаруживается во многих выс­ших учебных заведениях. Студенты хотят свободно и самостоятельно обсуждать и ве­дать свои общие дела. Их начальство, — с тем бездушным формализмом, которым ис­кони отличается русское чиновничество, — отвечает мелкими придирками, доводит недовольство до крайних размеров и невольно наталкивает мысль

Номер был сверстан, когда появилось правительственное сообщение.

392__________________________ В. И. ЛЕНИН

не погрязшей еще в тине буржуазного прозябания молодежи на протест против всей системы полицейского и чиновнического самовластья.

Киевские студенты требуют удаления профессора, занявшего место уехавшего това­рища. Начальство противится, доводит молодежь до «сборищ и демонстраций» и... ус­тупает. Студенты собирают сходку для обсуждения того, почему возможны такие гнус­ности, как изнасилование двумя белоподкладочниками одной девушки (так гласит слух). Начальство приговаривает главных «виновников» к карцеру. Те отказываются подчиниться. Их увольняют. Толпа демонстративно провожает на вокзал уволенных. Собирается новая сходка, студенты остаются до вечера, отказываясь уйти, пока не явится ректор. Являются вицегубернатор и начальник жандармского управления с от­рядом солдат, окруживших университет и вошедших в аудиторию, и — приглашают ректора. Студенты требуют — вы думаете, может быть, конституции? нет, они требу­ют, чтобы не применяли наказание карцером и приняли обратно уволенных. Участни­ков сходки переписывают и распускают по домам.

Вдумайтесь в это поразительное несоответствие между скромностью и безобидно­стью студенческих требований — и переполохом правительства, которое поступает так, как будто бы топор был уже занесен над опорами его владычества. Ничем так не выда­ет себя наше «всемогущее» правительство, как этим переполохом. Лучше всяких «пре­ступных воззваний» оно показывает этим, — показывает всякому, имеющему глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, — что оно чувствует себя совершенно непроч­ным и верит только в силу штыка л нагайки, охраняющих его от народного возмуще­ния. Искушенное опытом десятилетий, правительство твердо убедилось в том, что оно окружено горючим материалом, что достаточно малейшей искорки, достаточно протес­та против карцера, чтобы зажечь пожар. А если так, то понятно, что расправа нужна примерная: отдать в солдаты сотни студентов! «Фельдфебеля в Вольтеры дать!» — эта формула нисколько не устарела.

_______________________ ОТДАЧА В СОЛДАТЫ 183-х СТУДЕНТОВ_____________________ 393

Напротив, XX веку суждено увидеть ее настоящее осуществление.

На многие мысли и сопоставления наводит эта новая карательная мера, новая своей попыткой воскресить давным-давно отжившее старое. Поколения три тому назад, во времена николаевские, отдача в солдаты была естественным наказанием, вполне соот­ветствовавшим всему строю русского крепостного общества. Дворянчиков отдавали в солдаты, чтобы заставить их служить и выслуживаться до офицера в отмену вольности дворянства. Крестьянина отдавали в солдаты как в долголетнюю каторгу, где его ждали нечеловеческие пытки «зеленой улицы» и т. п. Но вот уже более четверти века, как у нас существует «всеобщая» воинская повинность, введение которой прославлено в свое время, как великая демократическая реформа. Всеобщая не на бумаге только, но и на деле воинская повинность, несомненно, есть демократическая реформа: она порывает с сословностью и вводит равноправность граждан. Но если бы это было так на самом де­ле, разве могла бы тогда отдача в солдаты служить наказанием? И если правительство превращает воинскую повинность в наказание, не доказывает ли оно этим, что мы сто­им гораздо ближе к рекрутчине, чем к всеобщей воинской повинности? Временные правила 1899 г. срывают фарисейскую маску и разоблачают азиатскую сущность даже тех наших учреждений, которые всего больше походят на европейские. В сущности, у нас не было и нет всеобщей воинской повинности, потому что привилегии знатного происхождения и богатства создают массу исключений. В сущности, у нас не было и нет ничего похожего на равноправность граждан в военной службе. Наоборот, казарма насквозь пропитана духом самого возмутительного бесправия. Полная беззащитность солдата из крестьян или рабочих, попирание человеческого достоинства, вымогатель­ство, битье, битье и битье. А для тех, у кого есть влиятельные связи и деньги, — льготы и изъятия. Неудивительно, что отдача в эту школу произвола и насилия может быть на­казанием и даже очень тяжелым наказанием,

394__________________________ В. И. ЛЕНИН

приближающимся к лишению прав. Правительство рассчитывает в этой школе обучить «бунтовщиков» дисциплине. Не ошибется ли оно в своем расчете? Не будет ли школа русской военной службы военной школой для революции? Конечно, не всем студентам под силу пройти полный курс такой школы. Одних сломит тяжелая лямка, погубит столкновение с военными властями, других — слабых и дряблых — запугает казарма, но третьих она закалит, расширит их кругозор, заставит их продумать и прочувствовать их освободительные стремления. Они испытают теперь всю силу произвола и угнете­ния на собственном опыте, когда все их человеческое достоинство будет поставлено в зависимость от усмотрения фельдфебеля, способного зачастую умышленно поглумить­ся над «образованным». Они увидят, каково на деле положение простого народа, они изболеются за те надругательства и насилия, которых ежедневными свидетелями заста­вят их быть, и поймут, что те несправедливости и придирки, от которых страдают сту­денты, это — капля в море народного угнетения. Кто поймет это, тот выйдет из воен­ной службы с Аннибаловой клятвой борьбы вместе с передовым классом народа за освобождение народа от деспотизма.

Но не меньше жестокости нового наказания возмущает его унизительность. Прави­тельство делает вызов всем, в ком осталось еще чувство порядочности, объявляя про­тестовавших против произвола студентов простыми дебоширами, — вроде того, как оно объявило ссыльных рабочих-стачечников людьми порочного поведения. Взгляните на правительственное сообщение: его пестрят слова: беспорядок, буйства, бесчинства, беззастенчивость, разнузданность. С одной стороны, признание преступных политиче­ских целей и стремления к политическим протестам; с другой — третирование студен­тов, как простых дебоширов, нуждающихся в уроках дисциплины. Это — пощечина русскому общественному мнению, симпатии которого к студенчеству очень хорошо известны правительству. И единственным достойным ответом на это со стороны сту­денчества было бы

_______________________ ОТДАЧА В СОЛДАТЫ 183-х СТУДЕНТОВ_____________________ 395

исполнение угрозы киевлян, устройство выдержанной и стойкой забастовки всех уча­щихся во всех высших учебных заведениях с требованием отмены временных правил 29-го июля 1899 года.

Но ответить правительству обязано не одно студенчество. Правительство само поза­ботилось сделать из этого происшествия нечто гораздо большее, чем чисто студенче­скую историю. Правительство обращается к общественному мнению, точно хвастаясь энергичностью своей расправы, точно издеваясь над всеми освободительными стрем­лениями. И все сознательные элементы во всех слоях народа обязаны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до положения безгласных, молча переносящих оскорб­ления рабов. А во главе этих сознательных элементов стоят передовые рабочие и не­разрывно связанные с ними социал-демократические организации. Рабочий класс по­стоянно терпит неизмеримо большее угнетение и надругательство от того полицейско­го самовластия, с которым так резко столкнулись теперь студенты. Рабочий класс под­нял уже борьбу за свое освобождение. И он должен помнить, что эта великая борьба возлагает на него великие обязанности, что он не может освободить себя, не освободив всего народа от деспотизма, что он обязан прежде всего и больше всего откликаться на всякий политический протест и оказывать ему всякую поддержку. Лучшие представи­тели наших образованных классов доказали и запечатлели кровью тысяч замученных правительством революционеров свою способность и готовность отрясать от своих ног прах буржуазного общества и идти в ряды социалистов. И тот рабочий недостоин на­звания социалиста, который может равнодушно смотреть на то, как правительство по­сылает войско против учащейся молодежи. Студент шел на помощь рабочему, — рабо­чий должен прийти на помощь студенту. Правительство хочет одурачить народ, заяв­ляя, что стремление к политическому протесту есть простое бесчинство. Рабочие долж­ны публично заявить и разъяснить самым широким массам, что это — ложь, что на­стоящий очаг насилия, бесчинства и

396__________________________ В. И. ЛЕНИН

разнузданности — русское самодержавное правительство, самовластье полиции и чи­новников.

Как организовать этот протест, это должны решить местные социал-демократические организации и рабочие группы. Раздача, разбрасывание, расклейка листков, устройство собраний, на которые были бы приглашаемы по возможности все классы общества, — таковы наиболее доступные формы протеста. Но было бы жела­тельно, чтобы там, где есть крепкие и прочно поставленные организации, была сделана попытка более широкого и открытого протеста посредством публичной демонстрации. Хорошим образчиком может служить харьковская демонстрация 1-го декабря прошло­го года перед редакцией «Южного Края». Праздновался юбилей этой паскудной газеты, травящей всякое стремление к свету и свободе, восхваляющей все зверства нашего пра­вительства. Перед редакцией собралась толпа, которая торжественно предавала разо-дранию номера «Южного Края», привязывала их к хвостам лошадей, обертывала в них собак, бросала камни и пузырьки с сернистым водородом в окна с кликами: «долой продажную прессу!». Вот какого чествования поистине заслуживают но только редак­ции продажных газет, но и все наши правительственные учреждения. Юбилей началь­ственного благоволения празднуют они лишь изредка, — юбилея народной расправы заслуживают они всегда. Всякое проявление правительственного произвола и насилия есть законный повод для такой демонстрации. И пусть открытое заявление правитель­ства о расправе со студентами не останется без открытого ответа со стороны народа!

Написано в январе 1901 г.                                                       Печатается по тексту газеты

Напечатано в феврале 1901 г. в газете «Искра» № 2

СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ⁴⁵

Написано в конце января —                                                   Печатается по тексту журнала

начале февраля 1901 г.

Напечатано в апреле 1901 г.

в журнале «Заря» № 1

Подпись: Τ. X.

397

Обложка № 1 журнала «Заря». — Апрель 1901 г.

399

401

I. БЕЙ, НО НЕ ДО СМЕРТИ

23 января в Нижнем Новгороде особое присутствие московской судебной палаты с участием сословных представителей разбирало дело об убийстве крестьянина Тимо­фея Васильевича Воздухова, отправленного в часть «для вытрезвления» и избитого там четырьмя полицейскими служителями: Шелеметьевым, Шульпиным, Шибаевым и Ольховиным и исп. должн. околоточного надзирателя Пановым до такой степени, что Воздухов на другой же день умер в больнице.

Такова несложная фабула этого простого дела, бросающего яркий свет на то, что де­лается обыкновенно и постоянно в наших полицейских правлениях.

Насколько можно судить по чрезвычайно кратким газетным отчетам, все происше­ствие представляется в таком виде. 20 апреля Воздухов приехал на извозчике в губер­наторский дом. Вышел смотритель губернаторского дома, который показал на суде, что Воздухов был без шапки, выпивши, но не пьян, жаловался на какую-то пароходную пристань, не выдавшую билета на проезд (?). Смотритель велел постовому городовому Шелеметьеву отвезти Воздухова в часть. Воздухов был настолько мало выпивши, что спокойно разговаривал с Шелеметьевым и по приезде отчетливо объяснил околоточно­му надзирателю Панову свое имя и звание. Несмотря на это, Шелеметьев — очевидно, с ведома Панова, только что опросившего Воздухова, — «вталкивает» последнего не в арестантскую, где находилось

402__________________________ В. И. ЛЕНИН

несколько пьяных, а в находящуюся рядом с арестантской «солдатскую». Вталкивая, он задевает шашкой за дверной крюк, обрезывает себе немного руку, воображает, что шашку держит Воздухов, и бросается его бить, крича, что ему порезали руку. Бьет со всего размаха, бьет в лицо, в грудь, в бока, бьет так, что Воздухов все падает навзничь, все стукается головой об пол, просит пощады. «За что бьете?» — говорил он, по словам сидевшего в арестантской свидетеля (Семахина). — «Не виноват я. Простите, Христа ради!» По словам этого же свидетеля, Воздухов пьян не был, скорее пьян был Шеле-метьев. О том, что Шелеметьев «обучает» (выражение обвинительного акта!) Воздухо-ва, узнают его товарищи, Шульпин и Шибаев, которые пили в полиции с первого же дня пасхи (20 апреля — вторник, третий день пасхи). Они являются в солдатскую вме­сте с пришедшим из другой части Ольховиным, бьют Воздухова кулаками, топчут но­гами. Является и околоточный надзиратель Панов, бьет книгой по голове, бьет кулака­ми. «Уж так били, так били, — говорила одна арестованная женщина, — что у меня ин-да все брюхо от страстей переболело». Когда «обучение» было кончено, околоточный надзиратель прехладнокровно приказывает Шибаеву обмыть на лице у избитого кровь — так все-таки приличнее; неравно увидит начальство! — и втолкнуть его в арестант­скую. «Братцы! — говорит Воздухов другим арестованным — видите, как полиция де­рется? Будьте свидетелями, я подам жалобу!» Но жалобу ему не удается подать: на другой день утром его нашли в совершенно бессознательном состоянии и отправили в больницу, где он через 8 часов и умер, не приходя в себя. Вскрытие обнаружило у него перелом десяти ребер, кровоподтеки по всему телу и кровоизлияние в мозг.

Палата приговорила Шелеметьева, Шульпина и Шибаева к 4 годам каторги, а Оль-ховина и Панова — к месячному аресту, признав их виновными только в «обиде»...

С этого приговора мы и начнем наш разбор. Приговоренные к каторге обвинялись по 346-й и 1490-й

СЛУЧАЙНЫЕ ЗАМЕТКИ____________________________ 403

ч. 2 статьям Уложения о наказаниях. Первая из этих статей гласит, что чиновник, при­чинивший раны или увечье при отправлении своей должности, подлежит высшей мере наказания, «за сие преступление определенного». А ст. 1490-я ч. 2-ая определяет за ис­тязание, когда последствием его была смерть, каторгу от 8 до 10 лет. Вместо высшей меры суд сословных представителей и коронных судей понижает наказание на две степени (6 степень: каторга 8—10 лет; 7 степень — от 4 до 6 лет), т. е. устанавливает максимальное понижение, допустимое законом в случае смягчающих вину обстоя­тельств, и кроме того назначает низшую меру наказания в этой низшей степени. Одним словом, суд сделал все, что только мог, для смягчения участи подсудимых, и даже больше, чем мог, так как закон о «высшей мере наказания» был обойден. Мы вовсе не хотим, конечно, сказать, чтобы «высшая справедливость» требовала именно десяти, а не четырех лет каторги; важно то, что убийц признали убийцами и осудили на каторгу. Но нельзя не отметить прехарактерной тенденции суда коронных судей и сословных представителей: когда они судят чинов полиции, они готовы оказывать им всякое снис­хождение; когда они судят за проступки против полиции, они проявляют, как известно,

* непреклонную суровость .

* Кстати, вот еще один факт для суждения о мере наказания, налагаемого за разные преступления на­шими судами. Через несколько дней после суда над убийцами Воздухова московский военно-окружной суд судил солдата, служившего в местной артиллерийской бригаде и укравшего из цейхгауза 50 шаровар и несколько сапожного товара в то время, как он был часовым при этом цейхгаузе. Приговор — четыре года каторги. Жизнь человека, вверенного полиции, стоит столько же, сколько 50 шаровар и несколько штук сапожного товара, вверенных часовому. В этом оригинальном «уравнении», как солнце в малой капле вод, отражается весь строй нашего полицейского государства. Личность против власти — ничто. Дисциплина внутри власти — все... впрочем, виноват: «все» только для мелких сошек. Мелкий вор — на каторгу, а крупный вор, все эти тузы, министры, директора банков, строители железных дорог, инжене­ры, подрядчики и пр., хапающие десятки и сотни тысяч казенного имущества, они расплачиваются в са­мом редком и самом худшем случае ссылкой на житье в отдаленные губернии, где можно жить припе­ваючи на награбленные деньги (банковые воры в Западной Сибири) и откуда легко удрать и за границу (жандармский полковник Меранвиль де сен-Клэр).

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 303; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!