От Понцы до Ла-Маддалены и Гран-Сассо



 

8 августа в час дня старший сержант Античи вбежал ко мне в комнату с криком: «Дуче! Нам грозит опасность! Мы должны уехать!»

Действительно, с раннего вечера почти беспрестанно с холма напротив были видны сигнальные огни, и можно было сделать вывод, что что-то происходит.

Я собрал свои вещи, которых у меня было немного, и в сопровождении вооруженного эскорта спустился на пляж, где меня ждал адмиральский катер. Вдали, на входе в залив отчетливо виднелись орудийные башни боевого корабля. Поднявшись на борт, я вновь, как и на «Персефоне», увидел адмирала Маугери. Как и раньше, я спустился в каюту адмирала, за мной последовали Меоли, ди Лоренцо и Античи. Это было судно под названием «Пантера», которое ранее принадлежало Франции. Ближе к рассвету мы подняли якорь. Весь экипаж находился на верхней палубе. Те, кто не стоял на вахте, спали. Около восьми часов начало штормить, но «Пантера» шла очень хорошо. Были объявлены две тревоги из-за появления вражеских самолетов, но все обошлось.

Я обменялся несколькими словами с заместителем командира, офицером из Специи, от которого я узнал, что Бадольо распустил партию.

 

Встреча с адмиралом Бривонези

 

Только после четырехчасового плавания я узнал, что целью нашей поездки был остров Ла-Маддалена. Немного позже сквозь туман мы смогли различить побережье Сардинии. Около двух часов дня я сошел с корабля и меня препоручили адмиралу Бруно Бривонези, командующему военно-морской базой. Адмирал (который был женат на англичанке) попал под расследование из-за гибели целого конвоя в составе трех боевых и семи торговых кораблей – необычайно важного конвоя, сопровождаемого целой дюжиной боевых кораблей (два из которых были «десятитысячниками») и затонувшего в течение нескольких минут после сражения с четырьмя легкими английскими крейсерами, которые не понесли ни малейшего ущерба[93]. Расследование, проведенное морскими чинами с очевидной небрежностью, завершилось всего лишь принятием дисциплинарных мер в отношении адмирала, который был непосредственно виновен в потере десяти кораблей и нескольких сотен людей[94]. Его сняли с должности, а спустя некоторое время назначили на командный пост на Ла-Маддалене.

Моя встреча с ним не была и не могла быть теплой. Предназначенный для меня дом находился за городом, он стоял на холме, среди густо растущих сосен. Вилла была построена англичанином, которого звали Веббер и который почему-то из всех возможных мест выбрал это, решив обосноваться на таком наиболее уединенном острове из всех находящихся к северу от Сардинии. Секретная служба? Вполне вероятно.

Я оставался на Ла-Маддалене довольно долго, и одиночество переносилось тяжело. На острове находились только военные. Все гражданское население было эвакуировано после майского налета, который нанес самой базе тяжелейший ущерб, а два морских судна среднего тоннажа были потоплены. Это был странный налет, когда нападавшим были известны точные цели. Все еще виднелись остовы затонувших кораблей.

С балкона дома открывался вид на гавань, на ровные пики Галлурских гор, которые немного напоминали Доломитовые Альпы. Мне разрешили писать. Я делал ежедневные записи философского, литературного и политического характера, но мне не удалось сохранить этот дневник[95].

Охрана на Ла-Маддалене была усилена. Целая сотня карабинеров и полицейских агентов наблюдали за домом Веббера днем и ночью, за домом, который я покинул лишь однажды, совершив короткую прогулку в сопровождении сержанта.

 

Опасения генерала Бассо

 

Потянулись монотонные знойные дни без каких-либо вестей извне. До 20 августа мне, как пленнику, не разрешалось слушать военные сводки из штаба базы. Изоляция была почти полной, но все еще недостаточной, как казалось генералу армии Антонио Бассо, главнокомандующему вооруженных сил на Сардинии, который 11 августа написал государственному секретарю – министру генералу Сориче следующее:

 

Я узнал о недавнем прибытии известной Вам высокой персоны на Ла-Маддалену.

Я хотел бы обратить Ваше внимание на тот факт, что в этом районе часто появляются многочисленные немецкие корабли (и совсем мало наших), используемые для транзитных перевозок на Корсику и для защиты немецкой базы снабжения в Палау.

Ввиду всего этого нельзя не учитывать возможность возникновения некоторых неудобств.

Я считаю, что было бы более правильным перевести эту персону куда-либо в другое место или, если его необходимо содержать на островах, в один из гористых районов в глубине Сардинии, где надзор может осуществляться более тщательно и строго.

 

На полях этого документа есть следующая пометка красным карандашом:

 

Хорошая мысль. Б.

 

Единственной приятной неожиданностью был подарок от фюрера – прекрасное полное собрание сочинений Ницше в двадцати четырех томах с дарственной надписью. Настоящее чудо немецкого книгопечатания.

 

Подарок фюрера

 

К подарку было приложено письмо от маршала Кессельринга, в котором говорилось:

 

Дуче!

По приказу фюрера, воспользовавшись любезностью Его Превосходительства маршала Бадолъо, я посылаю Вам подарок от фюрера по случаю Вашего дня рождения. Фюрер будет счастлив, если Вам, дуче, это величайшее произведение немецкой литературы доставит некоторое удовольствие, и он надеется, что Вы воспримете этот подарок как выражение личной привязанности к Вам фюрера.

С огромным уважением

фельдмаршал КЕССЕЛЬРИНГ

Штаб-квартира, 7 августа 1943 года

 

У меня было время прочитать первые четыре тома, содержащие ранние стихи Ницше – они прекрасны – и его первые филологические работы по латинскому и греческому языкам, которыми немецкий мыслитель владел как родными.

Еще одним сюрпризом было неожиданное появление однажды вечером, около восьми часов, немецкого самолета, летевшего со стороны Корсики и пролетевшего так низко над моим домом – на высоте примерно шестидесяти метров, – что я увидел лицо пилота и помахал ему рукой. Я решил, что после этого случая меня переведут из Ла-Маддалены. И действительно, вечером 27 августа капитан Файола, сменивший Меоли, объявил: «Завтра утром мы уезжаем!»

Гидросамолет Красного Креста в течение нескольких часов находился в гавани, практически напротив дома Веббера.

 

Переезд в Гран-Сассо

 

28 августа в 4 часа утра меня позвали, и я спустился к гавани. Я сел в самолет, и он с некоторым усилием, словно был перегружен и нуждался в долгом разбеге, поднялся с воды. Полтора часа спустя машина села в Вина ди Балле на озере Браччано. Там майор карабинеров и инспектор полиции Гуэли ждали нас на санитарном автомобиле, на котором мы отправились по виа Кассия к Риму; доехав до развилки, мы повернули налево и двинулись по направлению к виа Фламиния. Подъехав к железному мосту через Тибр, я понял, что мы направляемся к шоссе Сабине. Это был хорошо знакомый мне маршрут, так как именно я «открыл» Терминильо, позднее известный как «Гора Рима».

Когда мы проехали Риети и Читтадукале, наша поездка была прервана на окраинах Л'Акуилы объявлением воздушной тревоги. Все вышли из машины. Эскадрилья вражеских бомбардировщиков летела так высоко, что их едва было видно. Но то, что происходило во время воздушной тревоги, производило полное впечатление, что армия была на грани распада. Группы солдат в рубашках бежали с криками во всех направлениях, и толпа следовала их примеру. Жалкое зрелище! Когда дали отбой тревоги, машина вновь тронулась, но вблизи Л'Акуилы нам пришлось остановиться из-за небольшой неполадки с мотором.

Когда мы открыли в машине окна, ко мне подошел человек и сказал: «Я фашист из Болоньи. Они смели все. Но так долго продолжаться не может. Люди недовольны новым правительством, потому что оно не принесло мира».

После Ассерджи мы подъехали к площадке фуникулера, идущего в Гран-Сассо. В небольшом доме расположились я, моя охрана, капитан Файола и инспектор полиции Гуэли из Триеста. Наблюдение за мной было усилено. Мне разрешили читать «Офичиал гадзетте», включая старые номера.

Однажды я спросил Гуэли: «Вы имеете представление о том, почему я здесь?»

– Вас считают обычным заключенным.

– А в чем заключаются ваши обязанности?

– Как обычно – охранять вас, чтобы вы не попытались сбежать, а кроме того, следить за тем, чтобы никто не попытался освободить вас или причинить вам вреда.

 

«Они убили Мути»

 

В течение нескольких дней в Вилетте – так назывался дом – ничего особенного не происходило.

Я имел возможность слушать приемник. Газет здесь не было; не было и книг. Однажды ко мне пришел полицейский чиновник и сказал: «На поездах, приходящих из Бреннера, расклеены ваши фотографии. На вагонах написано ваше имя. Готовится что-то грандиозное. В Риме неразбериха достигла своего пика. Никого не удивит, если министры разбегутся. Ходят странные слухи о возможной реакции Германии в случае предательства Бадольо». На другое утро агент полиции из участка в Триесте, который вывел на прогулку шесть овчарок, улучив момент, приблизился ко мне со словами: «Дуче, я член фашист ской партии начиная с тревизанского похода. Вы знаете, что вчера произошло в Риме? Они убили Мути. Это сделали карабинеры. Мы должны отомстить за него». И он отошел.

Вот так я узнал о жестоком убийстве Мути[96]. Позднее Гуэли подтвердил это сообщение.

Прошло несколько дней, и мы вновь отправились в путь – теперь уже в последнее путешествие, – в «Рефьюдж Инн»[97], на Гран-Сассо, на высоту более двух с половиной километров, в самую высокогорную тюрьму в мире, как я заметил одному из своих охранников.

Туда нужно добираться на фуникулере, который поднимается на высоту немногим более километра по канатам, натянутым между двух опор. И фуникулер и гостиница были построены во время двадцатилетнего фашистского правления.

На Гран-Сассо закончился первый месяц моего плена – этот трагический август 1943 года.

 

 

Глава X

Первые страхи короля

 

Прежде чем рассказывать о событиях, произошедших; с 1 по 15 сентября, необходимо тщательно проанализировать сам переворот. Нельзя не признать, что его готовили долго и тщательно, продемонстрировав поистине совершенные технологии. Если бы итальянские генералы действовали с таким же энтузиазмом в течение войны, она; была бы быстрой и победоносной.

В 5.30 вечера, когда меня схватили, была отрезана вся телефонная связь, и в течение нескольких дней работал только коммутатор предателя-маршала. Этот факт не остался незамеченным. Уже в 7 часов в городе чувствовалось необычное оживление. В 10.30 вечера один за другим стали передавать выпуски новостей. Как будто по заранее условленному сигналу, начались первые народные демонстрации, участники которых были чрезвычайно возбуждены. Из кого же состояли эти массы? Риторический вопрос, вероятно. Если не называть их «народом», то можно назвать их «толпой». Тысячи людей скандировали имена короля и маршала. Особенно большой неожиданностью все это явилось для фашистов – они были ошарашены. Местные штабы были закрыты; организовать сопротивление не было времени. Антифашистский характер происходящих событий был ясен с самого начала. Произошла резкая смена политического курса. За полчаса нация полностью изменила свой образ мышления, все свои чувства, всю свою историю.

 


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 335; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!