Киев: наукова думка, 1996. – 240 С. 13 страница
попавшей в мед и захлебнувшейся сладкой патокой, зануда не в силах вырваться
из липкого плена увлекшего его занятия. Все остальное перестает для него
существовать; точнее, все на свете начинает видеться ему сквозь призму того,
чем он увлечен. С наивностью новообращенного он всех желает втянуть в тот же
круг переживаний, мыслей и реакций. Не замечая нарастающего раздражения
окружающих, зануда воодушевленно дарит всех тем, что заключено в нем. Что из
того, если дары его обременительны? Ведь никто не решится отрицать его
щедрости и искреннего желания сделать личное всеобщим достоянием.
Увы! в своих побуждениях зануда чрезмерен. Ему на роду написано
вызывать утомление, усталость и скуку. Он продолжает дело и тогда, когда оно
начинает вредить самому себе. Он так многословно и часто повторяет одну и ту
же интересную мысль, что ее начинают презирать. В чувствах он так назойливо
настойчив и обременителен, что вызывает отвращение. Бедняга, рок сулил ему
поступать невпопад, и он с редкой последовательностью выполняет
предначертание рока.
Однако с точки зрения зануды, как раз остальные люди, а отнюдь не он,
поступают невпопад. Именно они -- другие -- легкомысленны,
непоследовательны, хватаются то за одно, то за другое. Я склонен согласиться
с этим мнением занудливого человека; во всяком случае, он имеет на него
полное право. Ведь зануда -- это образец личности, доводящей дело до полной
|
|
|
завершенности. Никакое начинание он не оставит на полдороге. Какие бы
препятствия не возникли, как бы утомителен ни был путь, зануда пройдет его
от начала до конца. Он достигнет всех, самых отдаленных следствий, он узнает
все варианты и возможности, он обретет все, что можно обрести. Этот
неприметный и осмеиваемый гений добросовестности не оставляет после себя
недоделанного и незавершенного. Там, где приложил руку зануда, можно ставить
табличку: "Исчерпано". Это слово да послужит скромной эпитафией
непритязательному душевному качеству, и да будет оно укором всем, кто,
презирая зануду, не вправе сказать о себе: "Я прошел свой путь до конца". А
ведь какие великие слова!
Сутягой называют человека, которым владеет непомерная страсть к
отстаиванию своих прав и того, что кажется ему правильным и справедливым.
Сутяга производен от тяжбы, которую ведет по всякому поводу и, кажется
иногда, со всем миром. Главное его побуждение -- настоять на своем, не
отдавая себе отчета ни в правомерности претензий, ни в значимости дела, к
решению которого привлекаются средства и усилия. Так, во всяком случае,
кажется окружающим, раздраженным тягучей неотступностью сутяги. И мало кто
|
|
|
догадывается о тайном мотиве сутяжничества. К нему склонны люди, которым
попросту...недостает общения, человеческого общества, естественного
внимания к их личности. Видимо, в них действительно отсутствует особое
обаяние, привлекающее окружающих. Но ведь внимание нужно не только баловням
судьбы, умницам и красавцам, щедрым и великодушным, культурным и
жизнерадостным. А если природа и вывихи жизни отняли у вас все, чем можно
понравиться людям, а потребность в их обществе осталась? Тогда только и
остается, что навязывать им свое присутствие и, если они сами не замечают
вашей значительности и не отдают ей положенного, то должным образом,
используя силу закона, социальных институтов и общественного мнения ее всем
и вся внушить.
Вот и начинает сутяга "обращаться в инстанции", "ходить по
учреждениям", "привлекать внимание к вопросу" и всячески обременять сознание
максимального количества ответственных и служебных лиц своей безнадежной
правдой. Только столкнувшись с сутяжничеством, открываешь, что и правота
может быть постылой. Даже истина и польза, если их отстаивают непомерными
средствами и с излишним усердием, теряют всякую ценность и обращаются в свою
|
|
|
противоположность.
Всякий, кого обременяет сутяга, пусть вспомнит, что им движет жажда
общения и человеческого участия. Она реализуется в отталкивающей форме, но
стремление-то не может не вызвать сочувствия! Быть может, правда о сутяге
поспособствует смягчению нашего восприятия его -- инвалида людских
взаимоотношений.
Кто учтив, тому больше нечего желать. Вежливость открывает любые двери
и сердца, ею успешно торятся жизненные пути.
Любое общество, и всякий порок жизни, и все возвышенные нравы -- не
более чем ритуалы. Можно исполнять ритуал слишком искренне, принимая его за
саму действительность. Однако подобное усердие скорее приносит вред, чем
пользу. Учтивый человек хорошо понял двусмысленность ритуала. Он уважает
притязания ритуала на то, чтобы быть действительностью, и одновременно не
настолько простодушен, чтобы верить этому. Неучтив всякий, не
удовлетворяющийся всеми признанным обычаем и во всем ищущий смысл. Неучтив
тот, кто избегает привычек и стремится к новому. Кто не удовлетворяется
общепринятым и желает иметь нечто свое -- тоже неучтив.
Учтив же тот, кто старается соответствовать требованиям, не задаваясь
|
|
|
вопросом об оправданности их. Неучтивость, напротив, состоит в выяснении
права требований быть предъявленными. Всякий порядок должен обосновать себя
перед лицом неучтивости и доказать свое право на существование. Мы опасаемся
неучтивости, ибо действия ее непредсказуемы, проявления -- неприятны, а в
итоге -- хаос. Да, манеры неучтивого дурны. Но не открывается ли подчас,
благодаря их бесцеремонному действию, что мы сами слишком манерны? Совлеки
кое с кого манеры -- и вообще ничего не останется. Совсем ничего, пустота.
Обескураживающий результат, но разве в нем виновна неучтивость?
Назойливый приучает нас к терпимости. Не считаясь с действительными
потребностями ближнего, он обременяет его своими услугами, радушием и
заботой. Нет ничего утомительнее инициативы, начинания, внимательности
назойливого человека. Во всяком проявлении своей чуткости он чрезмерен;
каждым действием он угнетает, желая поспособствовать.
Постоянная неуместность порывов назойливого характера вызвана тем, что
он более всего воодушевлен собственными благими побуждениями, перед которыми
как-то теряются истинные заботы предмета его страсти. Назойливость -- хищное
внимание, покушающееся на независимость человеческого "я". Назойливый не
может успокоиться и смириться с тем, что у каждого своя жизнь и судьба. Все
он стремится повернуть к наилучшему или правильному ходу вещей, не особенно
задумываясь, нуждаются ли окружающие в его утомительной участливости.
В назойливом человеке мы встречаем редкое упорство. Трудно представить
жизненную бурю, которая внесла бы перелом в его натуру. Тихо, неприметно,
или шумно и требовательно, но в равной степени неколебимо будет настаивать
назойливый на своем. Кто поймет, что кроется в его действиях -- искреннее
желание помочь или тайная издевка? Назойливая натура неумолима, как тихо
журчащая вода, которая и камень точит.
Больше всего назойливый человек ненавидит одиночество. Нет для него
сильнее ужаса, и оттого он не терпит оставлять ближнего в уединении. Во
всякое событие чужой жизни встревает он с детской непосредственностью. Не
удивительно, что в каждом нормальном человеке назойливость вызывает
раздражение. Однако далеко не всегда жизнь складывается нормально. Когда
душой овладевает тревога, горечь или печаль, когда наступает тоскливое
одиночество, когда, одним словом, жизнь становится тягостна и не знаешь куда
деться, тогда на выручку приходит назойливый человек. Он удивительно
неприхотлив. Он внимателен, даже если мы угрюмы; он приветлив, даже если мы
раздражены; он безостановочно говорит, даже если мы упорно молчим. Своим
бестактным вмешательством он отвлекает от угнетающих мыслей и помогает
забыться. Большое облегчение в час невзгоды способен принести назойливый, и
мы невольно ощутим благодарность к тому, кто нас раньше раздражал. Моральное
вскрытие показало, что в назойливости скрыта неумелая активность души. Силы
бурлят в ней, она одержима сама собой, она не может оставаться спокойной и
беспристрастной, и потому оказывается назойливой. Стоит потерпеть, и
растущий жизненный опыт огранит эту не знающую удержу натуру. Активность
станет созидательной, к страстности прибавится чуткость, а возросшая
уверенность в себе укротит пустые притязания. Стоит подождать... Ведь даже
если назойливый человек не переменится, мы, благодаря ему, научимся может
быть важнейшему умению -- терпимости.
Некоторые слова, случается, говорят сами за себя. Например, "паровоз"
-- везти силой пара. Или "ошеломить" -- ударить дубиной по шлему с легко
представимым результатом. Так же и слово "склока" сразу вызывает картину
потасовки, в которой от противников "шерсть летит клочьями". Почему шерсть?
Мы ведь как будто не собаки. Но, видимо, всякий раздор превращает нас в
животных; отсюда и шерсть.
Склочный человек -- любитель скандалов и раздоров. Он просто не может
жить там, где спокойно. Всякую безмятежность ему надо возмутить, любое
согласие -- расстроить. В нем живет неукротимый дух беспокойства и разлада,
который, в зависимости от типа личности, принимает вид то злого вихря, то
тихого шипения змеи. Но результат всегда один: в людях возбуждаются
претензии друг к другу; мирно жившие бок о бок вдруг начинают испытывать
взаимные подозрения и раздражаться по пустякам; спокойные дотоле лица
передергиваются, будто в лихорадке, а ровный тон общения сменяется
напряженным и глухо враждебным. Если вы замечаете подобные изменения в
атмосфере. Будьте уверены, склочная натура затесалась среди вас и
проделывает свою работу.
Но вот что мне всегда казалось любопытным: склоку обычно затевает один,
а втягиваются-то в нее все! И делают это с таким азартом, воодушевлением,
что, кажется, только и ждали подходящего момента. Впечатление такое, что
наши современники -- взведенные курки. Достаточно легкого движения, чтобы их
спустить -- и... бах! бах! Покатились обвинения, ссоры, крики, обиды, месть
и конца-края им не видно. Должно быть, склочник часто недоумевает от
произведенного им эффекта. Даже он, мне кажется, находит его непомерно
шумным и не отвечающем поводу. Из этого приходится делать печальный вывод,
что большинство людей предрасположены к склочности и бросать в склочника
камень следует с опаской: глядь, угодишь в себя!
Бесцеремонное обращение с личностью и ее волей составляет сущность
хамства.
Хамство предписывает всему и каждому, каким ему быть. Хам почитает себя
вправе заместить собою жизнь другого человека, его мысли, чувства и
соображения. С легкостью необычайной он "становится на место другого",
совершенно игнорируя, что другой может чем-то от него отличаться. Он, ни с
чем вне себя не сообразуясь, убежден в нормальности единственно своего
поведения, и потому безмятежно предопределяет другим людям меру их поступков
и желаний. Могучая способность не считаться с суверенностью и своеобразием
другой личности живет в хаме.
Именно поэтому хамство -- просто-таки спасение для слабовольных или
нерешительных натур. Не в силах самостоятельно отважиться на тот или иной
шаг, они охотно подчиняются чужой воле, избавляющей их от мучительных
колебаний выбора. Хамство, следовательно, не только не унижает достоинство
многих, но и оказывает целительное, благодетельное воздействие, избавляя от
мук собственного выбора.
Хамством пытается сохранить свое достоинство тот, кто не в силах его
утвердить какими-либо иными средствами. Униженный и пренебрегаемый человек,
утративший надежду снискать уважение окружающих своими достоинствами,
прибегает к хамству как последнему отчаянному средству спасения. Оторопь или
негодование, которые чаще всего вызывает хамское поведение, заменяют для
него столь желанное, но недостижимое почтение. Хама можно ненавидеть,
презирать, избегать, но к нему почти невозможно остаться безучастным. Даже
если выдержки хватает для того, чтобы никак не выказать своей обиды или
раздражения, все-таки в душе остается ощутимый след от хамства. Хам это
отлично знает и этим доволен. Ведь цель его как раз в том и состоит, чтобы
преодолеть отстраненность от себя других людей, сделать их неравнодушными к
себе и связать их с собственной персоной. Признаем, что обычно хаму удается
достичь желаемого.
Хамство привыкли распознавать по внешним эффектным признакам: громкому
голосу, бесцеремонной указке, грубому навязыванию своего мнения,
беспардонным поучениям. Однако все эти звучные, яркие, зримые проявления
хамства составляют лишь малую видимую часть айсберга. Центр хамской жизни
расположен много глубже. Он скрывается в равнодушном игнорировании интересов
другого человека; в героическом стремлении заставить всех "жить лучшей
жизнью"; в самоотверженности и жертвенности, требующих от окружающих того
же; в нескромности того, кто кичится своими действительными заслугами; в
злорадном торжестве ученика перед менее удачливым товарищем; в деланном
удивлении мужчины перед... а, впрочем, стоит ли продолжать? Ведь проявления
хамства неисчислимы, и нам должно быть ясно одно: большая часть хамских
поступков не бросается в глаза и совершается молча.
Хам не только навязывает другим свое "я". Приученный собственной
натурой к отношениям господства и подчинения, он не менее успешно становится
ревностным исполнителем чужой воли. В услужении хам чувствует себя не менее
естественно, чем в самодурстве. Нужно ли доказывать, что государство в лице
хама приобретает идеального чиновника -- рабски угодливого перед начальством
и немилосердного к подчиненным. Я полагаю, что споспешествование в
исполнении столь важной общественной функции оправдывает любое душевное
качество окончательно и бесповоротно.
Косный -- это чего-то коснувшийся и застывший в этом случайном
положении. Им владеет мимолетная привязанность, ставшая уздой всем чувствам,
мыслям и поступкам. Раз прикоснувшийся к чему-либо, он уже не может от него
отклеиться, и потому со временем -- из-за вечной опаски за себя -- избегает
вообще чего-либо касаться. Мне кажется, на косную личность некогда наложил
заклятие злой чародей. Помните детскую сказку, в которой герой становился
обладателем волшебного заклинания, какого-нибудь "прилипни!" Произнося его,
герой достигал того, что его обидчики прилипали ко всему, чего касались к
предметам, животным, другим людям. Так образовывалась целая цепочка
несчастных, моливших о пощаде. Так и я думаю, что если бы косность была
болезнью и микроб ее, распространяясь, заразил всех нас, то мир слипся бы в
один пестрый ком, в котором уже не различить отдельных существ и предметов.
Слава Богу, что косность -- не заразная болезнь, а всего лишь следствие
злого колдовства.
Наверное, если вспомнить сюжет тех же сказок, должен быть рецепт,
позволяющий избавиться от косности. В сказке, помнится, герой говорил
"отлипни!" И прежде неразрывно соединенные друг с другом люди и животные,
снова с облегчением возвращались к нормальной разделенной жизни. Может быть,
и косному человеку пригодится такой опыт? Может быть, пусть попробует он
сказать себе: "отлипни!" -- и чудесным образом расторгается никому не
нужная, надоевшая, саму косную личность обременяющая связь. И начнется новая
жизнь?
Но хочется, все же хочется, чтобы косный человек сохранил исток своего
не очень удачного свойства. Ведь косность выражает собой чрезвычайную
любвеобильность, редкую склонность души к приязни и привязчивости. Косный
лишь не знает меры в своем предпочтении. Живое чувство он переживает с
одеревеняющим его напряжением, живую плоть своим непомерным усердием
превращает в косную ткань. Косный человек -- гений добросовестности. Он
именно от того не приемлет многообразия окружающего, что теряется в пестроте
разнообразных существований, не в силах отнестись ко всем им в равной
степени внимательно. Втайне он страдает от этой тихой, для него самого
только существующей ущербности. А ближним не хватает мягкости и чуткости,
чтобы его в этих чувствах понять. Зато уже то, что косная натура приняла,
что она взяла под свою ответственность, тому она следует неукоснительно.
Правда, и эта неукоснительность в исполнении дела, утверждении определенного
порядка или заботы, способна причинить вред тому, во имя чего она
существует. Ведь само усердие должно быть соизмерено с сущностью вещи, иначе
оно разрушает то, чему призвано послужить. Немногого -- всего лишь чувства
меры -- недостает косной личности. А если вдруг каким-то случаем или чудом
это чувство косный приобретает, то не сыщется тогда добросовестнее, усерднее
и полезнее человека.
Как подумаешь, сколько есть слов, выражающих согбенность одного
человека перед другим, грустно становится. Какое богатство оттенков:
угодливость, льстивость, подхалимство, услужливость, раболепие,
подобострастие, пресмыкательство, заискивание! Не много ли для одного, в
сущности, положения фигуры? Есть случаи, когда богатые отечественные
традиции не радуют.
Когда я вижу заискивающего человека, передо мною будто является призрак
некогда случившегося с ним несчастья. Трудно, поверить, что это качество, в
крайних проявлениях своих имеющее вид пресмыкательства, возникает в ходе
естественного развития личности. Оно -- верный знак какой-то душевной
травмы, излома, насилия. Кого однажды не сломила чья-то грубая воля, или
собственный страх, или малодушный расчет -- кто, одним словом, не потерпел
ущерба своему достоинству от других или себя самого, -- в том едва ли
заискивание возьмет верх.
Заискивающий неустанно ищет чьего-то расположения. Мало кто отдает
столько внимания и усердия установлению добрых отношений. Его не оставляет
опаска, что им могут быть недовольны, что недовольство рождает
недоброжелательство, недоброжелательство опасно, опасность неотвратима, а
заключенная в других угроза способна напрочь разрушить его существование. В
силу этой логической цепочки, всякий раз безотчетно возникающей в
заискивающей душе, она любое недовольство окружающих воспринимает как
предвестие грядущей беды. И, естественно, ищет как ее предупредить, стараясь
всем внушить доброе к себе отношение.
Невдомек заискивающему, что поощряет его так себя вести не логика, а
недержание эмоций. Маленький камешек, брошенный с вершины горы, способен
увлечь за собой множество иных, так что к подножию скатится уже целая
лавина. Это происходит, если склон крут и камни некрепко держатся в почве.
Так и в душе заискивающего малейшее беспокойство, простой знак неприятия или
просто равнодушия со стороны окружающих вызывает целую лавину тревоги и
смятения. Что доказывает: заискивающей натуре трагически недостает выдержки,
самообладания и спокойной уверенности в себе -- качеств, предупреждающих
смятение страстей и хаос чувств.
В том, кто заискивает, нет ничего дурного. Он вредит главным образом,
самому себе. Кто перед всем отступает, в конце концов исчезает вовсе. Кто
пытается достичь благополучия, тщательно избегая любой неприятности и
уклоняясь малейшей угрозы конфликта, обрекает себя на вечную неудачу. Успех
и счастье не найдут того, кто не проявил себя. А ведь заискивающий только
тем и занят, чтобы себя не заявить и не стать препятствием на пути других.
Желая со всеми быть в ладу, он просто избрал неверную стратегию. Стремясь ко
всеобщему уважению, утратил себя. Ему постоянно изменяет чувство меры (как
впрочем, и остальные чувства).
Каждый из нас время от времени ищет чьего-то расположения, трудится над
установлением добрых отношений, старается достичь компромисса и согласия. Но
только заискивающая натура видит в этом главное средство достижения любых
целей; только она теряет в этих действиях свое достоинство. Заискивающему
вовсе не нужно отказываться от качеств своей души. Единственное, что
требуется -- выдержать характер. Вы так хорошо умеете чувствовать других,
постарайтесь же почувствовать себя. Личность начинается с открытия того, что
каждый принадлежит самому себе. Если Вы в своем праве, не думайте об
одобрении или неудовольствии других. Ведь это так естественно, что не хотеть
этого нельзя.
Ничего так не желает заискивающий, как освободиться от тягостного и
закрепощающего присутствия других в его сознании. Желает и боится. Поверьте,
он сам утомлен своим подобострастием. Все чаще его одолевают раздражение и
злость, тем более тягостные, что их требуется скрывать. Он начинает тихо
ненавидеть тех, перед кем заискивает; а может, ненавидел их изначально, видя
в них воплощения своей несвободы. Воистину, прожившие жизнь в непрестанном
заискивании кончают либо черной меланхолией, либо -- если случайность
подарит им власть над кем-нибудь -- крайним самодурством и садизмом. Этих
грустных проявлений легко избежать. Укротите свои подобострастные рефлексы
чувством собственного достоинства, не лебезите и не трепещите, пусть взгляд
Ваш будет ясен, а воля внятной. Тогда на облагороженной почве заискивания
поднимутся ростки предупредительности и обходительности, внимательности и
чуткости, заботливости и самоотверженности -- целое соцветие столь ценимых
людьми качеств. Любуясь ими, мы редко догадываемся о почве, которая их
породила.
Где податливый спасует, там упрямый сдюжит. В отличие от упорствующего,
который верен лишь достижению цели и потому легко меняет средства в
зависимости от обстоятельств, упрямец стоит на своем, что бы в этом "своем"
ни заключалось: прихоть, случайное слово, благородное стремление, очевидная
глупость или что иное. Любую мелочь упрямство способно возвести в абсолют и
отстаивать ее с неиссякающим упорством фанатика. Ни абсурдность позиции, ни
ее очевидная вредность, ни вполне обнаружившаяся нелепость предприятия не
могут заставить упрямца изменить раз совершенному выбору. Из этого
напрашивается вывод, что упрямец представляет собой неколебимо верного
человека.
Да, очень часто в проявлениях упрямой натуры сквозит беспросветная
глупость. Но, одновременно, нельзя не признать, что на самом диком и
вздорном случае упрямства лежит отблеск доблести. Ведь упрямый челочек
выдерживает поистине беспримерный натиск. Чем упрямее он стоит на своем, тем
сильнее становится оказываемое на него давление, и тем больше сил требуется
упрямцу для сопротивления. Удивительную силу духа выказывает упрямая
личность!
Упрямец не только силен, ко и последователен. Начав с некоторых посылок
и установив себе ориентир, он неуклонно следует избранному. И вот что
удивительно: даже если путь был неверным, даже если цели оказались
обманчивы, даже если усилия обнаружили свою тщетность -- даже в этом случае
упрямство не бесплодно.
Более гибкий ум уже неоднократно сменил направления движения, перебрал
множество вариантов, ни в одном не нашел удовлетворения и, может быть,
начинает обволакивать его отчаяние и грызть сомнения. И вот он видит, что в
то же самое время упрямец своей неверной, извилистой дорогой приблизился к
цели больше, чем он. Он прошел путь вдвое длиннее разумного, но благодаря
своему неостановимому движению он его все же прошел! Как не проникнуться
уважением к примеру труженика, который нам являет упрямый человек. "Дорогу
осилит идущий!" -- словно раз за разом, упрямо и кротко повторяет он нам. Ты
прав, милый упрямец. Не в том главное, чтобы найти выгодный маршрут, а в том
достоинство личности (не одного лишь ума), чтобы решиться на нечто
определенное. И, не обращая внимания ни на что, ни на какие препятствия,
тупо и гордо шагать к своей цели. Спасибо тебе за тот запас терпения, сил и
стойкости, которым ты одариваешь нас, упрямство.
Иногда думают, что упрямым человек становится от бессилия или из
страха. В самом деле, действия, вызываемые испугом, могут выглядеть как
проявления упрямства. Однако в страхе, так или иначе, заключено бегство
человека -- от угрозы, от выбора, от факта. Словом, в боязни человек
уклоняется от жизни, тогда как упрямством он принимает и утверждает ее.
Самое ценное в упрямстве -- его бездумность или даже глупость. Упрямый
не слышит голоса разума, его не останавливает явная абсурдность собственных
стремлений, и хотя такое поведение чревато неудачами и драмами, нередко
именно упрямство приносит нежданный успех. Только заядлый рационалист
считает, что во всем последнее слово должно оставаться за разумом, за
расчетом, за анализом обстоятельств и вытекающим из него выводом. Нет, не
менее важная роль в жизни и достижении цели принадлежит воле, решимости,
умению следовать выбору, сколь бы нелеп или ошибочен он ни казался.
Замечательной прививкой против колебаний и нерешительности, способных
погубить всякое начинание, служит упрямство. И потому можно сказать: без
упрямства настоящее всегда лишь уходило бы в прошлое и никогда на его место
не пришло бы будущее, и остановилось бы, иссякнув, время, и замерла бы
жизнь. Где нет упрямства -- там ничего не появится и не утвердится на свете.
Глядя на суетливого человека приходится вспомнить, что каждый из нас --
физическое тело. И как таковое занимает в пространстве определенное место;
причем только одно. Если он есть здесь, его нет там; а если находится там,
то отсутствует здесь. Суетливый будто вознамерился попрать этот физический
закон. Он разом хочет оказаться везде и во всем. До всего у него есть дело,
во все он готов вмещаться. Он непрестанно хлопочет, хлопочет, так что
начинает рябить в глазах и шуметь в ушах. У тех, конечно, кто находится
рядом с суетящимся. Только у них от суеты возникает глухое раздражение и
головная боль. Сам суетливец чувствует себя прекрасно, у него превосходный
вестибулярный аппарат. И только один недостаток -- за все хвататься, но
ничего не удерживать; многое начинать, почти ничего не доведя до конца. И,
главное, во всем хватать через край: привносить массу лишнего, забывая о
необходимом.
Суетливость определить просто: это излишнее беспокойство, проявляемое
всегда некстати и, как правило, самым утомительным образом. В теле
суетливого человека как будто бурлит множество маленьких вихрей. Он ни в чем
не виноват. Он просто жертва избытка движения, которое вдруг оказалось в
нем, и которое он не умеет толково употребить. Его постоянно дергает во все
стороны; он похож на отражение в воде, разбитое комком глины: цельное
изображение дробится и мелкими волнами пытается разбежаться в разные
стороны.
Впрочем, не стоит смотреть на суетящегося свысока. Весь наш мир, с его
заботами, нуждами, тревогами, как справедливо сказал мудрец, есть "суета
сует". И самый степенный в нем, коль скоро он плоть от плоти мира сего, не
избегает суеты. Так что когда я вижу непомерно суетного человека, меня
пронизывает жалость. Я вижу существо, которое потеряло себя, а точнее --
никогда себя не имело. Им играет мир, мода, собственные пристрастия, чья-то
прихоть... Он втянут в круговорот бестолкового, в сущности, движения, из
Дата добавления: 2015-12-18; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!