Модернизационные реформы, хотя и с разным успехом, затронули все сферы жизни только в Османской империи и Японии.
ЛЕКЦИЯ 6. НАЧАЛО СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ ВОСТОКА В РАМКАХ МИРОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ (6 часов)
План:
Наступление западной буржуазной цивилизации на Восток: варианты обратной реакции.
Социально-политические реформы в странах Востока, сохранивших политическую независимость.
Особенности модернизационных процессов в странах Востока, находящихся в разных степенях колониальной зависимости.
Наступление западной буржуазной цивилизации на Восток: варианты обратной реакции.
Наступление колониализма и воздействие на страны Востока западной буржуазной цивилизации вызвали в них различную реакцию.
Развернулись традиционалистские восстания, направленные как непосредственно против конкретной колониальной державы, так и против той ломки традиционных основ жизни, которая была вызвана косвенным влиянием колониальной политики в целом. К таким движениям можно отнести восстание Дипонегоро на Яве, бабидские восстания в Иране, сипайское восстание в Индии, тайпинское восстание и восстание ихэтуаней в Китае, движение падри, а затем Ачехскую войну на Суматре и множество других форм вооруженного сопротивления.
Вместе с тем западное проникновение, обострив внутренние противоречия в обществе, способствовало усилению социального антагонизма, что в ряде стран привело к социально-политическим катаклизмам, о которых рассказано в главах, посвященных истории отдельных стран.
|
|
|
Интеллектуальная элита стран Востока стала искать пути к духовному возрождению своих народов в новых условиях.
Наконец, господствующая прослойка стран, оставшихся более или менее независимыми, пыталась провести реформы армии, управления, государственных институтов, социальных отношений и системы образования, с тем чтобы противостоять натиску Запада. В некоторых случаях их можно даже назвать «революцией сверху». Характерные черты таких реформ и их результаты мы постараемся показать в рамках данной лекции.
С реформаторскими попытками в независимых странах важно сопоставить те преобразования, которые проводили колонизаторы в подчиненных им странах в процессе приспособления их обществ и экономики к потребностям метрополий. Реформирование социальных отношений в колониях и внедрение в них некоторых принципов европейского государственного строя и права имели, конечно, свои особенности, связанные с их насильственным характером, однако сходство если не методов, то результатов этих усилий также наблюдается и дает материал для размышлений об общих тенденциях модернизации стран Востока.
Социально-политические реформы в странах Востока, сохранивших политическую независимость.
|
|
|
В востоковедной литературе утвердилось представление о том, что реформы на Востоке начинались с перестройки армии или во имя ее. В действительности реформирование армии было частью более широкого социально-политического и правового переустройства общества. С конца XVIII в. правящие круги феодально-бюрократических государств стали постепенно осознавать гибельные последствия охватившего их государства глубокого социально-политического кризиса. Чувство опасности усугублялось военными поражениями некогда непобедимых армий. Превосходство европейцев на поле боя убедило правящие группировки в необходимости обратиться к изучению политических и культурных достижений Запада, чтобы перенести их на почву своих государств.
Не случайно султан Селим III, прежде чем начать реформу армии, просил свое окружение высказать пожелания относительно мер, которые следует принять ради восстановления могущества державы. А столетие спустя молодой китайский император Гуансюй (Цзайтянь) перед началом «Ста дней реформ» пожелал ознакомиться с историей государственных реформ нового времени, заказав инициатору преобразований Кан Ювэю составить записки о деятельности российского императора Петра Великого, преобразованиях, осуществленных в Японии, Франции и Англии, а также о пагубных последствиях неудачи реформ в Польше, завершившихся ее разделом, и в Турции в связи с отменой конституции Абдул-Хамидом II.
|
|
|
Несмотря на то что в ходе реформ восточные правители и их окружение заимствовали некоторые современные им европейские институты (прусскую конституцию – в Японии, принципы организации Национального собрания Франции – в Османской империи), в целом в своей реформаторской деятельности они повторили, хотя и в интерпретации собственной культуры, опыт преобразований европейских абсолютистских монархий XVIII в.
Надо сказать, что в самой Европе понятие «реформа» (от лат. reformatio) вошло в политический лексикон, как и большинство современных социально-политических терминов, не ранее середины XVII в. и с ним ассоциировалось в европейском общественном сознании представление о преобразованиях правовых и политических институтов. На Востоке же и в XIX в. реформы осмысливались не как трансформация, а как восстановление исконного, истинного порядка вещей. Между тем по сути знамением этого века стали модернизационные реформы, нарушавшие традиционный строй общества в духе нового – в более или менее отдаленной перспективе буржуазного – развития.
|
|
|
Так, эпоха преобразований модернизационного характера в Османской империи именовалась «Танзимат», т.е. время «упорядочивания» общества. В преамбуле к Гюльханейскому хатт-и шерифу, провозгласившему начало преобразований 1840-х годов, сообщалось о том, что порядки в империи пошатнулись из-за отступления от истинного устройства прошлого, основанного на священных законах Корана, и эти порядки надлежало восстановить. Преобразования в Японии периода Мэйдзи (Мэйдзи ист, букв. «Обновление эпохи Просвещенного правления») или «изменение существующих законов» (бэнь чен фа) в Китае в эпоху «Ста дней реформ» потребовали от их инициаторов ради идеологического обоснования своих шагов апелляции к авторитету древности и древних – к преобразованиям VII в. в Японии, произошедшим после «переворота Тайка» и заложившим основу японской государственности, и к учению Конфуция в Китае. Даже необходимость создания современной армии обосновывалась, например, Аббас Мирзой в Иране ссылками на Коран и шариат, в Бирме – ссылками на заповеди буддизма.
Объяснение этого феномена, т.е. осмысления переустройства общества как возврата к прошлым установлениям, по-видимому, следует искать в инертности общественного сознания восточных социумов, а также в том, что преобразования проходили под давлением Запада и во многом по образцам Запада и этим укрепляли в общественном сознании стремление к самоидентификации с помощью древних основ собственной культуры.
Модернизационным реформам, как правило, предшествовало знакомство различных социальных кругов с европейской культурой, осуществлявшееся по самым разным каналам: через посещение Европы в составе первых дипломатических миссий, через контакты с христианскими миссионерами, купцами, европейцами – пленниками пиратов или ренегатами, перешедшими на службу к восточным владыкам, авантюристами, политическими беженцами, через собственных подданных-христиан, не прерывавших давние торговые, религиозные, культурные связи с Европой, наконец, на поле боя в ходе вооруженного противостояния. В процессе этих контактов происходили первые заимствования европейских достижений в сфере вооружения, образования, быта, позже и машинной техники. В Османской империи эти заимствования совершались еще в ляле деври («эпоху тюльпанов»), т.е. в первой половине XVIII в.; в Японии и Китае на них основывалась политика «самоусиления» второй половины XIX в., и они осуществлялись уже в иных технико-экономических условиях и в силу других политических императивов. В ходе этих контактов и заимствований в среде образованной, преимущественно правящей элиты возникли интерес к европейским политическим порядкам и научным знаниям, а также представление о пользе заимствований европейских достижений в дополнение к своей культуре, еще не подвергавшейся критике.
Процесс вовлечения обществ Востока во всемирные хозяйственные связи и их военно-политические и культурные контакты и столкновения с державами Европы, иными словами европейский «вызов», в XIX в. коснулся всех стран Востока, однако «ответы» на этот «вызов» были различными, как и политические последствия самих контактов. Быстрее и более органично включились в модернизацию с европейскими заимствованиями общества с феодально-бюрократическим типом государственности, к этому времени испытывавшие кризис всех сторон жизни (наиболее очевидно он проявился в Японии). Большинство из них в дальнейшем сумели сохранить свою государственность, а Япония даже превратилась в колониальную державу. Та же часть патриархальных государств Востока, которая успела встать на путь внутренних преобразований до своего колониального закабаления (Бирма, Сиам), решала в ходе реформ преимущественно проблемы собственного политогенеза. В целом же патриархальные государства пережили модернизацию, а чаще только вестернизацию, уже в колониальном варианте, как и прочие восточные общества.
Подобные кардинальные различия реакции обществ Востока на европейский «вызов» позволяют полагать, что социумы с феодально-бюрократической государственностью были более подготовлены к восприятию европейских институтов. Иными словами, вектор исторического движения этих обществ до известной степени сближался с европейским. Впрочем, импульсы, время, смысл и эффективность модернизационных реформ различались и в феодально-бюрократических государствах, притом что направление преобразований по сути было общим.
Модернизация на пути реформ обрела необратимый и более завершенный характер лишь в Японии, хотя началась она там почти на полстолетия позже, чем в Османской империи, только после политического переворота, именуемого в литературе «Реставрация Мэйдзи» (1867-1868).
Инициировались реформы образованными кругами и антисёгунской группировкой правящего класса, поддержанными массовыми выступлениями различных социальных слоев вплоть до простонародья, которое в остальных феодально-бюрократических государствах включилось в современную политическую жизнь значительно позже, преимущественно в эпоху «пробуждения Азии».
Ранее других к модернизационным реформам приступили Османская империя и ее полусамостоятельные вассальные владения – Египет и Тунис. Инициаторами ранних реформ были сами правители – турецкие султаны Селим III и Махмуд II, египетский паша Мухаммед Али и тунисский бей Ахмед, окруженные советниками-единомышленниками. (Пожалуй, только Мухаммед Али жаловался на свое одиночество и тяжесть ответственности за судьбу преобразований.) Все эти самовластные правители не были сознательными реформаторами в том смысле, что они не руководствовались некоей целостной концепцией преобразований, не говоря о том, что в своих реформаторских устремлениях они не переступали тот предел, за которым следовало ограничение их самодержавной власти.
Селим, начавший реформы под влиянием внешней военной угрозы и внутренних беспорядков, сосредоточил свое внимание на укреплении вооруженных сил, военной промышленности и расширении учебных заведений военного типа. Он одним из первых восточных правителей прибег к содействию европейских советников. Проводимые им мероприятия, в том числе создание новых воинских подразделений, образование Консультативного совета при своей особе и учреждение постоянных дипломатических представительств в столицах европейских держав, получили общее название низам-и джедид («обновленное устройство»). По-видимому, Селим имел более широкие представления относительно насущных государственных преобразований, о чем свидетельствует его поручение дипломатической миссии, направленной в Вену в 1791 г., за год до начала реформ, ознакомиться с государственным устройством, организацией финансов и армий европейских стран.
Однако он так и не сумел преодолеть противодействия своей реформаторской деятельности со стороны традиционалистских кругов.
Мухаммед Али сформулировал принцип своей реформаторской политики в следующих словах: «Низам-и джедид без внутренних преобразований – ничто». И не выпуская из поля зрения военную реформу, он, подобно Петру I – этому идеалу самодержца-реформатора многих восточных правителей XIX в., – позволил себе осуществить то, что не мог даже вообразить ни один суверенный правитель Востока. Он перестроил почти все сферы общественно-политической и культурной жизни Египта, превратив поначалу в собственность государства едва ли не все источники доходов и средства производства. Но Мухаммед Али, гениальный политик, был личностью харизматической, данной Египту в критический момент политической истории, и в силу этого получившей свободу действий, которую и реализовал методами абсолютистско-деспотическими.
Султана Махмуда II к реформам побуждал уже один только пример его непокорного египетского вассала, едва не захватившего стамбульский трон. Вместе с тем Махмуд II и его ближайшее окружение отдавали себе отчет в угрозе распада империи под влиянием национально-освободительного движения балканских подданных султана (зятю Махмуда II Халиль-паше принадлежат слова: «Если мы не пойдем путем Европы, то нам не останется ничего другого, кроме как вернуться в Азию»). Поэтому сразу же вслед за реформой армии султан уделил внимание реформированию структуры управления, а также отчасти судебно-правовой и сословной системы, заложив основы Танзимата.
Осуществление реформ Танзимата выпало на долю образованных западников – Мустафы Решид-паши и его учеников и последователей Фуад-паши и Али-паши. В Тунисе ту же роль сыграл политик и литератор-просветитель Хайр-аддин-паша. Эта плеяда реформаторов, хорошо знакомая с политическими порядками Западной Европы и отчасти с идеями французского Просвещения, видела свой политический идеал в конституционной монархии. В сущности, их деятельность была направлена на провозглашение и внедрение в политическую жизнь империи законов, ограничивавших самовластие правителей и чиновников.
Середина столетия в Османской империи отличалась интенсивным политическим развитием и относительно быстрой радикализацией общественно-политической мысли. Решид-паша казался Фуад-паше и Али-паше почти традиционалистом, а к концу деятельности этих сановников-реформаторов в обществе уже возникла политическая оппозиция в лице «новых османов», открыто отстаивавших идеи конституционализма и парламентаризма, и солидаризирующегося с ними либерального чиновничества.
Под давлением этих кругов в условиях внутриполитического кризиса декабря 1876 г. была введена конституция с последующим избранием парламента.
Политическая ситуация в Египте и Тунисе 1860-х годов поставила их правителей, не находившихся в формальной зависимости от турецкого султана, перед задачей легитимации своей власти и поиска внутренней социальной опоры. В результате в Тунисе, раньше, чем где-либо на Востоке (апрель 1861 г.), была провозглашена конституция и на ее основе избран Верховный совет, а в Египте хедив Исмаил даровал стране в 1866 г. Органический закон и представительный орган – Консультативное собрание, хотя общественное движение за принятие конституции и выборы парламента возникло лишь накануне восстания Ораби-паши.
В значительно более ограниченных рамках были сделаны попытки проведения реформ в Иране в середине века (1848-1851) и почти полвека спустя в Китае (1898 г.). Инициатива реформ в Иране исходила из придворной среды и осуществлялась при покровительстве шаха, а в Китае программу преобразований разработал при благосклонном внимании молодого императора чиновник невысокого ранга Кан Ювэй, активно поддержанный низкоранговым и внеранговым чиновничеством, отражая уже интересы включившегося в политическую жизнь оппозиционного общественного слоя. Кан Ювэй справедливо полагал, что Китай исчерпал возможности своего движения по пути политики самоусиления и дальнейшее укрепление государства возможно лишь через реформы общественно-политического строя. Из-за сопротивления традиционалистских кругов задачи модернизационных реформ и в Иране, и в Китае решались преимущественно в ходе революций начала XX в.
В Корее и Вьетнаме модернизация была проведена колониальными властями, хотя идейные предпосылки для самостоятельных преобразований содержались в корейском учении кэхва ундон («Движение за реформы») 1870-1880-х годов. Народные волнения и восстания, сотрясавшие эти страны, не позволили реализоваться нормальному политическому развитию. В результате в Корее реформаторы, которым противостояли и традиционалисты, и массовое движение, попытались найти поддержку у японских политических кругов, преследовавших на деле колониальные цели, чем дискредитировали себя в глазах всего корейского общества.
Разрыв во времени в проведении модернизационных реформ в конфуцианском регионе и ближневосточных мусульманских государственных образованиях был значительным, что обусловливалось прежде всего характером их взаимоотношений с Западной Европой. К началу XIX в. Османская империя имела долгую историю военно-политического и дипломатического противостояния с Европой. Более того, Порта до известной степени еще в XVIII в. интегрировалась «в концерт» европейских государств, вступая с ними в союзнические отношения и блоки. Даже изоляционистская политика североафриканских арабских государственных образований никогда не означала их полного закрытия. Изоляция дальневосточных государств, облегченная их территориальной удаленностью от Европы, также никогда не была абсолютной, однако конфуцианским правящим кругам, убежденным в самодостаточности и безусловном превосходстве их культуры, удалось предельно ограничить контакты с Западом и задержать тем самым процесс модернизации.
Вместе с тем можно полагать, что особенности дальневосточных земельных, административно-управленческих и правовых институтов (более выраженные частноправовые черты землевладения, господство бюрократических форм управления, наличие кодифицированного права, т.е. те сферы общественно-политической жизни, которые в первую очередь подверглись преобразованиям в мусульманском ближневосточном обществе) позволили конфуцианским государствам включиться в модернизацию общественно-политического строя позднее и на более высоком уровне своего социально-экономического и общественно-политического развития.
Действительно, во второй половине XIX в. и Япония и Китай оказались в состоянии, еще до проведения модернизационных реформ, в значительно более широких масштабах заимствовать современные им европейские военно-промышленные достижения и осуществить это усилиями не только государственного (как на Ближнем Востоке в период реформ первой половины и середины века), но и частнобюрократического и купеческого капитала, а расклад их политических сил ко времени осуществления реформ предполагал уже участие в политической жизни новых социальных групп населения.
Тем не менее, модернизация этих стран конфуцианской культуры происходила по-разному и дала разные результаты. Феноменальные успехи Японии на пути модернизационных реформ во многом определялись происходившими в ней радикальными политическими процессами (антисёгунский переворот и восстановление императорской власти), к тому же эти процессы протекали в ходе общественно-политических компромиссов, а не в жестком противостоянии традиционалистских и реформаторских сил, как это имело место в Китае. Большую роль сыграла и традиционно большая открытость Японии к заимствованиям. Впрочем, предпосылкой подобного исторического движения Японии было также особое сочетание некоторых черт ее общественного строя и, как следствие, большая зрелость общественно-экономического строя.
Итак, результаты модернизационных реформ в государствах феодально-бюрократического типа во многом зависели от импульсов, побуждавших правящие силы приступить к реформам, от исторических условий, в которых они проходили, и от соотношения реформаторских и традиционалистских сил.
Сферами же преобразований на путях модернизационных реформ были государственное устройство, включая вооруженные силы, социальные установления, экономику, образование и бытовую культуру.
Основной смысл реформ заключался в рационализации системы государственного устройства, централизации его управления, а также изменении социального строя на началах гражданского общества. Это выразилось прежде всего в преобразованиях, ведущих к разделению законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти.
Наиболее важными преобразованиями в этом направлении были структурная перестройка административно-управленческих подразделений и создание правительства взамен бесчисленных, слабо связанных между собой управленческих подразделений, а затем объединение его в кабинет министров во главе с премьер-министром. (Этот процесс более органично протекал в бюрократизированной японской системе управления и сложнее – в мусульманской).
Постепенная секуляризация общественно-политической жизни и подчинение религиозных институтов светской власти – процесс, наиболее актуальный для мусульманского мира, – также представляли собой часть рационализации и централизации управления и переустройства общества. Наконец, провозглашение равенства подданных перед законом и ликвидация корпоративной и статусной раздробленности общества, а также введение представительных форм власти были первыми шагами на долгом, еще и сейчас не завершившемся пути становления гражданского общества. Этим нововведениям соответствовали и новые государственные идеологические доктрины: османизм в Османской империи и кокутай («Тело нации», идеологический конструкт, комплекс идей, слагающих национальную идентичность японцев) в Японии, появление в общественном сознании понятий «подданный», «отчизна» и идеи служения родине.
Модернизационные реформы приняли всеобъемлющий характер, охватывающий все сферы жизни, только в Османской империи, Египте и Японии. Но в Египте английская оккупация прервала этот процесс. В Османской империи в условиях жесткого противостояния реформаторов и традиционалистов он осуществлялся с приостановками, откатами, сопротивлением в исполнении провозглашенных реформ или слишком медленным их распространением на отдельные провинции, в конечном счете в эпоху Зулюма процесс почти остановился. В остальных государствах подобные реформы были проведены лишь частично или осуществились в колониальном варианте.
Но, даже вступив на путь модернизационных преобразований, реформаторы поначалу действовали традиционными методами, в логике традиционного устройства. Как известно, Мухаммед Али с невиданной полнотой реализовал восточнофеодальный принцип государственной собственности на землю, прежде чем осуществил мероприятия по утверждению частной земельной собственности.
Деятели Мэйдзи исин в Японии, провозгласив 3 января 1868 г. упразднение бакуфу – сёгунского аппарата власти, – через две недели объявили, в духе традиционной ранговой системы, о создании государственного органа власти – сансёку («три должностных ранга»). Во главе управления, согласно новой системе власти, стоял Со́сай (яп., «генеральный судья») (этот пост занял принц), ему подчинялись десять старших советников (гидзё, члены императорской семьи, кугэ и главы антисёгунских княжеств) и двадцать младших советников (санъё, аристократы и представители князей). В этом государственном органе синкретически соединялись все ветви власти. В его ведении находился и административно-управленческий аппарат, представленный традиционными ведомствами (ко), чуть позже трансформировавшимися в департаменты (кёку), число которых увеличилось с четырех до семи (по делам религии, внутренних дел, внешних сношений, военное, финансов, уголовных дел, административных вопросов), что свидетельствовало о расширении государственных функций.
Процесс разделения ветвей власти в Японии в сущности начался после принесения императором в мае 1868 г. клятвы, когда вместо сансёку был учрежден Государственный совет – дадзёкан.
Законодательная власть в Совете была представлена Консультативным советом. Его Верхняя палата обладала правом законодательной инициативы, назначения высших должностных лиц, ведала политическими вопросами и была высшей судебной инстанцией, а Нижняя, выражая интересы княжеств, городов и других территориальных подразделений, являлась его совещательным органом.
Исполнительную власть в дадзёкане олицетворяла палата, состоявшая из глав ведомств/департаментов.
Последующий процесс разделения ветвей власти пошел путем реформирования Государственного совета: в 1871 г., после ликвидации княжеств и учреждения общего административно-территориального деления (на префектуры, уезды и т.п.), Нижняя палата утратила свое предназначение, и тогда Государственный совет был преобразован в три палаты – Центральную (высший законодательный и политический орган), Левую (предназначенную для законодательных рекомендаций Центральной палате) и Правую (представлявшую глав департаментов). В апреле 1875 г. императорским указом был провозглашен постепенный переход к конституционному строю, и Госсовет претерпел последнюю реорганизацию: были упразднены Правая и Левая палаты, а Центральная подразделена на палату старейшин (прообраз палаты пэров будущего парламента) и Верхнюю судебную палату (что означало выделение судебной власти внутри высшего государственного органа). В 1889 г. Государственный совет уступил место парламенту с назначаемой императором из высшей аристократии Палатой старейшин (Гэнроин), обладавшей правом законодательной инициативы и утверждения бюджета, и выборной Нижней палатой.
Утверждение и издание законов, согласно конституции 1889 г., являлись прерогативой императора. Кроме того, при императоре был создан Тайный совет, что должно было привести к дальнейшему укреплению императорской власти.
Все эти перемены в высшем органе власти означали не только поиск оптимальных форм его функционирования, но были результатом сложных компромиссов, совершавшихся при разделе власти внутри правящей элиты – между членами императорской семьи, титулованной придворной и провинциальной знатью.
Параллельно с формированием законодательной ветви власти шел процесс трансформации высшей исполнительной власти. Ликвидация Нижней палаты Государственного совета, одновременное преобразование департаментов (кёку) в министерства (се) и укрепление влияния главного министра (дадзё дайдзин) свидетельствовали о возникновении в Японии института правительства в современном смысле слова. К этому времени было создано уже восемь министерств, что говорило о расширении и упорядочении функций административно-управленческого аппарата. Это были министерства по делам религии (в 1877 г. его функции перешли к министерству внутренних дел), иностранных дел, финансов, военное, образования, поощрения промышленности, юстиции, по делам двора. Однако дадзё дайдзин все еще традиционно рассматривался в качестве представителя императора, а не главы исполнительной власти. Кабинет же министров во главе с премьер-министром был учрежден только в 1885 г. и состоял уже из десяти министров. Согласно конституции, кабинет министров формировался императором и был перед ним ответственен.
Дальнейшая централизация управления страной осуществлялась через упорядочение провинциальной и местной власти. Это было особенно актуально для Японии, раздробленной на полунезависимые княжества, в которых крайне слабо был представлен государственный административный аппарат. Эта проблема была решена в Японии достаточно быстро: уже в мае 1868 г. в княжествах создаются органы центрального правительства, являвшиеся посредниками между княжеской и центральной властями, к концу же года под контроль государства отошли владения сегуна и противников императора, а в 1869 г. в Японии развернулось движение за «возвращение страны и народа императору», в результате чего княжества были преобразованы в административно-территориальные подразделения и в 1871 г. трансформированы в префектуры. Этот процесс сопровождался неоднократным перекраиванием границ бывших княжеств.
Губернаторы, назначаемые в префектуры центральной властью, располагая своим штатом, определяли направление политики на подведомственной им территории. Контроль же за деятельностью провинциальных и местных властей был передан в 1873 г. министерству внутренних дел. Иными словами, усилив контроль за деятельностью местной администрации, центральные власти предоставили ей широкий объем полномочий.
Последним этапом преобразования провинциальной и местной власти стала организация на всех ее ступенях, от центра префектуры до деревни, представительных органов – собраний и определение их прав и функций, что позволило установить соответствующее соотношение в системе управления местных государственных органов власти и института самоуправления.
Решение этой задачи в Японии имело свои особенности из-за традиционного для конфуцианской политической культуры приоритета государственной/княжеской власти на местах в отличие от традиций сильного общинного самоуправления в большинстве мусульманских обществ.
Первоначально при создании собраний в 1880 г. их права были определены относительно широко, законом же о местном самоуправлении 1888 г. прерогативы этих органов самоуправления были урезаны.
В конфуцианской политико-правовой системе не существовало разделения административной и судебной властей. Суд вершила администрация. Уже в 1869 г. на основании нового «Положения об административной иерархии» в Японии были созданы специальные ведомства – уголовных и гражданских дел, а также судебная контрольная служба; в 1871 г. ведомство уголовных дел и контрольная служба преобразовались в министерство юстиции, предназначенное ввести в практику новое судопроизводство и следственную службу. В конце того же года в Токио был основан первый судебный орган нового типа, после чего суды начали учреждаться в центрах префектур. Дальнейшее развитие судебной системы пошло по пути создания специализированных судов в столицах и общего типа – на местах. Право назначения судей принадлежало министерству юстиции, что закрепляло зависимость суда от административного аппарата. Высшей судебной инстанцией, осуществлявшей также контроль за исполнением законов, стала в 1875 г. Верхняя судебная палата Государственного совета.
Поскольку традиционное законодательство уже не соответствовало новым условиям жизни, в 1870-х годах начинается работа по изучению и переводу на японский язык европейской правовой литературы и законодательств, на основании которых в 1880-е– начале 1890-х годов создаются Уголовный, Гражданский, Гражданско-процессуальный и Торговый кодексы.
Модернизационные реформы в Османской империи представляют иную модель тех же процессов рационализации системы управления и централизации структуры власти, осуществлявшуюся, как и в Японии, по европейским образцам. Однако первоначально эти реформы и в Османской империи протекали в русле традиционной государственности.
Немедленно после ликвидации в июне 1826 года янычарского корпуса , стоявшего на пути реформаторских усилий Махмуда II, султанским указом было изъято из ведения великого везира верховное командование армией и провозглашено создание ведомства сераскера – командующего сухопутной армией (баб-и сераскери наряду с существовавшими баб-и али, т.е. Портой, и шейх-уль-ислами капысы). С этого указа в Османской империи начался процесс отделения функций административного управления от военного командования, позже распространенный и на провинциальную власть. Между 1831 и 1836 гг., в ходе реорганизации сипахийского ополчения и государственной финансовой системы, была провозглашена отмена всех форм условного землевладения – тимаров, зиаметов, мукатаа и маликане, – повлекшая за собой ликвидацию административно-судебных прерогатив их владельцев в отношении налогоплательщиков, переданных под их власть. Этим завершился на уровне местного управления процесс разделения административных и военных функций, а также ликвидации традиционного переплетения владельческих и властных институтов. Эти изменения совершались параллельно с разделением в 1834 г. гражданской и военной власти на провинциальном уровне: территория государства была разделена на возглавленные военным командованием военные округа с расквартированными в них армейскими корпусами; гражданское же управление осуществлял административный аппарат издавна существовавших административно-территориальных подразделений трех-четырех ступеней.
Созданием самостоятельного сераскериата Махмуд II решал, по-видимому, задачу не только разделения управления на гражданскую и военную сферы, но и изменения баланса сил в пользу светской власти, которую теперь, согласно османской должностной иерархии, великий везир делил с сераскером, тогда как власть духовная была представлена одним шейх-уль-исламом. В том же, 1826 г. последовали султанские установления, свидетельствовавшие о стремлении султана подчинить государственной светской администрации религиозные институты: султанской волей (естественно, при одобрении фетвой шейх-улъ-ислама) был упразднен суфийский орден бекташей; в тот же год в недрах государственного административного аппарата было создано специальное Управление вакфами; в 1827 г. из ведения кади была изъята служба мухтасиба и передана специальным органам, а квартальные имамы лишились своих административных полномочий (учета мужского населения, его передвижений и т.п.), переданных в ведение мухтаров – глав селений и городских кварталов – и приданных им советов старейшин. В 1835 г. последовал указ о назначении Управлением вакфов управляющих вакфами – мютевалли, что усиливало контроль государственной власти над имуществом религиозных и благотворительных учреждений. Впрочем, все эти мероприятия отнюдь не означали отстранения шейх-улъ-ислама и корпорации улемов от участия в решении государственных дел, хотя и несколько ослабляли их политический авторитет.
Осуществив в общих чертах разделение гражданской и военной власти и усилив подчинение религиозных институтов власти государственной, Махмуд II приступил к реорганизации административно-управленческих структур. В целях упорядочения иерархии административных подразделений, находившихся в ведении Порты, султанским указом от 7 января 1834 г. была учреждена новая «табель о рангах», разделившая должностных лиц аппарата управления великого везира на четыре класса.
Первый класс представляли кехья-бей, дефтердар и рейс-эфенди, в 1837г. получившие звания министров внутренних дел, финансов и иностранных дел. Три остальных класса составляли главы самых различных подразделений, не поддающихся четкой систематизации с точки зрения современных представлений, хотя и свидетельствующих о постепенной трансформации функций и субординации должностных лиц традиционного османского аппарата. Так, ко второму классу должностных лиц были отнесены чаушбей – впоследствии министр юстиции, нишанджи-баши ее дефтер эмини – хранитель султанской печати и первый архивист министерства финансов, а также управляющий монетного двора, генеральный контролер, директор по делам печати, глава производства пороха, директор таможен, интендант двора и др. – всего шестнадцать должностей. Третий класс представляли пятнадцать постов, среди них историограф империи, совместивший этот традиционный пост с должностью главного редактора правительственной газеты, секретари канцелярий султана и министерств, инспектора бюро прошений, церемониймейстер, переводчик Дивана, а также начальник штаба линейных войск, директор имперских шелковых мануфактур, главный архитектор двора и др. К четвертому классу были отнесены главные интенданты, секретари, начальники канцелярий, ведавшие преимущественно финансовыми и имущественными делами. Таким образом, административная иерархия выстраивалась соответственно должностному рангу главы административного подразделения, т.е. скорее в феодальных, чем бюрократических традициях. В 1838г., с переводом чиновников на жалованье, табель о рангах должна была служить руководством к определению его размеров.
Институт правительства в Османской империи начал формироваться с объединения в 1837 г. трех министров, отнесенных к первому классу должностной иерархии, в Совет министров (Меджлис-и вюкеля). Министерские звания первоначально лишь приравняли старые должности к европейским.
Между тем процесс создания министерств как бюрократических образований еще находился на первоначальной стадии. Так, по старой традиции в ведении рейс-эфенди находились три бюро (калеми), ведавшие кроме иностранных дел регистрацией правительственных актов и служебных перестановок. Теперь была учреждена самостоятельная канцелярия амеди – прообраз министерства иностранных дел, состоявшая, как и прежде, из 8-10 человек, подразделенных на два отдела. (Между тем как в остальных калеми, не имевших отношения к иностранным делам, по штатному расписанию насчитывалось по 120-150 и 30 человек.) Да и сами министры выполняли еще скорее роль советников султана по соответствующим вопросам. Совет министров, в который входили и главы других наиболее важных ведомств и отделов, возглавлял великий везир. Вместе с тем влияние великого везира на все дела государства традиционно было очень велико, он издавна воспринимался как заместитель султана.
Попытка Махмуда II превратить должность великого везира в премьер-министра (баш-векиль) встретила сопротивление сановной знати, и после смерти султана был восстановлен прежний порядок.
Дальнейшая эволюция правительства происходила по разным направлениям. С расширением и упорядочением административных функций государства создавались новые министерства. Так, после Крымской войны, когда с провозглашением хатт-и хумайюна в 1856 г. начался новый раунд преобразований, углублявших и внедрявших в жизнь реформы 1840-х – начала 1850-х годов, появились министерства юстиции, просвещения, общественных работ, вакфов. Укреплялся кадровый состав министерств, расширялась их компетенция. Министерства обрастали советами, специальными комиссиями и комитетами по образованию, земельным вопросам, почте и телеграфу и т.п., которые в дальнейшем могли быть превращены в новые министерства. В 1834 г. были восстановлены упраздненные после Селима III постоянные дипломатические миссии при главных европейских дворах – они стали основой будущего дипломатического корпуса министерства иностранных дел.
Таким образом, происходил процесс становления современной бюрократической системы буржуазного европейского образца. Возникли и новые центры подготовки чиновников: это была Школа гражданских чиновников, открытая в 1858 г., Султанский лицей, основанный в 1867 г., не говоря уже о Бюро переводчиков при министерстве иностранных дел. Начало складываться и новое чиновничество, формирующее средний класс общества, обремененное вместе с тем пороками старой системы – коррумпированностью, неисполнительностью, склонностью к непотизму и фаворитизму.
Становление законодательной власти в Османской империи происходило так же длительно и сложно, как в Японии, но не путем реформирования единого властного института, а через рассредоточение законодательных функций среди вновь создаваемых органов. По-видимому, это объяснялось стремлением Махмуда II и его преемников препятствовать ограничению своей власти. Если в Японии дальнейшая сакрализация личности императора приводила к усилению исторически слабой императорской власти, то в Османской империи, напротив, постепенно вызревало представление о приоритете закона над султанской волей. Реформы ограничивали деспотическое всевластие султанов, превращая «деспота» в абсолютного монарха, со временем вынужденного смириться и со стремлением реформаторов установить монархию конституционную. Неизбежный при подобных преобразованиях процесс секуляризации усиливал авторитет султана как светского правителя, но при этом отчасти отодвигал в тень его роль как халифа.
Начало процесса разделения законодательной и исполнительной власти в Османской империи можно датировать 24 марта 1838 г., когда принесли клятву о честном исполнении своих обязанностей пять членов и два секретаря вновь сформированного Совета по юридическим установлениям. Впрочем, это еще не был чисто законодательный орган. В обязанности Совета входили как разработка реформ для упорядочения и улучшения гражданских и военных дел империи, так и решение спорных административных дел и осуществление суда над провинившимися чиновниками. Однако подготовка законов входила одновременно в компетенцию нового Совещательного совета при Порте и учрежденного в 1837 г. Военного совета при сераскериате.
Дальнейшая реорганизация Совета по юридическим установлениям была вызвана многими обстоятельствами: желанием изменить в нем соотношение сил между более или менее радикальными сторонниками реформ, а также их противниками; намерением активизировать его работу; постепенной радикализацией общественной мысли и взглядов самих реформаторов, а после Крымской войны еще и политическими маневрами правящей элиты, продиктованными усилением национально-освободительного движения в этой многоэтничной и поликонфессиональной империи; давлением держав.
Через два года после учреждения Совета по юридическим установлениям он был реорганизован и число его членов выросло до десяти. В сентябре 1854 г. в дополнение к нему был создан Высший совет по реформам (Высший совет Тан-зимата), к которому перешла часть функций по разработке реформ. В 1861 г. в связи с неэффективностью вновь созданного органа он был ликвидирован, будучи превращен в отдел Совета по юридическим установлениям. Наконец, в 1867 г. начал разрабатываться проект разделения последнего на Совет юстиции и Государственный совет, ставший предшественником парламента. За образец при организации Госсовета был взят Государственный совет Франции, учрежденный в том же году императором Наполеоном III.
Государственный совет начал свою работу 5 марта 1868 г. под председательством Ахмеда Мидхат-паши, сторонника конституционного строя. Структура и объем функций этого органа свидетельствовали о совершенствовании законодательной мысли его создателей. Совет имел пять секций, предназначенных для разработки законодательства по следующим направлениям: внутренние и военные дела, финансы и вакфы, уголовные, гражданские и коммерческие правонарушения и судопроизводство, общественные работы, торговля и земледелие, просвещение. При этом закон предписывал Совету не вторгаться в компетенцию исполнительной власти. Состав Совета определялся указом султана.
Высшему совету юстиции предписывалось рассматривать законы, обеспечивающие безопасность личности, чести и имущества подданных. По убеждению султана Абдул-Азиза, это учреждение было призвано закрепить «принцип отделения исполнительной власти от судебной, религиозной и гражданской». Наличие подобного органа в системе законодательной власти империи говорило о том, что реформаторы придавали большое значение преобразованию судебной власти в империи.
Под конец своей реформаторской деятельности Махмуд II издал указ 1838 г., предусматривавший наказание за должностные преступления как гражданских чиновников, так и судей; это означало, что отныне кади отвечал за правонарушения перед светским законом. После провозглашения Гюльханейского хатт-и шерифа одним из первых законодательных актов султана Абдул-Меджида стало принятие Уголовного закона 1840 г., который был разработан и дополнен соответственно Уголовными законами 1851 и 1858 гг.
Совершенствование уголовного законодательства осуществлялось путем систематизации правонарушений, исключения из кодекса статей административного и имущественного права и вопросов судопроизводства. Закон 1858 г. в наибольшей степени был приближен к кодексу Наполеона I. В 1850 г. начал действовать Коммерческий кодекс, подготовленный еще в 1841 г. В 1846г. составлена инструкция для чиновников, игравшая роль Административного кодекса. Большая реформаторская работа была проделана в области создания судопроизводства, предусматривавшая отделение суда и от административной, и от религиозной власти. Права вершить суд лишились главы ремесленных и торговых корпораций. Уголовные дела теперь рассматривались меджлисами. Однако шариатский суд продолжал существовать наряду со светским, и кади сохранял контроль над светским судопроизводством, продолжали действовать и религиозные суды немусульманских конфессий. Спецификой османского судопроизводства стали «смешанные» суды, рассматривавшие конфликты между христианами и мусульманами, иностранцами и османскими подданными.
Централизация управления в Османской империи не менее интенсивно осуществлялась на местном уровне. Сохранялся традиционный для государства принцип административно-территориального деления, хотя и в этой сфере, как и в Японии, в поисках оптимальных условий для управления происходили неоднократные изменения количества провинций-вилайетов и их границ. Сохранился и традиционный штат основных должностных лиц, состоявший из губернатора (вали), казначея (дефтердара) и главного судьи (кади). Однако их функции видоизменились: губернаторы и главы администрации нижестоящих административно-территориальных единиц лишились функций военной власти, вали уже не был полновластным хозяином территории, он был обязан регулярно отчитываться министерству внутренних дел, так же как дефтердар – министерству финансов. Он не распоряжался финансами. Вместе с тем выросли штаты провинциальной службы, в функции которых входили организация и контроль службы почты и телеграфа, местной прессы и издательского дела, образования, дорожной службы и т.д.; таким образом, ряд полномочий был передан на уровень провинциальной и местной администрации.
Как и в Японии, организация провинциального управления предполагала существование на всех ее уровнях представительных органов, часть членов которых была выборной. Созданием представительных собраний (меджлисов) османские власти стремились ослабить роль традиционных органов самоуправления. Административно-правовые основы организации провинциального управления были детально проработаны в законах о вилайетах 1864 и 1871 гг.
Итак, там, где модернизационные реформы реализовывались достаточно полно, их сердцевину составляли законоположения, преобразовывавшие систему управления. Реформирование армии, важной частью которого был переход к системе рекрутского набора с ограничением срока пребывания в армии (в Японии в 1872 и 1873 гг. была учреждена всеобщая воинская повинность с трехгодичной службой, в Османской империи служба длилась пять-семь лет), являлось лишь одной из сторон процесса модернизации. Тем не менее, армейская реформа, несмотря на противодействие ей простонародья, имела важные социальные и психологические последствия.
Военная служба перестала быть сферой деятельности привилегированного слоя общества; армия постепенно превращалась в инструмент государственной власти. Упал престиж военного человека, но зато прохождение военной службы способствовало воспитанию чувства патриотизма.
Не менее существенные изменения внесли реформы в социальный строй обществ Востока. В Османской империи Гюльханейский хатт-и шериф 1839 г. провозглашал равенство всего населения – «от чабана до везира». Более того, сам султан признал верховенство закона над его волей, дав клятву соблюдать законоположения, провозглашенные хатт-и шерифом. В Японии в 1872 г. было узаконено существование трех сословий (вместо четырех сословно-статусных групп) и декларировано их равенство. В Иране же равенство подданных было провозглашено только в 1907 г. во время революции. Согласно закону 1872 г. в Японии простые люди получили право иметь собственные фамилии, носить форменную одежду, ездить верхом на лошадях. (Впрочем, Махмуд II еще до провозглашения в империи равенства подданных ввел в обиход полуевропейскую одежду, положив начало ликвидации внешних различий людей разного сословного статуса).
Провозглашение равенства населения перед законом не означало утверждения социального и даже правового равенства. Оно лишь значило, что отныне над жизнью подданных равно господствует закон, а не произвол должностных лиц. Именно со времени провозглашения равенства османский султан и японский император стали активно побуждать население обращаться к судебному разбирательству в случае произвола чиновников. Вместе с тем законы признавали «естественные права и привилегии» различных сословий. Но если сословное деление в Японии было четко выражено, то мусульманское общество такой четкости не знало исторически. К тому же в Османской империи допуск в результате реформ христиан к государственной службе, введение рекрутской повинности и обязательного светского образования, а также спонтанно протекавшие социально-экономические процессы изменяли социальную конфигурацию общества. Так, османский Уголовный кодекс 1851 г., констатируя разную уголовную ответственность за правонарушения людей различных состояний, неопределенно делил население, уже отчасти по экономическому положению, на «великих», «малых» и людей «среднего состояния», т.е. базарный люд – купцов и ремесленников.
Однако и османское и японское законодательство отменяло статус неполноправного населения: эта – в Японии, рабов – в Османской империи, которая присоединилась к Международному протоколу о запрещении рабства.
Манифесты 1839 и 1856 гг. в Османской империи придавали особое значение защите таких гражданских прав, как безопасность личности и имущества, уважение чести и достоинства, отказ властей от произвольных конфискаций имущества должностных лиц. В конфуцианском обществе, по-видимому, большую роль играло снятие запретов на профессиональную деятельность (в частности, согласно реформам Гуансюя, маньчжурам дозволялось заниматься ремеслом и торговлей).
Появление официальной и частной прессы, участие выборных членов в работе местных советов, введение всеобщего светского образования начальной и средней ступеней, развитие книгопечатания и т.п. оказывали свое влияние на атмосферу модернизирующихся обществ.
Среди экономических реформ следует упомянуть прежде всего преобразования в аграрных отношениях. В рассмотренных выше странах их можно назвать значительными и в то же время ограниченными. Основным их содержанием было введение или правовое оформление частной собственности на землю. В конечном счете права частных собственников, хотя и в ограниченном виде, получили налогоплательщики (райяты на Ближнем и Среднем Востоке и подобные им слои в других странах), обладавшие до этого лишь владельческими правами, или правами подчиненной собственности. Держатели временных военных ленов, которые играли столь важную роль в административной и военной структуре многих восточных империй, потеряли свои владения. В Османской империи тимарная система была ликвидирована еще при Махмуде II, однако земля по-прежнему рассматривалась как государственная (мириё). По закону 1858 г. права владельцев земли мирие были расширены. (Окончательно частная собственность на землю была признана только в 1926 г., уже в кемалистской Турции.)
В Иране с 1850 г. стал создаваться кадастр земель с закреплением прав на них индивидуальных владельцев, а в 1868 г. была официально введена частная собственность.
В Японии концентрация земли в частных руках происходила еще при режиме Токугава, однако купля-продажа была официально запрещена и осуществлялась нелегально. Одной из реформ периода Мэйдзи была легализация частной собственности, хотя первоначально она была обложена высоким налогом в качестве источника накопления средств для индустриализации. Позже правительство было вынуждено снизить поземельный налог, и частная собственность приобрела действительную ценность.
Однако социальные условия во всех этих странах были таковы, что буржуазные отношения в сельском хозяйстве не могли возникнуть сразу. Новые собственники использовали землю для сдачи ее в аренду, часто кабальную. Отношения в деревне оставались в основе феодальными. В XX в. пришлось проводить еще одну аграрную реформу, чтобы вывести сельское хозяйство из глубокого застоя.
Модернизационные реформы, хотя и с разным успехом, затронули все сферы жизни только в Османской империи и Японии.
Программа же «Ста дней реформ» в Китае в области государственного управления ограничилась призывами изменить систему экзаменов: отменить наиболее архаичные и далекие от практических знаний предметы и включить экзамены по политическим и экономическим дисциплинам; разрешить чиновникам всех рангов, представителям ученых и прочему люду свободно подавать прошения императору; закрыть некоторые бездействующие и ненужные административные учреждения при дворе и в правительстве; сократить штаты правительственных учреждений; разрабатывать и публиковать государственный бюджет и его исполнение. Многочисленные предложения о создании новых учебных заведений в Китае не предусматривали разработки системы образования и введения всеобщего бесплатного обучения на низшей и средней ступенях, как это было в Японии и Османской империи. Высказывались многочисленные предложения относительно поощрения промышленности и сельского хозяйства, но не упоминалось о введении равенства подданных.
Содержание и последовательность провозглашения модернизационных реформ в феодально-бюрократических государствах Востока сознательно или в силу историко-логического развития соответствовали реформам, осуществленным европейскими монархами в период раннего абсолютизма, развитым в эпоху «просвещенного» абсолютизма и завершенным установлением конституционной монархии. (Мы имеем в виду централизацию управления через упорядочение государственного механизма и создание единого государственного пространства путем распространения единообразной системы административно-территориального деления, составления кадастра земель и утверждения общей налоговой системы, отмены внутренних таможенных пошлин и т.п. – при раннем абсолютизме; провозглашение равенства, заботу о безопасности и правах подданных, религиозную толерантность, признание приоритета закона над волей правителя при сохранении его самодержавной власти – в эпоху «просвещенного абсолютизма».)
Первый тур реформаторских преобразований Османская империя осуществила за первые три четверти XIX столетия, а затем была вынуждена вернуться к восстановлению конституционного строя в процессе младотурецкой революции. В Японии эти реформы были проведены за два последних десятилетия того же века. Китай и Иран реализовали свой курс либеральных реформ лишь во время революций начала XX в., совместив его с провозглашением демократических свобод.
Дата добавления: 2022-11-11; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!