Э. МакКормак. Когнитивная теория метафоры. 66 страница
1. Очень сильный водоворот.
2. Можно было подумать, что это не водоворот, а кипящая вода.
Но читаем ниже на той же странице:
...Путь к жилищу ведьмы лежал через пузырящийся и л.
Может быть, ил пузырится оттого, что вода в водовороте кипит? Ситуация остается неясной. Возможны оба значения рассматриваемого выражения.
Похожий пример мы встречаем в «Дюймовочке», где майский жук ... слетел с нею [Дюймовочкой ] с дерева и посадил на ромашку... Целое лето прожила Дюймовочка одна-одинешенъка в лесу.
По аналогии с обычными правилами и перифразами, служащими для установления связности текста14, слово лес должно быть признано метафорическим эквивалентом упомянутого выше луга; то есть речь идет о метафоре, что и подтверждается ближайшим контекстом:
485
Она сплела себе колыбельку и повесила ее под большой лопушиный лист — там дождик не мог достать ее.
Однако четырьмя предложениями ниже читаем: «...Листья с деревьев облетели...», что напоминает нам о ситуации, значение которой мы недооценили: в лесу. Может быть, лес здесь действительно значит 'лес'? Это предполагается и дальше:
Возле леса, куда она попала, лежало большое поле.
Но через несколько страниц читаем вновь:
...Одни голые, сухие стебельки торчали из мерзлой земли; для Дюймовочки это был целый лес.
На одной из следующих страниц опять читаем:
...Грустно смотрела вверх, где шумел целый лес золотых колосьев.
Это опять наводит нас на мысль о метафорической природе этого выражения. Двузначность возможна благодаря двойственности принятого масштаба: все предметы кажутся Дюймовочке очень большими, но не все они таковы с точки зрения рассказчика. Поэтому остается неясным, где имеется в виду настоящий лес, а где лес трав. В первом случае используется оценка самого рассказчика, во втором — рассказчика, который пытается увидеть мир глазами маленькой Дюймовочки. Метафорическая запись выражения лес (луга) такова:
|
|
|
1. Луг.
2. С точки зрения Дюймовочки, это не луг, а целый лес.
IIIх). В другом случае метафороподобное выражение может иметь двойной смысл в силу того, что при нем нет никакого комментария, позволяющего истолковать его однозначно, единственно верным образом.
В качестве иллюстрации приведем один отрывок из «Винни-Пуха» Милна:
Солнце еще нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла*.
Такое загадочное упоминание о солнце встречается только один раз, в дальнейшем развитии событий солнце уже никак не участвует. Цитированный отрывок можно истолковать как сообщение о восходе солнца, выраженное следующей совокупностью метафор:
|
|
|
1. Солнце еще не взошло.
2. Можно было подумать, что это не солнце, а ребенок, который еще нежится в постели.
* Цит. по изд.: Милн А. Винни-Пух и все-все-все. М., 1985, с. 515. — Прим. перев.
486
Возможна и другая интерпретация: признать солнце одним из персонажей книги, подобно антропоморфным образам солнца, ветра, месяца (ср. мотив солнца-повелителя, появляющийся во многих сказках), известным из фольклора. Сходство с ребенком выступает лишь как одна из отличительных черт этого образа в данном тексте. В мире, где действуют тигрята, медвежата и поросята, вполне может появиться и детеныш солнца.
Текст сказки не дает окончательного ответа на вопрос исследователя, о каком из двух значений идет речь.
IV
Из предыдущих рассуждений вытекает, что метафора в сказке может появляться лишь постольку, поскольку она подтверждается соответствующим комментарием, исключающим буквальное прочтение данного выражения. В рассмотренных примерах при всех предложениях, содержащих метафору, присутствует комментарий.
Если внимательнее приглядеться к различным формальным видам метафор, то можно заметить, что метафоричность — это не всегда контекстное явление, если иметь в виду широкое понимание контекста; часто на нее указывает форма выражения. Таковы генитивные метафоры типа лес колосьев, ковер снега. Такие метафоры образуют особую группу, которая характеризуется тем, что оба их значения — словарное (лес, ковер) и метафорическое (колосья, снег), — в отличие от других видов метафор, имеют свои лексические показатели. Встретив одну из таких метафор, читатель должен только актуализовать семантическую связь обеих составляющих этого выражения (связь, отмеченную на поверхностном уровне родительным падежом), используя при этом инвариантную экспликативную формулу метафоры.
|
|
|
Другой тип метафор, который вне зависимости от принадлежности текста к жанру сказочного получает немедленную и однозначную интерпретацию, — это клишированные выражения и фразеологизмы. В предложении В жарких странах солнце, как принято говорить, печет («Тень») выражение солнце печет воспринимается как метафора, хотя именно в таком смысле оно используется в разного рода текстах. В этом случае можно избежать утомительных поисков объяснительного контекста; однако всегда следует опасаться того, что автор может сознательно «оживить» стертый метафорический оборот и в «оживленном» виде использовать его в сказке. Примером этого служит выражение Я был вашей тенью.
|
|
|
V
Для исчерпывающего обсуждения проблемы использования метафор в сказке необходимо обратить внимание еще на один
487
тип выражений, которые хотя и напоминают метафоры, но все же отличаются от них своей семантической структурой. Возьмем слово тюльпан в следующем контексте:
Воробьиха посмотрела в одно [окно], посмотрела в другое, и ей показалось, что она заглянула в чашечки тюльпанов: все стены так и пестрели разными рисунками и завитушками, а в середине каждого тюльпана стояли белые люди («Соседи»).
В данном случае исключается буквальное понимание слова тюльпан, так как известно, что речь идет о комнате, а не об обитаемом цветке. Метафорическое значение также нельзя принять, так как тогда воробьи должны были бы понимать, что то, что они называют тюльпаном, на самом деле является комнатой. Лишь в этом случае можно было бы использовать нашу формулу:
1. Внутри комнаты стоят белые люди.
2. Может показаться, что это не комната, а тюльпан.
Однако воробьи не вполне отдают себе отчет, что это за странный предмет, не знают его названия, они даже не выделяют его в качестве отдельного «предмета», а просто называют его первым пришедшим в голову словом, основываясь на чисто поверхностном сходстве с тюльпаном. В этом случае мы имеем дело не с метафорой, а с явлением называния, с катахрезой inopiae causa15. Этот предмет является новым, никак не классифицированным еще в языке воробьев, поэтому они не могут вербализовать своих мыслей, не уподобив предварительно комнату одному из видов цветов. Метафора же есть не название данного явления, а скорее его переназвание. Подобным образом можно интерпретировать и следующие предложения:
[Воробьи]: — Их [елки] посадили посредине комнаты и нарядили чудеснейшими вещами («Ель»).
[Розы]: — Днем греет солнце, а ночью небо светится еще ярче. Это видно сквозь дырочки в нем. Дырочки были звездами, но звезды об этом не знали («Соседи»).
Таких примеров можно было бы привести еще очень много. Их характерная особенность в том, что они не являются частью авторского повествования, а присутствуют в речи персонажей.
За вычетом явлений этого типа настоящие метафоры в сказке достаточно редки. Это вполне объясняется результатами проведенного анализа: метафора легко смешивается с метафороподобными выражениями; во избежание такого смешения необходимо ввести в текст специальные средства, обеспечивающие правильное понимание выражения: поясняющий контекст или возможность выведения совокупности следствий. Эти средства значительно отягчают текст, но избежать их можно лишь при использовании генитивных метафор и клишированных выражений. При чтении Андерсена бросается в глаза обилие выражений вроде казалось,
488
сдавалось, было похоже и др.16, которые хотя и сходны с метафорой, но влекут за собой связанные с метафорой ограничения17. Тот факт, что метафора достаточно редко встречается в сказках, объясним и с чисто литературной точки зрения: мир сказки настолько богат чудесными событиями, что его необязательно приукрашивать за счет тех средств, которые предлагает метафора, то есть взгляда на мир через призму других явлений или предметов.
VI
В начале статьи я уже отмечала, что отличие мира сказки от действительности проявляется в нестандартных правилах сочетания слов. Это нейтрализует метафороподобные выражения и препятствует появлению метафор. Сфера действия этого явления, однако, ограниченна и меняется от сказки к сказке, но во многих текстах сказок можно найти соответствующие примеры. В тех сказках, где оживают неодушевленные предметы, невозможны метафоры одушевления и персонификации. Это правило заметно влияет на текст в следующих двух отрывках из «Русалочки»:
I. Тогда Русалочка подняла свои белые хорошенькие ручки, встала на цыпочки и поплыла в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто!
II. Посреди зала вода бежала широким потоком, и в нем танцевали водяные и русалки под свое чудное пение.
В первом отрывке описаны развлечения принца в его обычном, земном дворце. Выражение поплыла вполне может быть употреблено в качестве метафоры, так как оно не нарушает связности текста, описывающего этот мир. Во втором отрывке речь идет о подводном дворце, где вместо паркета — шумящий поток. Наиболее естественно предположить, что по этому дворцу все передвигаются вплавь, поэтому глагол поплыть по отношению к танцу не годится в качестве метафоры.
Как ни парадоксально, но Русалочка не могла «поплыть», пока жила в воде, это оказалось возможным лишь тогда, когда она стала жить на суше и русалкой уже не была.
Эти наблюдения можно обобщить: при описании подводного мира нельзя употреблять какие-либо переносные выражения, в которых одни явления рассматриваются через призму других, так или иначе связанных с водой.
Подобные явления — это еще один важный фактор, ограничивающий возможность употребления метафор в сказке. Таким образом, метафора в сказках — явление редкое, ибо она всегда зависит от контекста и постоянно требует как от автора, так и от читателей принимать во внимание совокупности семантических следствий. Такое неустойчивое положение метафоры именно в сказке, по сравнению с другими жанрами, можно объяснить (если иметь в виду только семантико-коммуникативные усло-
489
вия и отвлечься от генетического своеобразия жанра) изменчивостью изображаемой модели мира и, как следствие этого, изменением правил сочетаемости слов. Опознавательным знаком этого онтологического преобразования и ослабления устойчивых лексических связей служит метатекстовая информация, определяющая данный текст как сказку. Количество такой информации может меняться в зависимости от конкретного текста; в литературных сказках она может ограничиваться подзаголовком «Сказки» или имплицитно подразумеваться в фамилии автора (так, в книге «Дитя Эльфов» Г. X. Андерсена ничто в заглавии и в подзаголовке не указывает на принадлежность к жанру сказки, кроме «сказочной» фамилии автора и своеобразного графического оформления).
* * *
Как мне кажется, описанный выше способ интерпретации текстов сказок может быть использован также для анализа некоторых видов поэтических текстов. Так как в поэтическом тексте встречается много необычных словосочетаний без всяких поясняющих комментариев, он может быть истолкован либо как метафорическое описание реального мира, либо как реалистическое описание необычного, сказочно-поэтического мира. «Поэтичности» описания в первом случае соответствует «поэтичность» описываемого мира во втором.
Выбор того или иного способа описания обусловлен в основном различиями литературных школ и теорий поэтики.
Проблема факультативности метода интерпретации поэзии и соответственно факультативности ее содержания еще ждет теоретического и исторического исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 С этой точки зрения, а также с утверждением сторонников генеративистской теории о том, что в языке действуют постоянные селективные правила, полемизирует в своей статье М. Редди: Reddу М. A Semantic Approach to Metaphor. — In: Papers from the Fifth Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society, eds. by R. Binnick et al. Chicago, april 1969. Редди утверждает, что селективные правила являются логическим следствием гипотезы, что единственным возможным миром является тот мир, который известен нам из внеязыкового опыта. С точки зрения Редди, это утверждение неверно. Он показывает, как в зависимости от различных условий референции одно и то же предложение получает разный статус: иногда оно получает дословное истолкование, в другом случае считается метафорой или бессмыслицей.
2 Cohen J. Structure du language poétique. Paris, 1966. Ж. Коэн наиболее точно определяет полярность этих выражений так: «Стихотворение не является здесь правильным выражением анормального мира (как в случае сказки), но анормальным выражением обычного мира».
490
3 Такое предложение могло бы появиться и в сказке «Русалочка» в описании того момента, когда Русалочка в последний раз плывет мимо подводного дворца.
4 Формула "S1 есть Р2", где S = субъект, а Р =предикат, отражает необычность сочетания субъекта и предиката, которые принадлежат по сочетаемости к разным классам слов.
5 Эта формула впервые приведена в моей работе «О семантическом представлении некоторых метафорических выражений» (Dobrzyńska Т. О Semantycznej reprezentacji niektńrych wyrażeń metaforycznych. — In: Semantyka i słownik, red. A. Wierzbicka. Wrocław, 1972). Принятая здесь экспликативная формула также моделирует содержание метафоры вне зависимости от поверхностного представления метафорического выражения. Метафора представляет собой определенный тип предикации, где функцию предиката выполняет выражение, которое по своему буквальному значению не может быть осмысленным предикатом при данном подлежащем. В процессе истолкования метафоры адекватный предикат воссоздается из части значения и/или коннотаций метафорического выражения.
6 Такое уточнение относится к метафорам, связанным со зрительным восприятием.
7 См., напр., «Сказку о двух братьях» братьев Гримм.
8 О «рамочных» элементах повествования см.: Danek D. Wypowiedzi w dziele о dziele (w forraach narracyjnyeh). — "Pamiętnik Literacki", 1968, №3; Успенский Б. А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционной формы. — (Сер. «Семиотические исследования но теории искусства».) М., 1970; Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970; Dobrzyńska Т. Delimitacja tekstu literaekego. Wrocław, 1974.
9 Помимо лексических указателей, о принадлежности текста к жанру сказки, т. е. к жанру, ориентированному в первую очередь на детского читателя, может свидетельствовать название издательства, графическое оформление и т. д.
10 Описанный здесь способ восприятия текста сказки свойствен взрослому читателю, знающему правила сочетания лексических единиц данного языка и их семантические следствия, а также ученому, читающему текст с целью его исследования. Дети же и наивные читатели все в нем понимают дословно, не воспринимая метафорического смысла этих выражений.
11 Примерами таких выражений могут служить предложения из группы А, в общих чертах сходные с предложениями из группы Б.
12 О семантических следствиях см.: Bellert I.O pewnym warunku spojności tekstu. — In: О spójności tekstu, red. M. Mayenowa. Wrocław, 1971 (русск. перевод см. в сб.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. VIII. М.,- 1978).
13 О том, что данное предложение не является метафорой, помимо поясняющего контекста, свидетельствует и присутствующее в нем отрицание. В отрицательных предложениях метафоры обычно не встречаются: *Я не был твоей тенью; здесь отсутствует метафорическое значение 'я не был твоим неразлучным спутником; могло показаться, что это был не спутник, а тень'. В отрицательном предложении происходит деметафоризация переносного значения. Ср.: Dobrzyńska Т. О semantycznej reprezentacji...
14 Об этом см.: Падучева Е. В. О структуре абзаца. — В сб.: «Ученые записки Тартуского гос. университета. Школа по знаковым системам II». Тарту, 1965; Bellert I. Op. cit.
15 Об отличии метафор от явлений называния, напр. катахрезы, см.: Черкасова Е. Т. Опыт лингвистической интерпретации тропов. — «Воиросы языкознания», 1968, № 2. Древние риторы также выделяли перенос значения, необходимый для осуществления называния; они называли ею катахрезой (лат. abusio inopiae causa 'употребление по необходимости', ср. Dobrzyńska Т. Katachreza inopiae causa. — In: "Studia о tropach", 1, pod red. T. Dobrzyńskiej. Wrocław, 198S).
16 В поэтичной сказке «Русалочка» оборот типа что-то выглядит, как
491
употребляется 10 раз, кажется (представляется) — 13 раз. Частая повторяемость таких выражений заставляет задуматься.
17 О сходстве на уровне семантической структуры между оборотами кажется/представляется п метафорой, гиперболой, сравнением см.: Wierzbiсka A. Porownanie — gradacja — metafora. — "Pamietnik Literacki", 1971, № 4 (русск. перевод см. в наст. сборнике). Выражение выглядит так, как если бы является частью предложенной экспликативной формулы. Наличие таких выражений в тексте сказки при неразвитости метафорической системы оправдано большей степенью эксплицитности таких выражений. Имитация отгадки или хотя бы частичное раскрытие сокращенного сравнения в тексте сказки является более безопасным приемом, чем представление его в виде метафоры, по причине указанных жанровых ограничений. В жанровом поле сказки наблюдается частичный переход экспликативной формулы с глубинного на поверхностный уровень. В противном случае в тексте появилась бы многозначность, для разъяснения которой потребовались бы дополнительные комментарии.
КОММЕНТАРИИ
Э. Кассирер. Сила метафоры. Эрнст Кассирер (1874 — 1945) — немецкий философ, представитель марбургской школы неокантианства. В 1933 г. эмигрировал из Германии. С 1941 г. жил в США. В 20-х годах создал оригинальную философию культуры. По Кассиреру, существует единый мир культуры, однако составные части этого мира — символические формы (язык, миф, религия, искусство, наука, история) рассматриваются как самостоятельные, несводимые друг к другу образования. Работа, глава из которой опубликована в настоящем сборнике, по существу примыкает к главному труду Кассирера о философии культуры: Philosophie der symbolischen Formen, Bd. 1 — 3, Berlin, 1923-1929.
Стр. 34. Противоположный, путь избрала «сравнительная мифология», созданная во второй половине XIX в. прежде всего Адальбертом Куном и Максом Мюллером. — А. Кун (1812 — 1881) — немецкий филолог, специалист в области индоевропеистики и мифологии, соиздатель журнала «Zeitschrift für vergleichende Schprachforschung»; M. Мюллер (1823 — 1900) — английский филолог-востоковед, специалист по общему языкознанию, индологии, мифологии.
Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 24; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!