Социокультурный контекст эпохи и литературный процесс

Воронежский государственный педагогический

Университет

Научно-практическая лаборатория по изучению

литературного процесса ХХ века

Социокультурный контекст эпохи и литературный процесс рубежа 1910-1920-х гг.

Материалы к лекционному курсу

Воронеж

20 15

УДК 8P1 (07) Издание подготовлено Научно-

ББК 83..3 (2 POC) практической лабораторией

по изучению литературного процесса

ХХ века

Удодов А.Б. Социокультурный контекст эпохи и литературный рубежа 1910-1920-х гг.: материалы к лекционному курсу / А.Б.Удодов. – Воронеж: 2015. 13 с.

УДК 8P1 (07)

ББК 83/3 (2 POC)

Начало ХХ столетия, отмеченное глобальным кризисом мировой цивилизации, знаменовало процесс ее перехода в новое качество. В мироощущении современников той эпохи «Исторические тела расплавлялись. Не только Россия, но и весь мир переходил в жидкое состояние» (Н.А.Бердяев). Переосмысление традиционной системы ценностей, начиная от формулы: «Бог умер» (Ф.Ницше), – оборачивалось кардинальными изменениями в общественном сознании. Говоря ныне о «российском культурном Ренессансе» рубежа XIX-XX веков, мы констатируем, что Россия становиться тогда своеобразным перекрестком, где сошлось множество идей и фундаментальных открытий в области научной, общественно-философской и художественной мысли. Вместе с тем именно чрезвычайная интенсивность социокультурных процессов, динамика форм общественного сознания и его содержательная «перенасыщенность» были чреваты резкими деформациями традиционной структуры социума, что и вылилось на определенном этапе в социальный взрыв 1917 года.

Участие России в I мировой войне, породившее экстремализацию всех областей общественной жизни, обострение социальных противоречий, ослабление центральной власти и традиционных устоев государственности, – все эти хорошо известные факторы привели к падению самодержавия и перспективам создания парламентской республики. Такой путь, казалось, отвечал и многолетним чаяниям русской радикальной интеллигенции, которая на протяжении десятилетий видела свою миссию в достижении идеалов демократии и свободы для отечественного общественного устройства. Однако на этом пути как раз в начале ХХ века все более явственно осознавалась и опасность неуправляемости революционных процессов, результаты которых могли оказаться непредсказуемы. Такого рода предостережение уже прозвучало в свое время со страниц известного сборника «Вехи» (1907); и десятилетие спустя указанная проблема вновь оказывается в центре русской общественной мысли, предопределяя во многом содержание и форму творческих интенций и накладывая отпечаток на все течение литературной жизни того времени.

Понятие «литературной жизни» носит в известной мере условно-метафорический характер, обозначая одно из слагаемых литературного процесса, – совокупность факторов, порождавших творческие импульсы и собственно артефакты писательского «слова». В ряду таких факторов предстают и общий социокультурный контекст эпохи, и индивидуально-биографические реалии жизненной судьбы в писательских персоналиях; общественно-организационные, социально-бытовые формы и условия существования «субъектов творчества» в сложной системе взаимоотношений и взаимодействия (Следует оговорить, что такой аспект рассмотрения наиболее показателен прежде всего по отношению к российским столицам – Петрограду и Москве, где был сосредоточен главный творческий потенциал, задавался «тон» и бился «пульс» литературной жизни, определяющий состояние отечественной литературы в целом).

1917 год особо актуализировал и чрезвычайно обострил ряд узловых проблем, достаточно традиционных для истории отечественного искусства, – таких, как проблема осмысления судеб национальной культуры, проблема «художник и власть» и проблема взаимоотношений различных писательских лагерей и конкретных персоналий – как в личностно-творческом, так и в культурно-эстетическом плане. В целом же перед всей русской литературой вставала насущная необходимость самоопределения в новых исторических условиях, требовавших определенной оценки и позиции художника, – в соответствии с его ментальной спецификой, взыскующей не только «совершенных продуктов творчества», но прежде всего «правды жизни» (Н.А.Бердяев) как «правды-справедливости» (Н.К.Михайловский).

Среди явлений, по-своему маркирующих течение литературной жизни тех лет, следует отметить, например образование в Петрограде творческого объединения «Скифы», ядро которого составляли писатели, принадлежавшие, казалось бы, к достаточно дистанцированным друг от друга литературным течениям. С одной стороны, это были представители символизма (А.Блок, А.Белый), а с другой – «новокрестьянские» поэты (Н.Клюев, С.Есенин, П. Орешин и др.). Истоки такой, в чем-то парадоксальной, общности следует искать в философско-эстетической концепции «скифства», которая основывалась во многом на народнических идеях «почвенничества», – об особом историческом пути и мессианской роли России в кризисную эпоху (что было по-своему созвучно и историософским воззрениям символизма, сформулированным в известном трактате «Русская идея» В.Соловьева).

Опубликованная декларация «Скифов» (в альманахе под одноименным названием; август 1917 г) содержала призывы к «вечной мятежности», к исканиям «непримиримого духа» и «святогобезумия» в «независимой личности».Сам образ Скифа был заимствован идейным вдохновителем и организатором группы – Р.Ивановым-Разумником – у А.Герцена в «Былом и думах»: «Я, как настоящий скиф, с радостью вижу, как разваливается старый мир».

Попытки постижения обновляющихся ценностных ориентиров в привычной картине мира и порождали для писательской среды феномен «соединения несоединимого» в их ментальной специфике. Стоит напомнить в таком контексте и о культурно-нигилистической позиции русского футуризма, и о первых заявках на создание «нового пролетарского искусства» в качестве социально-классовой альтернативы наследию прошлого.

Вместе с тем процессы такого, подчас весьма радикального переосмысления «жизни и духа» сосуществовали со стремлением к сохранению традиционного ценностного опыта в сфере национальной культуры. Сразу же после упразднения в России монархии и создания Временного правительства, провозгласившего принципы демократии, социального равенства и гражданских свобод, в том числе «свободы слова, печати, союзов и собраний», – в Петрограде, на квартире М.Горького (март 1917 г.) прошло собрание представителей творческой интеллигенции города (присутствовало около 50 человек), где была организована Комиссия по охране памятников искусства. Через несколько дней в петроградском Михайловском театре состоялось собрание деятелей искусства, где присутствовало уже около полутора тысяч человек. На собрании было принято решение о создании в новой социально-политической обстановке российского Союза деятелей искусств и созыве Учредительного Собора деятелей искусств. Образован Временный комитет союза, куда вошли представители всех родов искусства, в том числе писатели А.Ремизов, Ф.Сологуб и др.

Стремление творческой интеллигенции к участию в общественных формах культурного строительства было во многом обусловлено ощущением опасности, которой грозила культуре революционная стихия и чрезмерная политизация общества. Лозунг «Культура в опасности!»(М.Горький) во многом отражал такие видения исторического момента: «Развивается ли в стране процесс единения разумных революционных сил, растет ли в ней энергия, необходимая строительству культуры? Есть признаки, подсказывающие отрицательный ответ…» (Новая жизнь. – Пг., 9.05.1917, 10.06.1917).

Такого рода «отрицательные ответы» усугублялись после Октябрьской революции и установления новой – Советской власти. 26.10.1917 на заседании Всероссийского съезда Советов в Петрограде приняты первые декреты: о мире и о земле. Третий же декрет Советской власти – «О печати» (28.10.1917).

Из декрета: «…буржуазная пресса есть одно из могущественных орудий буржуазии. Особенно в критические моменты, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упорядочивается, невозможно… оставить это оружие в руках врага… Вот почему приняты…экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса».

Закрытие на основе декрета почти всех органов прессы за исключением немногих, политически лояльных новой власти, фактически означало отмену свободы и демократических принципов общественного развития в России. В марте 1918 г. издан новый декрет Совета народных комиссаров – «О революционном Трибунале печати».

Из декрета: «При Революционном Трибунале утверждается Революционный Трибунал печати. Ведению Революционного Трибунала печати подлежат преступления и проступки…,совершаемые путем использования печати…, поскольку они являются посягательством на права и интересы революционного народа…».

Такие действия Советской власти, расцененные даже ее временными сторонниками как «яркое и определенное выражение политического террора» (из заявления фракции левых эссеров), вызвали широкий резонанс в писательской среде – по преимуществу негативного характера (протестные выступления М.Горького, В.Короленко, А.Н.Толстого, Б.Зайцева и др.).

Вместе с тем Советское правительство делало и попытки привлечь литературно-художественную интеллигенцию для сотрудничества с новой властью. В ноябре 1917 г. в Петрограде было объявлено о приглашении в Смольный институт (резиденцию нового правительства) всех крупнейших столичных писателей, художников, артистов. Откликнулось на приглашение всего 5-6 человек (в том числе В.Маяковский, Вс. Мейерхольд, А.Блок). Одновременно народный комиссар просвещения А.Луначарский обратился к Российскому Союзу деятелей искусств с призывом начать совместную работу под эгидой советской власти. В ответ на заседании руководства Союза (присутствовало около 70 человек) все решительно высказались «против какого бы ни было сотрудничества» с новой властью.

Те же, кто не исключал для себя перспектив такого сотрудничества, неизбежно оказывались в эпицентре конфликтных ситуаций даже внутри самой писательской среды. Так, например, в декабре 1917 года разразился скандал в известном московском обществе беллетристов «Среда» (присутствовало около 60 человек писателей, поэтов, журналистов и гостей, в том числе И.Бунин, Е.Чириков, А.Серафимович и др.). На заседании прозвучало требование исключить из числа членов общества А.Серафимовича, который «принял на себя заведование литературным отделом «Московских известий советов рабочих и солдатских депутатов». Тем самым он присоединился к сегодняшним захватчикам власти, и места ему среди нас теперь не должно быть…»

В ответном выступлении А.Серафимович охарактеризовал своих бывших товарищей как «отшатнувшихся от народа», стоящих на краю «глубокой пропасти», и покинул заседание.

Таким образом, проблема «художник и власть», исторически позиционирующая российского писателя, приобретала в эпоху революционных потрясений особую, невиданную остроту. При явственном дистанцировании (доходящей до однозначного неприятия) от советской власти большей части творческой интеллигенции, в последней, естественно, не было единства, что вело к размежеванию и к небывалому обострению взаимоотношений в писательской среде, где испытанию на прочность подвергались личностно-творческие и общественные связи – часто в весьма драматичных формах и ситуациях.

х х х

Экстремализация условий столичной литературной жизни продолжала углубляться на протяжении первых послереволюционных лет – в период гражданской войны и грозного времени «военного коммунизма». Здесь одним из дестабилизирующих факторов выступало и катастрофическое ухудшение материально-бытовых условий существования – в ситуации паралича экономики, транспорта, связи, торговли, коммунальных служб, издательского дела. Замена товарно-денежных отношений распределительной («карточной») системой ставила писателей как бы «на периферию» структуры нового социума, лишая большинство из них (не имевших статуса «совслужащих», и возможности жить литературным трудом) социальных гарантий и перспектив существования.

Все это порождало реальную угрозу гибели культурного генофонда нации. В холодных квартирах, скудно отапливаемых в суровые зимы 1917-1919 годов самодельными печками – «буржуйками» (неологизм того времени), при отсутствии элементарных бытовых удобств творческая интеллигенция стояла перед перспективами «пещерного» (Е.Замятин) существования, что ярко иллюстрирует многочисленные свидетельства современников той эпохи:

Из дневника З.Гиппиус (18.08.19): «Продала старые портьеры. И новые. 2 тысячи. Полтора дня жизни».

Из дневника К.Чуковского (17.11.19): «Был…Гумилев: принес ½ фунта крупы – в подарок. Говорит, что дров никаких: топили шкафом, но шкаф дал мало жару. Я дал ему взаймы 36 полен…<…> С Мережковским ходили в «Колос» – там читал Блок – свой доклад…Впечатление жалкое. Носы у всех красные, в комнате холод. Блок – в фуфайке, при каждом слове у него изо рта – пар. Несчастные, обглоданные люди – слушали о том, что у нас было слишком много цивилизации, что мы погибли от цивилизации…».

На фоне такой, по-своему парадоксальной, картины перспектив гибели цивилизации от ее «переизбытка» – актуализировался своеобразный инстинкт «самоспасения» культурного потенциала российского социума – в специфике форм, диктуемых временем.

Рубеж 1910-1920-х гг. получил в истории русской литературы обозначение «кафейного периода». Со страниц известных журналов и альманахов (издание которых было в основном прекращено) литература переходила к непосредственному, устному общению с читателем – в публичных выступлениях, чтении авторами своих произведений, диспутах и т.д. Вокруг кафе, бывших в восприятии современников «редкими оазисами тепла и пищи» (Р.Ивнев), группировались различные литературные течения и направления. Так, «Стойло Пегаса» было известно под названием «Кафе имажинистов»; кафе «Красный петух» считалось футуристическим; кафе «Домино» принадлежало всероссийскому Союзу поэтов. Другие известные литературные кафе 1918 – 1921 гг. в Москве: «Музыкальная табакерка», «Десятая муза», «Элита», «Альказар»; в Петрограде – «Привал комедиантов», «Летучая мышь» и др.

Развал типографского дела, необходимость заработка на пропитание и стремление выразить свою мировоззренческую, гражданскую, эстетическую позицию приводили за кафейные столики и на эстрадные подмостки многих литераторов, в том числе и сугубо «кабинетных», которые ни до этого, ни после в подобных формах литературной жизни не участвовали.

Заметными фигурами в московских и петроградских кафе были А.Блок, В.Маяковский, С.Есенин, А.Белый, К.Бальмонт, В.Брюсов, А.Н.Толстой, М.Цветаева, Б.Пастернак, С.Городецкий, А.Луначарский, В. Шершеневич, Вяч. Полонский, В.Ходасевич и др. Свидетельства современников рисуют яркие картины литературной жизни «кафейного периода» – с самых разных оценочных позиций.

Из воспоминаний Вяч. Полонского (1923): «В тесном помещении с небольшой эстрадой поэты читали новые стихи, критики – свои этюды, профессора – ученые доклады, происходили жестокие диспуты, провозглашались новые слова <…> На «кафейных» подмостках зарождались и …погибали десятки …поэтических направлений».

Из дневника А.Толстого: (1918-1919) «Холодное, плохо освещенное, очень высокое кабаре. От табачного дыма – мгла. Чай и кофе без сахара. Входят газетчики, кричат о гибели России. Афиша о выборе короля поэтов (…). Сидят бездомные беженцы, покаянные барышни, бездомные писатели. Сидят часами. Иногда поднимается спор о вещах почти космических».

Из дневника И.Бунина: («Окаянные дни»; 1918) «Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уж некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то «Музыкальная табакерка» – сидят спекулянты, шулера, публичные девки,<…> пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные <…> Алешка осмелился предложить читать и мне – большой гонорар, говорит, дадим».

Из дневника Д.Фурманова (1921): «Стойло Пегаса» является, в сущности, стойлом буржуазных сынков – и не больше. Сюда стекаются люди, совершенно не принимающие никакого участия в общественном движении, раскрашенные, визгливые и глупые барышни, которым кавалеры-поэты целуют по-старому ручки… – словом, все та же сволочь, которая прежде упивалась салонными похабными анекдотами и песенками…, сброд и бездарности, старающиеся перекричать всех, с помощью нахальства дать о себе знать возможно широко и далеко».

Наряду с фактами непримиримого размежевания в литературной среде проявились и тенденции к консолидации, группированию – как коллективные формы «выживания». Возникает ряд неправительственных организаций, союзов, обществ деятелей искусства, объединявших их усилия в решении социально-бытовых задач как необходимого условия продолжения творческой деятельности: «Дом литераторов», (Пг.), «Дом искусств» (Пг.); «Дом печати» (М.), «Особняк поэтов» (М.), «Литературный особняк» (М.) и др.

«Дом литераторов» (1917) был создан как орган взаимопомощи творческой интеллигенции (управлялся комитетом, в состав которого входили А.Блок, А.Ахматова, А.Ремизов, Ф.Сологуб, В.Ходасевич)в рамках профессионального союза для поддержки (а порой и экстренного спасения)деятелей искусства. Помимо решения социально-бытовых вопросов «Дом литераторов» осуществлял и культурные проекты: организации лекций, концертов, творческих вечеров, издание журнала «Летопись Дома литераторов».

В 1919 г. в Петрограде открыт «Дом искусств» – организация профессиональных работников искусства литературно-художественный и культурный центр (основан по инициативе Н.Гумилева и К.Чуковского). Задачи «ДИ»: объединение деятелей культуры, решение творческих и бытовых проблем, организация литературных вечеров, собраний, концертов, выставок, издание книг и пр. В помещении «ДИ» – литературные и художественные студии, библиотека, книжная лавка писателей, буфет, жилые комнаты и др.

Среди активных деятелей «ДИ» – М.Горький. Ахматова, Е.Замятин; художники К.Петров-Водкин, А.Бенуа, Ю.Анненков; принимали участие А.Блок, А.Ремизов, Ф.Сологуб, О.Мандель-штам, В.Маяковский и др.

Одновременно в «ДИ» в Петрограде организовано сообщество философов, ученых и литераторов – «Вольная философская ассоциация» (Вольфила).Члены-учредители: Н.Бердяев, А.Белый, А.Блок, Вс.Мейерхольд и др. В программе работы: лекции, диспуты, творческие вечера. 16.XI.19 докладом А.Блока «Крушение гуманизма» начались воскресные «открытые заседания Вольфила». Ассоциация была создана как своеобразная духовная альтернатива официальной государственной идеологии: в названии подчеркивался независимый характер деятельности.

Вместе с тем предпринимались и попытки использования социальных ресурсов новой государственной власти для сбережения культурного генофонда российского общества. Особо заметной здесь была роль М.Горького, инициировавшего создание ЦЕКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта ученых) и ряда иных проектов социальной защиты творческих работников. В 1918 году по инициативе М.Горького было организовано государственное издательство «Всемирная литература» (Пг.), где планировалось издать «все лучшее произведения выдающихся писателей всех народов». К работе издательства были привлечены в качестве авторов, редакторов и переводчиков А.Блок, Н.Гумилев, К.Чуковский, Ф.Сологуб, Д.Мережковский и многие другие известные писатели.

В 1918-1919 гг. Всемирная литература» претендовала на роль одного из центров культурной жизни страны; но большинство издательских планов так и не было реализовано.

По замыслу М.Горького, издательство было создано не только в культурно-просветительных целях, но и для решения конкретных и экстренных социально-бытовых задач: работа во «Всемирной литературе» порою была единственным источником средств существования для деятелей искусства в попытках адаптироваться к новой социальной действительности.

Черты этой действительности по-своему адекватно являли лозунги построения «новой пролетарской культуры», что также находило отражение в ряде общественно-организационных форм под эгидой социальных институтов «диктатуры пролетариата» на базе советской власти.

Показательной в этом плане стала деятельность пролетарских культурно-просветительных организаций – Пролеткульта, связанного первоначально с Народным комиссариатом просвещения. Используя «административный ресурс», Пролеткульт развил широкую организационную деятельность (создание по всей стране сети клубов, кружков, студий, «рабочих университетов» и т.п..). К началу 1920 г. в работе пролеткультовских организаций участвовало до 80000 человек. Нигилистическое отрицание ценностей традиционной культуры дополнялось у деятелей Пролеткульта апелляциями к государственной власти, где свободное существование различных направлений в искусстве предлагалось заменить регламентированием на социально-политической основе – при безусловной гегемонии «искусства пролетариата».

х х х

Таким образом, социокультурный контекст эпохи воплощался в многообразии различных, порой разнонаправленных тенденций литературного развития конца 1910 – начала 1920-х годов, где проявлялись как «центробежные», так и «центростремительные» процессы. Экстремализация общественной жизни социума и кризисное состояние культуры приводили к размежеванию российской творческой интеллигенции и вместе с тем к поиску новых форм консолидации в попытках самоопределения на крутом повороте отечественной истории.

Литература

1. Удодов А.Б. Временник 1917 – 1920: история русской литературы в событиях, фактах, комментариях: Учебное пособие/А.Б.Удодов. – Воронеж: ВГПУ, 1994. – 172 с.

2. Русская литература ХХ века: поиск ориентиров. Ч.I. Мифы и реалии. Книга для учителя/Под ред. А.Б.Удодова. – Воронеж: ВГПУ, 1995. – 172 с.

3. Русская литература ХХ века: проблемы современного прочтения: Пособие для учителя/Под ред. А.Б.Удодова. 3-е изд. – Воронеж: ВГПУ, 2006. – 105 с.

Учебное издание

Удодов Александр Борисович

Социокультурный контекст эпохи и литературный процесс

Рубежа 1910-1920-х гг.

Материалы к лекционному курсу

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 654; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!