Приложение. Томас Де Квинси — повествователь, эссеист, критик (1783–1859)

 

В истории английской литературы нет писателей, так много сделавших для будущих исследователей, как Томас Де Квинси. Мало того, что последние годы жизни он посвятил собиранию, систематизированию и публикации своих произведений, разбросанных в многочисленных «толстых» журналах 1820–1850-х годов и снабдил их необъятным, чрезвычайно эрудированным комментарием; самоаналитические оценки автора помогают читателю осмыслить черты и особенности его поразительной личности, неизменно проявляющиеся во всем, что он писал, помогают составить представление об истории его длинной жизни, о развитии его мировоззрения и таланта.

Томас Де Квинси родился в интеллигентной и состоятельной семье — отец его был коммерсантом — и получил тщательное воспитание и образование. В раннем детстве (1793) мальчик осиротел. Всю жизнь он помнил, как вместе с домашними ждал возвращения отца, ждал веселого звона колокольчиков и конского топота, а увидел неузнаваемое лицо на подушках, в медленно, почти беззвучно едущей коляске.

Еще раньше и еще тяжелей пережил Де Квинси смерть старшей сестры. Хотя ему было только шесть лет, в память его навсегда врезалось неподвижное лицо девочки на фоне синевы неба и сиянья солнца. Характерно, что реальные события уже в детском его восприятии преображаются: в церкви, обливаясь слезами во время молитвы, он видит, как в окно плывут белые пушистые облака, и они представляются ему «белыми детскими кроватками», в которых лежат «умирающие, плачущие дети»[180].

Непоправимое страдание становится, таким образом первой ступенью душевного опыта маленького Де Квинси Вторая начинается для него во время войны с местными ребятишками, в которую вовлекает его старший брат. Детское воображение превращает постоянные стычки с ними в символ вечного противостояния и порождаемых им страха одиночества, отчаяния. Так приходит мальчик к осознании борьбы и страдания как главных законов жизни, и детское сердце дрожит от боли за всех униженных и угнетенных Ранняя интенсивность эмоций сопровождается у него ранней зрелостью интеллекта. Школьные учителя не нахвалятся его филологическими способностями, необычайными успехами в греческом и латыни. Он жадно поглощает неслыханное число книг, исторических и художественных. Ему остается только год до окончания школы в Манчестере, но он в шестнадцать лет обогнал почти всех учителей (не говоря уже об учениках) и томится от скуки. Напрасно умолял он мать и назначенных отцом опекунов позволить ему перейти из опостылевшей школы в университет. Они твердо стояли за соблюдение установленной рутины. В ответ на их отказ мальчик в 1802 году бежал из школы и после долгих странствий пришел в Лондон.

Начался самый драматический период в жизни Де Квинси. Без денег, без малейших практических навыков он оказался в огромном неведомом городе, без друзей и знакомых, без возможности заработать на существование. Лондон был тогда одновременно и самым богатым, и самым нищим городом: здесь в ходе промышленной революции складывались капиталы предпринимателей и коммерсантов, открывалась новая историческая эра — и сюда, из сотен давно описанных Голдсмитом «покинутых деревень» Англии, стекались десятки тысяч бедняков в поисках жилища, хлеба, работы. Де Квинси был одним из первых авторов, на собственном опыте изучившим суровую политическую экономию буржуазного прогресса. Впав с первых же дней своего лондонского житья в полную нищету, он в течение шестнадцати недель жестоко голодал и, вероятно, умер бы, если бы его не отыскали родные. Этих недель было достаточно, чтобы он успел разрушить свое здоровье.

В 1803 году Де Квинси удалось найти компромиссное решение спора с матерью и опекунами, и он наконец добился звания студента. Занятия его в Оксфорде с перерывами продолжались до 1808 года и тоже разочаровали его; он покинул университет, не потрудившись даже сдать заключительные экзамены. Его увлекали совсем другие интересы. По собственному признанию, поворотным моментом в его развитии еще в 1798 году стали «Лирические баллады» Вордсворта и Колриджа[181]. Они — так установила традиция — возвестили миру о новом в Англии литературном направлении, которое (далеко не сразу) получило название «романтизм». Оно было рождено социально-политическими и идеологическими потрясениями конца века, кровавыми событиями революции 1789 года во Франции и еще более — последовавшими за нею войнами и общеевропейской реакцией. В свете трагического опыта своей эпохи романтики отвергли веру философов Просвещения в возможность привести действительность к соответствию с законами разума.

Большинство романтиков, прямо или опосредованно, испытали воздействие немецкой идеалистической философии, которая, в противовес рационалистическому и механистическому материализму просветителей, выдвигала принципы диалектики, историзма и исследования особенностей сознания. Писатели романтического направления полагали, что их предшественники недооценивали сложность внутренней жизни человека, прямолинейно выводя ее из влияния среды и господствующих мнении. Однако, несмотря на свое несогласие с мыслителями эпохи Просвещения, романтики сохраняли с ними преемственную связь. Понятие «естественного человека», взгляд на природу как великое благое начало, стремление к справедливости и равенству остаются для них основополагающими: они с гневом и отвращением наблюдают мучения обездоленных, жестокость войны, тиранию правительств, беспощадное подавление социального протеста и свободного слова, характерные для Европы в эпоху реакции.

Хотя в пределах романтического движения ярко проявлялись индивидуальные особенности его участников и складывались разные тенденции в их восприятии как действительности, так и важнейших умственных течений, ею рожденных, хотя романтики не едины ни в политических, ни в литературных мнениях, однако близость их определяется общим стремлением осмыслить быстро растущий вокруг них новый мир и создать новые формы его философского и художественного восприятия.

Де Квинси очень рано, вслед за Вордсвортом и Колриджем, приобщился к романтической поэзии. Он много лет спустя с гордостью говорил, что оценил величие авторов «Лирических баллад» тогда, когда их в лучшем случае не замечали, а чаще относились к ним насмешливо и презрительно. В годы долгих упорных занятий, предшествовавших первому появлению Де Квинси в печати, он мечтал о знакомстве с поэтами-лекистами: так называли Вордсворта и Колриджа и близкого к ним, но значительно менее одаренного Саути, потому что они поселились — и Вордсворт до конца дней оставался — в «краю озер», живописной местности на севере Англии. Застенчивый и робкий Де Квинси только в 1807 году решился посетить старших поэтов и вступил с ними в длительные дружеские отношения (Колриджу, всегда нуждавшемуся, он принес и большую материальную жертву: отдал ему большую сумму денег из своего сильно расстроенного состояния), но годы ученичества у них он отсчитывал от первого знакомства с их общим сборником.

Вордсворт и Колридж внушили юному Де Квинси убеждение в том, что люди жалки, убоги и несчастны не из-за дурного общественного строя, а из-за собственной духовной нищеты, которую можно устранить при постижении высоких и непреходящих ценностей. Открыть их тем, «кто имеет глаза и не видит, имеет уши и не слышит»[182], составляет задачу художника и пробный камень его вдохновения. Если Колридж, сотрудничая в периодической печати, формулировал прямые призывы к согражданам — например призыв основать политику на нравственности, — то Вордсворт возлагал все надежды на такого поэта, который, минуя политику, скажет читателю, что очиститься от скверны социальной жизни он может только в общении с безмятежной гармонией природы, а также с теми, кто по роду занятий или младости лет еще не стали чужды ее извечной доброте и ясности.

Де Квинси следовал своим учителям и в политических, и в нравственно-эстетических воззрениях. Недвусмысленно торийские взгляды у него, как и у них, мирно уживались с острейшим ощущением несправедливости, с болезненной жалостью ко всем социально неполноценным и с осуждением лондонского общества, скованного апатией, условностями и суетностью. Де Квинси горячо желал блага для тружеников своей страны, но считал, что это благо должно прийти к ним от монарха и знати[183], а народ не должен бороться за свои права, ибо плодом борьбы могут быть только насилие и анархия. Отвергая с этой точки зрения французскую революцию, Де Квинси, однако, судил о ней более проницательно, чем Вордсворт и Колридж. Он писал о «чудотворном воздействии этой нравственной бури… во всех странах», о ее могучем возрождающем влиянии на поэзию, на искренность мыслей и чувств поэтов[184].

У Вордсворта Де Квинси нашел романтическое превознесение эмоционального опыта, и в особенности страдания, как нравственной школы, а у Колриджа — критический подход ко всему наблюдаемому с точки зрения художника и интерес к анализу многообразия душевной жизни. Именно в этом свете прочел он «Поэму о Старом моряке» — понимание, отличное от распространенного тогда — да и позже — понимания ее как произведения чисто мистического. Им обоим, наконец, Де Квинси обязан приобщением к основе основ романтического мировосприятия — к абсолютной вере в святыню искусства, единственного возможного спасения от царства злобы и корысти. Такую миссию искусство способно выполнять благодаря доступному художникам дару воображения.

Это центральное понятие романтической эстетики требует особого внимания, тем более что именно оно до самого конца творческой жизни Де Квинси оказывало на него сильнейшее воздействие. Для романтиков воображение есть свойство, отличающее поэта от непоэта. Это свойство синтетическое, соединяющее разум и эмоцию, позволяющее увидеть явления реальной действительности в их нерасторжимой связи с миром идеальным и тем самым преобразить, расширить, приподнять воспринимаемые впечатления[185]. Воображение в теории Вордсворта и Колриджа оказывается синонимом поэтического мышления.

Следуя «Критике чистого разума» Иммануила Канта, Колридж различал «первичное воображение», то есть силу воспринимающую, своего рода «повторение в конечном уме вечного акта творения», силу, бессознательно впитывающую мир и бессознательно его воспроизводящую, — и «вторичное воображение», эхо первичного, сосуществующее с сознательной волей и подчиняющее разрозненные элементы единому замыслу, определенной художественной цели[186]. Неотделимое от непосредственного чувства, воображение постигает окружающий мир гораздо лучше, чем ограниченный целесообразностью разум ученого; оно воссоздает этот мир, окрашивая и видоизменяя его, определяя единую систему образов, придавая великому их множеству внутреннее согласие и силу. Как писал позднее Вордсворт, со ссылкой на критика Чарльза Лэма, воображение «все приводит к единству и заставляет одушевленные и неодушевленные предметы, со всеми их атрибутами… приобретать один цвет и служить одной цели»[187]. С точки зрения поэтов-лекистов, воображение должно быть переводчиком сердца, раскрывать в чувственных образах глубокую связь между человеком, вселенной и Творцом.

Мысли Вордсворта и Колриджа об искусстве, хотя частично были сформулированы позже, одушевляли их поэзию и стали отправной точкой размышлений молодого Де Квинси. С 1807 года он близко сошелся с восхищавшими его поэтами и ради них переселился в страну озер, где с перерывами жил до начала 1830-х годов. В 1809 году он нашел пристанище в доме, покинутом Вордсвортом, когда тому понадобилось большее помещение для разросшейся семьи. Тесное общение со старшими друзьями еще больше ввело его в круг их идей. Подобно Колриджу, он погрузился в изучение философии, религии, истории, литературы, античной и современной; подобно Вордсворту, наслаждался близостью к природе.

В 1817 году Де Квинси женился на дочери фермера, Маргарет Симпсон, которая родила ему восемь детей, первого из них — до брака. Она была красивой, кроткой и преданной женой, но семейное счастье не состоялось. Виною тому были обстоятельства внешнего и внутреннего свойства. Сразу после окончания университета Де Квинси лишился большей части своего состояния. Между тем он был решительно не способен ни к какой практической деятельности. Мешала врожденная робость, физическая слабость, а более всего — опиум. Недомогания и страдания, вызванные лишениями в дни его лондонского бродяжничества, заставили его еще в 1804 году прибегнуть к опиуму, единственному тогда известному болеутоляющему средству; с 1813 года Де Квинси становится рабом «коварного зелья». Как ни старался он впоследствии ценою тяжких мук избавиться от пагубной привычки, это оказалось выше его сил. Нередко по разным поводам упоминает он в своих писаниях о «рабстве», «плене», «цепях» и «звеньях» этих цепей.

Опиум парализовал его волю, способность сосредоточенно работать, отстаивать свои интересы. Положение семьи казалось совершенно безысходным, кредиторы осаждали его со всех сторон, помощи ждать было неоткуда; попытки издавать местную газету кончились полной неудачей. И тогда, в 1821 году, совершилось чудо. Гонимый страхом голода и тревогой за семью, Де Квинси с лихорадочной быстротой написал странное, беспрецедентное произведение и под названием «Исповедь англичанина, любителя опиума» опубликовал его в популярном журнале «Лондон мэгэзин». Книга сразу нашла признание и открыла автору доступ в журналы и газеты, где он до конца дней неутомимо печатал десятки, сотни работ.

Де Квинси объясняет решимость сорвать покров приличия со своих нравственных шрамов и язв желанием оставить полезную и поучительную историю слабостей и заблуждений. Он хочет пренебречь отвращением английских читателей к подобным публичным покаяниям и написать первую в английской литературе исповедь человека слабого, несчастного, но невиновного. На первый взгляд кажется, будто автор пишет лишь по прихоти своего пера, как говорил о себе Стерн. Но нетрудно убедиться в поверхностности такого суждения. Подобно «Жизни и мнениям Тристрама Шенди», «Исповедь» Де Квинси подчинена особым композиционным законам. Вся книга, хотя охватывает большой повествовательный материал, последовательно подготовляет, мотивирует опиумные излишества и раскрывает их внутренний смысл.

Многократно, в длинных риторических периодах автор заверяет читателя, что к опиуму влечет не просто желание чувственных наслаждений: «красноречивый», «нежный», «мудрый» опиум держит ключи рая; он возвращает виновному надежды его юности и смывает кровь с его рук, он отменяет приговоры неправедных судей и позволяет гордому забыть неотмщенные обиды. Поэтому рассказ о причинах, вызвавших злоупотребление опиумом, предназначен не оправдать отклонение от нормы, а показать жизнь, которая только в видениях опиофага получила окончательный смысл.

Первая часть («Предварительная исповедь»), повествующая о юношеских похождениях, отдаленным последствием которых стали приемы опиума, излагает реальные факты, вторая и третья — их образную трансформацию.

Реальный мир, изображенный в первой части, суров и мрачен. Это мир безысходной бедности, воплощенной в облике юноши (автора), нищей девочки и пятнадцатилетней проститутки Анны с Оксфорд-стрит. С девочкой герой ютится в холодном заброшенном доме, в который из милости пустил его поверенный ростовщика, обещавшего ему помощь; холодными ночами они согревают друг друга под ворохом снесенного со всего дома ветхого тряпья; с Анной он бродит по каменному лесу Лондона.

Самый трогательный эпизод книги посвящен тому, как Анна однажды спасает изнемогшего от голода юношу, раздобыв для него на последние гроши немного вина. Благодарность избавленного от неминуемой смерти не знала границ; для него Анна была чиста и прекрасна, и он тяжело пережил разлуку с нею: они простились на несколько дней — он надеялся достать деньги на существование, но, вернувшись, не смог отыскать ее в лабиринте лондонских улиц: за все время их дружбы он не догадался спросить ее фамилию!

Несмотря на торийские предрассудки и неприятие радикального протеста, Де Квинси до дрожи ненавидел любые проявления социальной жестокости, считая их неотделимыми от нового индустриального общества. Он с глубокой жалостью рисует его жертвы — ребенка и юную проститутку, но говорит об исторической обусловленности их судьбы очень смутно и никак не объясняет, почему они впали в такую нищету. Они появляются и бесследно исчезают, как бы иллюстрируя безликость города, в котором все происходящее остается безвестным. Точно и отчетливо описывает автор только их бедственное состояние и терзающие их муки голода.

Эти события составляют первую часть книги Де Квинси. Вторая и третья части повествуют о том, как опиум открыл ему видения небывалой красоты и могущества, как стимулировал его способность предаваться мечтам и фантазиям. Рассказ о том, какому волшебному превращению, под воздействием чар опиума, подвергся печальный опыт его юности, дополняется во второй части («Радости опиума») биографическими сведениями о жизни автора в 1810-е годы.

Едва ли не важнейшее место среди рожденных опиумом картин заняла Анна. Она явилась ему не в сером сыром тумане Оксфорд-стрит, а в блеске раннего южного утра, не на фоне мрачных каменных домов Лондона, а среди смутных очертаний, куполов и аркад далекого старинного града. Он увидел ее не в подъезде, а в тени пальм. «Ее лицо казалось прежним, но все же как изменилось оно! Семнадцать лет назад, когда в тусклом свете фонарей последний раз я целовал ее губы (поверь, Анна, для меня твои губы были не запятнаны), из глаз у ней струились слезы; ныне же слезы высохли, и она была еще прекрасней, хоть и осталась во всем прежней и нисколько не постарела. Весь облик ее был спокойным, но необычно торжественным — я теперь глядел на нее с некоторым благоговением; но вдруг лицо ее заволоклось дымкою, и, вновь оборотясь к горам, я различил сбегавший по склонам туман, что клубился меж нами; внезапно все померкло, густая тьма пала на землю; во мгновение ока я был уже далеко от гор и под фонарями Оксфорд-стрит шел с Анною совсем так, как шли мы семнадцать лет назад, когда были еще детьми».

Итак, навеянный опиумом сон внес необходимые, с точки зрения Де Квинси, коррективы, приподнимая, одухотворяя реальные события, которые стали чем-то вроде черновой редакции, нашедшей настоящую обработку и завершение в опиумном сне. Действительность не только возвышается и освобождается от унизительных материальных деталей — они обретают особый, глубокий смысл, без вмешательства опиума — недоступный. В этом заключается для Де Квинси его первая функция.

Под воздействием «портативного блаженства», стимулирующего деятельность ума, развивается способность извлекать изысканное наслаждение из сырого материала внешних впечатлений. Де Квинси рассказывает, что чаще всего принимал опиум в субботние вечера — ради общения с простыми лондонцами в часы их отдыха. Странствуя по рынкам и лавчонкам, вступая в разговоры с окружающими и участвуя в обсуждении воскресных покупок, он становился частью трудового люда и с помощью опиума учился понимать превосходство спокойного долготерпения бедняков над дурной гордыней богачей. Счастливый, доступный впечатлениям кипевшей вокруг него жизни, Де Квинси бродил по улицам Лондона, и ему казалось, что перед ним открываются terrae incognitae. Все то, что в мучительные недели его первого пребывания в великом городе было для него только бессмысленным нагромождением ужасов, теперь получило нравственное и поэтическое значение. Итак, вторая функция опиума, по Де Квинси, заключается в том, что он раскрывает лучшие стороны людских отношений, устанавливает неразрывные связи между человеком и окружающим его миром, одушевленным и неодушевленным, помогает постигнуть «зашифрованную» (любимое словечко писателя) тайну бытия и отражающего его искусства.

Наконец, третья функция опиума проявляется в его преображающей силе — в награждении тусклой реальности неземным, неслыханным великолепием: «…я созерцал такое великолепие дворцов и городов, какого никогда не созерцал взор смертного». Великолепие подчеркивается грандиозностью масштабов пространства и времени, чувством вечности и беспредельности, присущим опиумным видениям. Гигантские города, безбрежные океаны, зияющие пропасти, огромные толпы стремительно движущихся людей — таков обычный ассортимент опиумных снов Де Квинси: «…на волнующихся водах океана начинали являться мне лица; вся поверхность его оказывалась вымощенной бесчисленными лицами, обращенными к небесам; лица молящие, гневные, полные отчаяния вздымались тысячами, мириадами, поколеньями, веками — волнение мое было бесконечно, а разум метался и вздымался вместе с океаном». Когда Де Квинси называет лондонский период своей жизни виновником всех ошеломляющих картин, являвшихся ему во внушенных опиумом снах и грезах, он, в сущности, утверждает, что фактическая часть его повести послужила лишь материалом, подвергшимся творческой переработке в стимулированном опиумом сознании.

Аналогичной трансформации подвергается действительность и в позднейших произведениях Де Квинси. Таково, например, эссе «Фуга сновидений», в котором, так же как в «Исповеди», прослеживается путь поэтического воображения к истине, тем более впечатляющей, чем более она оторвана от эмпирических фактов. Путь к истине лежит в «Исповеди» через контрасты — кратких минут счастья и длительных горестей, видений блаженства и безграничного ужаса. Последние непосредственно сменяют светлую картинку, рисующую занесенный метелью домик, комнату, где книги живут везде, яркий огонь камина и возле него, за накрытым столом, автора и молодую очаровательную женщину, заботливо наливающую ему чай. Эта радостная немая сцена подчеркивает беды и мучения, следующие за ней в третьей части («Горести опиума»).

В повествовании Де Квинси раскрывается двойственная природа опиума: с одной стороны, из фантастических созданий воображения он в самом сердце тьмы воздвигает города и храмы, недоступные искусству Фидия и Праксителя; с другой стороны, он, превращаясь в неотвязную привычку, в потребность более сильную, чем разум и воля, разрушительно влияет на них, ослабляет, рассеивает, деконцентрирует умственную деятельность и вслед за прекрасными и возвышающими видениями внушает кошмары и тяжелый бред, вызывает миллион терзаний, физических и душевных. Замечу, что такое описание, пусть в беллетризованной, свободной форме, верно передает реальное действие опиума.

Соответственно двойственной природе влияния опиума на принимающего его индивида, двойственна у Де Квинси и природа анализа его влияния. С одной стороны, оно, мы видели, трактуется в чисто художественном плане, как мощный стимул воображения, позволяющий ему выполнять свои высокие познавательные функции; с другой — оно рассматривается в физиологическом плане, в его губительном воздействии на организм и творческие способности. В повести Де Квинси сливаются суждения врача, пациента, художника, теоретика искусства, образуя поразительное единство.

Так излагается реальный эпизод — посещение случайно забредшего в те края малайца. Эпизод этот скорее комический, поскольку, не желая признаться поклоняющимся его учености соседям в незнании малайского языка, Де Квинси объяснялся со своим неожиданным гостем гекзаметрами «Илиады». Мимолетное странное посещение становится предметом длительных пугающих опиумных снов, ярких и экзотических. Трансформируя действительность по законам романтической красоты, опиум, однако, терзает принимающего его художника, внушает ему жуткие, медицински обусловленные видения, которые в мистифицированных образах обобщают мрачную реальность и значительно усиливают чувствительность к ее зловещим проявлениям.

Лондонские скитания юного Де Квинси, его чувство потерянности в закоулках огромного города, среди необозримого множества незнакомых лиц приобретают подлинное значение в его опиумных снах, полных глубокой тяжелой меланхолии и символизирующих одинокую беспомощность человека в хаосе действительности. Обыденные явления преображаются, устремляются к безграничному, утрачивают узкую прагматическую определенность и из конечных переходят к бесконечным[188].

Опубликованная в журнале, «Исповедь англичанина, любителя опиума» имела шумный, несколько скандальный успех: читатели и критики домогались встречи с автором, устраивали в его честь обеды и приемы. Вскоре, в 1822 году, «Исповедь» вышла отдельной книгой и несколько раз переиздавалась.

Подстегиваемый бедностью, долгами, потребностями растущей семьи, Де Квинси после первого успеха никогда не позволял забыть о себе. Почти сорок лет он, преодолевая болезнь, физическую немощь и необходимость вести страннический образ жизни, чтобы спастись от кредиторов, без отдыха и срока работал. Хотя ему не удалось преодолеть привычку к опиуму, он сумел ограничить потребляемые дозы. Благодаря этому, несмотря на пагубную для его таланта склонность, он смог до конца дней трудиться. И все же Де Квинси почти всю жизнь бился в тисках нужды. В 1837 году умерла его жена, семья была в отчаянном положении, пока не подросли и не взялись за дела дочери писателя; свои последние годы он провел в относительном благополучии.

Многое, быть может, даже большая часть из написанного Де Квинси, потеряло интерес для читателей XX века, носит слишком явные следы ограничений его времени и крайней спешки, но некоторые его сочинения и теперь читаются. Поскольку он выступил в печати уже в период полной зрелости (ему было 36 лет), творчество его не претерпевало сколько-нибудь существенной эволюции. Поэтому представляется возможным характеризовать важнейшие его творения не в хронологической последовательности, а в соответствии с их жанровыми признаками и характером их содержания.

Многообразные произведения Де Квинси можно отнести к трем основным категориям: первую (и самую важную) сам автор называет «взволнованной прозой», то есть прозой лирической, цель которой — приблизиться к поэзии, создать ее новую прозаическую разновидность. К этой группе относятся «Исповедь англичанина, любителя опиума» и ее продолжение «Suspiria de Profundis» (1845), вторая редакция «Исповеди» (1856), а также сборник эссе «Английская почтовая карета» (1849) и «Автобиографические заметки» (1853). Формально к этой же группе принадлежат и романы «Клостергейм» (1832) и «Испанская монахиня-воительница» (1847), но они не отвечают высоким требованиям романтического искусства и находятся на его периферии.

Вторая группа включает статьи и эссе на философские, исторические, политические темы, работы по политической экономии. В пределах этой группы, в которой эмоции и вдохновение подчинены интеллекту и просветительским целям, особое место занимают литературно-критические эссе, излагающие наиболее важные для автора теоретические и эстетические проблемы. Среди эссе этой последней «подгруппы» особенно известно эссе «О стуке в ворота у Шекспира („Макбет“)» (1823), которое до сих пор упоминается, цитируется и перепечатывается как образец романтической критики. Высшую правдивость искусства Де Квинси видит в крошечной, не замеченной ранее детали: сразу после убийства Дункана, когда Макбет дает волю потрясенным собственным преступлением чувствам, раздаются громкий стук в ворота и грубая ругань. По мысли Де Квинси, «черное злодейство» остановило на мгновение поток жизни. Понять ужас совершившегося убийства, полностью вытеснившего все обычное существование, можно лишь тогда, когда нормальная жизнь вновь возобновляется — благодаря этому стуку[189]. Там, где рассудочное восприятие видит лишь желание Шекспира бросить подачку дешевого юмора толпе, интуиция романтического критика подсказывает ему, что великим драматургом владела глубокая философская идея, раскрывающая существенную правду.

Необходимо оговорить, что характерное романтическое презрение к жанровым различиям проявляется у Де Квинси в том, что границы между его произведениями чрезвычайно зыбки: до сих пор читаемые очерки-воспоминания о Вордсворте и Колридже, например, заключают и теоретические суждения об их творчестве (изложенные, впрочем, эмоционально и поэтично)[190], и описание их внешности, привычек, поведения, более уместное в повести. Спрашивается: как классифицировать такие очерки? Или знаменитое эссе «Убийство как одно из изящных искусств» (1827). По форме это ученая лекция, почти диссертация: профессор преподносит свои рассуждения об убийстве с кафедры, прибегает, как положено, к латинским цитатам, ссылается на признанные научные авторитеты, а затем рассказывает о чудовищных убийствах по законам «взволнованной прозы»; нагнетаются впечатляющие детали, которые, усилием воображения, изложены как с точки зрения убийцы, попеременно гонителя и гонимого, так и его жертв, когда они внезапно оказываются перед лицом смерти. Эссе удивительно сочетает отчетливо пародийное начало, направленное против возведенного в высший принцип бесстрастного, безответственного аморализма, с эмоциональным рассказом о хладнокровном злодеянии и незаслуженной гибели.

Этот очерк в последние десятилетия XIX века нашел горячих почитателей среди английских сторонников «искусства для искусства». Оскар Уайльд восхищался им, делая вид, что принимает всерьез своеобразное ироническое остранение, скрытое за описанным Де Квинси убийством. Очерк Уайльда «Перо, кисть и отрава» носит явные следы усердного чтения эссе «Убийство…», однако предложенное им толкование поразившего его сочинения не соответствует концепции автора: описание жестокости убийцы, палача двух семейств, у Де Квинси опровергает, абсолютно компрометирует эрудированное, глубоко аморальное вступление к лекции, выявляет его пародийную сущность.

Очерк о страшной расправе, повторяю, нарушает законы жанра. Зато в очерках, посвященных традиционным историко-литературным темам, эти границы соблюдаются. В центре внимания автора, естественно, английские писатели. Как и другие романтики, Де Квинси из поэтов прошлых лет более всех чтит Шекспира и Мильтона. Последнему посвящено несколько исполненных восхищения эссе, в которых прославляется его власть над «наукой поэзии», а она подразумевает проникновение в искусство «скрытого антагонизма» — ключа к «расточительной пышности искусства и познания». Как всегда, Де Квинси раскрывает идею через образ: описание царственного пиршества в пустыне подчеркивает ее уединенность и отрешенность от всего человеческого; точно так же хвала великолепию архитектурных сооружений, возведенных среди рая, позволяет лучше себе представить тишину и молчание, царившие там, когда человек был счастлив и невинен[191].

Литература XVIII века для Де Квинси имеет второстепенное значение. Очерки его не претендуют на объективность; они часто несправедливы и резко выражают романтическое неприятие рационалистического искусства — хотя бы и в самых талантливых его проявлениях. Свифт, Смоллетт, Филдинг, Ричардсон, по мнению Де Квинси, ничтожны даже в своих удачах[192]. Исключение он делает только для таких «благодетелей рода человеческого», как Голдсмит[193]. Очень дурно отзывается Де Квинси и о Попе, которому посвящает и специальные статьи, и рассуждения в связи с общими вопросами. Он считает, что Поп стремился лишь угодить порочным вкусам своего времени и прибегал ради этого к внешним эффектам, за которыми не стоят ни поиски истины, ни подлинные движения сердца. У него нет ни интуиции, ни искренности; он отстаивает дидактическую поэзию, между тем как такое сочетание понятий заведомо немыслимо: поэзия может учить только так, как учит природа; уроки ее должны быть инстинктивны, зашифрованы, символичны, подразумеваемы, но не высказаны прямо[194].

В целом литература XVIII века кажется Де Квинси бесконечно чуждой современности, эпохе революций, выдвинувшей новую меру всех вещей. Он пишет: «Огромное движение народов, внутреннее и внешнее, горести времени глубоких исканий, блеск времени великих надежд — эти силы действуют в последние пятьдесят лет… так мощно, что мы достигли глубин и высот, недоступных нашим предкам»[195].

Истинную глубину и высоту Де Квинси из современников видит у Вордсворта и Колриджа, а из прозаиков — у Лэма, которого хвалит за изысканную деликатность, с какою сочетаются у него трогательная задумчивость и юмор, наблюдения над современностью и воспоминания о прошлом[196]. Лэм в глазах Де Квинси есть часть бурного потока, рожденного социальными потрясениями его эпохи.

Значительно слабее очерков Де Квинси, посвященных частным вопросам, представляются его теоретические эссе: в них особенно ясно проявилось разрушительное действие опиума на его способность концентрировать мысль. Так, например, в очерке «О стиле» попытки обобщить наблюдения приводят лишь к повторению общих мест романтической эстетики: стиль не есть одежда мысли, ее механическая форма, а (по Вордсворту) воплощение мысли, органически с ней связанное[197]. В этих размышлениях мало не только оригинальности, но и последовательности: от ответа на основной вопрос Де Квинси непрерывно отклоняется, вводит иллюстрации, слабо связанные с основной темой, и часто повторяется.

Любопытные, индивидуально окрашенные мысли обычно высказываются Де Квинси по частному поводу, нередко — в статьях о немецких писателях, в которых он, вслед за Колриджем, видит авторов, достойных века великих перемен и дерзаний. Так, например, в статье о Жан Поле Де Квинси, в духе романтической эстетики, создает запоминающийся образ писателя, в равной степени владеющего патетикой и комизмом и умеющего благодаря особому колдовству сделать так, чтобы одно просвечивало через другое и в нем проявлялось. Жан Поль посвятил себя утверждению в искусстве полной свободы. Он был по-шекспировски способен постигнуть каждое явление в его бесчисленных связях с другими; в частности, его нападки на политические злоупотребления неотделимы от решимости стоять за всеобщее счастье как основной закон существования, за благородство и избавление от низости[198].

Критические работы Де Квинси в полной мере могут быть оценены при сопоставлении их со столь же многочисленными и едва ли менее значительными трудами его современников, известнейших эссеистов первых десятилетий XIX века Ли Хента, Вильяма Хэзлитта, Чарльза Лэма[199]. Они вместе утверждали в английской литературе и журналистике дух свободы, непосредственности, превозносили искусство как деятельность, всего более отвечающую запросам и правам личности, и создавали в своих эссе прозаический эквивалент романтической поэзии.

Духовному раскрепощению, наряду с очерками литературно-критическими, способствовали и уже упомянутые очерки Де Квинси на философские, политические и экономические темы. Интересна в этом отношении его книга «Логика политической экономии» (1844). Она написана на уровне настолько профессиональном, что ее цитировал Карл Маркс[200]. Удивителен, по видимости алогичен интерес романтика, мечтателя, практическая беспомощность которого стала притчей во языцех, к проблемам заработной платы, прибыли, производства, потребления. Но изучение этих вопросов было подсказано печальным личным опытом автора, стимулировавшим внимание к имущественному положению обитателей его страны, к роли материального фактора в радикальных изменениях ее облика, к оборотной стороне капиталистического прогресса.

Политико-экономические, а также философские и исторические штудии Де Квинси сейчас занимают преимущественно специалистов. Общее значение сохраняют некоторые из его литературно-критических очерков и «взволнованная проза». Готовя переиздание своих сочинений, он опубликовал «Исповедь» в расширенном виде, но, по единодушному мнению критиков, не усовершенствовал ее, а скорее ослабил излишними длиннотами и отступлениями. В 1845 году появилось продолжение «Исповеди» под названием «Suspiria de Profundis», тоже выросшие из опиумных видений. Особенно запомнились читателям последние два очерка этого цикла: «Саванна-ла-Мар» и «Левана и Богородицы скорби». Они могли бы называться стихотворениями в прозе, ритмической прозе. В заключительном, шестом очерке Де Квинси вызывает образы трех скорбящих сестер, подчиненных властительнице мира богине Леване.

Первая — Богородица слез — оплакивает погибших и наставляет живых; она воплощает очищающую силу страдания. Вторая — Богородица вздохов, смиренная и покорная покровительница рабов и парий, — символизирует угнетенное и униженное человечество. Третья — Богородица тьмы — рождена из безумств и преступлений земной жизни и олицетворяет ее жестокость. Эти фигуры в форме мистических видений отражают реальные проблемы и их общественно-психологические проявления, прошедшие через трагическое восприятие Де Квинси. Еще раньше, в 1838 году, на собственный вопрос: «Что есть жизнь?» — он отвечает: «Мрак и бесформенная пустота вначале… затем невнятный цветок — лотос сознания, плывущий поверх безбрежных вод; потом несколько солнечных улыбок и много слез, немного любви и бесконечная борьба; тихий шепот, доносящийся из рая, и жестокие насмешки, летящие из анархии хаоса; прах, пепел — и вновь мрак, как вначале со всех сторон, — мрак, превращающий в остров наше фантастическое существование: вот жизнь, вот неизбежный итог смеха и слез, страданий, поступков, стремлений человека… итог всего, что он думает, находит, творит или искажает, создает и одушевляет, любит, ненавидит или со страхом и надеждой ждет; так есть, так было и будет вечно»[201].

Этому определению созвучен очерк «Саванна-ла-Мар», изображающий огромное кладбище, остров вечной скорби; он оторван от материка землетрясением, погружен в воды океана и, никому не видимый, обречен вечно плыть во всем своем горестном великолепии. Такова воля карающего Бога, и можно только смиренно надеяться на милость его в грядущем.

Форма эссе, представленная в «Suspiria de Profundis», наилучшим образом отвечает лирической, импрессионистической природе дарования Де Квинси. К тому же присущие этому жанру краткость и свобода требовали меньше последовательно направленных умственных усилий, чем стихи, роман, трактат, и облегчали творческие муки опиомана. Эссе преобладает в его критических и художественных сочинениях 1830–1850-х годов.

Наиболее известны очерки Де Квинси «Английская почтовая карета» (1849). Они составляют своеобразный триптих, позволяющий судить о характерном для него романтическом разнообразии мотивов — житейских, информативных, комических, патетических, фантастических, о свойственной ему резкости переходов: от описания великого национального торжества к видению смерти, ужаса, уничтожения. В первом очерке, в соответствии с композиционной схемой «Исповеди», дается реальная, фактическая сторона.

Весело, забавно, со смешными отступлениями и шутками (кстати и некстати!), вперемежку с лирическими признаниями описаны прелестная как роза девушка Фанни и ее дед — кучер почтовой кареты, необыкновенно похожий на крокодила. Де Квинси уверяет, что в жизни всегда неразлучимы уродливое и прекрасное, смешное и поэтическое:

«Если я вызываю из мрака образ Фанни, передо мной вырастает июньская роза, а стоит мне вспомнить розу, как передо мной сияет небесное личико Фанни. Подобно антифонам в церковном пении мелькают июньские розы и Фанни, и снова июньские розы и Фанни, а затем, словно хором — розы и Фанни, Фанни и розы, бесконечные как цветы рая»[202]. И тут же появляется почтенный крокодил в золотом пурпуре кучерской ливреи.

Шутливо обыгранная реальность трансформируется еще более в описании достопамятного путешествия в почтовой карете, везущей весть о победе при Ватерлоо: упоение победы, гордость, восторг, национальное торжество сочетаются у Де Квинси с сочувствием тем, кто победы не дождался. Неразрывная связь радости и горести передана в образе встреченной им в пути матери офицера, павшего в бою, как уже знал из газет рассказчик, но не знала она; взволнованная победой, она поцеловала вестника поцелуем, предназначенным для мертвого сына. В изображении Де Квинси «торжество победителей» омрачается во второй части «Видением внезапной смерти»: изнемогший от усталости и бессонницы кучер, после всех ликований в пути, засыпает и только чудом не приводит к катастрофе и гибели блаженную от любви целующуюся пару.

Триптих завершается словесной изощренностью «Фуги сновидений», вбирающей в себя все развитые ранее мотивы, их великолепие и трагизм. Де Квинси описывает увитую лаврами колесницу, которая во сне мчит его в далекое заморское царство сообщить всем «великую как века весть о победе». Однако царство это оказывается царством мертвых; вокруг величественного собора теснятся могилы, склепы, гробы — и бешено скачущие кони его колесницы едва не убивают прелестную девочку в хрупкой как скорлупа повозке. В минуту, казалось бы, неизбежной гибели ее спасает ангел, ниспосланный самим Богом. Гимном во славу Вседержителя неба и земли, Бога победоносной любви, жалости, доброты, который один может заставить людей забыть о кровавой войне, о ненависти и ожесточении, очерк завершается, подобно ликующему финалу великой симфонии.

Последним произведением «взволнованной прозы» Де Квинси стали «Автобиографические очерки» (1853). Автор, по скромности, отнес их к разряду развлекательной литературы, но критики с ним не согласились и справедливо рассматривают повесть как замечательный образец романтической трактовки детства с его инстинктивной мудростью, близостью к природе и поэзии. Эта книга представляет собой прозаическую параллель к стихам Вордсворта о детях. Как и старший поэт, Де Квинси занят лишь теми событиями, которые оказали решающее воздействие на воспитание ребячьей души.

Первой наставницей мальчика, мы уже знаем, была смерть, лишившая его отца и двух сестер. Внимание Де Квинси сосредоточено не столько на реальных проявлениях горя, сколько на трансформации, которой воображение подвергает это горе. За осознанием его неизбежности следует «Введение в мир борьбы», в который втягивает его старший брат. Замечательно, что война с фабричными мальчишками была для маленького Де Квинси менее мучительна, чем борьба, которую ему, властителю воображаемого государства Гомбрун, приходилось вести, защищая честь своих несуществующих подданных от нападок брата, владельца также воображаемого, но более могущественного государства Тигросильвания, «Незримые узы» связали мальчика со «страданиями и унижениями» его народа, и «узы эти были тем сильнее, чем они были воздушнее»[203].

По мысли Де Квинси, в ребенке и его придуманных, но от того не менее острых печалях уже заключен взрослый человек, вся жизнь которого проходит в безнадежной борьбе. Здесь Де Квинси следует Вордсворту, но мягкий и теплый юмор, пронизывающий его воспоминания, дает правильный масштаб детским горестям, показывая несоответствие фактов и их осознания и вместе с тем символический характер образов, рожденных в душе ребенка и предвещающих его взрослое восприятие.

Воспитание завершается тогда, когда маленький герой понимает, что несправедливость и угнетение не случайны и являют всеобщую универсальную систему. Согласно этой системе, большая часть человечества отрезана от счастья и достоинства и влачит дни во мраке нищеты и убожества, как истинные парии или рабы. Эта недетская идея овладевает мальчиком после общения с безобразными, слабоумными девочками, приговоренными ненавидящей их матерью к непосильно тяжкому физическому труду.

Страх, жалость, любопытство, обида за маленьких отверженных подготовили Де Квинси к восприятию слов Федра по поводу статуи Эзопа, раба и баснописца: «Несчастного раба и парию они вознесли на вечный пьедестал»[204]. Контраст между позором бесправия и «звездной высотой раба», когда статуе его, статуе «освобожденного человека», отдали честь все армии мира, для Де Квинси разрешается в нравственном вознесении Эзопа над простыми смертными — что и выражено в образе поднявшейся над толпой статуи.

Этот образ передает самые основы мировоззрения писателя — его веру в то, что неизбежные и, в сущности, неизлечимые страдания человечества в какой-то степени преодолеваются только благородством и душевной стойкостью, социальное зло побеждается ценой нравственного очищения. Характерно, что эта важнейшая идея явилась ему в детстве, — разумеется, не как логическое заключение, а как внезапное видение «неизмеримости морально возвышенного». Чувство ребенка уловило то, что впоследствии стало частью доктрины. Все этапы душевного созревания Де Квинси выступают лишь как этапы деятельности воображения в его попытках познать мир. Познание это, говорит он, передается нам через «тайные иероглифы», через «особый язык или шифр, и где-то есть ключи к их пониманию, и есть у них собственная грамматика и синтаксис, и самые ничтожные явления вселенной суть тайные зеркала величайших»[205].

Детская острота впечатлений, детская непосредственность и интуиция, детская иррациональная логика, отвергающая логику здравого смысла, ту, «что стягивает душу веревками и шнурами», не меньше чем опиумные сны и видения, помогают прочитать тайные символы и иероглифы действительности. Как мы видели, в трансформации реальности под влиянием опиума Де Квинси видит разгадку того мира чудес, который холодный рационализм понять не позволяет. Странное на первый взгляд сближение восприятия ребенка и опиомана построено на романтической концепции воображения. Для Де Квинси, как и для старших романтиков, это, мы уже знаем, способность осмыслить богатство явлений внешнего мира в процессе своеобразного синтеза полусознательных, спонтанных импульсов и высших функций разума; добываемые в этом процессе символические образы заключают в себе хоть и зашифрованную, но подлинную истину. Прослеживая как бы разбегающиеся во все стороны проявления того или другого предмета, воображение затем втягивает их в единую орбиту и придает великому многообразию эмпирической действительности необходимое для художественного эффекта единство. Описанная у Де Квинси переработка реального опыта в видения опиомана показывает, в сущности, пути его образной трансформации в мастерской воображения.

Воображение одновременно абстрагирует, отделяет существенное от второстепенного — и этому существенному, главному подчиняет множество конкретных, физически ощутимых деталей и неисчислимых порождаемых ими ассоциаций, устремленных к единой цели. «Главным и существенным» в мировоззрении Де Квинси оказывается вера в таинственные мистические силы, владеющие судьбами людей и неумолимо влекущие их к гибели. Трансформированная при посредничестве воображения, эта вера облекается в апокалиптические картины страданий и неотвратимой гибели. Страшный мир, содрогающийся от конвульсий, составляет центральный образ «взволнованной прозы» Де Квинси, которому служат десятки вторичных и частных; таковы уже приведенные примеры описания приближающейся катастрофы, ее мучительного ожидания, отчаянных попыток ее предотвратить, подвигов жертвенной любви и безнадежного отчаяния.

Такие поражающие картины появляются и в «Исповеди», и в «Почтовой карете», и в «Автобиографических заметках» и давно стали достоянием хрестоматий. Все они переданы ритмически завершенными периодами, построенными на непрерывном нарастании, нагромождении пугающих физических подробностей и сопровождающих их душевных мук. Этим картинам соответствуют предельно экспрессивные слова, выражающие крайнюю степень душевного напряжения: «непобедимый», «неделимый», «непостижимый», «непереносимый», «неисчислимый», «бесконечный», «беспредельный», «безнадежный».

Своеобразие прозы Де Квинси, и прежде всего знаменитой «Исповеди», определяется тем, что эстетические открытия своих учителей, великих поэтов-романтиков, он использовал для рассказа о трудной жизни человека незаурядного, но слабого, сочетающего энергию интеллекта, чистоту и твердость нравственных представлений с отсутствием воли, самообладания, умения противиться враждебным обстоятельствам. Можно сказать, что в пределах литературы своего времени Де Квинси достигает наибольшей точности и тонкости в изображении внутренней жизни во всей ее неустойчивости, в ее связях с жизнью внешней. Он соединяет таланты художника и исследователя: свои мистические видения он анализирует как ученый, а повествует о них как поэт[206].

В отличие от своих учителей Де Квинси, как и эссеисты Лэм, Хент, Хэзлитт, вносит в свои произведения юмор, который то выступает в роли посредника между реальным планом и его образной трансформацией, то дает описываемому правильный масштаб, то перерастает в силу, переводящую чудовищное и невозможное в контекст обыденного и правдоподобного.

Первый в английской литературе Де Квинси не только (как Вордсворт) создал философию детства, но углубился в индивидуальные особенности детской психологии, создал конкретный, неповторимый образ ребенка, умного, тонкого, начитанного, живущего в созданном им самим мире, ребенка, который не может найти ни минуты покоя, пока, вопреки злой клевете, не докажет, что бедные обитатели изобретенного им государства Гомбрун не отягощены позорными хвостами!

Первый в истории английской литературы Де Квинси сделал отверженных, парий предметом не эпизодического, «фонового» изображения, но поместил их в самый центр нарисованной им картины и раскрыл заключенные в них поэтические возможности. Он первый сосредоточил внимание на психологии несчастья, на непривычных в литературе оттенках физических мучений, на сумеречных состояниях души. Как никто до него, он отстаивал идею о возвышающей силе страдания, позволяющей постигнуть истину.

Упорно, в течение почти сорока лет, развивая и распространяя эстетические идеи романтиков, воплощая их в следовавших быстрой чередой критических и художественных очерках, Де Квинси, вместе с эссеистами-«лондонцами», широко популяризировал романтический круг понятий и образов, далеко не сразу нашедших признание у английской читающей публики. Он создал новый образец изящной словесности — «взволнованную», ритмическую прозу, насыщая ее видениями, снами и фантазиями[207], подчиняя прозаическое повествование законам романтической поэзии. Исследователи неизменно подчеркивают сочетание музыкальных, архитектурных и «морских» образов в поэтике Де Квинси, сопряжение в его описаниях величественного и низменного, светлого и мрачного; преобладают, однако, образы темные, зловещие, грозные, вырастающие, по законам ассоциативного мышления, из конкретных физических деталей.

Перечисленные особенности творчества Де Квинси, в сочетании с одушевлявшим его сентиментально-гуманистическим пафосом, оказали существенное влияние на формирование в Англии новой литературной школы, углубившей критические тенденции романтизма на основе более ясно осознанного социального опыта. Возникшее в середине XIX века новое реалистическое направление развивалось в тесном взаимодействии с романтическим эссе, применявшим методы поэзии к прозе: к прозе в прямом смысле и в фигуральном — к прозе жизни. Недаром юный Диккенс начал свое творчество с эссе («Очерки Боза», 1833), во многом близких сочинениям Лэма и Де Квинси. Городская, лондонская тема очерков нового автора подсказана его предшественниками.

Тем не менее несчастье, угнетение, злоба — любимые темы Де Квинси — у Диккенса приобретают иное, общественно-историческое, обоснование. Вместо сцены, «на которой нет ничего, кроме одинокого ребенка и его одинокого единоборства с горем»[208], мы видим у Диккенса грязные, холодные здания фабрики «Мердстон и Гринби» и голодного мальчика, подавленного не только скорбными размышлениями о несовершенстве мира, но и собственной социальной деградацией. Все то, что в изображенных у Де Квинси частицах действительности обретало полноту смысла только в сопоставлении с мирами иными, потусторонними, в царстве фантазии, у Диккенса становилось частью огромного общественного механизма в его конкретном национально-историческом воплощении.

«Исповедь» Де Квинси есть повесть об индивидуальной судьбе, лишь тонкими нитями связанной с проблемами времени; романы Диккенса дают историю героя как часть века; воспринятое в романтической школе искусство изображать трансформированный воображением мир ведет Диккенса к фиксации типических его явлений и типических его деятелей, выражающих дух времени. У Де Квинси в пределах индивидуального сознания оставались и автор, и его герои.

Даже подражая своему предшественнику — например, в портрете опиомана Джаспера («Тайна Эдвина Друда»), — в частности в описании являющихся ему видений архитектурного величия, в нагнетании физически ощутимых деталей, в обрисовке катастрофических событий и подготавливающих их постепенно нарастающих обстоятельств, используя стилистические открытия Де Квинси — его взволнованную ритмизированную речь, его патетические интонации, — Диккенс поднимается на новую стадию литературного развития, именуемую реализмом. Приведу один пример: в отличие от Анны, героини Де Квинси, окруженной атмосферой тайны, «Маленькая Нелл» («Лавка древностей») воссоздана на определенном социальном фоне, обрекающем ее мукам и гибели.

Влияние Де Квинси на реалиста Диккенса было возможно потому, что, оставаясь романтиком, он перевел космические порывы, свойственные романтизму, на язык прозы и сосредоточился на конкретном анализе индивидуальной психологии. «Исповедь» открыла читателям новое восприятие привычных явлений, новые связи между ними, новое понимание противоречий внутренней жизни. Она призывала всматриваться в обычно пренебрегаемые факты повседневности, учила сострадать жертвам социальной несправедливости, простым людям и беднякам, находить в них поэтическое начало. Обращение к обыденным жизненным обстоятельствам, поэтизация смиренных обитателей трущоб, ощущение масштаба и обусловленности стремительных, повсеместных изменений, понимание литературы в ее связи с движением истории делают романтика Де Квинси одним из провозвестников реализма в английской литературе. Созданные им фантастические видения представляют собой мистифицированные образы вполне земных проблем, поставленных наступлением безжалостной индустриальной эры.

Вместе с тем внимание писателя к «радостям и горестям» опиума, к болезненной, патологической к нему приверженности и ее психическим последствиям вызвало интерес к Де Квинси среди литераторов совершенно иного направления. Почитателем его стал, мы уже знаем, Оскар Уайльд, который, как и его учитель Уолтер Пейтер, увидел в Де Квинси поборника «чистого» искусства, аморалиста, прославляющего убийство, и пренебрег пронизывающим его труды преклонением перед нравственным началом в литературе. Более точно поняли Де Квинси подражавшие ему поэты Френсис Томпсон, посвятивший ему восторженный очерк, и Джеймс Томсон, автор известной поэмы «Город страшной ночи» (1874), где Лондон «Исповеди» обретает новую, еще более трагическую и болезненную жизнь.

Известность Де Квинси распространилась и за пределы Англии. Переводчиком его, правда не очень точным, стал Мюссе (1826), а интерпретатором и пропагандистом — Бодлер, в «Искусственном рае» (1860). Отзвуки «Исповеди» слышатся и у таких разных писателей классической поры, как Бальзак и Готье, и у поэтов-сюрреалистов XX века[209]. Поклонников своего таланта Де Квинси нашел также в Америке (По, Готорн) и в России, где ему отдали дань Гоголь («Невский проспект»)[210] и Достоевский («Преступление и наказание»)[211]. Восхищались им также Тургенев и Герцен и обменялись мнениями о нем в своих письмах[212]. Они познакомились с Де Квинси в подлиннике, тогда как Гоголь и Достоевский прочитали лишь анонимный, частично придуманный перевод-пересказ под названием «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», сочинение Матюрина, автора «Мельмота» (СПб., 1834).

Приписав ему авторство, переводчик, по-видимому, решил, что завоевал право на необузданную фантазию: его герой, в отличие от своего английского прототипа, вновь обретает свою Анну. После долгой разлуки он внезапно видит ее в блеске бала, выслушивает ее исповедь, бьется за нее на дуэли и становится спутником ее жизни. К подлинному тексту (чаще изложенному, чем переведенному) вся эта история имеет мало отношения. Необходимость нового перевода повести, оставившей глубокий след в литературе своего времени, вполне очевидна.[213]

 

Н. Я. Дьяконов

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1] Клуб Адского Огня — клуб молодых аристократов, организованный Френсисом Дэшвудом в XVIII столетии. Его члены отличались безудержной веселостью, дерзкими выходками, их религиозные воззрения были близки к атеизму.

 

[2] Брайтон — фешенебельный приморский курорт в графстве Сассекс, был особенно модным в XIX в.

 

[3] Боу-стрит — главный уголовный полицейский суд в Лондоне (по названию улицы, где он находится).

 

[4] Лактанций (даты жизни неизвестны) — латинский церковный писатель. Учитель красноречия в Никомедии. В Вифинии стал христианином во времена Диоклетиана (239–316). В своем сочинении «Книга о божественном установлении» проповедовал христианскую мораль.

 

[5] Эсхил (525–456 гг. до н. э.) — древнегреческий драматург, «отец трагедии», написал не менее восьмидесяти драм, из которых до нас дошли только семь. Наиболее известные из них — трилогия «Орестея» и «Прикованный Прометей».

 

[6] Олд-Бейли — центральный уголовный суд в Лондоне (по названию улицы, где он находится).

 

[7] Здесь располагалась таверна, в которой часто собирались поэты и художники в XVIII — начале XIX в.

 

[8] Так Колридж подписывал свои ранние произведения, и так он часто себя называл. В юности он записался в драгуны, расшифровав эти инициалы как Сайлас Томкин Камбербек.

 

[9] Плотин (204–270 гг. н. э.) — греческий философ-платоник, основоположник неоплатонизма. Здешний мир для него — одно из отражений единой мировой души.

 

[10] Платон (427–347 гг. до н. э.) — древнегреческий философ, родоначальник идеализма, одного из главных направлений в античной философии. Основной метод его учения — диалектика, противопоставленная софистике. Согласно теории «Идей» Платона — идея первична, а материя вторична. Платон утверждает тезис о непознаваемости идей для человека и непознаваемости мира идей для божества.

 

[11] Стагирит — Аристотель (384–322 гг. до н. э.), происходивший из города Стагира на восточном побережье полуострова Халкидики, древнегреческий философ и ученый-энциклопедист. Основатель перипатетической школы. Преподавал в Академии Платона.

 

[12] «Метафизика» — II часть курса лекций Аристотеля. (I часть — «Физика»). Предмет «первой философии» состоит из двух вариантов: а) общая метафизика изучает сущее, б) частная метафизика изучает неподвижную субстанцию или «вечный перводвигатель».

 

[13] Автолик — в греческой мифологии ловкий разбойник на Парнасе. От своего отца Гермеса получил дар плутовства, способность становиться невидимым или принимать любой облик. Внуком Автолика был хитроумный Одиссей.

 

[14] Мистер Блэквуд — организатор известного литературного журнала начала XIX столетия «Блэквудский журнал» («Блэквуд мэгэзин»).

 

[15] Футурум перфектум (лат.: будущее совершенное) — грамматическое время глагола, означающее, что действие обязательно произойдет в будущем.

 

[16] Медея — в греческой мифологии волшебница, дочь царя Колхиды. Миф о Медее связан с мифом об аргонавтах. Медея помогает их вождю Ясону преодолеть испытания, которым героя подверг ее отец.

 

[17] Тувалкаин — «отец всех кузнецов», сын потомка Каина — Ламеха. Он имеет демонический характер и обладает магическими способностями, связанными с его профессией.

 

[18] Шеффилд — один из старейших промышленных городов Великобритании.

 

[19] Мильтон. Потерянный Рай, кн. XI, строфа 605–606. Перев. А. Штейнберга.

 

[20] Ричардсон Уильям (1740–1820), ирландский художник, по преимуществу пейзажист.

 

[21] Полифем — в греческой мифологии циклоп, сын Посейдона и нимфы Тоосы, страшный и кровожадный великан с одним глазом, пастух, живущий в горной пещере.

 

[22] См.: Шекспир. Макбет, акт II, сц. I.

 

[23] См.: Шекспир. Макбет, акт II, сц. 6.

 

[24] См.: Шекспир. Генрих VI, часть II, акт III, сц. 2.

 

[25] Перев. Е. Бируковой.

 

[26] Перикл (V в. до н. э.) — афинский государственный деятель. Утверждал необходимость демократического правления в Афинах. Во внешней политике стремился к гегемонии Афин над всей Грецией. Перикл получил высшую верховную власть в государстве, которую сохранял до самой смерти. Век его правления был временем наивысшего расцвета греческой культуры.

 

[27] Вергилий Марон Публий (70–19 гг. до н. э.) — римский поэт. Его творчество сформировалось под воздействием эпикурейской проповеди ухода в частную жизнь. Основные произведения — «Буколики» (42–38 гг. до н. э.) и «Георгики» (36–29 гг. до н. э.), а также «Энеида».

 

[28] Август Кай Юлий Цезарь Октавиан (63–14 гг. до н. э.) — выдающийся политик и полководец, покровитель философии и искусств.

 

[29] Цицерон Марк Туллий (106–43 гг. до н. э.) — знаменитый государственный деятель и оратор Рима.

 

[30] Каталина Люций Сергий (108–62 гг. до н. э.) — глава названного его именем заговора в Риме. Пытался захватить консульскую власть, свергнув олигархию. Совершив неудачное покушение на одного из консулов — Цицерона, он попытался прорваться в Галлию, но потерпел поражение и пал в битве при Пистории в феврале 62 г.

 

[31] Имеется в виду Тиберий Клавдий Друз, четвертый римский император (41–54 гг. до н. э.).

 

[32] Ассасины — политико-религиозная секта у мусульман, игравшая огромную роль во времена крестовых походов в Персии и Палестине на протяжении двух столетий. Основатель секты — Гассан — шиит-фанатик, собиравший с 1081 г. вокруг себя смелых воинов, задачей которых было уничтожение неверных, даже ценой собственной жизни. Орден подразделялся на несколько колен, во главе одного из которых одно время стоял шейх уль Джибаль. На западе его называли Старцем или Человеком с Горы.

 

[33] Беллингем Ричард (1592–1672) — губернатор Массачусетса с 1639 г. В 1641 г. после смерти своей жены он вступил во второй брак, но был преследуем по закону, потому что сам осуществил брачную церемонию. В 1664 г. Иаков (Джеймс) II вызвал его в Англию, так как он отказался добровольно уйти с поста массачусетского губернатора и потребовал объяснения его поведения. Верховный суд, однако, не подчинился требованиям короля и подтвердил право Беллингема на губернаторство.

 

[34] Герцог Беррийский Шарль Фердинанд из династии Бурбонов (1778–1820). В 1789 г. бежал вместе с родителями в Турин, сражался против революционной Франции. После его вступления в брак с дочерью Франциска I Неаполитанского возникла надежда на продолжение старшей линии Бурбонов. Но фанатик, мечтавший помешать вступлению Бурбонов на французский престол, совершил на него покушение и убил ножом при выходе из театра.

 

[35] Бессьер Жан-Батист — герцог Истрии (1768–1813). Вступив в армию как рядовой, он был вскоре повышен в чине, прошел Испанскую и Итальянскую кампании и привлек внимание Наполеона, который сделал его командующим гвардией. Отличился при Маренго и в 1804 г. был произведен в маршалы Франции, через год стал командующим кавалерией. В 1812 г. прикрывал отход наполеоновской армии из Москвы. Был убит при Лютцене.

 

[36] Вильгельм I Оранский — штатгальтер Голландии (1533–1584), один из героев борьбы за освобождение Нидерландов от испанского господства. 10 июля 1584 г. был убит фанатически настроенным католиком Бальтазаром Жераром.

 

[37] Герцог Гиз — Гиз Генрих, один из претендентов на французский престол, создатель католической лиги, организатор истребления гугенотов-протестантов в мае 1588 г. Это событие вошло в историю под названием «Варфоломеевская ночь». Герцог Гиз получил звание генерального наместника. 23 декабря 1589 г. он был убит в приемной короля Генриха III.

 

[38] Генрих III Валуа (1551–1589) — король Франции. Занял престол после смерти своего брата Карла IX. Вел борьбу с гугенотами и с католической лигой своего кузена герцога Гиза, с которой был вынужден подписать договор. После восстания в Париже пытался бежать в армию гугенотов к Генриху, королю Наваррскому, но 10 августа 1589 г. был заколот доминиканским монахом-фанатиком Жаком Клеманом. С его смертью прекратилась династия Валуа.

 

[39] Генрих IV Бурбон — король Франции и Наварры (1533–1610), первый король Бурбонской династии, был женат на сестре Карла IX Маргарите Валуа, через шесть дней после свадьбы пережил в Париже кровавые события Варфоломеевской ночи. Вскоре после этого бежал из Парижа и встал во главе гугенотов, возвратившись к протестантизму. После смерти Генриха III стал королем Франции. 14 мая 1610 г. был заколот Равальяком.

 

[40] Герцог Букингемский — Джордж Виллберс (1592–1628), придворный Иакова I и Карла I Стюартов. Война с Испанией и Францией под руководством Букингема привела Англию к поражению. Озлобление народа против него росло, и в 1628 г. он был убит лейтенантом Фельтоном.

 

[41] Генри Эллис (1794–1872) — английский филолог, занимался в основном фонетикой английского языка. Ему принадлежит также несколько сочинений по математике.

 

[42] Густав Адольф — король Швеции (1594–1632), герой Тридцатилетней войны, видный политический деятель. Погиб во время битвы при Люцерне 16 ноября 1632 г. Протестанты сохраняют о нем память как о мученике за веру.

 

[43] Валленштейн Альбрехт Венцеслав (1583–1635) — имперский генералиссимус во время Тридцатилетней войны. Был убит наемниками по приказу императора Густава Адольфа.

 

[44] Принц Гамлет устраивает во дворце Эльсинора представление пьесы «Убийство Гонзаго», воспроизводя на сцене обстоятельства гибели своего отца, чтобы уличить короля Клавдия в братоубийстве.

 

[45] Гораций. Поэтическое искусство.

 

[46] Локк Джон (1632–1704) — английский философ и политический мыслитель. Разработал эмпирическую теорию познания и доктрину либерализма в политике.

 

[47] Декарт Рене (лат. Картезиус) (1596–1650) — французский философ, физик и математик. Представитель классического рационализма. Основные сочинения — «Рассуждения о методе» (1637), «Метафизические размышления» (1641), «Начала философии» (1644).

 

[48] Эльба — одна из важнейших рек Германии, связанная каналами с Балтийским морем.

 

[49] Глюкштадт — город в Прусском округе Шлезвиг на Эльбе, является портовой частью Гамбурга. Построен в 1616 г. В XVII в. служил местом для складов исландских товаров.

 

[50] Фрисландия — северо-западная провинция Нидерландов на берегу Немецкого моря. Богата каналами и рыбными озерами. Жители Фрисландии говорят на особом наречии.

 

[51] Эмден — город в Восточной Фрисландии в трех километрах от реки Эмс. Гавань Эмдена вмещает большое количество судов.

 

[52] Зюйдер-Зее — Северное море.

 

[53] «Летучий голландец» — согласно старинной легенде, корабль-призрак, приносящий гибель встречным судам. Только встреча с девушкой, которая полюбит его капитана, сможет освободить корабль от вечного проклятья.

 

[54] Цезарь Гай Юлий (100–44 гг. до н. э.) — один из величайших полководцев и государственных деятелей Древнего Рима.

 

[55] Мандрагора — растение из семейства пасленовых. Согласно преданию, напиток, приготовленный из него, вызывает любовную страсть. В Средние века он играл важную роль как волшебное приворотное средство.

 

[56] Линдли Маррей (1745–1826) — английский грамматист. Выходец из Америки, где в Нью-Йорке изучал право и был процветающим юристом. В 1795 г. он написал английскую грамматику. В 1818 г. вышло уже сто двадцатое ее издание. Его влияние на преподавание английского языка было чрезвычайно велико. Позднее, перебравшись в Англию, он был Председателем Общества Друзей в Йорке и занялся религиозной деятельностью. Один из самых известных его религиозных трактатов — «Влияние религии на разум» (1787).

 

[57] Гоббс Томас (1588–1679) — английский философ-материалист. Конечной задачей философии признавал ее практическую пользу. На первый план выдвигал научное понимание общества как средство познания его развития. Методом познания считал переход от единичного к общему. Основное произведение — «Левиафан» (1651).

 

[58] Долгий парламент — парламент, созданный Карлом I в 1640 г. В нем в оппозиции королю оказалось подавляющее большинство парламентариев. Под давлением его членов Карл I не только подтвердил законы, в силу которых парламент должен был собираться и без приказа короля, но и допустил казнь лорда Страффорда, одного из своих влиятельнейших советников. В 1642 г. Долгий парламент объявил Карлу войну.

 

[59] Джон Деннис (1657–1734) — английский драматург и критик, один из первых пропагандистов творчества Шекспира, автор «Трех писем о гении и творениях Шекспира» (1711).

 

[60] Людовик XIV (1638–1715) — король Франции. Начало его царствования прошло под опекой кардинала Мазарини (1643–1661). После его смерти Людовик XIV взял власть в свои руки. Ему приписывают выражение «Государство — это я». В период его правления Франция стала одним из самых могущественных государств Европы.

 

[61] Королева Анна (1665–1714) — дочь Иакова II Стюарта, вступила на английский престол как преемница короля Вильгельма III 19 марта 1702 г. При ней Англия и Шотландия официально объединились в единое государство (1707). Наиболее влиятельным из ее приближенных был герцог Мальборо, под чьим влиянием она продолжила войну с Францией. В 1717 г. война была закончена Утрехтским миром.

 

[62] Кромвель Оливер (1599–1658) — протектор соединенной республики Англии, Шотландии и Ирландии. Генерал парламентской армии, сражавшейся с королевскими войсками во время английской революции XVII в. После поражения армии короля Карла I и его казни в 1649 г. стал полновластным правителем страны.

 

[63] «Левиафан, или Материя, форма и власть гражданского государства» (1651) — главное философское произведение Томаса Гоббса. В нем с материалистической точки зрения рассмотрены основные вопросы гносеологии, психологии, социологии и политики. В данном контексте подразумевается сам автор — Томас Гоббс.

 

[64] Джон Валлис (1616–1703) — английский математик, развивал математические методы Кавальери, Декарта и Паскаля. Валлису принадлежит символ бесконечности.

 

[65] Фома Неверующий — в христианских преданиях один из двенадцати апостолов, отказавшийся поверить в воскресение Христа до тех пор, пока сам не увидит ран от гвоздей и не вложит в них перста.

 

[66] «Рассмотрение убеждений мистера Гоббса…» (1781) — работа Теннисона, одна из первых книг, посвященных творчеству Гоббса, толкующая основные положения его философии с рационалистической точки зрения.

 

[67] Тиллотсон Джон (1630–1694) — деятель Англиканской церкви. В 1666 г. издал книгу «Право веры», защищавшую официальную Церковь. В 1670 г. Был назначен пребендарием Кентерберийского собора. Когда в 1672 г. Карл II издал указ о свободе вероисповедания, он очень решительно возражал против этого указа в своих проповедях, что, впрочем, не отразилось на его церковной карьере.

 

[68] Дербишир — графство в Центральной Англии.

 

[69] Бакстон — небольшой городок неподалеку от Четсуорта в Девоншире.

 

[70] Четсуорт — имение герцога Девонширского. Замок построен в 1688–1706 гг. по плану архитектора Кристофера Рена. В замке — большая коллекция картин.

 

[71] Испанская Армада — флот Филиппа II Испанского, который должен был покорить Англию в 1588 г. Однако в результате бури, а затем сражения с легкими и быстрыми английскими судами испанский флот был разгромлен, а сама Испания лишилась былого могущества.

 

[72] Deipnosophistae — философы, выдающие за истину хитрую уловку, логически неправильное рассуждение. Здесь: аллюзия на книгу с тем же названием — см. примеч. 14 к части II «Исповеди англичанина, любителя опиума».

 

[73] Секст Росций — римлянин, который был обвинен в убийстве своего отца в 80 г. до н. э., во времена консульства Суллы, но был оправдан благодаря речи Цицерона, дошедшей до нас.

 

[74] Палатинские купальни — купальни, построенные на одном из семи холмов, на которых был построен Древний Рим, находились посреди остальных шести холмов. На этом холме строили позднее дворцы цезарей.

 

[75] Эпикур Атеист (341–270 гг. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист. Основал в Афинах в 306 г. до н. э. философскую школу под названием «Сад Эпикура». Целью философии согласно Эпикуру было обеспечение безмятежности духа. Источник знания он видел в чувственном восприятии. Сам человек, как считает Эпикур (и душа, и тело), состоит из атомов. Умирая, он исчезает полностью. Это утверждение приводит Эпикура к отрицанию божественного происхождения Вселенной.

 

[76] Мальбранш Николас (1638–1715) — французский философ, склонялся к идеалистической мистике. По его учению, мир познаваем только благодаря врожденным идеям о нем. Бог является первоосновой всякого бытия и мышления, так как все идеи содержатся в нем. В истории философии Мальбранш занимает промежуточное положение между Декартом и Спинозой.

 

[77] Епископ Беркли — Джордж Беркли (1684–1753), придворный проповедник ирландского наместника. В 1734 г. назначен епископом в Клейне. Ученый и философ. Главный его философский труд — «Трактат о человеческом знании» (1710), в котором проповедуются идеалистические взгляды. Бытие мира, по Беркли, состоит в его способности быть воспринимаемым.

 

[78] Слова Горация о поэтах.

 

[79] Поп Александр (1688–1744) — английский поэт-классицист. Он сформулировал основные принципы классицизма, призывал поэтов подражать «упорядоченной» природе. Эти принципы воплощены в поэме Попа «Виндзорский лес» (1713) и других. В своих переводах Гомера «исправлял неправильности» его поэзии. Писал сатиры. Из теоретических работ важны поэмы «Опыт о критике» (1711) и «Опыт о человеке» (1730).

 

[80] Лейбниц Готфрид Вильгельм (1646–1716) — немецкий ученый и философ. Основным стремлением Лейбница была попытка соединить различное в гармонии. Исходным пунктом его сочинения была теория Декарта о качественной противоположности между материей и духом. По учению Лейбница, материя по своей сущности не отличается от духа. Единственная первооснова всего — простая субстанция, «монада».

 

[81] Миссис Куикли — персонаж комедии Шекспира «Виндзорские проказницы».

 

[82] Эдмондбери Годфри (1623–1678) — английский государственный чиновник, смерть которого, предположительно от руки католика, вызвала волну антикатолических настроений, послужившую причиной падения правительства Карла II. В сентябре 1678 г. бывший англиканский священник Титус Оутс предъявил сэру Годфри сфабрикованное свидетельство католического заговора против Карла II. Он обвинил «папистов» в том, что они планируют убить короля и возвести на трон его брата Иакова. Спустя некоторое время после этого тело сэра Годфри было найдено во рву неподалеку от его дома, а еще два месяца спустя некий католик заявил, что он был свидетелем мученической смерти его от рук католических священников. Позднее он признался в лжесвидетельстве. История убийства сэра Годфри осталась неразгаданной.

 

[83] Корреджо Антонио Аллегри (1494–1534) — итальянский живописец. Испытал влияние школы Леонардо да Винчи. Придерживался строгих законов классической композиции, стремясь как можно ближе подражать природе.

 

[84] Георг III, Вильгельм Фридрих (1738–1820) — король Великобритании, представитель Ганноверской династии. В его правление произошла война с американскими колониями (1765–1783), присоединение Ирландии (1800), война с Наполеоном (1805–1814). С 1795 г. у Георга обнаружились признаки умственного расстройства, в результате чего в 1810 г. он был окончательно отстранен от власти. Парламент объявил Принца Уэльского (будущего Георга IV) регентом при отце.

 

[85] Крукшенк Джон (1756?–1811) — врач-хирург, дядя известного карикатуриста Джорджа Крукшенка.

 

[86] Вольпато Джованни (1733–1803) — итальянский гравер, работал в Парме, Венеции и Риме, где основал школу граверного искусства. Особенно известны его гравюры с картин Рафаэля и с его фресок в Ватикане.

 

[87] Марк Аврелий (121–180 гг. н. э.) — происходил из знатной испанской семьи, был усыновлен императором Адрианом. В 161 г. взошел на престол. Его правление не было удачным. Оставил после себя двенадцать написанных по-гречески сочинений.

 

[88] Дюрер Альбрехт (1471–1528) — немецкий живописец, гравер и рисовальщик. Наиболее известны его гравюры на меди и на дереве.

 

[89] «Энеида» — поэма древнеримского писателя Вергилия. Сюжетом поэмы служат странствия и войны троянца Энея. Вся поэма складывается из цепи повествований о его приключениях, движущей силой которых является рок. Поэма была издана после смерти автора.

 

[90] В «Поэтике» Аристотеля существует понятие «катарсис», обозначающее сущность эстетического переживания. Аристотель отмечает очищающее нравственное и воспитательное значение трагедии.

 

[91] Абрагам Ньюленд  (даты жизни неизвестны) — художник-гравер, автор рисунка на английских бумажных банкнотах.

 

[92] Пресвитер Иоанн — по средневековому преданию, христианский властитель в Восточной Азии (XII в.). Средневековые хроники приписывают ему письма о христианстве, по всей видимости, апокрифические. По предположению, он царствовал в Абиссинии.

 

[93] Квинт Гораций Флакк (65–8 гг. до н. э.) — римский поэт, входил в кружок поэтов, находившихся под покровительством Мецената. В 20-х годах издал три книги од. Особое место в его творчестве занимает «Послание к Пизонам».

 

[94] Коматозное состояние — угрожающее жизни состояние, характеризующееся полной утратой сознания, нарушением дыхания, отсутствием рефлексов.

 

[95] Камея — резная выпуклая миниатюра.

 

[96] Инталья — резная вогнутая миниатюра, с углубленным изображением.

 

[97] Уильям IV — король Великобритании. Годы правления: 1830–1837.

 

[98] Ее величество — королева Виктория. Годы правления: 1837–1901.

 

[99] Стагирит — см. примеч. 7 к лекции «Убийство как одно из изящных искусств».

 

[100] Пародируя церковную проповедь, Де Квинси перечисляет грехи в обратном порядке, по нисходящей линии.

 

[101] Цитата из Горация.

 

[102] «Кара Божия за убиение» — книга английского купца Рейнолдса, вышедшая в 1621 г. В романе Вальтера Скотта «Приключения Найджела» (1822) эту книгу читает главный герой. Книга повествует о том, какие злодейские убийства совершались в Англии в XIV–XVI вв., какими чудодейственными способами они были раскрыты и как они карались. Именно в этот момент на самого Найджела совершается покушение (глава XXIV). Вальтер Скотт делает к этой главе примечание: «Известно о существовании всего трех экземпляров: один находится в библиотеке Кеннанквайра, два других — первый в пятнах и с обрезанными полями, второй — в хорошем состоянии, полного размера, принадлежат одному выдающемуся члену Роксбургского клуба» (перев. А. Рахмановой).

 

[103] «Приключения Найджела» — роман Вальтера Скотта (1822), повествующий о приключениях молодого шотландского дворянина в Лондоне в эпоху короля Иакова I Стюарта, в начале XVII столетия.

 

[104] Нью-Гейтская тюрьма — тюрьма, где содержались преступники, осужденные за самые тяжкие преступления, и где ожидали казни те, кто был приговорен к повешению.

 

[105] Мастиф — порода собак большого размера.

 

[106] Лабрюйер, Жан де (1645–1696) — французский писатель, сатирик-моралист. Член Французской академии. Автор книги «Характеры, или Нравы нашего века» (1688). При жизни автора переиздавалась девять раз. Взгляды Лабрюйера, изложенные в этой книге, предвосхищают идеологию Просвещения.

 

[107] Лев X (1475–1521) — Папа Римский из рода Медичи, сын Лоренцо Великолепного. Вся его деятельность была направлена на развитие искусств и наук в Италии. Он не смог противостоять протестантизму Лютера так же, как не смог победить султана Селима, завладевшего Египтом. После этого Лев X стал побуждать европейских монархов к крестовому походу против Востока.

 

[108] Шериф — в англоязычных странах должностное лицо, выполняющее административные и судебные функции.

 

[109] Карл Мартелл (688–741) — родоначальник династии Каролингов, сын Пипина Короткого. В 720 г. стал майордомом Франции и действительным правителем страны. Подчинил себе фризов и усмирил германские племена. В битве при Пуатье (732) разбил арабов. Перед смертью разделил власть между двумя сыновьями: Карломаном и Пипином Коротким II. (Мартелл — фр.: молоток.)

 

[110] Карл Великий (742–814) — сын Пипина Короткого II, после смерти отца разделил власть с братом Карломаном II, а когда он умер, стал единоличным правителем. В 800 г. после многочисленных побед над врагами принял титул римского императора. Установил территориальное деление Франции, привлек к своему двору множество ученых, основал школы.

 

[111] Сикарии — разбойничьи шайки в Иудее, свирепствовавшие в последнем веке Иудейского царства. Во времена Иудейской войны и римского владычества сикарии нередко нанимались римским прокуратором, чтобы убить ненавистного ему человека. В 68–70 гг. н. э. под началом Элеазара защищали крепость Мазаду, после падения Иерусалима зажгли крепость и совершили массовое самоубийство.

 

[112] Нерон (54–68 гг. н. э.) — Нерон Клавдий Друз, захватил императорский трон, устранив своего сводного брата Британика. Прославился как один из самых коварных и жестоких правителей Рима. На его совести было несколько убийств. Возбудив против себя всеобщее недовольство, он бежал и покончил с собой.

 

[113] Пасха (евр. праздник пощады) — воспоминание об освобождении израильтян от египетского гнета и вместе с тем о том, как были пощажены израильские первенцы, об исходе из Египта. Это праздник возрождения еврейского народа. По предписанию Моисея он праздновался семь дней, во время первого весеннего полнолуния. В течение этих семи дней евреи не должны были есть ничего, кроме пресного хлеба (мацы). После разрушения Иерусалимского храма место жертвоприношений занял торжественный праздник в семье.

 

[114] Иосиф Флавий (ок. 37 — ок. 95 гг. н. э.) — иудейский историк и военачальник. Во время Иудейской войны (66–73 гг. н. э.) сдался римлянам. Был отпущен на свободу римским императором Веспасианом и принял его родовое имя Флавий. Написал (на греческом языке) книги «Иудейская война», «Иудейские древности», «Автобиография».

 

[115] Фест — римский полководец времен императора Веспасиана (I в. н. э.).

 

[116] Отец Мерсенн — Мерсенн Марин (1588–1648), математик, естествоиспытатель и теолог. Открыл так называемые «числа Мерсенна». В 1611 г. вступил в католический орден минисмов в Париже. В 1614–1619 гг. преподавал в монастыре в Невере. Противостоял алхимикам, защищая рационалистическую философию Декарта, путешествовал по Европе. Одно из важнейших его достижений — попытка установить связь между философией и естественными науками. Встречался с Декартом, Ферма, Паскалем. В 1625 г. опубликовал «Истину в науке», в 1637 г. — «Универсальную гармонию».

 

[117] Автор иронизирует над псевдоученостью, притворяясь, что путает два значения латинского глагола mordeo — 1) терзать, мучить и 2) кусать, грызть.

 

[118] Хризостом — Златоуст — прозвище известного Отца Церкви Иоанна X (347–407 гг. н. э.). Родился в Антиохии, крестился на 23-м году жизни. На Соборе епископов он был избран лектором по Святому Писанию и проявил необыкновенный ораторский талант. Суровость его требований навлекла на него гнев высших классов. В 403 г. он был низложен и отправлен в заточение, возвращен и вновь подвергнут изгнанию. Умер на берегу Черного моря по дороге в Питий.

 

[119] Ириней (даты жизни неизвестны) — Отец Церкви, родом из Малой Азии, с 177 г. епископ в Лионе. Представитель практически-христианского направления в противоположность гностическим теориям. Написал пять книг против гностиков, сохранившихся в латинском переводе.

 

[120] Пруденций Аврелий Клеменс (350–410 гг. н. э.) — самый выдающийся римский поэт. К последнему периоду жизни относятся религиозно-поэтические произведения: «Гимны для ежедневных молитв», «Жизнь мучеников», «Психомахия».

 

[121] Речь идет об ирландских революционерах, поднявших восстание против английского владычества. С 1801 г. Ирландия входила в Финальную унию с Великобританией. Но борьба против колонизации продолжалась. После того как ирландцы добились в 1829 г. эмансипации католиков, они под начальством О’Коннела восстали с требованием отказа от унии. В 1846 г. остров сильно пострадал от голода, что вызвало новые волнения.

 

[122] Типперэри — графство в Ирландии, в провинции Менстер, и одноименный город на реке Шур, главной реке графства.

 

[123] Баллина — город в ирландском графстве Майо на реке Мой, в 11 км вверх от ее впадения в залив Киллала, местопребывание католического епископа. В 1798 г. был занят французами.

 

[124] Мадера — вино, названное так из-за его происхождения с острова с таким же названием в Атлантическом океане.

 

[125] Мыс Доброй Надежды — наиболее южный мыс на оконечности Африки под 34°22’ южной широты. Был открыт Бартоломео Диасом, назвавшим его первоначально Мысом бурь.

 

[126] Церковная десятина — в католических странах наименование особого вида прямого налога на земельных собственников, которые должны были платить Церкви десятую часть урожая. В протестантских странах она сохранялась только в Англии вплоть до 1835 г.

 

[127] Речь оратора пародирует парламентские выступления, призывающие к подавлению ирландского восстания.

 

[128] Пансироллий — перечень преступлений, в результате которых можно было привлечь преступника к суду.

 

[129] Планудес Максим (1260–1310) — ученый, монах из Константинополя. В 1296 г. как знаток латинского языка был послан Андроником Палеологом II в Венецию. Осуществлял подбор древнегреческой литературы для школьного образования. Переводил римских авторов.

 

[130] Салмазий Клавдий (1588–1653) — филолог. Сочинения его посвящены лингвистике и свидетельствуют об обширных знаниях.

 

[131] Вописк Флавий (III–IV вв. н. э.) — историк времен императора Константина, родом из Сиракуз, автор жизнеописаний римских политических деятелей.

 

[132] Пилад — в древнегреческой мифологии сын Строфия, царя Фокиды, в доме которого воспитывался спасенный после убийства Агамемнона его малолетний сын Орест. В древнегреческой трагедии Пилад выступает всегда как верный друг Ореста в моменты самых тяжких испытаний.

 

[133] Де Квинси иронизирует над своеобразным пониманием истории Древнего Рима и «переводит на латынь» английские имена убийц, о которых шла речь выше.

 

[134] Эзоп (VI в. до н. э.) — древнегреческий баснописец, считавшийся изобретателем жанра басни. Ему приписываются сюжеты почти всех известных в античности басен. «Эзоповы басни» служили материалом школьного чтения. Сборники басен нередко переиздавались и переводились на все европейские языки, вызвав многочисленные подражания.

 

[135] В конце XVIII — начале XIX в. в Англии был очень популярен «готический роман» — роман «тайны и ужаса». Теоретической основой его была книга философа и эстетика Эдмунда Берка «О происхождении наших идей возвышенного и прекрасного» (1757). Задачей «готического романа» было пробудить воображение читателя и его интуицию, с тем чтобы помочь проникнуть в суть бытия, недоступную рассудку. Де Квинси здесь и далее иронизирует над оппонентами этой теории, играя роль простодушного истолкователя романтической теории искусства, утверждая, что она — «не опасна».

 

[136] Де Квинси имеет в виду сатирический «трактат» Джонатана Свифта «Скромное предложение», в котором автор рисует ужасающее положение детей в Ирландии и дает «совет», как с ним справиться, поедая детей.

 

[137] Де Квинси имеет в виду вымышленные страны и народы, которые посещает главный герой романа Свифта «Путешествия Гулливера».

 

[138] Свифт был настоятелем собора в Дублине.

 

[139] Театр Друри-Лейн — один из старейших театров Лондона. Первое здание театра было построено в 1678 г. Здание несколько раз горело. Последний пожар произошел в 1812 г. На собранные пожертвования совет попечителей вновь отстроил театр. Открытие его, на котором зачитывалось лучшее приветственное послание (из участвовавших в конкурсе), послужило поводом для создания первого сборника литературных пародий на поэтов-романтиков «Отвергнутые послания» Джеймса и Горацио Смитов. В театре Друри-Лейн играли выдающиеся актеры — братья Кембл и Сара Сиддонс. Его директором в конце XVIII — начале XIX в. был знаменитый английский драматург Ричард Бринсли Шеридан. Постоянным посетителем театра и председателем конкурсного комитета при открытии нового здания был лорд Байрон.

 

[140] Уоррингтон — город в Ланкашире на острове Мерси.

 

[141] Аттила (в германских сагах Этцель; 434–453 гг. н. э.). — При Аттиле гунны подчинили себе территорию от Волги до Рейна. Восточно-Римская империя платила Аттиле как предводителю гуннов дань. Он возглавил набеги своих племен в Галлии, а затем — в Италии. После его смерти племенной союз гуннов распался.

 

[142] Де Квинси иронизирует над отвлеченными философскими штудиями английского поэта-романтика Сэмюеля Тейлора Колриджа.

 

[143] Саути Роберт (1774–1843) — один из представителей «озерной школы». Учился в Оксфордском университете, где сблизился со сторонниками Французской революции. Позднее состоялось знакомство с Вордсвортом и Колриджем. Наиболее известные произведения — «Стихотворения» (1776), драма «Уот Тайлер» (1794), романтические баллады и четыре поэмы: «Талаба-разрушитель» (1801), «Мэдок» (1805), «Проклятие Кехамы» (1810) и «Родерик, последний из готов» (1814). В зрелый период творчества все далее отходит от либерально-демократических взглядов юности. С 1815 г. — поэт-лауреат, официальный поэт при королевском дворе.

 

[144] Ост-Индская компания — крупнейшая торговая компания, которая вела торговлю с Индией, фактически колонизовав страну, в конце XVIII в. Имела собственные армию и флот.

 

[145] Бенгал — самая большая и населенная провинция Британской Индии. Граничила с Непалом, Сиккимом и Бутаном, а также с Бирмой. Имела статус Президентства с центром в Калькутте, подразделявшегося на пять провинций.

 

[146] Мадрас — главный город одноименного британского Президентства. Первое английское владение в Индии. Речка Кувам делит его на две части. На севере при англичанах находился Блэктаун, квартал туземцев, на юге — форт Сент-Джордж, где были сосредоточены присутственные места гражданского и военного управления колонизаторов. Неподалеку находился дворец индийского правителя (наваба) и европейские кварталы. Существовал с 1639 г.

 

[147] Инд (Синду — санскр. река) — самая большая по длине река Индии. С 1835 г. по ней стали ходить пароходы.

 

[148] Лахор — город на реке Рави в Пенджабе, провинции Британской Индии, торговый центр, славился кустарным производством ковров. Известен своими достопримечательностями — Шахской башней, возведенной в XVI–XVII вв., дворцом и мечетью Везир-хана.

 

[149] Сринагар (Суриджанагар, Сиринагур) — Солнечный город, летняя резиденция магараджи Кашмирского, расположен на берегу реки Джелам, здесь проживали в основном индусы-магометане. Вне города на берегу озера Даль располагался английский форт.

 

[150] Тициан Вечеллио (1477–1576) — глава венецианской школы живописи и родоначальник нового направления в искусстве позднего Возрождения. Писал придворные парадные портреты для императора Карла V и картины на библейские темы, а также на сюжеты из древней мифологии. Главное достоинство — способность понять характер своей модели, увидеть гармонию существования в вещах, особые черты в людях, его колорит отличался прозрачностью и нежностью.

 

[151] Рубенс Петер Пауль (1577–1640) — великий голландский художник. В 1598 г. стал профессиональным живописцем. Писал картины на библейские сюжеты и портреты по заказу. Его главным стремлением была жизненность исполнения, высокая степень колористического эффекта и сила драматического выражения. Пристрастие к изображению чувственной стороны жизни составляет резкий контраст с аскетизмом других современных ему школ.

 

[152] Ван Дейк Антонис (1599–1641) — выдающийся голландский живописец. Учился в мастерской Рубенса, в начале творческого пути находился под сильным его влиянием. В 1622 г. уехал в Италию изучать великих мастеров Возрождения, что изменило его манеру. Прославился картинами на библейские сюжеты и портретами знати. Был придворным живописцем в Лондоне.

 

[153] По-видимому, Де Квинси иронически использует термин, обозначающий одну из должностей в организационной иерархии Оксфорда. В начале XIX в. оксфордские студенты делились на аристократов и студентов из других слоев населения (commoners). Обязанностью «главного распорядителя», облаченного в специальную форму, было следить за дисциплиной студентов-«неаристократов».

 

[154] Калькутта — в XIX в. главный город Британской Индии. Расположен в 160 км от Бенгальского залива. Самый большой после Бомбея порт Индустана. Калькутта служила резиденцией вице-короля Индии, губернатора Бенгалии, главнокомандующего войсками в Индии.

 

[155] Шабаш (евр. ) — суббота, праздник, день молитвы, отдых в конце работы, время, свободное от дела.

 

[156] Девон, исторически также известное как Девоншир — графство в Юго-Западной Англии. На севере омывается Бристольским заливом, на юге — Ла-Маншем. Граничит с графством Корнуолл на западе, Сомерсетом на северо-востоке и Дорсетом на востоке.

 

[157] Коронер — следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти.

 

[158] Эль — светлое пиво.

 

[159] Портер — черное (темное) пиво.

 

[160] Медуза Горгона — чудовищное порождение морских божеств Форкия и Кето, внучка Земли — Геи и Моря — Понта. Сестра двух других горгон Сфены и Эвриалы. Единственная смертная из трех сестер. Отличалась, как и они, ужасным видом, была покрыта чешуей и крылата, со змеями вокруг головы и взором, превращающим в камень. Из крови Медузы, убитой Персеем, возник крылатый Пегас.

 

[161] Соверен — золотая монета в один фунт стерлингов.

 

[162] Гинея — до 1831 г. золотая монета.

 

[163] Шиллинг — английская серебряная монета, равная ¹/₂₀ фунта стерлингов, или 12 пенсам.

 

[164] Немезида — в древнегреческой мифологии богиня Возмездия.

 

[165] Эпикуреец — последователь эпикурейской философии. Здесь: человек, выше всего ставящий личное удовольствие.

 

[166] Мизансцена — расположение актеров на сцене в определенных сочетаниях друг с другом и с окружающими декорациями в те или иные моменты спектакля.

 

[167] В 1688 г. английский король Иаков II издал указ, согласно которому отменялся запрет на поступление католиков на государственную службу, и приказал огласить его в одно из воскресений во всех англиканских церквах. Архиепископ Кентерберийский и шестеро других епископов решили обратиться с петицией к королю, чтобы не допустить этого. Однако в следующее воскресенье указ был оглашен более чем в ста церквах, а семеро епископов были препровождены в Тауэр и вскоре предстали перед судом. Но верховный суд, несмотря на обвинение в государственной измене, предъявленное им генеральным прокурором, оправдал епископов под давлением народа.

 

[168] Поэма английского поэта-романтика Перси Биши Шелли «Восстание Ислама». Песнь XII.

 

[169] Курвуазье — слуга-француз, убивший собственного хозяина — лорда Уильяма Рассела.

 

[170] Дортуар — общая спальня.

 

[171] Уэстморленд — графство на северо-западе Англии.

 

[172] Эршир — графство в южной Шотландии, разделенное на три округа — гористый Карик, Кейл с плоским побережьем и Каннингем — плодородную холмистую местность.

 

[173] Шеп — река на границе Шотландии и Англии.

 

[174] Пенрит — город в графстве Камберленд, по дороге в Шотландию у подножия Пенритского маяка. Достопримечательности — замок XIV в.

 

[175] Пенрит — город в графстве Камберленд, по дороге в Шотландию у подножия Пенритского маяка. Достопримечательности — замок XIV в.

 

[176] «Макбет», акт II.

 

[177] Уильямс — разбойник, на чьей совести было немало убийств. Подробно об этом см. эссе Де Квинси «Убийство как одно из изящных искусств».

 

[178] «Макбет», акт 1, сц. VII.

 

[179] См.: «Макбет», акт V, сц. III.

 

[180] De Quincey Th. Autobiographic Sketches // De Quincey’s Works in 15 vols. Edinburgh-Leipzig, 1864. Vol. XIV. P. 23 (в дальнейшем: Works). Ссылки на другие источники делаются только при отсутствии цитируемого текста в данном издании.

 

[181] Works. Vol. II. Р. 38–39.

 

[182] Coleridge S. Т. Complete Works. New York, 1854–1856. Vol. III. P. 365.

 

[183] Moreux Fr. Thomas De Quincey. La vie. L’homme. L’oeuvre. Paris, 1964. P. 225–226.

 

[184] De Quincey Th. William Wordsworth // Works. Vol. II. P. 176.

 

[185] Coleridge S. T. Biographia Literaria // Complete Works. Vol. III. P. 374–375.

 

[186] Coleridge S. Т. Biographia Literaria. Ed. cit. P. 363–364.

 

[187] Wordsworth W. Poetical Works. Ed. Th. Hutchinson. Oxf. Univ. Press, 1942. P. 957.

 

[188] Cf. De Quincey Th. Confessions of an English Opium-eater // Works. Vol. I. P. 195–204; De Quincey Th. Coleridge and Opium-eating // Ibid. Vol. XI. P. 109–111, 105.

 

[189] De Quincey Th. On the Knocking at the Gate in Macbeth // Works. Vol. XII. P. 197.

 

[190] «Позвольте мне сказать в двух словах, что в период, когда ни один из этих поэтов не нашел признания у публики, когда обоим предстояла длительная война против поношений и насмешек… я увидел в их стихах лучи нового утра, откровение еще не открытых миров, исполненных могущества и красоты, о которых человечество еще не подозревало» (De Quincey Th. Samuel Taylor Coleridge // Works. Vol. II. P. 38–39). Оценка поэзии неотделима у Де Квинси от оценки личности авторов, оценки прежде всего поэтической. Колриджа он сравнивает с могущественной рекой, которая разливается тем сильнее, чем более ее сдерживают скалы (Ibid, P. 54).

 

[191] De Quincey Th. Milton // Works. Vol. VI. P. 321.

 

[192] De Quincey Th. Oliver Goldsmith // Ibid. Vol V. P. 204–206.

 

[193] De Quincey Th. Ibid. P. 207.

 

[194] De Quincey Th. Pope // Works. Vol. VIII. P. 45–46.

 

[195] De Quincey Th. Oliver Goldsmith // «Works». Vol. V. P. 20. Cf. De Quincey Th. On Style // Works. Vol. X. P. 231–238. О борьбе, о столкновении идей, о трагических противоречиях, внешних и внутренних, как законе бытия и источнике мудрости см.: De Quincey Th. The vision of Life // Essays by Th. De Quincey. London, 1904. P. 271.

 

[196] De Quincey Th. Charles Lamb // Works. Vol. VIII. P. 110.

 

[197] De Quincey Th. On Style // Works. Vol. X. P. 273–274.

 

[198] De Quincey Th. Jean Paul Richter // Works. Vol. XIII. P.117, 127.

 

[199] См.: Дьяконова Н. Я. Лондонские романтики и проблемы английского романтизма. Л., 1970, гл. II, III, IV; Из истории эстетических идей в Англии // Проблемы романтизма. № 2. М., 1971; Чарльз Лэм и Элия // Чарльз Лэм. Л., 1979; Английская проза эпохи романтизма // Английская романтическая новелла. М., 1980.

 

[200] Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 407 // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23. М., 1960.

 

[201] De Quincey Th. The Household Wreck // De Quincey Th. The English Mailcoach and Other Essays. London; New York, 1919. P. 250–251.

 

[202] De Quincey Th. The English Mailcoach // Works. Vol. IV. P. 308.

 

[203] De Quincey Th. Autobiographic Sketches // Works. Vol. XIV. P. 86.

 

[204] Ibid. P. 117.

 

[205] Ibid. P. 192.

 

[206] Moreux F. Ор. cit. P. 533.

 

[207] О природе романтических сновидений см.: Coates P. Words after Speech. A Comparative Study of Romanticism and Symbolism. New York, 1986. P. 3.

 

[208] De Quincey Th. Autobiographic Sketches. Edinburgh; London, 1853. P. XI.

 

[209] Moreux F. Ор. cit. P. 576–578.

 

[210] Виноградов В. В. О литературной циклизации. По поводу «Невского проспекта» Гоголя и «Исповеди опиофага» Де Квинси, 1924 // Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 45–51.

 

[211] Алексеев М. П. Ф. М. Достоевский и книга Де Квинси «Confessions of an English Opium-eater» // Сборник статей, посвященных В. М. Ляпунову. Уч. зап. Высшей школы Одессы. Т. 2. Одесса, 1922. С. 97–102.

 

[212] Тургенев И. С. Письма. Т. III. М.; Л., 1961. С. 45, 6 декабря 1856 г.; Герцен А. И. Собрание сочинений. В 30 т. Т. XXVI. М, 1962. С. 60, 25 декабря 1856 г.; там же. Т. XXVII. Кн. I. М., 1963. С. 393, 26 декабря 1863 г.

 

[213] В 1994 г. опубликована книга: Де Квинси Т. Исповедь англичанина, употребляющего опиум (редакция 1822 года) / Перев. с англ. Сергея Панова и Николая Шептулина. М.: Ad Marginem, 1994. Первая часть «Исповеди» Де Квинси («Предварительная исповедь») опубликована на английском языке в сборнике «Английская романтическая повесть». М., 1980. С. 379–423. Составление и предисловие Н. Я. Дьяконовой. Также см.: Diakonova Nina. Fantasy and Reality in De Quincey’s «Confessions» // Ученые записки Тартуского университета. Труды по романо-германской филологии. Тарту, 1989; также: Дьяконова Н. Я. «Исповедь» Де Квинси в европейском контексте // Россия. Запад, Восток. Встречные течения. К столетию со дня рождения академика М. П. Алексеева. СПб., 1996.

 

---

Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 59; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!