НОЧЬЮ СИЖУ. КОНЧИЛОСЬ МАСЛО В ЛАМПЕ: В ШУТКУ НАПИСАЛ СТИХИ
ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА ПЯТИ ДИНАСТИЙ (907-960 гг.) И ЭПОХИ СУН (960-1279 гг.)
1. Популяризация жанра цы в поэзии Пяти династий.
2. Влияние неоконфуцианства на поэзию империи Сун.
3. Выдающиеся поэты династии Сун.
4. Городская повесть династии Сун – хуабэнь.
5. Бицзы – новый жанр в китайской прозе.
В 9 веке восходящий к песенному фольклору жанр «цы», новый для поэзии обретает самостоятельность. Теперь помимо ши, появляется еще один жанр, позволяющий описывать переживания поэтов, мир их окружающий: утончённым музыкальным языком в нём воспевались женская красота и передавались любовные чувства. В стихах нового жанра, который сообщал поэзии большую гибкость, происходило постепенное расширение внутреннего мира лирического героя.
На первом этапе, стихи в жанре цы отражали тему любви, которая наконец обрела свое место в поэзии Китая. Популярным поэтом в этом жанре были:
· Вэнь Тинъюнь, его стихи считались образцовыми для желающих освоить новый жанр, хвалили за изящество лексики и сочность красок.
· Вэй Чжуан описывал лирические ситуации более близкие к повседневной конкретности обыденной жизни.
· Ли Юй помимо лирических переживаний героев выводит переживания человека военных лет
Жанр цы нашёл своё ярчайшее воплощение в творчестве Ли Юя (937-978). Ли Юй являлся последним правителем царства Южное Тан, завоёванного армией будущей сунской империи. Ли Юй нарушил тематические каноны цы, воспевающего женскую красоту и любовные эмоции. В свои стихи, написанные в жанре цы, он ввёл философскую и этическую тематику: раздумья о цели человеческого существования, о быстротечности жизни, о своих собственных душевных переживаниях. В его стихах воплотились присущие более поздней сунской поэзии ясность языка и глубина мысли. Они наметили тот путь, по которому будет в дальнейшем развиваться этот жанр.
|
|
|
Поэзия империи Сун (960-1279 гг.), восприняв как образец танскую поэзию, дала дальнейший толчок развитию поэтического искусства в Китае и утвердила свою индивидуальность и обаяние. «Достоинство танских стихов в их манере, в благозвучии, изяществе, потому они безупречны и утончены, в них ценятся сдержанность и неуловимость в передаче художественной мысли. В сунских стихах предпочтение отдаётся мысли, идее произведения, потому они написаны точно и умело, в них ценятся глубокое раскрытие темы и смысловые аналогии. Красота танских стихов в чувствах и словах, потому они полнокровны и цветущи. Красота же сунских стихов в духовном начале и прочном остове, в упорядоченном содержании, потому они суховаты и преисполнены силы. Танские стихи словно пионы, цветы яблони, они пышные, обильные, красочные. А цветы династии Сун подобны цветам мэйхуа в конце зимы и осенним хризантемам, они изящны, очаровательны, таят тайну. При чтении танских стихов будто ешь плод личжи – тотчас ощущаешь сладость и аромат. А чтение стихов эпохи Сун рождает впечатление, что во рту оливка – вначале чувствуешь плотную кожевицу и лишь потом появляется приятное вкусовое ощущение»61, - пишет современный китайский исследователь.
|
|
|
Наряду с традиционным жанром ши в поэзии утверждается цы, жанр, восходящий к песенному фольклору.
Большое влияние на развитие сунской поэзии оказало неоконфуцианство. Чжу Си, основатель этого учения, подчёркивал, что из пяти добродетелей, названных Конфуцием, главным является гуманность, которой должен следовать человек. Это качество предполагает особую ответственность человека перед собой и другими людьми, обуславливает ему свободу и самостоятельность в выборе своих решений и образа жизни. Счастье, по мнению неоконфуцианцев, есть возможность свободно следовать своим мыслям и жить в согласии с самим собой. Неоконфуцианцы любили повторять слова Мэн-цзы «Нет большего удовольствия, когда, обращаясь к себе, мы находим, что мы искренны». Этика, всегда имевшая большое значение для китайского общества, в сунскую эпоху обретает особое значение: «важнейшими стали признаваться проблемы индивидуального сознания и личной этики, главенствующее значение придавалось формированию представлений о добре и красоте».
|
|
|
В творчестве поэтов нашла отражение интенсивная работа мысли, они придали поэмам философский, этический характер, усилили рациональное начало в ней, делали основой произведения рассуждение. Сунские поэты много размышляли над проблемами поэтического творчества, выше всего ценили качества поэзии, в которых сочетались ясный язык и глубина мысли. Оуян Сю явился автором «Рассуждений о стихах», в которых высказывались мысли о художественном творчестве и давалась оценка конкретным литературным произведениям.
В творчестве Су Ши (1036-1101 гг.) цы окончательно перестают подчиняться музыкальным и тональным нормам, а превращаются в собственный литературный жанр.
Жизненная судьба Су Ши типична для многих китайских поэтов. О ней он сказал так: «Смеюсь над собой – всю жизнь страдал из-за своих речей и оказался в ссылке. Подступает старость, и моя деятельность оказалась бесполезной»63. Однако, деятельность Су Ши была совсем не бесполезной. О нём в китайской энциклопедии XVIII в. было сказано: «Дао - ему подражай, тогда только истинным будешь», а о его стихах следующее: «Ваши стихи, что ни фраза, написаны внутренней мыслью». Су Ши был всесторонне талантливой личностью: обладал даром поэта, был автором изящной прозы, талантливым художником и хореографом. Увлечённость чань-буддизмом и даосизмом позволили ему обрести внутреннюю свободу и выразить её в творчестве.
|
|
|
Главным в творчестве Су Ши считал вдохновение и воображение. В его пейзажных стихах много света, простора, в его стихотворных рассуждениях о жизни – радость и торжество жизни. Су Ши обогатил поэтический словарь цы, освободил стихи от излишней книжности и придал им оригинальную форму.
Лишь добрался до этого края –
Ветер дунул и дождь закапал.
Одинокий скиталец – найду ли
Я пристанище в мире большом?
Мне достать бы облако с неба
И надеть бы его, как шляпу.
Мне б укутать себя землёю,
Как простым дорожным плащом!
(Перевод М.Е. Кравцовой)
Поэзию другого великого сунского поэта Лу Ю (1125-1210 гг.) называют «историей в стихах». Лу Ю жил в ту пору, когда иноземное племя чжурженей захватило большинство китайских земель. В его поэзии выражена не только боль и страдание за унижение страны, но и угроза, призыв разбить врага.
Чжурчженей ждёт
Смертельная расплата!
Ни Ло, ни Бяна –
Не топтать столиц им,
Пусть все призыв мой
Пламенный читают:
О, восстановим
Прежние границы, -
Сметём врага
За рубеж Китая.
(Перевод М.Е. Кравцовой)
Лу Ю повторил судьбу другого великого поэта Китая – Таю Юань-мина. Он ушёл от столичной чиновничьей жизни к простым сельским людям, чтобы жить с ними на равных «без чинов и званий». «Раньше я искал высокие мысли в книгах, а оказалось, что слова о преданности императору и родине звучат в сельских селениях». В его стихах – поэтический быт деревни, все оттенки душевного состояния человека, тонкой кистью поэта-художника написанные пейзажи.
Лу Ю впервые женился в двадцать лет: по взаимной любви, на подруге детства. Девушку звали Тан Вань, она доводилась Лу Ю кузиной, была тихого нрава и наделена вкусом и литературными способностями.
Однако за три года счастливой жизни у молодой пары не появилось детей, что в глазах общества являлось свидетельством «испорченности» жены, её связи с нечистой силой.
Мать Лу Ю, которой невестка никогда не нравилась и которой хотелось для обожаемого и талантливого сына с несомненно нетривиальным будущим не только плодовитой супруги, но и супруги с хорошими связями при дворе, настояла на разводе. Лу Ю не посмел ослушаться. В итоге его женили на девице из влиятельного клана Ван, а Тан Вань вышла замуж за дворянина Чжао Шичена.
Восемь лет спустя, Лу Ю, гуляя в парке Шеньянь, повстречал бывшую жену с её новым мужем. Тан Вань попросила разрешения угостить поэта вином. Когда она передавала ему чашу, Лу Ю видел, что бедняжка не может сдержать слёз.
Сразу после этой встречи он написал стихотворение «Шпилька с фениксом», но не просто написал, а записал на стене в парке. После чего надолго уехал из тех мест.
Персика цвет пал на листья,
В пруд за беседкой пустою…
Весточку, может, отправить
Той, с кем на верность клялись мы?
Не стоит! Не стоит! Не стоит!
Тан Вань откликнулась своим стихотворением в том же размере.
Мы отошли друг от друга,
Разными стали судьбы…
Словно я на качелях –
Перед глазами всё кругом.
Ночь на исходе. Звук рога
Кровь леденит и остудит.
Страшно мне – вдруг кто видит!
Слёзы скорее глотаю
И притворяюсь весёлой.
Будто я не в обиде…
Скрываю! Скрываю! Скрываю!
(Перевод М. Басманова)
Голоса женщин-поэтов издавна звучали в Китае. В.М. Алексеев отмечал, что, «несмотря на вековое угнетение женщины, Китай, по видимому, дал ей возможность высказаться едва ли не более, чем другие страны, хвалящиеся так называемым равноправием».
Имя китайской поэтессы Ли Цин-чжао (1084-1151) стоит в ряду величайших поэтов сунской династии. Автор знаменитых «Строф из граней яшмы», она считается непревзойдённым мастером цы. Ли Цин-чжао разделила трагическую судьбу своей страны: спокойная жизнь в доме отца, счастливое замужество, бегство на юг от нашествия чжурчженей, гибель мужа и родных, одиночество. Ли Цин-чжао созданы шедевры лирической поэзии, и она совершенно несправедливо в конце жизни укоряла себя:
Горькое Небу призванье
Было моим ответом:
«Солнце клонится к закату,
Пусть же, как прежде, далёк.
Вся моя жизнь – постиженье
Трудного дела поэта,
Но совершенных так мало
Мною написано строк!
(Перевод М. Басманова)
В лирике Ли Цин-чжао нет образов и тем, отражающих исторические реалии драматической жизни Китая. Её поэтика – поэтика цветов, деревьев, трав, бытовой детали и тончайших душевных переживаний. Цветы в её поэзии – это цветы разлуки и одиночества. Разросшийся лотос, преграждающий путь любящим, бегония, теряющая свои красные цветы, мэйхуа, уронившая свой алый цвет, не воспетая ещё поэтами гуйхуа, сирень… Цветы в её поэзии разнообразны и многолики.
Хризантема – осени цветок,
Твой гордый дух, вид необычный твой,
О совершенстве доблестных мужей
Мне говорят.
Нисколько не жалеешь ты меня!
Так щедро разливаешь аромат,
Рождая мысли грустные о том,
Кто далеко.
«Жёлтой хризантемы увядание», брошенная хризантема, лежащая в пыли… Любимый цветок Тао Юан-Мина обрёл в поэзии Ли Цин-чжао свою жизнь, полную скорби и печали. Цветы для поэтессы – собеседники, готовые выслушать её грустный рассказ, и объект для философских раздумий о жизни.
Нет. Не напрасно природой
Создано это творенье,
Смысл и глубокий, и тайный
В нём, несомненно, сокрыт.
Тайна цветов – сродни тайне рождающейся поэзии, и описать красоту мэйхуа так же невозможно, как выразить себя в поэзии. Неслучайно одно стихотворение Ли Цин-чжао носит название: «Все, кто слагает стихи о мэйхуа, не могут избежать банальности, едва лишь возьмутся за кисть. Я тоже попробовала о ней писать и убедилась, что сказанное не лишено оснований».
Для всех сунских поэтов были характерны размышления о тайнах и законах поэтического творчества, поиск красоты и выразительности слова. Сунскую поэзию можно назвать серебряным веком китайской поэзии. Далее начнётся, по мнению китайских исследователей, медленный закат классических стихов, «звук поэзии ослабеет».
Появился новый жанр – повесть хуабэнь, или городская повесть. Сунский Китай – время роста городов и процветания городской культуры. Одним из любимых развлечений горожан были выступления сказителей. В «вацзы» (крытые балаганы), где проходили представления, собирались огромные толпы любителей зрелищ, желающих послушать истории о великих героях, чудесах, святых небожителях.
Термин «хуабэнь» первоначально употреблялся для обозначения кратких записей, которые делали профессиональные сказители для того, чтобы зафиксировать основную канву произведения. Затем это стал самостоятельный жанр со свойственными ему чертами.
Повесть хуабэнь – демократична, что выражается в языке, на котором она написана. В отличие от танской новеллы, в основе хуабэнь разговорный язык. Иногда в речь героев врывается бытовая и даже грубая лексика. Благодаря этому, повесть хуабэнь, зародившаяся несколько веков назад, нередко понятна и современному китайцу.
Частыми героями подобных произведений являются представители разных слоёв городского населения: мелкие ремесленники, торговцы, бывшие крестьяне, монахи. Выражается взгляд на мир простого человека, поднимаются наиболее острые для него проблемы. Так, в числе самых популярных была тема неправого суда.
Построение повести связано с устным её бытованием. Обязательным условием композиции - стихотворное начало. Оно, а также следующий за ним зачин - жухуа (иногда в виде дополнительного сюжета) вводили слушателей в тему повествования. Частым явлением в хуабэнь были промежуточные стихотворные вставки. В форме стихов даются пейзажные зарисовки, описания персонажей. Стихами герои повести выражают свои мысли и чувства. Так, герой повести «Честный приказчик Чжан», которому предлагалось принять в подарок дорогое ожерелье, но тем самым предать хозяина, «почувствовал себя так, как сказано в стихотворении:
Домой спешащий недоволен,
что скоро сядет солнце;
И мысли не дают покоя,
что слишком медлят кони.
К богатству страсть, на лицах пудра,
вино в домах певичек –
Вот три соблазна для людей,
кого они не тронут?»
Стихотворные вставки, которые принимали иногда достаточно внушительный объём, с одной стороны, оживляли рассказ, а с другой, выполняли вспомогательную функцию: во время исполнения стихов сказитель получал возможность обдумать следующий сюжетный ход или собрать деньги с публики.
Несмотря на то, что к XIX веку многие произведения этого жанра были утрачены, переоценить их значение сложно. По мнению А.Н. Желоховцева, повесть хуабэнь «подготовила расцвет классического романа и послужила источником сюжетов для китайского театра».
Основной единицей бытования сюжетной прозы в Китае, подчёркивает И.А. Алимов, был сборник. Такие собрания, будучи жанрово не однородными, могли объединять в себе сяошо, чуаньци, а также бессюжетные произведения о событиях и людях.
Сочетание в пределах одного сборника сюжетных и бессюжетных повествований, часто без какой-либо систематизации материала, привело к возникновению новой формы организации текста, которая получила названиебицзи. Некоторую упорядоченность в столь разнородый материал вносил образ автора: «Основным организующим началом сборника бицзы служила собственно личность автора, его мировоззрения и круг интересов». Особенно популярными бицзи становятся в эпоху династии Сун (960 – 1279). Помимо своих официальных сочинений, их писали крупные сановники и литераторы (Чжу Юя, Сунь Гуан-Сяню и др.), а также мелкие чиновники, прославившиеся исключительно благодаря своим сборникам бизци (Лю Фу).
Тематика произведений бицзи, разнообразна. Значительное место в них занимает прославление добродетельных императоров и сановников.. Таков Люй И-цзяне, видный сановник эпохи Сун из сборника Лю Фу «Высокие суждения у дворцовых ворот»: «Министру Люй И–цзяню учёный конфуцианец Чжан Цю в один прекрасный день поднёс стихи:
Нынче в кухне нашей не из чего стряпать.
Дети плачут и рыдают, но пуст короб для еды!
И шепнула мать потихоньку сыну:
Сочинил отец стихи, поднесёт их господину Люю.
Прочитав эти стихи, господин очень развеселился и подарил Чжану сто связок монет в награду, а ещё приказал отвезти его в гостиницу для знатных чиновников и поселить там в полном достатке. Тридцать лет находился господин у кормила власти, он обогревал и заищал бедных и слабых, помогал учёным мужам, назначая их начальниками округов за пределами столицы или же в управлении министров при дворе. Это был мудрый первый министр, при котором царило великое спокойствие.84
Часто рассказы о благодетельных чиновниках сопровождаются сообщением о необычных событиях. Один из них, входящий в сборник «Краткие изречения из Бэймэн» Сунь Гуан-сяня, представляет собой изложение легенды о том, как некоему Тин-цоу было предсказано великое будущее. Прохожий, увидивший Тин–цоу спящим промолвил: «Дыхание, исходящее из левой ноздри вашего, господин, носа, подобно дыханию дракона, а из правой ноздри – подобно дыханию тигра. Дыхание дракона соединилось с дыханием тигра – быть вам этой осенью князем».
Наряду с сюжетными произведениями сборники бицзи включают разного рода заметки и наблюдения, что позволяет некоторым исследователям сравнивать их с записными книжками. Так, Чжу Юй рассказывает о расспространении чая в Китае, обычаях, которые связаны с этим напитком: «Чай распространился при династии Тан. Вкус его сначала был горький, а потом стал сладким. Поздно собранный чай называют мин. По распространённому сейчас обычаю, гостю, когда он только пришёл, дают выпить чая, а перед уходом угощают отваром…». Из сборника «Из бесед в Пинчжоу» Чжу Юя (1075? – после 1119) узнаём о требованиях этикета, соблюдение которых было крайне важным для чиновников. В одной из таких зарисовок изображён сановник, который, не дождавшись разрешения, начал пользоваться подушкой из меха жуна, полагающуюся исключительно служащим высокого ранга. В этом и в подобных фрагментах авторы приводят факты, привлекшие их внимание, часто не делая каких-либо выводов и заключений.
Сюжетная проза не ограничивается сяошо, чуаньци, хуабэнь, бицзи. Однако представленные жанры позволяют получить представление об единой неразрывной системе развития прозы малых жанров средневекового Китая.
| Вэнь Тинъюнь Встрепенулся в испуге Гусь на отмели южной. А на тысячу ли в округе Посвист вьюжный. Повод яшмовый, Удила, С острием золоченым Стрела. Что ни год — То поход. Скорбь разлуки разлита В разрисованной башне, Где за ширмой расшитой Одиноко и страшно... Полыхая, в саду Абрикосы цветут. (Мелодия «Фаньнюйюань») | Луна бледнеет, звезд почти что нет. И колокол за шторой прозвенел, И возвестила иволга рассвет. На орхидее щедрая роса, Полощет ива ветви на ветру, В цветах опавших утопает сад. Как в том году, гляжу с балкона вдаль. Здесь, в тереме забытом, я одна, Все та же на душе моей печаль. Весна уходит, все грустнее мне, И радость прошлого — как в смутном сне. (Мелодия «Гэнлоуцзы») |
| Вэй Чжуан НОЧНЫЕ МЫСЛИ В ЧЖАНТАЕ Многострунный сэ рыдает в долгую ночь. Его чистый звон пронзает ветер и дождь. Под чужим фонарем послышалась флейта Чу. Под ущербной луной спускаюсь с башни Чжантай. Благовоние трав сулит их скорый конец, Дорогой человек еще не пришел ко мне. И в родные края теперь не дойти письму, Ведь осенний гусь опять вернулся на юг. | Инея блеск. А может, Это луны мерцанье. Где-то на горизонте Крики гусей весь вечер. Под вышитым одеялом Тепло мне, и нет желанья Встать с обогретой постели, Зажечь погасшие свечи. Вокруг Тишина разлита, Лишь слышу Листвы трепетанье... Едва я засну, как снова Тебя в сновиденьях встречу. (Мелодия «Тяньсяньцзы») |
| Всю ночь я грежу о тебе одной. Умолк в часах капели перезвон. Стою один в печали под луной, Рукою опираясь о балкон. И ты теперь в раздумье обо мне, И одеяло холодно, как снег. Твой терем от меня — рукой подать, Но будто бездна разделила нас. Лишь письма перечитывать опять Мне остается и на этот раз! Когда же наконец с тобой вдвоем Мы, взявшись за руки, в Чанъань пойдем! (Мелодия «Хуаньсиша») |
| Ли Юй Тусклый месяц. Туман на цветы Чуть заметную бросил прядь. Этот вечер словно затем, Чтобы тайной встречи искать. Золотого шитья башмачки Я сниму, понесу в руках, По душистым ступеням наверх Поднимусь я в одних чулках. В самом южном крыле дворца, Где нарядно расписанный зал, Наконец увижусь с тобой И в твои загляну глаза. Как мне было трудно прийти, А уйти и того трудней... Мой желанный, я очень прошу, Будь поласковей и понежней! (Мелодия «Пусамань») | Один на западной башне Стою, погруженный в думы. Месяц — словно на небо Кто-то крючок забросил. Страшась тишину нарушить, Не шелохнутся утуны. Там, на дворе, притаилась Тихая, ясная осень. Ножницами не обрежешь Злую тоску разлуки. Чем больше я сокрушаюсь, Тем больше смятеньем охвачен. А может, что-то другое — Причиной душевной муки, Что в самых своих глубинах Сердце давно уж прячет?.. (Мелодия «Уети») *** |
| Страна моя, что от меня вдали, Ты прожила недолгих сорок лет, Раскинулась на много тысяч ли, Твоим горам и рекам счета нет. Доступные, увы, одним мечтам, Нефритовые заросли садов, Беседка Феникса, дворец Дракона там Возносятся до самых облаков... Да разве можно было в годы те Подумать о копье и о щите! И вот однажды в злополучный час По воле Неба пленником я стал. Как Шэнь и Пань, я от невзгод угас, Дни доживаю, немощен и стар. Страшней всего мне нынче вспоминать, Как предков храм я спешно покидал. Оркестр дворцовый вышел провожать — Он «Песнь разлуки» грустную играл. Глядел я в скорби на придворных дам И волю дал нахлынувшим слезам. (Мелодия «Почжэнцзы») | Су Ши ТЕНИ Ползут, поднимаясь на Яшмовый храм Слоями: на слой надвигается слой. Не раз уж говорено было слуге Сметать их, как явится, тут же метлой! Вот солнце, поднявшись и мир осветив, Сгребло их в охапку и бросило вон. Но кончился день, а с луною опять Они возвращаются с разных сторон... ВТОРЮ СТИХОТВОРЕНИЮ В ШЕСТЬ СЛОВ ХЭ ЧЖАН-ГУАНЯ Так внезапно и чистый ветер Заиграл на земле-свирели. И луна украсила небо Нарисованной ею рекой. Если беден, то как для гостя Я смогу устроить веселье? А вот так: ухвачусь за ветер И луну поглажу рукой! |
Су Ши. Афоризмы
Мало приятного:
ходить в туфлях, которые жмут;
в жару корпеть на экзаменах;
быть закованным в цепи;
в знойный день принимать незнакомых людей;
жить с ревнивой женой до самых седин.
Не по себе:
мальчику, который в первый раз пришел в школу;
маленькому чиновнику на пиру у высокого начальника;
писарю, когда правитель уезда строг и принципиален;
жениху в деревне, когда на него надевают парадную шапку.
Не очень-то следует верить:
клятвам продавца, когда он заламывает цену;
монаху, когда уверяет, что не берет в рот ни мяса, ни вина;
пьяному, когда он говорит, что завтра будет ждать вас в гости;
свахе, когда она расхваливает девицу;
слезам гетеры при расставании;
секретарю, если он необычайно вежлив и предупредителен;
врагу, когда он говорит о мире.
Сердцу милы:
начинающие ходить дети;
гетеры, искусные в пении и танце;
кошки, которые не воруют;
быстрые и послушные кони;
трудолюбивые зятья;
прилежные в учении сыновья;
честные слуги;
хорошие картины;
добропорядочные служащие.
Не удержишь:
весенний снег;
гостя, который уходит не прощаясь;
отлив;
лодку, если надо плыть по течению и ветер попутный;
высокого начальника, сдавшего дела.
Лу Ю
НОЧЬЮ СИЖУ. КОНЧИЛОСЬ МАСЛО В ЛАМПЕ: В ШУТКУ НАПИСАЛ СТИХИ
Книгу хотел дочитать, но вдруг в светильне фитиль погас. Жаль, темно, не могу разобрать последних несколько фраз. Разве не глупо всю жизнь потратить лишь на бумагу! Засмеялся; окно распахнул, сижу, с луны не свожу глаз.| Лу Ю (1125-1210) Нежно-румяные руки В чаши вино наливали Было весной это. Ивы Стены дворца затеняли. Ивы в саду и в округе Вызвали думы о друге. Ветер с востока – жестокий, Чувство – непрочно и зыбко, Скорбь на душе беспредельна – Я столько лет одинокий… Ошибка! Ошибка! Ошибка! Снова весна, как и прежде, А человек угасает!.. Льются из глаз моих слезы, След от румян на одежде, Слезы ручьями стекают И сквозь шелка проникают. Персика цвет пал на листья В пруд за беседкой пустою… Весточку, может, отправить Той, с кем на верность клялись мы? Не стоит! Не стоит! Не стоит! | Тан Вань (Тан Ши) Все ненадежно на свете, Чувство – всего ненадежней. Быстро так цвет опадает В сумерки и в дождик. Словно в слезах, никнут ветви. Утром их высушит ветер. Все то, о чем горюю, Выразить жажду невольно. Но опершись на перила, Лишь про себя говорю я: «Больно! Больно! Больно!» Мы отошли друг от друга, Разными стали судьбы… Словно я на качелях – Перед глазами все кругом, Ночь на исходе. Звук рога Кровь леденит и студит. Страшно мне – вдруг кто видит!.. Слезы скорее глотаю И притворяюсь веселой, Будто я не в обиде… Скрываю! Скрываю! Скрываю! |
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!