Глава Государственно-правовое

Промышленный переворот

И формирование индустриальной

экономической системы

Экономический рост ведущих стран Запада
в период промышленного переворота

Промышленный переворот, т.е. переход от инструменталь-
ной к машинной стадии производства (в центрах мирового
хозяйства — конец XVIII — начало XX в.), представляет тре-
тью попытку стран Запада встать на путь быстрого, длитель-
ного, относительно устойчивого, самоподдерживающегося
экономического роста (первая попытка была в XI-XIII вв.,
вторая — в конце XV-XVI в.). Как и в первых двух случаях,
экономический подъем сопровождался и был отчасти обу-
словлен потеплением климата (в Западной и Северо-Западной
Европе примерно с 1700 г.), что благоприятно сказывалось на
состоянии сельскохозяйственного производства, а это в свою
очередь стимулировало рост численности населения, увеличи-
вало спрос, создавало общую благотворную психологическую
атмосферу, способствовавшую техническому прогрессу и по-
вышению уровня капиталовложений (ибо при прочих равных
условиях уменьшало предпринимательские риски). К середине
XVIII — началу XIX в. в ряде регионов Западной Европы был
накоплен немалый экономический, социально-институцио-
нальный, научный и культурный потенциал, некая критиче-
ская масса, необходимая и достаточная для запуска механизма
самоподдерживающегося роста.

32

Промышленный переворот в странах Запада привел к
значительному — в 5-6 раз — ускорению общих темпов их
экономического роста по сравнению с соответствующими по-
казателями эпохи Возрождения и Просвещения: примерно с
0,3-0,4% в год в XVI-XVIII вв. до 1,8-2,2% в XIX — начале
XX в. Несмотря на существенное повышение численности
населения, многократно возросли и темпы роста подушево-
го ВВП. В период «промышленного рывка» они достигали в
Великобритании (1785-1845) 0,5-0,7%, во Франции (1820-
1869) — 0,9-1,1, в Германии (1850-1900) — 1,4-1,5, в США
(1840-1890)— 1,4-1,6, в Японии (1885-1938)— 2,0-2,2 и
в Италии (1895-1938)— 1,5-1,7%. Отличительной особен-
ностью перехода к индустриальной экономической системе
стало также значительное уменьшение нестабильности вос-
производственного процесса, свойственной большинству до-
индустриальных обществ, весьма сильно зависевших от при-
родно-климатических и иных экзогенных факторов. Каковы
же были важнейшие источники индустриального роста?

Промышленная революция была бы невозможной без целой
серии технических изобретений, сделавших возможной меха-
низацию производства. Еще в 1733 г. ткач и механик Джон
Кей изобрел так называемый «летающий челнок» для ткац-
кого станка, что значительно ускорило процесс изготовления
тканей. В 1733-1735 гг. конструкторы Джон Уайет и Льюис
Поль создали прядильную машину нового типа, рассчитанную
на двигательную силу животных. Пальцы прядильщика в
ней были заменены несколькими парами вытяжных валиков.
Однако изобретение Уайета и Поля не получило распростра-
нения. Только в 1764 г. ланкаширскому механику Джеймсу
Харгривсу удалось создать прядильную машину «Дженни»,
которую начали использовать в производстве. К 1788 г. в Ан-
глии уже насчитывалось 20 тысяч таких машин. Новая прялка
имела ручной двигатель, приводивший в движение веретена,
а вытяжные валики в ней были заменены вытяжным прессом.
Харгривс, таким образом, механизировал операции вытягива-
ния и закручивания нитей. Однако «Дженни» плела тонкую,
но недостаточно прочную нить. Четырьмя годами позже (1769)
появился новый прядильный станок. Он был построен Т. Хай-
сом, но патент на это изобретение получил Ричард Аркрайт.
Именно с именем Аркрайта связано открытие первых фабрик-
прядилен (с 1771 г.).

33

2 А-353

Ватерная машина Аркрайта (с приводом от водяного коле-
са), в отличие от прялки «Дженни», производила хотя и проч-
ную, но грубую пряжу. Недостатки обоих изобретений были в
конечном итоге устранены Сэмюэлем Кромптовом, сконструи-
ровавшим прядильную мюль-машину нового типа, которая вы-
рабатывала прочную и тонкую пряжу. А Дж. Кеннеди к 1800 г.
перевел это устройство на паровой двигатель. В 1825-1830 гг.

английский механик Ричард Роберте создал автоматическую
прядильную мюль-машину — сельфактор — способную прясть
нити разных номеров.

В 90-е гг. XVIII в. механизация охватила и ткачество.
В 1792 г. было запатентовано изобретение Э. Картрайта — лег-
ко управляемый ткацкий станок. Все операции в нем были
механизированы. В начале XIX в. станины и другие детали
ткацкого и иных станков начали изготавливать из железа.
Это позволило сделать оборудование более прочным. Механи-
зация ткачества и прядения повлекла за собой техническое
переоснащение других смежных отраслей. В 1793 г. америка-
нец Э. Уитни сконструировал хлопкоочистительную машину
«Джин», что дало мощный стимул развитию производства
хлопка в Америке. В 1823 г. англичанин Памер и француз
Перро создали два типа ситцепечатных машин.

Вслед за хлопчатобумажной промышленностью техниче-
ский переворот охватил и другие текстильные отрасли — льня-
ную, шелковую, шерстяную. Первые льнопрядильные машины
появились во Франции в 1810-1811 гг. (конструкция Ф.А. Жи-
рара), однако, широкое применение они сначала получили
в Англии. В 1804 г. лионский ремесленник Ж.М. Жаккар
изобрел шелкоткацкий станок, ставший популярным как у
французских, так и у английских производителей. Механизи-
ровались и отрасли, потреблявшие продукцию ткацкого и пря-
дильного производства, — кружевная, вязальная и швейная.

Ключевую роль в техническом перевооружении производства
сыграло изобретение универсального парового двигателя. В на-
чале 80-х гг. XVIII в. английский изобретатель Джеймс Уатт
создал свою знаменитую паровую машину двойного действия,
получившую широкое распространение в промышленности и
на транспорте (хотя приоритет в изобретении принадлежал рус-
скому теплотехнику И.И. Ползунову). Двигатель этой системы
имел один цилиндр. Пар работал последовательно то снизу,
то сверху, а противоположная часть цилиндра в это время со-
единялась с конденсатором, куда и уходил отработанный пар.
Передаточное устройство совершало теперь не возвратно-посту-
пательное, а вращательное движение. В 1785 г. машина Уатта
была впервые применена на прядильной фабрике. Позднее
паровые двигатели стали использовать и в других отраслях про-
мышленности. В 1800 г. в Англии насчитывалось 320 паровых
машин, а в первой четверти XIX в. — уже 15 тысяч.

1С роме парового двигателя, применяемого в промышленно-
сти, повсеместно продолжалось использование мускульных,
ценных, ветряных и водяных двигателей, которые также
усовершенствовались. Технологически фабрика того времени
состояла из 3-х основных звеньев: двигателя, передаточного
механизма и рабочих машин. До 1828 г. в фабричном произ-
иодстве использовалась зубчатая передача, потом ее сменила
ременная, имевшая больший КПД, но благодаря ее примене-
нию терялось около 80% производимой энергии. Из-за огра-
ниченности энергетических мощностей и медленной эволюции
рабочих машин на фабриках времен промышленной револю-
ции долго сохранялись многие ручные операции.

Важным направлением технического переворота стало усо-
першенствование металлургического процесса. А. Дерби еще
в 1735 г. для получения высококачественного чугуна начал
добавлять во время плавки к железной руде вместо древесного
каменный уголь. Если выплавка чугуна в Англии в 1780 г. со-
ставляла 40 тыс. т, то к 1790 г. она поднялась до 90 тыс. т и еще
раз удвоилась за последнее десятилетие XVIII в. Изготовление
чугуна в подавляющем большинстве теперь осуществлялось
на коксе. Конструкция доменных печей также была усовер-
шенствована. Изменилась и техника дутья: оно стало горячим
(воздух, подаваемый в домны, специально разогревался).
Предпринимались попытки рационального использования
газов, формировавшихся в печах в результате плавки и ра-
нее уходивших в воздух. Опыты в этой области завершились
изобретением английским инженером Эдуардом Каупером в
1857 г. воздухонагревательного аппарата.

Выработка железа, долгое время отстававшая от выплавки
чугуна, также претерпела технологические изменения. В Ан-
глии в 90-х гг. XVIII в. количество производимого железа со-
ставляло лишь 20-30 тыс. т, поэтому его в связи с растущими
потребностями производства ввозили из-за границы. Перево-
рот в получении этого металла произвел метод пудлингования,
изобретенный и запатентованный Генри Кортом в 1784 г. В про-
цессе плавки чугуна в специальной отражательной печи про-
исходило его преобразование в малоуглеродное тестообразное
железо. Благодаря распространению метода пудлингования
Англия вышла на первое место в мире по выпуску железа.

Качественным показателем технического переворота стало
начало процесса производства машин машинами. Революцион-
ным изобретением в этой области был суппорт или резцедержа-
тель. Его сконструировал в конце 90-х гг. XVIII в. английский
изобретатель Генри Модели. Дальнейшее усовершенствование
суппорта привело к созданию новых типов металлообраба-
тывающих станков — токарных, фрезерных, строгальных,
сверлильных, шлифовальных. Так возникла новая отрасль
промышленности — машиностроение. Прогрессу этого ви-
да производства способствовала потребность в стандартных
деталях машин, которые были бы взаимозаменяемы. Новые
приемы обработки металлов позволили наладить выпуск та-
ких деталей. Первые стандартные детали появились в военной
промышленности, а в 1841 г. Уитворт установил стандартную
нарезку машинных деталей, которая сохранялась в общем
машиностроении еще более века.

Помимо технических нововведений и роста энерговоору-
женности производства важнейшим залогом индустриали-
зации стало развитие транспортной системы — революция
в средствах коммуникации, вызвавшая резкое удешевление
перевозок при росте их скорости, надежности и качества.
Это уменьшало предпринимательские риски, усиливало вну-
трихозяйственную интеграцию экономик и международное
разделение труда, стимулировало интенсификацию потоков
готовых продуктов, сырья, труда и капитала. Основой ком-
муникационной революции в конце XVIII — первой половине
XIX в. послужило бурное, но во многом недооцененное ис-
следователями развитие традиционных транспортных систем
(активное строительство в западноевропейских государствах
и США морского и речного парусного флота, портов, каналов,
мостов и дорог). В 1860-1870-е гг. свыше половины морского,
речного и сухопутного грузооборота ныне развитых стран при-
ходилось на традиционные виды транспортных перевозок.

Промышленный переворот сопровождался насыщением
экономики капиталом. В период «промышленного рывка»
темпы роста капиталовооруженности труда, рассчитанной
по динамике активной части основных фондов, составляли
в Великобритании 0,8-1,0%, во Франции 1,6-1,7, в Герма-
нии 2,4-2,5, в Италии 3,2-3,3, в США 3,4-3,6 и в Японии
5,9-6,1%. В среднем они вдвое-втрое превышали общие темпы
роста капиталовооруженности труда. Норма валовых капита-
ловложений (без учета изменения запасов) возросла на этапе
перехода от доиндустриальной экономики к индустриальной
примерно вдвое— с 5-7% ВВП в XVI-XVIII вв. (в среднем
но Западной Европе) до 12-14% в целом по странам Запада и
Японии в 1800-1913 гг. Судя по данным о норме собственно
производственных инвестиций (в Великобритании в период
« промышленного рывка» 6-7% ВВП, во Франции— 10-11,
и Германии — 10,5-11,5, в Италии — 11,5-12,5, в Японии —
13,5 14,5, в США — 15-16%), страны, позднее приступавшие
к индустриализации, вынуждены были мобилизовывать для
преодоления своей относительной отсталости более высокую
долю национального продукта. Анализ воспроизводственной
структуры накопления показывает, что на этапе промышлен-
ного переворота капитал в странах Запада во многом (в среднем
ни 45-48%) «самофинансировался» за счет фонда возмещения;
доля изменения запасов составляла в целом 5-7%, а удельный
нес чистых инвестиций достигал примерно 45-49% общего
объема внутренних капиталовложений.

Небезынтересен также вопрос о соотношении внутренних
и внешних источников финансирования индустриализации.
Отток и перевод ресурсов из Индии в Великобританию в тече-
ние двух-трех десятилетий до начала и во время «промышлен-
ного рывка» мог обеспечить (в случае их производительной
реализации) соответственно 40-45 и 20-25% всех чистых
внутренних капиталовложений королевства. Существенен
был также трансферт капитала из Франции и Голландии:
в 1790-х — начале 1800-х гг. он был эквивалентен примерно
1/3 британских внутренних нетто-инвестиций. Отмеченные
вливания облегчали многие проблемы, в том числе связан-
ные с финансированием государственного долга, бюджета
и немалых военных расходов Великобритании. Однако эта
страна оставалась в целом чистым экспортером капитала.
Его относительные размеры, составлявшие в 1761-1845 гг. в
среднем 1/5-1/4 общего фонда нетто-сбережений, достигли в
1846-1870 гг. 2/5 и в 1871-1913 гг. — почти 3/5. В результате
примерно с середины XIX в. доля чистых инвестиций в ВВП
Великобритании стала постепенно сокращаться, опустившись
в 1891-1913 гг. до уровня 3,5%. Повышавшаяся доля фонда
амортизации могла только компенсировать это падение. Став
крупнейшим заимодавцем и экспортером капитала, «мастер-
ская мира» обескровливала свою внутреннюю экономику:
в конце XIX — начале XX в. общая норма капиталовложений
в этой стране (около 9%) была намного меньше, чем у других
промышленно развитых держав (в США и Германии — 22-
23% их ВВП).

Франция в период ее «промышленного рывка» была также
чистым экспортером капитала (его вывоз был эквивалентен в
1820-1869 гг. примерно 18-20% национальных чистых сбере-
жений, в 1870-1890 гг. — 11-13 и в 1891-1913 гг. — 33-35%).
В ходе революционных и наполеоновских войн часть ресур-
сов, экспроприированных у других европейских государств,
была, по-видимому, аккумулирована и материализована в
производственных фондах, создавших базис для последую-
щей индустриализации. Германия, много потерявшая в ходе
наполеоновских войн, впоследствии оказалась вынужденной
привлекать иностранный капитал, главным образом в период,
предшествовавший ее «промышленному рывку» (до середи-
ны XIX в.). Существенной финансово-экономической «под-
питкой» германской индустриализации были контрибуция
и территориальные приобретения, полученные в результате
франко-прусской войны. Но в целом Германия, начиная со
второй половины XIX в., была чистым экспортером капитала,
вывоз которого достигал в среднем 11-15% ее национальных
сбережений.

В отличие от перечисленных государств, Италия и США
оказались на этапе «промышленного рывка» в положении
импортеров капитала. Его размеры достигали в Италии в
1895-1938 гг. 30-35% чистых внутренних капиталовложений
(в 1861-1894 гг. — 15-20%). США в 1815-1914 гг. активно
привлекали иностранный капитал. По оценкам, его общий
объем возрос в 1820-1914 гг. более чем в 80 раз и достиг к
началу Первой мировой войны 7,1 млрд дол. Это государство
было тогда крупнейшим должником в мире. Но ввиду значи-
тельных масштабов национальной экономики размеры обяза-
тельств США другим странам были эквивалентны примерно
1 /5 их ВНП. Что касается доли чистого притока иностранного
капитала в финансировании нетто-инвестиций, то этот инди-
катор не превышал в целом 12-14% в 1800-1840 гг. и 7-9%
в 1840-1890 гг.

Таким образом, роль внешнего финансирования экономи-
ческого роста (за исключением некоторых малых и средних
стран) в период «промышленного рывка» была относительно
невелика. Однако на предмодернизационном этапе, который
охватывает 20-30 лет до начала индустриализации, внешний

фи I in псовый и технологический импульс был весьма важным
стимулирующим фактором, во многом определявшим траек-
торию последующей хозяйственной эволюции.

Нклад экспорта в увеличение ВВП на стадии индустриали-
№ ции был также весьма весомым. Он достигал в Великобри-
тании в 1780-1800 гг. 37-39% (с учетом изменения условии
торговли 43-45%), во Франции в 1850-1869 гг. 39-41 (35-
Н7%), в Германии в 1850-1870 гг. 42-44 (39-41%), в Японии
и 1900-1913 гг. 45-47% (44-46%). Таким образом, в период
.промышленного рывка» за счет роста экспорта в Велико-
оритании, Франции, Германии и Японии было получено не
более 25-30% увеличения их ВВП, а в США и Италии — 7-8 и
Г> 7%. Но если сопоставить соответствующие данные XVIII в.
и последующего столетия, можно обнаружить, что ускорение

общеэкономического роста-с 0,5-0,7 до 1,8-2,2% вгод(в За-
падной Европе - с 0,5-0,7 до 1,6-1,7%) - было лишь отчасти
связано с увеличением прямого эффекта (вклада) внешнего
спроса — с 4-5 до 12-14% (в Западной Европе — с 4-5 до
22 -23%). Иными словами, вопреки весьма распространенным
представлениям, ускорение экономической динамики на этапе
11 ромышленного переворота было преимущественно (в четверке
крупных западноевропейских государств — на 2/3, а в целом
по Западной Европе, США и Японии — на 5/6) вызвано раз-
витием внутреннего рынка этих стран.

В отечественной и зарубежной литературе встречаются
суждения о якобы существенном вкладе колониальных и за-
висимых стран (как импортеров готовой продукции) в инду-
стриализацию ныне развитых государств. Это явное преувели-
чение. Судя по имеющимся оценкам, в XIX в. не более 6-14 /о
всей продукции обрабатывающей промышленности стран
Запада и Японии (составлявшей 2-3% их ВВП) реализовалось
в периферийных странах, а в 1899-1938 гг. - соответственно
5-8 и 1,5-2,5%. Однако для некоторых западноевропейских
государств, включая Великобританию, эти показатели на от-
дельных этапах развития были, быть может, в 1,5-2 раза вы-
ше, что, возможно, и явилось основой указанных суждении.
Таким образом, рынки стран Востока и Юга служили важным,
но дополнительным источником увеличения экспорта для
большинства будущих капиталистических держав и вряд ли
могли коренным образом повлиять на ход их индустриали-
зации.

В целом, можно сделать вывод, что экономическое разви-
тие в период промышленного переворота носило, вопреки еще
встречающимся в литературе суждениям, преимущественно
экстенсивный характер, поскольку за счет количественных
затрат производственных ресурсов было получено в среднем
60-65% прироста их ВВП (вклад труда — примерно 28-30%,
физического капитала — 18-20, используемых природных
ресурсов — 15-16%). На долю интенсивных факторов при-
ходилось соответственно 35-40%. С учетом уменьшения про-
должительности рабочего времени (часов) этот показатель,
возможно, был несколько выше — 43-47%.

В странах более ранней модернизации (Великобритания,
Франция) и США (осуществлявших крупномасштабное ин-
фраструктурное строительство, а также широкое освоение
богатых природных и иных ресурсов) относительный вклад
качественных составляющих роста (26-34%, или по уточнен-
ной оценке 31-40%) был ниже, чем в среднем по Германии,
Италии и Японии (соответственно 40-54 и 48-62%). При
всей условности этих расчетов можно предположить, что в
целом рост эффективности в период индустриализации при-
мерно на 1/5 был связан с изменением в отраслевых пропор-
циях распределения рабочей силы и физического капитала, на
1/4 — с ростом качества основных фондов (повышением доли
активных элементов производственных активов) и более чем
наполовину — с улучшением качества человеческого фактора
производства.

Итак, в эпоху промышленного переворота произошли кар-
динальные сдвиги в структурах производства и национального
богатства, позволяющие говорить о становлении качественно
нового типа хозяйственной эволюции — индустриального эко-
номического роста. За XIX век совокупный продукт ведущих
западных стран вырос почти в 10 раз, в том числе на душу на-
селения — в 3,3-3,7 раза. Это означает, что по сравнению с пер-
выми восемью столетиями второго тысячелетия средний темп
изменения подушевого дохода увеличился на порядок. Воз-
никла и сформировалась индустриальная цивилизация. Про-
гресс был достигнут как на основе расширения и углубления
внутренних конкурентных рынков, так и в результате интен-
сификации внешних взаимосвязей стран, создания мирового
капиталистического хозяйства. Вклад фактора эксплуатации
периферии в осуществление индустриализации ныне развитых
государств был в целом, как показывает анализ, существенно
меньше, чем считают некоторые леворадикальные ученые.

Стоит отметить и тот факт, что понятие «промышленный
переворот» не вполне оправдывает свое название. В период
промышленного переворота производство в новых отраслях
унеличивалось сравнительно высокими темпами, и на этой
основе сложился миф о феноменальном росте индустриаль-
ного сектора в прошлом столетии. В самом деле, если в 1700
(I 730)-1760 гг. среднегодовые индикаторы прироста продук-
ции и черной металлургии и хлопковой промышленности Ве-
ликобритании составляли 0,3-0,6 и 1,4-1,8% соответственно,
то в 1760 (1780)-1830 гг. они достигли уже 4-5 и 6-8% (что
привело к значительному удешевлению некоторых товаров,
и частности, цены на хлопковые ткани в 1790-1850 гг. пони-
зились более чем в 60 раз).

Возможно, ввиду своей относительной доступности эти и
подобные им показатели по современному сектору индустрии
широко использовались различными исследователями при
конструировании индексов промышленного производства.
Однако они в целом оказывались, как правило, завышенными,
ибо, во-первых, нередко базировались на данных о потреблении
сырья, материалов и энергии, а также валовых показателях.
В то же время промежуточные затраты, как известно, росли
обычно на начальной стадии индустриализации опережающи-
ми темпами по сравнению с выпуском конечной продукции.

Во-вторых, расчеты в целом недоучитывали размеры про-
изводства в традиционных отраслях промышленности (пи-
щевой, шерстяной, льняной, шелковой, кожевенной и др.),
в ремесленных предприятиях и в нерыночном секторе эконо-
мики. Между тем, вопреки распространенным суждениям,
роль традиционного сектора в ныне развитых государствах на
этапе промышленного переворота была весьма внушительна.
Ускорение общих темпов экономического роста (примерно с
0,3-0,5% в год в 1500-1800 гг. до 1,8-2,2% в 1800-1913 гг.)
было обусловлено увеличением вклада аграрных отраслей
на 16-18%, промышленности и строительства— на 38-40,
а третичного сектора — на 43-45%. Примерно такими же
пропорциями определялось участие отмеченных секторов в
повышении общей динамики занятости населения. Иными
словами, важнейшую роль в эпоху промышленной револю-
ции играла не только индустриализация, но и сервисизация
хозяйства — относительно быстрое развитие торговли и сферы
обслуживания, культуры и просвещения, а также различных
средств и систем коммуникаций.

Таким образом, индустриальный рост был в немалой ме-
ре взаимосвязан с развитием сельского хозяйства и инфра-
структурных отраслей. В целом, в странах Запада на этапе
их «промышленного рывка» существовала достаточно тесная
корреляция (коэффициент равен 0,78) между динамикой сель-
скохозяйственного и промышленного производства. Аграрная
революция, отчасти предшествовавшая промышленному
перевороту (началась в Англии в 1690-1700 гг., во Франции
и США — в 1750-1770 гг., в Германии — в 1790-1800 гг.), во
многом — по крайней мере до середины XIX в. — происходила
на традиционной и полутрадиционной основе, т.е. без машин
и химических удобрений, но на базе улучшения систем рота-
ции культур, использования селекционных семян, более про-
дуктивных пород скота, широкого применения органических
удобрений, усовершенствованных орудий труда. Вместе с тем
она обусловила в целом существенный рост эффективности
сельскохозяйственного производства, который во многом
определял его общую динамику.

На этапе промышленного переворота в странах Западной
Европы в целом за счет экстенсивных факторов было получено
25-30%, а в результате интенсификации — 70-75% прироста
аграрной продукции. В США эти показатели составили 85-87
и 13-15%. Иными словами, во всех рассматриваемых странах,
за исключением США (переселенческое государство с обшир-
ными массивами неосвоенных земель), вклад совокупной про-
изводительности был весьма значительным. Подъем сельского
хозяйства и его интенсификация (сначала на полутрадицион-
ной, а затем на более или менее современной основе) способ-
ствовали не только росту численности населения, но и повы-
шению (в тенденции) его жизненного уровня, относительному
снижению издержек производства в несельскохозяйственных
отраслях экономики, расширению емкости внутреннего рынка
и в конечном счете обусловили перерастание протоиндустри-
ального развития в индустриализацию.

Итак, сравнительно быстрая трансформация стран Запада
определялась не только (а быть может, не столько?) масштаба-
ми вытеснения прежних форм производства, но и достижением
органического синтеза современных и наиболее продуктивных
ил числа традиционных факторов роста, роль которых в ста-
иовлении индустриальной цивилизации и придании ей относи-

I г II ьной устойчивости оказалась весьма значительной. В целом
по странам Запада в период их «промышленного рывка» за
счет увеличения затрат основных производственных ресурсов
и повышения эффективности было в среднем получено соответ-
ственно около 3/4 и 1/4 прироста продукции вторичного сек-
тора экономики. С учетом сокращения длительности рабочего
времени индикатор вклада совокупной производительности
достигал в среднем 28-32%, в том числе в Великобритании и
< IIIA — 14-17%, во Франции и Германии — соответственно
около 27-29 и 36-38, в Италии — примерно 42-44%. Таким
ot«разом, вопреки распространенным представлениям, инду-
стриальный сектор развивался, в отличие от агросферы, пре-
имущественно экстенсивным способом, получая при этом от
Лео немалую долю производственных ресурсов.

Немалой оставалась и роль традиционных технологий. Да-
же в 1860-х гг. — уже в преддверии новой полномасштабной
перестройки экономического организма — в странах Запада
69 77% всех занятых в обрабатывающей промышленности

II риходилось на предприятия, использовавшие не машинные,
а инструментальные (полуремесленные) технологии. И этот
показатель едва ли оказался ниже 1/2 в 1913 г. В целом, по
анпадноевропейским государствам и США в 1750-1913 гг.
производство современных видов энергии (уголь, нефть,
алектроэнергия) возросло почти в 190 раз (т.е. в среднем еже-
годно на 3,2-3,3%). Однако доля традиционных источников
(дрова, торф, кизяк, сила ветра, воды, мускульная сила людей
и животных) в общем объеме используемых энергоресурсов
составляла в 1880 г. 46-47% и в 1913 г. — 41-43%. Поэтому
суммарный показатель потребления (производства) энергии в
странах Запада увеличился лишь в 13-14 раз (или на 1,5-1,7%
и год). Доля современного сектора в общем объеме продук-
ции обрабатывающей промышленности Западной Европы и
США стремительно возрастала — с 2-4% в 1800 г. до 12-17 в
1830 г. и 29-36% в 1860 г. (без Великобритании — 1-3, 6-10
и 18-24%). Однако даже в 1880 г. она была ниже половины
(без Великобритании — 30-38%) и лишь к 1913 г. достигла
60-65% (55-65%).

Разумеется, было бы неправильно недооценивать достаточно
высокую степень конфликтности между стремительно « насту -
лающим» современным сектором и буквально «деградирую-
щим» традиционным сектором экономики. Однако реальная
картина была более сложной, ибо на самом деле существовал
синтез, взаимообмен деятельностью. Развитие крупной про-
мышленности не только разрушало, вытесняло прежние
формы хозяйства в некоторых отраслях и производствах, но и
стимулировало их возникновение и функционирование на тра-
диционной и полутрадиционной основе в ряде других сегментов
экономики (механизация ткачества обусловила быстрый рост
«полутрадиционной» швейной промышленности, а создание
сахарных заводов вызвало подъем производства бисквитной
промышленности, полуремесленной-полумануфактурной по
своему характеру, не говоря уже о развитии сопряженных
с современной индустрией отраслей, использующих ручной
труд в строительстве и сфере услуг). Быстрое развитие от-
дельных «очагов» хозяйства с новейшей технологией (в част-
ности, в промышленности и на транспорте) имело, вплоть до
последней трети XIX в., ограниченное — в территориальном и
отраслевом плане — воздействие на общеэкономический рост.
В Великобритании (1780-1860) индустриальный сектор, имев-
ший темпы роста производительности труда втрое большие,
чем традиционный сектор (соответственно 1,8 и 0,6% в год),
производил в среднем на протяжении отмеченного периода
лишь 1/5 ее национального дохода. Вот почему некоторые со-
временники промышленной революции, в том числе А. Смит
и Д. Рикардо, так ее и не заметили.

Социальные последствия
промышленного переворота

Утверждение рыночных, капиталистических отношений
как основы системы общественного воспроизводства, форми-
рование механизма самоподдерживающегося экономического
роста, создание целостной инфраструктуры промышленного,
фабрично-заводского производства и крупного акционерного
капитала привели к глубоким изменениям во всех сферах
общественной жизни. Промышленный переворот стал пере-
ломным процессом в складывании индустриального общества,
т. е. завершения процесса модернизации в историческом кон-
тексте Нового времени.

Важнейшими особенностями индустриального общества
I-пшовятся биполярная классовая социальная структура и
техногенный характер развития. Обновление технико-техно-
иогической базы производства и всей системы производствен-
III.IX отношений определяет динамику развития общества,
и том числе его социокультурной сферы, семейных, этниче-
ских, половозрастных отношений. Причина заключается в
изменившемся характере самой производственной системы.
Днижущей силой экономики становится капитал, воплощен-
ный в технике и организации производства. Тем самым обе-
| почивается преобладание накопленного труда над «живым
трудом». Человек функционирует в общественной системе как
носитель труда, через товарно-денежные отношения привязан
к процессу производства в любом из своих качеств и аспектов
ж изнедеятельности. Но при этом он оказывается обладателем
только собственного «живого труда», либо труда накопленного
(орудия, машины, технология и т.д.). Общество раскалывается
па два главенствующих класса— наемных работников, рас-
поряжающихся только собственным трудом, и капиталистов,
собственников средств производства.

Естественно, что эта грань является достаточно условной.
И индустриальном обществе сохранялись старые и появлялись
новые социальные слои, представители которых объединяли
качества трудящихся и собственников (например, ремесленни-
ки, фермеры, торговцы). С другой стороны, немало категорий
собственников не являлись в полном смысле слова «капитали-
стами» , не входили в предпринимательский класс (например,
аристократия, рантье). Некоторые социальные группы вообще
с трудом соотносились с классовой социальной структурой
(например, духовенство, чиновничество, творческая интел-
лигенция). Тем не менее, с точки зрения формирования обще-
ственного сознания и культурной среды, правовой культуры и
политических отношений индустриальное общество представ-
ляло собой биполярное социальное пространство с ярко выра-
женным противостоянием буржуазии и рабочего класса.

Формирование классовой структуры индустриального обще-
ства было отнюдь не безболезненным процессом. Во многих
странах первые два поколения людей, живших в условиях
промышленного переворота, заплатили немалую социаль-
ную и экологическую цену. Наращивание капитала на этапе
индустриализации происходило во многом за счет экономии
на оплате труда при относительном и нередко абсолютном
ухудшении жизненных условий широких слоев населения.
Так, например, доля верхних 5% британского общества в со-
вокупном национальном доходе увеличилась с 29,9% в 1688 г.
до 31,2% в 1759 г., 32,7% в 1801-1803 гг. и 46,0% в 1867 г.
В то же время аналогичный показатель для бедных и средних
слоев (90% населения) сократился с 55,6% в 1759 г. до 46,6%
в 1867 г., а коэффициент Джини (измеряющий степень не-
равенства) возрос с 0,49-0,51 до 0,57-0,59. В Пруссии 5%
общества увеличили свою долю в национальном доходе с 21%
в 1854 г. до 30% в 1913 г. На начальном этапе индустриализа-
ции в Англии и Франции 1/5 населения сумела повысить свои
«жизненные стандарты», у 1/3 сохранилось в целом статус-
кво, а понижение уровня жизни затронуло примерно 40-50%
всего населения. В XVIII — первой трети XIX в. доля нищих
(и «очень бедных») достигала в среднем 10-15-20% всех жи-
телей Англии, Франции, Бельгии и Германии. Однако этот
показатель все же был несколько ниже, чем в средневековой
Европе: в «нормальные годы» он составлял 20-25%, а в пери-
оды бедствий — до 50% численности населения.

Тем не менее, в эпоху промышленного переворота общий
уровень жизни обнаружил тенденцию к повышению. Об этом
можно судить прежде всего по изменению структуры потребле-
ния. Доля продовольствия в общих потребительских расходах
основной массы населения (показатель Энгеля), достигавшая,
по имеющимся оценкам, в Западной Европе в XV-XVIII вв.
70-75-80%, понизилась во Франции с 66-68% в 1838 г. до 62-
63% в 1880 г., в Германии — с 55-57 в 1850-1860 гг. до 51-53
в 1910-1913 гг., в Италии — с 69-70 в 1861-1880 гг. до 60-61
в 1921-1940 гг., в Великобритании — с 47-49 в 1880-1890 гг.
до 42-44 в 1920-1938 гг. и в США — с 39-40 в 1870-1880 гг.
до 32-34% в 1909-1928 гг. Произошли также позитивные
сдвиги в структуре продовольственных расходов, в частности,
уменьшился удельный вес зерновых (например, во Франции с
45-50% в 1840-е гг. до 24-28% в 1913 г.). Эти изменения ока-
зывали немаловажное влияние на экономический рост. Так, в
период индустриализации ныне развитых государств 20-30%
прироста их подушевого ВВП было связано с улучшением
питания и здоровья населения. Примерно с середины XIX в.
стали заметно расти расходы на обучение, просвещение и на-
уку, а также здравоохранение. Доля только государственных
расходов на нужды образования выросла в 1820-1830/1910-
1913 гг. в Великобритании и Франции с 0,2-0,3% их ВВП до
1,3 1,5 и 1,6-1,7% соответственно, в Германии с 0,8-1,0% в
1860-е гг. до 2,1-2,3% в 1910-1913 гг., в США с 0,3% в 1840 г.
до 1,4-1,6% в 1910 г., а в Италии и Японии соответственно с
0,8 0,9 и 1,2-1,4% ВВП в 1880-е гг. до 1,8-2,0% и 2,5-2,7% в
1930-е гг. Общие (учтенные) затраты на здравоохранение, про-
< мощение и науку в 1910-1913 гг. были эквивалентны в Италии
:!,0 2,3% ВВП, во Франции и Великобритании — 2,2-2,5,
н США — 2,5-2,7 и в Германии — 3,1-3,4% ВВП.

Большую роль в повышении уровня жизни сыграли расту-
11 ще инвестиции в систему здравоохранения и образования. Так,
показатель средней продолжительности жизни, составлявший
it начале XIX в. в Италии, Германии и Франции 30-32 года, а в
Великобритании, США и Японии 35-36 лет, спустя столетие
достиг в среднем по группе изучаемых стран 48-52 лет. Доля
населения, охваченного теми или иными видами формального
обучения, выросла в целом с 9-11% в 1830-1840 гг. до 15-17%
в 1913 г. Однако как исходные, так и итоговые уровни суще-
ственно варьировали: в Италии отмеченный индикатор увели-
чился примерно с 3 до 11, во Франции — с 7 до 14, в Велико-
британии — с 9 до 15, в Германии — с 17 до 19, в США — с 15
до 22%. В отличие от других стран, в Германии и США более
быстрыми темпами развивалось среднее специальное и высшее
техническое образование. К 1913 г. число учащихся в средней
и высшей школе в расчете на тысячу жителей составляло в
Италии соответственно 6,9 и 0,8, во Франции — 4,1 и 1,0, в
Великобритании — 4,6 и 1,2, в Японии — 10,7 и 0,9, в Герма-
нии — 16,4 и 1,3, в США — 11,6 и 3,9.

За XIX век страны Запада добились немалых успехов в лик-
видации неграмотности. На заре промышленной революции
доля грамотных среди взрослого населения превышала поло-
вину только в Германии (63-67%), Великобритании (53-57%)
и США (56-60%). К началу XX в. в этих государствах, а также
во Франции она составила уже примерно 9/10. В Италии эти
показатели оказались ниже (58-62%), правда, стартовый
уровень также заметно отставал от других стран. В силу
интенсификации образования, развития средней и высшей
школы, а также профессиональной подготовки, рост среднего
числа лет обучения работников был более значительным, чем
увеличение доли грамотных: в 1800-1913 гг. оно повысилось
в Италии с 1,1 до 4,8 года, во Франции — с 1,6 до 7, в Велико-
британии — с 2 до 8,1, в США — с 2,1 до 8,3 и в Германии — с
2,4 до 8,4 года.

Таким образом, несмотря на формирование двух ярко вы-
раженных социокультурных моделей — «буржуазного» и
«пролетарского» образа жизни, — индустриальное общество
представляло собой достаточно целостную социальную систе-
му. Утверждение капиталистических отношений влекло за
собой внедрение новых технологий во все сферы обществен-
ной жизни, в том числе быстрое изменение бытовых условий,
среды обитания человека. Развернулся масштабный процесс
урбанизации — сосредоточения населения в городах, ради-
кального обновления городской инфраструктуры. К концу
эпохи промышленного переворота в городах проживало уже
40% европейского населения. Крупнейшим городом мира стал
Лондон с населением более 0,5 млн человек. Урбанизация со-
провождалась мощным демографическим подъемом. Если к
1800 г. население Европы составляло почти 200 млн человек,
т. е. немногим более 1/5 населения планеты, то к 1900 г. оно
превысило 400 млн человек, т. е. приблизилось к 1/4 совокуп-
ного населения мира. С учетом численности выходцев из Евро-
пы, проживавших в США, Латинской Америке и британских
доминионах этот показатель был значительно выше.

Стремительный прогресс средств связи и транспортного со-
общения, развитие системы образования и средств массовой
информации способствовали формированию не только единого
экономического пространства, но и совершенно новой комму-
никативной культуры общества. Как мышление, так и сам
язык приобретают более абстрактный, функционально ориен-
тированный характер. Массовое сознание в значительной сте-
пени утрачивает гуманитарную направленность. Материализм
и научно-технический рационализм становятся ключевыми
принципами обновленной картины мира европейского чело-
века, а практическая целесообразность, деловитость, стремле-
ние к успешности, потребительские интересы превращаются
в основу этических и ценностных ориентиров. Важнейшими
социальными характеристиками человека в индустриальном
обществе становятся профессионализм, уровень квалифика-
ции, востребованность в системе производства. В западном
обществе рождается тотальное преклонение перед достиже-
ниями научного и технического прогресса, за которым стояла
глубокая убежденность в ограниченности существующего со-
циального порядка, его относительной ценности и неизбежном
рсиолюционном обновлении.

Региональные особенности формирования
индустриальной экономической системы

Не все страны Запада были в равной мере готовы к «про-
мышленному рывку». Развертывание промышленного перево-
рота, его хронологические рамки и специфика, равно как и все
остальные аспекты становления индустриального общества,
были теснейшим образом связаны с историческими традиция-
м и той или иной страны, ее социокультурными особенностями,
зачастую — с разнообразными перипетиями политической
жизни и международных отношений. По характеру модерни-
:|ационных процессов можно выделить две основные модели
становления индустриального общества, для каждой из ко-
торых была свойственна и особая динамика промышленного
переворота. В научной литературе они получили название
«эшелонов модернизации».

«Первый эшелон» модернизации составили страны т.н.
«старого капитализма» — Голландия, Бельгия, Англия, Фран-
ция, Швейцария. Сам термин «старый капитализм» весьма
условен — например, в Италии и Северо-Западной Германии
зарождение капиталистических отношений началось не позже,
чем в Англии или Франции. Но в странах «первого эшелона»
процесс модернизации обладал особой спецификой — он носил
органический характер, протекал эволюционно. Преемствен-
ность в развитии основных форм производства и предприни-
мательства, гибкое, постепенное изменение социальной струк-
туры предопределили особую прочность и сбалансированность
общественных институтов, возникших в результате модерни-
зации, обеспечили эффективное и насколько это возможно
неконфликтное сочетание традиционных и индустриальных
форм экономических отношений, адекватной политико-право-
вой организации и массовой психологии.

На первый взгляд, шансов стать лидером «первого эшелона»
и страной, опережающей континент в динамике промышлен-
ного переворота, больше всего было у Голландии. Эта страна,
свободная от феодальных, в том числе цеховых, ограничений,
в которой буржуазия находилась у власти, имела передовое
сельское хозяйство, разнообразные мануфактуры, огромный
морской флот, разветвленную сеть каналов, значительную
энергетическую базу (многочисленные мельницы, торф),
внушительный финансовый сектор, сравнительно высокий
уровень урбанизации и образования населения. В конце
XVII в. подушевой доход в Голландии был наполовину вы-
ше, чем у Англии, норма сбережений составляла примерно
11% национального дохода, в то время как в Англии и во
Франции — 4%. Вместе с тем ведущая торговая держава не
стала родиной промышленной революции. Преобладание
торгово-финансовой, посреднической деятельности над не-
посредственно производительной, завышенный курс нацио-
нальной валюты, сравнительно высокий уровень налогообло-
жения и оплаты труда, возраставшие цены на торф, а также
негативные последствия военного противостояния Франции
и Англии, существенный отток капиталов (в том числе в
Великобританию) и активной части населения в заморские
территории (Ява) обусловили стагнацию хозяйственной си-
стемы Голландии уже в XVIII в.

Первой страной на континенте, куда пришла промышлен-
ная революция, стала Бельгия. Благоприятным фактором
стало обладание природными запасами угля, железной руды,
наличие многочисленных процветающих торговых центров
и выгодное экономико-географическое положение между
Францией и Германией. В эпоху революционных и наполео-
новских войн Бельгия находилась в прямой зависимости от
Франции, благодаря влиянию которой произошли радикаль-
ные буржуазные преобразования. Объявленная Наполеоном
континентальная блокада, временно закрывшая путь в Европу
британским промышленным товарам, способствовала расцве-
ту хлопчатобумажной промышленности в Генте. Благодаря
природным запасам коксующегося угля и железной руды
шло развитие отраслей, связанных с их добычей. Развивалось
сталелитейное производство и химическая промышленность
в бассейне Самбра-Маас. В 1823 г. была построена первая до-
менная печь в Льежском угольном бассейне. Провозглашение
независимости Бельгии в 1831 г. способствовало ускорению ее
экономического развития. Однако экономический потенциал
Бельгии оказался недостаточным для обеспечения роли про-
мышленного лидера Европы.

Возвышение Англии, позволившее ей стать «мастерской
мира», связано со многими факторами. Начиная с эпохи нор-
мандского завоевания, Англия по уровню институциональной
зрелости (меньшая степень феодальной раздробленности, более
раннее создание национального государства) опережала ряд
других западноевропейских обществ. В XVI-XVIII вв. стра-
на постепенно перешла на другой виток самоорганизации,
нажнейшим принципом которой были уже не средневековые
регламентации, а законы конкуренции. В эти столетия про-
изошло укрепление частной собственности, расширение сферы
наемного труда, увеличилась свобода перемещения основных
факторов производства — труда и капитала.

Английское государство играло весьма существенную роль
и создании стабильных и гибких институтов, в установлении
и реализации четких законов, уходящих корнями в римское
право, в формировании различных элементов инфраструкту-
ры (транспорта, связи и т.п.), в совершенствовании тарифной
системы. Английское государство вплоть до завершения
первичной индустриализации (30-40-е гг. XIX в.) проводило
жесткую политику протекционизма: стимулировало вывоз и
ограничивало импорт готовых изделий, запрещало экспорт
новейших технологий, регулировало уровень оплаты труда,
цен и условия работы. Островной характер британского го-
сударства способствовал ограничению масштабов военных,
непроизводительных расходов и разрушений на территории
королевства, а также благоприятствовал развитию внешних
связей и морских, т.е. наиболее эффективных, коммуникаций,
которыми Англия прочно овладела в результате ряда войн
XVI-XVIII вв.

Отмечая исторические, географические и иные особенности
Великобритании, способствовавшие тому, что она стала «ко-
лыбелью промышленной революции», не следует забывать о
соответствующей «помощи» континентальных держав — о
немалом трансферте капиталов, технологий, квалифициро-
ванных специалистов и предпринимателей из Голландии,
Франции, Германии и Италии, многие из которых у себя на
родине были нонконформистами (например, гугеноты). В Вели-
кобритании в 1760-1830 гг. на долю религиозных меньшинств
и диссидентов, составляющих 7% населения королевства,
приходился 41% ведущих предпринимателей и инноваторов.
Среди иммигрантов и британских нонконформистов было
немало талантливых умельцев, внесших существенную леп-
ту в национальный фонд изобретений, общее число которых
после принятия патентного права в 1624 г. значительно вы-
росло (в среднем за десятилетие) и составляло: во времена
правления Вильгельма и Марии (1689-1701) — 80, королевы
Анны (1702-1713) — 21, Георга I (1714-1727) — 70, Георга II
(1727-1760)— 76, Георга III (1760-1820)— 801, Георга IV
(1820-1829) -1355 человек.

Помимо указанных факторов, действовавших в основном
«на стороне предложения», промышленный переворот в Ан-
глии был обусловлен также ростом внутреннего и внешнего
спроса (увеличением продуктивности сельского хозяйства,
повышением уровня урбанизации, укреплением внешнеэконо-
мических позиций королевства), а также усилением дефицита
и удорожанием традиционных источников энергии и сырья
(лес), относительно более высоким, чем в целом на континенте
(хотя и не завышенным, как в Голландии), уровнем зарплаты,
стимулировавшим замещение труда капиталом. Индустри-
альный «вызов» Великобритании его демонстрационный
эффект, стремительное проникновение британских изделий
на внутренние рынки других государств, а также общее расши-
рение платежеспособного спроса в континентальных странах
Европы и США, связанное с демографическим бумом XIX в. и
ростом производительности аграрного сектора, способствовали
сравнительно быстрой диффузии промышленной революции
в ряд стран Старого и Нового Света. Имитация и творческая
адаптация британских технологических достижений были во
многом облегчены в силу близости культурных традиций и
уровней экономического развития.

Во Франции условия промышленного переворота оконча-
тельно сформировались в эпоху Первой империи (1804-1814).
Благодаря протекционистской политике наполеоновского
режима, в т.ч. континентальной блокаде Великобритании,
французская промышленность получила мощный толчок
для развития и технологического обновления. Однако крах
империи, огромные человеческие потери в революционных и
наполеоновских войнах, выплата контрибуции и территори-
альные уступки не позволили Франции сравняться по темпам
развития с Англией. Сказалось и тормозящее воздействие
парцеллярного крестьянского землевладения, сохранявшего в
деревне патриархальные экономические и социальные отноше-

IIни. Заметный прогресс в промышленности наметился лишь
к 20-м гг. XIX в., когда началось широкое технологическое
мереоснащение текстильного, а затем и металлургического
производства. Так, например, выплавка чугуна и железа с
использованием каменного угля началась во Франции только
и 1818 г., но уже в 1825 г. почти треть всего произведенного
металла была получена таким способом. Тогда же появились
и первые машиностроительные предприятия, началось же-
лезнодорожное строительство. Пик французской промыш-
ленной революции пришелся уже на период после Июльской
революции 1830 г. и охватил почти все отрасли промышлен-
ности. В середине XIX в. Франция уверенно занимала второе
место в мире по промышленному производству после Англии,
отличалась быстрым ростом банковской системы, особым
размахом кредитно-финансовых операций. Захват Алжира
символизировал и возвращение Франции в число лидирующих
колониальных держав.

Для стран «второго эшелона» (Германия, Италия, промыш-
ленно развитые регионы Австро-Венгрии и России, а также
Япония), вставших на путь индустриализации только в XIX в.,
был характерен совершенно иной тип модернизации. Процесс
закрепления капиталистических отношений носил здесь менее
сбалансированный характер, сопровождался реформаторски-
ми рывками и консервативными «откатами». Это предопреде-
лило более значительную роль государства в активизации
процесса индустриализации, в том числе в обеспечении уско-
ренного накопления финансового капитала, в строительстве
инфраструктуры и сети коммуникаций, в стимулировании
(и субсидировании) развития средств производства, а также
в формировании человеческого капитала — в создании наци-
ональных систем образования и подготовки кадров. При этом,
Германия, Италия, Россия были вынуждены форсировать
свое развитие уже в условиях наиболее капиталоемкого витка
промышленной революции. Поэтому доля государственных
инвестиций в отдельные периоды достигала 20-25% всех ка-
питаловложений .

Показательной для стран «второго эшелона» была дина-
мика промышленного переворота в Германии. Ключевую
роль для ускорения индустриализации здесь имело решение
аграрного вопроса. Реформы в этой сфере начались в Пруссии
еще в 1807 г. и в целом завершились лишь к середине века
(соответствующая модель аграрных преобразований получила
впоследствии название «прусского пути» развития капита-
лизма в сельском хозяйстве). Уничтожение сословной основы
землевладения и установление свободного перехода земли от
одного собственника к другому сопровождались массовым
изъятием крестьянских участков. «Освобождаясь», крестья-
не оказывались связаны огромными выкупными платежами,
либо должны были уступить помещику от 1/3 до 1/2 своего
участка. Барщина и другие повинности при этом сохранялись
и переводились на денежную основу, приравниваясь юриди-
чески к государственным налогам. Естественно, что такими
условиями «освобождения» смогло воспользоваться очень
мало крестьян. Началось разорение основной массы крестьян,
быстрое расслоение деревни, в том числе выделение фермер-
ского слоя гроссбауэров. Но основная часть земельного фонда
оказалась в распоряжении помещиков-юнкеров, использовав-
ших дешевый труд батраков. Интеграция такого латифунди-
ального хозяйства в капиталистическую систему производства
происходило довольно медленно, но уже во второй половине
XIX в. она принесла заметные результаты. Площадь посевных
площадей достигла максимума (в начале XIX в. — 33,5.% всей
территории Германии, в 1878 г. — 48,3 %). Произошел переход
к интенсивному земледелию, в том числе механизация сель-
скохозяйственного труда, все более широкое использование
минеральных удобрений, модернизация традиционной трех-
польной системы. В итоге продуктивность сельского хозяйства
выросла за XIX в. в 2-3 раза, а Германия превратилась в одного
из лидеров мирового сельскохозяйственного экспорта.

Помимо решения аграрного вопроса промышленный пере-
ворот в Германии был подготовлен разрушением цеховой
ремесленной системы, имевшей очень прочные традиции,
ликвидацией внутренних таможенных ограничений (в т.ч.
благодаря созданию в еще 1834 г. Таможенного союза 18 не-
мецких государств), ускоренным строительством железных
дорог (первая из них была создана в 1835 г., а в 1848 г. только
в Пруссии протяженность железнодорожных линий соста-
вила уже 2363 км). Во всех этих преобразованиях ключевую
роль сыграло государство. В 30-40-х гг. XIX в., несмотря на
сложную внутриполитическую ситуацию, в Германии начался
решающий этап промышленного переворота. Механизация
производства и строительство фабрик первоначально охватили
текстильную промышленность, затем металлургию, горное
дело, химическую промышленность. Уже в 50-х гг. объем про-
мышленного производства удвоился, а в 60-х гг. увеличился
еще в полтора раза.

Специфический характер процесс индустриализации при-
обрел в США. Необычная для «старого капитализма» стре-
мительная динамика общественных преобразований, в том
числе ускоренный характер развития капиталистических
отношений, дают основание отнести США к странам «второго
эшелона». Однако модернизация в США не была форсирован-
ным, направляемым «сверху» реформаторским процессом. Она
носила органический характер, была вызвана внутренними
факторами развития американского общества. Быстрое пре-
ображение экономической системы и социальной структуры
не создавало глубоких противоречий, поскольку в стране от-
сутствовали прочные общественные институты и традиции
доиндустриального периода.

Промышленная революция в США развернулась в середине
XIX столетия. Важнейшей предпосылкой индустриального
рывка была огромная емкость внутреннего рынка, мощная
ресурсная база, наличие большого количества рек и лесов, обе-
спечивавших достаточную энергетическую базу (энергия пара
господствующее положение заняла здесь только в 50-х годах
XIX в.). Технический переворот в США был во многом подго-
товлен успешным использованием европейских достижений.
Но важную роль сыграла и американская инженерная мысль
(именно в США были изобретены ротационная типографская
машина, фосфорная спичка, электромагнитный телеграф, бук-
вопечатающий аппарат, револьвер, пневматический тормоз,
первая модель швейной машины).

Особый отпечаток на экономическое развитие страны на-
ложила территориальная и отраслевая неравномерность.
Исторически в США сложились три региона с особым типом
хозяйства: промышленный северо-восток, сельскохозяйствен-
ный рабовладельческий юг и слабо освоенный запад. В эпоху
промышленного переворота это предопределило растущую
экономическую специализацию производства, в том числе
ускоренное развитие промышленной базы на Северо-Востоке.
Сложился и особый— «американский» — путь развития
капитализма в сельском хозяйстве. Он подразумевал рас-
пространение мелких крестьянских хозяйств фермерского
типа. Решающие шаги в этом направлении были сделаны уже
после гражданской войны между Севером и Югом. В 1862 г.
был принят закон о гомстедах, предоставивший право любому
гражданину страны, не участвовавшему в мятеже против Со-
единенных Штатов и уплатившему пошлину в 10 долларов,
занять гомстед — участок земли в 160 акров (64 га) под ферму
на свободных землях. После 5 лет проживания на участке, его
обработки и застройки он отдавался бесплатно в собственность.
Это стало самым радикальным решением аграрного вопроса в
мировой истории эпохи Нового времени.

Особенности социально-
экономического развития западного
общества на рубеже XIX—XX вв.

Технический прогресс в конце XIX в.

Основной чертой экономического развития стран Европы и
Америки на рубеже XIX-XX вв. стал небывалый подъем про-
изводительных сил и глубокая перестройка всей системы обще-
ственного производства. За последние три десятилетия XIX в.
объем мировой промышленной продукции вырос более чем в

3 раза, в том числе добывающей промышленности — почти в

4 раза, а обрабатывающей — в 3 раза. Добыча нефти увеличи-
лась в эти годы в 25 раз, выплавка стали — в 56 раз. Благодаря
росту производства и развитию транспортной системы оборот
мировой торговли увеличился в 3 раза. Слагаемыми этого
«экономического чуда» являлись ускорение технического и
технологического прогресса, концентрация производства,
наращивание его общей капиталоемкости. Но главной при-
чиной стало завершение длительного процесса складывания
индустриальной экономической системы. Промышленный
переворот, произошедший на протяжении XIX в. в Англии,
Франции и США, к концу столетия завершился также в Гер-
мании, Австро-Венгрии, России и Италии, в самом начале
XX в. — в Японии. Индустриальная система воспроизводства,
основанная на капиталистическом предпринимательстве, сво-
бодной рыночной конкуренции, использовании квалифициро-
ванной наемной рабочей силы, ускоренном технологическом
прогрессе, динамичном экономическом росте, сопряженном
с увеличением нормы накопления и быстрым расширением
спектра производственных функций, стала преобладающей в
масштабах западной цивилизации.

Торжество индустриальной экономической модели суще-
ственно изменило динамику научно-технического прогресса.
Его темпы и направленность все в большей степени стали

определяться потребностями производства, ориентироваться
на разработку новейшей промышленной технологии. Финан-
сирование прикладных научно-технических исследований со
стороны предпринимательских кругов и целенаправленный,
ускоренный характер внедрения их результатов укрепляли
эту тенденцию. В итоге, на протяжении всего нескольких
десятилетий произошла качественная трансформация всей
технико-технологической базы промышленности. Наиболее
масштабные изменения коснулись отраслей группы «А», свя-
занных с добычей и переработкой сырья, машиностроением,
химическим производством, обеспечением транспортной ин-
фраструктуры.

Использование с 70-80-х гг. бурильных машин, желатино-
вого динамита, созданного в 1890 г. на основе исследований
Д.И. Менделеева, конвейеров, электрических подъемных ма-
шин и новейших систем вентиляции позволило значительно
усовершенствовать технологию горного дела. В1901 г. впервые
было применено глубокое вращательное бурение в нефтяной
промышленности. Настоящий переворот в металлургии вы-
звало широкое внедрение мартеновского и бессемеровского
способов производства стали (патенты на открытия П. Мартена
и Г. Бессемера были зарегистрированы еще в 1864 и 1856 гг.).
В 70-е гг. XIX в. немецкий химик В. Сименс сконструировал
дуговую печь для варки стали, а английский изобретатель
С. Томас предложил так называемый конверторный способ
получения стали из чугуна. Изобретение в 1886 г. П. Эру
(Франция) и Ч. Холлом (США) электролитического способа по-
лучения алюминия, а также изобретение в 1907 г. А. Вильмом
(Германия) дюралюминия, позволило расширить технологиче-
скую базу машиностроения. В тот же период была значительно
усовершенствована техника проката, позволившая получать
листовое железо, трубы. Новая технология рельсопроката
вызвала бум в железнодорожном строительстве. Важнейшее
значение также имело изобретение в 80-е гг. русскими ин-
женерами Н. Бенардосом и Н. Славяновым электросварки и
газовой (автогенной) сварки металлов. Бурное развитие стан-
костроения, в том числе использование новейших моделей
токарного, фрезерного, ткацкого станков, автомата для литья
стеклотары, качественно повысило механизацию промышлен-
ного производства и создало основу для перехода к широкой
стандартизации промышленной продукции. В химической
промышленности на рубеже XIX-XX вв. также произошла от-
раслевая технологическая революция, связанная с развитием
производства искусственных материалов — синтезированного
итилена, искусственного волокна (нитрошелка), синтетическо-
го каучука. Открытия американских химиков JI. Бакеланда и
Дж. Хайетта позволили впервые наладить производство пласт-
масс, а исследования немецких химиков Р. Бона и А. Байера
положили начало разработке синтетических красителей.

Революционные изменения произошли в области энергети-
ки. Решение двух технических проблем — создание электро-
генераторов и линий электропередач, позволило перейти к
промышленному использованию электрической энергии.
Важнейшее значение для этого имело также изобретение
М. Доливо-Добровольским в 1888 г. системы трехфазного
переменного тока и начало строительства электрических
станций. Для развития системы электростанций стали широко
применяться паровые турбины, изобретенные инженерами
Ч. Парсонсом (Англия) и К. Лавалем (Швеция), и гидротурби-
ны конструкции JI. Пельтона (США). После первых удачных
опытов 70-х гг. начинается и широкое производство двига-
телей внутреннего сгорания. Наибольшее распространение
получили двигатели, работающие на бензине (изобретение
немецких инженеров Г. Даймлера и К. Бенца — середина
80-х гг.) и тяжелом жидком топливе (изобретение немецкого
инженера Р. Дизеля — 1897 г.). Изменение энергетической ба-
зы не только резко повысило мощность всего промышленного
производственного комплекса, но и привело к созданию целой
отрасли — электротехники. Разработка методов передачи
электромагнитных волн на расстояние позволила заложить
и основы радиотехники, бурно развивавшейся уже в первое
десятилетие XX в. Использование двигателей внутреннего
сгорания, а также целый комплекс дополнительных тех-
нических изобретений (в том числе, карбюратора в 1870 г.
Н. Отто, гусениц в 1871 г. Э. Буйеном, пневматических шин
в 1884 г. Д. Дэнлопом, магнето в 1887 г. Р. Бошем, стартера
в 1910 г. Ч. Кеттерингом) дало толчок для развития автомо-
билестроения. Первый автомобиль современного типа был
сконструирован К. Бенцем и Г. Даймлером в 1886 г. В 1900 г.
состоялся первый полет дирижабля конструкции Ф. Цеппе-
лина (Германия), а спустя три года братья У. и О. Райт (США)
создали первый самолет.

Процессы концентрации производства
и централизации капитала. Образование монополий

Тенденция концентрации производства была очевидной на
протяжении всего XIX в. Сама логика рыночных отношений
создавала предпосылки для увеличения размера предприятий,
как важного показателя их конкурентоспособности. Дополни-
тельным фактором концентрации производства в тот период
была и достаточно узкая отраслевая структура, обусловленная
медленным ростом платежеспособного спроса и небольшими
темпами накопления капитала. В ее условиях реинвестирова-
ние сосредотачивалось преимущественно в уже сложившихся
отраслях, в рамках действующих производственных единиц.
Наконец, укрупнению предприятий способствовал растущий
отрыв ведущих стран Запада в экономическом развитии, их
господство на мировом рынке — мелкие предприятия име-
ли меньше шансов самостоятельно действовать на внешних
рынках сбыта. Однако все эти факторы не могли превратить
концентрацию производства в крупномасштабное явление,
способное стать основой для формирования новой экономи-
ческой модели. Ситуация коренным образом изменилась в
результате технологической революции конца XIX в.

Широкое внедрение в производство новейших технических
достижений и конвейерной системы, стандартизация продук-
ции, создание принципиально новой энергетической базы и
разветвленной транспортной инфраструктуры, стабилизиро-
вавшей поставки сырья и облегчившей доступ к новым рын-
кам сбыта, обеспечили крупным предприятиям необычайно
высокую рентабельность. Но препятствием для дальнейшего
наращивания темпов концентрации производства являлся
одновременный рост его капиталоемкости. На прежних ста-
диях развития капиталистической экономики инвестирование
осуществлялось преимущественно индивидуальными пред-
принимателями. Отсутствовала и развитая система долгосроч-
ного кредита. Теперь же создание промышленных гигантов и
постоянное обновление технологической базы производства
требовало такой финансовой мощи, которая превосходила
возможности даже наиболее состоятельных инвесторов. Это
стало причиной широкого распространения в конце XIX в. ак-
ционерных обществ, позволявших аккумулировать капиталы
мелких и средних собственников, направляя их на развитие
ведущих отраслей экономики. Значительно изменились и
методы рыночной политики банков. Обладание контрольным
пакетом акционерного общества позволяло банку определять
стратегию развития производства, масштабы и характер
инвестиций. Тем самым, происходило реальное сращивание
банковского и промышленного капитала (возникшую новую
форму капитала марксистские исследователи назвали «фи-
нансовым капиталом», в дальнейшем в экономической науке
закрепилось название «промышленно-финансовая группа»).
Прямое или косвенное участие банков в промышленных ин-
вестициях увеличивало динамичность самого банковского
капитала. Как следствие росла дифференциация банковского
сектора экономики, происходило выделение крупнейших
банков в элитарные группы, контролирующие большую часть
инвестиционного рынка. Постепенно ведущие банки начали
аккумулировать и большую часть мелких вкладов. Захват
финансовых рынков сопровождался быстрым вытеснением
или поглощением более мелких банков.

Результатом концентрации производства и централизации
капитала стало образованием монополий. Само стремление
к вытеснению конкурентов и монопольному положению на
рынке всегда было присуще капиталистической экономике.
Но только в последней трети XIX в. возникли условия для
образования монополий как особой формы организации про-
изводства и капитала. Укрупнение производственных единиц
сокращало число конкурирующих предприятий и повышало
возможность согласованной политики производителей на
рынке сбыта. Стремительно растущая капиталоемкость со-
временного производства создавала высокий инвестиционный
барьер для организации новых предприятий, что также со-
кращало конкуренцию. Важным фактором монополизации
стала уязвимость крупных предприятий с большим основным
капиталом — горнодобывающих, нефтеперерабатывающих,
металлургических, машиностроительных. Они оказались
недостаточно маневренными по отношению к быстрым изме-
нениям рыночного спроса, ориентированными на стабильное
расширенное воспроизводство и нуждались в дополнительных
гарантиях конкурентоспособности. Именно отрасли тяжелой
индустрии с меньшей степенью специализации производства
и его массовым, стандартизированным характером оказались
основным очагом образования монополий. Наконец, большую
роль в монополизации сыграли банки, заинтересованные в
получении контроля над целыми отраслями и способные обе-
спечить для этого необходимую финансовую базу.

Технически и организационно монополии далеко не всегда
представляли собой некие крупные предприятия. Монополия
конца XIX в. — это прежде всего соглашение об особой поли-
тике на рынке, договор, заключаемый с целью обеспечения
контроля над рынком сбыта или сферой производства. Соот-
ветственно, различалось несколько типов монополий. Низшей
формой являлись картели — договоры о регулировании объема
производства, условий найма рабочей силы и сбыта продукции,
заключаемые при сохранении полной производственной и
торговой самостоятельности их участников. При ликвидации
торговой самостоятельности и создании единой структуры
сбыта монополистическое объединение приобретало форму
синдиката. Трест формировал уже фактически единую систему
производственного и торгового управления, но не ликвидиро-
вал финансовую самостоятельность его участников. Высшей
формой монополистических объединений являлся концерн,
создававшийся вокруг головного предприятия (холдинга) и
связывавший своих участников системой финансирования,
скоординированной производственной деятельности (хотя не
обязательно совместной), единой рыночной стратегией. В рам-
ках концернов часто сохранялась организационно-управленче-
ская децентрализация, но интеграция капитала обеспечивала
наиболее тесные связи по сравнению с другими формами моно-
полистических соглашений.

В отличие от других типов монополий («закрытых» — защи-
щенных юридическими ограничениями, и «естественных» —
возникших в силу специфики использования тех или иных
ресурсов), новые монополистические объединения являлись
«открытыми» — порожденными стихийными рыночными фак-
торами, логикой конкурентной борьбы на рынке. Закрытые и
естественные монополии существовали в капиталистической
экономике перманентно, но являлись скорее исключением,
нежели широкой практикой. Возникновение же открытых
монополий отражало формирование особой модели организа-
ции производства, переход всей капиталистической экономики
в стадию монополистического капитализма. Производственная
и технологическая система, основанная на монополистической
конкуренции, являлась принципиально новой модификацией
индустриальной экономической модели. В то же время она
представляла собой результат всего предшествующего разви-
тия капиталистической системы, закономерный итог абсолю-
тизации принципов свободного, неограниченного рынка.

Динамика развития монополистической экономики

Процесс монополизации протекал неравномерно, рывками,
что прежде всего было связано с влиянием циклических кри-
зисов перепроизводства. Каждый из них приносил образование
новой волны монополий и сокращение немонополизирован-
ного сектора экономики. Отправной точкой существования
монополий как широкомасштабного экономического явле-
ния можно считать мировые экономические кризисы 1873 и
1882 гг. С этого времени начинает формироваться новый тип
рыночных отношений — на смену свободной конкуренции
приходит монополистическая. Ее основу составила особая про-
изводственная стратегия — создание массового производства.
Эта экономическая модель была не столько ориентирована на
реальный рыночный спрос, сколько подчинялась логике мак-
симального производства. Убытки, связанные с производством
товарной массы, превышающей платежеспособный спрос,
компенсировались вытеснением конкурентов — производ-
ственные гиганты получали возможность широко использовать
демпинговые методы рыночной ценовой борьбы. Сокращению
издержек массового производства также способствовали стан-
дартизация и автоматизация производственного процесса,
ускоренное внедрение новейших технических разработок.
Конечной целью создания системы массового производства
было полное вытеснение конкурентов, т.е. достижение моно-
польного преобладания на внутриотраслевом рынке. Когда эта
цель оказывалась достигнута, монополисты могли уже перейти
и в «наступление на потребителя» — вводить так называемые
монопольные цены, нарушающие естественный баланс между
предложением и спросом в пользу производителя.

Естественно, что организация массового производства и
переход к монополистической конкуренции были теснейшим
образом взаимосвязаны с процессами концентрации произ-
водства и централизации капитала. Если на первых этапах
процесса монополизации преобладали низшие формы объ-
единений — картели и синдикаты, то с конца 80-х гг. XIX в.
первенство перешло к трестам, начавшим реальную борьбу за
монополизацию отраслей тяжелой индустрии. В отраслях с
мелкосерийным производством, общедоступной и стабильной
технологией, связанных с разнородным и трудноконтролируе-
мым потребительским рынком, а также в сельском хозяйстве,
монополизация первоначально не имела широких масштабов.
Общая динамика монополизации достаточно точно отражала
чередование циклов экономического роста и кризисов перепро-
изводства. Каждая волна таких кризисов давала преимущество
наиболее мощным товаропроизводителям, обладавшим передо-
вой технологической базой, тесно связанным с банковским ка-
питалом, контролировавшим более широкий потребительский
рынок. В положении же банкротов оказывались, как правило,
мелкие, немонополизированные предприятия, неспособные
проводить активную демпинговую политику в условиях кри-
зиса и депрессии.

Рубежным в развитии капиталистической экономики стал
циклический кризис перепроизводства 1900-1903 гг. Новая
волна банкротств резко повысила удельный вес монополизи-
рованного сектора в экономике ведущих стран Запада. Мас-
совое производство стало доминирующим в промышленной
индустрии. Внутриотраслевая конкуренция была частично
ликвидирована, частично — ограничена. Естественно, что
абсолютное господство монополий в пределах целых отраслей
было исключением. В основном складывалась ситуация, когда
несколько ведущих монопольных групп боролись за контроль
над отраслевым рынком. Такая модель получила название оли-
гополии. Но в целом, механизм монополистической конкурен-
ции и система массового производства стали определяющими
в рамках экономической системы индустриального общества.
Тем самым, сформировалась особая экономическая модель, из-
начально ориентированная на абстрактный массовый рынок,
ускоренное расширение производства, достижение безраз-
дельного финансового могущества, безусловный и неограни-
ченный экономический рост. Это и стало причиной того, что
период существования монополистического капитализма был
определен как стадия империализма — тотальной экспансии
индустриальной системы.

Завершение перехода от так называемого «классического»
капитализма свободной конкуренции к монополистическому
капитализму существенно изменило динамику экономического
развития ведущих стран мира. Модель массового стандартизи-
рованного производства резко увеличила темпы экономическо-
го роста. Только за период одного цикла — с 1903 по 1907 г. —
суммарная мощность промышленного производства возросла
ин 40-50%. В те же годы был совершен рывок в технологиче-
ском переоснащении производства. Два циклических кризиса
1900-1903 гг. и 1907 г. стали своеобразными «фильтрами»,
ликвидировавшими большую часть немодернизированных
предприятий. Причем, темпы технологического прогресса
были настолько велики, что к 1907 г. в ранг «устаревших»
попали производства, оснащенные оборудованием 10-15-лет-
ней давности. Монополизация начала распространяться в этот
период и на те отрасли, котфые оставались оплотом «класси-
ческого» капитализма, в том числе и на сельское хозяйство,
переживавшее в последние десятилетия XIX в. хронический
кризис. Отчасти причиной этого наступления была дальнейшая
централизация банковской системы, распространение сферы
влияния акционерного капитала на новые отрасли. С другой
стороны, на смену господствовавшим в течение нескольких
лет трестам стали приходить концерны. Эти межотраслевые
объединения обеспечивали свободную перекачку капиталов
в наиболее рентабельные отрасли и в большей степени были
ориентированы на реальный спрос, нежели тресты.

Важным фактором изменения организационной структуры
доминирующих промышленно-финансовых групп стала также
государственная антитрестовская политика, направленная
против наиболее жестких форм монополизма. Приоритет в
этой сфере принадлежал США. Еще в 1890 г. Конгресс принял
т.н. «Закон Шермана», ставший ядром антитрестовского за-
конодательства. Согласно ему, «всякий договор, объединение
в форме треста или любой иной форме или договор с целью
ограничения коммерции или торговли между штатами или
иностранными государствами» объявлялся незаконным. Од-
нако принятие антитрестовского законодательства отнюдь не
означало переход государства к активному вмешательству в
экономику. Пресекались лишь наиболее радикальные попытки
ликвидации внутриотраслевой конкуренции. Препятствием
для согласованной политики на рынке небольших групп круп-
нейших производителей антитрестовское законодательство
быть не могло. Равным образом, действие антитрестовского
законодательства не мешало и формированию межотраслевых
монополистических объединений, мощных финансовых групп,
переходящих к монополизации банковского сектора. Поэтому
принятие «закона Шермана» фактически не привело к сокра-
щению темпов монополизации в экономике США. Косвенно
оно даже способствовало росту гибкости монополистического
капитала, его рыночной маневренности. В европейских же
странах переход к антитрестовскому законодательству про-
изошел значительно позднее.

Процесс монополизации стал причиной нового рывка в рас-
ширении международных экономических связей. Фактически
речь шла о создании мировой капиталистической системы, по-
скольку модель массового производства, растущая концентра-
ция капитала превратили все мировое пространство в единый
потенциальный рынок для экономики немногих империали-
стических держав. Крупнейшие монополии уже в начале XX в.
перешагнули национальные границы. Одним из наиболее до-
ходных видов экспорта стал вывоз капитала, формирующий
единый мировой финансовый рынок. Только за первые 13 лет
XX в. объем зарубежных капиталовложений крупнейших за-
падных стран удвоился и достиг 44 млрд дол. В тот же период
начинается широкое образование международных монополий.
Если первые подобные объединения — Международный синди-
кат по продаже стальных рельсов (1883), Североатлантический
союз пароходов (1892), Международный динамитный картель
(1896) — представляли собой лишь соглашения по вопросам
торговой политики, то в начале XX в. влияние международ-
ных монополий начало распространяться и на определение
условий найма рабочей силы, распределение инвестиций,
распространение новейшей технологии, стандартизацию про-
изводства. Важную роль в интернационализации экономики
сыграли международные отраслевые конференции и конгрессы
промышленников (конгресс хлопчатобумажных фабрикантов
в 1906 г., конференция морских кампаний 1906 г., конгресс
предпринимателей строительного дела 1912 г. и др.).

Ускоренными темпами развивалась всемирная транспорт-
ная сеть. Быстро росла протяженность железнодорожной се-
ти — с 1900 по 1917 г. она увеличилась на 357 тыс. км, в том
числе в США — на 109 тыс. км, в Британской империи — на
71 тыс. км, в Российской империи — на 30 тыс. км, в Герман-
ской империи — на 17 тыс. км. Вырос тоннаж торгового фло-
i n Ксли в 1900 г. тоннаж мирового парового флота составлял
1.4,9 млн, то в 1914 г. — уже 45 млн т. Бесспорным лидером
и сфере морских транспортных перевозок оставалась Вели-
кобритания, обладавшая к 1914 г. 11,4 тыс. торговых судов
(США — 2,3 тыс., Германия — 2,2 тыс., Россия — 1,2 тыс.,
Фринция — 1,5 тыс.).

Однако триумф индустриальной системы оказался прологом
и (■<• глубокому и, в конечном счете, фатальному кризису. Эко-
номическая экспансия империалистических держав не только
создавала единое финансовое и торговое мировое пространство,
но и крайне обостряла международные отношения. Тотальная
либерализация мировых экономических отношений, столь
••г¹гественная с точки зрения предпринимательской психологии
.41X в., все более явно вступала в противоречие с государствен -
п ыми интересами, подрывала стабильность национального
неономического пространства. Поэтому на пороге XX в. все
большее количество стран начинали предпринимать меры по
протекционистской защите своих производителей. Некото-
рые из таможенных конфликтов, например «хлебные войны»
России и Германии, оказывали самое негативное влияние на
рнзвитие всей системы международных отношений. Еще более
негативными были последствия колониальной экспансии ве-
дущих стран Запада. Растущая потребность в поставках сырья
и новых рынках сбыта заставила Великобританию, Францию,
Германию, Россию, Италию, Австро-Венгрию, Японию всту-
пить в острое соперничество за окончательный раздел мирового
пространства на зоны влияния. Причем колониальная экспан-
сия в эпоху империализма приобрела новое качество — целью
лпхвата колоний была уже не только их непосредственная
экономическая эксплуатация, но и блокирование возможного
усиления позиций других держав. В итоге, помимо важных
и экономическом или стратегическом отношении колоний,
поводом для ожесточенного противоборства стали и трудно-
доступные, малозаселенные территории. В течение двух-трех
десятилетий на рубеже веков были практически поделены
огромные пространства африканского и тихоокеанского реги-
онов. Завершение же территориального раздела мира к началу
XX в. вело к новому витку борьбы — за перераспределение
уже установленных сфер влияния. После серии локальных
империалистических конфликтов мир оказался на пороге
всеобщей войны.

Помимо обострения международной ситуации, эпоха им-
периализма принесла и явные симптомы кризиса всей произ-
водственной системы западного общества. Монополистический
капитализм, приведший к небывалому экономическому росту,
сформировал комплекс глубоких внутренних противоречий,
поставивших саму индустриальную модель на грань краха. Бы-
строе увеличение производственных мощностей в период форми-
рования массового производства не было обеспечено адекватным
ростом потребительского спроса. Ценовая политика монополий
еще больше усугубляла эту проблему. Переход к широкой
практике монопольных завышенных цен подрывал реальное со-
отношение спроса и предложения на рынке, искусственно огра-
ничивал и без того достаточно узкий платежеспособный спрос,
формировал предпосылки ускоренного перепроизводства.

Менялось и отношение монополий к проблеме технического
и технологического обновления производственных мощностей.
Ранее поддержка научно-исследовательских работ и ускоренное
внедрение их результатов в производство были важными фак-
торами борьбы с немонополизированным сектором. Но после
ликвидации или ограничения внутриотраслевой конкуренции
этот стимул исчез. Поскольку рост нормы прибыли обеспечи-
вался теперь монопольными, а не конкурентными факторами,
заинтересованность в дальнейшей модернизации производства
оказалась минимальной. Сохранение морально устаревшего
оборудования позволяло даже получить дополнительные при-
были за счет нецелевого использования амортизационных
фондов. Помимо общей стратегической пагубности торможения
дальнейшей модернизации и интенсификации производства,
подобная политика монополий наносила удар по всей существу-
ющей экономической системе. Она резко сократила потреби-
тельский рынок отраслей, связанных с производством средств
производства (металлургии, машиностроения, станкостроения)
и, как следствие, добывающей промышленности.

В результате, монополизация экономики существенно из-
менила динамику обычных циклических колебаний спроса и
предложения. Продолжительность цикла чрезвычайно сокра-
тилась. Стадия относительного перепроизводства достигалась
в считанные годы. Короткие периоды стремительного наращи-
вания объемов производства сменялись все более длительными
паузами депрессии. В условиях такой нестабильной динамики
рыночной конъюнктуры система монополизированного про-

Ивводства оказалась исключительно уязвимой. Во-первых,
Массовое производство не было рассчитано на гибкое реагиро-
ипиие в условиях изменения рыночного спроса. Монополии,
по.м»дая большим «запасом прочности» в финансовом отноше-
linn, как правило, не сокращали производство при появлении
тчжых симптомов падения спроса. В условиях последующей
in к называемой «понижательной фазы» изменения рыноч-
ной конъюнктуры масштабы производства даже продолжали
подрастать. Когда же относительное перепроизводство (т.е.
ппдение реального спроса) становилось очевидным, следовало
рникое сокращение производства, создававшее впечатление
мистоящего экономического обвала.

Второй фактор, осложнявший циклическую динамику раз-
нит ия монополизированной экономики, был связан с растущим
пниянием банковской системы. Биржевой рынок, обеспечи-
мшощий систему акционерного капитала, не только позволил
пккумулировать огромные средства, но и создал феномен фи-
нинсовой игры. В игру на биржевых курсах (в спекулятивные
операции с акциями) включились не только крупные дельцы,
пои массы мелких и средних вкладчиков. Механизм котиров-
111 акций оказался под влиянием субъективных факторов,
м»ссовых настроений, искусных махинаций и, как следствие,
превратился в настоящий детонатор финансовых взрывов и
экономических кризисов.

Первым циклическим кризисом, продемонстрировавшим
псе эти особенности развития монополизированной экономики,
пыл кризис 1907 г. Он завершил рекордно короткий трехго-
дичный цикл подъема и стал чрезвычайно разрушительным
по уровню падения производства. В состоянии депрессии
оказались целые отрасли. Толчком к нему послужил острый
финансовый кризис, последовавший за биржевым крахом в
<'ША. Эта особенность имела важнейшие последствия: из-
менение инвестиционного климата вовлекло в кризис почти
одновременно самые различные отрасли производства. В силу
иысокой интернационализации банковской сферы финансовый
кризис в США вызвал цепную реакцию и в других ведущих
< гранах Запада. Соответственно, циклический кризис 1907 г.
п»чался почти одновременно в рамках всей мировой капи-
талистической системы и имел универсальную динамику.
(Синхронизация распространения кризисных явлений на раз-
личные отрасли и их проявления в разных странах, т. е. пре-
вращение циклических кризисов во всеобщие, мировые, стала
отличительной чертой развития системы монополистического
капитализма. В полной мере эта особенность проявилась уже
после Первой мировой войны.

Кризис 1907 г. выявил и еще одну важную черту моно-
полизированной экономики — несрабатывание обычного
ценового механизма выхода из кризиса перепроизводства.
Традиционно в условиях кризисной депрессии «выживали»
наиболее мощные производители, обладающие финансовой
базой, достаточной для продажи продукции по сниженным це-
нам. Это приносило минимальную прибыль, необходимую для
обновления основного капитала, и оживляло потребительский
спрос. В итоге циклические кризисы превращались в своего
рода фильтры, приводящие к банкротству и «отсеиванию»
наименее конкурентоспособных предприятий, к повышению
общей капиталоемкости производства и новому витку его
технической модернизации. Циклические кризисы последней
трети XIX в. оказались наиболее болезненными для немонопо-
лизированного сектора экономики, проигравшего соперниче-
ство с более мощными монополиями. Но в 1907 г. в условиях
кризиса оказалась уже преимущественно монополизированная
экономика. Понижение цены ведущими производителями не
имело в такой ситуации смысла с точки зрения укрепления
их монопольного положения. Оно даже угрожало господству
монополий, так как создавало предпосылки для возобновления
внутриотраслевой конкуренции. Поэтому в условиях кризиса
складывался потенциал хронического недостатка деловой ак-
тивности. Монопольные производители были склонны скорее
нести убытки из-за длительного хранения товарной массы,
нежели реализовывать ее по сниженной цене. Параллельно
на рынке происходило и устойчивое снижение совокупного
спроса: промышленного — в связи с уменьшением потребности
в сырье и оборудовании в условиях резкого падения уровня
производства, и потребительского — в связи с сокращением
платежеспособности населения в условиях массовой безрабо-
тицы и сохранением высокого уровня цен.

Таким образом, монополизация экономики блокировала
естественные механизмы рыночной саморегуляции. В усло-
виях кризиса перепроизводства предложение и спрос на рынке
оказывались «заморожены» на минимальном уровне. Склады-
вались предпосылки необычайно длительной и разрушительной
фи:ма депрессии, «ценовый» выход из которой был невозможен
п условиях сложившейся экономической модели. Развитие ин-
дустриальной системы по пути увеличения рыночной свободы
и независимости производителей подошло к такому порогу,
hi которым гипертрофированная реализация этого принципа,
г»м раздельное господство монополий угрожали самим основам
рыночной экономики. Антитрестовская политика, направлен-
ная лишь против наиболее жестких проявлений монополизма,
пс* могла коренным образом изменить эту ситуацию.

Кризис 1907 г. впервые продемонстрировал всю опасность
тотальной монополизации и необходимость вмешательства в
ры ночные отношения организованной силы, способной активно
регулировать рыночное взаимодействие спроса и предложения.
11 такой роли могло выступить лишь государство. Однако рож-
дение новой экономической стратегии в эти годы не произо-
шло. Более того, полоса кризиса была пройдена неожиданно
| >мстро, без длительной депрессии. Причиной стало изменение
экономической конъюнктуры, связанное с новым витком гонки
жюружений. Мир приближался к глобальной империалистиче-
ской войне. Ведущие страны Запада начали реализацию гранди-
II.)пых военных программ, принесших инвестиционный дождь
н отрасли добывающей промышленности, машиностроение,
ожививших прикладные научно-технические исследования и,
и конечном счете, благодаря росту занятости и увеличению по-
требительского спроса, вызвавших общий подъем экономики.
(Следующий циклический кризис 1913 г. в такой ситуации пре-
иратился лишь в кратковременный локальный спад и был отме-
чен только по изменению отдельных показателей производствен-
ной статистики. Но оздоровление экономики в 1907-1913 гг.
носило искусственный характер. Оно было неразрывно связано
с милитаризацией и лишь откладывало решение структурных
проблем монополистического капитализма на будущее.

Региональные особенности
социально-экономического развития стран Запада
на рубеже XIX-XX вв.

К концу XIX в. основу «первого эшелона» мировой капи-
талистической системы по-прежнему составляли Велико-
британия и Франция. По типу общественного развития к ним
были близки Нидерланды, Бельгия, Люксембург, Швейцария,
а также Швеция и Дания. Не имея экономических, геополити-
ческих и культурных предпосылок для борьбы за лидирующие
позиции в западном мире, эти «малые» страны достигли к на-
чалу XX в. вполне зрелых форм индустриальной организации.
Особую группу, близкую к «первому эшелону», составили
британские доминионы, Канада, Австралия, Новая Зеландия.
Наконец, на рубеже XIX-XX вв. в группу стран «первого эше-
лона» стремительно входят и Соединенные Штаты Америки.

Стремительное наращивание темпов экономического роста
на рубеже XIX-XX вв. позволило США не только закрепиться
в группе ведущих стран, но и реально претендовать на роль ее
лидера. Уже в 1860 г. США уверенно занимали второе место в
мире по уровню промышленного производства (17%), отставая
лишь от Великобритании (36%). В 1880 г. удельный вес аме-
риканской и английской промышленности в мировом произ-
водстве сравнялся (по 28%). В 1890 г. США обеспечивали уже
31% мирового промышленного производства, накануне Первой
мировой войны — 36% (соответствующие показатели Велико-
британии — 22% и 14%). Триумф американской экономики
был связан с целым рядом факторов. Завершение гражданской
войны 1861-1865 гг. создало возможность для окончательного
складывания единого общенационального рынка. Консоли-
дация экономического пространства огромной страны, в свою
очередь, позволила с максимальным эффектом использовать
богатейшие природные ресурсы. Немаловажную роль сыграл
и «человеческий фактор» — на рубеже XIX-XX вв. США
принимали колоссальный приток иммигрантов, в том числе
выходцев из развитых стран Европы. Промышленность полу-
чала квалифицированную и недорогую рабочую силу. Среди
иммигрантов также было много способных предпринимателей,
талантливых ученых и изобретателей. В то же время с 70-х гг.
XIX в. в страну был ограничен въезд иммигрантов из Южной
и Восточной Европы, России, Азии, которые в большинстве
своем составляли неквалифицированную рабочую силу. К на-
чалу XX в. в США значительно увеличился и приток капита-
лов из Европы. Иностранные инвестиции превысили 3,4 млрд
долларов.

Сосредоточение финансовых и трудовых ресурсов, исполь-
зование мощной сырьевой базы позволило в кратчайшие сро-
ки добиться фантастических темпов развития американской
промышленности. К тому же большинство американских
предприятий создавалось изначально на новейшей техноло-
гической базе, с учетом наиболее перспективных технических
разработок. Именно в США впервые широко была внедрена
конвейерная система. Активно шло внедрение в производ-
етно электрической энергии. Автомобильное производство
становилось символом американской промышленной мощи.
Столь же успешно развивалась и химическая промышлен-
ность, промышленная переработка нефти, станкостроение.
Ускоренными темпами шел и процесс монополизации. Пре-
обладающими формами монополистических объединений в
t'llIA очень быстро стали тресты и концерны, сосредотачи-
п.| ишие огромную производственную и финансовую мощь. Их
отличительной особенностью стала значительная активность
ми мировом рынке, участие в создании транснациональных
картельных организаций и синдикатов. Американский бизнес
подавал пример во внедрении новейших методов организации
производства и торговой деятельности. В начале XX в. в США
нозникают первые простейшие маркетинговые концепции,
формируется понятие менеджмента как научно обоснованной
системы управления производством. Нью-Йорк еще до Пер-
ной мировой войны превратился в признанный финансовый и
деловой центр мира.

На фоне ошеломляющих экономических успехов США были
| кюбенно заметны нарастающие внутренние противоречия бри-
га некой и французской экономики. На протяжении несколь-
ких столетий Великобритания оставалась наиболее мощной
промышленной державой. Роль «мастерской мира» сочета-
лась с преобладанием на мировых рынках, морских торговых
коммуникациях, в сфере колониального соперничества. Но в
конце XIX в. лидерству Великобритании вызов бросили стра-
ны, позднее завершившие промышленный переворот и созда-
навшие индустриальную инфраструктуру на основе новейших
технико-технологических разработок. В британской промыш-
ленности этому стандарту соответствовали лишь те отрасли,
широкое развитие которых начиналось именно на рубеже
XIX-XX вв. — энергетическая, химическая, сталелитейная,
а также военное производство. В остальных, так называемых
«старых отраслях» (горнодобывающей, металлургической,
текстильной), сохранялись традиционные формы организации
производства, его низкая капиталоемкость. Преобладали само-
стоятельные предприятия с небольшим уставным капиталом,
обладающие меньшими инвестиционными возможностями, не
ориентированные на постоянную модернизацию технико-тех-
нологической базы производства. Монополистические объеди-
нения, возникающие в этих отраслях, были немногочисленны
и носили характер торговых ассоциаций.

Отставание в концентрации и модернизации производства
пока не принимало форму глубокого кризиса или депрессии,
но значительно осложняло положение Великобритании в
системе мирового хозяйства. Британские товары с высокой
себестоимостью уступали место более дешевым и, зачастую,
более качественным американским и германским. Следствием
стало быстрое ухудшение торгового баланса Великобритании
и сокращение ее доли в мировой торговле (в 1870 г. — 22%,
в 1900 г. — 19%, а в 1913 г. — 15%). Теряя позиции на миро-
вом рынке, британская экономика все в большей степени нуж-
далась в защищенной сфере сбыта продукции и размещения
капиталов, которую могла обеспечить колониальная империя.
Уменьшенный предпринимательский риск торговых и инве-
стиционных операций в колониях делал экспорт капитала
гораздо более привлекательным для британских финансовых
кругов, по сравнению с прямыми производственными капи-
таловложениями внутри страны. Размещались британские
капиталы и в перспективных отраслях американской, гер-
манской, российской экономики. К 1900 г. общая сумма бри-
танских инвестиций за границей достигла 2 млрд фунтов ст.,
в 1913 г. — уже 4 млрд фунтов ст. По этому показателю Вели-
кобритания занимала прочное первое место в мире. Но наращи-
вание экспорта капитала создавало «инвестиционный голод»
в британской промышленности, мешало ее технологическому
обновлению. Пагубность зависимости экономики Великобрита-
нии от колониальных владений стала особенно очевидной уже
после Первой мировой войны, когда в странах Востока начался
рост национально-освободительного движения.

В столь же двойственном положении оказалась на рубеже
XIX-XX вв. и экономика Франции. Здесь также интенсивно
проходило формирование новых отраслей промышленности —
алюминиевой, химической, цветных металлов. По объему про-
дукции тяжелой индустрии Франция занимала тогда второе
место в мире. Чрезвычайно бурно в эти годы развивалась чер-
ная металлургия. Началось все более широкое производствен-
мое использование электрической энергии, значительно увели-
чилась длина железных дорог в стране. Но все более заметным
становилось и отставание Франции в темпах роста от новых
промышленных лидеров Запада. За период 1870-1913 гг.
французское производство в целом выросло в три раза, но в
те же годы мировое производство увеличилось в пять раз. По
:>тому суммарному показателю Франция переместилась со вто-
рого на четвертое место, уступив США и Германии. Основной
причиной относительного замедления темпов экономического
роста стала структурная специфика французской экономики.
Несмотря на образование во Франции на рубеже XIX-XX вв.
ряда мощных монополистических объединений, сохранялось
преобладание мелкого производства — в 1900 г. 94% всех
предприятий имели от 1 до 10 работников. Значительное место
в отраслевой структуре занимало производство средств по-
требления. Ювелирные изделия, парфюмерия, обувь, мебель,
текстильные изделия оставались наиболее предпочтительны-
ми видами экспорта. Лишь накануне Первой мировой войны,
встав на путь милитаризации экономики, Франция достигла
существенных успехов в наращивании продукции машино-
строения, судостроения, строительной промышленности.

При явном отставании в концентрации производства, Фран-
ция уверенно лидировала по уровню централизации банков-
ского капитала. Из 11 млрд франков общей суммы вкладов
внутри страны 8 млрд сосредоточились в пяти крупнейших
банках. Но основной разновидностью финансовых операций во
французской банковской системе оставалось не промышленное
инвестирование внутри страны, а экспорт капитала. Подобная
тенденция была универсальной для эпохи монополистического
капитализма, но во Франции она приобрела гипертрофирован-
ный характер. К 1914 г. из 104 млрд франков, в которые оце-
нивались ценные бумаги на французском финансовом рынке,
лишь 9,5 млрд приходилось на национальную промышлен-
ность. Остальная масса ценных бумаг предоставляла ссудный
капитал, преимущественно — зарубежные капиталовложения.
Доходность иностранных вложений (4,2% ) превышала доход-
ность внутренних ценных бумаг (3,1%). Неудивительно, что
в таких условиях за период с 1980 по 1914 г. французские ка-
питаловложения за границей утроились и составили 60 млрд
франков. По этому показателю Франция вышла на второе место
в мире после Великобритании. Характерно, что в структуре
капиталовложений преобладали централизованные ссудные
займы, а не инвестиции в иностранную промышленность. Та-
кое своеобразное ростовщичество стало отличительной чертой
французской экономической системы в начале XX в.

Итак, в начале XX в. стало очевидным отставание стран
«старого капитализма» от США в динамике экономического
роста. Однако оно отнюдь не свидетельствовало о расколе в
«первом эшелоне». Помимо целого ряда геополитических и
дипломатических интересов, взаимное тяготение США и стран
«старого капитализма» было связано с однотипностью их со-
циально-экономического развития. Общие закономерности
становления системы монополистического капитализма про-
являлись здесь в наиболее «чистом», классическом варианте.
Концентрация производства и централизация капитала вели к
ускоренному вытеснению других экономических укладов, зна-
чительному сокращению масштабов мелкого и среднего пред-
принимательства, унификации экономической инфраструкту-
ры и росту транснациональных производственных и торговых
связей. Отраслевая структура экономики в этих странах
отличалась сбалансированностью (при общем преобладании
тяжелой промышленности). Сырьевая специализация внутрен-
них периферийных районов, традиционная для ранних этапов
индустриального развития, к началу XX в. была практически
ликвидирована. Сложилась основа для формирования общена-
ционального механизма экономического роста, преодоления
региональных диспропорций, гибкого наращивания инвести-
ций в системе производства и транспортных коммуникаций.
Быстрыми темпами возрастала мощь финансово-банковской
системы, укреплялись ее связи с промышленным бизнесом.
Благодаря широкому внедрению новейшей технологии, в том
числе даже в таких традиционно «ненаукоемких» отраслях как
легкая промышленность и сельское хозяйство, начался пере-
ход от экстенсивных к интенсивным формам развития. В ре-
зультате этих процессов сложилась экономическая модель,
которая отличилась большой эффективностью и значительным
запасом прочности. Нарастание структурных противоречий,
характерных для системы монополистического капитализма,
создавало в такой ситуации не угрозу глобального экономи-
ческого краха, а потенциал глубоких институциональных
реформ на базе сложившейся либеральной социально-эконо-
мической системы.

Переход на стадию монополистического капитализма при-
цел и к существенной унификации социальной структуры
общества в странах «первого эшелона». Ведущим принципом
«•■гратификации (социальной дифференциации) окончательно
стало классовое деление, основанное на отношении отдельных
социальных групп к средствам производства и их роли в обще-
< тиенном воспроизводстве. Классовый принцип, значимость
которого стремительно возрастала уже на ранних этапах раз-
пития индустриального общества, в период империализма
приобрел самодовлеющее значение и превратил социальную
структуру общества в достаточно точный аналог индустриаль-
ной экономической иерархии. Взаимоотношения классовых
групп, отражающие сложившуюся систему трудовых отно-
шений и структуру собственности, составили основу всего
комплекса социальной мотивации. Модели потребления,
образ жизни, уровень образования, профессиональная спе-
циализация, конфессиональная и этническая принадлеж-
ность, понятия престижа — то есть все обычные критерии
статусной групповой стратификации оказались вторичными
но отношению к экономическим факторам, классовой при-
иадлежности.

Классовый статус распространился и на институт семей-
ных отношений. Доминирующими типами стали буржуазная
семья, обеспечивающая воспроизводство предприниматель-
ской мотивации и психологии, аккумулирующая «семейный
к и питал» и блокирующая моральными запретами чрезмерное
непроизводственное потребление, и пролетарская семья, образ
жизни которой определялся характером психологической и
физической нагрузки лиц наемного труда, способами и раз-
мерами его оплаты. Патриархальный стиль внутрисемейных
отношений начинал лишаться своего традиционного значе-
ния. Главенствующее положение в семье занимает индивид,
обладающий в силу рода своих занятий наиболее четким и
устойчивым классовым, профессиональным статусом. Этот
статус распространялся и на других членов семьи. По мере же
но «лечения женщин в индустриальную производственную си-
стему и приобретения ими равноправного профессионального
статуса подобная роль перестает быть прерогативой мужчин.
Возникает феминизм — комплексное социально-психологиче-
ское явление, связанное с изменением традиционной структу-
ры семейно-половых социальных ролей.

Важнейшей причиной усиления классовых форм социаль-
ной стратификации на рубеже XIX-XX вв. стали и изменения
во внутренней иерархии самих классов. В этот период за-
метно ускоряется консолидация класса буржуазии. Процесс
монополизации, развитие новейших форм ассоциированного
банковского капитала привели к ослаблению средней и мел-
кой предпринимательской буржуазии, стиранию отраслевых
отличий буржуазных групп, формированию внутриклассовой
олигополической элиты. Продолжался и процесс сближения
буржуазных слоев со старой родовитой аристократией, уни-
фикация жизненных стандартов и поведенческих стереотипов
высших социальных групп, их идеологических ориентиров и
духовной культуры. Это создавало предпосылки образования
единой социальной элиты, консолидации всех имущих слоев
как целостного класса, обладающего общими экономическими
интересами и претендующего на политическое главенство в
обществе.

В структуре рабочего класса на рубеже XIX-XX вв. также
произошли значительные перемены. Из люмпенизированного
аморфного слоя городской «трудовой бедноты» с недифферен-
цированными доходами, низкой квалификацией и заработной
платой, позволявшей лишь поддерживать физическое суще-
ствование, рабочий класс превратился в мощную социальную
группу, способную выработать собственные мировоззренческие
ценности и организованно бороться за свои права. Техноло-
гическое обновление производства, внедрение конвейерной
системы привели к оптимизации труда рабочих и повысили
требования к их квалификации. Значительно повысился сам
спрос на рабочую силу. В то же время расширение фабрично-за-
водского законодательства, практика коллективных договоров,
рост профсоюзного движения (только за полтора десятилетия
перед Первой мировой войной — в 3-7 раз) позволили рабочим
устойчиво улучшать условия труда, организованно бороться
за повышение заработной платы и даже добиться сокращения
рабочего времени. В 1890-1910 гг. в ведущих странах Запада
средняя продолжительность рабочей недели сократилась на
10-15%. После Первой мировой войны происходит постепен-
ный переход к 8-часовому рабочему дню и 48-часовой рабочей
неделе, появляется практика оплачиваемых отпусков для
некоторых категорий рабочих. В результате прежний револю-
ционно настроенный пролетариат, отличавшийся негативным
отношением к своему социальному статусу, превращался в
востребованный обществом класс наемных работников пре-
имущественно физического труда, заинтересованный в со-
хранении и улучшении своего социального и экономического
положения.

Индустриальная модель стратификации, превратившая
буржуазию и рабочий класс в базовые социальные группы
общества, привела к заметному численному сокращению и
снижению общественной роли традиционных средних слоев —
крестьянства, ремесленников, мелких торговцев. Развитие
производственной системы монополистического капитализма
подорвало экономические основы существования этих групп.
Вместе с тем, в период империализма происходит стремитель-
ный рост рыночного спроса на лиц наемного нефизического
труда — категория служащих становится основой городских
средних слоев. По сравнению с рабочими, служащие обладали
рядом важных преимуществ: более устойчивым спросом на
рынке труда (в силу квалификации и образовательного уров-
ня), имели меньшую продолжительность рабочего времени,
систему льгот, в том числе оплачиваемых отпусков, пенсий,
пособий, большей свободой в организации труда. Однако они
уступали рабочим по организованности в защите своих ин-
тересов, постепенно сокращался и разрыв в уровне оплаты
труда. Так, например, в США в начале XX в. заработная плата
рабочих была меньше в 2,5 раза, а к концу 20-х гг. — только
в 1,8 раз. Невысока была еще и внутренняя дифференциация
служащих по уровню доходов и социально-производственному
статусу. Как и рабочий класс, этот социальный слой оказался
интегрирован в индустриальную производственную систему
в качестве массовой наемной рабочей силы. В то же время в
составе городского населения начинается и рост т.н. «нового
среднего класса», отличавшегося внутренней статусной диф-
ференцированностью, привилегированным имущественным
положением, значительным общественным влиянием. В начале
XX в. к нему относили себя уже около 10% населения про-
мышленно развитых стран — главным образом, юристы, врачи,
преподаватели, растущий слой «белых воротничков» (высоко-
квалифицированные инженеры, банковские клерки, служащие
частных кампаний и государственной администрации).

Значительную эволюцию претерпели в этот период и сель-
ские слои населения. Крестьянство оказалось в чрезвычайно
сложном положении к концу XIX в. В результате глубоких
преобразований в аграрном секторе, произошедших в эпоху
промышленного переворота, общий объем сельскохозяй-
ственной продукции существенно вырос. Развитие мировой
транспортной системы способствовало организации широкого
экспорта продовольствия из регионов, где его производство
было наиболее рентабельным (американское и русское зерно,
новозеландская говядина и т.д.). Результатом стало драмати-
ческое для западноевропейских производителей падение цен
на сельскохозяйственную продукцию и начало многолетней
стагнации аграрного сектора в этих странах. Выход из этого
кризиса мог быть найден только в коренной перестройке всей
системы сельскохозяйственного производства, что было, в
свою очередь, сопряжено с радикальными социальными изме-
нениями. На смену традиционному крестьянству постепенно
приходит фермерство.

Процесс фермеризации сохранял семейное хозяйство в
качестве основной единицы сельскохозяйственного произ-
водства. Однако его техническая и технологическая база
существенно меняется — происходит механизация труда,
внедрение новейшей агротехнологии. Через систему кредита
фермерское хозяйство оказывается связанным с общей струк-
турой межотраслевого финансово-инвестиционного рынка.
Организация централизованного снабжения и сбыта, разви-
тие кооперации формирует новую систему агробизнеса. Тем
самым, значительно повышается общая производительность
сельскохозяйственного труда, освобождается значительное
количество рабочей силы. Это приводит к новому и самому
значительному витку урбанизации, массовому оттоку населе-
ния в города. Существенно меняется демографическая модель
воспроизводства сельского населения — на смену многодетным
патриархальным крестьянским семьям, состоящим из несколь-
ких поколений, приходят «малые» фермерские, включающие,
как правило, супружескую пару и несовершеннолетних детей.
Все это позволяет фермерскому слою достаточно органично
интегрироваться как в производственную систему, так и в со-
циальную структуру индустриального общества.

Итак, социальная структура, сложившаяся в странах
«первого эшелона» в период империализма, в целом носила
достаточно жесткий биполярный характер. Ее относительная
недифференцированность, общее сокращение численности и
общественной значимости средних слоев оставляли лицом к
лицу два основных класса индустриального общества — бур-
жуазию и наемных работников. Тем самым, до предела уси-
ливались предпосылки глобального социального конфликта,
порожденного классовой формой стратификации — столкно-
вения имущих и неимущих слоев общества. Однако появление
«новых средних слоев», процесс фермеризации, рост «рабочей
аристократии» (прослойкиквалифицированных, получающих
высокую оплату рабочих), появление акционерного капитала,
создававшего основу для увеличения слоя средних собствен-
ников, отражали новые тенденции в развитии социальной
структуры западного общества, качественной трансформации
всей индустриальной модели. В области общественной психо-
логии эти процессы привели к образованию так называемого
«антиреволюционного синдрома» — устойчивой ориентации
массового сознания на ненасильственные, эволюционные
формы общественного развития, приоритет базовых либераль-
но-демократических ценностей, сохранение классических
атрибутов «западного образа жизни».

«Второй эшелон», или полупериферию индустриальной ци-
вилизации составили на рубеже XIX-XX вв. страны «молодого
капитализма» — Германия, Россия, Австро-Венгрия, Италия,
Япония. Большинство из них встали на путь модернизации еще
задолго до эпохи монополистического капитализма. Однако
укрепление капиталистического уклада в экономике этих
стран в значительной степени зависело от целенаправленной
государственной политики. Подобные преобразования носили
достаточно спонтанный характер, отражали политическую
конъюнктуру, а результаты их были локальны и обратимы. Си-
туация коренным образом изменилась на рубеже XIX-XX вв.,
когда мировой империализм превратился из газетного лозунга
в экономическую реальность и политическую философию.

Упрочение международного экономического пространства,
растущая торговая и финансовая экспансия ведущих держав,
решающий виток колониального соперничества не оставляли
иллюзий относительно будущего тех стран, которые не могли
претендовать на лидирующие позиции в мировой иерархии.
Экономическое отставание начинало непосредственно угро-
жать национальному суверенитету даже крупнейших европей-
ских империй. В свою очередь, достижение любых масштабных
военно-политических целей, укрепление геополитического
положения страны оказывалось связано с необходимостью ра-
дикальной модернизации всей индустриальной базы. В итоге,
на рубеже XIX и XX столетий, вне зависимости от особенностей
внутриполитической ситуации, все страны «второго эшелона»
встали на путь ускоренного индустриального развития. Оно бы-
ло инициировано «сверху» и носило неорганический характер.
Противоречивыми оказались и его последствия.

Форсированная модернизация в странах «второго эшелона»
сопровождалась созданием высокомонополизированной инду-
стрии, складыванием общенационального рынка, формирова-
нием разветвленной банковской системы, началом аграрных
преобразований, бурным развитием транспортной инфраструк-
туры. В ведущих отраслях промышленности широко внедря-
лись новейшие технические и технологические достижения.
Относительно невысокая внутриотраслевая конкуренция и
ускоренная централизация производства способствовали не
только быстрой монополизации экономической системы, но и
распространению высших форм монополистических объедине-
ний. Однако общая структура национального промышленного
и финансового капитала оставалась недостаточно развитой. Это
создавало предпосылки для широкого государственного вме-
шательства в развитие экономики. Государство выступало не
только крупнейшим инвестором, но и основным инициатором
структурных преобразований. Большую роль в развитии инду-
стриальной базы стран «второго эшелона» играл и зарубежный
капитал, в первую очередь французский и английский.

Ускоренный экономический рывок на рубеже XIX-XX вв.
позволил странам «второго эшелона» существенно прибли-
зиться по уровню развития к лидирующим державам Запада,
включиться в складывание мирового торгового и финансового
пространства, принять участие в борьбе за перераспределение
сфер колониального влияния, включиться в гонку вооруже-
ний, развернувшуюся в преддверие Первой мировой войны.
Особенно заметными были успехи Германии. К 1913 г. она вы-
шла на второе место по уровню промышленного производства
(16%). Среднегодовые темпы роста за период 1870-1913 гг.
составили 2,9% (в США — 4, 3%; в Великобритании — 2,2%)'.
Ключевую роль в развитии германской экономики играли
новейшие отрасли индустрии — электротехническая и хими-
ческая. К 1913 г. доля Германии в экспорте продукции этих
отраслей составляла 50%. Динамично развивалось машино-
строение, металлургия, производство железнодорожного обо-
рудования. Немецкая промышленность отличалась высокой
энергоемкостью. Только за первые десять лет XX в. мощность
электростанций увеличилась в Германии в 100 раз. Изобретения
немецких инженеров и ученых сыграли исключительную роль
в интенсификации производства, расширении технологической
базы индустрии. Передовая технология и широкая механизация
производства обеспечили беспрецедентные темпы роста произ-
водительности труда на германских предприятиях — ежегодно
в среднем на 2,6% (в США —1,5%; в Великобритании — 0,6%),
относительно низкую себестоимость немецких товаров, их высо-
кое качество. Как следствие, Германия на рубеже XIX-XX вв.
превращается в одного из ведущих экспортеров промышленной
продукции. Только за период 1900-1903 гг. объем внешней тор-
говли удвоился: объем экспорта вырос с 4,6 до 10 млрд марок,
импорта — с5,7 до 10,7 млрд марок.

Германия активно включилась в мировой рынок разделения
труда. В 1897 г. германские предприниматели участвовали в
40 международных соглашениях и картелях, в 1909 г. — уже
в почти в 100. В самой Германии процесс монополизации
особенно активно происходил с середины 90-х гг. XIX в. На-
кануне Первой мировой войны в немецкой промышленности
существовало уже более 600 монополистических объединений.
Опорой монополизированного производства была высокоцен-
трализованная финансово-банковская система. Еще в начале
70-х гг. XIX в. Германию охватила волна грюндерства — мас-
сового образования акционерных обществ, банков и страховых
кампаний с широкой эмиссией ценных бумаг, ростом биржевой
активности. Это позволило в кратчайшие сроки сосредоточить
огромные инвестиционные средства. К 1909 г. девять крупней-
ших банков сосредоточили 83% всего капитала в стране. Основ-
ным направлением капиталовложений оставалось прямое
промышленное инвестирование внутри страны. В отличие от
стран «старого капитализма», для германской экономической
системы вывоз капиталов так и остался менее значимым, чем
товарный экспорт. Во многом это было связано с небольшими
масштабами колониальных владений Германии. К 1913 г. они
составляли 3 млн кв. км, что было в 11 раз меньше британских
и в 4 раза меньше французских.

Успешные реформы в странах «второго эшелона» позволи-
ли значительно изменить соотношение сил на мировой арене.

Но одновременно происходил и быстрый рост внутренних
противоречий в социально-экономической системе этих стран.
Причиной стала несбалансированность модернизационных
процессов, их форсированный характер, который не отвечал
объективному уровню развития общества. Все более очевидным
становился разрыв между стремительным развитием произ-
водственных сил и не столь быстрым ростом покупательной
способности населения. Потребительский рынок стремительно
терял емкость. Отрасли, ориентированные на личное потре-
бление (легкая, пищевая, текстильная), испытывали значи-
тельные проблемы со сбытом. Эти отрасли были также очень
незначительно охвачены процессом монополизации. Отстава-
ние в концентрации производства в них приводило и к замед-
лению темпов технологического обновления. В целом, в про-
мышленности и торговле сохранялось сочетание разнородных
форм производства, свойственных разным стадиям развития
индустриальной экономической модели. Индустриализация
была локализована и географически — внутренние регионы
оказались охвачены этим процессом в неравной степени.

Специфические формы в европейских странах «второго
эшелона» приняли процесс фермеризации. Его основой стало
не столько качественное обновление технической и технологи-
ческой базы производства, сколько социально-экономическая
дифференциация сельского населения, выделение зажиточ-
ной крестьянской верхушки, способной вести рентабельное
хозяйство, и обезземеливание остальной части крестьянства.
При отсутствии притока инвестиционных средств (в силу не-
развитости системы кредита), сохранении децентрализован-
ной патриархальной структуры сбыта сельскохозяйственной
продукции основным источником прибавочного продукта
становился труд батраков, наемных сезонных рабочих. Это
способствовало консервации сложившейся деформированной
модели сельскохозяйственного производства, а также сокра-
щало приток рабочей силы в городскую промышленность. Еще
одной особенностью сельскохозяйственной производственной
структуры стало сохранение латифундий, а также остатков со-
словных привилегий крупных земельных собственников.

Недостаточно сбалансированная отраслевая структура, не-
значительная емкость внутреннего потребительского рынка
и острая конкуренция на мировом, незавершенность склады-
вания финансовой инфраструктуры делали экономику стран
«второго эшелона» чрезвычайно зависимой от государственно-
го патернализма. Причем наращивание темпов экономического
роста не снижало, а наоборот лишь увеличивало роль этого
фактора. Государство несло бремя огромных финансовых рас-
ходов на развитие транспортной инфраструктуры, инвестици-
онную поддержку стратегически важных отраслей, в том числе
военно-промышленного комплекса, проведение аграрных пре-
образований. Происходило все более очевидное сращивание
системы частного предпринимательства, финансово-банков-
ского сектора со структурами государственного управления.
Противоречивый по своему характеру и последствиям процесс
ускоренной модернизации был еще больше осложнен резуль-
татами Первой мировой войны.

Итак, в результате растянувшегося на несколько десяти-
летий процесса ускоренной модернизации в странах «второго
эшелона» произошла глубокая структурная перестройка всей
экономической системы. Однако в ходе этого форсированного,
во многом искусственного рывка сложилась деформированная
экономическая модель, которая не только воспроизводила
механизм общего структурного кризиса монополистического
капитализма, но и дополняла его новыми противоречиями.
Чрезвычайно негативное влияние ускоренная модернизация
оказала и на социальную структуру общества в этих странах.
Насильственная, искусственная ломка экономического меха-
низма подрывала положение многочисленных традиционных
средних слоев. Образовывался целый ряд социальных групп,
не востребованных обществом, лишенных перспектив на буду-
щее, но все еще сохраняющих свои позиции в существующей
социальной структуре. Быстрый рост буржуазных и проле-
тарских слоев населения не мог сформировать достаточный
противовес этой негативно настроенной среде. Городская и
сельская буржуазия еще не имела достаточной экономической
мощи и социальной солидарности, чтобы претендовать на
роль бесспорно доминирующего класса. В составе обществен-
ной элиты по-прежнему сохранялись сословные (дворянство,
духовенство), корпоративные (чиновничество, офицерство),
профессиональные группы, обладающие собственными интере-
сами, статусными отличиями и политическими притязаниями.
Рабочий класс, напротив, был минимально дифференцирован
и представлял собой классический пролетариат индустриаль-
ной эпохи.

Широкая практика экономии на социальных издержках
производства, отсутствие или ограниченность фабричного
законодательства чрезвычайно ужесточали эксплуатацию на-
емной рабочей силы и приводили к политизации профсоюзного
движения. Пролетариат потенциально оставался революци-
онным классом, воспроизводящим негативное отношение к
собственному социальному статусу. В чрезвычайно сложном
положении оказалась интеллигенция. Как основной носи-
тель общественной ценностной ориентации она вынуждена
была приспосабливаться к стремительному изменению соци-
ально-экономической модели, появлению новых стандартов
социального поведения. Росла зависимость интеллигенции
от позиции основных индустриальных классов, усиливалась
угроза превращения ее в «прослойку» классового общества,
утверждения «обслуживающих» функций.

Обострение классовой борьбы, принимавшей антагонисти-
ческие формы, происходило на фоне зарождения еще одного
глобального общественного конфликта, угрожавшего охватить
практически всю социальную иерархию. В основе его лежали
причины не только экономического, но и психологического
характера. Ускоренная модернизация предполагала радикаль-
ную смену базовых социальных ориентиров общества — пере-
ход от преобладания традиций к инновационной активности,
от религиозной легитимации общественного порядка к ее
светским формам, от «очеловеченного» производства, ориен-
тированного на удовлетворение реальных потребительских
нужд, к системе расширенного воспроизводства, обладающей
собственной логикой развития и отчуждающей человека.

Тем самым, ускоренная модернизация подрывала основы до-
минировавшей ранее модели социального поведения, создавала
принципиально новые ценностные стандарты и поведенческие
стереотипы. Структурные изменения экономической системы
обеспечивали рост социальной мобильности. Традиционная
система социального неравенства, жестко ранжированная со-
словными, корпоративными привилегиями, сменялась более
гибкой классовой системой. Индивид получал возможность бо-
лее свободного продвижения по социальной лестнице, выбора
путей достижения успеха, менее зависел от первоначально при-
обретенного социального статуса. Все это требовало глубокой и
достаточно длительной трансформации массовой психологии.
Пока же новая экономическая реальность скорее разрушала
сами основы общественной ценностной системы. Кроме того,
процесс ускоренной модернизации психологически противо-
поставлял основную часть населения тем группам, которые по-
зитивно воспринимали происходившие изменения. Общество
оказалось охвачено массовым процессом маргинализации.

Маргинальность (лат. marginalis — находящийся на
краю) — это «промежуточное» социально-психологическое
состояние групп и отдельных людей, связанное с изменением
их положения в общественной структуре. Основу ее составляет
ценностный и ролевой дуализм, возникающий при переходе в
новую социальную среду, когда прежние ориентиры уже теря-
ют актуальность, но еще в значительной степени определяют
психологический настрой личности, а новые порождаются
внешними требованиями и не воспринимаются личностью
как естественные, правомерные. Если изменение социального
положения является результатом самостоятельного выбора
индивида (например, решение об изменении места жительства
или рода занятий), то маргинальная реакция носит позитив-
ный характер, представляет собой временный невроз, преодо-
леваемый по мере естественной адаптации к новым условиям.
Если же человек оказывается в положении маргинала неволь-
но, в силу внешнего хода событий, то формируется потенциал
негативной маргинальности, устойчивое ощущение тревоги,
неприкаянности, разочарования. Негативная маргинальность
преодолевается гораздо сложнее, так как новая социальная
среда психологически отторгается человеком.

Растянувшаяся на десятилетия ускоренная модерниза-
ция предполагала радикальный слом традиционной модели
поведения человека. На смену созерцательности, инерцион-
ности, неторопливости должны были прийти мобильность,
предприимчивость, психологическая гибкость. Происходил
насильственный разрыв привычных социальных отношений.
Рушился понятный и знакомый мир, а новый нес вместе со
свободой необходимость личной ответственности за свою
судьбу, постоянного выбора, борьбы за существование. Под
угрозой оказался привычный уклад жизни сотен тысяч людей,
не готовых к происходящим преобразованиям. Даже пред-
ставители тех социальных групп, которые были востребова-
ны новой системой, долгое время испытывали дискомфорт
и психологическую нервозность, возникавшие при быстрых
изменениях внешних условий жизни. В результате, негатив-
ная маргинальность оказалась массовым психологическим
явлением, перешагнувшим классовые и сословные границы.
Воспроизводимая в течение десятилетий, она стала основой для
формирования устойчивого психологического типа с дефор-
мированными ценностными установками и поведенческими
реакциями. В сочетании с последствиями мировой войны это
дало толчок для возникновения тоталитарных политических
движений в странах «второго эшелона» и предопределило ци-
вилизационный раскол Запада в XX в.

Особый характер носило социально-экономическое развитие
«периферийных» регионов европоцентристской цивилизации
(Португалия, Испания, южные районы Италии, Сербия, Бол-
гария, Греция, Румыния, значительная часть Австро-Венгрии,
России и скандинавского региона, страны Латинской Амери-
ки). Неразрывно связанные с общей исторической эволюцией
Запада, включенные в систему мирохозяйственных связей,
они обладали собственной динамикой развития, значительно
отличавшейся от «классического» образца.

К началу XX в. модернизационные процессы уже в опреде-
ленной степени повлияли на социально-экономическую систе-
му стран «периферии». Этот регион стал важным объектом для
мирового экспорта капитала. Только в Латинской Америке к
1914 г. иностранные инвестиции достигли 9 млрд долларов.
Ускоренными темпами развивалась транспортная инфра-
структура, экспортные отрасли промышленности и сельского
хозяйства. Однако модернизация экономической системы но-
сила здесь чрезвычайно локальный и ограниченный характер.
Промышленный сектор значительно уступал по масштабам
занятости и объемам производства сельскому хозяйству.
Его рост происходил замедленными темпами, неравномерно
в отраслевом отношении. Модернизация промышленности
ограничивалась и чрезвычайно узким потребительским рын-
ком, и неразвитой финансовой системой. Сфера потребления
по-прежнему отражала запросы «реального человека», опре-
деляемые сословными нормами потребления, стереотипами
престижности, статусными запретами и ограничениями.
Тем самым, обращение товара оказывалось в зависимости не
только от чисто экономических факторов (трудовой и потреби-
тельской стоимости товара), но и от сложной иерархии группо-
вых статусных различий. К началу XX в. в «периферийных»
странах не завершилось складывание единого национального
рынка, сохранялись очаги регионального ярмарочного то-
варообмена. Национальная финансово-банковская система
сохраняла патриархальный характер. Преобладали ростов-
щические операции, а не производственное инвестирование.
Особенности системы потребления предопределяли сохране-
ние большой роли ремесленного производства. Несмотря на
общий рост численности лиц наемного труда, значительная их
часть оставалась занята не в «реальном секторе» экономики,
а в сфере услуг.

На более современной основе развивались экспортные от-
расли промышленности, ориентированные на мировой рынок.
Именно они становились объектами иностранных инвестиций,
получали возможность устойчиво наращивать масштабы про-
изводства. Но в таком положении оказывались лишь отрасли
добывающей промышленности. К тому же в большинстве «пе-
риферийных» стран сформировалась очень узкая экспортная
специализация, охватывавшая не более одной-двух отраслей
(например, для Чили — поставки меди и селитры, Боливии —
олова, Венесуэлы — нефти). Многие страны Латинской Амери-
ки и практически все «периферийные» регионы Восточной и
Южной Европы вообще могли представить на мировой рынок
только продукцию сельского хозяйства.

Аграрный сектор, несмотря на растущую интеграцию в
мировой рынок, сохранял многие традиционные элементы,
в том числе крупное латифундиальное хозяйство, некоторые
формы феодальных поземельных отношений (фиксированная
рента, ограничение купли-продажи земли, элементы общин-
ного землепользования). Фермерская прослойка была очень
невелика. Наращивание объемов производства достигалось
преимущественно экстенсивными методами, ужесточением
условий труда, кабальными формами аренды и найма. Как в
промышленности, в сельскохозяйственном экспорте преоб-
ладала монокультурная ориентация. Так, например, Арген-
тина превратилась в поставщика на мировой рынок мяса и
зерна, Бразилия и Колумбия — кофе, страны Центральной
Америки — тропических культур. Таким образом, в эпоху
монополистического капитализма экономическая система
стран «периферии» представляла в своей основе традицион-
ную модель с простым, а не расширенным воспроизводством,
низкой наукоемкостью, технологическим консерватизмом,
сбалансированностью природных и искусственных произво-
дительных сил, неразвитой структурой коммуникаций, со-
хранением значительной роли нетоварного хозяйства.

Модернизация в минимальной степени затронула и социаль-
ную структуру общества в «периферийной» зоне. Человек здесь
был уже, как правило, освобожден от всех форм личной зави-
симости. Все большую роль играл классовый принцип страти-
фикации, место человека в системе общественного разделения
труда. Однако социализация личности, базовые «координаты»
мировосприятия по-прежнему строились на основе принадлеж-
ности к закрытым социальным группам (этносам, конфессиям,
сословным группам, общине, церковному приходу, клану и
т.п.). Самосознание человека оставалось корпоративным, пар-
тикулярным. Он был прикреплен к группе регламентирован-
ным ролевым поведением, языковой культурой, верованиями,
этическими ценностями, нравами, ритуалами, этикетом. Груп-
па выполняла роль попечителя и гаранта стабильности, бла-
гополучия личной жизни, но ограничивала индивидуальную
свободу, возможность спонтанного выбора действий. Таким
образом, доминирующие формы социальности в «периферий-
ном обществе» строились на солидаристских, коммунитарных
принципах, с минимальным значением личностного фактора.
В такой ситуации степень социальной мобильности оставалась
чрезвычайно низкой, а ее новые формы оказывались связаны
не столько с экономическим поведением человека, сколько с
продвижением во властной, административной структуре, на
военной службе.

Важнейшим фактором, препятствующим развертыванию
процесса модернизации в странах «периферии», стала специ-
фика массового сознания. Его основу по-прежнему составляли
представление о человеке как части естественного и, в конеч-
ном счете, справедливого порядка вещей, вера в простоту,
понятность, обозримость и неизменность окружающего мира.
Базовыми ценностями этого общества оставались стабиль-
ность, защищенность, уверенность в будущем. Традиция вос-
принималась как критерий истины, естественный регулятор
общественных отношений. Мотивация социального поведения
основывалась прежде всего на этических категориях, априор-
ных предписаниях. В качестве доминирующего сохранялся
психологический склад «недеятельногочеловека», склонного
к созерцательности и инерционности. Духовной основой по-
добной общественно-психологической ориентации являлась
не «леность души», не стремление «жить сегодняшним днем»,
а преобладание долговременных мировоззренческих устано-
вок, смысловой интерпретации целей человеческого существо-
вания. Развитие альтернативного типа социального поведения
с динамичностью, мобильностью поведенческих реакций,
склонностью к предпринимательству, разного рода новациям,
ярко выраженной индивидуальностью выбора, преобладанием
ситуационной этики воспринималось большей частью обще-
ства критически, как результат внешнего влияния. Социаль-
ные группы, формирование которых было связано с процессом
модернизации, оказывались в двойственном положении. Рост
их материальных возможностей, влияния, численности соче-
тался с полумаргинальным социальным статусом. Элитарные
слои торгово-финансовой буржуазии, крупных латифундистов
и промышленников, связанных с экспортными отраслями,
приобретали черты замкнутой компрадорской группы (от исп.
comrador — покупатель). Они были не только посредниками
в связях с иностранным капиталом, но и представителями
нового образа жизни, вступающего в противоречие с тради-
ционной системой общественных ценностей. В социальной
структуре общества формировались два противостоящих по-
люса, контуры которых образовывались уже не классовыми
и сословными отличиями, а социокультурной ориентацией,
моделями социального поведения. Ситуация изменилась лишь
после заметного экономического рывка 1920-х гг.

Глава Государственно-правовое

§4

 

П

 развитие стран
Европы и Америки
в XVI-XIX вв.

Предпосылки возникновения
и эволюция абсолютизма
в странах Европы

Становление и генезис абсолютных монархий

На рубеже XV-XVI вв. европейский регион оказался на
переломной стадии своего развития. Развертывание процесса
модернизации вело к трансформации социальной структуры и
экономических институтов традиционного общества, возник-
новению новых форм социальной мотивации, формированию
новой картины мира европейского человека. Политическая
эволюция общества была связана, прежде всего, с возникно-
вением новых форм государственности, в том числе с образо-
ванием в недрах сословно-представительных средневековых
монархий институтов абсолютистской государственности.

Предпосылки складывания абсолютизма коренятся в со-
циально-экономических переменах, проходивших в условиях
активного пересмотра устоявшихся средневековых догм и
мировоззренческих концепций. Несмотря на то, что возникно-
вение политических структур не имеет жесткой зависимости
от конкретной экономической ситуации, исторический анализ
показывает, что именно наличие «готовности» к новым капита-
листическим отношениям, в определенной степени детермини-
рует степень развития новых социальных структур, характер
самого абсолютизма, его формы и условия существования.
Возникновение абсолютистских монархий стало отражением
временного баланса формирующихся буржуазных и разлага-
ющихся феодальных социальных сил.

Генезис капитализма проходил в Европе неравномерно,
что в первую очередь как раз и отражалось на эволюции го-
сударственно-политической системы. В странах Восточной и
значительной части Центральной Европы новые политические
структуры строились в условиях укрепления старых феодаль-
ных поземельных отношений. «Второе издание крепостниче-
ства» в Польше, Пруссии, Австрии придали консервативный,
охранительный характер укреплявшимся монархиям. Замед-
ленное развитие скандинавских государств предопределило
причудливый симбиоз абсолютной власти и элементов пред-
ставительного правления, феодальных и буржуазных явле-
ний. Ускоренное развитие северо-западной части континента,
напротив, способствовало раннему установлению сильных
форм абсолютной власти монарха (Тюдоры в Англии, Людо-
вик XIV во Франции, Карл V в Испании) и, соответственно,
более раннему началу их политического кризиса. Подобное
развитие событий вело либо к революционному свержению
монарха (Английская революция 1640-1660 гг., Нидерланд-
ская 1568-1609 гг.), либо к формированию более гибких форм
правления, развертыванию реформ в духе «просвещенного»
абсолютизма.

Начальным периодом становления абсолютных монархий
стал рубеж XV-XVI вв. К этому времени в основном закончи-
лось формирование устойчивых территориальных границ ве-
дущих европейских государств. К Англии были присоединены
северные графства и Уэльс, Франция вернула Бретань, после
заключения с Великим княжеством Литовским Люблинской
унии (1569) сформировалось государство Речь Посполитая,
а события «Стокгольмской кровавой бани» (1520) позволили
Швеции заявить о своей независимости. Процесс формиро-
вания национальных границ сопровождался крушением так
называемых «универсальных» идей, обосновывавших европей-
ское единство приоритетом христианских ценностей. Распад
традиционной социальной структуры и кризис средневековой
сословно-корпоративной этики резко ускорили процесс вну-
тренней дифференциации европейского общества, способство-
вали все более заметному расколу в правящей элите государств
(«новое» и «старое» дворянство) и самым негативным образом
сказались на авторитете папства. Принадлежность к единому
христианскому миру под покровительством Святого престола
перестала рассматриваться как необходимое условие суще-
ствования государства. Прямым следствием появления новой
идеологии стала деградация средневековой идеи Священно-
Римской империи, которая все больше ассоциировалась только
с германскими княжествами.

События Реформации создали для абсолютизма уникаль-
ную возможность отделения самой идеи государства от като-
лической догматики. В период «распыленной» средневековой
государственности церковь приобрела черты властного инсти-
тута, зачастую более могущественного, чем государственный
аппарат или сам монарх. Любому монарху было просто не-
возможно укрепить собственную власть, не нарушая церков-
ных постановлений. Вместе с тем, само папство претерпело
существенные изменения. Поочередно сменяя друг друга на
посту понтифика, представители аристократических родов
Медичи, Борджиа, Орсини фактически превратили Святой
престол в инструмент международной политики или удовлет-
ворения собственных амбиций. Падение престижа Ватикана
отразилось и на облике клира. Кардинал Караффа, один из
наиболее ортодоксальных прелатов, в письме Папе Климен-
ту VII в 1532 г. писал: «Не найдется ни одного разбойника,
ни одного ландскнехта, который был бы более бесстыден и
порочен, чем духовные лица». Начавшийся процесс Реформа-
ции дал европейским монархам действенный инструмент для
укрепления своих политических позиций. Не последнюю роль
в борьбе за освобождение короны от церковной зависимости
сыграли труды французских мыслителей Жана Бодена, Пьера
де Беллуа и др. Мысль англичанина Генри Брактона: «Король
находится под богом, но не под человеком», — стала лозунгом
королевской реформации.

В ходе реформации королевские режимы Англии, Дании,
Швеции, части германских княжеств получили возмож-
ность не только избавиться от опеки Ватикана, но и ослабить
политические позиции оппозиционной части дворянства.
Присвоив право назначать глав национальных конфессий,
корона лишила церковь имущественной независимости, введя
церковные уставы (1536 г. — в Англии, 1545 г. — в Дании,
1527 г. — в Швеции). Национальная церковь превращалась в
часть государственной структуры. Но самое главное, монар-
хия перехватывала из рук церкви монополию на идеологию.
Не случайно, что первые реформационные законы были столь
суровы именно к носителям старого мировоззрения. «Шести-
статейный статут» 1539 г. в Англии предписывал смертную
казнь за соблюдение «римского обычая» вероисповедения.
Исполнение реформационного постановления 1530 г. в Дании
было возложено на генерала Вальтера Рантцау. По всей стране
прокатилась волна преследований и массовых казней священ-
ников и монахов. Оставшиеся в живых представители клира
быстро «осознали» себя зависимыми от короля, согласившись
на замену разнообразных церковных доходов фиксированным
государственным содержанием.

Распространение реформационных учений укрепило по-
зиции короны и в странах с устойчивыми традициями ка-
толицизма. Болонский конкордат, заключенный в 1516 г.
Франциском I, позволил французскому королю назначать
епископов (за папой сохранилось право введения в сан, т. е.
утверждение предложенных креатур). В Испании была вве-
дена «терция» — налог с церковных доходов непосредственно
в королевскую казну. В испанских колониях Нового Света к
1523 г. удалось создать систему патроната, и император Карл I
получил возможность назначать там епископов. Однако все
подобные меры монархи проводили только по специальному
согласованию с Ватиканом.

В регионах, где реформационное и контрреформационное
движения принимали особенно радикальные, конфликтные
формы, государству грозила опасность нарушения территори-
альной целостности. Лозунги «единый католический мир» и
«единый протестантский мир» несли в себе одинаково деструк-
тивный заряд. Английские индепенденты, или французские
гугеноты, стремясь создать сеть независимых конгрегаций,
по существу создавали внутри стран собственную церковную
иерархию, не являющуюся опорой государственного режима.
Эту опасность осознавали все монархи. Людовик XIV, напри-
мер, преследовал реформатов до призыва их духовного лиде-
ра Антуана Кура в 1715 г. к союзу с властями. Вместе с тем,
только вмешательство папского нунция Роберти не позволило
Людовику XIV предпринять ряд мер против сторонников орто-
доксального католицизма.

Победа Реформации в ряде европейских стран значительно
ускорила их политико-правовое развитие. Упрочение контроля
государства над церковью сопровождалось централизацией
всего административного аппарата, постепенной перестройкой
сословно-корпоративной судебной системы, активизацией
протекционистской политики в торговле и промышленности.
Несмотря на отмену средневековых городских вольностей и
прав, буржуа нуждались в стабильности королевского режима,
а поэтому выступали первоначально последовательными сто-
ронниками короны в её борьбе против дворянского сепаратиз-
ма. Наиболее показательным примером здесь может служить
осада Копенгагена в 1658 г., когда столичные буржуа, а не
дворянство и клир, встали на защиту национального сувере-
нитета и монарха. Именно они позволили Фредерику III двумя
годами спустя совершить бескровный абсолютистский перево-
рот и установить наследственную власть. В целом, поддержка
зажиточных городских слоев позволила королевской власти
освободиться от зависимости со стороны аристократии, в зна-
чительной степени выйти из-под опеки религиозных структур,
укрепить собственную армию и бюрократию.

Для представителей дворянской среды централизация
государственности не несла с собой столь очевидные выгоды.
Попытки новых социальных групп снизить значимость тра-
диционных сословных привилегий вызывали негодование
большей части дворянства. Многие аристократы с презрением
относились к распространению «предпринимательского духа»
и интересам «торгашеского сословия». Однако усиление са-
мой королевской власти воспринималось в дворянской среде
как процесс, в конечном счете, естественный и легитимный.
И в средневековой этической традиции король априори на-
делялся высшим достоинством, честью и знатным происхож-
дением. Его полномочия как политического и военного лидера
были неоспоримы. Поэтому процесс формирования в аморфных
средневековых государствах основ национального самосозна-
ния и, как следствие, расширение поддержки централизации
государственного аппарата охватывали и значительную часть
дворянства. В дальнейшем, подавляя сепаратизм вельмож
и ограничивая притязания торгово-промышленных кругов,
корона стала выступать в качестве арбитра между противо-
борствующими группами дворянства и буржуазии.

Важной опорой формировавшегося абсолютизма станови-
лась королевская армия. С развитием городов и появлением
возможности вооружать легкие отряды вспомогательных войск
(лучников, арбалетчиков) в армии начинает расти недворян-
ский элемент. На первых порах подобные формирования ис-
пользовали как отряды самообороны, но с появлением пушек и
мушкетов характер армий в Европе изменяется окончательно.
Тяжеловооруженная конница, состоящая из сеньоров и вас-
садов, была уже не в состоянии удовлетворить потребности
государства как в силу своей малочисленности, так и в силу

96
безнадежного военно-технического отставания. Ее численность
и обязанности на поле боя меняются. Так, например, в 1528 г.
дворянская конница во французском войске уже составляла
всего 1/11 часть. Примерно в это время папа Лев X так опреде-
лил обязанности дворянской кавалерии: «Прикрывать войска,
обеспечивать доставку провианта, наблюдать и собирать раз-
ведывательные сведения, беспокоить неприятеля по ночам»
т. е. вести все дела, кроме собственно сражений.

Войны, особенно международные, стали серьезным сти-
мулом для укрепления единоличного правления. Для Ис-
пании — это, в первую очередь, войны Реконкисты (против
Гранадского эмирата), колониальные захваты в Новом Свете
и борьба с революционным движением в Нидерландах; для
Франции — итальянские войны, франко-испанские, франко-
голландские, не говоря ужб о Тридцатилетней войне, ставшей
испытанием для всех государств Европы. Военные конфликты
поставили перед государством задачу содержать регулярную
профессиональную армию, изменили характер ее комплекто-
вания, а в более широком смысле, потребовали кардинального
переустройства всей исполнительной ветви власти. Ополчение
в любом виде (ландвер, милиция) было реорганизовано в от-
ряды правопорядка.

Последствия подобных сдвигов сказались и на увеличении
королевской армии. В Испании к середине XVII в. она увели-
чилась в 6 раз, во Франции к концу правления Людовика XIV
в 10 раз (около 300 тысяч сухопутных войск), даже в террито-
риально небольшой Пруссии к концу первой четверти XVIII в.
насчитывалось около 90 тысяч штыков. Неуклонное падение
военного авторитета, сопровождающееся сокращением доходов
от военной добычи и традиционных сеньориальных владений,
привело в конечном итоге и к сокращению влияния дворян-
ства на государственные дела в целом. Служилое сословие
все больше стало зависеть от королевской щедрости, которая
принимала форму различных денежных субсидий, пенсий,
придворных должностей. Так, штат придворных во Франции
достиг к предреволюционному периоду 15 тысяч человек.

97

Естественно, что абсолютизм не стремился к уничтожению
политической роли дворянства, а тем более аристократии как
таковой. Уничтожению или политическим преследованиям
подвергались представители сепаратистских, центробежных
тенденций. Именно этим следует объяснить физическую

4 А-353

расправу над лордами Уорвиком, Линкольном, Суффолком
в конце XV в. в Англии и громкие политические процессы
во Франции, связанные с заговором Гастона Орлеанского в
1632 г. и казнью обер-шталмейстера Сен-Мара в 1639 г. По-
добная двойственность отношения монархии к дворянству
проявлялась на протяжении всего периода Нового времени.
Объективно, позиция короны отражала реальный раскол в
данном сословии, противостояние «старого» и «нового» дво-
рянства. Менталитет аристократа отличался значительной
консервативностью. Любой французский пэр с пренебрежени-
ем относился к дворянам «пера и чернильницы». В прусском
табеле о рангах 1713 г. маршал (аристократ) был на 5 ступеней
выше министра — гражданского чиновника, тоже дворянина,
но вышедшего из буржуа. Даже орден нищенствующих фран-
цисканцев гордился наличием в своих рядах в разное время
эрцгерцогов, герцогов, маркизов и графов. Эволюционируя,
второе сословие стало источником аппарата управления.

Первым шагом по пути создания центральных органов,
непосредственно зависимых от королевской воли, стало фор-
мирование из лиц, приближенных к королю, различного
рода государственных («тайных», «узких») советов, ставших
прообразом будущих кабинетов министров. Так, в Англии
подобный совет был создан Генрихом VII на базе нерегуляр-
но собиравшегося Королевского совета и к 40-м гг. XVI в.
превратился в постоянно действующий орган. Аналогичный
совет появился во Франции при Франциске I. В Испании
106 лет просуществовал без изменений созданный в 1480 г.
Королевский совет. В Швеции в 1538-1543 гг. при Густаве I
Вазе также возник постоянно действующий Государственный
совет — регентсрод. В задачу подобных институтов входил ши-
рокий круг полномочий: финансы, армия, вопросы внешней и
внутренней политики, судебный арбитраж, даже «искоренение
пороков и общественных грехов» (Испания). Как правило,
они комплектовались из представителей пэрства и высших
прелатов королевства по личной инициативе короля. Из их
числа назначались ответственные чины королевства — гоф-
маршалы, гофмейстеры, казначеи, канцлеры. Зачастую эти
советы становились синекурой для избранных аристократов.
Так, в частности, фаворит испанского короля Филиппа IV
граф Оливарес получал от занимаемой должности 422 тысячи
дукатов в год. Наличие фаворитов в ближайшем окружении
монарха стало бичом многих начинаний государственного
строительства. Герцог Бекингем, лорд Пемброк, герцог Лерма,
граф А. Оксеншерна, граф А. Мольтке, барон И. Бернстоф и им
подобные, долгие годы фактически являлись первыми лицами
администрации, блокируя и интерпретируя по-своему многие
королевские начинания.

Первоначально государственные советы были крайне мало-
численны (9-10 человек) и разрастались крайне медленно.
В Англии при Стюартах число допущенных в «личные замыс-
лы короны» достигло 40-42 персон, во Франции при Ришелье
совет состоял из 35 вельмож. Большое количество родового
дворянства в этих советах скорее объясняется желанием мо-
нархов иметь носителей старых традиций под непосредствен-
ным контролем, чем реальной необходимостью. В процессе
дальнейшего реформирования процент знатного дворянства
неукоснительно сокращается.

Одним из самых решительных и последовательных субъ-
ектов в реализации подобной практики стал французский
абсолютизм. Целенаправленное отстранение пэрства от власти
стало одной из основополагающих доктрин во французском
государственном строительстве. По регламенту 1584 г. из
33 должностей Государственного совета 21 место отводилось
родовому дворянству, 6 прелатам и 6 так называемым робе-
нам — дворянам мантии, получившим личное или наслед-
ственное дворянство в силу занимаемых государственных по-
стов. По регламенту кардинала и первого министра Франции
Ришелье от 1628 г. из 35 советников только 8 мест отводилось
клирикам и аристократам. Правительственный кризис 1643 г.,
вызванный смертью Людовика XIII и необходимостью форми-
ровать регентский совет (по завещанию из числа «достойных» в
нем значился только герцог Орлеанский), убедил дофина в пра-
вильности проводимой предшественниками линии. В Государ-
ственный совет 1657 года вошло 26 робенов и только по 3 поста
досталось дворянам шпаги и церковным иерархам. При этом на
доверенных постах нельзя найти ни одного отпрыска древнего
рода. Все «аристократическое» крыло было укомплектовано
представителями дворянства 3-4 поколения. Людовик XIV в
«Мемуарах в назидание дофину» утверждал, что не в интересах
короля искать слишком знатных советников.

Так же решительно в борьбе с аристократией и ее самоуправ-
ством повели себя Карл XI в Швеции и Фредерик III в Дании.

Последний вполне осознанно позволил торгово-ростовщиче-
ским представителям потеснить родовую аристократию. Он
создал новые рыцарские ордена (Слона и Даннеброга), ввел
европейские титулы графа и барона, попутно сформировав
окружение, верное новым идеалам. Более скромные успехи
можно констатировать в Испании. Единственным достиже-
нием «христианских величеств» стало количественное огра-
ничение «рикос омбрес» (дословно — «верхушка дворянства»)
главами родов: Арагон, Гусман, Мендоса, Веласкес.

В Англии и Дании этот процесс шел медленнее. После вой-
ны Роз, сопровождавшейся целенаправленным истреблением
Йорков и Ланкастеров, английское пэрство пострадало, как
ни одно другое в континентальных странах. Ко времени Ген-
риха VII представителей старых аристократических фамилий
в парламенте осталось всего 29 человек. Перед короной встала
проблема укрепления столь необходимой опоры. Пэрство стало
пополняться из числа худородных провинциалов. Елизавета I
Тюдор довела их число до 61, Яков I Стюарт до 91. К началу
Английской буржуазной революции 1640 г. более половины
английского парламента были новыми людьми, носившими
старые фамилии. К концу XVII в. в предках лорда Тильнейско-
го и лорда Беринга значились суконщики, а в прадедах лорда
Лонсдейла — купец. Однако попытки расширить социальную
базу абсолютизма на английской почве дали прямо противо-
положный результат. За столетие периферийное дворянство
настолько обуржуазилось, что, привлекая к управлению этих
лиц, корона автоматически вводила во власть представите-
лей Нового времени. Так, за лордом Конвей скрывался клан
оптовиков Шортеров, за герцогом Бьюфордом — суконных
магнатов Чайльдов.

Датская аристократия традиционно представляла собой
крайне малочисленную узко корпоративную группу. Вес благо-
родного сословия не превышал 0,2% от общего числа жителей.
Законодательно запретив пополнение второго сословия за счет
высшего чиновничества и городской элиты, датское дворянство
настолько ослабило собственные позиции в государстве, что
по существу собственными руками спровоцировало монархи-
ческий переворот.

Несмотря на свою большую политическую значимость,
созданные государственные советы оказались в администра-
тивном плане слишком малоэффективными перед лицом
грандиозности поставленных задач. Поэтому в дальнейшем
система советов подверглась реорганизации. Из специальных
секторов советов формировались отделы (канцелярии) с соб-
ственным штатом секретарей и клерков. Во Франции, начиная
с 1547 г., на основе небольших бюро, развивалась система ми-
нистерств (военное, иностранных дел, двора, флота), в которых
служили наемные чиновники. Среди таких органов, особенно
со второй половины XVI в., важнейшим становится финан-
совое ведомство во главе с интендантом. Интендант считался
королевским комиссаром и мог быть в любой момент уволен.
Однако господство во Франции ростовщической кредитной
системы позволяло занять пост интенданта только очень со-
стоятельному человеку, что в известной степени сохраняло
ему свободу воли. В дальнейшем во Франции была построена
целая система интендантств — специальных агентств короны
при губернаторских советах в провинциях учреждены долж-
ности интендантов юстиции, финансов и полиции.

Со второй четверти XVII в. Швеции и Дании оформляется
коллежская система, до середины XIX в. ставшая эталоном для
многих европейских стран. Камер-, берг-, статс-, мануфактур-,
армии и флота, иностранных дел коллегии за столетие создали
стройную систему управленческого аппарата, охватившую все
сферы деятельности государства. Фогты, бургомистры были
выведены из-под сеньориальной юрисдикции, подчинены ко-
ролевским губернаторам. Они составили слой провинциальной
администрации, получавший твердое жалование от короля.

Любопытная деталь — там, где прослеживалась неспособ-
ность выйти из кризиса собственными силами, или ощущалось
активное сопротивление приверженцев старого порядка, коро-
на не стеснялась приглашать специалистов со стороны. Заслуга
в проведении первых мероприятий в Швеции в конце 30-х гг.
XVI в. принадлежит известному немецкому юристу Конраду
фон Пюхю. Ранние реформы суда и ленного института в Дании
связаны с именами немецкого профессора А. Карлштада и
голландки Сигбрит Виллумсен. В дальнейшем в качестве из-
вестных реформаторов выступали во Франции — шотландец
Лоу, в Испании — ирландец О'Рейли, в Дании — швейцарец
Э. Ревердиль и французский граф К. де Сен-Жермен. Будучи
иностранцами, все они не имели социальных корней и соответ-
ственно были не только активными, но и преданными слугами
в проведении монаршей воли.

Обратной стороной процесса формирования королевской
бюрократии, стало неуклонное ущемление старых сословно-
представительных институтов, как на государственном, так и
на провинциальном уровне. Перестают собираться всесослов-
ные национальные собрания, проводившие свои заседания в
присутствии короля. В 1615 г. закрылись Генеральные штаты
во Франции, в 1652 г. — Большой ландтаг в Бранденбурге,
с 30-х гг. XVI в. в Дании перестают созываться херредаги.
Постепенно перестают испытывать нужду в постоянном при-
сутствии кортесов испанские короли. С 1490 г. кортесы еще
собирались 1-2 раза в год, а впоследствии — только в случае
крупных политических кризисов. Даже в Англии, где суще-
ствование Парламента освящалось традицией, появляются
периоды беспарламентного правления короны. На местах от-
меняются общие сельские тинги и городские советы.

Реформы затронули основы местной власти — провинци-
альные парламенты. Задачи этих структур заключались в
вотировании налогов, в осуществлении судебных функций,
обеспечении безопасности территории. Большая часть пре-
рогатив (сбор ополчения и охрана границ, муниципальное
законодательство) ко второй половине XVI в. в значительной
степени превратилась в фикцию. С другой стороны, осу-
ществляя непосредственный контакт с податным сословием,
т. е. отвечая перед короной за сбор налогов, при сохранении
судебной юрисдикции за сеньорами — членами этих самых
парламентов, провинциальные органы оказались способными
к адаптации. В Испании до 1707 г. провинциальные кортесы
управляли самими же созданными внутренними таможнями
(около 200), а милицию и коммунальные службы контролиро-
вали вплоть до революции 1813 г. В Австрии, сословные ланд-
таги просуществовали до 1788 г. Реформа представительных
органов в Швеции явила собой пример компромисса. Запретив
в 20-х гг. XVII в. земельные ригсдаги и передав их функции
наместникам — губернаторам, монархия узаконила существо-
вание общенационального четырехсословного ригсдага.

Падение престижа и значимости провинциальных органов
проходило на фоне создания нового административного деле-
ния государств. Появляются территориальные округа, во главе
которых стоят назначаемые королем чиновники: губернаторы,
бургомистры, фогты, коррехидоры (главы муниципалитетов).
Переход от ополчения к профессиональной регулярной армии
привел к появлению военных округов. Наместники короны
отвечали за ход рекрутских наборов и формирование террито-
риальных полков. Первым реформы провел шведский король
Густав П Адольф, и его опыт в дальнейшем использовали
многие монархи: датский— Фредерик IV (1701), Фридрих-
Вильгельм I в Пруссии (кантональный регламент 1733 г.)
австрийский — Иосиф II (1782 и 1785).

Столь масштабное государственно-административное
строительство потребовало значительных затрат. Обеспечить
материальное благополучие и создать финансовый резерв для
проведения реформ стало насущной проблемой для всех ран-
них форм абсолютизма. Решить подобную задачу можно было
двумя способами: совершенствуя налоговую систему страны и
укрепляя ряды податного сословия.

Самым распространенным методом, призванным улучшить
материальное положение короля, с одной стороны, и обеспе-
чить расширение социальной опоры абсолютизма, с другой,
стала организация под протекторатом короны различного
рода торговых предприятий. Помимо чисто меркантильных
интересов, подобные компании способствовали упорядочению
всей хозяйственной жизни страны в интересах самого монарха.
Первый опыт организации монопольной торговой компании
был проведен датским королем Кристианом II. В 1520 г. пред-
полагалось создать на основе монопольного патента Общескан-
динавское купеческое общество со стапельным правом. В усло-
виях королевского контроля над сбором Зундской пошлины,
взимавшейся за пользование северными морскими проливами,
и ластовыми сборами, осуществлявшимися чиновниками в
Копенгагене, появление монополиста на внутреннем рынке
позволяло бы существенно пополнить казну. Однако первой
жизнеспособной компанией стала не датская, а английская
Московская компания, организованная в 1554 г. В дальней-
шем на аналогичных принципах были учреждены Балтийская
(1579), Левантийская (1581) и Ост-Индская (1600) компании.
Монопольные компании было гораздо легче контролировать.
На них можно было возложить ответственность за организа-
цию и охрану грузов в пути и на складах. Учитывая высокую
доходность таких торговых предприятий, в частности в начале
XVII в. доходы Московской компании достигали 90, а Ост-Инд-
ской 500% на вложенный капитал, корона, присваивая часть
прибыли в виде налогов и продавая патенты на монопольное
ведение дел, получила необходимые средства для собственных
нужд. В дальнейшем по схожему пути прошли почти все мо-
нархи Европы. В 1666 и 1670 гг. появляются Вест-Индская и
Ост-Индская датская, в 1664 г. Ост-Индская и Вест-Индские
французские компании. В XVIII в., в связи с освоением новых
территорий, созданы различные «азиатские», «африканские»
и прочие фирмы, главными принципами существования ко-
торых, оставались государственный протекционизм и моно-
польный патент. Иным путем пошли испанские императоры,
открыв для заокеанской торговли девять портовых городов и
взяв под контроль королевской казны доходы от эксплуатации
колоний.

Другим направлением государственного протекционизма
стали промышленность и ремесла. Самый грандиозный евро-
пейский проект связан с именем Жанна Батиста Кольбера, но
и прочие европейские монархи использовали схожие схемы.
Создание королевских мануфактур, ограничение цеховых ре-
гламентов, запретительная импортная и льготная экспортная
политика. Оказывая протекционистские услуги, абсолютизм
помимо материальных выгод, увеличивал таким способом за-
щиту государственных интересов на мировой арене. Опираясь
на государство, национальный капитал стал активнее участво-
вать в колониальном освоении мира.

Заработанные средства с помощью протекционистской по-
литики стали базой для реструктуризации финансово-банков-
ской системы. При поддержке короны открываются частные
(Гамбургский в 1619 г., «Ассигнационный, Вексельный и
Заемный банк» в Дании в 1736 г.), затем государственные и
акционерные банки. В 1668 г. в Швеции появился старейший
в Европе национальный банк. В дальнейшем аналогичные
институты были созданы в других государствах (Берлин-
ский — в 1765 г., Банк Дании и Норвегии — в 1791 г.). Эти
структуры стали серьезным инструментом международной и
внутренней политики абсолютизма.

Там, где элементы средневековья оказались наиболее живу-
чи, будь то в духовной, или экономической жизни, монархия
не редко попадала в финансовую зависимость от иностранцев.
В Испании, где сохранялся религиозный запрет на ростовщиче-
ство, к 1601 г. не осталось ни одного национального кредитного
учреждения. До 1557 г. династия ходила в должниках у ауг-
сбургских Фуггеров, до 1627 г. — у генуэзцев, затем у голланд-
цев и англичан. В схожем положении находились Стюарты
(Английский банк возник в 1694 г.), французские Бурбоны и
австрийские Габсбурги. Получая внешние, в основном через
Амстердамский банк, кредиты, монархия была вынуждена
уступать взамен политические инициативы, государственные
территории, или национальные сокровища. Так, Генриетта
Мария Английская и Максимилиан Баварский, закладывали
коронные драгоценности, Карл II — остров Силли.

Реформировать налоговую систему оказалось не в пример
сложнее. Для достижения цели надо было решить традици-
онную дилемму: как перенаправить налоговые потоки из
карманов феодала в государственную казну, и не уничтожить
дворянство как класс. Традиционная независимость сеньора
основывалась на праве собирать налоги и корректировать их
нормы. Лишая дворянство этого права, монарх неизбежно втя-
гивался в пересмотр всей системы сеньориальной юрисдикции.
При отсутствии единых правовых традиций на территориях
новообразованных государств, решить вопрос унификации
суда, права, налогового кодекса и прочих юридических основ
представлялось делом невероятным. Дело в том, что на зна-
чительной части Европы еще сохранялись общинные нормы
юрисдикции: гуфное право — в Германии, кутюмное — во
Франции, ландслаг — в Швеции, зеландское — в Дании. На
юге Франции и Германии сохранились элементы римского
права. Поэтому реформы суда и налоговой системы в Европе
взаимосвязаны.

Простейшим выходом из создавшейся ситуации было на-
значение королевских чиновников, ответственных за каждую
провинцию или графство. Однако во Франции, при наличии
дворянства мантии, устоявшейся системе откупов, появление
королевских чиновников не реформировало, а дублировало
систему, увеличив бюрократию и не улучшив механизм.
Налоговое бремя возросло, а пополнение казны осталось на
прежнем уровне. Назначение герцогом Ришелье финансовых
интендантов в провинции, с последующим правом устанав-
ливать размер налогов, запоздало. XVI век для французского
королевства оказался тяжелым. Не успели восстановить раз-
рушенное в ходе Итальянских войн (1494-1559) хозяйство,
как в 1572 г. разразилась почти тридцатилетняя религиозная
война, расколовшая страну на два лагеря. В таких условиях
королевская власть была вынуждена пойти по традиционному
пути. Так возникли «Компания пяти больших откупов», отве-
чавшая за таможенные сборы (1598), «Компания большой га-
бели» (1598), «Компания эда» (1604). Другие налоги собирали
более мелкие компании или субкомпании провинций. Каждая
такая компания имела разветвленную систему налоговых ин-
спекторов, сборщиков и конторских служащих. Единственное,
что в тот период удалось королевской власти, — узаконить
талью, эд, габель в качестве прямых государственных сборов.
Такое признание урезало права провинциальных представи-
тельств, ранее занимавшиеся их вотированием. Засилье офисье
в управлении государством сделали невозможным дальнейшее
переустройство. Закономерно, что предложения Кольбера о
кодификации земельных угодий и стандартизации налогов
не прошли. Поэтому в дальнейшем вся политика монархии
свелась к попыткам адаптировать существующую налоговую
систему к новым условиям и потребностям государства.

Более серьезный подход продемонстрировали в Дании. Здесь
провели реформу всей ленной системы. О степени сопротив-
ления королевским инициативам можно судить по событиям
1521 г., когда гофмейстер Кристиана IIМ. Гойе, проверяя счета
ленсманов, брал с собой в сопровождение палача. Расширяется
Камера, — так ранее назывался главный финансовый орган.
В ее составе были выделены два отделения. Первое — камера
доходов, ведавшая сбором налогов и расходами. Вторая —
счетная палата, контролировавшая финансовые ведомости
местных чиновников — фогтов, которые стали назначаться
королем. Во главе Камеры был поставлен камеральный совет
(казначейский совет), первоначально состоящий из 3 человек.
Страна подверглись новому административно-финансовому
делению. Вместо средневековых ленов вводится амт во главе
с чиновником из центра. Вершиной налоговой реформы стал
введенный в 1688 г. единый земельный кадастр. Аналогичный
способ решения вопроса был выработан в Швеции.

Третий вариант решения проблемы предложил Фридрих-
Вильгельм — курфюрст Бранденбургский. С 1660 г. в кур-
фюршестве создается система комиссаров — штейератов,
отвечавших за сбор налогов и акцизов. Но подчинены они
были не гражданскому чиновнику, а генерал-кригскомиссару.
Опираясь на мощь военной машины, корона за два десятка
лет укрепила свое право, лишив провинциальные ландтаги
возможности влиять на сбор налогов.

Разрушение основ экономической зависимости податного
сословия от сеньоров привело к кодификации всей системы
юридическо-правовых норм. В 1683 г. в Дании появляется еди-
ный свод законов. Верховная судебная власть переходит в руки
королевского суда. В Швеции единое общешведское уложение,
вместо городского закона и ландслага, было разработано еще в
1686 г. королем-реформатором Карлом XI, но удалось утвердить
его только после окончания Северной войны. Свод, состоящий
из 9 частей, увидел свет в 1734 г. Он включал уголовный, граж-
данский, процессуальный и прочие кодексы. Наиболее долгий
срок унификации законодательной базы прошли монархии в
Польше, Австрии и Франции. В первой — из-за господства
дворянской олигархии и самовластия провинциальных собра-
ний. Польская конституция была выработана только накануне
очередного раздела, в 1791г. В Австрии— из-за сохраняв-
шихся национальных парламентов — общегосударственные
гражданский и уголовный кодексы появились в 1786 и 1787 гг.
Во Франции гражданский и уголовный кодексы были созданы
еще во второй половине XYII в.

Таким образом, в процессе эволюции государственных
институтов и формирования абсолютистских режимов про-
слеживаются две основные тенденции. Во-первых, укрепление
центральных органов власти с опорой на дворянство и буржу-
азию, при параллельном ущемлении прав представительных
органов средневековья (парламентов). Во-вторых, подавление
всеми доступными средствами сепаратистских тенденций
аристократии и клира. Такое единство представителей бур-
жуа и дворянства было возможным до определенной степени.
Усиление первых привело к появлению так называемого про-
свещенного абсолютизма.

Являясь ответом на кризисные симптомы, такой абсолю-
тизм не имеет ярко выраженных хронологических и терри-
ториальных параллелей. Как правило, проводить реформы
новые правительства вынуждала необходимость консолидации
внутренних ресурсов перед лицом угрозы национальному
суверенитету и целостности страны. Характерное для средне-
вековой Европы и Европы Нового времени представление о ле-
гитимности существования правительств базировалось на двух
незыблемых основаниях: преемственности монархического
строя и признании Божественного закона (соблюдение госу-
дарственной религии). Не случайно, что многие «конституции»
абсолютистских режимов подчеркивали обязанность короны
соблюдать устоявшиеся правовые нормы, при относительной
свободе в остальных сферах деятельности. XVIII век, с этой
стороны, стал периодом наибольшего испытания традицион-
ных порядков и мировоззрения.

Династические проблемы в Испании и Австрии вылились в
международные войны за испанское наследство (1701-1714)
и австрийское наследство (1740-1748). Перед шведским аб-
солютизмом задача реформ вытекала из необходимости лик-
видации последствий «Эры свобод» (1720-1772), приведшей
к власти дворянско-олигархический блок. Элементы просве-
щенной монархии можно обнаружить в Пруссии, Франции,
Дании.

Стремление ликвидировать промышленное отставание,
в условиях развития капиталистических отношений в Европе,
при относительной слабости национальных экономик, вынуж-
дал монархов идти на широкое допущение предприниматель-
ской инициативы, на участие буржуазных элементов в управ-
лении государством. Разрабатываются программы финансовой
поддержки предприятий, в Восточной и Центральной Европе
распространяется практика найма иностранных специали-
стов на современные мануфактуры и фабрики. В Австрии и
Пруссии принимаются, так называемые, урбариальные зако-
ны, положившие начало ликвидации крепостного состояния
крестьянства. В Швеции реформа 1783 г. завершила правовое
оформление крестьянской частной собственности. Вместе с тем
реформы были принуждены укрепить монархические устои.
Другими словами, это была попытка приспособить элементы
индустриального общества к уже существующим системам
государственного управления.

Объективным обстоятельством эволюции абсолютизма стало
распространение научных знаний и реальное падение престижа
церковных институтов. Начиная с 1715 г., и особенно после
1750 г., европейское общество обогатилось трудами француз-
ских просветителей. Период охарактеризовался появлением
трудов Руссо и Монтескье, Дидро и Д'Аламбера, Гельвеция и
Вольтера. В германских и австрийских землях разрабатыва-
ются труды по экономике и праву. Публикуются английские
трактаты по сельскому хозяйству В. Маршалла и А. Юнга. На-
ступил поистине «век просвещения». Призыв просветителей
«дерзай познать» стал нормой поведения и мышления в обще-
стве. Это стало возможным благодаря расцвету книжного дела.
Так, просветитель Анж Гуд ар отмечал тенденцию увеличения
книгоиздания на французском языке. По его сведениям, в Ам-
стердаме насчитывалось таких издательств — 40, в Гааге — 20,
Антверпене — 4, Базеле — 16, Лондоне — 36, Женеве — 6,
Лозанне — 16, Базеле — 12, Милане — 5 и в Венеции — 40,
и это, не считая изданий на национальных языках. Появля-
ются частные и общественные библиотеки, доступные для всех
слоев общества. В 1774 г. обороты книгоиздателей Парижа,
по данным синдикальной камеры печати, составили 45 млн
ливров, вчетверо больше, чем обороты лондонских печатни-
ков. И это не случайно, дух коммерции и наживы, царивший
в английском обществе не оставлял места для занятий «убы-
точным» делом.

Потребности дорожного строительства, мануфактурно-
го производства, флота, заставили открывать все большее
количество школ, как общих, так и специализированных.
Во Франции в 1698 г. был издан указ об открытии началь-
ных школ и обязательном бесплатном образовании детей до
14 лет. На родителей, запрещавших обучаться своим детям,
распространялся штраф. Аналогичная мера принята в 1717 г.
прусским монархом. В австрийской народной школе Иосиф II
ввел обязательное 7-летнее образование и двойной налог на
родителей, не пускавших детей в школу. Увеличивается
количество высших учебных заведений как инженерных,
так и гуманитарных. Расширяется состав прогрессивной
профессуры. На кафедры приходят последователи Готфрида
Лейбница и Христиана Вольфа: Свитен, Риггер, Мартини, Эй-
бель, Снеедорф. В качестве обязательных дисциплин вводятся
история, естественное и государственное право, родной язык.
В 1752 г. декан кафедры «немецкого красноречия» Венского
университета Иоганн Валентин составил грамматику немец-
кого языка (примечательно, что прусский и австрийский двор
говорили только на французском языке, а датский двор — на
немецком).

Распространение гуманитарных основ в обществе сопро-
вождается широкой социальной программой. Вольтер стал
инициатором либерализации уголовного законодательства.
В Дании, Австрии и землях империи по его просьбе отменены
пытки заключенных и жестокие формы смертной казни. В ка-
честве воспитательной меры применяется полезный труд: при
тюрьмах, особенно женских, создаются пошивочные мастер-
ские, вводятся трудовые и гражданские кодексы, ограничива-
ющие продолжительность рабочего дня, особенно для детей.
Распространяется практика оказания врачебных услуг для
работников мануфактур. Даже в копенгагенских публичных
домах вводится обязательный медицинский осмотр. В семей-
ных отношениях появляется брачный контракт, призванный
законодательно защитить самую бесправную категорию пре-
дыдущего периода — бастардов.

Парадоксально, но в то время как континентальные монар-
хии проводили гуманитарные преобразования, основанные
на эмансипации личности, в самой передовой стране Евро-
пы — Англии, продолжали существовать худшие формы экс-
плуатации человека. На 142 фабриках было занято в 1788 г.
35 тысяч детей в возрасте от 4-х лет (для сравнения: 26 тысяч
мужчин и 31 тысяча женщин). Француз, герцог де Ларошфуко
Лианкур, совершивший поездку по английским текстильным
предприятиям, был возмущен формой организации детского
труда: партии, работавшие по 12 часов, по очереди сменяли
друг друга у станков и в койках. На шотландских рудниках
сохранилась практика продажи рабочих вместе с копями.
Проект закона 1792 г., предложенный королем Георгом III,
о взимании штрафов за жестокое обращение с детьми на про-
изводстве, так и остался на бумаге.

Реформы «просвещенного абсолютизма» были во многом
взаимосвязаны с крушением религиозного догматизма. Бла-
годаря государственной власти, реформационные процессы
получили дополнительный стимул. Пионерами антицерковной
политики выступили германские клирики. Николас Хонтгейм,
служивший заместителем трирского архиепископа, в книге
«Настоящее состояние церкви и законная власть римского
понтифика», сформулировал новую доктрину, получившую
название регализм. Суть доктрины — преобладание светской
власти над церковью. В 1786 г. немецкие князья и церковные
иерархи развили существующую теорию, опубликовав «Тези-
сы Эмса». Корона воспользовалась сложившейся ситуацией.
Людовик XV во Франции закрыл 500 монастырей. Под давле-
нием власти белое духовенство во Франции в 1762-1763 гг.
запретило иезуитский орден. В Австрии Иосиф II подчинил
церковь государству, закрыл 700 мужских и 2000 женских
монастырей, конфисковав церковной собственности на 60 млн
флоринов. Запрещалась связь местных орденов со своими гене-
ралами, подача жалоб или прошений Папе, минуя королевские
инстанции. Такие же реформы провел его брат — тосканский
герцог Леопольд, и Венецианская республика. Борьба за при-
мат светского начала в государстве затронула даже самое
сердце католической реакции — Испанию. По настоянию пред-
седателя Кастильского совета графа Аранды, в 1767 г. орден
иезуитов также был запрещен, его имущество конфисковано,
а члены высланы из страны. Затем аналогичные действия по-
следовали в колониях.

Борьба против господства папской курии сочеталась в по-
литике «просвещенного абсолютизма» с распространением
веротерпимости. Начиная с 1685 г. в Пруссии, с 1726 г. в
Швеции, 1781 г. в Австрии представителям других конфессий
(кальвинистов, лютеран, униатов, православных, католиков)
разрешили открывать свои школы, строить свои кирхи или
церкви. Даже иудеям — сторонникам самой презираемой в
средневековой Европе религии, разрешили строить синагоги
и получать образование.

Специфика европейских абсолютных монархий

Несмотря на универсальность процесса становления абсо-
лютных монархий, в границах европейского общества можно
выделить ряд вариантов такого государственного строитель-
ства. Условно их можно разделить на северо-западный, юго-
западный (средиземноморский), скандинавский, центрально-
европейский и восточно-европейский абсолютизм.

Под северо-западным вариантом абсолютной монархии
традиционно понимают государственный строй, возникший
в дореволюционной Англии и во Франции XVII в.

На путь формирования абсолютной монархии Франция вста-
ла раньше остальных европейских стран. Уже в середине XV в.
корона получила право собирать экстраординарные налоги
без согласия сословного представительства. Причиной этого
раннего начала стала Столетняя война, которая потребовала от
короны выступить в новом качестве — опоры национального
единства. Но именно поэтому у французских королей не было
аналогичного опыта соседних держав, и темпы складывания
абсолютизма оказались замедленными, опирающимися на
значительный авторитет и законодательство традиций. Так,
на первом этапе административные функции короны тесно
сочетались с другой важнейшей функцией любого сюзере-
на — судебной. До середины XVI в. глава судебного ведомства,
канцлер Франции, был одновременно и главой гражданской
администрации. Королевский совет был одновременно и судеб-
ным и административным органом. Он не переставал судить
даже после того, как из первоначального состава выделилась
специальная судебная палата — Парижский парламент, и по-
сле появления Большого Совета в XV в. Аналогичная система
объединения судебных и фискальных функций действовала
и на местах.

В XVI в. распространилось повсеместно новое явление:
продажа не только финансовых должностей (продажа на от-
куп налоговых должностей — явление, характерное для всей
средневековой Европы), но и чисто судейских должностей.
Для короны это было выгодно по двум причинам. С одной
стороны, корона получала внутренний источник финансиро-
вания, с другой, вербовала чиновников для государственного
аппарата, не связанных со старейшими феодальными родами.
В 1604 г. собственность на должности была закреплена. Если
чиновник уплачивал «полетту» — специальный сбор, на-
званный в честь финансиста Поле, его должность становилась
наследственной. Появилась и особая категория — дворянство
мантии, представители которой занимали должности в раз-
личных магистратах, контролировавших в жизнь королевских
указов (парижский парламент и парламенты провинций, ба-
льяжные суды и элю). Вместе с тем, дворянство мантии нельзя
назвать подлинными чиновниками в современном понимании
этого слова. Для данной категории существует особый тер-
мин — «офисье». От современного чиновника «офисье» отли-
чало многое. Владение должностью, отсутствие необходимости
в выслуге лет и дисциплине позволяли ему не опасаться потери
своего места. Сместить «офисье» можно было, только выкупив
его патент. Такие случаи были единичны, и серьезно сокра-
тить штат этих чиновников корона не могла. Сложилась узко
корпоративная группа, фактически независимая от короны и
зачастую сильно ей мешающая.

Есть определенная закономерность в появлении столь
большого аппарата. Дело в том, что Франция оказалась на-
следницей разных типов права: римского, кутюмного и ло-
кального. Свести все это многообразие к единому правовому
пространству не представлялось возможным всем французским
законникам. Законодательство базировалось на т.н. больших
ордонансах: Орлеанском (1561), Блуасском (1579), кодексе
Марийяка (1629). Поскольку они составлялись по наказам Ге-
неральных штатов, то обладали большой эклектичностью. Для
унификации законодательства Людовиком XIV была создана
специальная комиссия, в результате деятельности которой
появился Гражданский ордонанс. 35 статей фиксировали все
королевские указы в качестве законов. Парламенты имели
однократное право, и то ограниченное по срокам, на подачу ре-
монстрации королю. В дополнение к Гражданскому ордонансу,
в 1670 г. появился Уголовный ордонанс, закрепивший при-
оритет королевских судов над сеньориальными и кутюмами и
обязательное юридическое образование для судей. Таким об-
разом, удалось создать единую надстройку, в процессуальном
вопросе подчиненную непосредственно королю. Но сократить
число бюрократов, а соответственно и сроки реализации госу-
дарственных программ, французская монархия оказалась не
в состоянии. По подсчетам современников, в сфере юстиции к
середине XVII в. насчитывалось 70 тысяч человек, не считая
30 тысяч юристов обслуживающих финансы.

Дополнительные трудности в укреплении центральной
власти возникали на почве экономической географии. В от-
личие от Англии, где к началу XVII в. Лондон превратился
в крупнейший торгово-экономический центр, на который
замыкались все (особенно хлебный) периферийные рынки и
каботажный транспорт, во Франции подобное единство отсут-
ствовало. В условиях тотального бездорожья транспортные
перевозки осуществлялись, прежде всего, по рекам (Луаре,
Сене). Поэтому основные производящие районы были сориен-
тированы не на административные центры, а на ближайшие
рынки. Например, парижане вели торговые операции с Гентом
и Брюсселем чаще, чем с Нормандией, а из южных партнеров
только с ближайшим Орлеаном. Бордо на 71% вел торговлю
с голландцами, а Лион — с генуэзцами. Не имея прочных
связей с центром, крупные города во Франции, и особенно их
финансовая и политическая элита, чувствовали себя в при-
вилегированном положении по отношению к правительству.
Особенно такой взгляд на действительность был характерен
для парижан.

Таким образом, в руках столичных и периферийных чи-
новников сосредоточилась огромная власть и финансовые воз-
можности, преодолеть которые не всегда было можно только
с помощью королевской воли. Беда Франции заключалась
как раз в том, что при всей многочисленности чиновничества,
уровень его компетенции оставался крайне низок. Одним из
самых последовательных противников разросшегося аппара-
та выступал Кольбер. В 1659 г. в докладной записке на имя
короля он с горечью отмечал, что из главнейших парижских
муниципалитетов можно привлечь на службу ограниченное
количество людей: 5-6 человек от парижского парламента,
3-4 — из Большого совета и 1-2 — из Палаты косвенных сбо-
ров, все прочие коррумпированы и ни на что не годны.

Кольбер считал, что все занятия подданных, насколько
это возможно, необходимо свести к полезной для государства
деятельности: сельскому хозяйству, торговле, службе в ар-
мии и флоте. И наоборот, по возможности запретить вредные
занятия: финансизм, юстицию и монашество. Эдикт 1661 г.
о сокращении чиновников финансового ведомства был при-
зван уменьшить число финансовой номенклатуры более чем
в 3 раза. Реформа 31 мая 1665 г. была призвана сократить
количество судейских должностей. С ноября 1661 г. вступи-
ла в действие Палата правосудия. Ее главной задачей было
наказание наиболее активных финансовых спекулянтов. За
период ее деятельности к ответственности привлекли более
400 человек. В 1666 г. была предпринята попытка подойти к
проблеме сокращения штатов с другой стороны. Специальная
комиссия начала программу по проверке дворянских титулов.
Интенданты, назначенные в провинции, получили право су-
дить как трибуналы последней инстанции. Однако результаты
оказались не столь впечатляющими. Только в Бретани число
таких дворян сократилось на 20%. Спустя три года Кольбер
признал эту попытку полностью провальной. Любопытно,
что почти в то же время и с тем же результатом закончилась
попытка законодательно ограничить процесс аноблирования
буржуазии в Испании. Запрет на получение дворянского досто-
инства и соответствующих иммунитетов (1611), спровоцировал
к 1664 г. неприкрытую спекуляцию титулом «дон» («на одну
жизнь», «на две жизни», «навечно»).

В Англии классический вариант абсолютизма сложился в
период правления Тюдоров. Король имел право распоряжаться
войсками, решать вопросы войны и мира, контролировал ин-
ституты церкви, суда и городских магистратур, администра-
тивные учреждения типа Звездной палаты, палаты феодаль-
ных сборов, опеки. С позиции властных полномочий король
держал в руках исполнительную, судебную и частично зако-
нодательную власть, а также отвечал за основные функции го-
сударства: внешнюю политику, торговлю и промышленность,
оборону государства. Однако на практике для абсолютизма
существовала потенциальная опасность в лице английского
Парламента. Созданный в средневековый период, как гарант
«традиционных английских вольностей», первоначально он не
отражал реальных настроений английского общества. Соци-
альная принадлежность депутатов нижней палаты варьирова-
лась от городского бюргерства до мелкопоместного дворянства.
Верхняя палата была более однородной, аккумулируя волю
аристократии и князей церкви.

Ситуация изменилась в связи с распространением рефор-
мационных учений. Стремясь обрести широкую социальную
поддержку, корона перевела Палату общин в Вестминстер, где
находился король и палата лордов. В 1529 г. представитель-
ный орган впервые получил практику постоянных заседаний.
«Реформационный» Парламент просуществовал семь лет.
Тогда же возросло число депутатов — с 296 до 462. При Ген-
рихе VIII в Парламенте появились депутаты из графств Уэльса
и Чешира. При Эдуарде VI таких провинциалов стало 35, при
Елизавете I — 62. Таким образом, парламент не только стал
более представительным, но и менее управляемым.

В 1559 г. спикер Томас Гергрейв впервые получил право
неприкосновенности для себя и депутатов Парламента на пе-
риод исполнения ими депутатских обязанностей, а также осво-
бождение от ответственности за действия или слова в стенах
Парламента. В XVII в. депутаты ограничили функции спикера
Палаты, являвшегося креатурой короны, и провели закон об
импичменте королевских министров. С 1621 по 1688 г. депута-
ты пользовались этим правом более 40 раз. В число опальных
министров в свое время попали лорд-канцлер Бэкон, наместник
Ирландии лорд Стаффорд, архиепископ Кентерберийский Лод
и другие лица, преданные лично королю и монархическому
государству. Естественно, что подлинной свободы слова не
существовало. В 1593 г. Елизавета I очертила ее параметры:
«не говорить кто что слышал, или что в голову взбрело, а при-
вилегия говорить «да» или «нет» ». Именно Елизавета I четко
обозначила пределы интересов короны: регулирование торгов-
ли, раздача монополий, дела церкви, вопросы наследования,
внешняя политика. Однако не были подвергнуты пересмотру
уже завоеванные парламентариями права, особенно в области
налогообложения. Эта прерогатива — утверждать налоги с
правом решающего голоса, была закреплена за Парламентом
еще Эдуардом III, и в XVII в. считалась одним из положений
общего права. При отсутствии писаной конституции, основным
источником английского права являлся прецедент — норма,
сформулированная судьями и изложенная в судебных решени-
ях. Таким образом, прерогативы Парламента стали юридиче-
ской основой для ограничения деятельности короля.

Стеснения в фискальной области серьезно подорвали воз-
можности абсолютизма в строительстве военной и админи-
стративной структуры государства. Вся королевская гвардия
насчитывала 200 человек, а королевский флот не превышал
50 судов. Чиновничество не оплачивалось, а рекрутировалось
из местных, далеко уже не зависимых от феодальных доходов
с сеньорий людей. Процесс распродажи королевского домена
(с 1550 по 1600 г. было продано угодий на сумму около 6,5 млн
фунтов ст.), сопровождавшийся огораживаниями, привел к
смене в каждом третьем маноре старых феодальных владельцев
новыми — джентри.

Возросшее на этой почве число имущественных тяжб по-
требовало дополнительных специалистов — правоведов общего
права. Появляется профессия барристера — адвоката, в корот-
кие сроки ставшей очень престижной и доходной. Они обуча-
лись в одном из четырех английских учебных заведений, что
фактически делало их замкнутой корпорацией. В дальнейшем
они занимали посты сержантов округов и графств, королевских
судей в Вестминстере (судьи общих тяжб, казначейства) и места
в королевской канцелярии. Из среды юристов вышли наиболее
активные сторонники законодательного ограничения абсолют-
ной власти: Эдвард Кок, Томас Эллистер, Томас Овербери.

Дополнительным источником для королевского беспокой-
ства стал пуританизм, совместивший кальвинистское учение
с ценностями зарождающейся буржуазии. Индепенденты и
пресвитериане в разных пропорциях в начале XVII в. объ-
единяли 27,5% торговой буржуазии, 22,2% джентри, 18,7%
духовенства, 78,1% бюргерства от общего числа верующих. Не
способность последних Стюартов разрешить конфликт Парла-
мента и короны привела к усилению влияния пуританизма в
обществе. Таким образом, к 1640 г. значительная часть Пар-
ламента Англии, королевских судов и администрации графств
стала носителем антиабсолютистских настроений. Революция,
свергнув Карла I, заложила основы для парламентского пути
развития государства.

До момента возникновения единого Испанского королев-
ства на Пиренейском полуострове существовало несколько
независимых друг от друга государств, имеющих не только
языковые (диалектные), культурные особенности, но и раз-
ные государственные традиции, а именно: Астурия, Леон и
Галисия, Кастилия — готские традиции (восточные); Наварра,
Арагон, Каталония — франкская традиция (западная). С 874 г.
в состав будущего королевства вошло графство Барселонское,
населенное басками. До 1640 г. частью страны считалось зави-
симое от Леона и Галисии королевство Португальское. В силу
исторически сложившейся традиции государство формирова-
лось в условиях ярко выраженного внутреннего сепаратизма,
некоторой самостоятельности в устройстве государственных
(судебных, законодательных, административных) институтов.
Этот сепаратизм не был изжит до конца XIX в.

Испания — одна из тех европейских стран, на которых
особенно губительно отразился внешнеполитический фактор.
Постоянные войны и конфликты в Европе, борьба с внешними
(алжирцы, мавры) и внутренними (мориски, мараны) против-
никами, колониальные захваты существенно изменили всю
систему социального и экономического развития Испании.
Войны Реконкисты воспитали широкие массы нароца в духе
политической активности и ответственности, способствовали
росту национального самосознания. На местном уровне соз-
давались органы самоуправления, в виде различных маги-
стратур зачастую не ограниченных никакими центральными
институтами, или законами. В силу слабой координации и
господства неэффективных средств связи между отдельными
частями страны, города присваивали себе различные привиле-
гии — «фуэрос». Параллельно аналогичными привилегиями
(иммунитетами) одаривалось дворянство, прежде всего, его
«лучшая часть».

До 1520 г. в Испании насчитывалось двадцать пять аристо-
кратических родов, главы которых именовались грандами:
герцог Гандиа, герцог Альба, герцог Медина-Сидониа и др.
В дальнейшем их число увеличилось. В процессе государ-
ственного строительства корона наделила их огромными при-
вилегиями. Их нельзя было сажать в тюрьму за долги, под-
вергать пыткам, нельзя было брать имущество в залог, если
они, конечно, не были должниками короля. Под стражей гранд
должен был содержаться в отдельной тюрьме. В зависимости от
типа сеньории они собирали в свою пользу дорожные и товар-
ные пошлины, пользовались даровым постоем и выморочным
имуществом, назначали судей, взимали штрафы и издавали
административные распоряжения. Наконец, они могли не
снимать шляпу в присутствии короля и называть его братом,
или родственником. Запреты касались ограниченного круга
вещей. Высший суд признавался только за королем. Нельзя
было освобождать от королевских налогов, противоречить
королевским законам и указам, отнимать вассалов у менее
сильных сеньоров и чеканить собственную монету. Вторые
сыновья — сегундос, составляли непривилегированное дво-
рянство — кабальеро и идальго, и до 1611 г. имели приставку
«дон». Не имея ни титула, ни земель и вынужденные нани-
маться на службу, они, тем не менее, обладали схожими, но в
меньшем объеме, привилегиями.

Существенным отличием аристократии Испании от второ-
го сословия других европейских стран была их фактическая
экономическая независимость от монарха. Такое положение
также развилось из «фуэрос». В XIV-XV вв. миграционное
скотоводство развивалось параллельно оседлому. Тогда же
сложилась общеиспанская система перегона стад. Летом овцы
паслись в горах старой Кастилии и Леона, зимой шли тремя
дорогами домой. 1329 г. вошел в историю Испании как начало
становления Месты (Братства), как привилегированного со-
общества. В том же году было запрещено перепахивать овечьи
дороги под посевы, а все скотоводы освобождены от дорожных
пошлин. До 1633 г. (закон о суммировании всех ранее достиг-
нутых преимуществ) члены Месты имели право порубки леса
по пути следования стада, использования общинных и частных
полей. Городским советам и сельским общинам с 1525 г. пред-
писывалось поить, кормить и предоставлять ночлег тем, кто
сопровождает стадо. Энтрегадор, т. е. тот, кто прокладывает
пути следования, имел право вмешиваться в дела местных су-
дей. В 1501 г. вступил в действие закон о владении, дававший
право члену Месты захватывать частные пастбища. Всего к
середине XVIII в. в стадах насчитывалось до 5 млн овец, из них
4 млн голов принадлежали грандам и церкви. Среди наиболее
крупных членов значились девять церковных корпораций,
маркиз де Вилья-Алегре, которому принадлежала вся область
Херес, Маркиз Веламазан и др. К 30-м гг. XVIII в., по данным
коррехидоров и алькальдов, общинные земли вследствие по-
добной практики исчезли в Испании окончательно. Все были
захвачены, а это 1/3 пахотных земель. В центре страны засе-
валась всего 1/6 часть угодий.

Открытие Нового Света укрепило имперские амбиции Ис-
пании и претензии на европейскую гегемонию. Отказавшись
от сеньориального ополчения, испанские монархи не стали
создавать регулярную национальную армию. Приток драго-
ценных металлов позволил пойти по пути привлечения наем-
ников — волонтеров из Германии, Италии. В 1560 г. налоги
давали 1600 тысяч дукатов, в 1598 г. — 4800 тысяч дукатов, из
которых до 70% были именно налогами с колоний. Но расходы
на поддержание великодержавной политики были фантасти-
ческими. В том же 1560 г. на финансирование производства и
торговли было потрачено 86 тысяч дукатов, а на содержание
армии в 19 раз больше. Позднее, по тому же принципу, на-
нимали бродяг и нищих для службы в пехоте, артиллерии и
кавалерии. Галерный испанский флот комплектовался за счет
местных тюрем. В 1666 г. главнокомандующий герцог Санлу-
кар говорил о таких солдатах, что они идут в армию за одеждой
и куском хлеба, и убегают прежде, чем попасть на фронт. Не
случайно некогда считавшаяся непобедимой испанская пехота
именно в середине XVII в. потеряла свое почетное звание.

С 1599 г. почти беспрерывно Испания участвовала во всех
европейских конфликтах. В результате военных неудач были
потеряны Руссильон, Артуа, Люксембург, Кремона, Ямайка,
Минданао, Молуккские острова. В1640 г. о сецессии объявила
Португалия, в 1714 г. англичанам уступлен Гибралтар. С 1598
по 1660 г. на военные авантюры было потрачено свыше 200 млн
дукатов. Таким образом, открытие Нового Света и активная
внешняя политика ввергли страну в полосу длительной стаг-
нации, превратив Испанию в своего рода «насос» по выкачи-
ванию денег. К 1700 г. золота было вывезено приблизительно
на 3 млрд 800 млн пиастров. Однако, когда в том же году умер
Карл II, его не на что было хоронить. Общий внешний долг к
этому периоду перевалил 300 млн. Приблизительно каждые
20 лет (1557, 1575, 1596, 1607, 1627, 1647) государство объ-
являло себя банкротом. За этот период без соответствующего
государственного финансирования пришли в упадок или по-
пали в руки иностранцев старейшие ремесла и финансы. На-
циональной торгово-промышленной буржуазии, которая могла
бы стать опорой абсолютизма, не возникло.

В результате Реконкисты церковь, как наиболее последо-
вательный защитник христиан, получила в Испании непре-
рекаемую поддержку и авторитет в глазах всех сословий.
Произошло укрепление религиозных орденов и институт
монашества. К концу XV в. церковь добилась в Испании се-
рьезной экономической и политической самостоятельности.
Совокупные доходы белого духовенства и епархий достигли в
год 4 млн дукатов, не считая земельных владений. С возник-
новением в 1478 г. новой инквизиции начался процесс сращи-
вания королевского аппарата с церковной структурой. Теологи
и священнослужители вошли в качестве оидоров (правоведов)
в государственный совет, легистов — в постоянные депутации
кортесов, арбитристов — в королевский финансовый совет.
Кроме того, Тридентский собор 1545-1563 гг. постановил все
предписания церкви считать обязательными государственны-
ми законами.

Вмешательство церкви во внутреннюю политику негативно
сказалось на экономическом развитии Испании. Гонения на
морисков и маранов, начавшиеся с 1501 г., привели к сокра-
щению численности населения с 10 млн человек до 6,5 млн.
Пришли в упадок многочисленные ремесла, которые только
за их счет развивались в Испании. Не пострадали от великого
исхода только крупнейшие гранды страны, скупив имущество
бежавших. Герцог Гандиа приобрел недвижимость в размере
четырех городских кварталов, где при желании можно было
поселить 60 000 душ, герцог Осуна на вырученные средства
приобрел собственную эскадру. Центральные области обезлю-
дили. Абсолютная монархия оказалась заложником аристокра-
тов — крупных земельных собственников и церкви.

Отличием скандинавского абсолютизма стала рано обозна-
чившаяся независимость монарха от высших сословий. Госу-
дарственная реформация, начавшаяся в 1520-х гг., привела к
конфискации в пользу короны земельных владений католи-
ческой церкви и угодий дворян, активно боровшихся с люте-
ранством. Периодические попытки со стороны «благородных»
расширить свои земельные владения и укрепить феодальные
права сурово пресекались королевскими постановлениями при
активном содействии со стороны бюргерства и городских маги-
стратур. В Швеции борьба с дворянской оппозицией, вылилась
на практике в известный «спор сословий» 1650 г.

По социальному составу Швеция и Дания были странами
феодальными, но здесь не существовало крепостничества,
а крестьяне в основном были государственными. После лик-
видации церковного землевладения выделяются три катего-
рии крестьян: частновладельческие (фрельсовые, фестеры),
коронные и свободные (скаттовые). Несмотря на постепенное
выравнивание юридического положения этих категорий, лич-
ная свобода крестьян долгое время оставалась неотъемлемым
атрибутом сословия (в Швеции она никогда полностью и не
исчезала).

Помимо прямых фискальных обязанностей в пользу госу-
дарства, на две последние категории крестьян распространя-
лась масса вспомогательных функций. На них возлагались
подводная повинность (перевозка чиновников и солдат, госу-
дарственных грузов); замковая повинность (работа по ремонту
и строительству государственных крепостей и зданий); вы-
плата ямских денег (на содержание подстав для королевских
курьеров); селитряная подать (на приобретение пороха для
королевской артиллерии) и др. Королевские регламентации
(в Швеции это «Четвертная» 1655 г. и «Большая» 1680 г.
редукции) обеспечили баланс собственности в стране. На крес-
тьян, дворян и корону приходилось по 1/3 всех пахотных уго-
дий. Тенденция сокращения крупных поместий с иммунными
правами сохранилось и в XVIII в. К 1760 г. доля владельцев
угодий с буржуазными корнями составляла 6,7%, дворянски-
ми — 4,9%, все остальные собственники — крестьяне.

В Дании распространение барщинно-фольварочного хозяй-
ства короне сдержать не удалось, но ленные реформы XVI в.,
закон 1688 г. (единый земельный кадастр) и военная реформа
1701 г. изменили характер земельной собственности. Помимо
короны и дворянства, 1/4 часть земель стала принадлежать
бюргерству. Бюргерское владение заложило основы формиро-
вания крупных фермерских хозяйств. Обратной стороной этого
процесса стало превращение бондов и фестеров (свободных
держателей и помещичьих крестьян) в хусманов и индерстер,
т. е. в поденщиков и батраков — сельских пролетариев. Окон-
чательно ликвидировать остатки крепостной зависимости уда-
лось только земельными регламентациями второй половины
XVIII в.

Положительную роль в ограничении феодальных отноше-
ний играли и некоторые правовые нормы: приходское само-
управление; система низовых уездных судов, где в качестве
судебных заседателей присутствовали крестьяне. В Швеции
дополнительной защитой крестьянских свобод стал четырех-
сословный риксдаг, куда входило зажиточное крестьянство с
правом голоса. По традиции крестьяне не имели право обсуж-
дать только вопросы внешней политики. На деле наличие пред-
ставительного органа не стало серьезным препятствием для
провозглашения наследственной монархии. В 1682 г. именно
по предложению риксдага сословия оставили за собой право
только совещательной инициативы, а в 1693 г. была провоз-
глашена «Декларация о суверенитете» — своего рода консти-
туция абсолютизма, где сословия провозглашали короля в силу
божественного права единственным самодержцем.

Третье серьезное отличие монархий скандинавского типа
вытекает из специфики образования новых классов. К моменту
торгово-промышленного бума, вызванного открытием Нового
Света, в Швеции промышленности как таковой не существо-
вало. Несмотря на богатые залежи меди и железа, лесных
запасов, способствовавших росту добычи древесного угля,
обилие горных рек, обеспечивавших предприятия дешевой
энергией, в старейшем металлургическом производстве было
занято не более 4% всего населения. С другой стороны, экстен-
сивное сельское хозяйство, небольшая плотность населения,
отсутствие элементарных денежных средств не позволили сло-
житься и укрепиться в городах цеховому строю, с присущими
ему регламентациями и ограничениями предпринимательской
инициативы. Городское ремесло сохранилось там, где требова-
лись квалифицированные специалисты: каменщики, ювелиры,
плотники. Поэтому здесь развиваются бруки — частные пред-
приятия. Государственные мануфактуры также строились на
рубеже XVI-XVII вв., но с 1619 г. государство стало передавать
их в аренду или продавать в частные руки. Новыми хозяевами
становились помещики, горожане.

События Тридцатилетней войны не только стимулировали
появление оружейных и пушечных мануфактур, но и рас-
ширили круг буржуазных владельцев за счет иностранных
предпринимателей. Среди наиболее ярких личностей значатся
выходец из южных Нидерландов Лодовейк де Геер, немцы Ра-
демахер и Кристофер Полхем. Именно благодаря переселенцам
в 1619 г. был основан Гетеборг, развились Йенчепинг, Каль-
мар, Стокгольм. Существенным отличием новых мануфактур
от аналогичных предприятий в Европе, было использование
вольнонаемного труда. Хотя попытки прикрепить рабочих к
определенным производствам и предпринимались владель-
цами, однако в таких случаях вмешивались специальные
королевские коллегии. Отличали шведские мануфактуры и
сравнительно приемлемые условия труда. Так рабочий день
был с 5 утра до 6 вечера, с 2-х часовым перерывом (на завтрак
и обед). Во многих европейских государствах подобная про-
должительность стала возможна только в XIX в.

Несколько иная картина наблюдается во владениях Ольден-
бургов. Датские буржуа развились на почве торгового капита-
ла. Договоры о нейтралитете с Алжиром, Тунисом, Турцией,
Марокко, не говоря о собственных колониях и торговых мис-
сиях в Вест-Индии, Ост-Индии и Африке, на фоне европейских
войн, позволили превратиться им в международного торгового
посредника. Поскольку подавляющее большинство морских
кампаний было сосредоточено в Копенгагене, то уже с первой
четверти XVI в. прослеживается сращивание крупнейших
капиталов с бюрократическим аппаратом королевства. Поста-
новление 1660 г. и «табель о рангах» 1671 г. (впервые в Европе)
закрепили за буржуазией право занимать любые государствен-
ные посты. Огромные финансовые возможности торгово-про-
мышленной буржуазии придали вес данному классу в поли-
тической жизни стран, позволили стать стабилизирующим
фактором абсолютизма. Таким образом, процесс становления
монархии в Швеции и Дании сопровождался, с одной стороны,
усилением абсолютистской тенденции в политическом оформ-
лении государства, а, с другой, — зарождением капиталисти-
ческих отношений в экономической жизни.

При всей совокупности различий, проявившихся в развитии
государственности и абсолютизма Польши, Австрии и Герма-
нии, наблюдается определенная схожесть условий возникно-
вения монархических режимов. Все эти государства в той или
иной степени испытывали серьезное внешнее давление в ходе
войн и международных конфликтов. В результате, огромный
вес во внутренних делах здесь приобретают дворянство и
армия, что, в свою очередь, ведет к милитаризации государ-
ственных институтов и всего абсолютистского строя в целом.
Немалую роль играл и многонациональный состав населения
центрально-европейского региона, где славяно-германское
противостояние выливалось в разнообразные сепаратистские
движения или национально-освободительные восстания.

Германский абсолютизм развивался в форме регионально-
го, или княжеского. Первым примером такого типа монархии
стала Бавария, где с 1612 г. перестает собираться местный
ландтаг. Во второй половине XVI в. процесс централизации
власти ускорился, и к концу XVII в. княжеский абсолютизм
сложился здесь не только как тип государственного устройства,
но и как целостная политическая концепция. Классическими
образцами княжеского абсолютизма считаются Бранденбург,
Бавария, Пфальц.

К началу Нового времени Германия представляла собой
пестрый и запутанный клубок больших и малых княжеств.
Из почти трех сотен субъектов часть имела статус имперских
земель, часть из них считалась самостоятельными государ-
ствами. 1470 владений было в руках у рыцарей в различной
юрисдикции. Помимо феодальных угодий в состав Священно-
римской империи входило 150 городов с разным статусом: им-
перских и вольных. Длительное существование этих владений
в рамках империи способствовало укреплению местного сепа-
ратизма. Габсбурги, занимавшие престол империи, начиная
с короля Альбрехта II, привнесли в германские земли новую
идею. Говоря словами Эрнандо де Асуна, «один монарх, одна
империя и один меч». Идея универсальной монархии, будучи
наднациональной, в принципе не способна была привести
страны Германии к объединению. Империя была призвана
предотвратить политический эгоизм и борьбу между отдель-
ными членами, поэтому малые княжества в тот период при-
нимали равное участие в делах. На практике это размывало
естественные границы и не позволяло оформиться единому
политико-административному и экономическому центру.

События XVI-XVII вв. еще более замедлили процесс на-
ционально-государственной консолидации. Религиозный
конфликт между католиками и протестантами быстро при-
обрел политический характер. Реформация становилась в
германских землях средством защиты местных свобод не
только от католической церкви, но и от имперских притяза-
ний Габсбургов. Попытки императора Карла V восстановить
вселенское католическое единство способствовали росту сепа-
ратизма в дворянской элите. О моральном облике властителей
в 1523 г. Лютер в трактате «О светской власти. В какой мере ей
следует повиноваться» писал: «Знай также, что с сотворения
мира мудрый князь — птица редкая, и еще более редок князь
благочестивый. Обыкновенно они либо величайшие глупцы,
либо крупнейшие злодеи на земле; всегда нужно ждать от них
наихудшего— редко чего-либо хорошего». Однако именно
князья, заинтересованные в укреплении собственных позиций,
оказались способными противостоять натиску контрреформа-
ции. Личные амбиции, в совокупности с действиями Карла V,
подтолкнули и католических и протестантских князей к союзу
против подобной политики. Воплощением идентичности пози-
ций католиков и протестантов стал Аугсбургский религиозный
мир (1555), закрепивший принцип «чья власть, того и вера».
Впоследствии, несмотря на решения Тридентского собора,
даже в католических княжествах церковные учреждения
оказались под властью территориальных князей.

Возрастанию роли князей способствовали многочислен-
ные военные конфликты. Не считая Тридцатилетней войны,
в период от Вестфальского мира 1648 г. до окончания Север-
ной войны в 1721 г., германские княжества с разной долей
участия были втянуты в десять крупномасштабных войн,
общая продолжительность которых составила 65 лет. Кроме
того, на ее территории разразились две крестьянские войны:
1625-1626 гг. — в Баварии и Верхней Австрии; в 1679 г. — в
Богемии. Общие демографические потери от Тридцатилетней
войны и связанных с нею эпидемий составили в Померании и
Мекленбурге не менее 40% населения. По обе стороны от ли-
нии Базель — Штеттин лежала 100 километровая полоса, где
каждая провинция потеряла по 60-70% обитателей. В таких
условиях росла внутренняя миграция, население тянулось
из деревни в город, под защиту стен. В итоге, если в 1623 г. в
Вюртемберге плотность населения составляла 43 человека на
квадратный километр (это приблизительная плотность для
всех княжеств), то в 1700 г. в Померании она составила 8,
Наймарке — 9, Восточной Пруссии -12 человек на квадратный
километр. Но несмотря на рост городов, доля буржуа в составе
населения оставалась минимальной.

Опорой местных монархов в таких условиях стало чиновни-
чество, сформировавшееся из высокообразованных юристов.
Преподаватели Галльского, Иенского, Хельмштедтского и
других университетов заняли посты советников князей по
правовым вопросам (Филипп фон Хемниц в Саксонии, Люд-
виг фон Зекендорф в Бранденбурге). Как знатоки междуна-
родного права они выполняли дипломатические поручения.
Профессура составила влиятельную группу так называемой
территориальной буржуазии, которая начала отделяться от
городской торгово-промышленной буржуазии уже в сере-
дине XVI в., поставив свое благосостояние в зависимость от
крепости княжеской власти. Их трудами была подготовлена
юридическая база княжеского абсолютизма, основанного на
естественном, а не римском праве. На рубеже XVI-XVII вв. в
университетах государственное право стало преподаваться как
самостоятельная дисциплина. Возникла теория «камерализ-
ма», т. е. меркантилизма на территориальном уровне. Сложи-
лась естественная патриархальная иерархия: Бог — земельный
господин — глава семьи. Она строилась на принципе защиты
одним человеком (князем) слабых индивидов.

Другой опорой абсолютизма стала армия, прежде всего офи-
церский корпус. Для мелкопоместных дворян, разорившихся
от многочисленных потрясений, служба в княжеской армии
стала единственным способом поправить свое благополучие.
Военная профессия открывала перед ними возможность за-
мещения государственных должностей, освобождения от фи-
скальных сборов, приобретения имущества. Милитаризация
юнкерства привела, в конечном счете, к формированию воен-
но-государственного союза дворянства и монархии. Безогово-
рочное подчинение дворян интересам князя компенсировалось
широкой программой государственной поддержки на местах.
К тому же последствием войн стало распространение наемни-
чества. Собственные войска сдавали герцог Брауншвейгский,
графы Ганау, Аншпах, Вальдек и другие. Доход казны на ме-
стах в общей сложности составил 33 млн талеров. После того,
как ландграф Гессенский во время войны американских ко-
лоний за независимость сдал Англии своих солдат, население
княжества сократилось на 8%.

До 1806 г. Габсбурги, стремясь сохранить видимость един-
ства империи, вынуждены были идти по пути редуцирования
центральной имперской власти. В 1658 г. Леопольд I даровал
право на самостоятельную политику курфюрстам. Высшими по
положению считались восемь курфюрстов. С 1692 г. появился
девятый — Ганноверский. Если на съездах курфюрстов ранее
проходили только выборы императоров и составлялись так
называемые избирательные капитуляции, разграничивавшие
компетенции курфюрстов и императора, то теперь они получи-
ли право решения всех вопросов общеимперского характера.
Кроме того, курфюрстам по наследству принадлежали и неко-
торые имперские должности. Деятельность сейма, созванного
в 1663 г., продолжалась до 1806 г., отчего он фактически ин-
ституировался в общегерманское государственное устройство.
Три курии: курфюрстов, князей и городов — решали вопросы
раздачи чинов (генеральских и высших судебных), опреде-
ляли монетные и таможенные регалии, имперские финансы.
С неуклонным падением влияния бюргерских депутатов вся
власть сосредоточилась в руках курфюрстов и 98 аристокра-
тов — 62 светских и 36 церковных. Так как по традиции сто-
лицей империи считалась Вена, а имперский сейм собирался в
Регенсбурге, имперский суд — в Ветцларе, то со временем все
текущие вопросы стали решаться на местах. В 1658 г. вторая
курия провела решение о запрете созыва местных ландтагов
и запрете жалоб в общегерманский Рейхстаг. Таким образом,
административное подчинение на местах полностью было пере-
ключено на региональных князей.

В итоге, на территории Германии сложился княжеский аб-
солютизм с наличием распыленных мелких самостоятельных
государств. В Вестфалии на территории в 1200 квадратных
миль располагалось 52 государства. Во Франконии на 484 ква-
дратных милях было 29 государств, аналогичная картина и
в Швабии. За редким исключением, каждое суверенное го-
сударство не превышало площадь в 8 квадратных миль, что,
впрочем, не мешало каждому суверену пользоваться всей
полнотой власти.

Австрийская держава развивалась как сложный симбиоз на-
родов, правовых и государственных традиций. С конца VIII в.
данная территория входила в орбиту франкских интересов,
с начала X в. — немецкой колонизаторской политики. Затем
путем покупки земель и сложной системы династических
браков в состав нового государственного образования вошли
районы со славянским, итальянским, французским и голланд-
ским населением. В итоге здесь появились соответствующие
традиции, юридические нормы и этнические особенности. На
внутреннем рынке отсутствовал метрический стандарт, суще-
ствовали разнообразные формы земельных отношений, имели
хождение различные денежные единицы: австрийские фунты
и шиллинги, голландские и венгерские гульдены, немецкие
талеры, зальцбургские дукаты. Перед австрийскими монар-
хами, таким образом, стояла почти неразрешимая задача:
унифицировать нормы права и государственные институты,
традиции, включая языковые.

Участие в различных военно-политических конфликтах,
возникших в результате династических или союзнических
обязательств, стало постоянным фактором развития австрий-
ской монархии. Прямым следствием подобной практики была
крайняя зависимость монарха от состояния казны, а точнее,
от ростовщиков и банкиров. Предоставленные кредиты корона
гасила раздачей государственных должностей, природными
ресурсами и ленными владениями. Представители банкирских
домов Фуггеров, Кохштеттеров, Вальзеров, Имхофов, Оппен-
хаймеров со временем превратились в мощную олигархическую
прослойку, ставшую серьезным сдерживающим фактором раз-
вития и капитализма, и абсолютной монархии. Обратной сторо-
ной процесса стало господство в промышленности и торговле не
национального капитала, а в основном немецкого (ганзейского).
Одна из первых собственно австрийских мануфактур по пере-
работке шерсти открылась в Линце только в 1672 г. В 1676 г.
году возникла первая частная табачная мануфактура в Энее,
в 1697 г. — фабрика по производству шелка в Вене. Еще мед-
леннее развивались окраины. Так в Словакии в 1825 г. значился
единственный мануфактурист словак, а в Венгрии и Трансиль-
вании национальной промышленной буржуазии не возникло.
Все это приводило к неравномерности экономического развития
отдельных частей страны, консервации феодальных отношений
в деревне и корпоративному строю в городах. В целом слабое
развитие новых социальных слоев усиливало влияние на абсо-
лютизм старых сословно-феодальных институтов.

Становление австрийского государства, как единого терри-
ториального образования, традиционно связывают с именем
эрцгерцога Максимилиана. Объединенные им земли и стали
называться собственно Австрией. Обладание потенциально
самыми большими экономическими и людскими ресурсами
Европы, объективно выдвигало австрийских монархов на роль

128
политического гегемона Европы. Вследствие этого возникала
некая двойственность государственного строительства. Оно
развивалось по пути укрепления наследственных владений
и по пути создания универсальной Священной Римской им-
перии. Отчасти склонность к универсализму объяснялась
слабостью национального, собственно австрийского, элемента
в политической элите страны. Самого Максимилиана вряд
ли можно назвать «чистокровным» австрийцем. Среди пяти
поколений его предков значатся 30 иностранцев, включая
итальянцев, французов, англичан, русских, португальцев,
немцев, литовцев и поляков.

Чтобы укрепить внутреннее единство государства, корона
была вынуждена либо германизировать окраины за счет пере-
дачи сеньорий австрийским и немецким дворянам, либо рас-
ширять привилегии местных землевладельцев. Круг льгот,
предоставленных монархом второму сословию, был довольно
широк. Оно было освобождено от уплаты налогов, несения обя-
зательной воинской службы, обладало правом личной непри-
косновенности, монополией на занятие высших должностей,
избирательным правом. До 1680 г. монархи не вмешивались во
взаимоотношения крестьян и помещиков. Города, находящи-
еся в ленных владениях, если они не считались имперскими,
попали в фактическую или юридическую зависимость от фео-
далов. На местах дворянство сохранило средневековые земские
институты: государственные собрания и комитаты в Венгрии
и Трансильвании, сабор в Хорватии, сейм в Чехии и Галиции.
Несовершенство центрального административного аппарата
привело к значительной самостоятельности и экономической
независимости аристократии: Кауницы, Коловраты, Ауэрспе-
ги, Турны — в Австрии и Чехии; Бет лен, Эстерхази, Телеки,
Банффи Каройи, Палффи — в Трансильвании и Венгрии (всего
в Австрии насчитывалось около 500 знатных родов). Посто-
янно укрепляя свои позиции, они тем самым препятствовали
этно-национальному и экономическому объединению страны.
Силезское, моравское, чешское, венгерское дворянство долгое
время сохраняло земские интересы.

Специфической стороной развития Габсбургской монархии
стало увеличение роли религиозных общин при относительной
самостоятельности последних от государственной власти. Такое
положение сложилось в результате активной миссионерской
деятельности церкви в союзе с королем. Укреплялись и создава-

5 А-353                                                                                                                                                                                      1 29

лись новые монастыри и другие центры католицизма. До первой
половины XVIII в. в этих землях насчитывалось 250 монасты-
рей, коллегий, резиденций различных католических орденов:
иезуитов, бенедиктинцев, не считая белого духовенства. Наи-
более мощным был орден иезуитов, имевший в австрийских
землях 26 коллегий, 25 семинарий, 13 резиденций, 12 ко-
миссий. Зачастую церкви на местах являлись единственным
источником культурных связей между населением. Однако до
середины XVIII в. австрийская католическая церковь не стала
по-настоящему государственной структурой. До 1690 г. курия
подчинялась непосредственно Ватикану. Первым ограничением
стал патент Леопольда I, обязавший все католическое духо-
венство выплачивать в казну часть податей. И только в период
просвещенного правления Марии Терезии и Иосифа II церковь
была поставлена под контроль государства.

С другой стороны, для защиты своих границ Габсбурги ис-
пользовали народы, пострадавшие от турецкого нашествия.
Из них формировались, так называемые, граничарские пол-
ки. Такими народами стали сербы, хорваты и влахи. В конце
XVII в. на юге Венгрии было поселено 200 тысяч человек во
главе со своим патриархом Арсением Черноевичем. Так воз-
никли Сербска Краина, Воеводина. Сербскому духовенству
были даны имперские привилегии на создание собственных
школ, церквей и монастырей. Православному клиру были
пожалованы земельные владения, предоставлен ряд льгот в
налоговом обложении. Там, где не удавалось консолидировать
местное население вокруг католического клира, определенную
поддержку государства получали протестанты. Так, в Венгрии
и Трансильвании обосновались кальвинисты и лютеране. Для
контроля и руководства этими приходами было создано специ-
альное государственное учреждение — консистория. Наличие
многих конфессий в католическом, по существу, государстве
стало реальностью. Корона сознательно пошла на законодатель-
ное оформление льгот, включая религиозные свободы. Лишив
себя важных инструментов усиления власти — налогов и иде-
ологии, Габсбурги закрепили средневековые магистратуры и
административный аппарат. Структура общества в австрийской
монархии юридически сохранила сословный характер с сопут-
ствующим ей партикуляризмом вплоть до революции 1848 г.

С XVI в. в Восточной Европе складывается модель так на-
зываемой шляхетской демократии. Польша — не единствен-
ная страна, где существовали предпосылки для появления
государства такого типа. В начале XVI в. схожая ситуация
складывалась в Чехии, Венгрии, Валашских княякествах,
Саксонии и даже Бранденбурге. Главная проблема Шолыпи
вращалась вокруг централизации. Однако здесь существова-
ло два уровня противостояния. Первый — между Шольшей
и национальными меньшинствами: литовцами, белорусами
и украинцами. Второй, как и у любого другого еврошейского
абсолютистского режима, — между государственной влпастью и
произволом вельмож. Одной из главных причин верховенства
олигархических группировок над монархией стал спещифиче-
ский процесс социальных преобразований.

Из-за господства ганзейских купцов в патрициате польских
городов, собственного польского бюргерства не возниисает. От-
личаясь языком, культурой и обычаями, защищая,, прежде
всего, интересы своего союза, а не польского государства, эта
категория самоустранилась от политической жизни страны.
Этим воспользовалось дворянство, запретив приобретать в
городское или частное владение фольварки и близлежащие
деревни. Тем самым была закреплена исключительно»цеховая
организация в городе и пресечена возможность развштия ма-
нуфактурного производства за его стенами. Наконец, ;в 1496 г.
магнаты и шляхта получили монопольное право на производ-
ство и продажу основных статей польского экспорта — хлеба
и спиртных напитков, одновременно освободившись^ от всех
видов таможенных сборов. Таким образом создалась силь-
нейшая внутренняя конкуренция, приведшая в конечном
итоге к упадку городов Великой Польши. Если через; Гданьск
в начале XVII в. только хлеба вывозили до 100 тысжч ласт в
год (200 тысяч т), то к концу века эта статья не преевышала
нескольких т.

Экономические и политические привилегии способсствовали
росту удельного веса шляхтичей в социальной структуре обще-
ства. В XVIII в. шляхтичей насчитывалось уже до 8-1—10% от
общего числа граждан. При всех внутренних экономшческих
и политических разногласиях шляхта обладала яркигм сослов-
ным самосознанием. Ян Длугош, Матвей Маховский,, Бернард
Вановский, Мартин Вельский, Матвей Стрыйковский: и другие
мыслители заложили основы особой шляхетской идеологии,
основанной на мифе сартитизма (представлении о саршатском
происхождении польских дворян). Шляхта пропошедовала
этническую и религиозную ксенофобию, культ «шляхетских
вольностей», ретроградность в быту и поведении, представля-
емую как «благородный образ жизни».

Господство дворянства при разорении бюргерства поставило
Польшу на путь затяжного экономического кризиса. Одним из
его проявлений стало усиление феодального гнета. Первыми
пошли по этому пути монастыри. Во второй половине XV в. Се-
цеховский монастырь перевел на фольварочную систему 8 из
24 деревень, Звежинецкий — 8 из 33, Тынцевский — 28 из
74 и Краковское епископство — 49 из 225. В 1518 г. сеймик
Вилюньской земли предписал крестьянам один день в неделю
отрабатывать барщину. Торуньский и Быдгощский сейм 1519-
1520 гг. распространили подобную практику — еженедельную
барщину на все земли королевства — дворянские, коронные,
монастырские. С 1543 г. свободный переход крестьян — кметов
стал совсем невозможен.

При последних Ягеллонах возможности короны не отлича-
лись от схожих прав других монархов Европы. Смерть короля,
не оставившего наследника мужского пола, стала началом
деградации королевских прерогатив. В то время как для лю-
бой монархии преемственность является главным критерием
легитимности власти, новый король был избран. Чтобы обрести
опору, Сигизмунд Август был вынужден искать союзников
в группировках. Обычно в странах Западной Европы опорой
короля была родовитая знать, зачастую родственники, что
позволяло использовать ресурсы страны в династических
интересах. Сигизмунд сделал ставку на самую богатую часть
общества. В совокупном исчислении это были не магнаты,
а среднепоместная шляхта. Но именно она стала носителем
идеи «экзекуции прав» короны.

Следующий кризис власти совпал с Реформацией. Сигиз-
мунд III, чтобы не допускать возможного религиозного раскола,
наделил шляхту новыми льготами. Очередной король был
французским принцем. Генрих Валуа обязался предоставить
максимальные льготы всем лицам, его поддержавшим. Так
родились «Генриховы артикулы». В этих условиях шляхте
удалось суммировать свои права и вольности, закрепив их
законодательно. Ограничив сферу власти короны, шляхта из
своего общегосударственного представительства — сейма, соз-
дала главный законодательный орган контролирующий короля.
Шляхта вывела из-под контроля государства суды, создав, как
нысшие инстанции, в 1571 г. трибуналы сейма. В сейме были
установлены крайне негативные процессуальные нормы. Среди
них: единогласное принятие решений, не установленный поря-
док заседаний, многочисленные инструкции, регулировавшие
поведение и деятельность депутатов. Все решения принимали
провинциальные сеймики, хотя при этом отсутствовали ме-
ханизмы взаимодействия государственного сейма и местных
структур. Король не имел права без одобрения сейма решать
вопросы внешней политики, иностранные миссии не имели
постоянного представительства при дворе, военная власть осу-
ществлялась только на поле боя. Эти ограничения фактически
парализовали процесс создания исполнительных органов госу-
дарства. Институт сенаторов — резидентов, только через два
века превратился в постоянный совет при короле. Совет был
не велик — всего 4 человека. Сейм 1538 г. запретил короне без
одобрения выборных принимать законы, а сейм 1563-1564 гг.
запретил короне содержать постоянную армию и взимать на ее
содержание налоги. В итоге доходов казны хватало во второй по-
ловине XVI в. только на 4 тысячи иностранных солдат, в 70-х гг.
XVII в. — на 18 тысяч, в 20-х гг. XVIII в. — на 24 тысячи. Сверх
наемных войск у Польши были нерегулярные, так называемые,
реестровые казачьи части. Таких частей, собранных по куре-
ням, Польша могла набрать несколько десятков тысяч. Но так
как казна не успевала оплачивать их содержание, очень скоро
казаки перестали отзываться на коронные призывы к войне.
Еще одной составляющей войска было шляхетское конное опол-
чение. Оно собиралось от случая к случаю, и его численность
колебалась от нескольких тысяч до нескольких сотен.

Реально в польском государстве сложилось двоевластие: соз-
данный по конституции 1505 г. сейм и король. О силе монархии
в XVII в. спорили многие видные дипломаты. Представители
Франции считали, что она слаба, папские дипломаты утверж-
дали, что власть сильна. Но точнее всех сказал итальянский
политик Джованни Ботеро: «Король имеет столько власти,
сколько дает ему собственная изворотливость и ум». Основа-
ния для такого утверждения были. Во-первых, король созывал
сейм и без его присутствия ни один написанный и принятый
закон не имел силы, хотя формально все законы издавались
от имени короля. Во-вторых, король назначал на должности,
дающие право на сенатское кресло, а это были воеводы и каш-
теляны областей и провинций. Сначала таких должностей было
87, затем, после присоединения к Польше Мазовии — 94, по-
сле Люблинской унии 1569 г. число сенаторов достигло 140, и,
наконец, к началу XVII в. таких сенаторов стало 150 человек!
Обычно эти должности распределялись между магнатскими
родами. Должности эти считались пожизненными, а изгнание
из сената и лишение управления землей было обусловлено
только государственной изменой, что фактически делало се-
наторов независимыми после назначения. Однако воеводства
и каштелянства не являлись равными по авторитету и доходу,
которые приносили своим правителям. Король мог продвигать
свою креатуру от пожалования к пожалованию, делая ее за-
интересованной в поддержании короны.

Схожие возможности открывались при назначении в 16 епар-
хий. Епископу подчинялись все местные ксендзы — пропо-
ведники, учителя и наставники шляхты. Именно ксендзы
отвечали за моральный климат в среде провинциального
дворянства. Епископы, обладавшие большими поместьями,
сдавали их в управление местной шляхте, что ставило по-
следних в материальную зависимость. Принимая во внимание
авторитет церкви, подкрепленный солидными имущественны-
ми владениями (16% прусских деревень, 14% малопольских
и 9% мазовецких), то отношение церковной курии к короне
становится одним из определяющих факторов королевского
влияния в обществе. И, наконец, все 16 епископов заседали в
сенате. Формально епископа утверждали капитулы, но король
мог указать желаемого кандидата. Таким образом, король рас-
полагал значительным числом государственных должностей.
Кроме того, король мог влиять и на рядовых депутатов. Так как
в административном устройстве Польши, а именно, в землях,
воеводствах и поветах существовали сотни так называемых
титулярных должностей, король мог награждать шляхту
этими должностями. Например, стольники, подстольники,
чашники, подчашие, войские и т.п. С точки зрения политиче-
ского авторитета или материального благосостояния, все эти
должности ничего не значили, но были исключительно важны
для шляхетского самосознания. Как писал Адам Мицкевич:
«Борзой пес без хвоста, как шляхтич без должности».

Король владел 1/6 всей пахотной территории и мог даровать
имения за хорошую службу. Эти пожалования были пожиз-
ненные, но не вечные. Для мелкой шляхты существовали сол-
тысства (деревеньки), предприятия (мельницы, плавильни).

Однако уже в первой половине XVI в., в силу несовершенства
налогового аппарата, корона начинает распродавать королев-
< кий домен. К концу века в казне осталось не более 10% всех
пахотных земель, и одаривать сторонников монархии стало
печем. В целом, чтобы лавировать между различными груп-
пировками и проводить собственную политику королю были
необходимы и известная дальновидность, и хитрость.

Антиподом абсолютизму выступал двухпалатный сейм, со-
стоящий из сената и посольской избы. По традиции палаты на-
зывались двумя сословиями (третьим сословием в сейме считался
король). Действовало правило единогласного решения вопросов,
а с 1661 г. это правило, включая «либерум вето», было распро-
странено и на местные сеймики, превратив законодательный
орган в арену политической борьбы магнатских группировок.
Таким образом, на протяжении XVII-XVIII вв. сохранялась
тенденция усиления магнатской олигархии, что фактически
привело к превращению единого государства в конгломерат фе-
одальных провинций. В результате при слабых королях, именно
магнатские круги определяли внешнюю и внутреннюю политику
государства, и способствовали, в конечном счете, потере полити-
ческой самостоятельности и развалу страны. Избрание на трон
Станислава Понятовского (« плебей » на троне), стало поводом для
первого раздела Польши между Россией, Пруссией и Австрией.

Рубеж XVIII-XIX вв. явился периодом сильнейших потря-
сений для абсолютистских режимов в Европе. Французская
буржуазная революция привела к крушению старейшей мо-
нархии. Революционные войны и походы Наполеона I лик-
видировали наследственную власть в Швеции, и напротив,
восстановили монархический режим в Голландии. С политиче-
ской карты как независимое государство исчезла Польша. Век
индустриализации выдвинул на ведущие позиции в обществе
представителей промышленно-финансового капитала, застав-
ляя монархии обрастать различными буржуазными институ-
тами: хартиями, конституциями, кодексами. Сохранившиеся
монархии эволюционировали. В ряде стран абсолютные мо-
нархии превратились в дуалистические, где за парламентами
закрепилась законодательная, а за короной исполнительная
инициатива. В XIX в. процесс модернизации политических
структур продолжился, приведя к возникновению парла-
ментарных монархий, при которых «король царствует, но не
правит», и различных буржуазных республик.

Становление конституционной

Модели государственности

Предпосылки формирования конституционализма,
как нового типа государственно-правового
устройства общества

В XVIII-XIX вв. в западной традиции государственного
строительства оформилась либерально-конституционная мо-
дель. Становление либерального конституционализма явилось
результатом длительной эволюции правовых и политических
основ общества. Он был порожден процессом модернизации
и отражал глубинные изменения в системе социальных от-
ношений, правосознании и политической психологии. Скла-
дывание гражданского общества, эмансипация личности и
индивидуализация сознания выдвинули на первый план идею
освобождения гражданина от угрозы деспотических режимов и
внешнего вмешательства в частную жизнь, утверждения дого-
ворного характера государственности и закрепления принципа
народного суверенитета.

§5

Динамика формирования либерально-конституционной
системы правоотношений зависела от скорости и специфики
утверждения капиталистических отношений и новых соци-
альных структур. В тех странах и регионах, где исторически
сложились прочные сословно-корпоративные отношения и
традиционное понимание законов и свобод, развитие консти-
туционализма оказалось замедленным или вообще неосуще-
ствимым. И, наоборот, в странах, где отсутствовал единый
политико-образующий центр, или которые первоначально
существовали как колониальные владения других государств,
и власть «не обросла» собственной бюрократией, армией, цен-
трализованной системой судопроизводства, парламентские
формы оформлялись значительно быстрее. Не случайно, что
именно Швейцария и Соединенные Провинции Нидерландов,
находившиеся до начала XVI в. в составе Священной Римской
империи, английские колонии в Северной Америке и латино-
американские колониальные владения Испании и Португалии
стали «плацдармом» в закреплении новых форм государствен-
ности и правоотношений.

Основы парламентарного устройства зародились в недрах
сословно-представительных монархий. Еще до XVI в. про-
блемы происхождения и сущности власти, прерогатив коро-
левской власти и права народа на отстаивание своих «вечных
свобод» были в центре полемики европейских мыслителей.
Изначально, представление об исключительности королев-
ской власти объединяло как сторонников абсолютизма, так
и тираноборцев. Для первых эта идея означала принципи-
альный отказ от любых форм народного суверенитета, для
вторых — подчеркивала особую ответственность монарха
перед обществом и право народа на восстание против тиранов,
отказавшихся выполнять «договор». Многие христианские
идеологи доказывали, что высшая духовная власть была пере-
дана Христом именно Церкви, как сообществу верующих, а
потому государство вообще не может рассматриваться как
суверенный институт, независимый от норм морали и требо-
ваний Божественного закона.

В качестве важной предпосылки формирования конституци-
онализма могут рассматриваться и традиции обычного права,
сохранявшиеся во многих регионах Европы даже в период
ранней модернизации. Именно обычное право, нерегламен-
тированное законом и отражающее исторически укорененные
нормы взаимоотношения людей, стало благодатной почвой для
утверждения идеи естественных прав и свобод. Огромную роль
в этом процессе сыграли английские традиции «общего пра-
ва» и «права справедливости». Не случайно, что еще в 1215 г.
Великая хартия вольностей впервые юридически закрепила
право человека на освобождение от ареста, лишения собствен-
ности и изгнания без судебного приговора пэров и в нарушение
законов страны.

Швейцарским вариантом закрепления подобных «искон-
ных вольностей» может служить решение Швицкого мирского
схода 1294 г. Желая защитить общину от посягательств со
стороны дворянства и духовенства, его участники постано-
вили под угрозой изгнания запретить передачу земельной
собственности иностранцам и монастырям, включая перерас-
пределение имущества между общинниками. После событий
Реформации и наполеоновских войн новые регламентации
1814 г. закрепили принадлежность земель только за потом-
ками исконных обитателей. Тем самым традиционные воль-
ности были законсервированы на уровне внутриобщинных
отношений.

В североамериканских колониях первым прообразом закре-
пления естественных свобод стал договор 1620 г., заключен-
ный «отцами-основателями» в поселении Новый Плимут. Он
предусматривал жесткую систему коллективных отношений,
признание за «гражданским обществом» права на оформление
законодательной базы, включая свободы совести, слова, во-
леизъявления и прочее.

Для утверждения конституционной модели государствен-
ности важное значение имело сохранение традиций коллеги-
ального законотворчества, возникших еще в средневековых
сословно-представительных парламентах и магистратах. Даже
в условиях перехода от сословно-представительной к абсолют-
ной монархии парламенты и магистраты сохраняли свою зна-
чимость. Их деятельность позволяла говорить о постепенном
формировании смешанного типа правления, где парламент
олицетворял собой принцип представительного правления,
а монарх — единоличного.

В Швейцарии смешанное правление, по большей части
формальное, выражалось в наличии императорской власти.
В Нидерландах представительное правление формировалось
в Генеральных Штатах, а единоличное отождествлялось со
стадхаудерами — наместниками Испанского короля. По-
литическое управление в колониях отражало политическую
действительность метрополий. Король и губернаторы олице-
творяли монархическую ветвь власти, колониальные ассам-
блеи — представительную. По понятиям XVIII в. подобное
правление могло быть названо даже республиканским. Соглас-
но широко распространенному мнению, республикой считалось
государство, в котором носителем власти был не один, а два и
более субъектов.

В Северной Америке демократические начала «смешанного»
правления были ограничены в большей степени. В канун войны
за независимость только в небольших корпоративных владени-
ях Род-Айленд и Коннектикут власть губернатора была выбор-
ной, в остальных они утверждались короной и собственниками
колоний. Губернаторы наделялись правом абсолютного вето,
могли созывать и распускать по своему усмотрению ассамблеи,
назначали или утверждали по представлению нижних палат
советы провинций, т. е. располагали рядом прерогатив, кото-
рые корона к тому моменту утратила в самой Англии. Вместе
с членами советов губернаторы часто выступали в качестве
верховной судебной власти провинции.

Второй ветвью были провинциальные советы — верхние
палаты ассамблей. Они были крайне немногочисленны — от
12 до 18 человек в каждой. Двухпалатные законодательные
ассамблеи сложились в Северной Америке не сразу. Поначалу
в некоторых из них советы заседали совместно с нижними па-
латами. Однако социально-политическая элита по мере своего
укрепления в провинциях попыталась добиться отдельного
представительства в верхних палатах. Так, в Массачусетсе
члены совета выделились из ассамблеи (Всеобщей палаты)
в 1644 г., в Мэриленде — в 1650 г. В канун революции советы
выделились в аристократическую ветвь власти, которая со-
вместно с губернатором представляла небольшую, но имущую
категорию граждан с полным набором политических привиле-
гий. При этом в экономически более развитых штатах, а это
Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд, верхние палаты были
более свободны, так как их члены не зависели в денежном от-
ношении от своего губернатора. Нижние палаты, так называ-
емая «демократическая» ветвь власти, в сравнении с советами
были гораздо более многочисленны. Так в Массачусетской
Всеобщей палате насчитывалось около 100, в Вирджиний-
ской палате бургесов (самой старой Ассамблее, основанной в
1619 г.) — около 75, в палате делегатов Мэриленда — около
50 человек. Но от выборов в законодательное собрание были
отстранены женщины, слуги, рабы и индейцы, составлявшие
3/4 населения колоний.

Предпосылкой создания парламентских форм государствен-
ной власти следует признать сохранение в ряде стран народного
представительства на местах и закрепление за этими органами
законотворческих инициатив.

С момента возникновения союза в так называемых вольных
землях (Ури, Швиц, Обвальден, Нидвальден, Герсау, Гларус,
Аппенцель) зарождается народное законодательство в Швейца-
рии. С XIII-XIV вв. население этих земель вырабатывало свои
законы на мирских сходах. Поскольку мирские сходы были
одновременно сходом общинников, т.е. экономически равно-
правных, то за ними закрепилась почти полная экономическая
и политическая независимость. На месте существования одной
общины в дальнейшем сложился один кантон, а мирской сход
стал государственным органом.

Второй тип сходов был распространен в больших про-
винциях. Свое начало они берут с 1439 г. в земле Берн.
В результате Цюрихской войны, когда выросли долги го-
рода Берна общинникам близлежащих деревень, город был
вынужден взамен предоставить народу право на участие в
управлении территориями. В XVI в. эти представительства
оформились законодательно. Они решали вопросы союзов с
иностранными государствами, реформации и веры, безбрачия
священников и другие проблемы, имеющие отношение к по-
вседневной жизни. В собрании участвовали все мужчины с
14 лет, но голосовали только «за» или «против». Каждому
округу — амту, не зависимо от числа проживающих в нем
людей, принадлежал один голос. Послы от амтов, приезжая
на общий совет, передавали, таким образом, общее решение
народа. Только после общего схода проекты принимали вид
законов, обязательных для всех. Такой порядок просущество-
вал здесь до 1653 г., когда в результате победы над землей Во
город по сравнению с провинцией усилился, и советы были
ликвидированы. Аналогичная система сложилась в Валлисе.
Вся территория была разбита на так называемые десятки,
или на державные земли (12 субъектов). В каждом субъекте
общий сход обсуждал вопросы, вынесенные на голосование.
Затем делегаты на общем сходе объявляли о принятом на
местах решении. Равное представительство (один голос) в
кантональном сходе было обусловлено тем фактом, что еще
с древних времен на территории Валлиса проживали десятки
малых народов, говоривших на столь различных немецких
диалектах, что порой возникали сложности в понимании
друг друга. В землях сложились разные обычаи и занятия.
Что в одном десятке делали только женщины и считалось
несовместимым с мужским достоинством, то в другом десят-
ке делали только мужчины и т.п. Равенство голосов, таким
образом, было призвано сдерживать внутреннюю неприязнь
и соответствующий сепаратизм. В кантоне Граубюнден, ко-
торый представлял собой не что иное, как союз трех земель,
и в Цюрихе распространилась похожая схема.

Реформационные учения также внесли свою лепту в про-
цесс консервации низовых представительных органов. Каль-
пинистское учение о предопределении доказывало, что участь
всякого христианина определена Богом, и верующий ни соб-
ственными силами, ни с помощью церкви не в силах изменить
предопределение. Божье избрание обрекает одншх на спасение,
а других на вечное мучение. Избранные являются «рукою Го-
спода» , а в их деятельности вершится Божий промысел. Тем
самым, кальвинизм создавал в общинах верующих совершенно
новый эпицентр власти, несвязанный ни с государством, ни
с церковью. Персонификация ответственности перед Богом
требовала персонификации плодов собственного труда, а в
политической жизни — индивидуального участия. То есть ни
церковь, ни король, а только сами верующие, в том числе че-
рез представительные органы, могли обезопасить себя и свои
семьи. Закономерно, что парламентские основы утвердились
в регионах с преобладающими реформационными учениями:
Англия, Швейцария, Нидерланды, США.

Становление либерально-конституционной
модели государственности
в эпоху буржуазных революций

Эпоха буржуазных революций принесла с собсой оформление
новых государственных органов и политических концепций.
В этой связи особое место занимает период XVII-XVIII вв.
В северных провинциях Нидерландов по завершении войны за
независимость закрепился республиканский государственный
строй. В Англии две революции, так называемые «кровавая»
и «славная», привели к оформлению парламентской модели
монархии, сохранившийся по сей день. В США и Латинской
Америке в ходе войн за независимость были заложены осно-
вы республиканского федерализма. Синхронные революции
XIX в., совпавшие с завершением промышленного перево-
рота, способствовали окончательному оформлению новых
форм государственного устройства. По итогам этих револю-
ций формируются два типа государств, пришедших на смену
абсолютистским конструкциям: первый — конституционные
(парламентские) монархии, второй — представительные ре-
спублики.

Английская революция завершилась победой индепенден-
тов. Провозглашенный ими республиканский строй вскоре
сменился режимом протектората. Малый парламент прекратил
свое существование 12 декабря 1653 г. На следующий день
Совет офицеров армии по договоренности с Кромвелем предо-
ставил Государственному совету проект конституции, которая
вошла в историю как «Орудие управления». В соответствии с
этим документом, 16 декабря 1653 г. Оливер Кромвель был
признан лордом-протектором Англии. В правовой традиции
европейского общества впервые законодательно оформился
один из основополагающих принципов парламентаризма —
разделение властей.

В соответствии с новой конституцией, исполнительная
власть в лице протектора получала широкий спектр полномо-
чий. Протектор мог назначать должностных лиц, объявлять
помилования (кроме лиц, обвиненных в государственной
измене), издавать указы, имеющие силу закона, созывать и
распускать парламент. При этом с формальной точки зрения
власть протектора была серьезно ограничена. Он занимал свою
должность после утверждения в Государственном совете, не
мог без согласия Совета распоряжаться вооруженными силами,
решать важнейшие вопросы внешней политики: заключать
союзы, объявлять войну и прочее. На деле взаимоотношения
были иными. Протектор имел решающий голос при формиро-
вании самого Совета, что, естественно, не мешало ему назна-
чать туда лиц истинно ему преданных. Законодательная власть
находилась в руках парламента. Используя старую формулу о
народном суверенитете, конституция провозглашала верхов-
ными ветвями власти протектора и народ, представленный н
парламенте.

Однако в английской традиции республиканские устои не
прижились, и 25 апреля 1660 г. конвенционный парламент
принял решение, что в соответствии с древней конституцией
королевство Англия должно состоять из короля, лордов и пред-
ставителей общин.

Одна из причин возврата к монархическим формам госу-
дарственного устройства коренится в специфике английского
права. Основным источником английского права является
прецедент — норма, сформулированная судьями и изложенная
в судебных решениях. Английское общее право развивалось
по принципу «право там, где есть защита». При этом сложи-
.мась практика, что парламентские процедуры сами по себе
являются «специфическим правом» — законом парламента.
(Спикер палаты, принимая решения, выступал как судья, тем
самым создавался прецедент, становившийся также одним из
положений общего права.

На первых порах корона пыталась сохранить видимость
♦ смешанного правления». Для этих целей 31 мая 1660 г. соз-
дается Тайный совет, куда вошло сначала 24, а потом 50 че-
ловек. Совет считался официальным собранием королевских
министров и в нем были выделены комитеты: парламентских
процедур, иностранных сношений, торговли, адмиралтейства,
флота, милиции и прочие. Подбор кандидатур на министерские
посты осуществлялся на паритетных началах: половина — от
палаты лордов и палаты общин, а половина — «независимые»
лорды. Все члены правительства должны были обладать неза-
иисимым состоянием и репутацией.

Законодательное оформление деятельности парламента свя-
зано с конкретными актами. «Трехгодичный акт» 1641 г. огра-
11 ичил трехлетним сроком перерыв между созывами депутатов.
Н дальнейшем этот закон дважды подвергался редактированию
(1664 и 1694). В последнем варианте корона несла персональ-
ную ответственность за созыв с точным определением сроков
сессии. В 1716 г. при Георге I был установлен семилетний срок
работы парламента. Эти акты позволили встроить парламент
а систему государственных институтов, сделать его постоянно
действующим. В 1696 г. парламент взял на себя обязательства
шестимесячного правления по смерти короля, т. е. до созыва
нового парламента.

Параллельно с реорганизацией государственных органов,
дальнейшее оформление получили нормы права. В 1673 г.
парламентарии приняли так называемый «Тест-акт», смысл
которого сводился к введению обязательной присяги для всех
занимающих важные государственные должности. С четвер-
той попытки был принят «Habeas corpus act». Он вносился на
обсуждение в 1668, 1670, 1673, и только новое вигское прави-
тельство утвердило его в 1679 г. Этот акт, развивая принципы
Великой хартии вольностей, требовал, чтобы в случае ареста,
II юбому задержанному было предъявлено обвинение. Каждый
арестованный (кроме совершившего тяжкие уголовные пре-
ступления: убийство, поджог и государственную измену) мог
требовать судебное предписание и разбор дела. Кроме того,
разрешалось отпускать под залог до суда (кроме обвиненных за
долги) и запрещалось ссылать английских граждан в колонии
(на деле в последующие годы было принято около десятка зако-
нов, позволявших ссылать осужденных по различным статьям;
наиболее одиозным был закон 1718 г., который постановил,
что все «лица без занятий в возрасте моложе 21 года, которые
могут оказаться ворами» подлежат ссылке в колонии).

1688 год подвел итоги радикальных общественных изме-
нений в Англии. «Славная революция» высветила не только
уже сложившийся новый баланс собственности, о чем в свое
время рассуждал Гаррингтон, но и наличие единства, правда,
построенного на компромиссе, в среде политической и эконо-
мической элиты страны. И земельная аристократия, и новое
дворянство, и торгово-финансовая буржуазия доросли до осо-
знания общности интересов. Важнейший компромисс вопло-
тился в «Билле о правах» 1689 г., закреплявшем всю полноту
законодательной власти за парламентом, лишавшем короля
каких-либо законодательных прерогатив. Идеологический
компромисс выразился в «Двух трактатах о правительстве»
Джона Локка. Они были написаны задолго до революции,
но получили огласку и были признаны как господствующая
идеология после 1688 г. В трактатах как естественное и неотъ-
емлемое право людей признавалось право собственности и
право формировать правительства.

Взаимоотношения короны и парламента в XVIII в. достигли
своего законченного вида. В соответствии с «Биллем о правах»,
король лишился права абсолютного и суспензивного вето.
«Акт о мятеже», принятый в 1689 г. и подтвержденный вновь,
запрещал королю набирать армию в мирное время. «Акт об
устроении» 1701 г. пресекал какие-либо возможности восста-
новления династии Стюартов, а в более глобальном значении
поставил корону в прямую зависимость от парламента. После
1660 г. контроль за расходованием бюджетных средств так-
же взял на себя парламент. Корона получала от парламента
фиксированное содержание. В 1697 г. появляется так называ-
емый «цивильный лист», который входил отдельной статьей
в государственные расходы. В 1760 г. при Георге III доходы
государства были отделены от доходов монарха окончательно,
и «цивильный лист» приобрел законченную форму. Он содер-
жал примерно 100 статей, где конкретно обозначались суммы
на содержание фамилии: 100 тыс. — на содержание двора,
40 тыс. — на дипломатическую службу, 80 тыс. — на жалова-
ние и пенсии, начиная с лорд-канцлера. За двести лет объемы
содержания сократились в четыре раза. Если Карлу II выпла-
чивали 1 млн 200 тысяч, то королеве Виктории, на чье прав-
ление приходится расцвет Британского государства, — всего
385 тысяч на мелкие прихоти. Другими словами, королевская
власть стала зависеть от правительства и в финансовом отно-
шении. Таким образом, в английском варианте оформилась
парламентская монархия, при которой «король властвует, но
не правит».

Другая форма государственности — республиканская, воз-
никла на американской почве. К середине XVIII в., англий-
ские колонии в Северной Америке, представляли результат
специфического развития экономической и социальной среды.
С отправки в 1617 г. первого рейса с американским табаком,
колонии были втянуты в чрезвычайно выгодную океанскую
торговлю, вследствие чего процесс капитализации экономи-
ки здесь был выше, чем в Европе. Отсутствие устоявшихся
феодальных отношений в обществе стимулировало столь же
быстрое формирование новых классов и аккумулирование в
руках промышленников, торговцев и землевладельцев солид-
ных капиталов. Кроме того, значительное число переселенцев
из континентальной Европы принесло с собой остро негативное
отношение к любым монархическим формам правления.

Первым юридическим документом нового государства счи-
таются Статьи конфедерации, принятые Континентальным
конгрессом 15 ноября 1777 г. и вступившие в силу 1 марта
1781 г. Поскольку еще майская резолюция 1776 г. континен-
тального конгресса даровала «каждому штату такую форму
правления, которая благоприятствует всему американскому
народу», то, естественно, в каждом штате была принята соб-
ственная конституция. У всех этих конституций, между тем,
прослеживается целый ряд общих положений. В них полнос-
тью исключался принцип «смешанного правления», так как
ликвидировались аристократические элементы власти — ко-
ролевские губернаторы. Кроме того, подверглись пересмотру
принципы разделения властей. В отличие от «смешанного
правления» в монархиях, где власть была рассредоточена
между разными социальными слоями, разделение властей
предполагало отделение исполнительной, судебной и законо-
дательной власти друг от друга без учета социальной принад-
лежности представительных лиц. В колониальный период это
означало подавление исполнительной властью других ветвей.
Конституции штатов пересмотрели данный принцип в сторону
максимального возвышения законодательной ветви. Избира-
тели округа Бусбей штата Массачусетс доказывали, что долж-
ности губернатора и вице-губернатора «излишни в свободном
государстве». Естественно, что все штаты отвергли идею цен-
тральной исполнительной власти. Вместо этого в каждом штате
создавался исполнительный совет. В Нью-Йорке, Вермонте,
Род-Айленде, Пенсильвании и Коннектикуте главы исполни-
тельной власти избирались законодательным собранием.

Американские губернаторы колониального периода кон-
тролировали деятельность ассамблей при помощи абсолют-
ного вето. Большинство конституций штатов лишили теперь
исполнительную власть не только абсолютного, но и суспен-
зивного вето. Более того, конституции штатов одновременно
передали легислатурам многие традиционные для исполни-
тельной власти функции: объявление войны и заключения
мира, назначение должностных лиц, в том числе казначея,
членов исполнительного совета, судей, право помилования!
В большинстве штатов вводились максимально частые пере-
выборы. В Пенсильвании, Делавэре и Нью-Йорке — раз в три
года, в Южной Каролине — раз в два года, во всех прочих еже-
годно. Аналогичное отношение к исполнительной власти было
закреплено и на общегосударственном уровне. Отождествляя
любую форму центрального правительства с деспотизмом, мно-
гие американцы соглашались закрепить за континентальным
конгрессом — общеамериканским органом, только минималь-
ные полномочия. На континентальном конгрессе 1776 г. для
выработки национального соглашения была создана комиссия
под представительством Диксона, где специально оговарива-
лись границы национального института власти. В результате
получился документ, декларировавший, что «каждый штат
сохраняет суверенитет, свободу и независимость» в осущест-
влении прав «определенно не делегированных Соединенным
Штатам». Поскольку о верховенстве Конфедерации в проекте
не упоминалось, штаты получили практически полную не-
зависимость. На бумаге у конфедеративного конгресса были
внушительные полномочия. Это так называемые «исключи-
тельные права». К ним относились: решение вопросов войны и
мира, вступление в международные соглашения, определение
курса и количества, находящихся в обращении денег, — все
они были перечислены и строго оговорены. Вместе с тем, для
реализации «исключительного права» требовалось согласие
10 из 13 штатов. Центральный орган был лишен права вво-
дить новые налоги и ввозные пошлины, что превращало этот
орган во власть без кошелька, и ставило его в роль постоянно-
го просителя. У центрального органа было право арбитража
всевозможных споров между штатами, но он не располагал
средствами принуждения к исполнению своих решений, и был
вынужден полагаться на добрую волю местных правительств.
Только в 1781 г. конгресс отважился в обход статей конфе-
дерации создать иностранный, военный, военно-морской и
финансовый департаменты. Во главе каждого был поставлен
постоянный секретарь. Сам конгресс состоял из одной палаты,
ее депутаты (от 2 до 7 человек от штата) ежегодно сменялись
легислатурами, и могли быть в любой момент отозваны.

На деле сложилось не одна страна, а конфедерация неза-
висимых государств. Объективно конфедерация как форма
государственного устройства не может развиваться самостоя-
тельно длительное время. Как правило, такое устройство без
единой армии, законодательства, администрации, публичной
власти, судов, со временем либо распадается на ряд суверенных
государств, либо вынуждено менять правовые основы своего
существования. Однако появление подобных союзов взамен
полновесных государств вполне закономерно на раннем этапе
строительства представительных структур.

В Швейцарии и Нидерландах одно время, по существу,
действовали схожие формы. Наличие подобной организации
стало прямым следствием социально-экономического разли-
чия и политического «веса» объединившихся субъектов. По
Коньякскому договору от 1526 г., когда впервые официально
Швейцария была названа независимым союзом, в него вошло
13 полностью самостоятельных кантонов, полукантоны Герсау,
Сен-Гален и зависимые от них фогства и общие волости (Во,
Локарно, Лугано). Кроме того, городской патрициат управлял
отдельными городами, а общины — державными землями.

Утрехтская Уния 1579 г. положила начало объединению Со-
единенных провинций в одно государство. В состав республики
вошли семь провинций, не похожих между собой своими зако-
нами и общественным устройством: герцогство Гелдерн, при-
морские графства Голландия и Зеландия, провинции Утрехт,

Фрисландия, Оверэйссел и Гронинген. Положения унии,
рассматривались как основной конституционный документ,
в соответствии с которым члены унии обязывались сообща
бороться против внешних врагов, иметь собственные вооружен-
ные силы, укреплять города и их гарнизоны, устанавливать
налоги на содержание армии и флота. Но реально лишь две
статьи предотвращали центробежные стремления, регулируя
экономику республики: статья 12 предписывала общее регули-
рование монетной системы, а статья 18 запрещала провинциям
приносить вред друг другу установлением пошлин и акцизов.
Корпоративность и сепаратизм проявились не только в законо-
дательной сфере, но и в создании республиканского аппарата.
Центральными органами управления республики являлись
Генеральные Штаты и Государственный совет — 12 депутатов,
отвечавших за военные дела и финансы.

Каждая провинция присылала своих депутатов в Гене-
ральные Штаты — представительное собрание, заседавшее
постоянно в Гааге. Число депутатов не было ограничено, но
каждая провинция имела один голос. В целом, таких депутатов
набиралось 30 человек, заседавших круглый год. Генеральные
Штаты заботились об охране страны от неприятельских напа-
дений, заключали договоры с иностранными державами. От
них зависело решение всех дел унии. Но могущество это было
кажущимся, потому что верховная власть находилась в руках
населения провинций: депутаты были обязаны исполнять во-
лю своих избирателей на основе императивных мандатов, что
ставило их в зависимость от своих доверителей.

Кроме того, существовали провинциальные штаты и маги-
страты городов. Единой системы выборов магистратов и депу-
татов не существовало. На западе городские регенты обладали
практически неограниченной властью. В Дренте, Оверейсселе,
Гелдерланде важное место в управлении сохранило рыцарство.
В других городских магистратах имели большое влияние пред-
ставители гильдий и зажиточные бюргеры. У этого процесса
есть и обратная сторона: постоянные стычки между городами.
Особенно известна борьба Амстердама с Антверпеном, но были
выступления Гауды и Гарлема против Роттердама из-за права
торговли сельдями в Европе, выступления Зволле и Девентера
против Кампена из-за канала, соединявшего Зволле с побере-
жьем. Сюда можно добавить длительную борьбу Амстердама
с Роттердамом и Остенде из-за почтового права.

Отражением борьбы городов стала борьба провинций. Гол-
ландия против Зеландии, так как у первых — балтийские инте-
ресы, у вторых — океанические и так далее. Фоном подобного
соперничества служила непрекращающаяся борьба сторонников
унитарного монархического государства во главе с династией
Оранских-Нассау и голландских республиканцев, объединив-
шихся вокруг ратпансионария. После того, как Статхаудер
Вильгельм III в 1689 г. был избран королем Англии, экономика
и внешняя политика республики потеряли свою самостоятель-
ность. Единственное, что осталось от былого политического
престижа — Гаага, ставшая перекрестком всех европейских
слухов, политических махинаций и центром дипломатических
представительств большинства европейских государств.

Взаимоотношения независимых кантонов строились на
системе многосторонних договоров, при полном отсутствии
центральных органов власти. Государственный строй кантонов
различался в основном по степени и форме участия граждан
в решении кантональных законодательных и важнейших ад-
министративных вопросов. В связи с этим различали кантоны
с ландсгемайнде, где важнейшие вопросы решались всем на-
родом, т. е. всеми политически полноправными гражданами
(активными бюргерами), и кантоны с представительным об-
разом правления — репрезентативные. Первоначально в ка-
честве координирующего центра выступал союзный сейм. От
13 кантонов в нем участвовало по 2 делегата. По одному пред-
ставителю посылали Базель и аббатство Сен-Гален, мирские
сходы и городские советы. Однако все эти делегаты, также как
и в Нидерландах, действовали на основе императивных манда-
тов, в соответствии с наказом верховных владык и решением
общин. В 1655 г. Цюрих сделал предложение объединить по
примеру голландцев все союзные соглашения и договоры в
один, но оно было отвергнуто. Единственный договор, реально
регулирующий взаимоотношения субъектов союза, оформил-
ся после восстания 1653 г. Кантоны обязались помогать друг
другу в подавлении восстаний. В зависимости от характера
социальных сил, широкие полномочия сохранились в руках
собрания граждан — с вечевыми формами решения обществен-
ных дел, и в руках городского патрициата. Кантональные со-
веты, в основном, занимались разработкой проектов законов,
с последующим вынесением на референдум. Большая роль в
обществе принадлежала религиозным общинам. До времени
принятия союзной конституции 1848 г. в Швейцарии от-
сутствовало общее правительство, армия, суд, т. е. атрибуты
единого государственного образования. Сложившаяся кон-
федеративная система государственного устройства привела
к серьезному экономическому кризису, который усилился с
эксплуатацией более сильными членами союза своих соседей.
В знаменитом «Дневнике путешествия по Швейцарии» в
1777 г. Иоганн фон Мюллер писал: «Везде зрелище не то что
бедности, а голодной нищеты. В них (фогствах), по-видимому,
даже победители вымерли».

Таким образом, конфедеративная система была не в со-
стоянии обеспечить благоприятный режим развития страны.
В конце XVIII в. и на протяжении XIX в. во всех этих странах
конфедерации подвергаются изменениям.

Для этой цели в Соединенных Штатах Америки был созван
первый и единственный Конституционный конвент, куда
съехались 55 делегатов от 12 штатов (единственный штат,
не участвовавший в дебатах, был Род-Айленд). Он проходил
с 25 мая по 17 сентября 1787 г. в Филадельфии, в здании за-
конодательного собрания Пенсильвании, и собрал приличный
форум. Среди прочих участвовали Д. Вашингтон, Д. Мэдисон,
А. Гамильтон. В условиях фактического развала конфедера-
ции перед учредителями конституции стояла троякая задача:
остановить дальнейшее развитие революции; создать более со-
вершенный союз; надежно гарантировать права собственников.
Показателен в этой связи социальный состав делегатов и лиц,
участвовавших в прениях: 15 плантаторов-рабовладельцев,
24 ростовщика и банкира, 14 землевладельцев и торговцев
недвижимостью, 12 судовладельцев, промышленников и
оптовиков.

Новый вариант конституции закрепил политическое господ-
ство победившей буржуазии. В ней был совершен кардиналь-
ный шаг по пути формализации права, отделения бюрократии
от процесса законотворчества. Важнейшим, в данной связи,
становится отход от традиционных для Европы прецедентных
норм. Делегаты, вслед за Т. Пейном, пришли к пониманию
важности писаной конституции. В памфлете «Права челове-
ка» он писал, что там, где конституции не видно, там ее нет.
Именно на ней должны зиждиться государственная власть,
ее структуры и полномочия, способ избрания, продолжитель-
ность существования парламентов и других представительных
органов. Конституция определила полномочия судебной и
исполнительной власти в государстве. Таким образом, аме-
риканская конституция заложила основы для развития здесь
правового государства, основанного на верховенстве закона.
В ней были законодательно закреплены важнейшие прин-
ципы конституционализма: разделения властей, сдержек и
противовесов, супрематии федерального над местным правом,
республиканизм, пропорциональное представительство, от-
ветственность правительства и прочее.

Носителем законодательной власти стал конгресс, состоя-
щий из двух палат. Палата представителей избиралась населе-
нием, т.е. избирательным корпусом, а сенат — легислатурами
штатов. Президент избирался коллегией выборщиков, кото-
рые, в свою очередь, избирались населением. Верховный суд
формировался совместно президентом и сенатом. Согласно кон-
ституции, органы государственной власти имели различные
сроки полномочий: палата представителей — два года, сенат
каждые два года обновлялся на 1/3. До 1913 г. срок службы
сенатора был равен шести годам, президента — четырем. Чле-
ны Верховного суда и иных федеральных судов занимали свои
посты «пока ведут себя безупречно», т. е. пожизненно. Впервые
в истории прерогативы властных структур были сбалансиро-
ваны. Так, конгресс был вправе заблокировать законопроекты
президента, сенат мог отклонить любую кандидатуру, вноси-
мую президентом на должность в государственном аппарате и
отвергнуть заключенный президентом договор. Конгресс мог
привлечь президента к ответственности в порядке импичмен-
та и, в случае признания его сенатом виновным, отстранить
от должности. Верховный суд имел право, как высший кон-
ституционный надзор, отклонить вообще любой закон — как
принятый президентом, так и конгрессом. За президентом
закреплялась должность верховного главнокомандующего, за
конгрессом — все средства казны.

Вместе с тем, новая законодательная основа была весьма
далека от подлинного демократизма и равноправия. Но имен-
но американская конституция стала «правовой библией» для
многих государств.

Законодательные акты 1848 и 1874 гг. в Швейцарии за-
крепили новый принцип устройства государства. 22 кантона,
в которых сохранялись собственные конституции, правитель-
ства и парламенты, провозгласили создание федеративной
парламентской республики со столицей в городе Берн. Теперь
права кантонов были ограничены федеральным законом и
общенациональными органами власти. Законодательная
ветвь сосредоточилась в руках двухпалатного федерального
собрания. Центральная исполнительная власть была переда-
на Федеральному совету. Был учрежден союзный суд. К ис-
ключительной компетенции союзной власти были отнесены
защита прав кантонов, монетная политика, вопросы войны
и мира, политических союзов. Конституции провозглашали
свободу слова, печати, но главное — равенство граждан перед
законом.

В двадцати республиках, возникших на месте испанских
колоний, новые конституции были списаны с американского
образца: президент, две палаты, узкий круг избирателей. Кон-
ституция Бразилии (1891) не только копировала государствен-
ный строй США, но и федеративное устройство. Официальным
названием государства стало — Соединенные Штаты Бразилии.
20 штатов получили некоторую административную и судебную
свободу. Но в действительности прочные конституционные
традиции в латиноамериканских странах так и не сложились.
Захват власти различными диктаторами (каудильо) приводил
к тому, что конституции неоднократно переписывались в уго-
ду конкретных лиц. С 1820 г. в латиноамериканских странах
сменилось до 125 конституций, в том числе в Эквадоре — 13,
Боливии — 19, Венесуэле — 15.

Переход к консервативным режимам (диктатурам, протек-
торату, аристократическим республикам) — явление вполне
закономерное. Установление сильной, даже жесткой централь-
ной власти стало итогом практически всех ранних буржуазных
революций. Английская революция 1640 г. прошла через
протекторат к реставрации, Великая Французская револю-
ция — через консульство, к империи. Война за независимость
в США первоначально установила пожизненное президентство
Д. Вашингтона, и лишь потом сложилась федеративная респу-
блика с жесткой системой разделения властей. В Латинской
Америке республиканские режимы прошли период военных
диктатур (Хуан де Росас в Аргентине, Антонио де Санта-Ана
в Мексике, Габриэль Морено в Эквадоре и т.д.). Таким обра-
зом, все ранние буржуазные революции проходят по схожему
сценарию — сначала подъем, передел собственности и государ-
ственной машины, затем установление сильной центральной
власти, ограничивающей эскалацию революционного движе-
ния, и, наконец, либерализация и даже некоторый возврат к
прошлому. Подобный ход революций был обусловлен, прежде
всего, тем обстоятельством, что впервые в истории широкие
общественные массы, не имеющие ни политического опыта, ни
образования, участвовали в радикальном обновлении государ-
ственного строя. Естественно, что в этих условиях происходила
максимально возможная декларация демократических прав
и свобод. Однако угроза реставрации, а также нарастающий
политический хаос заставляли прибегать к диктаторским ме-
тодам упрочения нового общественного порядка. К тому же,
перестройка социальной структуры и зарождение все новых
общественных конфликтов в условиях быстрого развития
капиталистического производства не позволяли государству
получить прочные демократические основания.

Авторы конституционных проектов, как в Америке, так
и в Европе, осознавали и угрозу «диктатуры низов». Исходя
из идеи народного суверенитета, рассматривая гражданское
сообщество как главный источник власти, идеологи конститу-
ционализма стремились свести к минимуму непосредственное
участие масс в государственном управлении. Попытки защи-
тить интересы общества от «демократического деспотизма»,
как говорил Д. Мэдисон, привели к складыванию элитарных
режимов с жесткими цензовыми ограничениями избиратель-
ного права.

Формирующиеся в ходе революций представительные ор-
ганы были далеки от системы народного представительства
в современном понимании. В английском парламенте 1640 г.
созыва заседали 149 светских и духовных лордов, 70 делегатов
торгово-промышленных кругов лондонского Сити, а остальные
представляли мелкопоместное дворянство: сквайров, рыцарей
и джентльменов. Уже в ходе революции дискуссия левеллеров
и индепендентов о естественных правах закончилась призна-
нием политических прав только за лицами, обладающими
экономической самостоятельностью. Как утверждал полков-
ник Рич на конференции в Пэтни, «в Англии соотношение
собственников и не собственников 1:5, и если дать право всем,
то к власти придут нищие, которые в законном порядке потом
переделят собственность». Большинство людей, работающих
по найму, в том числе рабочие, подмастерья, домашние слуги
были лишены права голоса. Не изменился характер электората
и в дальнейшем. В период протектората О. Кромвеля был закре-
плен избирательный ценз в 200 фунтов стерлингов, благодаря
чему представительный орган стал форумом для крупной и
средней буржуазии. На 2/3 он формировался из представите-
лей графств — землевладельцев, а на 1/3 из представителей
городов и парламентских местечек, т. е. из представителей тор-
гово-промышленной буржуазии и подставных лиц. Во времена
реставрации лидер парламентской оппозиции граф Шефтсбери
предложил закрепить право на управление страной только за
палатой лордов, предлагая увеличить избирательный ценз до
10 тысяч фунтов стерлингов. Уже после Славной революции, в
соответствии с законом 1710 г., депутатом от графств мог быть
только владелец земли с доходом не менее 600 фунтов стер-
лингов в год, что давало право на избрание представителям не
более полутора тысяч семей. В 1717 г. английский парламент
снова повысил имущественный ценз, по итогам которого число
избирателей сократилось до 250 тысяч, что составило всего 5%
населения страны.

Серьезными цензовыми ограничениями для избирателей
и депутатов была обременена и новая американская консти-
туция. Так, член палаты представителей должен был достичь
возраста в 25 лет, быть гражданином США не менее 7 лет и
жителем штата, от которого избирался. Сенатор — достичь воз-
раста 30 лет, быть гражданином не менее 9 лет и быть жителем
штата, от которого баллотировался. Помимо этого, вводился
и имущественный ценз. В Массачусетсе и Нью-Гемпшире
необходимо было владеть собственностью не менее 60 фун-
тов стерлингов, в Коннектикуте — владеть недвижимостью
на сумму не менее 134 долларов, или выплачивать не менее
7 долларов налога в год. В Южной Каролине правом голоса
обладали только белые, владевшие 50 акрами земли. Похожие
ограничения существовали во всех 13 штатах. В итоге, правом
голоса в США пользовались только 120 тысяч человек (из бо-
лее чем трех миллионного населения страны). Шансов быть
избранным конгрессменом и сенатором было и того меньше.
Женщины, независимо от благосостояния, политическими
правами не обладали совсем.

В Италии, после объединения страны, основным законом
стал Пьемонтский конституционный статут, принятый в
1848 г. В 1882 г. избирательное право было дополнено цензом
грамотности. Кандидаты, не имеющие диплома об образо-
нании, сдавали экзамен специальной комиссии. В условиях
аграрного развития и поголовной неграмотности в крестьян-
ской среде, депутатский корпус формировался из буржуазии,
что составляло не более 7% проживающих в стране.

В Нидерландах, в городах провинций Гронинген, Оверей-
сел и городе Мидделбурге, депутатов и магистратуры выби-
рали только зажиточные жители. В городе Дордрехте восемь
депутатов выбирали торговые и ремесленные корпорации,
а остальных депутатов — так называемые «именитые граж-
дане». В Амстердаме сами советники выбирали себе замену.
Обычно таких советников в городе насчитывалось чуть более
двадцати человек.

В Швейцарских кантонах власть принадлежала либо
городскому патрициату, либо прямым потомкам «первых»
общинников (в горных кантонах). Например, в Берне полити-
ческими правами обладали только представители 77 родов, из
которых 14 родов занимали половину мест в совете, состоящем
из 299 членов. В Люцерне места в совете стали пожизненными
и наследственными. Кресла депутатов распределялись среди
29 родов. Во Фрейбурге действовала так называемая «тайная
палата» из 24 пожизненных членов: она назначала Большой
и Малый советы и сама избирала себе нового члена взамен
умершего. В Женеве все полноправные граждане, не считая
«урожденных и простых обывателей», имели право на участие
во всеобщих собраниях и голосование за принятие законов.
Но при этом не допускалось предварительное общественное
обсуждение законопроектов.

Там, где конституции провозглашали всеобщее избиратель-
ное право, в качестве инструмента давления использовался
принцип открытого голосования (прусская конституция
1849 г., имперская конституция 1871 г. в Германии). Цензо-
вая система и отсутствие ротации депутатов привели к крайне
негативным явлениям в комплектовании представительных
органов.

Накануне революции выборы в американских колониях
повсеместно осуществлялись посредством открытого голосо-
вания. Как правило, избирателей вынуждали отдавать пред-
почтение экономическому и политическому (религиозному)
патрону своего округа. Во всех колониях утвердилась прак-
тика покорного голосования избирателей за определенную
фамилию из уважения и почтения к ней. Это позволило вы-
сокопоставленным семьям править бессменно, из поколения
в поколение, наследуя, таким образом, и исполнительную, и
законодательную власть. Оценка, данная одним из лидеров
патриотов Р. Ли системе управления Виржинией, в которой
по его словам, «две трети законодательной, вся исполнитель-
ная и вся судебная власть оказались сосредоточены в одних
руках, что на практике вылилось в тиранию», может быть
распространена с теми или иными оговорками и на другие ко-
лонии. Конституция 1787 г. на практике мало что изменила в
политической жизни.

Административная реформа в Англии, разрешившая заме-
щать должности церковных старост, лорд-мэров и олдерменов
«по желанию», при расходах на предвыборную кампанию в
100-200 фунтов стерлингов, привела к неприкрытой спеку-
ляции с выборными должностями и коррупции. В английском
парламенте появился своего рода «семейный подряд». Так,
у графа Кларендона и лорда Ковентри здесь присутствовало
два сына. Лорд Денби сумел провести в парламентскую палату
общин двух сыновей, брага, трех шуринов, зятя и нескольких
дальних родственников. Как говорил сам граф, «лучше иметь
99 молчаливых законников, чем одного говорливого». В 1739 г. в
зависимости у премьер-министра Уолпола находилось 110 лор-
дов (из 161) и 224 депутата (из 558), готовых голосовать по его
предложениям.

Прусская конституция 1849 г. закрепила в королевстве осо-
бую систему выборов и комплектования парламента — кури-
альную. Избиратели — все мужчины определенного возраста,
делились на три класса — курии. При равном представитель-
стве депутатов от каждой курии, корона добилась преимуще-
ства для имущих слоев. Из 350 членов собрания — 250 были
государственными чиновниками и юнкерами. Конституция
1850 г. и новый избирательный регламент 1852 г. закрепил за
буржуазией и чиновничеством привилегии заседать в верхней
палате.

Во всех этих государствах, а особенно в Англии и США, об-
разуется слой политической элиты, оторванный от электората.
Проводя олигархическую политику, данная категория граж-
дан постепенно превратилась в профессиональных политиков,
ставших почвой для формирования обязательной структуры
парламентаризма— политических партий. С 1791 г., благо-
даря деятельности Джеффесона, Медисона, Галатина и под-
держке нью-йоркских семей Клинтонов и Левингстонов, по-
является организация, получившая в дальнейшем название
республиканской партии. С этого момента начинается история
строительства двухпартийной системы в США, завершившейся
в ходе гражданской войны середины XIX в.

В период с 1675 по 1760 г. сформировались политические
партии тори и виги в Англии. Конечно, они были еще несо-
вершенны, представляли собой скорее узкие фракции, озабо-
ченные лишь собственными корыстными интересами, борьбой
за власть и государственные должности. Но их существование
позволило Э. Верку выдвинуть смелую по тем временам идею
партийно-политического плюрализма. Он доказывал, что со-
перничество массовых партий, с полноправной идеологией и
с заявленными целями не только не вредит, но даже помогает
успешному проведению в жизнь национальных интересов. Во
второй половине XIX в. партийное строительство захватило
все европейские страны. Обратной стороной данного процесса
стало распространение гласности, «открытости» власти. Все
государственные решения, а также прения по их поводу в
обязательном порядке освещались в печати.

В результате политической борьбы партий формируется
новый механизм государственного регулирования, основанный
на взаимодействии правительства с политическими силами.
Победившие на выборах партии составляли большинство в
парламентах и формировали правительство. Выдвижение на
пост спикера стало происходить также от политических пар-
тий. При потере этого большинства правительство уходило в
отставку. Такой механизм стал нормой политической этики.
Так, в 1742 г. ушел в отставку премьер-министр Уолпол, хотя
его лично поддерживал английский король Георг III.

Под влиянием Великой Французской и серии европейских
революций XIX в., конституционно-либеральная модель го-
сударственного устройства пополнялась новым содержанием.
В 1791 г. в США были приняты десять поправок, вошедшие
в историю как «Билль о правах». Они гарантировали свободу
совести, слова, печати, защищали личность от необоснованных
обысков и арестов. За каждым гражданином закреплялось
право на владение частной собственностью, на защиту и спра-
ведливый суд. Наконец, государство разрешало все действия,
не запрещенные конституцией (запрещено, по американской
конституции, вести антигосударственную деятельность и со-
вершать насилие против личности). Новый принцип — все
разрешено, что не запрещено, — стал вершиной либерально-
го развития гражданского общества. В той или иной степени
данные гражданские свободы вошли во все европейские кон-
ституции.

В 1831 г. швейцарский кантон Сен-Гален внес в местную
конституцию принцип «народного вето», поддержанный затем
в кантонах Граубюнден и Валлис. Если в определенный срок
большинство граждан высказывалось за отмену какого либо
закона, он считался недействительным. Однако референдум
был факультативным, необязательным, что снижало реаль-
ные возможности прямого волеизъявления народа. В 1845 г.,
после признания данного права в одном из самых крупных
франкоязычных кантонов — Во, а затем и в Берне, народный
референдум, как законодательная санкция, или запрет, давае-
мый всеми политически активными гражданами, стал частью
государственного права. Союзная конституция 1848 г. закре-
пила это право на местах.

Таким образом, конституционно-либеральная модель
государственного устройства утвердилась к концу XIX в. в
большинстве стран Запада. Под ее воздействием элементы
конституционализма (основной закон, всеобщее избирательное
право, представительные органы, партийные организации,
гражданские свободы) были внесены в политические структу-
ры монархических европейских режимов — Австро-Венгрии,
Италии, Германии, Испании.

Глава

n

Y Общественная мысль
Л и культура
в Новое время

Ш

 Духовные искания в эпоху
Возрождения и Реформации

Эпоха Возрождения — мировоззренческая революция
на пороге Нового времени

В XIV-XV вв. европейское общество оказалось в состоянии
системного кризиса, открывшего путь для развертывания про-
цесса модернизации. Помимо разнообразных экойомических,
социальных, политико-правовых аспектов этот кризис был
связан с деформацией самого стиля мышления европейского
человека, преодолением ключевых категорий традиционной
картины мира.

Традиционный тип ментальности основывался на восприя-
тии человека и общества как части простого, справедливого и,
в сущности, неизменного порядка вещей. Ощущение стабиль-
ности, защищенности и уверенности, ключевое Для человека
традиционного общества, обеспечивалось корпоративной
социальной структурой, сословным типом общественных
связей с присущими им регламентирующими нормами. Кон-
серватизм и относительная инертность мышления, восприятие
традиции как хранилища истины, сакральная Легитимация
существующего социального строя сочетались с созерцатель-
ным психологическим складом, высокой эмоциональностью,
подверженностью вспышкам религиозной экзальтации.

Все эти ментальные особенности были характерны и для
европейского средневекового общества. Однако В отличие от
китайско-конфуцианской или индо-буддийской цивилизаций,
христианская духовная традиция сформировал^ достаточно
противоречивую социально-этическую и поведейческую мо-
дель. Она обладала высоким мобилизующим потенциалом,
ярко выраженной мессианской направленностью, но, одновре-
менно, предполагала идеи греховности человеческой природы,
противопоставление светского и духовного начал, дуализм
авторитета Церкви и государства. К тому же в средневековой
Европе сложилась и очень специфическая социально-эконо-
мическая модель с характерной дифференциацией трудовых
ресурсов, форм собственности, корпоративных сообществ. Все
это создавало предпосылки для усиления центробежных тен-
денций в европейском обществе и, в конченом счете, привело
к глубокому социально-психологическому кризису.

Участившиеся в XIY-XV вв. крестьянские войны и город-
ские восстания, кровавая резня европейского рыцарства в пе-
риод Столетней войны и Войны роз, падение Константинополя
и неудачи последних крестовых походов, морально-политиче-
ское фиаско Святого престола во время «Авиньонского плене-
ния» и понтификата Пия II, «черная смерть» 1348-1349 гг.,
унесшая треть населения континента, и первая эпидемия сифи-
лиса после 1494 г., нарастающая угроза нравственной и поли-
тической анархии образовывали в восприятии современников
единую цепь трагических событий, не только подрывающих
существующий порядок, но и доказывающих его изначальное
несовершенство, неестественность. Складывались предпо-
сылки для радикального перелома в развитии общественного
сознания, формирования «этики индивидуального спасения»,
попыток переосмысления самих основ общественного бытия.
Радикально изменилась система исторического мышления.
В ней закрепилась триада «Древность — Средние века — Воз-
рождение», соединившая иудео-христианское представление
о линейности исторического процесса с античной идеей ци-
кличности развития. Пафос возрождения античной духовной
традиции и отрицание наследия «мрачного средневековья»,
в том числе острая критика догматизма и стяжательства
церкви, стали лейтмотивом мировоззренческой революции на
рубеже Нового времени.

160

Понятие «Возрождение» («Ренессанс») для обозначения
новой эпохи впервые употребил художник и архитектор Джор-
дже Вазари (1511-1574) в книге «Жизнеописание наиболее
знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих». Античность
воспринималась его современниками как своего рода «золотой
век» человечества, бессмертный идеал свободы философских
и эстетических исканий, торжества человеческого гения. Од-
нако становление ренессансной культуры отнюдь не означало
тотального разрыва с христианской традицией. Среди мысли-
телей Возрождения было немало искренно верящих людей,
не только воспитанных в лоне церкви, но и весьма близких к
высшим иерархам Святого престола. В ренессансной космоло-
гии и натурфилософии нашли отражение теологические дис-
куссии позднего средневековья, а библейские образы оказали
огромное влияние на художественное творчество гуманистов.
Даже Святой престол оказался вовлечен в развитие гуманисти-
ческого движения. Начиная с понтификата папы Николая V
(1447-1455) и вплоть до разграбления Рима в 1527 г., покро-
вительство гуманизму являлось одним из важнейших средств
восстановления светского авторитета церкви. Таким образом,
Ренессанс стал периодом духовного обновления европейского
общества, чрезвычайно радикального, но происходящего в
русле преемственного развития христианской цивилизации.

Античное наследие оказалось важным для становления
духовной атмосферы Возрождения, поскольку оно было спо-
собно наиболее эффективно стимулировать индивидуальный
духовный поиск в условиях девальвации корпоративных
этических ценностей и поведенческих стереотипов. Ответы
на ключевые для кризисной эпохи вопросы: «кто я? », «во имя
чего я живу? », «что окружает меня? » — не могли быть найде-
ны в трудах древних философов. Однако античность являлась
ярким символом стремления человека понять себя, осознать
связь с природой и обществом на основе собственного опыта
и разума. Наследие древнегреческой философии составляло
всеобъемлющую систему координат для становления нового
метода познания. Не случайно, что основная канва фило-
софских исканий эпохи раннего Возрождения была связана с
дискуссией последователей Аристотеля (перипатетиков) и Пла-
тона (неоплатоников). Наследие Аристотеля воспринималось
как образец логичной, строго систематизированной системы
взглядов и доказательств, философствование Платона — как
доказательство познавательной важности человеческого во-
ображения, фантазии, творческого поиска прекрасного и гар-
моничного. На основе синтеза этих двух начал формировалась
идея рационального познания мира, основанного на творческой
интерпретации результатов чувственного, эмпирического вос-
приятия.

161

6 А-353

Немалую роль в становлении ренессансного типа мышле-
ния сыграло влияние религиозно-философской концепции
номинализма, сформировавшееся в XIV в. в условиях нарас-
тающего в христианской среде скептицизма и поисков новых
форм обоснования веры. Представители номинализма Уильям
Оккам (ок. 1300-1349), Жан Буридан (ок. 1300-1358), Альберт
Саксонский (ум. 1390), Никола Орем (ок. 1323-1382) и др.
пытались обосновать необходимость строгого разделения тео-
логии, опирающейся на Откровение, и философии, основанной
на разуме и эмпирическом опыте. Номиналисты рассматрива-
ли познание в качестве процесса интуитивного оформления
человеческих представлений о предметах окружающего мира.
Предмет познания и представление о предмете являлись для
них двумя разными реальностями, что заставляло отдавать
предпочтение эмпирическому опыту как более надежному
способу познания каждой реальной субстанции, в отличие от
любых метафизических теорий. Номинализм, не выходящий
за рамки теологических дискуссий, подготовил интеллекту-
альную почву для зарождения принципиально нового типа
философствования — секуляризованного, свободного от жест-
кой дилеммы «верить для того, чтобы знать» или «знать для
того, чтобы верить». Познание, основанное на эмпирическом
опыте, но избегающее его метафизического обобщения, сопря-
женное с человеческим воображением и образным мышлением,
открывало путь для расцвета интеллектуального творчества,
индивидуального самовыражения свободного разума.

Мыслители XV-XVI вв. еще более упрочили ориентацию
теории познания на постижение естественного, реального мира.
Именно в этом они видели возможность преодоления эклектики
разрозненных впечатлений и перехода к единому знанию. Клю-
чевую роль в формировании обновленной методологии познания
сыграл кардинал Николай Кузанский (1401-1464). В своих
трудах он отстаивал парадоксальную для традиционного мыш-
ления идею о принципиальном отсутствии противоположности
между единым и беспредельным, конечным и бесконечным.
В бесконечности он видел результат сочетания, совпадения
этих противоположностей. Тем самым отвергалась обычная для
античного и средневекового мировосприятия иерархия упоря-
доченного космоса, построенная на соподчинении абсолютных
«вершин», «идей» и низшей бесформенной материи с их проме-
жуточными ступенями. Учение Николая Кузанского открывало
путь для самых смелых умозаключений о мире, чье «движение и
его формулу постичь невозможно», о потенциально бесконечной
Вселенной — универсуме с постоянно ускользающей целостнос-
тью, единством, воплощенном лишь в Боге-абсолюте.

Решающий шаг в опровержении аристотелевско-птолемеев-
■ кой геоцентрической картины мира сделал польский ученый,
монах Николай Коперник (1473-1543). Движение он рассма-
тривал как естественное свойство небесных и земных объектов,
подчиненное законам механики. По мысли Коперника, тела,
находящиеся «в своем природном месте и целостности», имеют
наиболее простую форму движения — круговую, что и создает
ппечатление покоящихся тел. Прямолинейное же движение
характерно для тел, «отделенных от своего целого и покинув-
I них его единство». Эмпирическое восприятие человеком таких
природных процессов относительно и требует строго научного
расчета. Астрономические наблюдения и математический
анализ привели Коперника к выводу о том, что Земля отнюдь
не является центром мироздания и «Солнце, как бы восседая
на Царском престоле, управляет вращающимися вокруг него
семейством светил». Коперник считал, что такая гелиоцен-
трическая система окружена неподвижным звездным сводом.
Но, в отличие от античной традиции, он трактовал именно
подвижность как свойство конечных предметов. Тем самым,
доказывая движение Земли в неподвижном своде, Коперник
подтверждал тезис о бесконечности самой Вселенной.

Активным сторонником учения Коперника являлся ита-
льянский мыслитель Джордано Бруно (1548-1600). Однако он
считал, что звездное небо не является неподвижным куполом.
Универсум включает бесчисленные мировые системы, а Солн-
це с окружающими его планетами — лишь одна из них. Бес-
конечная Вселенная рассматривалась Бруно как абсолютная
возможность всего сущего, не имеющая ничего вне себя, еди-
ная и неподвижная, поскольку «сама является всем». Бруно
полагал, что ключом к формированию верной картины мира
является понимание истинной природы материи. Античные
мыслители видели в «первой материи» предельно абстрактную
возможность, некое пассивное начало, которое приобретает
сущность лишь благодаря форме. Тем самым, материя рас-
сматривалась как беспредельно делимое конечное, а матери-
альный мир — в качестве гармоничной иерархии простых и
сложных форм. С точки зрения Бруно, материя, напротив,
сама содержит в себе формы, является «развертывающей то,
что содержит в себе свернутым». Это связано с тем, что каждая
из эмпирически воспринимаемых вещей является сочетанием
телесной и духовной субстанций, иными словами, в каждой из
существующих вещей непременно наличествует божественное
начало как ее «формирующая причина, внутренняя сила».
Божественный абсолют Бруно воспринимал как высшее един-
ство возможности и действительности, которое неизмеримо,
бесконечно, беспредельно многообразно и охватывает при этом
собою все бытие. Следовательно, материальный мир является
необходимой экспликацией Божества, и каждая конечная
вещь, как часть мироздания, представляет собой выражение
бесконечного.

Пантеизм учения Дж. Бруно, т. е. отождествление боже-
ства с мирозданием, был одной из наиболее характерных черт
духовных исканий эпохи Возрождения. Эти же идеи панте-
истической натурфилософии развивали Пьетро Помпонацци
(1462-1525), Джероламо Кардано (1501-1576), Бернардино
Телезио (1509-1588), Францеско Патрицци да Керсо (1529-
1597). Их учения преодолевали дуализм духовного и телесного
начал, свойственный христианскому мышлению. Разрушая
христианское представление о мире как творении Бога, на-
деляя саму природу всеми атрибутами божественности,
мыслители Ренессанса делали важный шаг к секуляризации
общественного сознания. Основой обновленной гносеологии
становилось понимание универсальной взаимосвязи всех
частей мироздания. Восприятие материи, как однородного,
неизменного в своем количестве, но не имеющего конечных
границ физического целого, подводило к выводу о наличии
всеобщих законов изменения материи, которые обусловлены
лишь действием неких внутренних сил (в силу отсутствия
каких-либо внешних). Постижение этих механических взаи-
мосвязей, а также порожденных ими закономерностей могло
быть основано на эмпирическом опыте человека.

Первое достаточно полное обоснование роли опыта в установ-
лении истины сформулировал один из величайших деятелей
итальянского Возрождения Леонардо да Винчи (1452-1519) —
человек энциклопедических знаний, уникальный по широте
проявлений своего таланта. Он активно занимался математикой
и физикой, астрономией и космологией (в том числе, одним из
первых высказал гипотезу о том, что Земля не является центром
мироздания). В письменном наследии Леонардо сохранились
блестяще выполненные анатомические рисунки, эскизы изобре-
тенных им прототипов ткацкого станка, парашюта, плавильных
печей, разнообразных машин. Но в своем творчестве он остался
прежде всего практиком, экспериментатором. Леонардо ис-
ходил из необходимости сочетания математических методов
познания с механикой, как искусством экспериментального
установления природных правил и взаимодействий. Таким
образом, механика не воспринималась им как теоретическая
наука, но рассматривалась в качестве ключевого компонента
всей онтологической системы.

Концептуальные изыскания Николая Кузанского и Леонар-
до да Винчи, Николая Коперника и Джордано Бруно готовили
почву для настоящей научной революции. Они отражали ста-
новление нового типа мировосприятия, для которого неодно-
значность, новизна, «запредельность» не являлись пугающи-
ми. Упорядоченный и гармоничный Космос уступал место в
воображении человека бесконечной, полной многообразия и
противоречий Вселенной. Однако ренессансная культура в
своем развитии так и не пришла к формированию целостной
онтологической и гносеологической системы. Пафос Возрож-
дения питался отрицанием схоластического догматизма и кор-
поративной солидарности, а не становлением нового позитив-
ного социального идеала. Его источником было многообразие
событий и впечатлений, порожденных распадом привычного
порядка вещей. Эта была эпоха ранней модернизации, которая
в большей степени разрушала прежний духовный склад лич-
ности, нежели созидала новый. Как следствие, ренессансная
культура стала символом освобождения человеческого духа,
новаторских мировоззренческих исканий интеллектуальной
элиты, но не складывания устойчивых ментальных основ
новой общественной системы. Отсюда ее противоречивая, но
неразрывная связь с духовной ситуацией позднесредневекового
общества, социальная элитарность и локальность распростра-
нения в пределах европейского континента.

Очагом духовных исканий раннего Нового времени стала
Италия — страна с наиболее изменчивым и многообразным
политическим, культурным, экономическим пространством.
Здесь уже в XIV в. появились фигуры, признанные по мас-
штабу своей деятельности и таланту величайшими деятеля-
ми Возрождения. В поэзии Данте Алигьери (1265-1321) и
Франческо Петрарки (1304-1374) были предприняты первые
попытки обоснования нового этико-социального идеала. Их
эстафету подхватили Колюччо Салютати (1331-1406), Лео-
нардо Бруни (1374-1444), Джаноццо Манетти (1396-1459),

Джованни Пико делла Мирандола (1463-1494), Маттео Паль-
миери (1406-1475), Лоренцо Валла (1405-1457), Леон Баттист
Альберти (1404-1472), Кристофоро Ландино (1424-1498),
Анджело Полициано (1454-1494). Их творчество стяжало
общеевропейскую известность и позволило определить уже
XV столетие как время расцвета итальянского Ренессанса.
В XVI в. итальянское Возрождение представляло собой мощ-
ное культурное направление, объединяющее творчество по-
этов, художников, живописцев и скульпторов. Публицистиче-
ские произведения Леонардо да Винчи (1452-1519), Джованни
делла Каза (1503-1556), Франческо Верни (ок. 1497-1535),
Бенвенуто Челлини (1500-1571), Франческо Гвиччардини
(1483-1540) стали новым шагом в обосновании этических
принципов и эстетических канонов Ренессанса.

Расцвет гуманизма в других странах Европы начался
позднее — с конца XV в. В философско-мировоззренческом
отношении наиболее плодовитым оказалось ренессансное
движение в Германии, где огромную известность приобрели
произведения Эразма Роттердамского (1469-1536), Конрада
Цельтиса (1459-1508), Себастьяна Бранта (ок. 1458-1521),
Иоганна Рейхлина (1455-1522). Фигурами европейского
масштаба стали и французские мыслители Мишель Монтень
(1533-1592), Франсуа Отман (1524-1590), Лефевр д^Этапль
(1450-1536), англичане Роджер Эшем (1515-1568), Джон Стоу
(1525-1605), Томас Мор (1478-1535), испанские, швейцар-
ские, голландские гуманисты.

Большинство мыслителей Возрождения не являлись фило-
софами. Многие из них были публичными политиками и
общественными деятелями, занимали посты в системе государ-
ственного управления и даже в высшей церковной иерархии,
оказывались вхожими в торгово-предпринимательские круги.
В этой интеллектуальной элите так и не сложилась та духовная
атмосфера, которая была бы способна создать тип подлинного
ученого, стремящегося к построению целостной системы на-
учного поиска и воспроизводства знаний. Ренессансное мыш-
ление основывалось скорее на риторике, нежели философии.
Его стихия — ораторский пафос, свободное публицистическое
и художественное творчество. Отрицая фундаментальность
аристотелевской научности и схоластики томизма, ренессанс-
ное мышление приобретало эссеистический и диалогический
характер, превращалось в свободную игру ума, а не построение
целостной метафизической или натурфилософской картины
мира. Поэтому, признавая за разумом возможность постичь
основы мироздания, ренессансный гуманизм все же сосредо-
точил духовные искания на фигуре самого человека. Человек,
«словно некий смертный бог» (Дж. Манети), оказывается в
глазах гуманистов подлинным центром универсума. Космо-
логия уступала первенство антропоцентризму.

В противовес христианской культуре, устремленной к
достижению блаженства души в ее загробном существова-
нии и отрицающей духовную ценность мирской жизни, Ре-
нессанс возродил античный идеал гражданской доблести и
физической красоты. Человек Возрождения вновь открывал
реальность и ценность земного существования, в том числе
собственную телесность и чувственность. Подавление есте-
ственных человеческих склонностей, жизнь, подчиненная
культу страдания и вины, лишенная радости и наслаждения,
рассматривались как преступление против разума и природы.
Образцом гуманистического эпикуреизма стала концепция
итальянского философа Лоренцо Валла. Он решительно вы-
ступал против идеалов монашества и аскетизма, рассматривал
телесное наслаждение и материальное благополучие в каче-
стве важных частей полноценной жизни. Однако гедонисти-
ческие и натуралистические мотивы отнюдь не исчерпывали
ренессансное представление о человеке. Гуманистический
антропоцентризм опирался на представление о неразрывной
связи телесных и духовных потребностей человека, о возмож-
ности формирования на этой основе принципиально нового
типа личности.

Леонардо Бруни, впервые употребивший слово «гуманист»
(от лат. humanistas — человечность, человеческая природа), со-
единил в нем представление об учености с идеей воспитанности
и нравственного достоинства. Тема классического образования
и воспитания оказалась принципиально важна для ренессанс-
ной культуры. С точки зрения гуманистов, уважения достоин
лишь человек, способный не только использовать дарованный
ему природой и Богом разум, но и развивать, совершенствовать
его. Равным образом, и человеческое достоинство усматрива-
лось в возможности самостоятельно предпринимать что-ли-
бо, иметь собственную точку зрения, развивать собственную
личность. Таким образом, идеалом Возрождения становится
неповторимая и уникальная, духовно богатая и всесторонне
развитая Личность, символизирующая единство и гармонию
телесно-чувственного и духовного начал.

Антропоцентризм идеологии Возрождения придавал осо-
бую значимость вопросу о свободе воли человека. Отстаивая
независимость личности, право человека жить собственным
разумом, страстями и волей, гуманисты решали эту проблему
вполне однозначно. Многие из них пытались обосновать есте-
ственность индивидуалистической этики. Показательны в этом
отношении трактаты К. Салютати, впервые связавшего идею
свободы воли с дуализмом фортуны и фатума. Перед лицом
фатума, т. е. сверхъестественной божественной тайны, чело-
век оказывается ведом обстоятельствами, а свобода его воли
лишь отражает божественное проведение. Фортуна, которая
зачастую воспринимается в качестве такой же фатальной силы,
имеет на самом деле совершенно иную природу. Она отражает
условности, правила, ограничения, зависимости возникаю-
щие в человеческих взаимоотношениях. Люди, не способные
к самостоятельному поведению, воспринимают стечение этих
обстоятельств как непреодолимую силу. Но человек разумный
и достойный перед лицом фортуны, в сущности, свободен.

Гуманистический идеал человека, свободного в суждениях и
поступках, надеющегося на собственные силы и возможности,
вступал в противоречие с поведенческими нормами сословно-
корпоративного общества. В трудах многих мыслителей Воз-
рождения проводилась и идея принципиального равенства
людей в возможностях использования своей свободы, подчер-
кивалась независимость судьбы человека от его социального
происхождения. Но, в целом, ренессансное мировоззрение
оставалось чуждым любому бунтарству, революционности.
Индивидуалистический принцип сочетался в нем с идеями
социальной гармонии и гражданственности, непреходящей
ценности дружбы и любви. Самореализация человека в искус-
стве, науке, политике, предпринимательстве рассматривалась
одновременно как наилучшая форма служения обществу. Со-
циальная и политическая эклектичность подобной позиции
затушевывалась нравственным императивом гуманизма, ве-
рой в способность разумного человека создать достойное его
общество.

Сформированный Ренессансом образ человека предвосхитил
тот тип личности, который станет символом западной цивили-
зации спустя несколько столетий. О. Шпенглер в своей системе
мировой культуры определил его как фаустовский — * деятель-
ный, борющийся, превозмогающий», вечно неудовлетюреыный
собой и миром, противоположный покою, желанию остановить
мгновение. Гуманистический антропоцентризм открыл дорогу
новому отношению к природе. Стремление понять окружаю-
щий мир сменяется желанием изменить его. Человек впервые
начинает осознавать себя творцом, чье предназначение — со-
зидание, а не созерцание. Ренессанс создает настояций культ
творческой личности как основной действующей сипы миро-
здания, способной отразить в своих поисках гармонии единство
природного и божественного. Жажда проявить собственный
талант, стремление превзойти окружающих, неуемная энергия
самореализации и яркий темперамент становятся важнейши-
ми характеристиками «человека Возрождения». Жявопись и
скульптура, поэзия и архитектура превращаются в подлинную
науку и философию Ренессанса.

Ренессансная западноевропейская культура

Становление и развитие культуры Возрождения прошло не-
сколько этапов. Основанием для периодизации этого процесса
является итальянская традиция, в соответствии с которой
выделяются художественные эпохи дученто («двухсотые го-
ды» — вторая половина XIII — начало XIV в.), тречекто («трех-
сотые» — XIV в.), кватроченто («четырехсотые» — XV в.),
чинквиченто («пятисотые» — XVI в.).

Проторенессанс, время первых шагов по становлению новых
художественных методов и эстетических канонов, охзатил эпо-
хи дученто и треченто. Вершиной его является литературное
творчество Данте Алигьери (1265-1321), Франческо Петрар-
ки (1304-1374) и Джованни Боккаччо (1313-1375). Данте
стал родоначальником поэтической традиции, известной как
«новый сладостный стиль» и посвященной идеализирован-
ному воспеванию духовной любви к женщине, доэродетели
и мудрости. Его произведения были образцом «поэтической
теологии», синтеза духовных исканий новой эпохи с мистиче-
скими и схоластическими мотивами. Поэтическое творчество
Петрарки и Боккаччо обозначило постепенный переход к се-
куляризованному нравственному идеалу, торжеству эстетики
чувственной любви и наслаждения красотой реального мира.

Центральной фигурой изобразительного искусства дученто стал
флорентийский живописец Джотто ди Бондоне (1267-1337).
Он сыграл решающую роль в замене мозаичной техники на
фреску, позволяющую более реалистично передавать объем и
плотность изображаемых объектов. Джотто возродил извест-
ный с античности эффект оптического моделирования (rilie-
vo), основанный на восприятии человеком светлых тонов как
более близких. Новая техника живописи позволяла создавать
эмоционально насыщенные, близкие к реальным пропорциям
произведения.

В период треченто становление ренессансной культуры
приостановилось. Это было вызвано растущим влиянием
готического искусства, особенно заметным в архитектуре и
живописи. Впрочем, последняя волна развития средневековой
культуры уже сама являлась предвестником эстетической
революции Возрождения. «Пламенеющая готика» XIV в.
привнесла в искусство красочность, изысканность, экзальти-
рованность. Она несла отпечаток куртуазности и утонченности
аристократического стиля позднего средневековья.

Особенно важные новации коснулись в XIV в. музыкального
творчества. Здесь сформировалось особое течение — «ars nova»
(«новое искусство»), родоначальниками которого были Фран-
ческо Ландини, Пьетро Казелла, Гирарделло. На смену моно-
полии григорианского хорала, канонизированного церковью,
пришла светская профессиональная музыка и новая певческая
культура. В отличие от церковной полифонии, опирающейся
на три одновременно звучащих голоса, поющих самостоя-
тельные мелодии с отдельными текстами, композиторы «ars
nova» объединили мелодию, гармонию и ритм в одну систему.
На смену господствовавшим в средневековой музыке мессе и
церковным мотетам пришли новые вокально-инструменталь-
ные жанры — мадригал, баллата и качча. Они опирались на
поэтику гуманистической литературы. В последующие сто-
летия вся музыкальная культура Возрождения развивалась в
русле «ars nova».

Флорентийское кватроченто стало символом ранней ренес-
сансной культуры в Италии. Ключевые изменения, произо-
шедшие в этот период, коснулись изобразительного искусства
и архитектуры. При становлении нового эстетического канона
в живописи и скульптуре определились две основные линии,
первая из которых отражала влияние античного искусства,
а вторая — преемственность со стилистикой средневековой
живописи. К первому принадлежали Донателло (Донато,
1386-1466) и Мазаччо (Томмазо ди сер Джованни ди Моне Кас-
саи, 1401-1427), а также АндреадельВерроккьо, Пьеро делла
Франческа, Учелло. Характерной чертой этого направления
стало стремление отразить единство физической гармонии тела
и духовной, нравственной возвышенности человека, точная
передача динамики движений, эмоционального состояния,
рельефной пластики человеческих движений. Второе направ-
ление представляли Беноццо Гоццоли, фра Беато Анжелико,
фра Филиппо Липпи, Доминико Гирландайо. В их творениях
воспроизводились традиции византийской средневековой
живописи с характерным акцентом на формирование яркой
цветовой гаммы, колоритное изображение пейзажей, цветов и
животных. Еще одним символом эстетики кватроченто стала
флорентийская архитектура, в том числе т.н. «инкрустаци-
онный стиль», основанный на комбинировании материалов
различного цвета и фактуры при оформлении поверхностей
строений и декораций, свободном использовании ордерного
мотива в композиционных решениях. Ярким представителем
этого архитектурного направления являлся Филиппо Брунел-
лески (1377-1446).

Период итальянского Высокого, или классического Возрож-
дения пришелся на несколько десятилетий рубежа XV-XVI вв.
Отличительной чертой творчества этой эпохи был переход от
принципа натуральности, подражания природе к созданию
идеальных художественных образов. Восторжествовало пред-
ставление об искусстве как особом способе познания мира. По
образному выражению Леонардо да Винчи, в творении худож-
ника «все тайны мира извлекаются из самых потаенных глубин
и предстают в загадочно-целостном образе реальности, в такой
картине мира, в которой все в единый миг раскрывается и в то
же время оказывается сокрытым». Образцами художественно-
го стиля Высокого Возрождения стали поздние произведения
Леонардо да Винчи (1452-1519) и Сандро Боттичелли (1445-
1510), творения Рафаэля Санти (1483-1520), Микеланджело
Буонарроти (1475-1564), Тициана Вечеллио (1477-1576).
Они были посвящены созданию динамичных образов, пере-
даче героики, трагизма, романтики человеческих поступков
и эмоций. Основное внимание уделялось не столько сюжет-
ной основе произведений, сколько изображению конкретной
личности, передаче пластики движений, нюансов мимики,
переживаний, настроений. Значительно выросло и мастерство
построения пространственных композиций. Пейзажный фон,
напротив, утратил художественное значение.

Отличительной чертой художественной стилистики Высоко-
го Возрождения являлась гармонизация архитектурного и изо-
бразительного искусства. Леон Баттиста Альберти (1404-1472)
и Донато Браманте (1444-1514) стали основоположниками
нового архитектурного стиля — «римского классицизма». Его
отличительной чертой была подчеркнутая рациональность,
уравновешенность форм, симметричность и центричность
композиции, широкое использование круглой купольной по-
стройки при полном отказе от элементов готики. Некоторая
обезличенность таких зданий компенсировалась созданием
фресковых циклов с блестящими пространственными решени-
ями. Самым ярким проявлением подобного синтеза архитек-
туры и живописи являлись работы Рафаэля и художников его
мастерской: Перино дель Вага, Джованни да Удине, Полидоро
да Караваджо, Джованни Романо.

Культура итальянского Позднего Возрождения несла отпеча-
ток военных и политических потрясений первой трети XVI в.,
ужесточения позиции Святого престола, роста социальных
проблем. Лишь в Венеции, сохранившей в этот период неза-
висимость и экономическое могущество, сложилась своеобраз-
ная художественная школа. Основы ее эстетических канонов
сформировались еще в поздних работах Тициана Вечеллио
(1477-1576), а также произведениях Джорджоне (1476-1510)
и Лудовико Ариосто (1474-1533). Вершиной венецианского
чинквиченто стало творчество художников Паоло Кальяри
(1528-1588) и Тинторетто (Якопо Робусти, 1518-1594), архи-
текторов Андреа Палладио (ди Пьетро, 1508-1580) и Пьетро
Ломбардо (1435-1515). Венецианский стиль отличался яркой
декоративностью, живописностью, красочным колоритом.
Большое влияние на него оказала восточная и византийская
эстетика. Венецианские художники вновь обратились к ис-
кусству мозаики и художественного стеклоделия, в интерьерах
широко использовали ткани и каменную резьбу. С учетом специ-
фики климата они писали преимущественно не фрески, а панно
на холстах масляными красками. Стилистика венецианского
чинквиченто уже предвещала скорый закат ренессансного клас-
сицизма и тождество новых стилей — маньеризма и барокко.

На конец XV — начало XVI в. пришелся недолгий расцвет
ренессансной культуры в других странах Европы. Голланд-
ское, германское и французское Возрождение получило на-
звание Северного. Его основной чертой стал последователь-
ный натурализм, буквальное следование пантеистическому
идеалу. Подчеркнутая реалистичность ценилась больше, чем
идеальность форм и образов. Искусство Северного Возрожде-
ния отказывалось от спокойной гармонии античных образов
и органично развивало традиции средневековой готики. Вы-
разительность и динамичность произведений обеспечивались
характерными элементами готической стилистики — четким
линейным контуром, экспрессивностью образов, напряжением
пространственных решений. Традиции готики прослежива-
лись также в нарочитой деформации идеальных форм, эстетике
чувственного «надлома», мистической экзальтации, богатстве
аллегорий и символов.

Ключевую роль в развития изобразительного искусства
Северного Возрождения сыграли голландские и немецкие
художники. В XV в. возникла франко-фламандская (бургунд-
ская) школа. Ее представители: Робер Кампен (1378-1444), Ян
ван Эйк (1390-1441), Рогир ван дер Вейден (ок. 1400-1464),
Хиронимус Босх (1460-1516), Питер Брейгель (1525-1569),
усовершенствовали технику масляной живописи и способство-
вали ее распространению в Европе. Особенностью их творче-
ства было большое внимание к бытовым сюжетам. Немецкие
художники Альбрехт Дюрер (1471-1528), Матис Грюневальд
(1470-1528), Ханс Гольбейн (1498-1543) активно работали в
жанре гравюры, создали школу реалистичной портретистки.

Французская ренессансная живопись отчасти тяготела к фла-
мандской школе, отчасти — к итальянскому искусству. В рам-
ках первого направления сформировалась парижская школа
миниатюрной книжной живописи. Наиболее видным предста-
вителем второго направления был Жан Фуке (1420-1477), внес-
ший большой вклад в становление эстетики сенсуализма. Более
самобытной была французская ренессансная архитектура. При
Франциске I началась активная перестройка средневековых
замков в долине Луары. В ходе ее традиционные готические
формы соединялись с элементами строгого классического де-
кора. Тогда же под руководством Жюля Лебретона началось
строительство дворцового комплекса в Фонтенбло. Эти работы
положили начало формированию особого художественного
«стиля Фонтенбло». Но по своей эстетике он был уже ближе к
маньеризму, нежели ренессансному искусству.

Огромную роль для становления культуры Северного Воз-
рождения сыграло зарождение национальной литературы.
Поворотным моментом стало изобретение Иоганном Гутенбер-
гом в середине XV в. печатного станка. В следующем столетии
печатное искусство значительно усовершенствовалось. Книги
становились более дешевыми, меньшего формата, снабжались
иллюстрациями. Стремительно расширялся жанровый спектр
светской литературы. Новеллы и лирическая поэзия, философ-
ско-религиозные произведения и публицистические трактаты,
пасторальные и авантюрные романы были объединены общим
духом мировоззренческих исканий, утверждения нового эти-
ческого идеала. Изменился и сам литературный язык. Многие
гуманисты писали свои произведения на родном языке, а не
на латыни, пытались преодолеть многообразие диалектов.
Формирование общенационального языка рассматривалось
ими как важнейший фактор консолидации наций и их куль-
турного развития.

У истоков французской ренессансной литературы стояли
поэты и писатели из кружка Маргариты Наваррской, сестры
Франциска I. В их творчестве сочетались традиции французской
куртуазной лирики и влияние итальянской литературы Возрож-
дения. Сама Маргарита Наваррская была автором нашумевшего
сборника новелл «Гептамерон», написанного в подражание
Боккаччо. В XVI в. олицетворением французской литературы
стало творчество поэтов из группы «Плеяда» («Семизвездие»),
лидером которой являлся Пьер де Ронсар (1524-1585). Поэзия
«Плеяды» отличалась большим жанровым и тематическим раз-
нообразием. Любовная лирика соседствовала с произведениями
пантеистической направленности, одами философского и граж-
данского звучания, прославляющими национальное единство
и величие Франции. Поэзия «Плеяды» сыграла важную роль
в превращении северофранцузского диалекта в основу литера-
турного французского языка. Трактат «Защита и прославление
французского языка» участника «Плеяды» Жоашена Дю Белле
стал первым в Европе научным трудом о значимости националь-
ного языка.

Особое место в истории французского Возрождения занима-
ет литературное творчество Франсуа Рабле (1494-1553). Его
роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» был образцом сочетания на-
родного юмора, антиклерикальной сатиры и гуманистического
идеализма. В художественной форме Рабле ставил важнейшие
вопросы гуманистической философии — о свободе воли, сущ-
ности добродетели, роли религии и церкви, предназначении
политической власти, этике войны и мира. Жесткая социаль-
ная позиция автора, пафос разума, перед которым сняты все
моральные, общественные запреты, сочетание карнавальной
веселости с нарочитым натурализмом предвещали скорый
переход к позднеренессансному мышлению.

Символом переломного этапа развития французского гума-
низма, кризиса его идеалов в условиях нравственного раскола
общества стала философия Мишеля Монтеня (1533-1592).
В его произведениях внутренний мир личности фактически
противопоставляется обществу. Монтень не только критиковал
деспотизм, стяжательство и схоластический догматизм, но и
выражал сомнение в возможности метафизического познания
мира и уверенность в относительности любых нравственных и
религиозных идеалов.

Схожие мировоззренческие установки были характерны
для творчества многих голландских и немецких гуманистов.
В произведениях Эразма Роттердамского (1469-1536), Иоган-
на Рейхлина (1455-1522), Себастьяна Бранта (ок. 1458-1521),
Ульриха фон Гуттена (1488-1523) сатирически изображалось
общество, где торжествуют человеческие пороки — высокоме-
рие, невежество, тщеславие, стяжательство. С особым сарказ-
мом и гневом обличались моральное разложение церковного
клира, преступная жестокость междоусобных войн. Особен-
ностью мировоззренческих исканий многих представителей
Северного Возрождения стало большое внимание к религи-
озным проблемам. Эразм Роттердамский стал основателем
теологического рационализма. Опровергая многие догматы ка-
толической церкви, он призывал обратиться к евангелическим
традициям раннего христианства. Эразм считал, что человека
нельзя рассматривать как изначально порочное существо,
но свободная воля человека зачастую идет вразрез с прямым
воздействием Бога. Свобода выбора может привести человека
КЭ.К к благодати, так и к пороку, а потому и создает основу для
его нравственного возвышения. Эта дилемма не сможет быть
осмыслена в духе религиозного мистицизма или смиренного
чувства зависимости от воли Божьей. По мнению Эразма, лишь
разум, здоровый скептицизм и критическое сознание открыва-
ют путь к истинному пониманию предназначения человека как
творения Бога. Подобные рассуждения оказывались уже дале-
ки от традиции ренессансного философствования и готовили
интеллектуальную почву для реформационного движения.

Расцвет светской литературы сыграл ключевую роль в ста-
новлении испанского Возрождения. Объединение страны под
властью Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского,
а затем и включение Испании в огромную империю Габсбургов
вызвали всплеск общественных дискуссий и формирование
гуманистически настроенной интеллектуальной элиты. Фило-
софские неоплатонистские трактаты Леона Эбрео (1469-1535),
натурфилософские и антроцентристские работы М. Сервета
(1511-1553) и X. Уарте де Сан Хуана (1529-1588), трактаты
Симона Абвиля (1530-1589) и А. де Небриха (1442-1522),
посвященные становлению национального языка, были со-
звучны духовным исканиям итальянских и французских
мыслителей. Гуманистическую направленность имели многие
художественные произведения, в особенности появившиеся в
середине XVI в. пасторальные и плутовские романы. Особую
известность приобрело романическое творчество Мигеля де
Сервантеса Сааведры (1547-1616). Особенностью испанской
литературы было также появление нового лиро-эпического
жанра— романса. Так назывались небольшие поэтические
произведения, которые часто напевались под музыкальный ак-
компанемент. Этот жанр отличался большим разнообразием и
включал новеллические, летописные, лирические, бурлескные
(шутливые) романсы. Их популярность способствовала бурному
развитию драматургии и театрального искусства. Испанский
театр впервые в Европе преодолел характерное для средневеко-
вья разделение на придворное и народное течения. «Театр для
всех» сочетал традиции античной драмы, народных романсов,
гуманистической трагедии и комедии. Основателем испанской
драматургической традиции стал Лопе де Вега (1562-1635),
разработавший классические принципы сочинения комедий.

Развитие испанской архитектуры и изобразительного ис-
кусства эпохи Ренессанса было менее революционным. В на-
чале XVI в. здесь зародился особый стиль — платереск (от лат.
platero — серебро), основанный на синтезе черт готического,
византийского, мусульманского искусства. По живописности,
яркости и красочности он был близок к эстетике венецианско-
го чинквиченто. К концу столетия платереск сменился более
строгим классическим стилем, получившим название эррере-
ско (по фамилии архитектора Хуана де Эррера (1530-1597),
создавшего комплекс дворца Эскориал).

Становление культуры Возрождения в Англии происходило
в особых условиях — фактически одновременно с разверты-
ванием Реформации и на фоне ускоренной эмансипации со-
циальных групп, связанных с рыночными отношениями. Рас-
пространение новых эстетических канонов изобразительного
искусства и архитектуры оказалось здесь весьма локальным.
Гуманистическое движение приобрело ярко выраженный пу-
блицистический, мировоззренческий характер. Уже с 30-х гг.
XVI в. особую популярность приобретает жанр политического
памфлета, позволяющий в самой острой форме ставить вопро-
сы о сущности государственной власти, природе абсолютизма,
пределах свободы, истоках благосостояния нации. Влияние
двух ведущих университетских центров — Оксфорда и Кем-
бриджа, придало английской публицистической литературе
просветительские черты. Они были характерны и для творче-
ства поэтов-гуманистов — Томаса Уайета (1503-1542), Генри
Говарда Сарри (1517-1547), Филипа Сидни (1554-1586),
Эдмунда Спенсера (1552-1599). Но вершиной английской ре-
нессансной культуры стал расцвет национальной драматургии
и театра.

Английская драма наиболее полно отразила нравственную
направленность Позднего Возрождения. Она отличалась ре-
алистичностью, подчеркнутым вниманием к социально-по-
литическим и духовным проблемам общества. Драматургов
Джона Лили (1554-1606), Роберта Грина (1558-1592), Томаса
Кида (1558-1594), Кристофера Марло (1564-1593) называли
«университетскими умами» за стремление не веселить, а по-
учать публику. Очень характерной была эволюция настро-
ений и тематики художественных произведений Уильяма
Шекспира (1564-1616). Ранний, «оптимистический» период
его творчества был сопряжен с созданием веселых комедий,
а также гениальной романтической драмы «Ромео и Джу-
льетта». Более поздние произведения — «Гамлет», «Отелло»,
«Король Лир», «Макбет», уже отражали трагическое миро-
ощущение, раздумья о противоречивом сочетании в человеке
силы и слабости, величия и низости, о беспредельном одино-
честве благородных и честных людей в обществе, где царят
зло и лицемерие. Своеобразным итогом творческих исканий
английских гуманистов Стала сатирическая драматургия Бен-
джамина Джонсона (1573-1637), обличающая власть золота,
лжи и лицемерия.

Развитие духовной культуры Позднего Возрождения осо-
бенно остро продемонстрировало трагическое противоречие
между высокими нравственными устремлениями гуманизма
и социальной действительностью. Возрождение оказалось не
способным сформировать реалистичный идеал обновления
общества. Устойчивым лейтмотивом мировоззренческих ис-
каний становятся скептицизм, жесткая сатира и, все чаще,
нескрываемое разочарование в возможностях человека. По-
пытки же сохранить в искусстве жизнерадостность, эстетику
праздника, оптимизм вызвали к жизни новые художественные
стили, не имевшие глубокой философской основы.

Предвестником постренессансной эпохи стал маньеризм
(от итал. manierismo — вычурность), зародившийся в Ита-
лии уже в середине XVI в. Основной вклад в формирование
художественного метода маньеризма внесли Якопо Понтормо
(Карруччи, 1494-1557), Джулио Романа (1492-1546), Пармид-
жанино (Франческо Маццола, 1503-1540). Стремление худож-
ников отразить идеалы красоты за счет виртуозной техники
привело к преобладанию формы над содержанием. Образы
маньеризма — нарочито изысканные, лишенные искреннего
психологизма, были подчинены культу пластики обнаженного
тела. Их характерной чертой стало изображение чрезмерного,
напряженного движения, не мотивированного сюжетом, но
позволяющее максимально использовать линии силуэта. От-
дельным направлением в развитии живописи маньеризма стал
новый жанр парадной портретной живописи. Его основателем
считается Анждело Бронзино (1503-1572). Парадный портрет
отразил стремление маньеристов к эстетизации малейших
элементов, деталей композиции, созданию утонченных худо-
жественных произведений.

Вершиной итальянского маньеризма стало творчество Бен-
венуто Челлини (1500-1571), прославившегося ювелирной
обработкой поверхности скульптур. При участии Челлини и
других итальянских мастеров было осуществлено декоратив-
ное оформление дворца Франциска I в Фонтенбло. Эти рабо-
ты положили начало развитию архитектурно-декоративной
«школы Фонтенбло». Ее крупнейшими представителями были
Россо Фьорентино (1493-1541), Франческо Приматиччо (1504-
1570), Жан Гужон (1510-1568), Пьер Леско (1515-1578).
Архитектура маньеризма отличалась не пространственной,
а орнаменталистской эстетикой, эклектичным сочетанием
традиций романского и готического ордера, стилизацией под
естественные, природные конструкции. Франко-итальянская
«школа Фонтенбло» оказала большое влияние на формиро-
вание стиля испанского романизма, ярким представителем
которого был Эль Греко (1541-1614). В начале XVII в. краткое
господство маньеризма сменилось зарождением нового обще-
европейского художественного стиля — барокко, ставшего
основой постренессансного искусства.

Политическая теория Н. Макиавелли.

Социальные утопии эпохи Возрождения

Формирование ренессансного идеала личности имело
огромное значейие, превосходящее представления самих
гуманистов. Их нравственно-эстетические искания, лишь
в редчайших случаях бросавшие открытый вызов церкви и
государству, готовили почву для глобальной мировоззренче-
ской революции. Пафос внутренней свободы и плюрализма
человеческого воображения пестовал новую социальную
философию. Осознанная индивидуальность в корне разрушала
традиционные, корпоративные формы самоидентификации.
Но обожествленный человек оказывался асоциальным. Воспе-
ваемая гуманистами свобода формирования собственного «Я»
легко переходила грань самоизмышления. Фигура Человека-
творца, способного к самосовершенствованию и обладающего
неограниченной волей, ставила под сомнение всесилие Бога-
творца. Дискредитация религиозно-корпоративной этики без
реальной мировоззренческой альтернативы, освобождение от
диктата церкви при отсутствии иных духовных авторитетов
открывали путь для интеллектуальной, нравственной, соци-
альной анархии. В итоге диалектика свободы и вседозволенно-
сти оказалась фатальной проблемой для общественной мысли
эпохи Возрождения. Символом ее стала политическая теория
Н. Макиавелли.

Никколо Макиавелли (1469-1527), известный политик
флорентийской республики, был автором нескольких научных
трудов, в том числе трактатов «Государь», «История Флорен-
ции», «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», «О военном
искусстве». Его взгляды основывались на представлении о
человеке как природном существе, чьи стремления определя-
ются эмоциями и аффектами, в том числе страхом, любовью,
вожделениями, страстями. Поэтому Макиавелли считал, что
человек зол и эгоистичен, если его поступки не сдерживаются
извне. Этика, мораль, добродетель и даже религия не могут
преодолеть природный индивидуализм, поскольку являются
производными от человеческих интересов и получают ту или
иную форму лишь благодаря человеческому разуму. Но раци-
ональное желание людей избежать насилия и зла со стороны
окружающих приводит к появлению понятий справедливости и
законности. Добиться их реализации, обеспечить спокойствие
и единство общества может лишь государство («stato») — си-
стема публичной власти.

Вслед за античными мыслителями, Макиавелли рассма-
тривал преобладающие в обществе настроения как основу
круговорота простейших форм государства. Монархия способна
обеспечить порядок и стабильность, но единовластие открывает
путь к коррупции и тирании. Монархическое престолонас-
ледие порождает аристократию, которая из-за человеческих
вожделений и властолюбия перерастает в олигархию. Протест
народа против олигархов приводит к созданию демократии,
которая из-за неумения большинства людей пользоваться
свободой неизбежно перерождается в анархию. Усмирить же
толпу и воссоздать государство может лишь монархия. «Сила
создает покой, покой — праздность, праздность — беспоря-
док, беспорядок — разруху, а из нее возникает порядок, из
порядка — сила», — писал Макиавелли. Эта игра страстей и
стремлений вечна. Но, по мнению Макиавелли, политическое
искусство способно приостанавливать тяготение людей к по-
рокам, возрождать и длительное время поддерживать мир и
спокойствие. Неумелое же властвование, напротив, поощряет
самые низменные черты человеческой природы. Эта дилемма
исчерпывающе характеризует подлинные цели политики, глав-
ной из которых является сохранение и упрочение самой власти
как гаранта единства народа, порядка и социального мира.

Рассматривая две основные модели властвования — респу-
блику и монархию, Макиавелли отдает предпочтение первой.
Именно республика, возлагающая бремя ответственности на
всех граждан, может быть политически наиболее эффективной.

При этом идеи Макиавелли были далеки от пафоса народо-
властия. В городской массе, плебсе (la plebe, il vulgo) он видел
лишь угрозу смуты, хаоса, вожделений и пагубных страстей.
Государственная власть, на его взгляд, должна опираться
на патрициев (i patrizi, i nobili, il popolo grasso) — имущие
городские слои с постоянными, «реальными» интересами.
Поддержка же всего народа (il popolo) важна лишь в противо-
стоянии правителей с аристократической знатью, основным
источником интриг и эгоистического честолюбия. Подобная
позиция позволила Макиавелли преодолеть противопостав-
ление республики и монархии, рассматривая принципы по-
литического искусства как универсальные для обеих систем
властвования. Выбор же формы правления, по его мнению,
должен определяться конкретными задачами, стоящими перед
тем или иным народом и государством.

Макиавелли считал, что возглавлять государство могут
лишь люди, обладающие особым качеством — доблестью
(virtu), т. е. способностью преодолевать обстоятельства, под-
чинять себе фортуну. Поступки правителя должны быть раци-
ональными и свободными, основанными на принципах прак-
тичности и целесообразности. Мораль и религия, напротив,
не могут быть основанием правильной политики. Макиавелли
полагал, что поскольку человек представляет собой существо
природное, подчиненное своим вожделениям и аффектам,
то его нравственные и религиозные установки формируются
под влиянием извне. Государство само должно пестовать те
или иные моральные ориентиры. Правителю же надлежит
исходить во всех случаях из соображений полезности, быть
искренним лишь в своем стремлении к укреплению власти и
порядка. Он должен не останавливаться перед применением
силы, при необходимости быть жестоким и коварным, «не от-
клоняться от добра, если это возможно, но уметь вступать на
путь зла, если это необходимо». Макиавелли сравнивал хоро-
шего правителя с лисицей, распознающей западни, и львом,
устрашающим своих врагов. Любые его действия могут быть
оправданы, если они приводят к необходимому результату.

Макиавелли отнюдь не являлся безусловным сторонником
насилия. Он подчеркивал, что правление, основанное на за-
конах, более предпочтительно. Однако сила может оказаться
более эффективной при необходимости противостоять ин-
тригам или радикально менять общество. Не менее важным
политическим средством Макиавелли считал обеспечение
моральной поддержки со стороны народа. Для этого важно
внушать подданным как любовь, так и страх. Репутация
правителя должна способствовать формированию в обществе
необходимых моральных устоев. «Нет необходимости князю
обладать добродетелями, — писал Макиавелли, — но непре-
менно должно казаться, что он ими наделен. Больше того, ...
если он их имеет и всегда согласно с ними поступает, то они
вредны, а при видимости обладания ими они полезны; так,
должно казаться милосердным, верным, человечным, искрен-
ним, набожным, должно и быть таким, но надо так утвердить
свой дух, чтобы при необходимости ты мог бы стать иным.
Князь не может соблюдать все, что дает людям добрую славу,
так как он вынужден ради сохранения государства поступать
против верности, против любви к ближнему, против человеч-
ности, против религии».

Теория Макиавелли стала одним из первых развернутых
обоснований политического имморализма. Она отразила спе-
цифику нравственно дезориентированного, утратившего ор-
ганическую цельность общества. Однако, доказывая несовме-
стимость политического искусства с какими-либо априорными
ценностями и идеалами, Макиавелли отнюдь не призывал к
беспринципности. Напротив, он весьма четко сформулиро-
вал принцип ответственной политики, подчиненной единой
цели — приоритету государственного интереса (ragion di sta-
to). В его трудах последовательно проводится идея сильного
национального государства, опирающегося не на единство
веры (fides), а на согласие народа (consensus). Подобные пред-
ставления о системе публичной власти будут востребованы в
европейской общественной мысли значительно позднее. Сам
же Макиавелли мало стремился к теоретическому обобщению
своих представлений о политике. Он пытался сформулировать
сугубо практические рекомендации, наставления, призванные
направить усилия власть имущих в наиболее эффективное
и целесообразное русло. Практичность и утилитарность его
предложений явно диссонировали с пафосом гуманистической
философии. Макиавеллизм стал символом всей противоречиво-
сти ренессансного антропоцентризма. Образ сильной личности,
способной бросить вызов фортуне, обрел в трудах Макиавелли
реальные черты, но оказался противопоставлен человеку есте-
ственному, эгоистичному и ничтожному в своих помыслах.

Откровенная элитарность макиавеллизма, его цинизм в ре-
шении проблемы «сильной личности» оказались неприемлемы
для большинства мыслителей эпохи Возрождения. Но осозна-
ние несовершенства общества, где индивидуальный интерес,
погоня за властью и наживой становились основной гарантией
благополучия, заставляло многих гуманистов чрезвычайно
скептически относиться к современникам. Как следствие,
ведущим направлением гуманистической мысли на рубеже
XVI-XVII вв. становится скептицизм. Его представителями
были Эразм Роттердамский (1469-1536), Себастьян Кастел-
лион (1513-1563), Мишель Монтень (1533-1592), Франсуа
Санчез (1552-1632), Пьер Гассенди (1592-1655).

Наиболее ярким образцом ренессансного скептицизма яв-
ляется миропонимание Мишеля Монтеня. Он полагал, что те
моральные и религиозные нормы, которые люди восприни-
мают как естественные и непреходящие, на самом деле явля-
ются правильными лишь для тех, кто в них верит. Поэтому
сомнение в предмете любой веры, стремление «все взвешивать
и все оценивать разумом» является непременным качеством
человека. Естественность человека должна выражаться не в
попытках уподобиться божеству, а в признании собственной
ограниченности, в стремлении «житьумеючи», согласовывать
общественные правила с собственной природой. Следуя по-
добной логике, скептицизм XVI в. делал решительный шаг к
этике индивидуализма, преодолевающей традиции ренессанс-
ного антропоцентризма. Альтернативой подобному развитию
ренессансного скептицизма стала утопическая мысль раннего
Нового времени.

Название жанру утопической литературы дало самое из-
вестное произведение английского писателя и политического
деятеля Томаса Мора (1478-1535). Греческое слово «утопия»
(и — «нет» + topos — «место») Мор буквально переводил как
«Нигдея», или «место, которого нет». Таким образом он назвал
вымышленный остров, находящийся в Южном полушарии.
Описание жизни жителей этого острова позволило Мору не
только раскрыть свой общественный идеал, но и указать на
источники зла в современном государстве. Важнейшей осо-
бенностью жизни утопийцев Мор считал исключение эгоизма
и неравенства. Здесь нет частной собственности, и все граждане
работают по шесть часов в день. Физический труд ценится боль-
ше, причем для всех утопийцев обязательно участие как в сель-
скохозяйственных, так и ремесленных работах. Время работы,
отдыха и сна одинаково для всех. Дома на Утопии одинаковы,
и каждые десять лет жители меняются своими жилищами.
Утопийцы одеваются в одинаковые одежды (отличающиеся
лишь для мужчин и женщин). Деньгами они не пользуются.
Питаться могут дома, но предпочитают общественные дворцы,
равно как и лечатся в основном в общественных больницах.
Семейная жизнь подчинена патриархальным правилам и
строгой морали, но без нарочитого аскетизма. Таким образом,
население Утопии живет в соответствии с законами природы,
полагая, что удовольствие, доставляемое разумной жизнью,
есть наивысшее благо для человека.

Мор описывал государственное устройство Утопии, осно-
ванное на многоступенчатых, тайных выборах. Должностные
лица и священники избираются из особой группы людей, пред-
расположенных к научной деятельности и поэтому освобож-
денных от физического труда. Мор особо подчеркивал, что в
такой роли может оказаться любой утопиец, так что никакого
противостояния между гражданами не возникает. Исключение
составляют рабы, в число которых попадают осужденные за
позорные деяния граждане. Главой государства является по-
жизненно избираемый князь, который может быть смещен за
стремление к тирании. Государство Утопии миролюбиво, но
может участвовать в войнах для защиты своей территории,
своих союзников, а также для освобождения других народов
от тирании. Характерной чертой является стремление Утопии
вести войны с помощью наемников, чтобы не приучать своих
граждан к насилию.

Автором еще одной известной утопии под названием «Город
Солнца» являлся итальянский гуманист Томмазо Кампанелла
(1568-1639). Он описал устройство вымышленного города-
государства, где отсутствовала частная собственность и все
жители представляли собой единую общину. Избираемые
гражданами должностные лица образовывали особую иерар-
хию, возглавляемую четырьмя высшими магистратами. Три
из них — Мощь, Мудрость и Любовь, отвечали за военную,
научную и профессиональную деятельность. Верховный пра-
витель — Метафизик — являлся главой и светской, и духовной
власти. Он не избирался народом, а занимал свой пост как наи-
более достойный гражданин. Кампанелла подробно описывал
жизненный уклад соляриев, отмечая планомерный характер
их хозяйства и досуга, регламентирующую роль государства
в воспитании граждан, распределении благ и даже продолже-
нии рода.

Схожие идеи были характерны и для других утопических
произведений эпохи Позднего Возрождения, в том числе ро-
манов Людовико Цукколо, Франческо Патрици, Людовико
Агостини, Альберто Дони, а также более поздних произве-
дений — «Новой Атлантиды» Ф. Бэкона, «Республики Оке-
ания» Дж. Гаррингтона, «Путешествия в Икарию» Э. Кабэ,
«Путешествия Гулливера» Д. Свифта. В большинстве из них
отражался эгалитарный идеал социальной справедливости,
изображалось общество, лишенное противостояния личного и
социального начал, построенное по принципу единой общины,
но с иерархичной и влиятельной государственной организаци-
ей. Подобное представление о социальной гармонии отражало
кризис гуманистического антропоцентризма, разочарование в
обожествленной Личности. Но подлинной смысловой основой
любой утопии становится противопоставление двух миров,
один из которых является несовершенным, погрязшим в
противоречиях и пороках, а другой — олицетворяет мечты о
справедливости.

Критика окружающего общества, основанная на выдвиже-
нии альтернативного («утопического») социального проекта,
неизбежно подводила к мысли о необходимости радикального
изменения существующей действительности. Формировалось
убеждение в том, что люди способны собственными силами
создать и сохранить идеальный социальный порядок. При
этом утопизм опирался на своего рода «инженерный» подход
к анализу общества. В утопических романах неизменно про-
слеживается трансляция неких универсальных принципов
справедливости и эффективности на разнообразные аспекты
общественного устройства. В результате образ идеального
общества утрачивает роль ценностного ориентира и приобрета-
ет форму вполне определенного социального, экономического,
правового проекта, элементы которого могут быть рационально
определены и воссозданы.

Окончательный шаг к переходу от утопии, как игры вооб-
ражения, к «практической теории», от мировоззренческих
«вечных» идеалов к политической идеологии, основанной на
принципах целесообразности и рационализма, произойдет уже
в эпоху Просвещения. Непременным условием этого духовного
переворота являлось формирование нового типа научного по-
знания, основанного на механистическом восприятии миро-
здания, на своего рода «инженерном» отношении к обществу
и природе. Но закрепление самой веры в возможность преоб-
разования существующего общества на началах высшей спра-
ведливости и естественности было сопряжено с глубинными
изменениями в христианском мироощущении. Ключевую роль
в этом процессе сыграла Реформация.

Реформация и Контрреформация:
движение за духовное обновление
христианского общества

В XVI в. в лоне западноевропейского христианства раз-
вернулось широкое реформационное движение за обновление
церкви. Его сторонники получили название протестантов (от
лат. protestantis — «публично доказывающий»).

Реформация, как и Возрождение, стала следствием на-
растающего распада сословно-корпоративного порядка. Оба
движения были сопряжены с попытками осмыслить причины
упадка традиционных духовных ценностей, роста социальной
напряженности, дискредитации общественных институтов.
В обоих случаях лейтмотивом мировоззренческих исканий
являлись попытки постичь смысл человеческого существова-
ния, основы истинной веры, таинство приобщения человека к
высшей природе. Но гуманизм был движением духовной элиты
европейского общества, опирающейся на интеллектуальные
способы познания и художественные формы самовыражения.
Столкновение высоких идеалов гуманизма с реальной действи-
тельностью общества, находящегося в состоянии духовного
смятения, неуравновешенности и нравственной дезоргани-
зации, закономерно завершилось торжеством скептицизма и
утопизма.

Подобно гуманизму Реформация изначально не являлась
«народным движением». У истоков ее стояли выдающиеся
мыслители-богословы, стремящиеся на теоретическом уровне
доказать правомерность своих взглядов на основы и формы
вероисповедания. Но одновременно Реформация была по-
рождением и массовой психологии. Она ярко отразила осо-
бенности маргинального типа сознания, формирующегося в
условиях резкого изменения уклада жизни, нравственных
устоев и поведенческих стереотипов. Маргинальность — это
особое социально-психологическое состояние, основанное на
ценностном и ролевом дуализме. В переходном обществе оно
характеризует не столько люмпенизированные слои («низы»),
сколько представителей вполне социализированных групп,
чей статус, занятость, общественные связи меняются в новых
условиях быстрее, чем собственная самоидентификация. Это
состояние «промежуточности» и порождает устойчивое ощу-
щение тревоги, неприкаянности, растерянности.

Модернизация придает маргинальным реакциям особую
остроту. Возникает проблема «маленького человека», не
способного легко и органично интегрироваться в мир инди-
видуальной ответственности, состязательного образа жизни,
рационального и критического отношения к авторитетам.
Такая личность приобретает специфическое мировосприятие,
основанное на категориях силы и борьбы. Сила, дисциплина,
подчинение привлекают в качестве фактора стабильности и
спокойствия. Наличие мифического или реального «врага»
избавляет от необходимости анализировать реальное по-
ложение вещей, нести ответственность за выбор поведения.
Агрессивность маргинала является защитной реакцией, за
которой скрывается внутренняя неуверенность и слабость.
Лейтмотивом поведения становится стремление «устоять»,
«сохранить верность заветам». В итоге маргинализированный
человек оказывается склонным одновременно и к социально-
му нигилизму, и к искренней вере в некие «высшие» идеалы
и ценности. Служение «высшим» идеям, фанатичная вера
в «подлинную правду», равно как и уверенность в том, что
жизнь «на самом деле» подчиняется и определяется внешни-
ми, сторонними силами, обеспечивают для него комфортное
психологическое состояние.

Реформация стала своеобразным ответом на маргинализа-
цию массового сознания. В этом качестве она была сопряжена
не столько с мировоззренческим новаторством, сколько с по-
строением предельно простой, стройной и понятной системы
ценностей и мотивации. Провозглашая непримиримую борьбу
за возрождение евангелического христианства, бескомпро-
миссно бросая вызов авторитету римско-католической церкви,
протестантские движения сами проповедовали идеи жесткой
духовной самодисциплины, упорядоченного образа жизни,
почти монашеского аскетизма. Для их адептов было характер-
но чувство абсолютного единения, сплоченности, фанатичная
вера в собственную правоту и крайнее неприятие оппонентов.
Это позволяло преодолеть ощущение одиночества и растерян-
ности, утрату веры в справедливость.

Удовлетворяя психологические потребности маргинали-
зированных слоев общества, Реформация одновременно была
связана и с совершенно иной тенденцией — укреплением ново-
го социального порядка, эмансипацией общественных групп,
вовлеченных в развитие предпринимательства и торговли,
формированием национальной государственности. Протестан-
тизм, конечно, не предполагал прямой проповеди ценностей
гражданского общества. Более того, его фанатизм и безаппеля-
ционность явно противоречили идеям толерантности и свободы
личности, уверенности человека в собственных силах и разуме.
Однако именно для протестантов актуальными оказались во-
просы, отражающие рост гражданского самосознания — о ду-
ховной ценности существующего социального порядка, о роли
богатства и бедности в жизни человека, о смысле «мирских»
усилий и значении достигнутого в обществе успеха, о взаимо-
отношениях человека и власти, сущности и функциях госу-
дарства, возможности неподчинения подданных неразумным
требованиям властей.

Формирование социальной доктрины протестантизма было
связано с преодолением традиций католической сословно-
корпоративной идеологии. Католицизм освящал сословный
принцип общественного устройства не только с точки зрения
корпоративных интересов церкви. Христианское сообщество
воспринималось как состоящее из трех взаимосвязанных,
но принципиально раздельных частей: oratores (те, кто мо-
лится), bellatores (те, кто сражается) и laboratores (те, кто
трудится). Духовная и светская власть первых двух сословий
рассматривалась как сакральное служение всему сообществу,
ответственность за которое они несут перед Богом. Считалось,
что третье сословие не имеет подобной миссии, но выполняет
свою роль в мирской жизни и является частью всего соци-
ального организма. Таким образом, католическая идеология
основывалась не только на признании безусловного при-
оритета целого над частным, но и на восприятии общего как
гармонии составляющих его частей. Личность в этой связи
рассматривалась не в качестве подчиненного начала, а как
неотъемлемая часть сообщества, способная к самореализации
лишь в его рамках.

Признавая общее благо естественным законом человеческой
жизни, католицизм принципиально отказывался видеть в нем
результат рационального договора, а в человеческом сообще-
стве — совокупность борющихся за свои интересы индивидов
и групп. Поэтому католическая традиция предполагала по-
литическую и гражданскую индифферентность личности,
реализующей себя лишь в высшей миссии служения. Однако
крах сословно-корпоративного порядка вел к формированию
принципиально нового социального пространства, объеди-
ненного экономическим укладом, территориально-полити-
ческими границами, внесословной государственно-правовой
системой, этнической языковой культурой, национальным
самосознанием. Формировалось многомерное гражданское
общество, не связанное каким-либо универсальным комму-
никатором, подобным католической церкви. Протестантизм,
выступив против корпоративных интересов церкви, втяги-
вался в этот процесс помимо собственных доктринальных
установок. Кроме того, борьба протестантов с эзотеризацией
латыни, внедрение ими богослужения на «родных» этни-
ческих языках и распространение переводов Библии стали
мощным катализатором развития национальных языковых
культур — одного из ключевых факторов формирования
гражданского сообщества.

Развертывание реформационного движения было обуслов-
лено и внутрицерковными доктринальными противоречиями.
Изначально христианство опиралось на идею свободы воли,
признавая право каждого человека на выбор веры. Однако
эта идея противоречила представлению о едином и абсолют-
ном Боге, творце всего сущего и отце рода человеческого.
Противоречие снималось благодаря догмату о божественном
предопределении, впервые развернуто сформулированном в
сочинениях Аврелия Августина. Основу его составила мысль
о существовании высшего предвечного закона, определяющего
ход событий по воле Бога-отца. Свобода человеческого поступ-
ка принципиально ограничена этим законом, поскольку сам
человек и его жизнь есть творение Божье. Августин доказы-
вал, что свободная воля «достаточна для греха, но слишком
мала для спасения». Спасение же возможно лишь с помощью
божьей благодати.

Догмат о божественном предопределении позволил Авгу-
стину сформулировать идею двух градов — Божьего и земно-
го (civitas Dei и civitas terrena), принадлежность к которым
предопределена для каждого человека Богом. Впоследствии,
католическая церковь признавала, что добродетель, достоин-
ства, «добрые дела» важны для спасения человеческой души,
но не являются достаточными. Спасение может быть даровано
лишь Богом, а пастырская миссия самой церкви заключается
в распространении божьей благодати на паству. Эта идея под-
черкивала и святость иерархии клира в самой церкви, как
основанной на преемственности духовной власти римских
первосвященников. Встав на путь формализации религиозной
жизни паствы, католицизм предполагал сосредоточение ду-
ховного и мистического опыта в лоне самой церкви как един-
ственной носительницы божьей благодати и божьего слова. Это
стало причиной нарастающего противоречия между вполне
толерантным отношением раннего католицизма к мирским,
отнюдь не аскетическим проявлениям человеческой природы
с проповедью покорности и покаяния как основ веры человека.
В эпоху позднего средневековья это противоречие отразилось
уже и во внутрицерковной жизни. В это время началась ак-
тивная интеграция клира в социальные, политические и даже
экономические отношения. Но подобные явления вызвали
нарастающее недовольство в самой католической среде. От-
ветной реакцией стало мистическое движение монашествую-
щих орденов, а впоследствии и образование многочисленных
сект и диссидентских движений, апеллирующих к традициям
раннего христианства. Свободомыслие и самобытность этих
духовных течений грозили перерасти в конфессиональную
анархию. Именно в такой ситуации и появляется идея Рефор-
мации — т. е. коренной реформы самой церкви, призванной
удалить из религиозной практики все несоответствующее ис-
тинному духу христианства.

Предтечами Реформации стали христианские мыслители
XIV-XV вв., впервые поставившие вопрос об условности авто-
ритета церкви. Так, например, Джон Уиклиф (ок. 1330-1384),
английский священник и преподаватель Оксфорда, использо-
вал христианскую идею служения для обоснования прерога-
тив королевской власти в ущерб властным и имущественным
притязаниям церкви. В своих рассуждениях о вере Уиклиф
опирался на свое толкование догмата о предопределении. Но
он полагал, что божественной благодатью и изначально обла-
дает каждый человек. Совершение смертногого греха отнимает
возможность спасения, но искреннее раская1яние и вера могут
вернуть ее. Таким образом, спасение верой расассматривается ис-
ключительно как внутренний духовный акт, г, для которого по-
средничество церкви не обязательно. Уиклиф ф отрицал святость
заупокойной мессы, целибата, исповеди, отгтпущения грехов,
почитания святых и их реликвий. Высшим .« авторитетом для
верующих он считал лишь Библию, т. е. Свягященное Писание,
а не Святое предание самой церкви.

Еще одним ярким представителем Ранншей Реформации
был чешский проповедник Ян Гус (1371-11415). В отличие
от Уиклифа, он не отрицал таинство богоогслужения, но вы-
сказывал сомнения в высшем авторитете папапской духовной
власти. Гус являлся ярким представителемэм национального
движения в лоне католической церкви, боуорцом против по-
литических притязаний папства. В cbohxix проповедях он
одним из первых выдвинул идеал «евангелгльской бедности»
церкви, призывая к отказу не только от стяэяжательства, но и
от роскоши в убранстве католических храмодов. Эта характер-
ная для будущей Реформации идея отнюдь ь не была связана
с психологией «бюргерской бережливости»!». Гус ратовал за
новую эстетику богослужения, ориентиру!ующую людей на
внутренние, сокровенные переживания, а неяе мобилизующую
их чувства в едином экзальтированном порьпыве. Идея «бедной
церкви» закрепляла, таким образом, приоррритет внутренних
свидетельств веры, авторитет личного убе^еждения вопреки
принудительным внешним авторитетам. Учаластие в Констанц-
ском соборе 1414 г. закончилось для Гуса обврвинением в ереси,
арестом и казнью на костре.

Джон Уиклиф и Ян Гус, гуманисты Ульрьрих фон Гуттен и
Эразм Роттердамский предвосхитили многигие основные идеи
Реформации. Однако при всей схожести я идеологической
платформы ранней и зрелой Реформации и между ними су-
ществовало принципиальное различие. Рашнняя Реформация
отразила прежде всего нарастающий скептктицизм в отноше-
нии признанных авторитетов, разочарованаше в способности
церкви сохранить нравственные устои общецества. Переход к
зрелой форме этого духовного движения был (Л связан не только
с появлением новых ярких идеологов, но и с : с формированием
всего комплекса социально-психологических ix и экономических
предпосылок, превращающих Реформацию в созидающее,
конструктивное явление.

Первое мощное реформаторское движение возникло в Герма
нии в начале XVI в. на гребне волны городских и крестьянских
восстаний, конфликтов между рыцарскими группировками,
имперской и княжеской властями. Рубежным событием стало
выступление виттенбергского священника Мартина Лютера
(1483-1546) в октябре 1517 г. с «95 тезисами» против прода
жи индульгенций. Спустя три года он издал три программных
сочинения: «К христианскому дворянству немецкой нации»,
«О вавилонском пленении церкви» и «О свободе христиани
на», сформировавших основу протестантского вероучения.
Ответом на них стала папская булла об отлучении Лютера от
церкви. Лютер публично сжег ее текст, а в 1521 г. на рейхстаге
в Вормсе решительно отверг требование императора Карла V
отречься от своих взглядов. С этого времени Лютер превраща
ется в признанного лидера немецкой Реформации.

Опираясь на догмат о божественном предопределении и
спасении верой, Лютер проповедовал глубоко личностное,
духовно-интимное отношение каждого человека к Богу. Он
считал, что послушание Богу является долгом сыновней люб
ви, а не накапливанием заслуг для спасения. Поэтому общение
с Богом — это дело совести, а не плод разума или дисципли
ны. Лютер подчеркивал зависимость веры от глубочайшего
раскаяния, «сокрушения сердца». Лишь дойдя до полного
смирения перед божьей волей и готовности принять любое ее
решение, человек может обрести спасающую помощь божьего
милосердия. Таким образом, обретение справедливости и спа
сения является исключительно индивидуальным процессом,
в основе которого лежит вера — непостижимый разумом и
нерасчленяемый духовный опыт.

Оказываясь всецело в воле Бога, человек обретает, с точки
зрения лютеранства, широкую свободу в своей «внешней» жи.т
ни. Не имея подлинной потребности ни в одной вещи, он ока
зывается способен ценить любую вещь как богоданное благо.
Каждая профессия или род занятий, каждый добрый поступок,
не являясь личной заслугой перед Богом, воспринимаются кап
божий дар. «Наша вера во Христа, — писал Лютер, — осво-
бождает нас не от дел, но от ложного представления о делах».
С точки зрения лютеранства, не только духовная, но и мирская
жизнь человека во всем ее многообразии приобретает высшун >
ценность. Важно лишь тщательно избегать в ней пеховности,
которая, по мнению Лютера, является для люде{«неизлечи-
мой проказой и несмываемой скверной».

Отстаивая оправдание человека лишь по Боаьему пред-
начертанию, Лютер приходит к отрицанию посрднической
роли церкви. Спасаясь только верой, а не делами з заслугами,
обретая божественную благодать лишь по воле и шлосердию
самого Бога, каждый человек должен обращатьа к Богу не-
посредственно, а не через религиозную общину ии церковь.
Обосновывая таким образом идею «всеобщего сищенства»,
11 ютер отрицал высший авторитет папства, смыогасей иерар-
хии католического клира, обетов, целибата, маастырской
системы, а также канонического права. Лютеротвергал и
большую часть таинств католической церкви, отсаивая лишь
два из семи (крещение и евхаристию). Единствен ым автори-
тетом в делах веры он считал Священное писанк, и прежде
нсего Евангелие, а не Ветхий завет. Негативное (гношение к
иудейскому наследию сформировало у Лютера жеткую анти-
семитскую позицию.

Доказывая отсутствие различия между мирянаш и священ-
никами перед Богом, Лютер не отрицал необходшости самой
церкви. С его точки зрения, церковь из «внешне]», обличен-
ной властными полномочиями и утверждающей кноническое
право, должна превратиться во «внутреннюю», сгубо духов-
ную организацию. Такая «евангелическая» церювь должна
iti.iподнять миссию наставницы людей в религионой жизни,
помогать человеку в достижении смирения, раз-нснять Свя-
щенное Писание. В эту духовную миссию не вправ вторгаться
еистекая власть. Однако, если сама церковь окаывается не
способна вернуться к евангелическим принципам, о эту задачу
должно выполнить государство. Лютер считал, чк крещеный
правитель, как и все верующие, разделяет «свящнничество»
и выполняет Божью волю. Поэтому, не испольуя власть в
религиозных целях, он должен защищать церков, равно как
и право каждого человека на веру.

Принцип этатизма (от фр. etat — «государство» , т. е. актив-
ной государственной политики во всех сферах общественной
жизни, стал одним из важнейших для лютеранства Лютер под-
черкивал, что именно в государстве, помимо брака! семьи, дан
Гюжественный порядок. Светское государство рукводствуется
лишь своими законами. Оно представляет собой«бич и меч

Божий», охраняя общество от хаоса и войны, человеческой
злобы и эгоизма. В этом качестве государство вправе решать во-
просы собственности и даже жизни человека. Лютер призывал
государство бороться против пьянства и разврата, роскоши и
злоупотреблений. Однако внутренняя духовная жизнь чело-
века, по его мнению, неподвластна государям. Подданные же
должны отвечать уважением к власти государей. Восставший
против христианского государства, по мнению Лютера, стано-
вится врагом всего божественного порядка.

Опорой протестантского движения стали магистраты многих
германских городов. Идеалы лютеранской Реформации разде-
ляла часть немецкого рыцарства, участвовавшая в неудачном
восстании против князей в 1522-1523 гг. под руководством
Ф. Зиккингена. Важную роль в развертывании реформатор-
ского движения сыграла и Крестьянская война 1524-1525 гг.,
духовный лидер которой Томас Мюнцер (1490-1525) выдви-
нул идеи всеобщего духовного переворота во имя праведной
веры и свержения власти «безбожных тиранов». Нарастание
политического экстремизма в немецкой Реформации было
остановлено решением Шпейерского рейхстага 1526 г., когда
имперские государи получили возможность до церковного
собора действовать в религиозных вопросах по своему разуме-
нию, «как если бы они были ответственны только перед Богом
и его императорским величеством».

Препятствием для окончательной консолидации евангели-
ческой, т. е. протестантской церкви в Германии стала острая
дискуссия Лютера с лидером швейцарской Реформации Уль-
рихом Цвингли (1484-1531). Свои основные идеи Цвингли
высказал в «67 тезисах» (1523) и работах «О божественной и
человеческой справедливости» (1523), «Об истинной и ложной
вере» (1525), «Изложение христианской веры» (1531). Подобно
Лютеру, Цвингли доказывал принципы «оправдания верой» и
«всеобщего священства», отрицал авторитет Священного пре-
дания и католического клира. Однако расхождение в трактов-
ках некоторых догматов, в том числе таинства причастия, при-
вели к их острой дискуссии. Так, например, Лютер сохранял
представление о реальном присутствии Тела и Крови Христа
в момент таинства, а Цвингли понимал причастие лишь как
символ искупительной жертвы Христа.

Цвинглианство в еще большей степени, чем лютеранство,
объединяло религиозно-догматические идеалы с нормами
социальной этики. Соглашаясь с необходимостью формиро-
вания евангельской церкви, Цвингли боролся за утверждение
евангельских принципов во всех сферах общественной жиз-
ни. Для него вера была не только духовным актом каждого
отдельного человека, но и высшим законом общественной
жизни. Главнейшей задачей государства и церкви он считал
обеспечение совместной жизни стремящихся к этому идеалу
христиан. Не отрицая частную собственность или военную
службу, Цвингли доказывал, что они связаны лишь с при-
родной сущностью человека. К совершенному состоянию
человек приближается не отказываясь, но преодолевая эти
склонности, идя по пути братской любви, терпимости, бла-
готворительности. В государстве Цвингли не видел силы,
способной реализовать подобный идеал. Показательно, что в
отличие от Лютера, он являлся сторонником республики как
самоуправления христианского народа. Решающую роль в
развитии цвинглианской Реформации сыграли религиозные
общины. Их внутренняя жизнь строго регламентировалась,
нередко в соответствии с суровыми ветхозаветными пред-
писаниями. Пастыри наделялись большими полномочиями,
хотя избирались самими верующими.

После гибели Цвингли в битве при Каппеле во время войны
протестантских и католических кантонов, лютеранство стало
быстро распространяться в городских общинах Верхней Гер-
мании. Важный шаг в формировании общегерманской еванге-
лической церкви сделал соратник Лютера Филипп Меланхтон
(1497-1560). В 1530 г. он представил имперскому рейхстагу
текст «Аугсбургского исповедания» с изложением основных
идей лютеранской доктрины, а спустя год — его «Апологию».
Образование в 1531 г. Шмалькальденского союза, объединив-
шего протестантские коммуны и княжества, привело к оконча-
тельному укреплению позиций лютеранства в вестфальских и
ганзейских городах, в Пруссии и Северо-Восточной Германии.
В 30-х гг. протестантам удалось добиться заключения рели-
гиозного мира внутри Священной Римской империи, а также
остановить распространение анабаптизма — эгалитарного ре-
формационного учения, отрицающего церковное устройство.
Религиозный мир между немецкими католиками и протестан-
тами был закреплен в 1555 г. решениями Аугсбургского рейх-
стага, установившим право суверенов определять конфессию
своих земель («чья власть, того и вера»).

В 30-40-х гг. XVI в. королевская Реформация победила в
Дании (включая Норвегию и Исландию) и Швеции (включая
Финляндию). Духовными лидерами скандинавских проте-
стантов были Г. Таусен, И. Бугенхаген, М. Агрикола, при-
знававшие безусловный авторитет Лютера. Возникшие здесь
евангелические церкви были национальными, но основыва-
лись на общей догматике. В 1577 г. все основные варианты
лютеранских исповеданий, в том числе трактаты Лютера и
Меланхтона, были собраны в единый комплекс. Он получил
название «Формулы согласия» и был опубликован в 1580 г.
под названием «Книга согласия». Последним отголоском ре-
лигиозного раскола Центральной и Северной Европы стало об-
разование Протестантской Унии в 1608 г. и Католической лиги
в 1609 г. Вошедшие в их состав государства приняли активное
участие в Тридцатилетней войне (1618-1648).

Идеологические основы еще одного мощного реформаци-
онного движения заложил французский теолог Жан Кальвин
(1509-1564). После обучения в университетах Орлеана, Буржа
и Парижа он получил степени магистра искусств и доктора пра-
ва. Увлекшись идеями лютеровской Реформации, Кальвин был
вынужден эмигрировать из католической Франции и уехать в
Швейцарию. С 1536 г. и до самой смерти он фанатично укоре-
нял протестантизм в Женеве, превратив ее в центр реформаци-
онного движения европейского масштаба. К 1536 г. относится
и первое издание фундаментального труда Кальвина — «На-
ставление в христианской вере». Первоначально эта книга
создавалась как последовательное изложение и комментарий
лютеранских взглядов. Однако в ходе дальнейших переработок
трактат увеличился с шести до восьмидесяти глав и приобрел
оригинальный по содержанию характер. Окончательная редак-
ция «Наставлений», опубликованная в 1559 г., стала наиболее
полным отражением доктрины кальвинизма.

Ключевой идеей учения Кальвина было представление о
Боге как абсолютном и непостижимом Величии. Кальвинизм
предполагает, что Бог не только является творцом мира, но
и активно управляет всем сущим. Только божественная воля
определяет ход событий, предназначение предметов и судьбу
людей. Вселенная лишена какой-либо гармонии форм или
ценностей, помимо самого величия Бога. При этом логика бо-
жественной воли непостижима для людей. Человеку остается
недоступным подлинное значение того или иного события.

Ему дана лишь возможность приобщения ожественной до-
бродетели, но только в том случае, если этцар совершается
самим Богом.

Как и Лютер, Кальвин считал, что спагие души проис-
ходит через личное обращение к Христу, т на основе веры.
Однако он полагал, что человек абсолютнесвободен в этом
выборе. Лишь сам Бог определяет одних к аению, а других к
вечным мукам. Даруя немногим спасение, г всецело прини-
мает на себя кару за их греховность. Поэтомсизнь избранных
праведников подчинена не только любви всевышнему, но
и безусловному служению божественной ie. Отверженные
сохраняют свое изначальное греховное сояние. Они могут
совершать добрые дела лишь в силу внепго принуждения
(мнения людей, требований церкви или го<арства), а также
исходя из расчета или соблазна, сообраяий совести или
чувства прекрасного. Но и в этих постуах проявляется
божественная воля, преследующая собстгаые цели, а не
пытающаяся дать шанс для спасения.

Согласно кальвинистской трактовке догта о предопреде-
лении, божественная воля не только на1яет избранных
благодатью и спасением души. В праведшх Бог реализует
свою волю, через их деятельность он активуправляет своим
творением. Тем самым праведники фактичея участвуют в ре-
ализации божественных замыслов, и свидеъством этого «со-
участия» является их успешность в мирскцелах, уважение
со стороны окружающих, влиятельное поление в обществе.
Но эта успешность является не вознагражтаем за благоде-
тель человека, а мощным императивом длго последующей
деятельности. Задачей праведника станогся приложение
всех сил в той сфере, где его успех продеметрировал благо-
расположение Бога.

Кальвин окончательно отказался от иде* созерцательной
причастности человека к божественному пидку, присущего
как католической схоластике, так и лютанству. Кальви-
низм призывает человека не к примирение миром, а к его
активному преображению. Праведная човеческая воля
отождествляется с волей Бога. Ощущение шонии и осмыс-
ленности божественного порядка сменяетс-редставлением о
неоднородности, несовершенстве мира какзавершенного и
постоянно развивающегося божественного >рения. Отрицая
творческую свободу человека, Кальвин а(лютизирует его
созидательную волю, а также тот порядок, который создается
благодаря усилиям «избранных». «Человек удостоен исключи-
тельной чести, — писал он. — В качестве представителя Бога
он осуществляет власть над миром, как если бы она принад-
лежала ему по праву».

Кальвин разделял наиболее ортодоксальные протестант-
ские представления о роли и устройстве церкви. Отрицая роль
церкви как института спасения, кальвинизм рассматривает
ее как общину верующих. Из семи христианских таинств
кальвинистская церковь сохранила крещение и евхаристию,
отказавшись также от поклонения иконам, мощам, святым
местам. В качестве абсолютного авторитета признавалась
лишь Библия. Отрицая идею клира, основанную на таинстве
священничества, кальвинистская церковь сохранила доста-
точно жесткую внутреннюю иерархию. Всех лиц, избираемых
на церковные должности, Кальвин предлагал разделить на
четыре категории: пасторов, пресвитеров, диаконов и пропо-
ведников. Все вместе они составляли высший коллегиальный
орган — конгрегацию, или коллегию. Кроме того, особую роль
в кальвинистских общинах играл совет старейшин (консисто-
рия), куда входили все проповедники общины и представители
мирян. Консистории возлагали на себя функции жесткого
контроля над нравственностью, умеренностью жизни, вос-
питанием детей и т.п. Во многих гражданских вопросах они
фактически превращались в судебные инстанции. В целом,
церковь в представлении кальвинистов приобретала черты ме-
ча — посредством ее праведники должны управлять греховным
миром и реализовывать Божий замысел.

Признавая исключительную роль церковного сообщества,
Кальвин считал неверным вмешательство его в юрисдикцию
государства. Государство он рассматривал как естественное об-
разование, возникающее благодаря социальным побуждениям
человека. Само стремление человека к образованию сообществ
даровано ему Богом. Объединившись люди могут достигать
общих целей, стремиться к благоденствию и справедливости.
Государство располагает силой закона и власти для решения
таких задач. Его роль особенно важна в греховном мире, где
нравственность, вера, церковь, семья нуждаются в защите.
Выполняя эту христианскую миссию, государство приобретает
исключительное влияние на человека. Предоставляя каждому
одинаковые права и возможность свободно реализовывать свое
предназначение, публичная власть требует полной покорности
законам, реализующим богоданные принципы общежития,
защищающим от греха и соблазна, злобы и жестокости. Но
огромные полномочия государства, с точки зрения Кальвина,
предполагают и высокие требования к правителям. Власть,
не выполняющая свои функции, препятствующая праведным
действиям, должна быть безусловно уничтожена. Право на вос-
стание кальвинизм закрепляет не за народом (в большинстве
своем состоящим из грешников), а за общиной верующих.

Таким образом, Кальвин привнес в доктрину протестантиз-
ма не только обновленное представление о Боге, основах веры
и путях спасения, но жесткую логичность, последователь-
ность рассуждений и доказательств, сочетаемые с глубоким
религиозным вдохновением и ортодоксальной фанатичностью.
Подобный синтез позволил кальвинизму в наибольшей степени
отразить не только идеологическую направленность, но и соци-
ально-психологические истоки Реформации. Кальвинистский
идеал высоконравственной, экономной, деятельной жизни
приобрел характер политической программы, легко перехо-
дящей в открытую борьбу против любого инакомыслия. Как
следствие, кальвинизм превратился в мощный катализатор
общественной борьбы в наиболее динамично развивающихся
регионах Европы — Швейцарии, Нидерландах, Англии, Юж-
ной Франции.

Швейцария стала первым очагом распространения кальви-
низма. Под влиянием общин Женевы и Цюриха швейцарская
национальная церковь окончательно сложилась уже к 1566 г.
В развитии нидерландской Реформации первоначально более
значительную роль играли анабаптисты с их эгалитарными
убеждениями. Но уже с 50-х гг. инициатива перешла к сторон-
никам кальвинизма. В 1561 г. был опубликован официальный
символ веры голландских кальвинистов. В крупнейших горо-
дах Нидерландов возникли консистории, активно втягивав-
шиеся в борьбу против испанского господства. Иконоборческое
восстание радикальных кальвинистов в 1566-1567 гг. поло-
жило начало Нидерландской революции. После Эмденского
синода 1571 г. в нидерландском кальвинизме возобладало
наиболее ортодоксальное направление. Под его влиянием сло-
жилась жесткая система догматов и иерархическая церковная
структура. Попытка смягчения доктринальных основ нидер-
ландского кальвинизма была предпринята сторонниками «ре-
монстрационного движения» уже в начале XVII в. Несмотря
на их осуждение Дордрехтским синодом 1619 г., во многих
провинциях Нидерландов кальвинистская церковь сохранила
определенную специфику.

Во Франции растущее влияние идей Кальвина было связано
с жестким противоборством протестантов (гугенотов) и като-
лических кругов, близких к престолу. Первый национальный
синод протестантских общин прошел нелегально в 1559 г.
Дальнейшее усиление гугенотского движения и втягивание
его в династический конфликт привели к кровавым религиоз-
ных войнам 1562-1598 гг. После восшествия на французский
престол Генриха IV была окончательно закреплена католиче-
ская конфессиональная принадлежность правящей династии,
но по Нантскому эдикту 1598 г. гугенотам гарантировалось
равноправие. Постепенное вытеснение их из политической и
гражданской власти происходило на протяжении всего XVII в.
Большая часть гугенотов эмигрировала из страны, а движение
за образование национальной (галликанской) церкви зароди-
лось уже в лоне французского католицизма.

Под непосредственным влиянием швейцарского и ни-
дерландского кальвинизма происходило зарождение проте-
стантского движения в Шотландии и Англии. В Шотландии
кальвинизм стал известен благодаря деятельности Джона
Нокса (1505-1572), несколько лет прожившего в Женеве.
В 1557 г. здесь был создан Конвенат (Союз реформированно-
го дворянства), а в 1560 г. парламент учредил национальную
пресвитерианскую церковь. В Англии Реформация приобрела
двойственный характер. С одной стороны, еще в правление Ген-
риха VIII произошел разрыв с Римом и образование англикан-
ской церкви. Реформационный парламент, заседавший в 1529-
1536 гг., законодательно закрепил национальный характер
церкви, главенство в ней монарха, проведение богослужения
на английском языке, ликвидацию монастырей и некоторых
католических догматов. Но англиканская церковь сохранила
епископат как основу иерархии клира. С конца XVI в. в Англии
начала формироваться религиозная оппозиция — движение
за очищение церкви (пуританизм). Более радикальное пури-
танское движение индепендентов изначально выступало за
формирование ортодоксальной церкви кальвинистского типа.
Умеренное движение пресвитериан носило в большей степени
политический характер. Оба они сыграли решающую роль в
развертывании Английской революции XVII в. Поражение
революции и реставрация монархии возродили в стране ан-
гликанскую церковь.

Итак, Реформация стала общеевропейским явлением, спро-
воцировавшим в XVI-XVII вв. многочисленные религиозные
войны и конфессиональный раскол континента. Но в истории
европейской цивилизации возникновение протестантизма
сыграло исключительно важную роль. Протестантское миро-
понимание основывалось на принципиально ином понимании
человеческой личности. Идея божественного предопределе-
ния, будь то лютеранское «всеобщее священство» или каль-
винистская богоизбранность, приобретала ярко выраженный
социальный характер. Основой мотивации человека стано-
вилось ощущение индивидуальной успешности и обществен-
ного признания. В отличие от умозрительного творческого
самовыражения «человека Возрождения», протестантизм
пестовал уважение к обыденному труду, профессиональной
занятости, предпринимательскому успеху. Богатство и власть,
доставшиеся честно и используемые во благо, начинают рас-
сматриваться как общественно полезный и праведный труд, а
не средство для удовлетворения тех или иных потребностей.
Кальвинизм добавляет в эту палитру новых социальных на-
строений проповедь нравственной дисциплины, решительно-
сти и волевого настроя, деловитости и бескомпромиссности в
достижении целей. В сочетании с фанатичным идеализмом и
ортодоксальностью все эти черты превращали протестантизм
в мощное политическое и идеологическое явление, способное
стать катализатором первой волны антифеодальных революци-
онных выступлений. В дальнейшем протестантская культура
стала основой для формирования особой модели гражданских
и политических отношений, тесно связанной со становлением
правового государства, институтов гражданского общества,
классовой социальной структуры.

Успех Реформации поставил католическую церковь перед
необходимостью серьезных внутренних преобразований. Не
менее важной проблемой было обмирщение самого католиче-
ского клира. С конца XV в. папство оказалось втянуто в серию
международных конфликтов. Папы фактически превратились
в светских государей. Многие из них выступали в роли мецена-
тов. Причем, для оплаты строительства великолепных церков-
ных сооружений в Риме была введена скандальная практика

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 39; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!