КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: КОНЕЧНАЯ СТАНЦИЯ 7 страница



ЧАСТЬ VI

ПОЖИРАТЕЛИ

Целую секунду Хорза был невесомым. Его подхватило ворвавшимся сквозьдверь в корме воздушным вихрем и потащило к ней, и он покрепче уцепилсяпальцами за прорези в стене. Шаттл повернул носом вниз, и рев ветраусилился. Хорза парил, закрыв глаза и вонзив пальцы в прорези стены, и ждалудара. Но вместо этого паром еще раз перешел в горизонтальный полет, и онснова встал на ноги. -- Мипп! -- крикнул он и, шатаясь, подошел к двери. Потом почувствовал,что паром поворачивает, и бросил взгляд наружу. Они продолжали падать. -- Он мертв, Хорза, -- слабо ответил Мипп. -- Я потерял его. -- В егоголосе слышалось тихое отчаяние. --  Поворачиваю к острову. Нам не добратьсядо него, но... мы вот-вот рухнем... Лучше ляг на пол у переборки и ухватисьза нее. Я попытаюсь опустить его как можно мягче... -- Мипп, -- сказал Хорза и сел на пол спиной к переборке, -- могу ячем-нибудь помочь? -- Ничем, -- ответил Мипп. -- Все пропало. Жаль, Хорза. Держи ушиторчком... и все остальное тоже. Хорза сделал как раз наоборот; он совсем расслабился. Врывающийся черездверь в корме воздух завывал в ушах. Паром под ним трясся. Голубое небо. Онбросил взгляд на... Он напряг спину ровно настолько, чтобы голова оставаласьприжатой к переборке. Потом послышался крик Миппа, крик без слов... простоживотный вопль страха. Шаттл ударился, во что-то врезавшись; Хорзу резко прижало к стене и тутже отпустило. Нос парома поднялся. Хорза мгновение чувствовал себя легким,видел сквозь открытую дверь волны и белую пену. Потом волны исчезли, онувидел небо и закрыл глаза, когда нос парома снова начал опускаться. Они ударились о волны и остановились. Словно нога гигантского животноговдавила Хорзу в переборку, из его легких вытолкнуло воздух, кровь зашумела ввисках, а скафандр вонзил в тело, словно зубы, все свои острые углы. Еготряхнуло и сплющило, а когда атака эта уже, казалось, закончилась, кузнечныммолотом ударило в спину, потом в затылок и в голову, и он вдруг ослеп. Первое, что он почувствовал, была вода со всех сторон. Фыркая иотплевываясь, он заколотил во тьме руками, ударяясь о жесткие и острыеразбитые поверхности. Вода бурлила, дыхание было хриплым. Хорза выплюнулводу изо рта и закашлялся. Он плавал в воздушном пузыре в темной и теплой воде. Почти все телоболело, каждый член и каждый орган болью выкрикивал свою собственную жалобу. Хорза осторожно ощупал маленькое пространство, в котором был пойман.Переборка была сломана; он -- наконец-то -- был на летной палубе. Труп Миппаон нашел в полуметре под водой, сдавленный между креслом и приборнойпанелью, зажатый и неподвижный. Голова Миппа, которой он коснулся, вытянувруку вниз, между подголовником кресла и какой-то конструкцией, похожей наощупь на внутренности главного монитора, слишком легко двигалась в воротникескафандра, лоб был вдавлен. Вода поднималась. Воздух утекал сквозь разбитый нос парома. Хорзе сталоясно, что выбираться придется через задний отсек и дверь в корме; здесь онбыл в ловушке. Несмотря на боль, он с минуту глубоко дышал, пока поднимающаяся вода незажала его голову в угол между приборной панелью и потолком, а потом нырнул. Он медленно и с трудом прокладывал путь вниз, мимо обломков кресла, вкотором умер Мипп, мимо искореженного каркаса из легкого сплава, из которогосостояла переборка. Внизу прямо под ним показался свет, размытыйсеро-зеленый прямоугольник. Остававшийся в скафандре воздух с шумомустремился вдоль ног к подошвам, и наполнившиеся воздухом сапоги держалиего, как поплавок, и целую секунду Хорзе казалось, что у него ничего невыйдет, что он повиснет вниз головой и захлебнется. Но потом воздух вышелчерез пробитые лазером Ламма сапоги, и Хорза погрузился. Он поплыл к светлому прямоугольнику, потом сквозь открытую дверь вкорме и мерцающую зеленую воду под паромом. Потом, болтая ногами, поднялсявверх, пробил волны и с хрипом втянул в себя теплый свежий воздух. Глазампришлось привыкать к уже косым, но еще ярким лучам послеполуденного солнца. Он крепко ухватился за измятый и дырявый нос шаттла, метра на дваторчавший из воды, и попытался высмотреть остров, но без успеха. Стоянеподвижно в воде, Хорза дал отдохнуть утомленному телу и мозгу. Крутоторчащий нос тем временем все глубже погружался в воду и медленно клонилсявперед, пока паром в конце концов не лег горизонтально вровень споверхностью воды. Не обращая внимания на боль в мышцах рук, Оборотеньвтащил себя на крышу и лег, как выброшенная на берег рыба. Как усталый слуга, собирающий после приступа ярости своего господинаосколки хрупких вещей, он начал отключать сигналы боли. Хорза лежал, а небольшие волны перекатывались через корму шаттла. Онвдруг осознал, что вода, которую он глотал и сплевывал, была пресной. Ему ив голову не приходило, что  Круговое Море может быть не соленым, какбольшинство океанов на планетах. Но у воды не было ни малейшего соленогопривкуса, и он поздравил себя с тем, что смерть от жажды ему не грозит. Он осторожно встал в центре крыши шаттла. Волны разбивались у его ног.Хорза посмотрел вдаль и сразу же увидел остров. В свете раннего вечера онказался таким маленьким и далеким. Теплый бриз дул более или менее в нужномнаправлении, но неизвестно, куда могло снести его течение. Он сел, потом снова лег, позволяя волнам Кругового Моря пробегать подним по плоской поверхности и разбиваться маленьким прибоем на своемизраненном скафандре. И немного погодя заснул. Собственно, он не собиралсяспать, но и не стал сопротивляться, когда сон начал одолевать его, а лишьприказал себе проснуться через час. Когда он проснулся, солнце было еще высоко над горизонтом, но стало ужетемно-красным, будто светило сквозь пылевой слой над далеким краевым валом.Хорза заставил себя встать. Паром, кажется, больше не погружался. Островпо-прежнему был далеко, но, как ему показалось, ближе, чем раньше. Течениеили ветер, что бы то ни было, кажется, тащили его в верном направлении. Онсел. Воздух по-прежнему был теплым. Не снять ли скафандр, подумал Хорза, ирешил не снимать; пусть он и неудобен, но без него может стать холодно. Онснова лег. Где сейчас Йелсон? Выжила ли она после взрыва... и после столкновения?Хорза очень надеялся на это и считал вполне вероятным; он не представлял еемертвой или умирающей. Конечно, этого слишком мало, чтобы делать такиевыводы, и он сам призвал себя не быть суеверным. Но то, что он не могпредставить ее мертвой, как-то утешало. Чтобы погасить эту девушку, нужнокуда больше, чем тактическая атомная бомба Ламма и столкновение миллиардовтонн корабля с айсбергом размером с небольшой континент... Хорза заметил, что при мысли о Йелсон он улыбается. Он охотнопоразмышлял бы о Йелсон еще, но надо было подумать и о других делах. Этой ночью он совершит превращение. Это было все, что ему оставалось.Вероятно, об этом теперь не стоило и думать. Крайклин или мертв, или -- есливсе-таки жив -- никогда больше с Хорзой не встретится. Но Оборотеньподготовил себя к трансформации; его тело ждало ее, и ничего лучшего ему вголову не приходило. Ситуация, убеждал он себя, совсем не безнадежна. Он не был тяжелоранен, его, кажется, несло к острову, где, вероятно, все еще стоит чужойшаттл, и если оттуда удастся вовремя выбраться, Эванаут и игра-катастрофамогут дать ему шанс. Так или этак, Культура все равно разыскивала его, апотому не стоит слишком долго сохранять одну внешность. К черту, сказал он иначал трансформацию. Он уснет Хорзой, которого знали другие, а проснетсякопией капитана "Вихря чистого воздуха". Он как мог подготовил свое разбитое и ноющее тело к изменению,расслабил мышцы, активировал железы и группы клеток и силой воли послал поособым нервам, которые имели только Оборотни, сигналы от мозга к телу илицу. Он смотрел на красное солнце, которое тускнело уже совсем низко в своемпути над океаном. Теперь уснуть, уснуть и стать Крайклином, принять еще один новый облик,добавить это превращение к множеству других в своей жизни... Может быть, это уже не имеет смысла, может быть, он превращается в этотновый образ, только чтобы умереть. Но что мне терять?-- подумал он. Он смотрел на опускающийся и темнеющий красный глаз солнца, пока невошел в сон перевоплощения, и хотя глаза его были закрыты, в трансепревращения он все еще видел под своими веками это умирающее сияние... Глаза животного. Хищника. Он заперт в них и глядит ими. Никогда неспящий, представляющий троих людей.  Владеющий собственностью: оружием,кораблем и отрядом. Может быть, это пока совсем немного, но однажды... пустьхоть чуть-чуть повезет и только, на это имеет право каждый... однажды он импокажет. Он знал, на что способен, знал, на что годится и кто годится длянего. Остальные были только фишками в игре; они принадлежали ему, так каквыполняли его приказы; в конце концов, это его корабль. Прежде всего женщины-- простые фигуры. Они могли приходить и уходить, это его совсем неинтересовало. Все, что нужно, -- делить с ними опасность, и они уже считаюттебя чудесным. Они не понимают, что для него нет никакой опасности; ему ещемногое надо сделать в жизни; он знал, что погибнуть в бою глупой, жалкойсмертью -- не для него. Галактика однажды еще узнает его имя, и если ему вконце концов придется умереть, будет оплакивать или проклинать его... Он ещене решил, что именно -- оплакивать или проклинать... Возможно, это будетзависеть от того, как Галактика будет обходиться с ним до того... Все, чтоему нужно, это квантик везения, только то, что имели другие, командующиеболее крупными, более удачливыми, более известными, более устрашающими ипочитаемыми Отрядами Вольных Наемников. Им, должно быть, везло... Возможно,они были выше, чем он сейчас, но однажды и они будут смотреть на него снизувверх; все до единого. Все узнают его имя: Крайклин! * * * Хорза проснулся в утренних сумерках. Он по-прежнему лежал на омываемойводой крыше шаттла как что-то, что выполоскали и разложили на столе. Онполуспал, полубодрствовал. Похолодало, свет стал слабее и синее, но большеничего не изменилось. Он заставил себя снова погрузиться в сон, уйти прочьот боли и потерянных надежд. Больше не изменилось ничего... кроме него... Надо плыть к острову. Когда Хорза проснулся тем же утром второй раз, он чувствовал себясовсем иначе -- лучше, бодрее. Солнце поднялось высоко в небо, оставивпозади себя высокий туман. Остров стал ближе, но Хорзу проносило мимо. Теперь течение несло его ишаттл прочь от острова, после того как они приблизились на два километра кгруппе рифов и песчаных отмелей вокруг острова. Хорза обругал себя за то,что так долго спал. Он выбрался из скафандра -- теперь он был бесполезен изаслуживал быть выброшенным -- и оставил его на чуть скрытой водой крышепарома. Хорза был голоден, в желудке урчало, но чувствовал он себя в форме ив состоянии проплыть те три километра, что, по его оценкам, отделяли отострова. Он нырнул в воду и поплыл сильными гребками. Правая нога болелатам, где в нее попал лазер Ламма, и на теле еще не зажили стертые места. Ноон сможет это осилить; он знал, что сможет. Через несколько минут Хорза один-единственный раз оглянулся назад.Скафандр еще был виден, паром -- нет. Пустой скафандр походил на сброшенныйкокон твари, претерпевшей метаморфозу. Раскрытый и пустой, он качался наволнах позади него. Хорза отвернулся и поплыл дальше. Остров хотя и медленно, но приближался. Вода сначала казалась теплой,но потом будто стала холоднее, и боль в теле усилилась. Не обращая на неевнимания, Хорза отключил ее, но заметил, что начал плыть медленнее, и понял,что с самого начала взял слишком высокий темп. Он сделал короткую передышку,болтая в воде ногами и попив немного теплой пресной воды, поплыл осознанноровными гребками к серой башне далекого острова. Ему очень повезло, внушал он себе. Он не был серьезно ранен при падениипарома -- хотя боли все еще докучали ему своими жалобами, как бесшумныеродственники, запертые в дальней комнате, и мешали сосредоточиться. Водахоть и стала ощутимо холоднее, но была пресной, так что он мог пить ее и небояться обезвоживания организма. Но в голове пронеслось, что соленая водадержала бы его лучше. Хорза не сдавался. Плыть должно было становиться все легче, но всевремя становилось лишь труднее. Он перестал думать об этом, сосредоточилсяна своих движениях, на ровных, ритмичных взмахах рук и ног, толкающих егосквозь воду, через волны, вверх, вперед, вниз; вверх, вперед, вниз... Под собственными парами, сказал он себе, под собственными парами. Гора на острове росла очень медленно. Хорзе казалось, будто он самстроит ее, укладывает слой за слоем ровно с таким напряжением, котороенеобходимо, чтобы заставлять гору казаться больше, собственными рукамиукладывает камень за камнем... Еще два километра. Потом еще один. Солнцеподнималось все выше. Наконец он добрался до внешних рифов и отмелей и оцепенело заскользилмимо них по мелководью. Море боли. Океан усталости. Он плыл к берегу, через веер волн и прибоя, проникающего сквозьпросветы в рифах, которые он миновал... ...и чувствовал себя так, будто вовсе не снимал скафандра, будто тотвсе еще был на нем и, задубев от старости и ржавчины или наполнившись водойи песком, тянул его назад. Он слышал, как волны разбивались о берег, а когда поднимал голову,видел людей на берегу: худые темные фигуры в лохмотьях толпились вокругкруглой палатки и костра или бродили неподалеку от них. Некоторые находилисьпрямо перед ним, стояли в воде с корзинами, большими дырявыми корзинами набедрах; они бродили по мелководью, что-то собирали и складывали в этикорзины. Его они не замечали, и потому он плыл дальше, медленными, почтипоглаживающими движениями рук и ног. Люди, собиравшие дары моря, совсем не обращали на него внимания. Онипродолжали бродить по прибою, время от времени наклоняясь, чтобы что-тодостать из песка. Глаза их ищуще рыскали вокруг, но лишь в ближайшемокружении, так что его они не видели. Гребки Хорзы замедлились до едвазаметного, умирающего поглаживания. Он уже не мог поднять руки из воды,  аноги совсем онемели... Потом сквозь шум прибоя Хорза словно во сне услышал рядом крикимножества голосов и приближающийся плеск. Он все еще медленно плыл, когдаего подняла очередная волна, и он увидел множество худых людей в набедренныхповязках и рваных куртках, бредущих к нему по воде. Они помогли Хорзе перебраться через разбивающиеся о берег волны ипросвечиваемые солнцем отмели на золотой песок. Какое-то время он лежал,пока тонкие исхудалые люди бегали вокруг него и тихо переговаривались друг сдругом. Их языка он никогда прежде не слышал. Хорза попробовал пошевелиться,но не смог. Мускулы казались безвольными тряпками. -- Привет, -- прохрипел Хорза и повторил это слово на всех языках,какие знал, но ни один не сработал. Он оглядел лица стоящих вокруг людей.Они были гуманоидами -- но это слово охватывало так много видов по всейГалактике, что постоянно шли дискуссии, что скажет на это Культура. Ведьобычно Культура принимала законы (только сама Культура, конечно, не зналанастоящих законов), что значит быть гуманоидом или насколько разумен тот илииной вид (одновременно разъясняя, что сам по себе разум мало что значит),или как долго должны жить люди (хотя бы в качестве примерного отправногопункта), и люди без всякой критики принимали эти законы, так как каждыйверил тому, что Культура в своей пропаганде говорила сама о себе, что именноона вправе судить непредвзято и без собственной заинтересованности, что еюдвижет только стремление к абсолютной истине... и так далее. Но были ли эти люди вокруг него действительно гуманоидами? Они былипримерно одного с Хорзой роста, с симметричными телами, имели в общем ицелом такую же структуру суставов и такую же дыхательную систему, а на ихлицах -- хотя каждое выглядело как-то иначе -- присутствовали глаза, рот,нос и уши. Но они были тоньше, чем должны были быть, и цвет или оттенок их кожиказался каким-то нездоровым. Хорза лежал тихо. Он снова чувствовал себя очень тяжелым, но зато натвердой земле. Хотя, с другой стороны, если судить по физическому состояниюэтих людей, похоже, что на острове вовсе нет изобилия пищи. Во всякомслучае, ему показалось, что причина их худобы именно в этом. Он с трудомподнял голову и сквозь тонконогий лес попытался отыскать космический паром,который видел сверху. Ему удалось разглядеть крышу машины, выглядывавшуюиз-за большого каноэ на берегу. Дверь в корме была открыта. До носа Хорзы донесся запах, от которого стало дурно. Он обессиленноопустил голову на песок. Люди замолчали и повернули свои тонкие загорелые или просто темные телав сторону берега. В их рядах прямо над головой Хорзы образовался просвет. Нокак он ни старался, ему не удалось приподняться на локтях или повернутьголову, чтобы посмотреть, кто или что там приближалось. И он просто лежал иждал. Потом люди справа от него подались назад. За ними показался ряд извосьми мужчин. Левыми руками они держали длинный шест, вытянув правые всторону для равновесия. Это были те самые носилки, которые уносили вджунгли, когда паром пролетал над островом. Что это значило? Два ряда мужчинповернули носилки так, что они оказались прямо напротив Хорзы, и поставилиих. Потом все шестнадцать сели. Они казались совершенно обессиленными. У Хорзы глаза полезли из орбит. На носилках сидел такой безобразно жирный человек, какого Хорзе недоводилось видеть никогда. Днем раньше, с парома "ВЧВ", он принял этого гиганта за пирамиду иззолотого песка. Сейчас он видел, что первое впечатление было верным -- еслине в отношении содержания, то, во всяком случае, в отношении формы. Хорза немог сказать, кому принадлежит этот большой конус человеческой плоти --мужчине или женщине; по всей верхней половине его тела свисали большие,похожие на груди, складки обнаженной плоти, и они лежали поверх еще болеегромадных волн голого безволосого жира, в свою очередь, лежавших частично наскладках плоти согнутых ног, а частично переливавшихся на брезент носилок.Хорза не заметил ни клочка одежды на этом монстре и ни следа гениталий. Какбы они ни выглядели, их полностью скрывали наплывы золотисто-коричневойплоти. Взгляд Хорзы переместился вверх, к голове. Голый купол распухшей плотивозвышался на толстом конусе шеи, выглядывая из-за концентрических волнподбородка. Он имел две толстые вялые губы, маленький нос-кнопку и щели наместе глаз. Голова сидела на жировых складках шеи, плеч и груди подобнобольшому золотому колоколу на пагоде с множеством крыш. Вдруг блестящий отпота гигант задвигал ладонями, вращая ими на раздутых баллонах рук; круглыепальцы встретились и переплелись друг с другом так тесно, как толькопозволял их обхват. Его рот раскрылся, и тут наискосок из-за гиганта в полезрения Хорзы вышел мужчина в менее рваной, чем у остальных, одежде. Голова-колокол сдвинулась на несколько сантиметров в сторону и что-тосказала мужчине, но Хорза не понял слов. Потом гигант с очевиднымнапряжением поднял (или подняла) руку и оглядел по очереди тощих людейвокруг Хорзы. Звук голоса был похож на звук льющегося в кувшин густого жира;голос утопленника, подумал Хорза, как из кошмара. Он вслушивался, но языкане понимал, хотя мог видеть, какое действие возымели слова гиганта наизголодавшуюся, судя по виду, толпу. Мысли Хорзы на мгновение спутались,будто его мозг куда-то переместил себя, а голова оставалась на месте. Онвдруг снова оказался в ангаре "Вихря чистого воздуха", в тот самый момент,когда его разглядывал отряд; он чувствовал себя сейчас таким же голым ибеззащитным, как тогда. -- О, только не это! -- простонал он на марайне. -- Ох-хо-о! -- сказали складки золотистой плоти. Голос вышел из складокжира прерывистым рядом шипящих звуков. -- Мой хороший! Дар моря говорить! --Безволосый купол головы еще немного повернулся к человеку, стоявшемунаискосок позади носилок. -- Мистер Один, разве это не быть чудесно? --пробулькал гигант. -- Фатум добр к нам, пророк, -- отрывисто ответил мужчина. -- Фатум благоволить возлюбленным, да, мистер Один. Он изгонять нашивраги и преподносить нам дар -- дар моря! Хвала фатуму! -- Большая пирамидаплоти заколыхалась, когда руки поднялись и потянули за собой складки болеесветлой плоти. Башнеподобная голова откинулась назад, рот открылся, обнаживв большом темном пространстве блеснувшие сталью клыки. Опять раздалсябулькающий голос, на этот раз он заговорил на незнакомом Хорзе языке, но этобыла одна и та же повторяющаяся фраза. Толпа послушно начала вторить. Людизатрясли в воздухе ладонями и торопливо запели. Хорза закрыл глаза в надеждепроснуться, хотя знал, что это вовсе не сон. Когда он открыл глаза, худые люди все еще пели, сгрудившись вокруг негои загородив телами золотисто-коричневого монстра. С фанатичными лицами,оскаленными зубами, с растопыренными, как когти, пальцами толпа полуголодныхпоющих людей навалилась на него. С него сорвали штаны. Хорза пытался сопротивляться, но его крепкоприжали к земле. От усталости он, вероятно, был не сильнее любого из них, иего без труда скрутили, перевернули, заломили руки за спину и связали. Потомопутали ноги, загнули их назад, пока ступни едва не достали до ладоней, икоротким ремнем привязали их к запястьям. Голого и спутанного, как животное,которое собирались забить, Хорзу проволокли по горячему песку мимо едвагоревшего костра, потом подняли и надели на торчащий в песке короткий кол,пропустив его между спиной и связанными руками и ногами. Колени, на которыхпокоилась большая часть его веса, вдавились в песок. Перед ним горел костер,и едкий дым слепил глаза. Опять вернулся ужасный запах; по-видимому, онподнимался из стоявших вокруг костра горшков и котлов. На берегу тут и тамвиднелись другие костры и сосуды. Громадную гору плоти, которую мужчина -- мистер Один -- назвал"пророком", опустили у костра. Мистер Один встал сбоку от толстяка, повернувк Хорзе грязное лицо с глубоко посаженными глазами. Золотой гигант наносилках хлопнул круглыми ладонями и сказал: -- Добро пожаловать, чужак, дар моря. Я... есть большой пророкФви-Зонг. Необъятное создание говорило на самой примитивной форме марайна. Хорзаоткрыл было рот, чтобы назвать свое имя, но Фви-Зонг продолжал: -- Ты есть посланный во время наши испытания на приливе пустота кусокчеловеческий мясо, выплюнутый из отвратительный помои плод, лакомство длядележка в честь наша победа над ядовитый извержения неверия! Ты быть знакфатум, который мы сказать наше спасибо! -- Громадные руки Фви-Зонгаподнялись, и на плечах по обеим сторонам башнеподобной головы заколыхалисьскладки жира; они едва не закрывали уши. Фви-Зонг что-то пропел нанезнакомом языке, и толпа несколько раз повторила фразу. Отягощенные жиром руки снова опустились. -- Ты быть соль земли, дар моря. -- Густой, как сироп, голос сновазаговорил на марайне. -- Ты быть знак, благословение фатума. Ты быть один,кого должно быть много, один-единственный, кто должен стать разделенный.Твой станет быть тот полученный дар, благословенный красота причастия! Не в силах вымолвить ни слова, Хорза растерянно уставился  на гиганта.Что следует отвечать таким людям? Хорза откашлялся, все еще надеясь, чточто-нибудь придет в голову, но Фви-Зонг опять не дал ему заговорить. -- Слушай же, дар моря, что мы быть пожиратели, пожиратели пепел,пожиратели грязь, пожиратели песок и деревья, и трава, простейшие, самыевозлюбленные, самые истинные. Мы стараться готовить себя к наш деньиспытаний, и сейчас этот день есть прекрасно близко! -- Голосзолотисто-коричневогв пророка стал пронзительным. Он развел руки, и складкижира снова заколыхались. -- Так гляди на нас, которые ждать времявосхождения с эта мертвая равнина, с пустые животы и внутренности, сголодные души! Мягкие ладони Фви-Зонга шлепнули друг о друга. Пальцы переплелись, какбольшие раскормленные черви. -- Если мне будет позволено... -- прохрипел Хорза, но гигант сновазаговорил, обращаясь к грязной толпе, и его голос забулькал над золотымпеском, кострами и мрачными, исхудавшими людьми.    Взгляд Хорзы побрел над широким берегом к такому далекому космическомупарому с открытыми дверьми. И чем дольше он глядел на паром, тем тверже внем была уверенность, что это машина Культуры. Никаких определенных признаков не было, но его уверенность с каждыммгновением крепла. Вероятно, он был сорока или пятидесятиместным -- как раздостаточно, чтобы забрать всех виденных им на острове людей. Он не казалсяособенно новым и скоростным и, по-видимому, был совсем невооружен, но что-тов этой простой и функциональной конструкции выдавало Культуру. И телега,которую тащат животные, и автомобиль, спроектированные Культурой, несмотряна бездну времени между эпохами, которые они представляли, все равно имелибы что-то общее. Хорзе бы помогло, если бы Культура нанесла какую-нибудьэмблему или надпись, но она, бессмысленно избегая всякой помощи инереалистичная до крайности, отказывалась доверять символам. Она стояла натом, что она такая, какая есть, и не нуждается ни в каких внешних признаках.Культура была каждым отдельным принадлежащим ей человеческим или машиннымсуществом, но вовсе не их единством. Сама ее суть не позволяла ей связатьсебя оковами каких-либо законов, обнищать деньгами или пойти за вождями вбезумие, и точно так же она была неспособна неверно представить себя спомощью каких-либо символов. И все же, несмотря на это, Культура имела группу символов, которымиочень гордилась, и Хорза не сомневался, что машина перед его глазами, еслиона действительно была машиной Культуры, должна иметь на корпусе, внутри илиеще где-то хоть несколько надписей на марайне. Была ли она как-то связана с этой массой плоти, все еще что-тоговорившей исхудавшим людям вокруг костра? Вряд ли. Слишком примитивным былмарайн Фви-Зонга. Хорза и сам не владел в совершенстве этим языком, но зналего вполне достаточно, чтобы понимать, с каким трудом пользовался имФви-Зонг. Кроме того, не в обычаях Культуры одаривать своими машинамирелигиозных безумцев. Может, паром здесь для того, чтобы эвакуировать этихлюдей? Доставить их в безопасное место, когда высокотехнологичное дерьмоКультуры ударит по Вавач-орбитали, этому вращающемуся вентилятору? Чувствуя,как испаряется последнее мужество, Хорза сказал себе, что скорее всего так иесть. Значит, уйти нет никакой возможности. Или эти сумасшедшие принесут егов жертву, или паром Культуры доставит его в плен. Он уговаривал себя не думать о худшем. В конце концов, сейчас онвыглядел Крайклином, и весьма маловероятно, что электронные мозги Культурысмогут правильно восстановить все связи между ним, "ВЧВ" и Крайклином. ДажеКультура не всемогуща. Но... вероятно, они знали, что он был на "Руке Бога137", вероятно, знали, что он ушел от них, вероятно, знали, что "ВЧВ" тогдабыл в том секторе космоса. (Он вызвал в памяти статистические данные,которые Ксоралундра с упреком приводил капитану "Руки". Да, конечно,контактный корабль выиграл бой... Ему вспомнились плохо функционирующиедвигатели-деформаторы "ВЧВ". Они должны были производить такой килевой след,который любой хоть немного уважающий себя контактный корабль Культуры могзаметить с расстояния сотен светолет...) Проклятие, эти мозги вполне могутбыть способны на такое. Возможно, они проверяют каждого, кого вывозят сВавача. Они могут установить это за считанные секунды с помощьюодной-единственной клетки тела, одной чешуйки кожи, единственного волоска.Насколько известно, у них уже есть пробы его тела. Микроскопическийлетательный аппарат, посланный вон с того шаттла, мог собрать крошечныекусочки его тканей... Хорза повесил голову. Мышцы затылка заболели в сговоресо всем остальным разбитым, измученным, смертельно уставшим телом. Хватит!-- приказал он себе. Хватит изображать неудачника! Ты слишкомсебя жалеешь. Выкручивайся! Ведь при тебе все еще твои зубы и ногти... имозг. Дождись подходящего мгновения и... -- Потому что смотрите, -- продолжал Фви-Зонг, -- безбожники, всеминенавидимые, презираемые презренными, атеисты, преданные анафеме, послатьнам этот инструмент пустоты, вакуума... -- При этих словах Хорза поднялголову и увидел, что Фви-Зонг показывал на паром. -- Но мы есть непоколебимыв наша вера! Мы противостоять соблазны пустоты меж звезд, где житьбезбожники, преданные анафеме вакуумом! Мы остаться часть того, что естьчасть нас самих! Мы никогда не вступить в союз с великий кощунство, которыйесть материальность. Мы стоять, как скалы и деревья -- крепко укоренившись,прочно, железно, несгибаемо! -- Фви-Зонг снова раскинул руки, голос егогремел. Мужчина с резким голосом и грязной светлой кожей что-то прорычалсидящим, и они зарычали в ответ. Пророк улыбнулся Хорзе через костер.Скривившийся в улыбке рот Фви-Зонга образовал темную дыру, из которойвыпирали четыре маленьких клыка. Они блеснули в солнечном свете. -- Вы со всеми гостями так обращаетесь? -- Хорза очень крепился, покане закончил фразу, и только потом закашлялся. Улыбка Фви-Зонга исчезла. -- Ты не есть гость, дар моря. Ты выигрыш, который мы получить икоторый я пользоваться. Добыча из моря и солнца, и ветра, который послатьнам фатум. Хи-и-хи-и. -- Улыбка Фви-Зонга вернулась вместе с каким-тодевичьим хихиканьем, и большая ладонь приподнялась, чтобы прикрыть пухлыегубы. -- Фатум признать свой пророк, посылать ему лакомство! И это тогда,когда некоторый в мой стадо иметь задний мысли! Эй, мистер Один? Голова-башня повернулась к тонкой фигуре бледного мужчины, стоявшегорядом с гигантом. Мистер Один кивнул. -- Фатум наш садовник и наш волк. Он уничтожает слабых в честь сильных.Так говорил пророк. -- А слово, что умирать во рту, жить в ушах. -- Фви-Зонг снова повернулголову к Хорзе. Наконец-то, подумал Хорза, я знаю, что он мужчина. Что быдля меня это ни значило. -- Могущественный пророк, -- сказал мистер Один. Фви-Зонг улыбнулсяшире, но продолжал смотреть на Хорзу. -- Дар моря должен увидеть судьбу,которая его ожидает, -- продолжал мистер Один. -- Может быть, этот предательи трус Двадцать Семь... -- О да! -- Фви-Зонг хлопнул в ладоши, и лицо его просветлело. СекундуХорза думал, что видит маленькие  белые глаза, направленные на него измаленьких щелочек. -- О да, доставить сюда этот трус! Позволить нам сделатьто, что должно сделать. Мистер Один что-то сказал громким голосом истощенным людям вокругкостра. Несколько человек встали и отправились за спиной Хорзы в направлениилеса. Остальные запели что-то похожее на псалом. Через несколько минут Хорза услышал крик, а потом целую сериюприближающихся воплей и криков. Наконец люди вернулись. Они несли толстыйкороткий шест, подобный тому, к которому был привязан Хорза. На шесте виселмолодой мужчина, что-то орущий на незнакомом языке и вырывающийся изо всехсил. С его лица на песок падали капли пота и слюны. Шест был заострен наодном конце, и это острие загнали в песок за костром напротив Хорзы, так чтомолодой человек мог видеть Оборотня. -- Это мой выпивка из моря, -- сказал Фви-Зонг Хорзе и показал намолодого человека. Тот дрожал и стонал, глаза его вращались в глазницах, а сгуб капала слюна. -- Это быть мой невоспитанный малыш, который после свойвозрождение носить имя Двадцать Семь. Он быть один из наших уважаемых илюбимых сыновей, один из наших помазанных, один из наших солакомств, один изнаших братский вкусовой почки на большой язык жизни. -- Голос Фви-Зонгарассыпался смехом, как будто он вдруг осознал абсурдность роли, которуюиграл и не устоял перед искушением переиграть. -- Это щепка от наше дерево,это песчинка из наш берег, этот заблудший осмелиться подбежать к семь разпроклятый инструмент вакуума. Он пренебречь даром бремени, который мы егочествовали; он принять решение покинуть нас и побежать по песку, когда вчерачужой враг пролетать над нами. Он не верить в наша спасительная милость, онповернуться к инструмент тьмы и пустоты, к все проглатывающая тень бездушныхи проклятых. -- Фви-Зонг разглядывал мужчину, все еще трясшегося на шесте поту сторону костра. Лицо пророка приняло выражение строгого упрека. -- Фатумсделать, чтобы предатель, который убегать от нас и угрожать жизнь свойпророк, быть пойман -- чтобы он понять, какой печальный ошибка он сделать, иискупить свой ужасный преступление. -- Руки Фви-Зонга упали вниз, и онпокачал большой головой. Мистер Один что-то крикнул людям вокруг  костра. Они посмотрели намужчину, названного Двадцать Семь, и затянули псалом. Опять вернулсязнакомый ужасный запах, свербя в носу и заставляя глаза слезиться. Пока люди пели, мистер Один и две молодые девушки вырыли из песканебольшие мешки. Из них они достали узкие матерчатые ленты, которые обмоталивокруг себя. Пока мистер Один одевался, Хорза заметил большой пулевойпистолет в кобуре, укрепленной на веревке под грязной курткой. Вероятно, этобыло то самое оружие, из которого стреляли вчера по парому, когда они сМиппом пролетали над островом. Молодой человек открыл глаза, увидел обвитых лентами и закричал. -- Слушайте, как побитый душа кричать об урок, как она молить об дарраскаяний, об утешение освежающий страданий. Фви-Зонг с улыбкой посмотрел на Оборотня. -- Наш дитя Двадцать Семь знать, что его ждать, и пока его тело,который уже показать себя такой слабый, разрушаться от буря, душа егокричать: "Да! Да! Могучий пророк! Поддержать меня! Сделать меня часть себя!Дать мне твой сила! Идти ко мне!" Разве это не есть сладкий и восторженныйзвук? Хорза посмотрел пророку в глаза и промолчал. Молодой человек продолжалкричать, пытаясь оторваться от шеста. Мистер Один встал перед ним на колени,опустил голову и что-то забормотал. Обе одетые в плотную материю женщинынаполнили блюда из котлов и кувшинов разогретой и испускавшей пар жидкостью.Запах выворачивал Хорзе желудок. Фви-Зонг переключился на другой язык и обратился к обеим женщинам. Онипосмотрели на Хорзу, потом подошли к нему со своими блюдами и поднесли их кего носу. Хорза отвернул голову, скривившись от отвращения. Содержимое блюдпоходило на рыбьи потроха в соусе из экскрементов. Женщины с ужасным варевомудалились; но вонь еще долго стояла в носу Хорзы. Он старался дышать ртом. Рот молодого человека разжали деревянными клиньями, и его сдавленныекрики стали еще пронзительнее. Мистер Один крепко держал его, а женщинычерпали ложками жидкость из блюд и вливали в рот. Молодой человек пускалслюни и стонал, давился и пытался выплюнуть. Потом его вырвало. -- Позволь мне показать мой оружие, мой благословение, -- сказалФви-Зонг Хорзе и пошарил позади своего необъятного тела. Его рука вернуласьс большим узлом тряпья, которое он размотал. Появились, сверкая на солнце,какие-то металлические устройства, похожие на маленькие капканы. Фви-Зонгприложил палец к зубам, разглядывая коллекцию, а потом выбрал один измаленьких аппаратов. Он вставил его в рот и прижал к клыкам, которые Хорзауже видел. -- Што ты шкажать на это? -- с широкой ухмылкой обратился кОборотню пророк. Во рту его блестели искусственные зубы, ряд острыхпилообразных острий. -- Или на это? -- Фви-Зонг заменил их другимичелюстями, усеянными крошечными, как иглы, клыками, потом третьими, с косымизубами, похожими на зазубренные жала, потом еще одними, в которых былипроделаны дырки. -- Как? -- Он вставил в рот последние челюсти и повернулсяк мистеру Один. -- Што ты думать, миштер Один? Вот эти? Или... -- Фви-Зонгвынул зубы с дырками и вставил другие, с длинными лопатообразными лезвиями.-- Эти? Я думать, они прекрашный. Мы натшинать вот эти. Мы накажать этотневошпитанный малыш. Голос Двадцать Семь стал хриплым. Четверо мужчин встали на колени,подняли его ногу вверх и крепко зажали. Носилки с Фви-Зонгом поставили передмолодым человеком. Гигант обнажил зубы-клинки, наклонился и быстрымдвижением откусил палец на ноге Двадцать Семь. Хорза отвернулся. В следующие полчаса неторопливого пожирания громадный пророк обгрызалтело Двадцать Семь, атакуя выступающие части и немногие еще оставшиесяотложения жира разными зубами. При каждом укусе молодой человек пронзительновскрикивал. Хорза смотрел и ничего не видел. Иногда он пытался привести себя втакое душевное состояние, которое сделало бы его способным выработать местьпротив этого странного искажения человеческой сущности, но потом он толькожелал, чтобы эта история поскорее закончилась. Пальцы на руках своегоэкс-малыша Фви-Зонг оставил напоследок; для них он вставил челюсти сдырявыми зубами, похожие на щипцы. -- Хотеть пить, -- сказал он и вытер гигантской рукой испачканноекровью лицо. Двадцать Семь, искалеченный, стонущий, истекающий кровью и вполуобморочном состоянии был обмотан тряпкой и уложен на песок лицом вверх.Ему вбили деревянные клинья в уже беспалые ладони и большим  камнемраздробили ноги. Несмотря на кляп, он снова испустил слабый крик, когдаувидел, что к нему подносят пророка Фви-Зонга. Носилки были поставлены нажалобно стонущую фигуру. Фви-Зонг повозился с веревками на боку носилок, подего громадным телом открылся клапан и упал на лицо спутанного,окровавленного человека под ним на песке. Пророк подал знак, и его опустилина мужчину, заглушив его стоны. Пророк улыбнулся. Экономными движениями онпоерзал, усаживаясь поудобнее, как птица в гнезде на яйцах, и его жирноетело полностью закрыло человеческую фигуру. Он что-то вполголоса напевал.Изголодавшаяся толпа смотрела, очень медленно и тихо пела, покачиваясь изстороны в сторону. Фви-Зонг начал легко покачиваться взад и вперед, сначаласовсем медленно, потом все быстрее и быстрее. На золотистом куполе лицапоявились капли пота. Он тяжело задышал и подал знак толпе. Обе закутанныеженщины подошли и слизали струйки крови, красным молоком бегущие изо ртапророка по складкам его подбородка и широкой груди. Фви-Зонг запыхтел,немного осел вниз, на мгновение застыл, а потом неожиданно быстрым ипорывистым движением могучих рук ударил обеих женщин по голове. Женщиныубежали и исчезли в толпе. Мистер Один громко запел, а все остальныеподхватили. В конце концов Фви-Зонг отдал короткий приказ. Носильщики подняли егомассивную тушу и открыли раздавленное тело Двадцать Семь, стоны которогосмолкли навсегда. Они подняли труп, отрубили голову, удалили черепную крышку и началипожирать мозг, и только тут Хорзу вырвало. -- И вот теперь мы стать один из другие, -- торжественно объявилФви-Зонг пустому черепу молодого человека и бросил его через плечо в огонь.Тело унесли к морю и выбросили. -- Только эта церемония и любовь фатум отличать нас от животные, о знакмилости фатума, -- оглушительно сказал Фви-Зонг Хорзе, пока прислуживающиеженщины обтирали и умащали его жирное тело. Привязанный к торчавшему в землеколу, чувствуя отвратительный привкус во рту, Хорза осторожно вдохнул ивыдохнул, не сделав попытки ответить. Тело Двадцать Семь медленно уносило в море. Фви-Зонга обтерли. Худыелюди безразлично сидели или суетились вокруг ужасно воняющей жидкости  вбурлящих котлах. Мистер Один и обе его помощницы сняли ритуальные одеяния,что оставило мистера Один в грязной, но целой куртке, а женщин в лохмотьях.Фви-Зонг приказал поставить носилки на песок перед Хорзой. -- Глядеть, подарок волн, плод волнующийся океан, мои люди готовитьсянарушать свой пост. Пророк помахал трясущейся от жира рукой, чтобы показать на людей,занятых кострами и котлами. Воздух наполнил запах протухшей пищи. -- Они есть, что оставлять другие, что другие никогда не дотронуться,потому что они хотеть быть ближе к ткань фатум. Они съедать кора деревьев итрава земли, и мох с камни; они съедать песок и листья, и корни, и земля;они съедать раковины и внутренности морские звери, и отбросы земля и океан;они съедать продукты свой тело и делить продукты мой. Я быть источник. Ябыть колодец, вкус на их язык. Ты пузырь пена на океан жизни, ты есть знамение. Плод моря, рядом смгновение твой уничтожения тебе стать ясно, что ты быть все, что ты когда-тосъесть, а пища быть только не переваренный экскременты. Это я уже видеть;это ты еще увидеть. Одна из служанок вернулась от моря с вымытыми зубами Фви-Зонга. Он взялих и сунул куда-то назад, в лохмотья. -- Все погибнуть с нами, все найти смерть, уничтожение. Но мы однибудем восстать из уничтожение и вступить в блеск наш высший совершенство. Пророк улыбнулся Хорзе; тем временем вокруг него -- на песок уже упалидлинные послеполуденные тени -- худые, болезненные люди усаживались за своюзловонную трапезу. Хорза смотрел, как они пытались есть. Некоторым подпришпориванием мистера Один это удавалось, но большинство не могли удержатьв себе ничего. Они задерживали дыхание и делали глоток жидкости, но почтивсякий раз то, что они только что втолкнули в себя, извергалось назад.Фви-Зонг печально наблюдал за ними и качал головой. -- Ты видеть, даже самый близкий мой дети еще не быть готовы. Мы долженмолиться и молить, чтобы они стать готовы, когда прийти время,  котороенаступить через малые дни. Мы надеяться, что неспособность их тело ощутитьсимпатия к все вещи не позволить им показаться извращенцы в глаза и во ртунаш бог. Ты, жирный ублюдок. Если хочешь знать, ты в пределах моей досягаемости. Я могу со своего места ослепить тебя, могу плюнуть в твои маленькие глазки и, может быть... Но, может быть, и нет, подумал Хорза. Глаза этого гиганта были такглубоко скрыты в распухшей коже лба и щек, что ядовитая слюна, которой Хорзамог бы плюнуть в золотого монстра, может и не попасть на слизистую оболочку.Но мысль эта была единственным утешением в данной ситуации. Он в состоянииплюнуть в пророка, вот и все. Возможно, возникнет ситуация, в которой этодаст результат, но делать это сейчас было бы глупо. Слепой и взбешенныйпророк может быть еще опаснее, чем зрячий и хихикающий, решил Хорза. Фви-Зонг продолжал говорить, обращаясь к Хорзе, ни разу не задаввопроса, ни разу не сделав паузы и все чаще повторяясь. Он рассказывал ему освоем прозрении и о своей прошлой жизни сначала в качестве циркового урода,потом дворцового талисмана у какого-то негуманоидного сатрапа намегакорабле. Там и состоялось его прозрение. Он уговорил несколькихсмельчаков подождать всеобщего конца на одном из островов. Остальнаямолодежь пришла, когда Культура оповестила о судьбе Вавач-орбитали. Хорзаслушал вполуха. Он пытался придумать путь к бегству. Мысли его бешенонеслись. -- ...Мы ждать конец всего, ждать последний день. Мы готовиться к нашпоследний завершение, когда смешаться плоды земля и море, и смерти с нашихрупкие тела из плоть и кровь, и кости. Ты быть наш знак, наш аперитив, нашобоняние. Ты быть должен чувствовать себя очень важный. -- Могущественный пророк, -- сказал Хорза, тяжело сглотнув и сделав всевозможное, чтобы заставить свой голос звучать спокойно. Фви-Зонг пересталговорить и нахмурился. Хорза продолжал: -- Я на самом деле ваше знамение. Яприношу вам себя самого, я малыш с последним номером. Я пришел освободитьвас от машины из вакуума. -- Хорза оглянулся на шаттл Культуры, стоявшийпозади него на берегу с открытыми дверьми в корме. -- Я знаю, как может бытьудален этот источник искушения. Дай мне показать свое усердие этой маленькойслужбой твоей великой и величественной персоне. Тогда ты узнаешь, что я твойпоследний и самый верный слуга, слуга с последним номером, который пришелперед уничтожением, чтобы... чтобы закалить твоих последователей перед лицомприближающегося испытания и устранить искушение проклятых. Я смешался созвездами и воздухом, и океаном, и несу тебе это послание, это спасение. --Тут Хорза сделал паузу. Горло и губы его пересохли, глаза слезились отострого зловония пищи пожирателей, которое доносил легкий бриз. Фви-Зонгсидел совсем тихо на своих носилках, повернув к Хорзе узкие щелки глаз иморщинистый грушевидный лоб. -- Мистер Один! -- Фви-Зонг повернулся к светлокожему мужчине в куртке,массировавшему живот одному из пожирателей. Несчастный парень лежал,постанывая, на земле. Мистер Один выпрямился и подошел. Гигантский пророкуказал подбородком на Хорзу и что-то сказал. Мистер Один слегка поклонился,зашел за спину Хорзе и, скрывшись из поля зрения  Оборотня, что-то вытащилиз-под куртки. Сердце Хорзы заколотилось. Что сказал пророк? Что собралсяделать мистер Один? Над головой Хорзы показались что-то сжимавшие руки.Оборотень закрыл глаза. Поверх его рта туго завязали тряпку. Она воняла тем же отвратительнымваревом. Потом его голову подтянули к колу и сильно прижали. Хорза уставилсяна Фви-Зонга, который заговорил снова: -- Так. Как я только что хотеть сказать... Хорза не слушал. Примитивная вера этого жирного человека немногимотличалась от миллионов других. Только степень варварства делала еенеобычной в эти якобы цивилизованные времена. Возможно, это было еще одно изпобочных проявлений войны; тогда в этом виновата Культура. Фви-Зонг говорил,но никакого смысла слушать его не было. В мыслях Хорзы пронеслось, что Культура в основном сочувствовалаличностям, верящим во всемогущего Бога. Но на суть их веры она обращалавнимания не больше, чем на бред сумасшедшего, который утверждает, чтоявляется царем Вселенной. И хотя природа веры не считалась полностьюнесущественной -- во взаимосвязи с окружением и воспитанием из нее делалисьвыводы, что же не так с этими существами, -- точка зрения ее не принималасьвсерьез. Что-то подобное к Фви-Зонгу ощущал и Хорза. Он должен обращаться с ним,как с безумным, это было очевидно. И тот факт, что его безумие рядилось водежды религии, ничего не значил. Несомненно, Культура была бы другого мнения и стала бы утверждать,будто есть много общего между безумием и верой, но чего еще можно ожидать отКультуры? Идиране лучше знали это, и хотя Хорза соглашался далеко не совсем, что представляли идиране, он с уважением относился к их религии. Весьих образ жизни, почти каждая их мысль была освещаема, руководима иуправляема их единственной религией/философией, верой в порядок, впредопределенность места в жизни и в своего рода святой разум. Они верили в порядок, так как видели слишком много егопротивоположности, хотя бы даже в своей собственной планетарной историинеобычайно ожесточенного соревнования на Идире и потом -- когда они наконецвступили в сообщество местного звездного скопления -- вокруг себя, междусобой и среди других видов. Им приходилось страдать из-за нехватки порядка;они миллионами умирали в глупых, вызванных простой жадностью войнах, вкоторые часто бывали втянуты не по собственной вине. Они верили в предопределенность места. Определенные индивидуумы всегдапринадлежали определенному месту -- высокогорья, плодородные области,острова в умеренной зоне, -- не важно, родились они там или нет. То же самоеотносилось и к племенам, кланам и расам (и даже видам; большинство древнихсвятых текстов  были достаточно многозначными и неопределенными, чтобы можнобыло связывать их с открытием, что идиране не одиноки во Вселенной. Тексты,утверждавшие иное, немедленно уничтожались, а их авторы сначала ритуальнопредавались анафеме, а потом основательно забывались). В мирской форме веруможно было определить как убеждение в том, что для всего есть место и вседолжно быть на своем месте. Если когда-нибудь все окажется на своем месте,Бог будет доволен такой Вселенной, и вечный мир и вечная радость изгонятсовременный хаос. Идиране видели себя руководителями этого большого процесса наведенияпорядка. Они были избранниками. Сначала им был дан мир и покой, чтобы имстало понятно, чего хочет Бог, а потом силы беспорядка, которые, как онипостепенно поняли, им нужно было победить, заставили их действовать. Богзамыслил с ними нечто Великое. Они должны были найти собственное место, хотябы в своей родной Галактике, а возможно, и выйти за ее пределы. Более зрелыевиды должны сами позаботиться о собственном спасении, установить своисобственные правила и найти свой собственный мир с Богом. (Это был знак Еговеликодушия, Он доволен их достижениями, даже если они отрицали Его.) Нодругие -- толпящиеся вокруг, хаотичные, воюющие друг с другом народы, -- онинуждались в руководстве. Пришло время отложить в сторону игрушки эгоистических стремлений. Ичтобы идиране поняли это, было знамение. В них и в том мире, который былбожественной частью их наследства, волшебной формулой внутри ихгенетического кода, всплыло новое послание: Растите! Ведите себя порядочно!Готовьтесь! Хорза не больше Бальведы верил в религию идиран, и он действительновидел в их продуманных-перепродуманных и слишком уж плановых идеалах тотсамый сорт ограничивающих жизнь сил, который так отпугивал его в изначальнодобром моральном облике Культуры. Но идиране полагались сами на себя, а нена машины, и потому они по-прежнему оставались частью жизни. В этом и быладля Хорзы решающая разница. Хорза был убежден, что идиране никогда не стали бы подчинять себе всеменее развитые цивилизации в Галактике. Судный День, о котором они мечтали,никогда не придет. Но абсолютная уверенность в этом окончательном поражениисделала идиран обычными существами, частью всеобщей жизни Галактики. Онистали просто еще одним видом, который растет, распространяется, а потом,выйдя в фазу плато, которой достигали в конце концов все несамоубийственныевиды, успокоится. Десятки тысяч лет идиране были, конечно, цивилизациейсреди многих таких же и вели свою собственную жизнь. Короткая эра покорениистала потом источником высокоценимых воспоминаний, но еще до тех пор онистали несущественными и были отметены созидательной теологией. Идиранераньше были спокойными и интроспективными; такими же они когда-то станутвновь. И, наконец, они были разумными. Они больше прислушивались к голосуразума, чем эмоций. Единственное, во что они верили, не требуядоказательств, было то, что жизнь имеет смысл и что есть нечто, многимилюдьми называемое Богом, и что этот Бог желает лучшего существования длясвоих творений. И сейчас они шли к этой цели и верили, что они руки, ладонии пальцы Бога. Но когда придет время, они не станут скрывать знание о том,что неправильно это понимали и что их задачей вовсе не было созданиеокончательного порядка. Галактика с ее многочисленными и разнымицивилизациями ассимилирует и их. Культура была совсем другой. Хорза не видел конца ее политикепостоянного и расширяющегося вмешательства. Вполне возможно, она будет растивечно, так как не может сдерживаться естественными границами. Какпереродившаяся раковая клетка без "выключателя" в своем генетическомустройстве, Культура будет распространяться столь долго, сколько ейпозволят. Добровольно она это не прекратит никогда, а потому должна быть кэтому принуждена. Он уже давно решил посвятить себя этому делу, думал Хорза, покаФви-Зонг продолжал греметь. Но он не сможет служить ему, если не вырвется отпожирателей. Фви-Зонг говорил еще некоторое время, а потом приказал повернутьносилки, чтобы поговорить с молодежью. Большей части его паствы было совсемплохо -- или они просто так выглядели. Фви-Зонг переключился на местныйязык, которого Хорза не понимал, и начал, очевидно, проповедь, не обращаявнимания на постоянные приступы рвоты в своем стаде. Солнце опускалось все ниже к океану, и воздух становился прохладнее. После проповеди Фви-Зонг тихо сидел на носилках, а пожиратели один задругим подходили к нему, кланялись и что-то серьезно говорили. Пророк широкоулыбался и то и дело кивал, будто соглашаясь. Потом пожиратели запели, а Фви-Зонга умыли и умастили две женщины,помогавшие при убийстве Двадцать Семь. Его громадное тело блестело в лучахзаходящего солнца, и он весело помахивал руками. Так его и унесли с берега влесок у подножия единственной жалкой горы на острове. Тем временем наносили дров и развели костры. Пожиратели разошлись посвоим палаткам и кострам или маленькими группами подались прочь с примитивносплетенными корзинами -- очевидно, чтобы собрать свежие отходы, которыепозже попытаются сожрать. К заходу солнца мистер Один присоединился к пяти молчаливымпожирателям, сидевшим у костра, на который Хорза уже досыта нагляделся.Исхудавшие люди почти не обращали внимания на Оборотня, но мистер Одинподошел и сел рядом с ним. В одной руке он держал несколько челюстей,которые Фви-Зонг опробовал на Двадцать Семь, а в другой маленький камень,которым шлифовал и полировал металлические зубы. Двое пожирателей пошли ксвоим палаткам, а мистер Один зашел Хорзе за спину и развязал кляп. Хорзазадышал через рот, чтобы избавиться от противного привкуса, подвигал нижнейчелюстью и переместил свой вес в попытке смягчить усиливающуюся боль в рукахи ногах. -- Удобно? -- спросил мистер Один и снова сел, продолжая шлифоватьметаллические клыки. Они блестели в свете костра. -- Я чувствовал себя и получше, -- ответил Хорза. -- Тебе будет еще хуже... друг. -- Последнее слово мистер Один заставилпрозвучать проклятием. -- Меня зовут Хорза. -- Меня не интересует твое имя. -- Мистер Один покачал головой. -- Делоне в твоем имени. Дело не в тебе. -- Такое же впечатление начало складываться и у меня, -- согласилсяХорза. -- Да? -- Мистер Один встал и приблизился к Оборотню. -- Действительно?-- Он замахнулся стальными зубами, которые держал в руке, и ударил Хорзу полевой щеке. -- Считаешь себя умным, да? Воображаешь, что сумеешьвыкрутиться? -- Он пнул Хорзу в живот. Хорза захрипел и задохнулся. --Видишь -- дело не в тебе. Ты только кусок мяса и ничего больше. И никтобольше. Только мясо. И кроме того... -- второй пинок, -- боль нереальна. Этотолько химические и электрические реакции и тому подобное. Верно? -- Ох, -- прохрипел Хорза, пересиливая боль. -- Да. Верно. -- Ладно, -- ухмыляясь, сказал мистер Один. -- Вспомни об этом завтра,ладно? Ты только кусок мяса, а пророк -- кусок побольше. -- Вы... э-э... значит, не верите в душу? -- робко спросил Хорза,надеясь, что пинать его больше не будут. -- Сунь свою душу в задницу, чужак, -- с улыбкой ответил мистер Один.-- Будет лучше, если ты перестанешь надеяться, что нечто подобноесуществует. Некоторые люди от природы пожиратели, а некоторые будут сожраны,и я не вижу причины, почему у душ должно быть иначе. Так как сейчас тыотносишься, очевидно, к тем, которых пожирают, тебе только остаетсянадеяться, что души у тебя нет. Это было бы для тебя самым лучшим, поверьмне. -- Мистер Один вытащил тряпку, которую снял с лица Хорзы, и сновакрепко завязал вокруг головы. -- Вот так -- не иметь души было бы для тебясамым лучшим, друг. Но если выяснится, что она у тебя есть, ты вернешься ирасскажешь об этом, чтобы мне было над чем посмеяться, ладно? -- Мистер Одинкрепко затянул узел и притянул голову Хорзы к деревянному колу. Адъютант Фви-Зонга закончил заточку сверкающих металлических зубов,встал и поговорил с другими пожирателями у костра. Через некоторое время ониушли к маленьким палаткам, и скоро все покинули берег. Остался только Хорза,чтобы смотреть на погасающие костры. Тихо шумел далекий прибой, звезды ползли по своим орбитам, а на дневнойстороне орбитали вверху была видна полоса яркого света. Блестя в свете звезди  орбитали, шаттл Культуры немо ждал с открытыми дверьми, как пещераспасительной тьмы. Хорза уже проверил узлы, которыми были стянуты руки и ноги. Бесполезно,даже если он сделает тонкими свои запястья. Веревка, шнур или что там онииспользовали все время сжималась и мгновенно устраняла всякую слабину,которую он мог создать. Возможно, материал сокращался при высыхании, и ониего намочили перед тем, как связать. Трудно сказать. Он мог увеличитьвыделение кислоты из своих потовых желез, там, где веревка касалась егокожи, и это стоило попробовать. Но, вероятно, даже долгой ночи Вавача можетне хватить, чтобы это сработало. Боль нереальна, сказал он себе. Глупости! Хорза проснулся в утренних сумерках одновременно с большинствомпожирателей, которые медленно спускались к воде, чтобы умыться в прибое. Емубыло холодно, и он дрожал. Как он установил, температура его тела ночьюсущественно понизилась из-за легкого транса, в который он вынужден был себяввести для изменения клеток кожи на запястьях. Он потянул веревки, ищаслабину или хотя бы легчайшие разрывы нитей или волокон. Но не было ничего,кроме боли в ладонях, там где пот попал на неизмененную кожу, не имевшуюзащиты против кислоты из его собственных потовых желез, и это на секундуобеспокоило его. Ведь воплощаясь в Крайклина, он вынужден был для полнотыкартины перенять и его отпечатки пальцев и ладоней, а для этого ему нужнабыла кожа в превосходной кондиции для превращения. Потом он рассмеялся надсобой за это беспокойство, когда, вероятно, не доживет и до сегодняшнеговечера. Не убить ли себя, нерешительно подумал он. Это было вполне возможно; снебольшой внутренней подготовкой он мог использовать один из  своихсобственных зубов, чтобы отравить себя. Но пока оставался хоть малейшийшанс, он не задумывался над этим всерьез. Как держатся в войне людиКультуры? Они будто бы тоже в состоянии умереть по собственной воле, и какбы то ни было,  это у них будто бы сложнее, чем просто яд. Но как ониудерживаются от искушения избежать этого, эти мягкие, развращенные миромумы? Он представил их в бою, как они, получив первые раны, почти в то жемгновение прибегали к автоэвтаназии. Эта мысль заставила его улыбнуться. Идиране тоже умели впадать в смертельный транс, но они использовали еготолько в случае чрезвычайного позора или бесчестия, или если закончен трудвсей жизни, или если кому-то грозила калечащая болезнь. И иначе,  чемКультура -- или Оборотни, -- они в полной мере наслаждались своей болью, неподавляя ее никакими оглушающими веществами собственного организма. Оборотнирассматривали боль как рудимент своей эволюции из животного мира. Культурапросто боялась ее. Но идиране обходились с ней со своего рода презрением. Хорза посмотрел поверх двух больших каноэ вдоль берега на открытыедвери в корме парома. Пара роскошно окрашенных птиц гордо вышагивала покрыше, совершая мелкие, ритуализованные движения. Хорза некоторое времянаблюдал за ними. Лагерь пожирателей постепенно просыпался, а утреннеесолнце становилось все ярче. Из редкого леса поднимался туман. Высоко в небестояли облака. Из своей палатки вышел мистер Один, зевнул, потянулся, потомвытащил из-под куртки тяжелый пистолет и выстрелил в воздух. Казалось, этобыло сигналом для всех пожирателей вставать и приниматься за будничные дела,если они еще не были сделаны. Шум примитивного оружия спугнул птиц с крыши шаттла. Он взмыли в воздухи полетели прочь над деревьями и кустами вокруг острова. Хорза посмотрел имвслед, потом опустил взгляд, уставился на золотой песок и медленно и глубокозадышал. -- Твой великий день, чужак, -- заметил мистер Один с ухмылкой иостановился перед Оборотнем. Он сунул пистолет в кобуру на веревке подкурткой. Хорза посмотрел на мужчину, но ничего не сказал. Опять праздничныйобед в мою честь, подумал он. Мистер Один обошел вокруг Хорзы и осмотрел его. Хорза следил за нимглазами, пока мог, и ждал, что тот увидит поврежденные кислотным потомверевки на запястье. Но мистер Один ничего не заметил, и когда сновапоявился в поле зрения Хорзы, он по-прежнему слегка улыбался, легонькопокачивая головой, и был, казалось, доволен, что жертва по-прежнему крепкосвязана и привязана к колу. Хорза напряг все свои силы, чтобы растянутьверевки на запястьях, но они не поддавались. Не получилось. Мистер Одинушел, чтобы присмотреть за пожирателями, сталкивавшими в воду рыбацкиеканоэ. Незадолго до полудня был принесен на носилках Фви-Зонг. Как развернулись рыбацкие каноэ. -- Дар море и воздух! Дань большой Круговой Море с его громадныйбогатство! Смотреть, какой чудесный день тебя ожидать! -- Фви-Зонга ссадилипо другую сторону костра, и он улыбнулся Оборотню. -- Вся ночь ты иметьвремя думать, что будет принести тебе этот день. В темнота ты иметьвозможность смотреть на плоды вакуум. Ты видеть пространство между звезды,ты видеть, сколько там пустота, как мало там быть что-нибудь. Теперь ты бытьспособен оценить честь, который тебе будет оказан, как счастливо ты мочьпревознести себя, потому что это быть мой знак, мой жертвоприношение! --Фви-Зонг восхищенно захлопал в ладоши, и его громадное тело заплескалосьвверх и вниз. Он постоянно проводил округлыми ладонями у рта, и складкиплоти над его глазами ненадолго поднимались и открывали белизну внутри. --Хо-хо-о! Какой удовольствие мы все будем иметь! Пророк сделал знак, и носильщики понесли его к морю, чтобы умыть иумастить. Хорза наблюдал, как пожиратели готовили еду. Они вспарывали рыбу,выбрасывали мясо и оставляли кишки, чешую, головы и кости. Они удалялимоллюсков из раковин и оставляли раковины. Они перемалывали скорлупу ссорной травой и какими-то яркими морскими улитками. Хорза смотрел напроисходящее перед его глазами и видел, насколько опустились пожиратели,видел струпья и язвы от недоедания и общей слабости. Кашель и насморк,шелушащаяся кожа и деформированные конечности -- все говорило о последнейстадии смертельной диеты. Рыбье мясо и моллюски из больших, сочащихся кровьюкорзин были возвращены в море. Хорза внимательно, насколько позволялирасстояние и повязка на лице, вглядывался, но не смог уличить ни одногопожирателя в том, что тот тайком откусил сырой рыбы из корзины, чтовыбрасывали в море. Фви-Зонг, которого обсушивали прямо у линии прибоя, посмотрел, каквыбрасывали в море еду, одобрительно кивнул и произнес спокойные словаободрения своей пастве. Потом хлопнул в ладоши, и носилки медленно понесливдоль берега к костру и Оборотню. -- Жертвенный дар! Подарок! Готовься! -- загремел Фви-Зонг и мелкимидвижениями поудобнее устроился на носилках, посылая волны через все большиескладки и жирные бока массивного тела. Хорза часто задышал, чувствуя, какзаколотилось его сердце. Он сглотнул и снова натянул веревку, стягивающуюзапястья. Мистер Один и две женщины рылись в песке в поисках мешка со своимиодеяниями. Все пожиратели собрались вокруг костра, повернув лица к Хорзе, и глазаих смотрели на него пусто или неопределенно-заинтересованно. В их движенияхи выражениях лиц сквозило безразличие, и это казалось ему более удручающим,чем привычная ненависть или садистская радость. Пожиратели затянули псалом. Женщины и мистер Один обмотались выцветшимиполосами ткани, потом мужчина посмотрел на Хорзу и улыбнулся. -- О, счастливый миг последние дни! -- Фви-Зонг повысил голос и поднялладони, и его слова эхом вернулись от середины острова. Из горшков передОборотнем снова потянуло зловонием. -- Уничтожение и созидание вот это вседолжен стать символ для нас! -- Фви-Зонг опустил руку в гигантские складкибелой плоти. Золотисто-коричневая кожа блеснула в солнечном свете, когдапророк сплел свои жирные пальцы. -- Его боль должен стать наш восхищение,потому что наш уничтожение будет стать его и наш соединение. Его мучение ипоедание должен стать наш удовлетворение и наслаждение! Фви-Зонг вскинул голову и заговорил на языке, который понималиостальные. Их пение изменилось и стало громче. Мистер Один с женщинамиприблизились к Хорзе. Хорза почувствовал, как мистер Один убрал повязку с его рта, потомсветлокожий мужчина что-то сказал женщинам, и они направились к бурлящимкотлам с вонючей жидкостью. Голова Хорзы казалась легкой, в горле стоялслишком хорошо знакомый привкус. Как будто часть той кислоты, что разъедалаверевку на запястьях, нашла путь к языку. Он опять изо всех сил натянул путыза спиной, так что даже задрожали мышцы. Пение продолжалось. Женщиныпереливали отвратительное варево в блюда. Пустой желудок Хорзы перевернулся. Есть, в принципе, две возможности освободиться от пут, еслирассматривать те, что находятся в распоряжении и не-Оборотней (так стояло вего тетради для лекций в Академии): длительное выделение кислотного пота,если этим можно подействовать на материал веревок, и деформация,предпочтительно сужение, соответствующих членов. Хорза попытался выжать из своих усталых мышц еще чуточку сил. Сильное выделение кислотного пота может повредить не только выделяющуюего поверхность кожи, но и тело в целом вследствие опасного измененияхимического равновесия. При слишком сильном сужении мышц и суставоввозникает опасность такого сильного их ослабления, что во время попытки кбегству могут возникнуть серьезные проблемы в их использовании. Приблизился мистер Один с деревянными клиньями, которые он намеревалсявбить Хорзе в рот. Двое пожирателей ростом повыше отделились от толпы ивышли немного вперед, чтобы ассистировать ему. Фви-Зонг зашарил рукамипозади себя. Женщины отошли от бурлящих котлов. -- Открой рот пошире, чужак! -- приказал мистер Один и вытянул руки склиньями. -- Или нам взять ломик? -- с ухмылкой спросил он. Хорза напряг мышцы рук, и его плечо дернулось. Мистер Один заметил этои на мгновение замер. Одна из рук Хорзы освободилась и вылетела вперед соскрюченными пальцами, готовая впиться в лицо мистера Один. Светлокожийотпрянул назад, но недостаточно быстро. Пальцы Хорзы ухватились за его одеяние и куртку, отпорхнувшую отсогнутого тела, и он, оторвавшись от кола, насколько позволяли привязанныеноги, почувствовал, что его коготь прорвал два слоя материи, но не заделплоти под ней. Мистер Один, спотыкаясь, двинулся спиной вперед, столкнулся содной из женщин, несших блюда с вонючим варевом, и выбил блюдо из ее рук.Рука Хорзы закончила свой замах в то самое мгновение, когда два пожирателя,вышедших из толпы, бросились к нему и схватили за голову и за руку. -- Кощунство! -- взвизгнул Фви-Зонг. Глаза мистера Один перебегали сженщины, на которую он налетел, на костер, пророка, потом с злобнымвыражением назад, на Оборотня. Он поднял руку и посмотрел на дыры в одеяниии куртке. -- Дар грязи осквернить наш одеяние! -- зарычал Фви-Зонг. Двоепожирателей заломили руку Хорзы назад, туда, где она была раньше, и сноваприжали его голову к колу. Мистер Один подошел к Хорзе, вынул из-под курткипистолет и взял его, как дубинку, за ствол. -- Мистер Один! -- приказалсветлокожему Фви-Зонг, и тот остановился как вкопанный. -- Отойти! Вытянутьэта рука; мы показать невоспитанный малыш, как обращаться с такие! Свободную руку Хорзы вытянули вперед, а один из пожирателей, державшихего, уцепился ногой за кол и, укрепившись таким образом, старался удержатьвторую руку Хорзы на месте. Фви-Зонг вставил в рот челюсти с сверкающимистальными зубами; это были зубы с дырками. Он смерил Оборотня мрачнымвзглядом. Мистер Один отступил назад, все еще с пистолетом в руке. Пророккивнул еще двоим пожирателям в толпе, они схватили руку Хорзы, растопырилина ней пальцы и привязали ее запястьем к палке. Хорза почувствовал, какзадрожал всем телом, и отключил все ощущения в этой руке. -- Невоспитанный, невоспитанный подарок из море! -- сказал Фви-Зонг,потом наклонился вперед, взял указательный палец Хорзы в рот, сомкнулсдирающие металлические зубы-стамески, вонзил их в плоть и быстро дернулголовой назад. Пророк жевал и глотал, внимательно наблюдая за лицом Оборотня ихмурясь. -- Шовшем не фкушно, подарок иж моршкой поток! -- сказал он,облизывая губы. Хорза смотрел поверх голов державших его пожирателей на своюраспластанную на палке руку. С одного из пальцев было содрано все мясо,кости безвольно свисали вниз, и с тонкого кончика капала кровь. Над этойрукой, сидя на носилках, нависал, хмурясь, Фви-Зонг. Мистер Один стоял рядомс ним, все еще фиксируя Хорзу мрачным взглядом и держа пистолет за ствол.Фви-Зонг замолчал, и мистер Один удовлетворенно посмотрел на пророка. Тот свидимым усилием вынул изо рта сдирающие зубы и положил их к другим челюстямна тряпке, потом провел толстой рукой по горлу, а другой по гигантскойполусфере своего живота. Взгляд мистера Один вернулся к Оборотню, и тот изовсех сил постарался улыбнуться. Хорза уже открыл ядовитые железы в зубах ивсосал из них яд. -- Мистер Один... -- начал Фви-Зонг, потом убрал с живота руку ипотянулся ею навстречу другой руке. Мистер Один, очевидно, не понял, чего отнего ждали; он переложил пистолет из правой руки в левую и высвободившейсярукой схватил вытянутую руку пророка. -- Мне казаться... я... я... -- сказалФви-Зонг. Его глаза-щелки расширились до овалов, и Хорза заметил, как еголицо начало менять цвет. Сейчас парализуется речь, как только отреагируютголосовые связки. -- Помогать мне, мистер Один! Фви-Зонг сжал в комок жир у горла, будто желая ослабить слишком тугойшарф, а потом сунул пальцы в рот, толкая их в горло. Но Хорза знал, что этобесполезно; мышцы желудка уже парализованы -- ему не вызвать рвоты и невывести яд. Глаза Фви-Зонга расширились и заблестели белым, а лицо сталосиневато-серым. Мистер Один таращил на пророка глаза, все еще держа еговытянутую руку, в которой почти полностью скрывалась его собственная ладонь. -- По-мо-гать! -- пропищал пророк, а потом донесся только сдавленныйзвук. Белые глаза вылезли из орбит, гигантское тело сотрясалось,голова-купол посинела. В толпе кто-то закричал. Мистер Один посмотрел на Хорзу и поднялбольшой пистолет. Оборотень собрал все силы и плюнул. Плевок попал мистеру Один в лицо, образовав от рта к уху полумесяц,проходящий через глаз. Мистер Один отшатнулся назад, а Хорза вздохнул иснова всосал яд, плюнул сквозь вытянутые трубочкой губы и попал вторымзарядом в глаза мистера Один. Тот выронил пистолет и провел левой рукой полицу. Вторая его рука все еще была зажата в ладони Фви-Зонга, а жирныйпророк дрожал и трясся, выпучив глаза, но ничего не видя. Мужчины, державшиеХорзу, заколебались; он почувствовал в них растерянность. В толпе закричалигромче. Хорза дернулся всем своим телом, зарычал и плюнул в одного измужчин, державших палку, к которой была привязана его рука. Мужчинапронзительно вскрикнул и отпрыгнул назад. Остальные отпустили и его, и палкуи побежали прочь. Фви-Зонг посинел уже до шеи. Он все еще трясся и сжималодной рукой горло, а другой ладонь мистера Один. Мистер Один упал на колени,опустил голову и, постанывая, пытался стереть с лица слюну и избавиться отневыносимого жжения в глазах. Хорза быстро огляделся. Пожиратели смотрели или на своего пророка, илина его старшего апостола, или на него, Хорзу, но они не собирались нипомогать им, ни хватать Оборотня. Не все кричали или орали. Некоторыепродолжали петь псалмы, быстро и испуганно, будто то, что они говорили,могло как-то помешать случившемуся. Но все медленно отступали назад,удаляясь от пророка с мистером Один и от Оборотня. Хорза дергал и рвалпривязанную к палке руку; она постепенно освобождалась. -- А-а-а! -- вдруг заорал во всю силу своих легких мистер Один, поднявголову и прижав ладонь к глазам. Другая его рука, все еще зажатая в ладонипророка, дергалась в попытках освободиться. Но как Фви-Зонг ни трясся, какни таращил глаза и синел, ладонь он держал крепко. Рука Хорзы наконецвысвободилась, он натянул веревки за спиной и, вывернув свободную руку,пытался развязать узлы. Пожиратели стонали, некоторые еще пели, нобольшинство уходили подальше. Хорза зарычал -- частью на них, частью наупрямые узлы веревок. Побежали почти все. Одна из женщин в лохмотьях свизгом швырнула в Хорзу ослизлое блюдо, промахнулась и, всхлипывая,опустилась на песок. Хорза почувствовал, что веревки начали поддаваться, высвободил вторуюруку, потом ногу. Он, дрожа, встал, посмотрел на хрипевшего и задыхающегосяФви-Зонга и завывающего мистера Один, мотающего туда-сюда головой итрясущего своей зажатой ладонью как при рукопожатии в какой-то чудовищнойпародии. Пожиратели бежали к своим каноэ, к парому или бросались на песок.Хорза наконец освободился совсем и, спотыкаясь, двинулся к тяжеловеснотеряющему равновесие дуэту мужчин, связанных рукопожатием, упал на колени исхватил валявшийся на песке пистолет. Когда он встал, Фви-Зонг, будто сноваувидев Хорзу, издал несколько последних  горловых полузадушенных звуков имедленно повалился на бок, куда тянул и дергал его мистер Один. Мистер Одинснова опустился на колени. Он еще кричал, пока яд разъедал слизистуюоболочку глаз и действовал на нервы под ней. Рука и ладонь падающегоФви-Зонга обмякли. Мистер Один посмотрел вверх -- как раз вовремя, чтобыосознать в своей боли, что громадное тело пророка опускается прямо на него.Взвыв на вдохе, он вырвал наконец свою ладонь из уже синих комков толстыхпальцев и попытался встать на ноги, но Фви-Зонг рухнул со своих носилок ивбил его в песок. Прежде чем мистер Один сумел издать еще хоть один звук,громадный пророк упал на своего ученика и вдавил его плашмя в песок отголовы до задницы. Глаза Фви-Зонга медленно закрылись. Ладонь, лежащая на горле,заколотила по песку и по краю костра и зашипела на огне. Ноги мистера Один конвульсивно заколотили по песку. Теперь побежалипоследние пожиратели, бросив на произвол судьбы палатки и костры, ипонеслись к каноэ, к парому или в лес. Потом две худые ноги, выглядывавшиеиз-под брюха пророка, судорожно задергались и через некоторое время замерли.Все их барахтанья не сдвинули гигантское тело Фви-Зонга ни на сантиметр. Хорза сдул песок с неуклюжего пистолета и встал с наветренной стороныот костра и вони горевшей в нем руки пророка. Он проверил пистолет, огляделпустой берег вокруг костров и палаток. Каноэ уже столкнули в воду.Пожиратели забились и в шаттл Культуры. Хорза распрямил затекшие и ноющие члены, осмотрел голые кости пальца,сунул пистолет под мышку, обхватил палец здоровой рукой, дернул и повернул.Бесполезные кости выщелкнулись из суставных ямок, и он швырнул их в огонь. Боль же нереальна, с дрожью сказал он сам себе и медленной рысьюдвинулся к шаттлу. Пожиратели в пароме увидели, что он бежит в их сторону, заорали ибросились наружу. Некоторые побежали вниз, к берегу, чтобы вброд догнатьотплывающие каноэ, другие рассыпались по лесу. Хорза замедлил темп, чтобыдать им уйти. Перед открытой дверью парома он остановился и осторожнозаглянул внутрь. Короткая площадка вела к сиденьям, горели лампы, а за нимибыла видна переборка. Хорза глубоко вздохнул и поднялся  по чуть наклоннойплощадке в паром. -- Привет, -- раздался примитивный синтетический голос. Хорзаогляделся. Паром был изношенным и старым. Он, несомненно, был творениемКультуры, но не таким чистым и новым, как, по мнению Культуры, должновыглядеть ее детище. -- Почему эти люди так испугались тебя? Хорза все еще переводил взгляд с места на место и спрашивал себя,откуда говорят. -- Не знаю. -- Хорза пожал плечами. Он был голым и все еще держал вруке пистолет. С одного из пальцев свисали несколько клочков мяса, нокровотечение быстро прекратилось. Он определенно представлял угрожающуюфигуру, но мог ли об этом судить паром? -- Где ты? Кто ты? -- спросил он,решив изобразить неведение. Он нарочито недоуменно поозирался, потомзаглянул через дверь в переборке в рубку управления, разыграв из этого целыйспектакль. -- Я паром. Его мозг. Как твои дела? -- Хорошо, -- ответил Хорза. -- Отлично. А твои? -- Судя по обстоятельствам, очень хорошо. Спасибо. Я вообще-то нескучал, но очень приятно наконец с кем-нибудь поговорить. Ты очень хорошоговоришь на марайне; где ты его выучил? -- Э-э... я окончил курс, -- сказал Хорза. Он продолжал изучатьвнутренность парома. -- Послушай, я не знаю, куда мне смотреть, когда говорюс тобой. Куда смотреть, хм? -- Ха-ха, -- засмеялся паром. -- Думаю, смотри лучше сюда, внаправлении переборки. -- Хорза так и сделал. -- Видишь маленькую круглуюштуку точно в центре, прямо под потолком? Это один из моих глаз. -- Ox. -- Хорза кивнул и улыбнулся. -- Эй, меня зовут... Ораб. -- Привет, Ораб. Меня называют Тсилзиром. Вообще-то это только частьмоего именного обозначения, но ты можешь обращаться ко мне так. Что у вастам случилось? Я не наблюдал за людьми, которых должен спасать. Мне сказали,что я не должен этого делать, чтобы не волноваться, но я слышал их крики,когда они приближались сюда, и они, кажется, боялись, пока были внутри.Потом они увидели тебя и убежали. Что это у тебя в руке? Оружие? Тогда ядолжен попросить тебя в целях безопасности выбросить его. Я тут, чтобыспасать людей, которые должны быть спасены, когда разрушат орбиталь, и намнельзя иметь на борту никакого  оружия, потому что в противном случаекто-нибудь может быть ранен, правда? Этот палец у тебя поврежден? У меня наборту хорошее медицинское снаряжение. Не хочешь им воспользоваться, Ораб? -- Да, хорошая мысль. -- Прекрасно. Она на внутренней стороне прохода в мое носовоеотделение, налево. Хорза прошел вдоль ряда сидений в направлении носа парома. Несмотря навозраст, паром пах... Он не был уверен, чем именно. Всеми синтетическимиматериалами, из которых он был сделан, подумал Хорза. В сравнении сестественными, но ужасными запахами последнего дня Хорза нашел паром намногоприятнее, пусть даже он принадлежал Культуре, то есть врагу. Он коснулсяпистолета, как будто намереваясь что-то с ним сделать. -- Я только переключил предохранитель, -- сказал он глазу у потолка. --Не хочу, чтобы он выстрелил. Люди снаружи пытались убить меня, и с оружием вруках я чувствую себя увереннее. Ты понял, что я имею в виду? -- Не совсем, Ораб, -- ответил паром, -- но думаю, что понимаю. Тебепридется передать мне оружие, прежде чем мы стартуем. -- О, разумеется. Как только ты закроешь эту дверь. -- Хорза был уже впроходе между главным отсеком и маленькой рубкой управления. Их соединялочень короткий коридорчик, меньше двух метров в длину, и по обеим сторонамего были открытые двери в отделения. Хорза быстро огляделся, но не обнаружилникаких других глаз. Он нашел большую открытую крышку примерно на высотебедер, содержавшую хорошо оснащенную медицинскую аптечку. -- Да, Ораб, если бы я мог, я бы закрыл двери, чтобы ты чувствовал себянемного спокойнее, но ты же знаешь, я здесь, чтобы спасать людей, которыезахотят спастись, когда будет разрушена орбиталь, и могу закрыть эту дверьтолько перед стартом, чтобы любой желающий мог попасть на борт. Хотя я несовсем понимаю, почему не каждый хочет быть спасенным, но мне посоветовалине беспокоиться, если некоторые захотят остаться. Должен сказать, это будетдовольно безрассудно, не правда ли, Ораб? Хорза порылся в аптечке, наблюдая поверх нее за контурами другой дверив стене короткого коридора. -- Хм-м? -- сказал он. -- Да, безрассудно. А когда вообще-то должнывзорвать эту штуку? -- Он высунул голову из-за угла в рубку управления илилетную палубу и посмотрел вверх на второй глаз, направленный вперед ирасположенный точно так же, как глаз в главном отсеке, но с другой сторонытолстой стенки между ними. Хорза ухмыльнулся, коротко кивнул и сноваотдернул голову назад. -- Эй, -- засмеялся паром. -- Ну, Ораб, к сожалению, я должен сказать,что мы будем вынуждены разрушить орбиталь через сорок три стандартных часа.Если только, конечно, идиране не наберутся ума и не снимут угрозуиспользовать Вавач в качестве военной базы. -- Ох, -- сказал Хорза, разглядывая один из контуров двери над открытойдверцей аптечки и роясь в ней. Насколько он мог судить, оба глазарасполагались спина к спине и были разделены толстой стенкой между двумяотсеками. Если там нет никакого зеркала, которое он мог не заметить, то самон в этом коротком коридорчике для парома невидим. Хорза посмотрел наружу через открытую дверь в корме. Никто и ничто недвигалось, только покачивались вершины далеких деревьев да поднимался в небодым костров. Он еще раз проверил пистолет. Патроны, кажется, были упрятаны всвоего рода магазине, но маленькая круглая шкала с указующей рукойпоказывала, что либо оставался еще один патрон, либо один из двенадцати былиспользован. -- Да, -- сказал паром, -- конечно, это очень печально, но я думаю, чтов военное время нечто подобное когда-то должно было случиться. Нет, я нехочу сказать, что мне все понятно. В конце концов, я только скромный паром.Первоначально я появился здесь на одном из мегакораблей в качестве подарка,так как был слишком старомоден и примитивен для Культуры, знаешь ли. Думаю,меня могли переоборудовать, но этого не сделали, а просто подарили. Как быто ни было, теперь я стал нужен, и я счастлив, что могу об этом сказать. Мыдолжны осилить большую задачу, знаешь ли, если решили эвакуировать каждого,кто желает покинуть Вавач. Мне будет очень больно видеть орбитальразрушенной; я прожил здесь счастливые времена, можешь мне поверить... Нотак уж получается. Что там с твоим пальцем? Не хочешь, чтобы я взглянул нанего? Перенеси аптечку в один из отсеков, чтобы я мог видеть. Может, я сумеютебе помочь, знаешь ли. Ой! Ты трогаешь какой-то из шкафов в этом коридоре? Хорза с помощью пистолетного ствола в это время пытался отжатьближайшую к нему дверцу у самого потолка. -- Нет, -- сказал он, продолжая усердно трудиться. -- Я к ним даже неподходил. -- Странно. Я уверен, что что-то чувствую. Ты правду говоришь? -- Конечно, правду. -- Хорза нажал на рычаг пистолета всем своим весом.Дверца подалась, открылись трубки, кабели, металлические сосуды и разнаядругая непонятная машинерия -- электрические, оптические и полевые блоки. -- Ой! -- сказал паром. -- Эй! -- крикнул Хорза. -- Какой-то треск! Кажется, там что-то горит!-- Он двумя руками поднял пистолет и тщательно прицелился. Примерно туда. -- Огонь! -- взвыл паром. -- Но это же невозможно! -- Ты считаешь, что я не узнаю  дым, когда его вижу, проклятаясумасшедшая машина? -- заорал Хорза и нажал на спуск. Пистолет выстрелил, подбросив его руки вверх и назад. Громкие крикипарома потонули в треске, с которым пуля вошла внутрь и взорвалась. Хорзаприкрыл лицо руками. -- Я ослеп! -- завыл паром. Теперь из люка действительно повалил дым.Хорза, пошатываясь, вошел в рубку управления. -- Здесь тоже горит! -- крикнул он. -- Отовсюду идет дым! -- Что? Но этого не может... -- Ты горишь! Не понимаю, почему ты ничего не чуешь! Ты весь в огне! -- Я тебе не верю! -- взвизгнула машина. -- Брось оружие или... -- Придется поверить! -- Хорза оглядел палубу в поисках места, где могнаходиться мозг парома. Здесь были экраны и кресла, приборы и даже панель,за которой могло скрываться ручное управление, но никаких признаков мозга.-- Отовсюду дым! -- повторил он, стараясь придать голосу истерические нотки. -- Сюда! Здесь огнетушитель! Я включаю! -- закричала машина. Частьстенки повернулась, и Хорза схватил толстый цилиндр, укрепленный навнутренней стенке дверцы. Здоровыми пальцами поврежденной руки он сжималрукоять пистолета. Из разных мест отсека слышалось шипение и поднималсялегкий пар. -- Ничего не получается! -- крикнул Хорза. -- Тут полно черного дымаи... кха-кха. -- Он изобразил кашель. -- Кха! Он все гуще! -- Откуда он идет? Быстро! -- Отовсюду! -- Хорза отчаянно обыскивал глазами всю панель управления.-- Возле твоего глаза... из-за сидений, через экраны... я ничего больше невижу!.. -- Продолжай! Я тоже чувствую дым! Хорза увидел тонкий серый шлейфдыма, просачивающийся от его выстрела в коротком коридоре в рубкууправления. -- Он идет отовсюду: и от информационных экранов по обе стороны заднегосиденья, и... прямо сверху над ним, с боковой стены, где выступает такаяштучка... -- Что? -- с ужасом взвизгнул мозг парома. -- Впереди слева? -- Да! -- Гаси там в первую очередь! -- завизжал паром.     Хорза выронил огнетушитель, снова сжал пистолет обеими руками,прицелился в выступ в стене над левым креслом и нажал на спуск, раз, другой,третий. Пистолет стрелял, сотрясая все его тело. Из дыр, пробитых пулями вкорпусе машины, летели искры и обломки. -- И-и-и-и... -- сказал паром. А потом воцарилась тишина. Из выступа поднялась струйка слабого дыма и соединилась с тем, чтопроникал из коридора, образуя тонкую пелену под потолком. Хорза медленноопустил пистолет, огляделся и прислушался. -- Вот так-то лучше, -- сказал он. Он воспользовался огнетушителем, чтобы погасить небольшие очаги огня встене коридорчика и там, где находился мозг парома. Потом вышел впассажирский отсек, сел у открытых дверей и подождал, пока не вытянуло дым ипар. На берегу и в лесу не было видно ни души, каноэ тоже скрылись из виду.Он поискал управление дверьми и нашел его. Двери с шипением закрылись, иХорза ухмыльнулся. Вернувшись в рубку управления, он нажимал кнопки и открывал панели,пока не пробудились к жизни экраны. Они вспыхнули все вдруг, когда онпоиграл кнопками на подлокотнике диваноподобного кресла. Шум прибоя налетной палубе пробудил мысль, что снова открылась дверь в корме, но это лишьвключились наружные микрофоны. На экранах появились цифры и слова. Открылиськрышки перед креслом, вперед выскользнули и застыли в ожидании штурвал иручки управления. Счастливый впервые за много дней, Хорза отправился надолгие и изнурительные, но, в конце концов, успешные поиски съестного. Онбыл очень голоден. Несколько мелких насекомых ровными рядами летали над лежащим на пескегигантским телом. Одна его рука, обугленная и черная, лежала в умирающемпламени костра. Маленькие насекомые уже начали выедать глубоко сидящие открытые глаза.Они даже не заметили, как паром, покачиваясь, взмыл в вечерний воздух,набрал скорость, без всякой элегантности развернулся над горой и загрохоталпрочь от острова.

Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!