Фоновые особенности ономастической лексики

Е.М.Верещагин,

В.Г.Костомаров

Номинативные единицы языка как носители и источники национально-культурной информации[1]

Все языковые единицы, в том числе фонемы и синтаксические модели, обладают планом выражения (т.е. формой) и планом значения (т.е. содержанием). Известно, однако, что семантика флексии (например, -ами в слове книгами) качественно отлична (значения деривационного суффикса (например, -ник в слове книжник) или что абстрактный смысл синтаксической конструкции (скажем, конструкции принадлежности, реализованной в словосочетании книга брата) совсем не равен лексическим значениям входящих в нее слов (книга, брат). Именно поэтому лингвистический термин «значение» обычно употребляется с уточняющим определениями: фонетическое, деривационное, грамматическое (морфологическое и синтаксическое), лексическое, фразеологическое, стилистическое и т.д. Каждая языковая единица имеет свое собственное означаемое, находящееся на определенном ypoвне абстракции.

Однако все языковые единицы в зависимости от природы свойственного им означаемого разделяются на две большие группы.

Во-первых, для языковых единиц трех уровней характерно номинативное значение, т.е. такое, которое (определение из «Словаря лингвистических терминов» О.С. Ахмановой) непосредственно направлено на предметы, явления, действия и качества действительности, включая и внутреннюю жизнь человека и отражает их общественное понимание. Так, если перед вами «вещь», которую можно определить как 'произведение печати в виде переплетенных листов бумаги с каким-нибудь текстом (толкование из «Словаря русского языка» С.И.Ожегова),— такая «вещь» сейчас действительно находится перед вами,— то этот реальный предмет по-русски называется книгой. Номинативное значение слова книга как раз и состоит в том, что с его помощью во многообразии окружающих нас предметов и явлений мы выделяем определенный вид «произведений печати», не смешивая его с альбомом, брошюрой и т. д. Мы только что назвали языковую единицу, обладающую номинативным значением,— это слово.

Во-вторых, для языковых единиц характерно реляционное значение, т.е. та­кое, которое (по О.С. Ахмановой) указывает отношения (реляции) между номинативными языковыми единицами. Каждому уровню языка свойственны своя степень и свое качество абстракции. Так, отношение деятеля может быть выражено средствами словопроизводства (охот-ник) и средствами синтаксиса (во фразе Мать любит дочь агент определяется порядком слов). Отноше­ние обладания на грамматическом уровне абстракции в русском языке легко выражается только флексиями (ср.: парадокса друг и парадоксов друг). Отношение иногда выражается даже отсутствием формы, например: лингв-ист (деятель означен суффиксом) и языковед (деятель означен «нулевым» суффиксом).

Номинативность и реляционность единиц языка неотделимы от их роли в речи, хотя эта роль, конечно, не может оцениваться в житейских категориях важности или подчиненности. Реляционные единицы «обслуживают» номинативную, вещественную языковую единицу, определяя ее формально-грамматическую принадлежность и затем включая ее в пространственные отношения словосочетания и, далее, фразы.

Национально-культурная семантика русского слова.

Лексическое понятие и понятийная безэквивалентность

Мы уже раньше сказали, что все языковые единицы обладают двумя планами – формой и содержанием. Означающее слова (его звуко­вая оболочка) называется лексемой. Означаемое слова – это не предмет или явление, как можно было бы подумать, а лексическое понятие, т.е. набор признаков, с помощью которых люди определяют, можно ли назвать данный предмет данным словом. Благодаря лексическому понятию слово является (по происхожде­нию) продуктом и (по функции) инструментом одной из важней­ших познавательных способностей человека – классифицирующей.

Признаки, критерии, по которым предмет включается или не включается в объем лексического понятия, называются семан­тическими долями.

Не преследуя цели хотя бы в каком-то приближении охватить словарный запас русского языка, мы выделили и кратко проком­ментировали семь групп слов, наделенных национально-культур­ной семантикой.

1. Советизмы, т. е. слова, выражающие те понятия, кото­рые появились в результате коренной перестройки общественной жизни в нашей стране после Октябрьской революции. Советизмы могут рассказать о многом. Они повествуют об общественно-политическом устройстве нашего государства: Верховный Совет, Совет Союза, Совет Национальностей, Президиум Верховного Совета, Советы народных депутатов, депутат, агитпункт, наказ избирателей и т.д.

Лингвострановедческая работа над советизмами способствует ознакомлению изучающих язык с системой социального обеспечения в Советском Союзе: соцстраховская путевка, дом от­дыха, профилакторий, очередной отпуск, декретный отпуск, общественные фонды, заводская поликлиника, детский дом, детский сад и т.д.

Советизмы—это своеобразный рассказ о трудовых буднях советского народа: производственное обучение, производственное собрание, передовик, ударник, рабочая династия, пятилетка, выпол­нение плана, заводской треугольник и т.д. Они же говорят о наших праздниках: праздник Великого Октября, Первое мая, Восьмое марта, День учителя и т.д. Советизмы могут рассказать о труде и отдыхе советского крестьянства: колхоз, совхоз, правление колхоза, бригадный подряд, приусадебный участок, сельский клуб и т.д.

Советизмы — это наименования советских, партийных, общественных организаций и их функций: исполком, райсовет, сельсовет, партия, партсобрание, партактив, райком, ДСО, выборная должность, первичная организация, комсомол, комсомольская путевка, Общество охраны природы, Советский комитет защиты мира и т.д.

О памятных событиях недавнего прошлого повествуют советизмы большевик, гражданская война, индустриализация, Великая Отечественная война, «Молодая гвардия», движение стахановцев и т.д.

2. Слова нового быта тесно примыкают к советизмам. Разделение их несколько условно—всегда есть такие слова, которые с равным успехом можно было бы отнести к обеим группам сразу. Приведем примеры: парк культуры и отдыха, зона отдыха; самодеятельность, смотр художественной самодеятельности; ордер на квартиру, жилищно-строительный кооператив; толстый журнал, многотиражка, «Вечерка», «Комсомолка»; газик, «Волга», «Жигули», ГАИ, маршрутное такси, КамАЗ; зачетка, неуд, третий семестр; выходной день, субботник, воскресник, массовка; Дворец бракосочетания, загс, комсомольская свадьба и т.д. Сюда же можно отнести слова стенгазета, кинопередвижка, рабфак, совхоз.

Интересно связанное с новым бытом переосмысление старых слов: заведующий, звеньевой, пионер, вожатый, актив, староста, ясли (детские), клуб, сознательный, передовой, маяк, прослойка, смычка, общественная нагрузка, сигнал, самодеятельность, уча­сток (работы), отставание, перегиб, неотложка, товарищ, удар­ник, знатный, треугольник (например, заводской), обыватель, ме­щанин, гражданин.

Весьма любопытно и поучительно для понимания существа процессов словообразования в наше время проследить за рас­ширением или, напротив, сужением сферы применения «старых» деривационных моделей и за проявлением «новых» моделей сло­вопроизводства. Ср., например, высокую активность дериваци­онного суффикса -к(а): электричка, времянка, читалка, курилка, подсобка, обезличка, зажигалка, расческа, ушанка, дежурка, ту­шенка, сезонка и т.д. (часть этих слов относится к просторечно-разговорному стилю речи). Среди новых слов, отражающих современный быт, немало всевозможных сокращений: спецкор, прораб, главк, сельпо, райфо, стройматериалы, агитпункт, горсовет, медсестра, хозрасчет, редколлегия, зарплата.

Советизмы и слова нового быта принадлежат к подвижной части словарного состава русского языка: одни лексемы посте­пенно выходят из употребления, как бы ветшают и, наконец, переходят в пассивный запас; другие, напротив, или изобретают­ся заново, или извлекаются из пассива, начинают употребляться все чаще и чаще, пока не достигают пика активности. В таком случае даже весьма старое, коренное слово, сначала попавшее в пассив и затем возвращенное к жизни, приобретает тесную ассоциативную связь с современностью, становится советизмом или новейшей номинацией общественного бытия.

Скажем, ключевые слова после апреля 1985 г.— перестройка и гласность – уже успели войти как заимствования в ино­странные языки. Оба слова, собственно говоря, принадлежат к исконной русской лексике (ср. гнездо: глас, гласный, гласность, (не) согласие, разногласия, разноголосица, единогласие, оглашение, глашатай, голосование); в произведениях В.И. Ленина слово гла­сность употреблено целых 46 раз. И тем не менее ни о перестрой­ке, ни о гласности не говорили даже в начале 80-х годов; соответ­ственно когда произошел подлинный взрыв их употребитель­ности, слова зазвучали обновленно, и их теперь никак нельзя включить в разряд архаизмов. Напротив, любое возвращение слова, побывавшего в пассивном словарном запасе, делает его неологизмом. В этом отношении характерна обновленная судьба отдельных групп лексики:

ворог — враг, холод — хлад, молод — млад, берег — брег и т. д. Ср. также прочие русские и славянские противопоставления: шелом — шлем, палец — перст, глаз — око, лоб — чело, щеки — ланиты, грудь — перси, губы—уста и т. д.

Фольклорные слова в противоположность словам прочих тематических групп, рассматриваемых здесь, как правило, имеют нейтральные соответствия (вместо кручина можно сказать тоска, вместо суженый—жених, вместо кудесник — волшебник), но на­сколько неэмоционально звучат эти нейтральные синонимы! Фольклорная лексика едва ли пригодна для активного усвоения. Важно, однако, чтобы изучающий русский язык имел представление о его неисчерпаемых богатствах и удивительной вырази­тельности.

7. Слова нерусского происхождения, так называемые тюркизмы, монголизмы, украинизмы и т.д.: тайга, базар, аркан, буран, тюбетейка, халат, папаха, кубанка, изюм, вареники, брынза, балык, инжир, морошка, пельмени, плов, шашлык, харчо, арба, чайхана, минарет, мечеть, кишлак, аул, аксакал, караван, чалма, бай, кошма, арык, акын, кетмень, пиала, саксаул, ишак, зурна, сакля, калым, саман, чадра, орда, парубок, гетман, кумыс и т.д. Наша страна представляет собой содружество больших и малых народов. Процесс взаимного обмена и обогащения культур этих народов начался в глубокой древности, а в насто­ящее время он проходит со все возрастающей интенсивностью. Слова, о которых мы говорим, можно было бы назвать дважды безэквивалентными: сначала они не имели эквивалентов с точки зрения русского языка, и это обусловило их заимствование; теперь они не имеют эквивалентов уже с точки зрения иностранных языков по отношению к русскому. Нерусские по происхождению слова в русском языке принадлежат двум большим пластам лексики: во-первых, они относятся к заимствованным русским культурным элементам, а во-вторых, они отражают характерные черты национальных культур ряда народов нашей страны (ср., например, «обрусевший» сарафан и оставшуюся «кавказской» бурку).

Широкому проникновению нерусских слов в русскую речь способствовали отражавшие национальную тематику произведения русских советских писателей и писа­телей-представителей различных национальностей.

Нами было установлено, что безэквивалентная лексика (фоно­вая не учитывалась) составляет 6—7% от общего количества активно употребляемых русских слов. Казалось бы, число таких слов не очень велико, однако они (особенно советизмы и наиме­нования предметов и явлений нового быта) отражают самое существенное, самое важное в нашей социалистической культуре и показывают глубокие корни отечественной истории и обще­ственной жизни.

Фоновые особенности ономастической лексики

Ономастическая лексика (антропонимы, зоонимы, топонимы), казалось бы, должна обладать только номинативной функцией (вот Петр, а вот Яков), будучи совершенно лишена функции кумулятивной (ведь фактически ничего не известно о носителе имени, кроме того, что его зовут Яковом). Тем не менее наци­онально-культурный компонент свойствен именам собственным, пожалуй, даже в большей степени, чем апеллятивам.

Имя собственное обладает лексическим фоном. Оно, может быть, действительно лишено лексического понятия, но его лексический фон оказывается обширным и качественно сложным. Семантические доли (СД) фона имени собственного, с одной стороны, относят его к совокупности однородных имен и, с другой, придают конкретному имени неповторимый облик, индивиду­ализируют его.

Имя собственное как член группы. Каждое имя сигнализирует о своей принадлежности к соположенным именам, так что весь именник (т.е. состав русских имен) распадается на отдельные, противопоставленные друг другу совокупности.

Ярким и для всех русских ясным критерием классификации является возраст имени (1): Октябрина, Майя, Владлен, Нинель, Алла, Римма и т.д. – новые имена, противопоставленные тради­ционным Игорь, Олег, Владислав, а также Петр, Павел, Анаста­сия, Елизавета и т.д.

Носители языка осознают происхождение имени (2): Альберт, Герман, Эдуард, Альбина, Белла, Вероника и т.д. относятся к числу иностранных имен и противополагаются таким именам, как Владимир, Вячеслав, Мстислав, Всеволод, Вера, Надежда, Любовь и т.д., которые осознаются как славянские или прямо русские. Заметим, что весьма многие по проис­хождению греческие и еврейские имена, попавшие в именник с принятием христианства, в обыденном сознании восприни­маются как чисто русские — Иван, Михаил, Екатерина, Ирина, Татьяна, Анна и т.д.

Имена различаются, кроме того, теперь устаревшей, но все еще ощущаемой социальной окраской (3): Иван, Сидор, Емельян, Лукерья, Федосья и т.д. ассоциируются с крестьянс­кими именами, а Евгений, Вера, Тамара, Роберт, Вадим, Марина так же, как и все ощущаемые иноязычные имена, соотносятся с именами городскими. Возможно и более дробное (пережиточ­ное) социальное деление: Олег, Ярослав, Игорь, Владимир, Ольга, Всеволод – княжеские имена; Иона, Исаакий, Никон, Пимен (на­пример, летописец у Пушкина), Зосима – монашеские; Гордей, Фома, Савва (наследственное имя купцов Морозовых), Олимпи­ада, Васса (имя купчихи Железновой у М. Горького) – купечес­кие; Илья, Никита (ср. «Детство Никиты» А.Н. Толстого) – имена интеллигенции и т. д.

Имена оцениваются также с точки зрения их стилевой принадлежности (4): например, Гаврила, Михайло, Дани­ла, Пантелей, Прасковья — просторечные, «простонародные» имена по сравнению с «официальными» формами Гавриил, Ми­хаил, Даниил, Пантелеймон, Параскева; Алексий, Сергий, Власий, Климентий, Иоанн, Иаков, Матфей — имена высокого, «полно­го» стиля в противоположность стилистически нейтральным формам Алексей, Сергей, Влас, Климент, Иван, Яков, Матвей и т. д.

Имена несут информацию об их употребитель­ности (5): сейчас популярны, «модны» имена Александр, Алек­сей, Денис, Анатолий, Андрей и т. д., а имена Аввакум, Акакий, Варлаам, Василиса, Герасим, Глафира и т. д., хотя достаточно известны, принадлежат тем не менее к категории редких. Имена могут быть локализованы и территориально (6): Оксана, Тарас, Остап, Трофим сополагаются с югом России, может быть, с Украиной.

Наконец, имена с живой внутренней формой (7) противо­поставляются именам с «темной» внутренней формой; ср.: Влади­мир, Лее, Владлен, Вера, Любовь, Людмила в противоположность Геннадий, Даниил, Петр, Фома, Глеб, Борис, Виталий, Сергей и т. д.

В заключение надо сказать, что одно и то же имя может входить в несколько смысловых групп, например: Всеволод — старое (1), русское (2), социально высокое (3), стилистически полное (4), невысокой употребительности (5) имя, не лишенное, пожалуй, живой внутренней формы (7).

Индивидуальная семантика имени собственного. Если групповая информация присуща семантике любого имени собственного, то лишь некоторые из них обладают еще и индивидуальной информацией (и она тоже имеет несомненный внеязыковой характер).

Имена могут встречаться в (1) пословицах, поговорках, загадках, и благодаря этому они становятся значимыми. На­пример, Макар представляется неудачником, нерасторопным че­ловеком, потому что в пословице На бедного Макара все шишки валятся он показан совсем безответным; Емеля — это болтун, пустомеля, вероятно потому, что именно так его характеризует пословица Мели, Емеля, твоя неделя. Ср. другие пословицы и поговорки, содержащие антропонимы: Я ему про Фому, а он про Ерему; По Сеньке и шапка; Велика Федора, да дура; Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

Имена собственные часто встречаются и в составе фразео­логизмов: куда Макар телят не гонял, Кондрашка хватил, как Сидорову козу, Шемякин суд, при царе Горохе и т. д. Они же непременно присутствуют в составе загадок: Стоит Антошка на одной ножке; Сидит Марья в избе, а коса на улице. Наконец, антропонимы активны в былинах, сказках,  народных песнях и в других фольклорных жанрах: Василиса Прекрасная, Волъга, Добрыня Никитич, Илья Муромец, Алеша Попович. Таким образом, можно говорить о некоторых именах собственных, ко­торые избирательно ассоциируются с жанрами или персонажами фольклора и тем самым приобретают индивидуальную информацию.

Далее, ряд личных имен получил (2) репрезентативный, почти нарицательный смысл. Например, Иван – это символическое имя русского, Иван Иванович и Иван Никифорович (персонажи повести Н.Гоголя) – двое друзей, рассорившихся из-за пустяка; дядя Степа (герой известного стихотворения С.Михалкова) – высокий человек и т. п. Некоторые имена устойчиво сополагаются с (3) героями, персонажами литературных произведений (и поэтому «тянут за собой» отчество, фамилию, прозвище): Евгений – Онегин, Татьяна – Ларина (у А.Пушкина), Василий – Теркин (герой поэмы А. Твардовского) и т.д.

Антропонимы ассоциируются со знаменитыми государственными, политическими деятелями, полководцами, художниками, композиторами, писателями и другими (4) известными людьми. Например, Александр – Невский, Радищев, Грибоедов, Пушкин, Герцен, Ульянов, Матросов и т.д. Наконец, личные имена (и опять-таки избирательно) становятся (5) кличками животных: Михайло Потапыч или Мишка — медведь, Васька — кот, Петька — петух и т.д.

Мы не перечислили всех видов индивидуальной информации, передаваемой личными именами. Нам было важно показать, что практически любое имя может быть отягощено индивидуальной информацией, но эта возможность реализуется только в зависимости от неязыковых обстоятельств: от того, какое имя войдет в пословицу или как писатель назовет своего героя, а также того, получит пословица или художественное произведение до­статочное распространение.

Итак, групповая информация свойственна любому имени, а индивидуальная – только тем из них, которые «чем-то отличи­лись». Свои групповые характеристики «отличившееся» имя мо­жет сменить: например, Татьяна из-за отождествления имени с героиней пушкинского стихотворного романа с течением време­ни перешла из группы крестьянских, «простонародных» в число имен городских, дворянских и стилистически высоких.

Сказанное по поводу личных имен, безусловно, справедливо и по отношению к русским отчествам и фамилиям, т.е. оно относится ко всем антропонимам.

Таким образом, имена собственные обладают яркой нацио­нально-культурной семантикой, поскольку их групповое и ин­дивидуальное значение прямо производно от истории и культуры народа — носителя языка.

До сих пор мы рассматривали материал из сферы антропо­нимики. Однако изложенное выше в той же мере относится и к другим группам ономастической лексики.

Национально-культурная семантика топонимики. Топонимы не яв­ляются простыми терминами географической науки, они облада­ют яркими культурными компонентами в своей семантике. Ино­гда эти компоненты могут быть выведены из формы наименова­ния (скажем, Новгород – новый город, Ленинград – город Ле­нина), но гораздо чаще наблюдается коннотация историко-социального плана (например, Киев – мать городов русских, Хи­росима – не просто японский город в одном ряду с иными, а символ бедствий ядерного взрыва). Топонимы, подобно антропонимам, обладают групповой ин­формацией. Например, одно из возможных объединений – обще­известные «исторические» русские города: Ростов Великий, Суз­даль, Владимир, Муром, Арзамас, Архангельск, Новгород, Нижний Новгород, Ярославль, Смоленск, Тверь, Полтава, Галич, Елец, Калуга, Коломна, Кострома, Курск, Можайск, Рязань, Серпухов, Севастополь, Тобольск, Томск, Тула, Углич... В этом списке мож­но выделить подгруппы: города, названные по именам древне­русских князей (Ярославль, Юрьев, Владимир); топонимы, связан­ные с воинской славой русского оружия (Полтава, Нарва, Бере­зина, Бородино). Мы, естественно, далеко не исчерпали «истори­ческого списка».

При внимательном прочтении карта СССР – это летопись революции, гражданской и Великой Отечественной войн, всей истории Советского государства: Ленинград, Волгоград, Горький, Дзержинск, Днепродзержинск, Жуковский, Киров, Комсомольск-на-Амуре, Краснодон, Куйбышев, Орджоникидзе, Свердловск, Ульяновск, Фрунзе, Фурманов и т.д. На карте СССР столько городов, поселков, сел, деревень, названных именем Ленина, что вполне можно говорить о географической Лениниане.

Групповой подход возможен также по отношению к топонимам крупных строек первых пятилеток и нашего времени: Запорожье, Игарка, Магнитогорск, Ангарск, Братск, Тольятти, На­бережные Челны и т. д. Его можно применить также к коннотативно окрашенным гидронимам (наименованиям рек, озер): Волга, Дон, Ока, Енисей, Иртыш, Обь и др.

В заключение повторим, что ономастическая лексика является важным носителем страноведческой информации. Если ей и не свойственны лексические понятия, которые можно было бы отождествить с лексическими понятиями имен нарицательных, то для нее вполне характерны те самые лексические фоны, которые поотношению к апеллятивам рассматривались выше.

 

 

[1] По изданию: Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. – М., 1990.  

---

Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 998; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!