Можно ли назвать любых жертв репрессий — мучениками
Митрофанов. Почитания новомучеников в России не сложилось. А мы гордимся тем, чего надо стыдиться
В воскресенье, 9 февраля, празднуется Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской. У нас очень популярны святые, к которым можно обратиться с просьбой, неудовлетворенной в системе здравоохранения, социального обеспечения, правоохранительных органов или суде. Что можно просить у новомучеников, которые были обычными людьми, жертвами репрессий? Почему человек разочаровывается, читая их житие? О проблемах канонизации и отношения к новомученикам рассуждает протоиерей Георгий Митрофанов
Вот уже около 30 лет в нашей Церкви происходит процесс прославления новомучеников и исповедников XX века. И мне как священнику и церковному историку, 20 лет проработавшему в Синодальной комиссии по канонизации святых просто необходимо попытаться оценить результаты этой деятельности и попытаться ответить на вопрос — во что вылился процесс открытия и прославления новомучеников для наших современных православных христиан?
Трудно подвести какой-то лаконичный итог, но для меня очевидно следующее: новомученики и исповедники Русской Православной Церкви заняли очень скромное место в пантеоне — я подчеркиваю это полуязыческое слово — тех угодников Божиих, которых почитает наш церковный народ. Среди практикующих христиан России почитание новомучеников не распространилось широко.
|
|
|
Да, есть определенные протокольные дни поминовения, есть места проведения поминальных богослужений, как, например, Бутово и Левашово, но все это носит очень, я бы сказал, маргинальный характер, в отличие от почитания таких святых, как, например, блаженная Матрона. Даже, казалось бы, наиболее известный член Собора новомучеников и исповедников — царь-страстотерпец Николай II — почитается неизмеримо меньше разного рода чудотворцев или юродивых, даже подчас, формально неканонизованных.
Учитывая, что Церковь – это, конечно же, живой организм, нельзя не задуматься о причинах и более того, о смысле происходящего в Ней, ибо все, что происходит в Церкви, благословляется или попускается Богом для нашего вразумления и назидания.
На первоначальном этапе канонизации святых многие важные проблемы, возникающие в процессе её осуществления, мы даже не могли себе представить. И это совершенно естественно после десятилетий исторического забвения, усугубленного историческим мифотворчеством, которые насаждались в культурно-политической и церковной жизни нашей страны. Немногочисленные церковные люди, дерзавшие в советское время сохранять хоть какую-то историческую память, жили в потаенной, не подкрепленной подлинными церковно-историческими знаниями парадигме мифа о новомучениках и исповедниках российских.
|
|
|
В нашем сознании многочисленные жертвы коммунистических репрессий, обрушившихся на Русскую Церковь, представлялись мучениками веры.
А я напомню, что мученик - это христианин, которого принуждают отречься от Христа, угрожая лишить его жизни, и который предпочитает погибнуть, сохранив верность Христу.
Мы не отдавали себе отчет в том, что наше духовенство и активные миряне, погибшие во время репрессий, рассматривались большевистскими властями в качестве непримиримых врагов не столько с идеологической, сколько с социально-политической точки зрения. По отношению к стране большевики проводили политику, напоминавшую геноцид многих и прежде всего русского народа. И все же это была не политика геноцида — уничтожения по признаку национальной, этнической, расовой принадлежности. Правильнее определить политику коммунистического государства по отношению к России как политику стратоцида – уничтожения по признаку принадлежности к определенным социальным группам.
И с этой точки зрения представители духовенства и активные миряне оказывались обреченными на уничтожение подобно дворянам, представителям купечества, казачества, и даже в значительной степени крестьянства, как классово чуждые элементы. Русская Церковь подвергалась гонениям прежде всего как определенный социальный институт. Поэтому большевики были уверены, что если конфисковать церковную собственность, земли, здания, разрушить организационную структуру, Церковь перестанет существовать, остающиеся не закрытыми храмы опустеют, а сохраняющие верность Церкви клирики и активные миряне окажутся незначительной группой населения, которую не составит труда физически ликвидировать уже на первоначальном этапе построения нового общества.
|
|
|
Антирелигиозная пропаганда имела место, но в контексте того, что предполагалось большевистской идеологией в целом — формирования у широких масс нового тотально насаждаемого квазирелигиозного мировоззрения. И здесь уже было неважно, кого обращать в марксизм — монархиста, либерала, социалиста, православного, мусульманина или агностика — все они должны были исповедовать новую коммунистическую религию.
Почему при таком масштабе репрессий новомучеников так мало
Что из этого следует? Гонения на Церковь в России XX века были очень не похожи на гонения предшествующих веков. Подавляющее большинство жертв коммунистических репрессий из числа представителей духовенства и активных мирян, которые сейчас составляют Собор новомучеников и исповедников, — это люди, перед которыми, как правило, не стоял конкретно сформулированный их палачами, включая сюда их формальных следователей и судей, выбор между отречением от Христа и спасением своей жизни.
|
|
|
В основные четыре периода усиления гонений: 1918-20, 1922-23, 1929-32 и 1937-42 годы — репрессии разнились по своей форме: когда-то были более кровавыми, как например, в 1937-42 годы, когда-то менее кровавыми, но обширными, как например, в 1929-32 годы. В период гражданской войны, как правило, происходили аресты или просто задержания людей прежде всего из объявленных классово враждебными социальных групп, они часто завершались стихийной расправой или расстрелом даже без какой-либо формальной судебной процедуры — человек даже не успевал понять, что происходит.
Например, первый убиенный новомученик протоиерей Иоанн Кочуров, житие которого я писал, был убит в Царском Селе под Петроградом 31 октября 1917 года совершенно стихийно, почти случайно. Красногвардейцы и революционные солдаты захватили нескольких священников в их квартирах за то, что накануне они служили молебен о прекращении междоусобной брани, повели к зданию местного совета, умеренно поиздевались, выразили общественное порицание и отпустили. А отца Иоанна толпа до местного совета не довела, по дороге его стали избивать и колоть штыками, а потом застрелили и бросили мертвого на улице.
А вот с 30-х годов стала доминировать не столь распространенная даже в 1920-е годы практика многодневного или даже многонедельного следствия с применением физического воздействия. Арестованных принуждали к тому, чтобы они давали показания как на контрреволюционеров (в дальнейшем этот термин заменит определение «враг народа») на себя и на других людей. И вопрос, чтобы спасти свою жизнь, отрекшись от веры, как правило, не стоял и тогда. Да, над верой могли еще поглумиться, но суть состояла в другом — человека либо должны были уничтожить по признаку социального положения как “церковника”, либо ему предоставлялся , впрочем, не всегда реальный, шанс спасти свою жизнь или по крайней мере прекратить свои истязания, дав показания на самого себя или совершенно непричастных ни к какой контрреволюционной деятельности людей.
Значит, изначально был необходим какой-то другой подход. Значит, рассматривать каждого погибшего во время репрессий как мученика было уже невозможно. Изучая архивы, мы обнаружили, что нередко те, кто погибал во время репрессий, не только давали признательные показания, из-за которых потом страдали другие люди, но и были секретными сотрудникам ЧК, НКВД, причем таковых было очень даже немало, а признательные показания давали больше 90% подследственных.
И здесь возникает нравственная коллизия: является ли грехом желание человека прекратить свои мучения, признав себя каким-нибудь японским, польским, английским шпионом, членом несуществующей монархо-фашистской группировки, обличителем колхозного строя или Сталинской Конституции? И мы пришли к выводу, что в случаях, когда при наличии безупречной с церковной точки зрения жизни, при том, что, признав свою несуществующую вину, чтобы только прекратить свои мучения человек никого не оговаривал, вопрос о канонизации мог быть принят к рассмотрению. Но если, признавая свою несуществующую вину, человек называл имена других людей, которые могли пострадать, это становилось препятствием к канонизации. Вот почему 1500 новомучеников на фоне не только многотысячных, но даже миллионных жертв политических репрессий кажутся совсем небольшой цифрой. И это вполне естественно.
Можно ли назвать любых жертв репрессий — мучениками
Кто же они после этого? Чем отличаются от всех тех, кто подлежал репрессиям по признакам прежде всего социально-политическим? Значит, они жертвы политических репрессий? Как в таком случае оценивать их кончину и страдания?
Термин “новомученики” в данном случае мало что может прояснить. Можно ли назвать мученическим подвигом гибель жертвы политических репрессий, которая во многом уже была предопределена, и человек не мог даже отречением от Христа спасти свою жизнь? Несчастный священник, подобно несчастным бывшим помещикам, купцам, профессорам, чиновникам, генералам был обречен просто по разнарядке получить смертный приговор или многолетний срок заключения. И ничего уже не могло изменить его судьбу, разве что какое-то активное сотрудничество со следствием, но здесь мы погружаемся в совершенно другую сферу, и о святости говорить уже просто не приходится.
Этот обреченный священник оказывается скорее страдальцем, чем героем.
Вообще изучая вот уже тридцать лет историю гонений на Церковь в России ХХ века, я слово “герой” на дух не переношу.
Это чисто языческое представление о человеке. И чем чаще я вспоминаю свидетельства крестной смерти Христа, тем больше начинаю понимать, насколько не применим ко Христу этот титул героя, который нередко применяют ко многим святым, в том числе к мученикам, тем самым подчеркивая какой-то их сверхчеловеческий статус. Но люди не призваны быть героями, хотя мера терпения у каждого человека, конечно, своя.
В комиссии по канонизации годами велась дискуссия, особенно когда мы изучали репрессии 1937 года, можно ли физическими истязаниями добиться от человека любых показаний. Одни говорили, есть пусть и очень немногие люди, которые могут превозмочь все истязания, а их оппоненты не соглашались, подчеркивая, что можно любого человека довести до такого состояния, что он даст любые показания, лишь бы хватило времени и умения его палачам, а у страдальца, к его несчастью, был крепкий организм. Я склонен согласиться со второй точкой зрения: человек не сверхчеловек. Да, может случиться “чудо” — он умрет, но это единственное чудо, которое помогает человеку в такой ситуации.
Дата добавления: 2020-11-29; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!