Старый китайско-русский словарь епископа Иннокентия. Пекин, 1909 99 страница



Значение литературы (искусства вообще) в жизни человека, мне кажется, недооценивалось всегда и особенно в нашем веке, когда убыстрение темпов жизни и возрастание нервной нагрузки человека неизбежно сузило его мир эмоциональных переживании, впечатлений. Действительно, сказочные темпы развития науки и техники затмили роль искусства в современной жизни. В более древние времена оно занимало гораздо большее место в обиходе человека. Я считаю это крупнейшим недостатком современности, который уже повлек и еще повлечет за собой серьезные последствия. Причина этого явления — примат, то есть преимущество обучения перед воспитанием , распространившееся во всем мире и не миновавшее нас. В капиталистическом обществе, при бешеной конкуренции, главнейшей задачей формирования новых поколений является обучение. Там это приспособленческий вопрос «легкой» работы и устойчивого заработка. У нас, по мере повышения экономической мощи социализма, воспитание должно уравновеситься с обучением, и, собственно, только тогда реально начнется создание коммунистического общества, о чем так ясно сказано в Программе КПСС.

В воспитании человека, в отличие от обучения, особая роль принадлежит искусству (в капиталистических и более ранних обществах — религии). Искусство, развивающее этическую и моральную основу общественного сознания у человека, важно во всех его видах. Разумеется, искусство должно быть реалистическим, то есть выражающим действительные процессы жизни и отражение подлинного мира в психике человека. Здесь выступает и другая сторона искусства, имеющая значение уже не только для воспитания, но вообще для полноты мироощущения человека. В основе подлинного искусства лежит могучее стремление человека устроить, переделать мир по своему желанию, по своей мечте. В этом отношении искусство — «магия», в основе ее старание людей создать новый мир, новые явления и предметы с помощью своего воображения и искусных рук. Вопреки распространенному у историков мнению, первобытный человек в своих пещерных рисунках выступал не как запуганное силами природы существо, а как могучий и отважный преобразователь и устроитель мира. Однако только сотни веков спустя, с появлением марксизма, наука дала ему реальную силу для этого и лишь общественное сознание поставило эти стремления на правильный путь. В то же время искусство утратило свою монополию в формировании общественного сознания и, захлестнутое колоссальным прогрессом науки, не сразу обратилось к своей главнейшей цели — формированию внутреннего мира человека в гармоническом соответствии с его собственными потребностями и потребностями общества . Только в последнее время (правда, музыка — много раньше) литература и изобразительные искусства — и то лишь у нас — стали обращаться к раскрытию взаимоотношений индивида и целесообразного высшего общественного устройства, отказываясь от излюбленной прежней тематики — отображения всяческих извращений и искажений в человеческой психике и человеческих отношениях. В этом отказе — будущий широкий, светлый и радостный путь искусства — абсолютно необходимого элемента в культуре обществ высшего типа: социалистического и коммунистического.

Следует помнить, что достижения науки нарастают «снежным комом» благодаря быстрому накоплению фактов, обусловливающему ее подъемы на новые и новые ступени развития. Успехи искусства не могут нарастать столь быстро, так как путь искусства глубоко индивидуален и не развивается непосредственным суммированием открытий. В то же время эта слабость искусства диалектически оборачивается сильной стороной, так как высшие достижения искусства остаются и проходят сквозь всю историю человечества, доставляя радость множеству поколений, в то время как достижения науки, как трава, отмирают, давая жизнь новому познанию.

Все мы знаем указания XXII съезда и тезисы Программы КПСС о роли и задачах литературы и искусства. Но, может быть, не всем ясна степень значения литературы именно для нашего, социалистического и тем более будущего коммунистического общества.

Партийность искусства и литературы бесспорна. Освобожденное от влияния религии, от устарелой буржуазной морали, искусство в широком смысле есть могучая реальная сила. Она способна обеспечить всестороннее и высокое духовное развитие людей коммунистического общества. А люди эти должны стоять на очень высокой ступени духовной культуры. Не всегда эта ясная мысль доходила до сознания деятелей литературы. Мы принимали за важнейшее то, что является лишь внешней формой, так сказать аппаратом воздействия на эмоции человека. Отсюда возникли две крупнейшие ошибки деятелей искусства — ложное понимание свободы творчества, выразившееся в требовании ее абсолютности, и в столь же ложной переоценке значения индивидуальных творческих вкусов. Нетрудно понять возникновение этих представлений в капиталистическом обществе, где они являются неизбежным следствием психологии формально мыслящего индивидуалиста. Для нас, марксистов-диалектиков, теоретическая невозможность абсолютно независимого от общественных стремлений творчества и случайности индивидуальных художественных вкусов так же очевидна, как для ученых ясна невозможность исследований и новых открытий без их исторической обусловленности, без соединения накопленных человечеством знаний и опыта. Однако практически пережитки старых капиталистических представлений о творчестве в искусстве еще очень живучи.

Отсутствием подлинно диалектического понимания роли искусства и литературы в социалистическом обществе был вызван известный спор о конфликте и бесконфликтности. Большая часть литературы прошлого построена, обобщенно говоря, на одном из следующих двух «китов»:

а) конфликт ненормальной личности (гениальной, глупой, скупой, щедрой, доброй или злой, но в любом случае ненормально гипертрофируется какая-то одна сторона человеческой психологии) с нормальными общественными условиями;

б) конфликт нормальной личности с ненормальными общественными условиями (война, мор, голод, преступный мир, шпионаж и т. д.). К этому же виду относятся и все приключенческие, обычно «колониальные» романы, ставящие человека, конечно «нормального» европейца, в особые условия джунглей, варварских племен, пустыни и т. п.

Совершенно очевидно, что эти виды конфликтов, при всем их разнообразии и реалистической обусловленности, не могут составлять основного зерна литературы будущего, ибо основа основ этого будущего — нормальная личность в нормальных общественных условиях.

Если вдуматься в причины этих двух главных конфликтов мировой литературы, то станет ясен их уровень, не поднимающийся выше элементарных инстинктов человека, живущего в мире гнета и эксплуатации, — собственности (во всех видах — и в любви тоже), тщеславия (выдаваемого за принципиальность), стремления к обеспеченности и сытости (за чужой счет), зависти к более преуспевшим.

Для литературы будущего нужна не бесконфликтность, а исследование конфликтов высшего порядка, возникающих у человека, научившегося сочетать свои интересы с интересами государства, отученного от собственности и индивидуалистического (не путать с индивидуальным!) стремления к возвышению себя и привыкшего помогать каждому человеку. Последнее очень важно, но об этом мало говорилось в нашей литературе за истекшие четверть века.

Конфликты литературы будущего мне мыслятся в основном в области творческих поисков в труде и познании, личного совершенствования и усилий на общественную пользу, но в нормальной, дружной и заботливой общественной обстановке, а не среди ничего не понимающих тупиц и дураков (или вредителей). Несомненно, что путь литературы к нормальной личности в обстановке общих стремлений и взаимопомощи, с конфликтами высшего порядка — необычайно труден и нов, но неизбежно должен стать главной линией искусства вообще в социалистическом обществе. Это будет подъем литературы социалистического реализма на качественно новую ступень.

Когда-то Белинский доказывал, что «люди часто принимают за поэзию свои собственные мысли». Нужно думать, что литература в своих образах станет шире и объективнее по мере того, как будет освобождаться от конфликта ненормальной личности (или общественной обстановки).

Сюда же примыкает и вопрос о положительном герое. Из сказанного очевидно, что никакого другого главного героя, кроме положительного, в новой литературе и не может быть. Это, однако, вовсе не значит, что строгое и тщательное воспитание будущего человека, долженствующее сделать невозможным прямой конфликт личности с обществом, будет формировать одинаковых, хотя бы и чрезвычайно полезных обществу людей.

Чем глубже и тоньше будет самодисциплина, понимание общественного долга и координация чувств и поступков отдельной личности сообразно с другими людьми и обществом, тем большая забота должна быть проявлена обществом по отношению к личности. Повышение обязательств человека и общества (государства) должно быть только взаимным, и только в этом случае будет исключена ненормальная общественная обстановка для положительного героя. Если личность не делает ошибок поведения, то тем более недопустимы ошибки общества.

Помнится, меня не раз упрекали за то, что герои романа «Туманность Андромеды» выглядят очень «голубыми» (театральное словцо, к сожалению, укоренившееся в критике), то есть что они слишком правильные, холодные, не вызывающие сочувствия и симпатии. А один из критиков назвал героев этого романа «изысканно интеллектуальными». Критик этот, видимо, считает изысканным то, что не подходит под мерки сегодняшнего времени, а завтрашний день он склонен представлять себе исходя из своих нынешних канонов. Где уж тут говорить о качественном скачке, о принципиально иной основе во взаимоотношениях людей будущего! Как же может быть иначе в отдаленном будущем, когда люди давно уже (не десятки лет, а несколько веков) освобождены от множества чисто материальных забот, военных тревог, опасения за будущее детей и близких, страха перед мучительными и не поддающимися медицине болезнями, тоски от неудач и тесной жизни, печали от недоступности красивых вещей, картин и книг, грусти от неизбежной надвигающейся старости и слабости… Устремленные только в творческий труд, погруженные в общественную деятельность, люди далекого будущего действительно покажутся нам, с одной стороны, фанатиками и аскетами, горящими и одержимыми тем, что нам непонятно, как и непонятна сила их эмоций по поводу вещей, не имеющих большого для нас значения. Аскетами по воспитанию, личным материальным потребностям, равнодушными, малоэмоциональными и беспечными в отношении вещей, кажущихся нам сегодня жизненно важными.

Нечто подобное, пока еще не в столь сильной степени, должно произойти вскоре с людьми передового социалистического общества. Долг литературы и искусства — предвидеть это и показать.

 

2

 

Кризисные процессы в современном капиталистическом мире породили усиленный спрос на низкопробное чтиво для «массового» употребления. Не будучи в силах привлечь массового читателя к бесперспективному будущему буржуазного мира, авторы всяческих «детективов» и «комиксов», естественно, свернули с пути реализма и гуманизма. Им оставалось лишь «динамически» усилить до предела прежние конфликтные линии, то есть ненормальных людей и ненормальную обстановку жизни, что и привело к расцвету массовой литературы о маньяках, бандитах, чудовищных режимах, патологическому изображению войны и общества, порнографии и т. д. Так и произошла удивляющая нас метаморфоза: благородный либеральный герой вытеснен бандитом и садистом, место гуманизма занял фашизм с его разделением на высших и низших, красоту природы затмили ее отвратительные стороны и ужасы, красоту любви и тела человека заменила порнография.

«Динамизм» характерен для всей последней четверти века развития литературы, театра и кино Запада и иной раз находит, — правда, только как прием, — сторонников и последователей у нас, в странах социализма. Само собой разумеется, что типический отбор событий и известное «уплотнение» времени необходимы для всякого произведения художественной литературы. Однако существует определенный предел типизации, за которым концентрация ярких, волнующих, потрясающих случаев жизни становится искусственной, нарочитой, и «сжатие времени», нужное для всякого повествования, переходит все границы правдивости. Насыщение произведения потрясающими событиями на всем протяжении повествования делает произведение легко читающимся, сильно действующим на эмоции и воображение, но это — наркотическая увлекательность. Все было бы не столь страшно, если бы не массовое, гигантское распространение «динамической» литературы.

Естественно, что приключенческая, фантастическая, военная и т. п. литература, в которой особенно сжат и насыщен отбор событий, пользуется большим успехом, и прежде всего среди молодежи. Но в ней же, по-моему, таится серьезная опасность, плоды которой уже сейчас начинают пожинать западноевропейские страны. Обычная трудовая жизнь вовсе не так сильно насыщена большими впечатлениями и переживаниями. Жизнь — это долгие дни, наполненные простыми радостями труда, отдыха, скромных, но отрадных «маленьких» впечатлений, ласкового слова, красивого цветка, облака, дуновения ветра. В череду трудовых будней, как звезды, вкраплены ослепительно яркие переживания и впечатления больших событий (которые, кстати, потому и ярки, что редки!). В «динамической» перспективе выпадает основа обыденной жизни, жизнь представлена состоящей лишь из ярких «звезд», и (в этом вторая вредная ложь такой литературы!) человек якобы полностью сохраняет свежесть впечатлений и переживаний, какая возможна лишь при полном отдыхе нервной системы и по законам физиологии не может иметь места при частом повторении очень сильных ощущений. Они просто перестанут действовать и перейдут в надоевшую обыденность.

У воспитанной на «динамической» литературе, пьесах, фильмах молодежи (особенно той, которая читает только этот сорт литературы) притупляется качество, в древности считавшееся самым главным для человека, — трудовое терпение, способность выжидать результатов своей работы. Главная особенность сбившейся с пути молодежи Запада (да и наших «стиляг») — различных «битников», тедди-бойз, раггаров — это погоня за яркими впечатлениями и переживаниями, при полном отсутствии привычки к обыденной жизни. Начинается погоня за миражем, за призраками ощущений, заканчивающаяся серьезными разочарованиями и психологическими надрывами. Последние почти неизбежны, ибо «битники» потому и таковы, что принадлежат к наиболее психически неустойчивой части молодежи. Небольшая часть «битников» — дети очень состоятельных родителей, которые могут обеспечить себе «динамическую» насыщенность событиями в жизни, — вскоре убеждается, что эта насыщенность не имеет ничего общего с напряженными и яркими переживаниями героев призрачной жизни книг. Усталая психика отказывается получать удовольствие от смены впечатлений, приходится повышать их «силу», и это кончается нелепейшими извращениями и психологическим срывом, тюрьмой или больничной койкой.

Очень характерно, что одичание молодежи — тедди-бойз и раггаров — получило наибольшее развитие в странах с высоким уровнем жизни и с массовым развитием «динамической» литературы — в Англии, Америке, Скандинавских странах.

Пора предостеречь наших поклонников «динамической» литературы, что она должна быть ограничена до какого-то равновесия с литературой правдивого отражения жизненного опыта. Следует оговориться, что сами факты еще ничего не образуют в литературе и эмпиризм, бытующий в ней, также вредное явление. Л. Толстой, склонный видеть деградацию искусства, писал: «Мне кажется, что со временем писатели, если они будут, то будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни». С этим, однако, нельзя согласиться, понимая «сочинительство» в плане искусства. Воображение, вся его роль и «магическая» сила, относится ко всему искусству и к «главной линии» развития литературы никак не меньше, чем к приключенческой, фантастической или еще какой другой разновидности «динамической» литературы.

В нашей «динамической» детективной литературе тоже есть подражательство западному искусству — в книгах, которые покоятся на тех же принципах ненормальности (личности или общества — окружения) и потому не годятся для дальнейшего развития в плане коммунистической литературы. Динамика, столь привлекающая молодежь, должна быть принципиально другой, и найти ее — трудность немалая, хотя значение этой находки очень велико. Мне думается, что динамичность сюжета останется прежде всего у научной фантастики (с приключенческим оттенком), а вот динамичность в смысле силы и смены переживаний надо решительно искать в иной сфере, чем это делают книги, затрагивающие примитивные, животные стороны психики.

 

3

 

Если увлекательные и развлекательные свойства «динамической» литературы не могли не найти последователей в нашей советской прозе, поэзии и драматургии, то отрицательные, ложные пути многих западных произведений неизбежно вызвали сопротивление в литературе социализма. Однако в стремлении избежать малейшего сходства с антигуманистическими, садистскими произведениями мы во многом хватили через край и забываем о некоторых важнейших вопросах человеческой жизни и природы. Вопросы отношения полов, половой морали, физиологии и воспитания удивительно «целомудренно» обходятся нашей литературой, а малейшие попытки реалистического отображения половых вопросов немедленно вызывают бурю воплей об альковном элементе, обзываются гнуснейшим словом «клубничка» (хотя бы и «классическим»!). В результате наша молодежь входит в жизнь лишенная элементарных знаний вопросов пола, не говоря уже о понимании красоты физической любви. Красота человеческого тела, ее отображение полностью отсутствуют в нашей литературе (да и очень плохо выражены в искусстве вообще), и только в спорте, классическом балете или цирке советский человек получает представление об этой прекраснейшей стороне жизни. Вообще же отношение к красоте тела совершенно не воспитано нашей литературой, нашим искусством. Виной всему боязнь — как бы мещанствующая критика не обвинила в порнографии! Где уж тут до настоящего, подлинно нового отношения к красоте тела и любви!

Но и с духовной красотой в половых вопросах дело обстоит не лучше. Литература сделала очень мало для развития нового, социалистического отношения к вопросам любви и пола, хотя иногда тянет чуть ли не к христианской морали, к идеям первородного греха. Во многих произведениях советской литературы проповедуются представления о женской «чистоте», заключенной в «невинности», ревности к прошлому женщины, домостроевские взгляды на нормы женского поведения (но отнюдь не мужского!). В книгах нередки изображения терзаний ревнивых мужчин-собственников, изобличения слабости женской природы и смакование благородства «прощения» прошлого «павшей» женщины. Насколько далеко эта литературная традиция стоит от поисков путей коммунистической морали и быта — излишне доказывать! И, наоборот, что еще важнее, мы еще не сумели как следует показать нового отношения к женщине, основанного на понимании реальной психофизиологической разности полов, давно уже во всех подробностях установленного наукой.

Равноправие женщины было понято нашей литературой чисто механически — как одинаковость. Отсюда и произошло то, что современные молодые мужчины часто не понимают разницы между собой и девушками, не стараются бороться за облегчение их физического труда, считают естественные особенности женщины проявлением буржуазных предрассудков или неправильного воспитания.

Надо прямо сказать, что поискам настоящего отношения к женщине — подруге и труженице — уделено слишком мало внимания. Как нечто естественное принимается то вызванное войной и напряженным строительством социализма обстоятельство, что на женщину в быту ложится наибольшая доля забот, которую она еще обязана совмещать с воспитанием детей. В литературе установилась традиция поверхностного решения вопросов воспитания детей в семье, зависящего в основном от женщины.


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!