Из книги «Краса Ненаглядная». 43 страница
— Ого! Вот это интересно! — воскликнул Ивернев.
— Да разве это интересно? Дело в том, что итальянцы подняли с самого большого корабля черную корону, украшенную драгоценными камнями. Случайно или нет, корона снова упала в воду и погибла безвозвратно. Итальянцев даже обвиняли, что они нарочно утопили находку, которую хотела отобрать полиция.
— Невероятно! Наверно, газетная утка! — нервно воскликнула Тата.
— Может быть, и утка! — согласился Бехоев. — Но суть дела, как любит говорить наш точный Глеб, не в этом. Профессор Муравьев вспомнил, что очень давно, еще до революции, он разбирал частную коллекцию индийских рукописей одного германского исследователя, кажется, Кейзерлинга. Не помню точно и не ручаюсь за правильность фамилии.
— Не все ли равно, какая фамилия! Давай дальше, — подогнал друга Сугорин.
— Ага, пробрало каменную душу! Погоди, то ли еще будет. В этой коллекции была санскритская рукопись примерно начала нашей эры с легендой об Александре Македонском. Как известно, легенд об Александре множество, существовал даже сборник их в виде эллинистического романа. Первый в истории роман приключений, не дошедший до нас полностью. Индийская легенда не была пересказом или вариантом известных историй, она говорила о таком моменте жизни Александра, какой не был затронут античными преданиями. Павел Архильевич заинтересовался, переписал рукопись и увез в Россию, чтобы на досуге перевести легенду и опубликовать. Первая мировая война, в которой он участвовал добровольцем, затем революция, гражданская война, большая работа по восстановлению науки. Короче, профессор забыл о своем намерении, и копия рукописи очутилась, как говорят, в долгом ящике его громадного архива. И действительно, я перерыл уже четыре шкафа и только вчера нашел ее. Теперь старик хочет выполнить стародавнее желание — перевести ее и опубликовать, а в Кейптаунскую газету послать статью. Потому что в ней тоже есть черная корона! — с торжеством выкрикнул Солтамурад и сделал паузу, обводя взглядом присутствующих.
|
|
|
— Так что же вы нас томите? — упрекнула Бехоева Евгения Сергеевна.
— Знаю только то, что рассказывал профессор. Рукопись-то еще не переведена. Так вот, как известно, Александр вторгся в Индию, выдержал два больших сражения, одно проиграл, но в общем-то вся Индия лежала перед ним открытая. И тем не менее он повернул назад, ушел в свою новую столицу в Вавилоне, где скоро умер. Историки объясняют это усталостью армии, находившейся на грани бунта, ранением самого Александра в голову при штурме крепости в среднеазиатском походе и еще разными причинами. Легенды дают более поэтическую версию о тоске Александра по морю. Завоеватель якобы всегда мечтал об острове, «лежащем на море шумно широком, в гремящем прибое», как говорит Гомер об острове Фаросе. В таком месте мечтал Александр кончить свои дни, а не в знойных равнинах Месопотамии или еще более жаркой долине Инда… Но индийская легенда рассказывает, что Александр, перейдя Инд и решив дойти до сердца Индии — Деккана, наткнулся на развалины очень древнего города. Интересно, что эта часть легенды совпадает с наличием в долине Инда остатков протоиндийской цивилизации, родственной критской и относящейся ко второму-третьему тысячелетию до нашей эры.
|
|
|
— Бог мой, какая невозможная древность! — вырвалось у Евгении Сергеевны.
Бехоев довольно усмехнулся, наслаждаясь интересом своих слушателей.
— Среди развалин уцелел незапамятной древности храм. Несколько жрецов жили в нем среди населенной львами пустыни, охраняя священную реликвию прошлого — черную корону царей исчезнувшего народа. Тех времен, когда людьми правили боги или герои, происшедшие от союза смертных женщин с небожителями. Существовало предание, что, если человек божественного происхождения наденет эту корону и выйдет в ней на свет полуденного солнца, его ум обострится волшебным образом, и он, познав сущее и вспомнив прошедшее, приобретет равную богам силу. Но если корону наденет простой смертный — горе ему! — он лишится памяти и станет, как младенец, игрушкой в руках судьбы и людей. Александр слышал это предание и потребовал от жрецов корону. Те сначала отказали ему, завоеватель пригрозил разобрать храм по камешку и все равно найти укрытое сокровище. Жрецы предупредили царя, что только дитя богов может безнаказанно надеть черную корону, но Александр рассмеялся. Версия о его божественном происхождении от союза его матери Олимпиады с Дионисом, вначале сочиненная его матерью, ненавидевшей отца Александра, хромого Филиппа, с годами приобрела силу факта. И Александр, без сомнения, сам верил. Без колебания он вошел в святилище храма, где жрецы окурили его дымом священного дерева и увенчали черной короной. Александр вышел на залитые солнцем ступени и, гордо оглядевшись, стал ожидать нисхождения божественной силы. Вдруг великий завоеватель пошатнулся, его загорелое лицо побелело, и он грохнулся на ступени, покатившись вниз, на песок. Едва соратники подняли своего полководца, тот очнулся, но тут обнаружилось, что он забыл все, о чем думал и чем жил в последнее время. Память Александра сохранилась для прошлого. Легенда говорит о том, что царь излечился от тоски по Элладе и от любви к Таис — знаменитой греческой гетере, сопровождавшей царя в его походах. Освирепевшие воины, обвиняя жрецов в том, что они нарочно погубили полководца, истребили их, а корона попала в личную сокровищницу Александра. Главное же в том, что Александр забыл, зачем он пришел в Индию, забыл свои планы на будущее и повернул войско назад. Вернувшись в Вавилон, царь заболел лихорадкой и скоро умер. Вот и вся легенда.
|
|
|
|
|
|
— Очень занятно, — первым заговорил Сугорин. — Но какая тут связь с находкой итальянцев у Южной Африки? Что-то не понимаю.
— Конечно, дорогой. Так и должно быть, надо знать историю. Она говорит, что, когда Александр умирал в Вавилоне, при нем были его приближенные, иначе диадохи: Птолемей, Селевк, Неарх и другие. Обратите внимание — Неарх. При разделе царств Неарх — один из сверстников Александра, рожденный в горах Крита, молчаливый воин и непобедимый пловец — унаследовал флот, тот самый огромный флот с тысячами людей, который был подготовлен по мысли Александра для колонизации аравийских земель. Флот исчез, отправившись неизвестно куда, исчез и Неарх. Теперь сделайте лишь одно допущение, что черную корону из сокровищницы Александра взял Неарх, что тогда?
— Ого! — воскликнул Ивернев.
— Конечно, здесь не одно, а два допущения, что уже хуже, — не сдавался Сугорин. — Что флот, обнаруженный у берегов Южной Африки, есть флот Неарха и что именно Неарх взял корону.
— Правильно! Но разве ничего не говорит то совпадение, что на главном корабле находят корону? Больше того, легенда почти никому не известна, а выходит, что черная корона существует, и, следовательно, еще один миф становится реальностью. Впрочем, мы уже привыкли к тому, что считавшееся сказками в прошлых веках подтверждается точными исследованиями нашего времени. Но это еще не все. Кейптаунские газеты, главным образом «Аргус», сообщили, что итальянская женщина с яхты, нашедшая корону и надевавшая ее, была поражена неясным психическим заболеванием, которое врачи приписали слишком глубокому погружению с аквалангом!
Слушатели, включая Сугорина, разразились аплодисментами.
— Ну, уважил, Солтамурад! — Евгения Сергеевна стала обмахиваться. — Даже жарко стало. Лучшая история из всех, какую я от вас слышала.
— Если только это хоть наполовину правда! — процедил Сугорин.
— Все равно, дорогой, скажи по совести, стоило рыться в архиве?
— Безусловно! — признался минералог.
— Ну, если сознался, тогда иди в наказание за угощением.
Глеб попросил сумку и послушно вышел. Остальные сидели, задумавшись над рассказом индолога. Звонок телефона прервал их размышления.
— Междугородная, — сказала Евгения Сергеевна. — Возьми трубку, Мстислав. Это, конечно, тебя вызывает Москва.
Мстислав услышал мощный голос профессора Андреева. Его поздравления услышали все присутствующие.
— Полагается свадебный подарок, — зычно прервал благодарность Ивернева профессор, — спешу поднести! Вчера обсуждали кандидатуры для поездки в Индию. Консультации исследований кристаллических пород древнего щита… — Леонид Кириллович выдержал паузу. — Ваша поездка решена единогласно! Скоро вызовут для оформления. Невеста пусть не горюет, приедет к вам после, когда вы исхлопочете ей паспорт. Пока вы у нас ходите в холостяках! Ну, очень рад! Очень! Дай-ка мне дражайшую Евгению Сергеевну, расспрошу немного об избраннице. Жму руку, Мстислав!
— Одну минуту, Леонид Кириллович! — заторопился Ивернев. — Знаете, что встречей с моей Татой, чудеснейшей девушкой на свете, я обязан вам?.. Очень просто. Помните, месяца два назад вы хотели приехать в Ленинград и даже прислали мне телеграмму, а потом, видимо, раздумали? Я ездил встречать вас на вокзал и там случайно познакомился с Татой. Поэтому сейчас будет тост за вас, как за посаженого отца и доброго гения!
— Постой, молодой человек, тут что-то не так! Влюбился — и в голове туман! Никакой телеграммы я не присылал, ехать не собирался!
— Ничего не понимаю, Леонид Кириллович! Телеграмма была мне и подписана вами, только с профессором, а не просто, как вы всегда пишете.
— Сохранили ее?
— Боюсь, что нет!
— Жаль. Чья-нибудь шутка, нашей, здешней молодежи. Глуповато, ничего не скажешь! Попробую выяснить и оторву голову… Ну, давайте маму!
Взволнованный Ивернев отдал трубку матери и поспешил сообщить новость. Тут только он заметил, как побледнела Тата. Он подумал, что мысль о близкой разлуке расстроила ее. Он поспешил ее утешить, уверяя, что они расстанутся на срок не больший, чем если бы Ивернев уехал в обычную экспедицию. Зато потом совместное путешествие по Индии! Что можно желать лучшего в первый же год брака?
Тата слушала, вцепившись в его руку и не отрывая своего взгляда, темного и почему-то показавшегося Иверневу трагическим.
Ивернев стоял посреди своего номера в гостинице «Турист», не снимая мокрого плаща и уставив в пространство невидящий взгляд. Телеграмма, до боли зажатая в пальцах, была от матери. «Мстислав несчастье ушла Тата ничего не понимаю приезжай». Ивернев встряхнул головой, провел рукой по лбу. Выпил воды. «На субботу назначена регистрация нашего брака… Нет, не может быть! С Татой что-то случилось… Но ведь мама так и говорит — ушла! Если бы исчезла! Фу, какое-то наваждение».
Ивернев заставил себя успокоиться и позвонил Андрееву. Извинившись, сообщил, что дома что-то случилось. Он немедленно вылетает в Ленинград и просит позвонить завтра в министерство и перенести прием на другой день.
Через несколько минут он мчался на такси в Шереметьево.
Евгения Сергеевна выбежала ему навстречу и вдруг показалась ему маленькой, беспомощной, постаревшей. Ивернев впервые видел свою мудрую, спокойную мать такой подавленной. Мучительная жалость сдавила ему горло. Он не смог произнести ни слова и только молча стоял, вопросительно глядя на нее.
— А Тата… ушла во вторник, и я сразу же дала тебе телеграмму. Как только нашла записку, — Евгения Сергеевна протянула сыну лист из большого блокнота, исписанный крупным, ровным почерком Таты.
«Простите меня, простите! Евгения Сергеевна, дорогая, бесконечно милая и добрая, объясните Мстиславу, что я скверная, что я поступаю недостойно, но иначе я не могу. Не ищите меня. Через несколько часов я буду далеко и никогда не вернусь сюда, где мне было дано узнать двух чудесных людей — вас и Мстислава. Оба вы приняли меня сразу всей душой, и я… я наношу вам такую обиду и причиняю страдания. Эта мысль ужасно мучит меня, не дает покоя. Если можете, то простите и позвольте поцеловать на прощание вашу ласковую руку и… — тут что-то было тщательно зачеркнуто, потом более неровными буквами приписано: — и поцелуйте Мстислава за меня, если можете. Прощайте. Тата».
Ивернев несколько раз перечел лист бумаги, разрушивший одним махом его счастье, все планы его жизни.
— Тут что-то не так, — хрипло выдавил он из себя.
— Что же заставило ее убежать, как воровку, боясь прямого и открытого признания?..
— Не надо, мама! Как можем мы судить? Надо знать все обстоятельства!
— Нет таких обстоятельств, чтобы скрыть правду от тех, кого любишь!
— А как же святая материнская ложь? Легенда о белом покрывале? Как судить только от себя, со своей стороны, если все в мире имеет две?
— Как ты любишь ее, Мстислав!
— Люблю, но не думай, что я готов ее оправдывать только поэтому. Я обвиняю Тату, но не выношу окончательного приговора, который принесет или прощение, или отравит всякое воспоминание о том, что было.
— Ты никогда не вынесешь его! Ты ее не увидишь больше и ничего не узнаешь.
— Редко бывает, чтобы поступок остался нераскрытым. Рано или поздно… Да довольно об этом. Ты очень страдаешь, моя родная? Поедем завтра в Москву. Тебе будет тяжело здесь одной.
Телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. Надежда, мелькнувшая было на лицах Евгении Сергеевны и Мстислава, погасла. Говорил Солтамурад:
— Плохие новости. Евгения Сергеевна, плохое дело!
— Что такое, милый? У нас тоже плохо в доме!
— Несчастье с Мстиславом?!
— Нет, Мстислав приехал, он здесь. Я позову.
— Погодите, какая такая беда?
— Солтамурад, от нас ушла Тата!
— Не может быть! Как так?.. Ай-яй!.. Я позвоню после. Успеется! — Мстислав взял у матери трубку.
— Нет уж, говори, Солтамурад!
— А, ты, дорогой! Как же так?.. Знаешь, что получилось у меня? Пожар на квартире у Муравьева! Загорелось в кабинете, говорят, от старых проводов.
— Ущерб большой?
— Очень! Часть рукописей сгорела, другую залили водой. Письменный стол тоже загорелся, и погибла копия легенды, которую мы начали переводить, все погибло, нет ни листка. Старик в больнице, с горя хватил инфаркт. Я у него каждый день, а надо ехать в Москву. Встретимся в Москве.
— Мы туда поедем с мамой завтра, ищи нас у Андреева. Хорошо?
— Договорились, дорогой. Прощай пока!
Глава 2
Кольцо с хиастолитом
Итак, Мстислав, когда поедешь на юг Индии, не забудь про чарнокиты. Если повезет, то наша наука сможет сделать немалый подарок индийским друзьям. Докажем идентичность чарнокитовых массивов Гондванского щита в Южной Африке ив Индии, что поведет, возможно, к обнаружению алмазоносных зон. Мне кажется, что общий размыв древнейших толщ в Индии был менее глубок, чем в Африке, — это раз. Далее, зоны с алмазоносными трубами прорыва в Индии залегают или в областях с обильной растительностью, или прикрыты обширными покровами базальтов в сухих районах Деканского плато. Прогнозируй, соображай, а кроме того, помогай во всем. Воспитанник Ленинградского горного института, ты хорошо квалифицирован в минералогии, а это основа всей практики.
Ивернев слушал, делая время от времени заметки в полевой книжке, переплетенной в серый холст. Кончив наставления, профессор Андреев задумался, откинувшись в кресле. Ивернев закурил, рассматривая орнамент на громадном, во всю стену, китайском ковре, потом спросил:
— О чем это вы, Леонид Кириллович?
— Грустно сделалось. Когда-то, в твои годы, я пробовал представить себе, будет ли такое время, что я не смогу ехать в экспедицию?
— Разве вы не можете ехать?
— Могу, только никогда не ездил, чтобы поработать в полную силу. Мои помощники, от главного геолога до проводника, всегда говорили: «С вами хоть на край света, хоть в саму преисподнюю». Почему? Медом по губам не мазал, уговаривать да льстить не мастер, требовал сурово. А потому, что всегда считал, что у начальника не только голова должна соображать, этого мало. — Начальник — тот, кто в трудные моменты не только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину — начальника, первый в ледяную воду — начальник, первая лодка через порог — начальника; потому-то он и начальник, что ум, мужество, сила, здоровье позволяют быть впереди. А если не позволяют — нечего и браться.
— Не могу согласиться с вами, Леонид Кириллович! Если коллектив хороший, загорелся общей работой…
— А надолго этого горения хватит, если никто не будет вести? Нет, раз уж сердце сдало, не могу больше тащить лошадей на веревках по обрыву, гнать плот, рубить лес. Не могу! А думалось раньше, что так вот — раз, упаду и умру на леднике, в тайге или в пустыне. Почему-то больше хотелось в пустыне, чтоб сложили товарищи каменный холм и он служил бы ориентиром для таких же, как я, исследователей земли. Знаешь стихотворение Марины Цветаевой про арабского коня? О легенде, что ежели такой конь больше бежать не может, то перекусывает на ходу себе жилу и умирает, истекая кровью…
— Да что это с вами, Леонид Кириллович, дорогой?
— Разве не видишь? Смерть как хочу поехать в Индию, а знаю, что жары там не выдержу и вернут домой как бесполезный тюк.
— Ну и терминология у вас! Тюк… вьюк… каюк! — расхохотался Ивернев.
Леонид Кириллович посмотрел на ученика почти с негодованием, подумал и улыбнулся сам.
— Так уж от века идет. Сам такой был в молодости, тоже не верилось, что могу умереть. Не думал, что буду горько жалеть об упущенных возможностях, зная, что они более не представятся. А ежели представятся, то не будет сил.
— Я никогда еще не жалел об упущенном.
— Конечно. Потому, что впереди еще бесконечная дорога! Это и есть молодость. А вот когда придет время и поймешь, что ничего другого уже больше никогда не будет…
— Мне это трудно понять.
— И долго еще не поймешь. Ну ладно, бог с ними, с упущенными возможностями. Нет их, так есть неотложные дела! Кстати, нет ли в личных бумагах твоего отца каких-нибудь указаний на древние рудники в Средней или Центральной Азии?
— Как, и вы об этом!
— Что это с тобой? Нервы не в порядке? Комиссию проходил? Смотри не сконфузься с командировкой, дело ответственное. Помнится, ты путал что-то с моим приездом, мямлил по телефону чепуху.
— Ни при чем тут нервы! Дело в том, что вы уже второй человек, интересующийся личным архивом моего отца. — Настал черед насторожиться профессору.
— Собственно говоря, интересуюсь-то не я, черта мне в древних рудниках, это дело рудных поисковиков да еще археологов. Как раз тут объявился приезжий археолог, не то немец, не то турок из Анкарского археологического института. Был, между прочим, и у меня, откуда-то узнал, что я был учеником Максимилиана Федоровича. Помнится, твой отец описывал рудники трехтысячелетней давности где-то на границе с Афганистаном и с Ираном: Так этот профессор Вильфрид Дерагази…
— Как, как?
— Вильфрид Дерагази. Звучная такая фамилия, легко запоминается. Он рассказал мне о дравидийской культуре, распространившейся четыре тысячи лет назад из Индии в Западный Китай и в нашу Среднюю Азию. Есть такая культура Анау — названа по кишлаку близ Ашхабада, чем-то сверхзамечательная, но якобы у нас мало раскопанная, как сетовал турецкий профессор. Эта культура служит мостом между Индией и Критом, а тот, в свою очередь, с Северной Африкой. Ее признаки обнаружены в пустыне Сахара. Найдены удивительные по красоте маленькие скульптуры, рисунки, керамика. Институт хочет применить современные научные методы для прослеживания дальних связей и путей расселения — спектроскопические изотопные анализы металлов и минералов в украшениях и других предметах. Требуется всего по грамму от каждого образца. Профессор и собирает их по тем местам, где, предполагается, проходили древние связи. Интересно и дельно!
— Интересно-то интересно, — энергично раскуривая папиросу, заметил Ивернев, — но почему-то Тата… моя невеста, которая только что ушла от меня, очень интересовалась личным архивом отца.
— Что-о? Для какой цели? И кто она, собственно?
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!