ПОЭЗИЯ ПОДВИГА И ПОДВИГ ПОЭЗИИ 7 страница



Здесь, ни о чем не беспокоясь,

Любили кушать и читать;

И я опаздывал на поезд

И оставался ночевать.

Я был влюблен в печальный рокот

Деревьев, скованных луной,

В шум поезда неподалеку

И в девушку, само собой.

 

1941

 

17. «Бывает так, что в тишине…»

 

 

Бывает так, что в тишине

Пережитое повторится.

Сегодня дальний свист синицы

О детстве вдруг напомнил мне.

И это мама позабыла

С забора трусики убрать…

Зимует Кунцево опять,

И десять лет не проходило.

 

Пережитое повторится…

И папа в форточку свистит,

Синица помешала бриться,

Синица к форточке летит.

Кляня друг друга, замерзая,

Подобны высохшим кустам,

Птиц недоверчивых пугая,

Три стихотворца входят к нам.

 

Встречает их отец стихами,

Опасной бритвою водя.

И строчки возникают сами,

И забывают про меня.

 

1941

 

18. ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!

 

 

Я помню,

Мы вставали на рассвете:

Холодный ветер

Был солоноват и горек,

Как на ладони,

Ясное лежало море,

Шаландами

Начало дня отметив,

А под большими

Черными камнями,

Под мягкой, маслянистою травой

Бычки крутили львиной головой

И шевелили узкими хвостами.

Был пароход приклеен к горизонту,

Сверкало солнце, млея и рябя,

Пустынных берегов был неразборчив контур…

Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя!

Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищ,

Пусть смерть бредет по улицам твоим,

Пусть жжет глаза горячий черный дым,

Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,

Одесса, город мой,

Мой спутник и товарищ,

Одесса, город мой,

Тебя мы не сдадим.

 

1941

 

19. «Мне противно жить не раздеваясь…»

 

 

Мне противно жить не раздеваясь,

На гнилой соломе спать.

И, замерзшим нищим подавая,

Надоевший голод забывать.

 

Коченея, прятаться от ветра,

Вспоминать погибших имена,

Из дому не получать ответа,

Барахло на черный хлеб менять.

 

Дважды в день считать себя умершим,

Путать планы, числа и пути,

Ликовать, что жил на свете меньше

Двадцати.

 

1941

 

ОЖИДАНИЕ

 

 

Мы двое суток лежали в снегу.

Никто не сказал: «Замерз, не могу».

Видели мы – и вскипала кровь –

Немцы сидели у жарких костров.

Но, побеждая, надо уметь

Ждать, негодуя, ждать и терпеть.

По черным деревьям всходил рассвет.

По черным деревьям спускалась мгла.

Но тихо лежи, раз приказа нет,

Минута боя еще не пришла.

Слушали (таял снег в кулаке)

Чужие слова, на чужом языке.

Я знаю, что каждый в эти часы

Вспомнил все песни, которые знал,

Вспомнил о сыне, коль дома сын,

Звезды февральские пересчитал.

Ракета всплывает и сумрак рвет.

Теперь не жди, товарищ! Вперед!

Мы окружили их блиндажи,

Мы половину взяли живьем…

А ты, ефрейтор, куда бежишь?!

Пуля догонит сердце твое.

Кончился бой. Теперь отдохнуть,

Ответить на письма… И снова в путь!

 

1942

 

ВСТРЕЧА

 

 

Был глух и печален простой рассказ

(Мы в горе многое познаем)

Про смерть, что черной грозой пронеслась

Над тихой деревней ее.

…Немало дорог нам пришлось пройти,

Мы поняли цену войне.

Кто, встретив женщину на пути,

О милой не вспомнит жене?

…Она стояла, к стене прислонясь,

В промерзших худых башмаках.

Большими глазами смотрел на нас

Сын на ее руках.

«Германец хату мою поджег.

С сынишкой загнал в окоп.

Никто на улицу выйти не мог:

Появишься – пуля в лоб.

Пять месяцев солнца не видели мы.

И только ночью, ползком,

Из липкой копоти, грязи и тьмы

Мы выбирались тайком.

Пусть знает сын мой, пусть видит сам,

Что этот разбитый дом,

Студеные звезды, луну, леса

Родиной мы зовем!

Я верила – вы придете назад.

Я верила, я ждала…»

И медленно навернулась слеза,

По бледной щеке потекла…

Над трупами немцев кружит воронье.

На запад лежит наш путь.

О женщине этой, о сыне ее,

Товарищ мой, не забудь!

 

1942

 

 

БОРИС БОГАТКОВ

 

Борис Андреевич Богатков родился в сентябре 1922 года в Ачинске (Красноярский край). Отец и мать его – учителя. Мать умерла, когда Борису исполнилось десять лет, и он воспитывался у тетки. Богатков учился в Ачинске, Красноярске, Новосибирске. С детских лет увлекался поэзией и рисованием. Хорошо знал стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Багрицкого, Асеева. В 1938 году за поэму «Дума о Красном флаге» получил грамоту на Всесоюзном смотре детского литературного творчества. В 1940 году Богатков приехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и учился на вечернем отделении Литературного института им. Горького.

С начала Великой Отечественной войны Богатков в армии. При налете фашистской авиации был тяжело контужен и демобилизован по состоянию здоровья. В 1942 году вернулся в Новосибирск. Здесь писал сатирические стихи для окон ТАСС, печатался в местных газетах. И упорно добивался возвращения в армию. После длительных хлопот Богаткова зачисляют в Сибирскую добровольческую дивизию. На фронте командир взвода автоматчиков старший сержант Богатков продолжает писать стихи, сочиняет гимн дивизии.

11 августа 1943 года в бою за Гнездиловскую высоту (в районе Смоленск – Ельня) Богатков поднимает в атаку автоматчиков и во главе их врывается во вражеские окопы. В этом бою Борис Богатков пал смертью храбрых[15]. Его имя навечно занесено в списки дивизии, его автомат передавался лучшим стрелкам взвода.

 

ИЗ ШКОЛЬНОГО ДНЕВНИКА

 

 

С завистью большой и затаенной

На отца смотрел я потому,

Что наган тяжелый, вороненый

Партия доверила ему.

Вечерами зимними, при лампе,

Он рассказывал,

как их отряд

Атакующей кулацкой банде

Указал штыками путь назад;

Как в сугробы падали бандиты,

Черной кровью прожигая снег;

Как взвивался пулями пробитый

Красный флаг над сотней человек;

Как партийцы шли вперед бесстрашно,

Шли,

а ветер заглушал «ура‑а»,

Как скрестили в схватке рукопашной

Взгляд со взглядом,

штык с штыком врага…

 

Наизусть я знал рассказ подробный.

Каждый вечер всё же мне опять

Вдруг казались неправдоподобны

Стулья,

шкаф,

и лампа,

и кровать.

Все они куда‑то исчезали,

Стены расступались,

и тогда

Предо мной бесшумно проплывали

Тучи дыма,

флаги и снега…

 

Вспоминаю с гордостью теперь я

Про рассказы своего отца.

Самому мне Родина доверит

Славное оружие бойца.

Охватило страны пламя злое

Новых разрушительных боев,

Вовремя пришло ты, боевое

Совершеннолетие мое.

Встану я, решительный и зоркий,

На родном советском рубеже

С кимовским значком на гимнастерке,

С легкою винтовкою в руке.

И откуда б враг ни появился –

С суши,

с моря

или с вышины, –

Будут счастья нашего границы

От него везде защищены.

Наши танки

ринутся рядами,

Эскадрильи

небо истемнят,

Грозными спокойными штыками

Мы врагу

укажем путь назад.

 

1939?

 

МАВЗОЛЕЙ

 

 

Густые толпы дружного народа,

Серьезный вид родителей моих

И лица застывающих у входа

Безмолвных и суровых часовых.

Мы подходили тихими шагами,

Ступая в такт смолкающим сердцам.

Какими мне стихами и словами

То описать,

что я увидел там?

Закрыв глаза полоской светлых век,

Лежал,

на грудь

как будто подняв руку,

Недвижный,

бледный человек.

Казалось,

он

прислушивался к звуку,

К шагам людей, идущих чередой.

И слышал,

точно клятву,

как поруку:

«За дело Ленина

мы все готовы в бой!»

 

<1940>

 

СКВОЗЬ ЛИВЕНЬ

 

 

Мелькнули молнии несколько раз,

Всё настойчивей грома удары

Повторяют прохожим приказ:

«Освободить тротуары».

 

Старушечка, опуская веки,

Походкой дрожащей

Через улицу спешит к аптеке.

Вошел гражданин в магазин ближайший.

 

И вот, пробитый каплями первыми,

Красный флаг, что спокойно висел,

Вдруг, как что‑то живое, с нервами,

Весь рванулся навстречу грозе.

 

С шумом на город притихший, серый,

Дробясь об асфальт, уходя в песок,

Дождевые, прозрачные стрелы

Густо льются наискосок.

 

В футболке, к телу прильнувшей компрессом,

В брюках блестящих, потяжелевших

Шагаю ливню наперерез я,

Смелой мыслью себя утешив:

 

Лучше так вот шагать всю жизнь,

Чем, грозу переждя,

Вслед за теми послушно плестись,

Кто прошел сквозь стрелы дождя

 

И не видит душою праздною,

Как во всей красоте и силе

Сверкает и свищет полотнище красное,

Омытое ливнем от будничной пыли.

 

1940

 

25. «Хоть становлюсь я угрюмым, упорным…»

 

 

Хоть становлюсь я угрюмым, упорным,

Меня иногда, как прежде, влекут

В дымное небо кричащие горны,

Знамена, стреляющие на ветру…

 

Но это случается реже, реже.

И, видимо, скоро в последний раз

Почудится мне оружия скрежет,

Каменных стен огромные брусья…

Крепость в дыму, крепость в огне.

И, возглавляя отряды, мчусь я

На безупречно белом коне.

 

Что там на башне: не флаг ли белый,

Или вспорхнул от выстрелов дым?

Проломы в стене – не ловушка смелым,

Они – триумфальные арки им!

 

Мой скакун пролетает над бездной.

Рвы за спиною. Вперед! Вперед!

Всё ближе, ближе топот железный,

Вдруг распахнулись ворота! И вот,

 

Качнув головой, улыбаюсь устало:

Борис, Борис, довольно сражаться.

Ведь тебе ни много ни мало –

Уже почти девятнадцать.

 

1940?

 

26. НАКОНЕЦ‑ТО!

 

 

Новый чемодан длиной в полметра,

Кружка, ложка, ножик, котелок…

Я заранее припас всё это,

Чтоб явиться по повестке в срок.

 

Как я ждал ее! И наконец‑то,

Вот она, желанная, в руках!..

…Пролетело, отшумело детство

В школах, в пионерских лагерях.

 

Молодость девичьими руками

Обнимала и ласкала нас,

Молодость холодными штыками

Засверкала на фронтах сейчас.

 

Молодость за всё родное биться

Повела ребят в огонь и дым,

И спешу я присоединиться

К возмужавшим сверстникам моим!

 

1941

 

27. «Всё с утра идет чредой обычной…»

 

 

Всё с утра идет чредой обычной.

Будничный, осенний день столичный –

Славный день упорного труда.

Мчат троллейбусы, гремят трамваи,

Зов гудков доносится с окраин,

Торопливы толпы, как всегда.

 

Но сегодня и прохожим в лица,

И на здания родной столицы

С чувствами особыми гляжу,

А бойцов дарю улыбкой братской –

Я последний раз в одежде штатской

Под военным небом прохожу!..

 

1941 Москва

 

ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ

 

 

Метров двести – совсем немного –

Отделяют от нас лесок.

Кажется, велика ль дорога?

Лишь один небольшой бросок.

 

Только знает наша охрана:

Дорога не так близка.

Перед нами – «ничья» поляна,

А враги – у того леска.

 

В нем таятся фашистские дзоты,

Жестким снегом их занесло.

Вороненые пулеметы

В нашу сторону смотрят зло.

 

Магазины свинцом набиты,

Часовой не смыкает глаз.

Страх тая, стерегут бандиты

Степь, захваченную у нас.

 

За врагами я, парень русский,

Наблюдаю, гневно дыша.

Палец твердо лежит на спуске

Безотказного ППШа.

 

Впереди – города пустые,

Нераспаханные поля.

Тяжко знать, что моя Россия

От того леска – не моя…

 

Посмотрю на друзей‑гвардейцев:

Брови сдвинули, помрачнев,–

Как и мне, им сжимает сердце

Справедливый, священный гнев.

 

Поклялись мы, что встанем снова

На родимые рубежи!

И в минуты битвы суровой

Нас, гвардейцев, не устрашит

Ливень пуль, сносящий пилотки,

И оживший немецкий дзот…

Только бы прозвучал короткий,

Долгожданный приказ: «Вперед!»

 

1942

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

 

Два шага от стены к окну,

Немного больше в длину –

Ставшая привычной уже

Комнатка на втором этаже.

В нее ты совсем недавно вошел,

Поставил в угол костыль,

Походный мешок опустил на стол,

Смахнул с подоконника пыль

И присел, растворив окно.

Открылся тебе забытый давно

Мир:

Вверху – голубой простор,

Ниже – зеленый двор,

Поодаль, где огород,

Черемухи куст цветет…

 

И вспомнил ты вид из другого жилья:

Разбитые блиндажи,

Задымленные поля

Срезанной пулями ржи.

Плохую погоду – солнечный день,

Когда, бросая густую тень,

Хищный «юнкерс» кружил:

Черный крест на белом кресте,

Свастика на хвосте.

«Юнкерс» камнем стремился вниз

И выходил в пике.

Авиабомб пронзительный визг,

Грохот невдалеке;

Вспомнил ты ощутимый щекой

Холод земли сырой,

Соседа, закрывшего голой рукой

Голову в каске стальной,

Пота и пороха крепкий запах…

Вспомнил ты, как, небо закрыв,

Бесформенным зверем на огненных лапах

Вздыбился с ревом взрыв.

 

…Хорошо познав на войне,

Как срок разлуки тяжел,

Ты из госпиталя к жене

Всё‑таки не пришел.

И вот ожидаешь ты встречи с ней

В комнатке на этаже втором,

О судьбе и беде своей

Честно сказав письмом.

Ты так поступил, хоть уверен в том,

Что ваша любовь сильна,

Что в комнатку на этаже втором

С улыбкой войдет жена

И руки, исполненные теплом,

Протянет к тебе она.

 

1942

 

30. «У эшелона обнимемся…»

 

 

У эшелона обнимемся.

Искренняя и большая,

Солнечные глаза твои

Вдруг затуманит грусть,

До ноготков любимые,

Знакомые руки сжимая,

Повторю на прощанье:

«Милая, я вернусь».

Я должен вернуться, но если…

Если случится такое,

Что не видать мне больше

Суровой родной страны,–

Одна к тебе просьба, подруга:

Сердце свое простое

Отдай ты честному парню,

Вернувшемуся с войны.

 

Декабрь 1942

 

31. «Проходит поезд через лес…»

 

 

Проходит поезд через лес,

Колесами стучит.

По крепким шпалам льются рельс

Тяжелые ручьи.

 

И, к небесам стремясь пустым,

Средь сосен и берез,

Летит такой же русый дым,

Как прядь твоих волос,

 

Да пляшет, утомляя взгляд,

Деревьев хоровод:

Всё ближние бегут назад,

А дальние – вперед.

 

1942

 

32. ДЕВЯТЬ НОЛЬ‑НОЛЬ

 

 

Не жизнью – патронами дорожа,

Гибли защитники рубежа

От пуль, от осколков мин.

Смолкли винтовки… И наконец

В бою остались: один боец

И пулемет один.

В атаку поднялся очередной

Рассвет. Сразился с ночною мглой,

И отступила мгла.

Тишина грозовая. Вдруг

Матрос услышал негромкий стук.

Недвижны тела,

Но застыла над грудою тел

Рука. Не пот на коже блестел –

Мерцали капли росы.

Мичмана, бравого моряка,

Мертвая скрюченная рука,

На ней живые часы.

Мичман часа четыре назад

На светящийся циферблат

Глянул в последний раз

И прохрипел, пересилив боль:

«Ребята, до девяти ноль‑ноль

Держаться. Таков приказ».

Ребята молчат. Ребята лежат.

Они не оставили рубежа…

Дисков достаточно. С ревом идет,

Блеск штыков выставляя вперед,

Атакующий вал.

Глянул матрос на часы: восьмой,

И пылающею щекой

К автомату припал.

Еще атаку матрос отбил.

Незаметно пробравшись в тыл,

Ползет фашистский солдат:

В щучьих глазах – злоба и страх.

Гранаты в руках, гранаты в зубах,

За поясом пара гранат…

Матрос с гранаты сорвал кольцо,

Дерзко крикнул врагу в лицо:

«Ну, Фриц! Взлетим, что ль,

За компанию до облаков?»

От взрыва застыли стрелки часов

На девяти ноль‑ноль.

 

1943

 

 

ДМИТРИЙ ВАКАРОВ

 

Дмитрий Онуфриевич Вакаров родился в 1920 году в селе Иза (Закарпатье). Его отец, крестьянин‑бедняк, в надежде разбогатеть трижды ездил в Америку. Но вернулся таким же нищим, каким уехал, и впридачу – больным. С детства Дмитрий познал голод и несправедливость. Однако нужда, лишения не сломили рано возмужавшего юношу. В 1938 году, еще учась в хустской гимназии, Дмитрий Вакаров начал писать смелые революционные стихи. Однажды на стенах гимназии появились лозунги «Да здравствует СССР». Директор вызвал сотрудников пограничной разведки. Дмитрий Вакаров и его друзья были арестованы и подвергнуты семидневному допросу. Но жандармы так и не узнали имени того, кто писал лозунги. Товарищи не выдали Дмитрия. А сам он уже умел мужественно держаться перед следователями. Гимназисты были выпущены на свободу под негласный надзор полиции. Еще дважды Вакаров подвергался арестам и пыткам у себя на родине. Но никогда не могли добиться от него ни слова.


Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!