Проблемы с общенациональным округом
Пропорциональная система в сочетании с российским законом о политических партиях – непросто бессмыслица, но и откровенный обман избирателей. Но я не думаю, что если бы ограничения на свободу политических объединений были сняты, то пропорциональное представительство в его нынешнем виде сразу заработало бы. В ходе избирательной реформы 2005 г. и сразу после нее в избирательном законодательстве завелось немало мошеннических норм. И их надо бы вывести, как тараканов в квартире: вряд ли найдется человек, который из-за них уйдет из дома, но жизнь могут испортить вполне ощутимо.
Поговорим о норме, которая особенно похожа на домашних паразитов, потому что тоже прячется. Последствия налицо, но где гнездо, поймешь далеко не сразу. Речь идет о положении, согласно которому полный состав Государственной Думы, все 450 человек, избираются в одном общероссийском избирательном округе. Эта норма является продуктом реформы 2005 г.: раньше по пропорциональной системе избиралась лишь половина депутатов, а другая – в одномандатных округах Теперь их отменили, но в остальном, как будто, ничего не изменилось. Просто списочников стало вдвое больше. А поскольку выборы в общенациональном округе – это единственная разновидность пропорциональной системы, которая применялась в России, то многие просто не знают, что можно по-другому.
Между тем, по-другому не только можно, но и нужно. Из десятков устойчивых демократий, которые применяют чисто пропорциональную систему, лишь в двух – Израиле и Нидерландах – существуют системы вроде российской. Это – сравнительно маленькие страны, в которых население отличается высокой степенью однородности по территориям. В подавляющем большинстве стран такие условия отсутствуют: есть территориальные сообщества граждан с общими интересами, которые должны быть отражены в парламенте. Пропорциональная система, на самом деле, этому не препятствует. Но для этого она должна применяться в округах сравнительно малой величины (т. е. с небольшим количеством избираемых депутатов), которые, как правило, создаются на основе имеющегося административного деления. Именно так пропорциональное представительство устроено даже в унитарных государствах – например, во всех странах Скандинавии. А в федерациях, от Австрии до Бразилии, иначе просто не бывает, потому что сама идея федерализма предполагает наличие важных территориальных интересов.
|
|
|
Когда в 1993 г. создавалось новое российское законодательство о выборах, то образцом для него послужило немецкое. Образец во многих отношениях исказили, но некоторые основные подходы остались. К их числу как раз и принадлежат выборы всех депутатов-списочников в общенациональном округе. Но почувствуйте разницу. Немецкая избирательная система – смешанная. Как и в России до 2003 г., представительство местных сообществ там обеспечивается за счет одномандатных округов. Поэтому и нет нужды в том, чтобы пропорциональных округов было много. Каждый избиратель знает, что интересы его местного сообщества представляет вполне определенный одномандатник, а списочники нужны для того, чтобы представлять идеологические предпочтения, которые не зависят от территории. Какой депутат – одномандатник или списочник – пользуется в Германии большим уважением сограждан? Тут и думать нечего. Конечно, одномандатник. Потому что сам прошел через выборы – не партия провела. Потому что местный.
|
|
|
В России, как мы знаем от социологов, депутатов вообще никто не уважает, кроме, разве что, коллег и родственников. И причина тому – не особая психология русского народа, а то, что мы этих людей, как правило, знать незнаем. За кого голосовал человек, который в 2007 г. поставил галочку напротив названия «Единая Россия» в избирательном бюллетене? Сам-то он, положим, думал, что за «национального лидера» и его загадочный «план». Прошли годы. «Национальный лидер» по-прежнему на месте. В Думе его нет, да он, естественно, туда и не собирался. Но думские места не пустуют. Потому что, вопреки сказкам о «национальном лидере», в действительности голос был отдан за общероссийский список «Единой России», в котором числилось, ни много ни мало, 586 молодцев, не всегда добрых, и девиц, необязательно красных. Некоторые (как правило, наиболее известные, вроде губернаторов) тоже отказались от мандатов, но другие (как правило, какие-то совершенно никому неизвестные чиновники и топ-менеджеры) нет. Кому-то из них и ушел голос. Если это не мошенничество, то что?
|
|
|
Но эта нелепая ситуация вовсе не является следствием пропорциональной системы как таковой. Это – тараканы. Правильная пропорциональная система вывела бы их без особых проблем.
Заградительный барьер
С точки зрения Владимира Чурова и других профессиональных пропагандистов, российская избирательная система – белоснежно белая и чистая, и если она чем-то отличается от других, то только в лучшую сторону. Я уже написал о том, что сама идея избирать 450 человек в едином округе – это откровенное издевательство над здравым смыслом, пропорциональная система с тараканами. Но настоящий тараканище – это семипроцентный барьер, который нужно преодолеть, чтобы получить право доступа к распределению мандатов. Если партия, которая набрала порядка семи миллионов голосов, может остаться без единого мандата, то зачем вообще нужна пропорциональная система, задача которой состоит именно в адекватном отражении общественных настроений? Мы уже знаем, зачем. А сегодня разберемся и с реальным значением барьера. Но для начала – любимый аргумент пропагандистов: во всем мире есть барьеры, и ничего.
|
|
|
Во-первых, не во всем мире. Во-вторых, не такие. Посмотрим на соответствующие положения избирательного законодательства стран с населением более 500 000 человек, которые можно счесть устойчивыми демократиями (более 20 лет непрерывного демократического развития) и которые использовали в течение всего этого срока чисто пропорциональные системы. Таких стран немного, всего 18, но зато нет сомнений, что опыт применения пропорционального представительства там более показателен, чем, скажем, в Узбекистане. В пяти из этих стран (Ирландии, Португалии, Уругвае, Финляндии и Швейцарии) барьеры вообще не установлены. В Австрии, Норвегии и Швеции они составляют 4 %, в Аргентине, Греции и Испании – 3 %, а в Дании, Израиле и Нидерландах – от 0,67 до 2 %. В Бельгии, Бразилии и Коста-Рике барьеры установлены не в общенациональном масштабе, а в отдельных многомандатных округах На практике это ведет к тому, что в парламентах этих стран представлены партии, получающие менее одного процента голосов, но располагающие сильной территориальной поддержкой. И только водной стране, Турции, барьер еще выше, чем в России, – 10 %.
Надо сказать, что за пределами демократического мира высокие барьеры – не редкость. Например, 10 % в Зимбабве. Нона этот образец, возможно, постеснялся бы ссылаться даже Чуров. Турция – другое дело. Это, конечно, не идеальная, но все-таки демократия. Там, в отличие от России, соблюдается свобода политических объединений, зарегистрироваться для участия в выборах несложно, и проходят они честно. Вводя завышенный барьер, турецкий законодатель руководствовался любимым соображением российских властей: заботой о стабильности. В отличие от России, где эта забота носит имитационный характер и прикрывает желание просто удерживать власть до бесконечности, в Турции существует реальный, глубокий общественный раскол по вопросу о том, быть ли ей исламским или светским государством. Законодатель надеялся на то, что исламисты не смогут создать крупную партию, и поэтому ни одна из их групп никогда не сможет прыгнуть выше 10 %. Вот и будет стабильность. К роме того, турецкие законодатели были очень озабочены возможностью прохождения в парламент курдской партии, которая до 10 % как раз недотягивает.
Вышло не так. В 2002 г. исламисты, объединившись в «Партию справедливости и развития», набрали 34 % голосов. И ладно бы. Но дело в том, что за счет барьера в парламент не прошли многие другие партии, в том числе – ни одна из предыдущего состава, а треть исламистских голосов конвертировалась в почти две трети мест. Если эти и последовавшие за ними в Турции события – стабильность, то что такое нестабильность? Что касается курдов, то они избираются в парламент как независимые депутаты. Мошеннические устройства типа завышенного барьера обманчивы. Если правила игры, в целом, – честные, то подобными «бонусами» вполне может воспользоваться не тот, кто их выдумал. Вот почему умный законодатель, даже при большом желании поспособствовать успеху своей партии, воздерживается от прямого мошенничества. Но подобные риски, конечно, не имеют значения, если честных правил игры нет и в проекте. Ни в Зимбабве, ни в России смены власти в результате выборов не будет. А значит, в ход вступают другие соображения.
Как и многое другое, пятипроцентный барьер – тоже, вообще-то, завышенный – пришел в Россию из немецкого избирательного права. В Германии, однако, он плавающий: если партия выигрывает три или более мест в одномандатных округ ах, то она допускается к распределению мандатов независимо от полученной ею доли голосов. Если бы такое положение действовало в России, то по итогам, скажем, выборов 2003 г. в Думе оказались бы не только ЕР, КПРФ, ЛДПР и «Родина», но и «Яблоко», СПС, «Народная партия» и «Партия жизни». Однако у нас единственным шансом для малых партий оставались одномандатные округа. В 2005 г. их отменили, а барьер повысили до 7 %. Зачем? Это серьезный вопрос. Ну, был в 2007 г. семипроцентный барьер. Не было бы его – и что? Все равно ни одна из партий, кроме «большой четверки», до 3 % недотянула. Да и вообще, проценты голосов на этих выборах, как и на всех последовавших, были не очень важны. Сколько хотели, столько и писали.
Однако две полезные службы семи процентный барьер российским властям все же сослужил. Во-первых, он использовался как средство давления на партии. В условиях, когда власти могут легко накинуть несколько процентов одной партии, сбросить несколько – у другой, аргумент «Ах, так? Ведешь агрессивную кампанию? Критикуешь наше всё? Ну, так не пройдешь через барьер!» становится очень сильным. Вот результаты СПС на выборах региональных законодательных собраний в марте 2007 г.: Ленинградская область – 6,99 %, Орловская область – 6,98 %, Московская область – 6,90 %. Это был очень наглядный урок. И чем выше барьер, тем к более широкому кругу партий применима такая тактика запугивания. Но хуже другое. Эта же тактика применяется и к избирателям. Во время кампании 2007 г. только что из утюга не несся голос социолога-аналитика, обсуждавшего шансы той или иной партии на преодоление барьера, – естественно, всегда с негативным выводом, если речь не шла о «Единой России». Пусть результатами выборов и можно манипулировать в широких пределах, но всегда важно, чтобы люди голосовали за партию власти по собственной воле, или, во всяком случае, чтобы можно было объяснить, почему они так голосовали. Само существование семипроцентного барьера говорит: потому что по-другому бессмысленно.
Пара слов об избирательной реформе президента Медведева, который от щедрот отвалил партиям, набирающим 5–7 % голосов, одно или два места в Думе. При честных правилах игры они получали бы по 25–35 мест. И это было бы адекватное представительство. А так – жалкая подачка партийным лидерам, чтобы, опять-таки, вели себя скромнее во время кампании. Больше тут говорить не о чем. Позднее Дума приняла закон, согласно которому, начиная с выборов 2016 г., в России вновь будет пятипроцентный барьер. Важно понимать, что он тоже завышенный. Нет ни одного аргумента, кроме корыстного интереса российских властей, который оправдал бы эту позорную практику. Нормальная величина барьера в округах большой величины (в которых избирается много депутатов, от 20 и больше) – 3 %. Именно такая рекомендация дана, в частности, в документах Совета Европы, эксперты которого пришли к этому выводу на основе тщательного анализа международного опыта. А в округах малой величины барьер вообще не нужен.
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!