ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ В ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ 4 страница




ПРОТИВ БОЙКОТА________________________________ 13

тактика оказалась смешным и жалким оппортунизмом. Неудивительно, что во всех меньшевистских рассуждениях о бойкоте заботливо выкидывается теперь анализ бой­кота булыгинской Думы, т. е. самого крупного опыта бойкота в революции. Но мало признать эту, едва ли не крупнейшую, ошибку меньшевиков в революционной тактике. Надо дать себе ясный отчет в том, что источником этой ошибки было непонимание объективного положения вещей, делавшего революционный подъем действительно­стью, а конституционно-монархический поворот пустым полицейским посулом. Не по­тому оказались меньшевики не правы, что они отнеслись к вопросу без субъективной революционности настроения, а потому, что эти горе-революционеры отстали в своих идеях от объективно-революционной ситуации. Ту и другую причину ошибки меньше­виков легко смешать, но марксисту смешивать их непозволительно.

III

Связь бойкота с особыми историческими условиями известного периода русской ре­волюции должна быть рассмотрена еще с одной стороны. Каково было политическое содержание бойкотистской социал-демократической кампании осенью 1905 и весной 1906 года? Содержание этой кампании не состояло, конечно, в повторении слова бой­кот или в призыве не участвовать в выборах. Это содержание не исчерпывалось и при­зывами к прямому натиску, игнорирующему предлагаемые самодержавием обходные и зигзагообразные пути. Кроме того и даже не рядом с указанной темой, а скорее в цен­тре всей бойкотистской агитации стояла борьба с конституционными иллюзиями. Эта борьба была, поистине, живой душой бойкота. Припомните речи бойкотистов и всю их агитацию, взгляните на главнейшие резолюции бойкотистов, и вы убедитесь в правиль­ности такого положения.

Меньшевикам никогда не дано было понять эту сторону бойкота. Им всегда каза­лось, что борьба с конституционными иллюзиями в эпоху зарождающегося


14___________________________ В. И. ЛЕНИН

конституционализма есть нелепость, бессмыслица, «анархизм». И в речах на Сток­гольмском съезде , особенно — помнится — в речах Плеханова, эта точка зрения меньшевиков выражена ярко, не говоря уже о меньшевистской литературе.

На первый взгляд, позиция меньшевиков в этом вопросе действительно может пока­заться столь же непререкаемой, как позиция человека, самодовольно поучающего своих ближних, что лошади кушают овес. В эпоху нарождающегося конституционализма провозглашать борьбу с конституционными иллюзиями! Разве это не анархизм? Разве это не сапоги всмятку?

Опошление вопроса, производимое при помощи благовидной ссылки на простой здравый смысл в таких рассуждениях, основывается на том, что обходят молчанием особый период русской революции, забывают о бойкоте булыгинской Думы, подменя­ют конкретные ступени пройденного нашей революцией пути общим обозначением всей, прошлой и будущей, нашей революции в целом, как революции, порождающей конституционализм. Это — образчик нарушения метода диалектического материализма людьми, которые, подобно Плеханову, с наибольшим пафосом об этом методе говори­ли.

Да, наша буржуазная революция, в целом, как и всякая буржуазная революция, есть в конце концов процесс создания конституционного строя, и ничего более. Это истина. Это — полезная истина для разоблачения quasi -социалистических аллюров той или иной буржуазно-демократической программы, теории, тактики и т. п. Но сумеете ли вы извлечь пользу из этой истины в вопросе о том, к какому конституционализму должна вести рабочая партия страну в эпоху буржуазной революции? в вопросе о том, как именно должна бороться рабочая партия за определенный (и именно республиканский) конституционализм в известные периоды революции? Нет. Излюбленная Аксельродом и Плехановым истина так же мало просветит вас насчет

- якобы. Ред.


ПРОТИВ БОЙКОТА________________________________ 15

этих вопросов, как мало убеждения в том, что лошади кушают овес, для выбора подхо­дящей лошади и уменья на ней ездить.

Борьба с конституционными иллюзиями, говорили большевики в 1905 и в начале 1906 года, должна стать лозунгом момента, ибо именно в данный период объективное положение вещей ставит на решение борющихся общественных сил вопрос о том, вос­торжествует ли на ближайший период прямой путь непосредственной революционной борьбы и непосредственно революцией созданных представительных учреждений на основе полного демократизма или обходный, зигзагообразный путь монархической конституции и полицейски-«конституционных» (в кавычках!) учреждений типа «Ду­мы».

Действительно ли объективное положение вещей выдвигало этот вопрос, или его «выдумывали» из теоретического озорства большевики? На этот вопрос ответила уже теперь история русской революции.

Октябрьская борьба 1905 года и была борьбой против поворота революции на мо­нархически-конституционные рельсы. Октябрьско-декабрьский период и был периодом осуществления конституционализма пролетарского, истинно демократического, широ­кого, смелого, свободного, действительно выражавшего волю народа, в отличие от лжеконституционализма дубасовской и столыпинской конституции. Революционная борьба во имя действительно демократического (т. е. существующего на почве, совер­шенно очищенной от старой власти и всех связанных с нею мерзостей) конституциона­лизма требовала самой решительной борьбы против приманки народа полицейски-монархической конституцией. Этой нехитрой вещи и не могли никак понять социал-демократические противники бойкота.

Теперь перед нами две полосы в развитии русской революции выступают с полней­шей ясностью. Полоса подъема (1905 год) и полоса упадка (1906—1907 годы). Полоса максимального расцвета народной самодеятельности, свободных и широких организа­ций всех классов населения, максимальной свободы печати, максимального игнориро­вания народом старой власти, ее


16___________________________ В. И. ЛЕНИН

учреждений и велений, и все это при отсутствии всякого бюрократически признанного и в формальных уставах или положениях выраженного конституционализма. А затем полоса наименьшего развития и неуклонного упадка народной самодеятельности, орга­низованности, свободной печати и т. д. при существовании Дубасовыми и Столыпины­ми сочиняемой, Дубасовыми и Столыпиными признаваемой, Дубасовыми и Столыпи­ными охраняемой, прости господи, «конституции».

Теперь, когда назад все так хорошо, просто и ясно видно, не найдется даже, пожа­луй, ни одного педанта, который бы решился отрицать законность и необходимость ре­волюционной борьбы пролетариата против поворота событий на конституционно-монархические рельсы, законность и необходимость борьбы против конституционных иллюзий.

Теперь не найдется, наверное, ни одного сколько-нибудь путного историка, который бы не разделил хода русской революции с 1905 по осень 1907 года именно на эти два периода: период «антиконституционного» (если позволено будет мне так выразиться) подъема и период «конституционного» упадка, период завоевания и осуществления на­родом свободы без полицейского (монархического) конституционализма и период уг­нетения и подавления народной свободы посредством монархической «конституции».

Теперь период конституционных иллюзий, период первой и второй Думы9, обрисо­вался перед нами вполне, и понять значение тогдашней борьбы революционных с.-д. против конституционных иллюзий уже не трудно. Но тогда, в 1905 и в начале 1906 го­да, этого не понимали ни либералы в буржуазном лагере, ни меньшевики — в проле­тарском.

А период I и II Думы был во всех смыслах и во всех отношениях периодом консти­туционных иллюзий. Торжественное обещание: «никакой закон да не приемлет силы без одобрения Гос. думы» не было нарушено в этот период. Значит, конституция на бумаге существовала и непрестанно умиляла все холопские души российских кадетов10. И Дубасов, и Столыпин испытывали на деле,


ПРОТИВ БОЙКОТА________________________________ 17

примеряли, пробовали в этот период российскую конституцию, стараясь подладить и приспособить ее к старому самодержавию. Они были, казалось, самыми могуществен­ными людьми этой эпохи, гг. Дубасов и Столыпин, они всемерно трудились над пре­вращением «иллюзии» в действительность. Иллюзия оказалась иллюзией. Правиль­ность лозунга революционной социал-демократии всецело подтверждена историей. Но не только Дубасовы и Столыпины пробовали осуществить «конституцию», не только кадетские холопы восхваляли ее и лакейски распинались (а 1а г. Родичев в первой Ду­ме), доказывая, что монарх безответственен и что дерзостью было бы считать его от­ветственным за погромы. Нет. И широкие народные массы, несомненно, верили еще в большей или меньшей степени в «конституцию» в течение этого периода, верили в Ду­му, вопреки предупреждениям социал-демократии.

Можно сказать, что период конституционных иллюзий в русской революции был та­ким же периодом общенационального увлечения буржуазным фетишем, как увлекают­ся иногда целые нации Западной Европы фетишем буржуазного национализма, антисе­митизма, шовинизма и т. п. И заслугой социал-демократии является то, что она одна не поддалась буржуазному обморочению, она одна в эпоху конституционных иллюзий держала все время развернутым знамя борьбы с конституционными иллюзиями.

Почему же, спрашивается теперь, бойкот явился специфическим средством борьбы против конституционных иллюзий?

В бойкоте есть одна черта, которая сразу и на первый взгляд невольно отталкивает от него всякого марксиста. Бойкот выборов есть отстранение от парламентаризма, есть нечто такое, что не может не казаться пассивным отказом, воздержанием, уклонением. Так смотрел учившийся по немецким только образцам Парвус, когда он столь же сер­дито, сколько неудачно бушевал осенью 1905 года, пытаясь доказать, что активный бойкот все


18___________________________ В. И. ЛЕНИН

же есть плохая вещь, аки бойкот... Так смотрит и до сих пор ничему не научившийся от революции и все более превращающийся в либерала Мартов, доказывающий своей по­следней статьей в «Товарище»11 неуменье даже поставить вопрос, как приличествует революционному социал-демократу.

Но эта, наиболее антипатичная, так сказать, для марксистов черта бойкота находит себе полное объяснение в особенностях той эпохи, которая породила такое средство борьбы. Первая монархическая Дума, булыгинская Дума, была приманкой, долженст­вующей отвлечь народ от революции. Приманка была чучелом, одетым в костюм кон­ституционализма. Все и вся склонно было пойти на удочку. Кто из корыстных классо­вых интересов, кто по недомыслию склонен был ухватиться за чучело булыгинской и потом за чучело виттевской Думы. Все увлекались, все искренне верили. Участие в вы­борах не было будничным, простым выполнением обычных гражданских обязанностей. Оно было инаугурированием монархической конституции. Оно было поворотом от не­посредственно-революционного пути к монархически-конституционному.

Социал-демократия должна была в такое время развернуть свое знамя протеста и предупреждения со всей энергией, со всей демонстративностью. А это и значило отка­заться от участия, не идти самим и отзывать народ, бросать клич натиска на старую власть вместо работы на почве учреждения, создаваемого этой властью. Всенародное увлечение буржуазно-полицейским фетишем «конституционной» монархии требовало от социал-демократии, как партии пролетариата, такого же всенародного «оказательст-ва» ее протестующих и разоблачающих этот фетиш взглядов, требовало борьбы изо всех сил против осуществления учреждений, воплощавших в себе этот фетишизм.

Вот в чем полное историческое оправдание не только бойкота булыгинской Думы, увенчавшегося непосредственным успехом, но и бойкота виттевской Думы, который, по-видимому, окончился неудачно. Теперь видно, почему это была лишь кажущаяся неудача,


ПРОТИВ БОЙКОТА________________________________ 19

почему должна была социал-демократия до конца отстоять свой протест против кон­ституционно-монархического поворота нашей революции. Поворот этот на деле ока­зался поворотом в тупик. Иллюзии монархической конституции оказались только пре­людией или вывеской, украшением, отводом глаз для подготовки отмены этой «консти­туции» старою властью...

Мы сказали, что социал-демократия должна была до конца отстоять свой протест против подавления свободы посредством «конституции». Что значит это «до конца»? Это значит: до тех пор, пока учреждение, против которого с.-д. боролись, не стало фак­том вопреки с.-д., — пока тот монархически-конституционный поворот русской рево­люции, который неминуемо означал (на известное время) упадок революции, пораже­ние революции, не оказался фактом вопреки с.-д. Период конституционных иллюзий был попыткой компромисса. Мы боролись и должны были бороться изо всех сил про­тив него. Нам пришлось идти во II Думу, нам пришлось считаться с компромиссом, раз обстоятельства навязали его нам против нашей воли, вопреки нашим усилиям, ценой поражения нашей борьбы. На какое время считаться, — это, разумеется, вопрос иной.

Какой же вывод вытекает из всего этого по отношению к бойкоту /// Думы? Может быть, тот, что бойкот, необходимый в начале периода конституционных иллюзий, не­обходим и в конце этого периода? Это было бы «игрой ума» в духе «аналогической со­циологии», а не серьезным выводом. Того содержания, которое имел бойкот в начале русской революции, теперь уже не может быть в бойкоте. Ни предупреждать народ против конституционных иллюзий, ни бороться против поворота революции на консти­туционно-монархический тупик теперь нельзя. Прежней живой души в бойкоте быть не может. Если и будет бойкот, то он получит во всяком случае иное значение, он будет заполнен во всяком случае иным политическим содержанием.

Мало того. Рассмотренная нами историческая своеобразность бойкота дает одно со­ображение против бойкота III Думы. В эпоху начала конституционного поворота


20___________________________ В. И. ЛЕНИН

внимание всей нации неизбежно устремлялось на Думу. Бойкотом мы боролись и должны были бороться против этого устремления внимания по направлению к тупику, бороться против увлечения, которое было результатом темноты, неразвитости, слабо­сти или корыстной контрреволюционности. Теперь ни о каком не только общенацио­нальном, но даже вообще сколько-нибудь широком увлечении Думой вообще или III Думой не может быть и речи. В бойкоте нет надобности с этой стороны.

IV

Итак, условий применимости бойкота надо искать, несомненно, в объективном по­ложении вещей данного момента. Сравнивая с этой точки зрения осень 1907 и осень 1905 года, нельзя не прийти к выводу, что мы не имеем оснований провозглашать сей­час бойкот. И с точки зрения соотношения между прямым революционным путем и конституционно-монархическим «зигзагом», и с точки зрения массового подъема, и с точки зрения специфической задачи борьбы с конституционными иллюзиями совре­менное положение вещей самым резким образом отличается от того, которое было два года тому назад.

Тогда монархически-конституционный поворот истории был не более, как полицей­ским посулом. Теперь этот поворот — факт. Было бы смешной боязнью правды неже­лание прямо признать этот факт. И было бы ошибкой выводить из признания этого факта признание того, что русская революция закончена. Нет. Для этого последнего вывода еще нет данных. Марксист обязан бороться за прямой революционный путь развития, когда такая борьба предписывается объективным положением вещей, но это, повторяем, не значит, чтобы мы не должны были считаться с определившимся уже фактически зигзагообразным поворотом. С этой стороны ход русской революции опре­делился уже вполне. В начале революции мы видим линию короткого, по необыкно­венно широкого и головокружительно быстрого подъема. Затем перед нами линия чрезвычайно


ПРОТИВ БОЙКОТА________________________________ 21

медленного, но неуклонного упадка, начиная с декабрьского восстания 1905 года. Сна­чала период непосредственной революционной борьбы масс, затем период монархиче­ски-конституционного поворота.

Значит ли это, что этот последний поворот есть окончательный поворот? Что закон­чилась революция и наступил «конституционный» период? Что нет оснований ни ожи­дать нового подъема, ни готовить таковой? Что надо выкинуть за борт республикан­ский характер нашей программы?

Ничего подобного. Такие выводы способны делать лишь либеральные пошляки, вроде наших кадетов, готовых оправдывать холопство и низкопоклонство первыми по­павшимися доводами. Нет. Это значит только, что, защищая целиком всю нашу про­грамму и все наши революционные взгляды, мы должны непосредственные призывы сообразовать с объективным положением вещей данного момента. Проповедуя неиз­бежность революции, готовя систематически и неуклонно накопление горючего мате­риала во всех отношениях, заботливо оберегая в этих целях и культивируя, очищая от либеральных паразитов революционные традиции лучшей эпохи нашей революции, мы вместе с тем не отказываемся работать по-будничному на будничном монархически-конституционном повороте. Только и всего. Готовить новый широкий подъем мы должны, но соваться, не спросясь броду, с лозунгом бойкота нет никаких оснований.

Бойкот, как мы уже говорили, может иметь в России в данное время какой-нибудь смысл лишь как активный бойкот. Это означает не пассивное отстранение от участия в выборах, а игнорирование выборов ради задачи прямого натиска. Бойкот в этом смысле неизбежно равняется призыву к самому энергичному и решительному наступлению. Есть ли в данную минуту налицо такой широкий и общий подъем, без которого подоб­ный призыв не имеет смысла? Конечно, нет.

Вообще, что касается «призывов», то разница в этом отношении между теперешним положением вещей и осенью 1905 года особенно ярка. Тогда, как мы уже


22___________________________ В. И. ЛЕНИН

указывали, за целый предшествующий год не бывало призывов, которые бы масса встречала молчанием. Энергия массового наступления шла впереди призывов органи­заций. Теперь мы стоим в периоде такой паузы революции, когда целый ряд призывов систематически оказывался не встречающим отклика в массах. Так было с призывом смести виттевскую Думу (начало 1906 года), с призывом к восстанию после разгона первой Думы (лето 1906 года), с призывом к борьбе в ответ на разгон второй Думы и государственный переворот 3 июня 1907 года. Возьмите листок нашего ЦК по поводу этих последних актов . Вы найдете в этом листке прямой призыв к борьбе в той форме, которая возможна по местным условиям (демонстрации, стачки, открытая борьба с вооруженной силой абсолютизма). Это был призыв словесный. Военные восстания ию­ня 1907 года в Киеве и в Черноморском флоте были призывами посредством действия. Ни тот, ни другой призыв не встретил никакого массового отклика. Если самые яркие и непосредственные проявления реакционного натиска на революцию — разгоны двух Дум и государственный переворот — не вызвали подъема в данное время, то где осно­вания для немедленного повторения призыва в форме провозглашения бойкота? Не яс­но ли, что объективное положение вещей таково, что «провозглашение» рискует ока­заться при этом пустым выкриком? Когда борьба идет, ширится, растет, надвигается отовсюду, — тогда «провозглашение» законно и необходимо, тогда дать боевой клич есть обязанность революционного пролетариата. Но ни выдумать этой борьбы, ни вы­звать ее одним только кличем нельзя. И когда целый ряд боевых призывов, испытанных нами по поводам более непосредственным, оказались безрезультатны, — мы, естест­венно, должны поискать серьезных оснований для «провозглашения» лозунга, бес­смысленного вне условий осуществимости боевых призывов.


Дата добавления: 2019-11-25; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!