Парадипломатия и ее перспективы в наше время
После нескольких лет обсуждений было достигнуто относительное согласие между учеными о том, что понятие «Парадипломатия» – это участие нецентральных правительств страны в международной политике с целью обеспечения своих собственных интересов; без вмешательства во внешнюю политику страны, к которой оно принадлежит.[353] Она отличается от традиционной дипломатии, которая «занимается высокой политикой, в то время как «парадипломатия» – низкой политикой, другими словами, государство отвечает за глобальное видение страны, а «парадипломатия» – за локальные потребности».[354] Сходятся во мнении, что государства, применяющие «парадипломатию», обладают неполноценной дипломатической системой (поскольку не могут самостоятельно отстаивать интересы своих нецентральных правительств); и что существуют, по меньшей мере, четыре варианта «парадипломатии»:
А) «Трансграничная региональная парадипломатия» (англ. Transborder Regional Paradiplomacy)
«Трансграничная региональная парадипломатия» – это, пожалуй, самая распространённая форма «парадипломатии»,[355] поскольку подразумевает взаимодействие между нецентральными правительствами, которые характеризуются географической близостью и находятся на территории разных государств. Благодаря геополитической близости нецентральные правительства могут разделять ряд политических вопросов, представляющих взаимный интерес, и объединяться в союзы посредством заключения двусторонних соглашений, конвенций, пактов; создания сетей по торговому или техническому обмену; или программ сотрудничества.[356] Например, был случай, когда мэрии двух разных стран подписали соглашение о студенческой программе обмена. Также вспоминается случай взаимодействия Кастилии и Леона (Испания) и исторической области Бейра Траншмонтана (Португалия) по вопросам торговли и иммиграции, или же сотрудничество городов на севере Мексики и США, которые объединились для решения проблем, связанных с оборотом наркотиков и борьбы с нелегальной миграцией. Взаимодействие по аналогичным вопросам наблюдалось между Аргентиной, Боливией и Парагваем в регионе Гран-Чако.[357] На границе Чили и Аргентины созданы комитеты по интеграции между муниципалитетами обеих стран; известен также и опыт организации Международного союза местных властей, созданного городами Европы в 1913 г., а в 2004 г. присоединенного ко Всемирной федерации породненных городов (ВФПГ) с целью организации глобальной сети городов, локальных и региональных правительств.[358]
|
|
|
В) «Трансрегиональная парадипломатия» (англ. Transregional Paradiplomacy)
«Трансрегиональная парадипломатия»[359] относится к созданию политических альянсов между нецентральными правительствами, которые не находятся в географической близости друг к другу, но имеют общую континентальную, политическую и культурную среду.[360] В качестве примера можно назвать связи между правительствами Андалусии (Испания) и Атлантической Луары (Франция), которые не являются географически соседствующими регионами, при этом их национальные правительства тесно сотрудничают в торговых вопросах. По словам Марии Клотильды Мейреллес Рибейро, этот тип «парадипломатии» характеризуется тем, что нецентральные правительства преследуют прежде всего коммерческие цели и таким образом ведут официальную политическую деятельность согласно принципам традиционной дипломатии.[361] Дучачек также отметил, что нецентральные правительства в «трансрегиональной парадипломатии» действовали с большой политической представительностью: они организовывали постоянные представительства в столицах других стран, в центрах международной торговли, в зарубежных промышленных центрах. Представительность губернаторства гораздо выше, чем муниципалитета, что дает возможность достичь таких договоренностей, как те, которые реализовала провинция Квебек (Канада) на международном уровне для укрепления своей независимости от правительства Канады посредством открытия торговых офисов на территории США. С точки зрения США, канадские офисы – это компании, не являющиеся иностранными агентами, т. е. они не обязаны соблюдать традиционный дипломатический протокол. Таким образом, провинция Квебек обнаружила преимущества работы с «недипломатическими» системами для развития торговли, образовательных и культурных программ с США. Среди подобных примеров можно выделить офисы, открытые Гонконгом (Китай) и Аризоной (США) в Мексике (2015 г.); Джорджией (США) и Пуэрто-Рико (США) в Колумбии (2014 г.). Тем не менее, этот тип «парадипломатии» может существенно повредить международному имиджу государства и нарушить принцип единства действий за рубежом. При этом Мануэль Моралес-Лама считает, что «такие действия влекут за собой, как правило, дублирование государственных расходов и результатов, при этом не учитываются положения Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г., и что более серьезно – из-за отсутствия адекватной внутренней институциональной координации возникает множество концептуальных противоречий, которые критически воспринимаются внешними партнерами».[362]
|
|
|
|
|
|
С) «Глобальная парадипломатия» (англ. Global Paradiplomacy)
|
|
|
«Глобальная парадипломатия» относится к взаимодействию нецентральных правительств и других заинтересованных сторон, включая государства, которые расположены на разных континентах и работают над такими «глобальными вопросами», как охрана окружающей среды, борьба с расизмом, развитие технологий и многие другие.[363] Стоит отметить, что подобные инициативы благоприятно влияют на имидж политических лидеров нецентральных правительств. Налицо существенное развитие средств массовой информации и информатики, высокая степень мировой взаимозависимости, вследствие которой «сокращаются расстояния» между государствами.[364]Граждане замечают, что их нецентральные правительства устанавливают партнерские отношения с другими нецентральными правительствами мира – это положительно сказывается на интересах местных политических элит. Согласно Авелю Галлардо, развитие политических инициатив в рамках стратегии «глобальной парадипломатии» благотворно отражается на имидже местных лидеров, поскольку эти политические отношения основаны «на политических возможностях и целесообразности, определяемых самими субнациональными органами власти в самых широких и разнообразных областях деятельности».[365]
В качестве примера можно указать соглашения, подписанные аргентинскими и китайскими провинциями[366] или соглашения, достигнутые США с социалистическими странами в ходе Холодной войны.
В каждом отдельном случае политические результаты положительно воздействовали на образ лидеров нецентральных правительств. «Парадипломатия» существует лишь при условии наличия политической целесообразности. Когда лидеры локальных нецентральных правительств преследуют альтруистические цели совместно с другими регионами мира, при этом понимая, что их усилия не окажут большого влияния на результат, они стремятся сделать пусть и самый малый и незначительный вклад в решение глобальной проблемы, но, при этом показать гражданам своих государств, что они уже не просто «локальные» лидеры, а своего рода «личности мирового масштаба».
D) «Идентичная парадипломатия» (англ. Identity Paradiplomacy)
Стефан Пакин предложил в начале XXI века ввести в обиход понятие «Идентичная парадипломатия»,[367] под которой понимается взаимодействие нецентральных правительств, не претендующих на независимость как в случае с «протодипломатией», а скорее стремящихся заполучить необходимые ресурсы и возможности на международной арене, в которых им было отказано собственным правительством.[368] По мнению Зидан Зирауи, «идентичная парадипломатия» – это явление, характерное для многонациональных государств. Может случиться, что нецентральное правительство, которое исповедует ту или иную национальную идентичность, почувствует реальную угрозу воздействия на нее соседствующих национальностей (транскультурация). Учитывая, что сближение культур может повлечь за собой негативные последствия, в том числе и исчезновение культуры вследствие процессов ассимиляции и межкультурной коммуникации, нецентральные правительства предпочитают сотрудничать с другими зарубежными нецентральными правительствами с целью «развития национальных меньшинств в рамках многонациональной страны» или, другими словами, создания пространства – своеобразных культурных анклавов для сохранения культуры, находящейся под угрозой исчезновения. Например, по словам Хорхе Альберто Арриага, в последние годы тибетцы убеждены, что Китай стремится стереть Тибет с карты мира, и именно по этой причине они пытались защитить свою культуру путём создания политических соглашений с другими нецентральными правительствами.[369] Похожая ситуация складывалась в Каталонии, Квебеке и Фландрии.[370] Тем не менее, Зидан Зирауи предполагает, что «идентичная парадипломатия» может быстро превратиться в «протодипломатию»,[371] основной задачей которой является разделение и полная независимость от национального государства.
Научные сообщества, исследовавшие теорию Джона Кинкейда об «учредительной дипломатии», смогли достичь более глубокого понимания проблематики международной деятельности нецентральных правительств именно потому, что увидели разницу между «парадипломатией» и «учредительной дипломатией».[372]
Они признали, что «учредительная дипломатия» отличается от «парадипломатии» и ее производных форм тем, что предполагает политическое сближение нецентральных правительств и центральных органов исполнительной власти, где обе стороны, руководствуясь принципом кооперации, совместно строят внешнюю политику страны. Центральное правительство предоставляет определенную долю государственного суверенитета нецентральному правительству для ведения согласованной международной деятельности. «Учредительная дипломатия» определяет формальные отношения между нецентральными правительствами и центральными органами исполнительной власти, которые позволяют нецентральному правительству предложить инициативы, направленные на взаимодействие с другими иностранными нецентральными правительствами или другими государствами по вопросам «низкой политики».
Между тем, в «парадипломатии» подобного сближения не наблюдается, а скорее существует политическое противостояние между нецентральными правительствами и интересами государства.[373] На это указывает и Кинкейд, который считает, что частица «пара» означает «по другую сторону» и подразумевает вторичный статус, под которым понимаются несуществующие отношения власти и подчинения.
Кинкейд утверждает, что в «парадипломатии», прикрываясь определенными «правовыми положениями», нецентральные правительства без официального разрешения центрального правительства наделяют себя долей государственного суверенитета для управления международными делами. «Парадипломатия» описывает явления, в которых нецентральные правительства экономически и политически взаимодействуют с другими нецентральными правительствами других государств и с другими государствами на темы низкой политики без предварительной координации и согласования своих действий с центральным правительством вследствие вседозволенности политической системы своего государства.
Руководствуясь этими различиями, можно сделать определенные выводы в отношении других дипломатических стратегий. Например, «учредительная дипломатия» и «парадипломатия» отличаются от «каталитической дипломатии» и «дипломатии от равного к равному» (англ. Peer-to-Peer Diplomacy) тем, что первые два понятия представляют собой политические маневры, в которых государства уступают часть своего суверенитета своему нецентральному правительству и негосударственным представителям, таким как НПО или гражданам. Можно утверждать, что «учредительная дипломатия» и «парадипломатия» отличаются от «предпарадипломатии», поскольку последняя относится к неофициальным общественным движениям, которые стремятся к независимости, не располагая предоставленной руководством страны долей суверенитета. Однако, общественные движения самовольно наделяют себя государственным суверенитетом и используют его для достижения своих целей. «Парадипломатия» очень схожа с «протодипломатией», так как обе стратегии подразумевают наличие определенной доли суверенитета, в то время как одна дипломатическая стратегия направлена на сохранение целостности государства, а другая ищет пути его разрушения. Наконец, применение стратегий «учредительной дипломатии» и «парадипломатии» в некоторых государствах являются показателями слабости политических элит, контролирующих центральные правительства своих стран. Во-первых, политические элиты, которые позволяют применять «учредительную дипломатию» в своих государствах, по-видимому забыли о возможностях и способностях своего министерства иностранных дел – учреждения с достаточным количеством необходимых ресурсов, чтобы отстаивать на международном уровне интересы нецентральных правительств. Эти элиты недооценивают возможность своего государства и институциональной власти, которой располагают. Можно, конечно, утверждать, что «учредительная дипломатия» – это необходимость, которая связана с современной тенденцией экономить государственные ресурсы и оптимизировать государственное управление, однако, на самом деле это не так, поскольку эта стратегия применялась как в развитых, так и слаборазвитых государствах, где можно попытаться уменьшить расходы или децентрализовать функции министерств иностранных дел, но эти действия будут необоснованными, учитывая то, что «учредительная дипломатия» подразумевает дублирование дипломатических представительств, расходов и приводит к еще большей бюрократии. Стоит учесть, что политическая ценность «учредительной дипломатии» намного важнее, чем экономическая или социальная.
В рассмотренных случаях «учредительная дипломатия» благоприятно сказывалась на результатах предвыборных кампаний. Преимущества «учредительной дипломатии» заключаются в улучшении отношений между локальными и национальными лидерами, пожинающих плоды этой связи в ходе избирательных процессов. Центральное правительство может одобрить стратегию «учредительной дипломатии» какого-либо нецентрального правительства для того, чтобы сохранить политический союз, который будет способствовать поддержанию национального статуса-кво. Во-вторых, национальные политические элиты, которые страдают от «парадипломатии» одного из своих нецентральных правительств, должны понимать, что имеют два возможных решения. С одной стороны, они могут допускать такие практики. Если они это делают, то должны осознавать, что «парадипломатия» предполагает неприветливое отношение со стороны местных элит, управляющих нецентральным правительством и признающих за собой независимость и автономность при совершении тех или иных действий. Национальные политические элиты также должны осознать, что они неспособны поддерживать институциональный порядок государства, унаследованный ими от других политических элит, которые обладали политической способностью сохранять национальное единство и поддерживать дисциплину, что способствовало объединению местных лидеров и их подведомственных органов для достижения независимости государства. Кроме того, они должны понимать, что «парадипломатия» обладает сепаратистскими принципами. Несмотря на то, что большое количество научных сообществ утверждает, что «парадипломатия» подкрепляется правовыми положениями, что по сути правда, стоит отметить, что эти же законы постепенно приводят к фрагментации государства. «Парадипломатия» является синонимом потери контроля и отсутствия необходимых навыков управления у национальных политических элит, не говоря уже о неумении вести переговоры с местной политической элитой; а также это очередной пример того, что министерств иностранных дел недостаточно для продвижения местных интересов нецентральных правительств. Обратите внимание на то, как политические элиты Испании потеряли политический вес в мире за последние годы. Если они не смогли поддерживать порядок на своих территориях, как в случае с Каталонией, то как они могут продолжать удерживать главенствующие позиции? А с другой стороны, политические элиты могут устранить эту практику. Если они это сделают, то это решение выльется в конфликт с местной элитой. Тем не менее, если существует возможность достичь соглашения с ней путем переговоров, то результатом будет стабильное и единое государство, что является достаточным основанием для того, чтобы политические элиты откликнулись на требования местных властей, которые в случае запрета «парадипломатии» потребуют проведения реформ.
Многоуровневая дипломатия
Ключевые Слова: Дипломатия «второго трека», Дипломатия «полуторного трека», Дипломатия «третьего трека», Многоуровневая дипломатия, Гражданская дипломатия, Дипломатия «второго трека» – строгая, Дипломатия «второго трека» – с послаблением, Общественный контроль.
В 1814 году американский пастор Ноа Восестер опубликовал документ под названием «Solemn Review of Custom War»,[374] в котором рассказал о невероятных бедствиях и человеческих потерях, которыми ознаменовалась Англо-американская война 1812 года. Боль, причиненная той страшной войной, заставила его обратиться к североамериканским регионам с призывом объединиться и тем самым избежать повторения кровавого конфликта. В то же время была создана Лига Наций и Международный суд, в котором каждый из регионов мог урегулировать свои разногласия. Через несколько лет после выхода в свет этого документа американцы начали объединяться и создавать организации для защиты мира, такие как Массачусетское общество защиты мира (англ. Massachusetts Peace Society) и Нью-Йоркское общество защиты мира (англ. New York Peace Society). Также в 1828 году было основано Американское общество защиты мира (англ. American Peace Society), которое объединило различные американские движения и общества в единый национальный государственный орган, пропагандирующий идею братства в других регионах американского континента.[375]
После Первой мировой войны уже существовавшие на тот момент пацифистские движения несколько изменились. Ужасы войны толкнули тысячи людей на объединение в «общества защиты мира» и усовершенствование механизмов этих организаций с целью сделать их более эффективными для того, чтобы исключить повторение подобных военных столкновений. Однако их усилия были настолько бесхитростными, наивными и малоэффективными, что, к сожалению, Вторая мировая война не заставила себя долго ждать.
Уже в 50-х годах ХХ века пацифистские движения национального и международного уровня начали появляться вновь. Но это были уже другие общества: с другой мотивацией и аргументацией, достаточно веской для того, чтобы в случае военных конфликтов обладать большим влиянием в своих государствах, чем военнослужащие. Например, религиозное общество «Moral Re-Armament», основанное в 1938 году, увеличило свою значимость настолько, что в течение нескольких лет после Второй мировой войны сумело объединить ключевых деятелей Франции, Германии и Великобритании и содействовать примирению этих государств.[376] Кроме того, можно упомянуть НПО «Институт тихоокеанских отношений» (англ. Institute of Pacific Relations), созданную в 1925 году как международный форум для обсуждения проблем в отношениях между Азией и Западом и игравшую после Второй мировой войны ключевую роль в решении внешних проблем Японии.[377] Также после Второй мировой войны некоторые отдельно взятые личности стали проявлять инициативу в вопросах защиты мира. Например, в период с 60-х по 70-е годы ХХ века Герберт Кельман (Herbert Kelman) способствовал урегулированию конфликта, возникшего между израильтянами и палестинцами, равно как и Джон Бартон (John Burton), который предпринял все усилия для разрешения конфликта между Малайзией, Сингапуром и Индонезией. Они использовали свои политические связи для проведения неофициальных встреч представителей тех государств, которые согласились принять участие в конференции на неофициальном уровне.
Отмечалось более тесное сближение дипломатических служб и пацифистских движений во имя мира, что воспринималось как значительный шаг вперед на пути к усовершенствованию форм гражданского участия во внешнеполитических делах государства, а также как показатель того, что формат отношений «государство-государство» не обязательно является наиболее эффективным и плодотворным для достижения мира, обеспечения международной или региональной безопасности. Считалось, что движения пацифистов перемещали обсуждение конфликта в области, далекие от политической власти правительства и оказывали влияние на общественное мнение с большей эффективностью, чем государство. При этом в этих областях дипломатические службы государств не обязательно играли главную роль. Скорее они даже проигрывали движениям в защиту мира, предлагающим конструктивный диалог. Это заставляло некоторых ученых задуматься о зарождении новой силы, вытесняющей традиционную дипломатию с лидирующих позиций, чья миротворческая деятельность использовала отсутствие институциональных ограничений, типичных для дипломатических служб. Другими словами, наряду с традиционной дипломатией теперь уже существовал еще один механизм достижения мира, получивший название «Дипломатия «второго трека» (англ. Track Two Diplomacy) или, как ее еще называют, «Дипломатия второй» или «запасной дорожки».
Дипломатия «второго трека»
В 1981 году Уильямом Дэвидсоном (англ. William Davidson) и Джозефом Монтвилем (англ. Joseph Montville) было отмечено стремительное увеличение числа неофициальных переговоров, проводившихся повсеместно, основной целью которых было устранение конфликтов и их предупреждение в будущем. Казалось, что некоторые НПО и научные общества помогали дипломатическим службам в их миротворческой деятельности, и дипломатические организации принимали эту инициативу – что было необычным, поскольку последние, как правило, сотрудничали только с себе подобными структурами. Основываясь на своих наблюдениях, Дэвидсон и Монтвиль опубликовали документ под названием «Внешняя политика по Фрейду» (англ. Foreign Policy According to Freud),[378] где впервые был применен термин «Дипломатия «второго трека» (англ. Track Two Diplomacy), означавший научную и культурную деятельность, проводимую пацифистскими движениями в защиту мира, способствующую развитию новых идей, помогающих разрешить конфликты между сообществами или нациями. Другими словами, «дипломатия «второго трека» – это неформальная стратегия, «неофициальная и не структурированная. Это – открытые отношения (open-minded), зачастую бескорыстные, (…) стратегически имеющие положительную направленность. Их гипотеза заключается в том, что существующие или потенциальные конфликты можно решить, апеллируя к обычным человеческим качествам: (…) доброй воле и разуму».[379] Ученые добавили, что это процесс, созданный для того, чтобы оказать содействие дипломатическим службам в поиске возможных решений, без пристального внимания со стороны общества, а также при отсутствии необходимых официальных условий для ведения формальных переговоров.
Рассуждая в таком ключе, Дэвидсон и Монтвиль сделали два вывода. Во-первых, в мировой политике конца XX века прослеживалось две тенденции на пути к достижению мира: первая – дипломатические стратегии (характеризующиеся официальной взаимосвязью между государствами и регулирующиеся строгим протоколом, базирующимся на международных законах и традициях), которые получили название «дипломатия «первого трека» (англ. Track One Diplomacy); и вторая тенденция – «дипломатия «второго трека», которая не следовала строгому протоколу и управлялась гражданами. Во-вторых, ученые пришли к выводу, что обе стратегии применялись в различных структурах. «Дипломатия «первого трека» использовалась во всех международных официальных организациях. Применялась государствами, министерствами иностранных дел, дипломатическими службами (посольствами и консульствами), государственными учреждениями, отличающимися своей бюрократической структурой, приверженностью стилю «строгого управления», а также слабым желанием прислушиваться к общественному мнению. «Дипломатия «второго трека», в свою очередь, применялась в гражданских организациях, НПО и в основном в научных кругах, занимавших позицию, близкую к мнению общественности, что не могло быть принято в полной мере членами центрального правительства. Однако, несмотря на то, что на первый взгляд обе эти сферы кажутся абсолютно независимыми, Дэвидсон и Монтвиль пояснили, что они могут быть связаны между собой, потому как «дипломатия «первого трека» и «дипломатия «второго трека» не противоречат друг другу и нуждаются друг в друге лишь «по психологическим причинам».
Для Дэвидсона и Монтвиля с моральной точки зрения было сложно работать в дипломатической американской службе, которая абсолютно не гарантировала достижения соглашений между конфликтующими сторонами. Дипломаты находились в условиях психологического дискомфорта, который был результатом деятельности дипломатической службы, где были строго регламентированы все бюрократические процедуры. Служащие не могли с легкостью использовать какие-либо другие стратегии в этих жестких, официальных и не поддающихся изменениям условиях, в которых они работали. Министерства иностранных дел ограничивали поле для маневра и позволяли дипломатам использовать только те механизмы достижения мира, которые были ранее разработаны в рамках традиций и права.
Кроме того, такая ситуация уже отдавалась эхом на мировой арене. Становилось ясно, что дипломатические службы не могли приспособиться к условиям своего политического окружения и не могли решать проблемы, в особенности военные конфликты. Для доказательства своей правоты Дэвидсон и Монтвиль проанализировали инициативу гражданских организаций, которые пытались достичь мира между СССР и США во время Холодной войны и в некоторых случаях в процессе переговоров дополнить официальные дипломатические каналы. В результате этого анализа они выяснили, что дипломатический протокол США вызывал недовольство среди дипломатов, творческий застой и неподвижность в политике, которая была контрпродуктивной в отношении обеспечения эффективной работы дипломатических служб и, следовательно, препятствием, которое отрицательно повлияло на получение позитивных результатов для государства. Таким образом они объяснили, что для наибольшей подвижности и гибкости, для достижения максимального результата в совещаниях или переговорах было необходимо обдумать и другие виды стратегий, более гибкие, не связанные с обычными дипломатическими стратегиями. По мнению Хуана Руиса Хименеса, если такие ситуации случались, то дипломатические службы должны были иметь в своем распоряжении механизмы «компенсации ограничений, налагаемых на них их психологически понятной традиционной необходимостью быть сильными, ловкими и не поддающимися влиянию своего врага, или, по крайней мере, казаться таковыми.[380]
Как и следовало ожидать, документ Дэвидсона и Монтвиля вызвал настоящий переполох в научных кругах США. Через несколько месяцев после выхода в свет статьи они столкнулись с многочисленной критикой своей «легкомысленной теории». Например, среди критических замечаний, которые были высказаны, было отмечено, что: 1) Дэвидсон и Монтвиль не предоставили достаточное количество доказательств, подтверждающих их выводы, что в действительности было так;[381] и не аргументировали почему действия гражданских организаций, ориентированные на сотрудничество при разрешении конфликтов, должны относиться исключительно к «дипломатии «второго трека»;[382]2) понятие «дипломатия «второго трека» ничем не ограничивалось, и практически любой разговор между гражданами на тему международных проблем мог рассматриваться как дипломатия «второго трека»;[383] 3) «дипломатия «второго трека» не могла быть подвергнута критике;[384] 4) «дипломатия «второго трека» предполагала участие граждан и специалистов в международных делах, которые могли не иметь полномочий или не быть подготовленными должным образом для оказания необходимого влияния на конфликт. Это ставило под сомнение ценность этой стратегии для дипломатии;[385] 5) «дипломатия «второго трека» пытается придать законную силу уникальным и исключительным сообществам;[386] 6) «дипломатия «второго трека» фокусируется на решении только военных конфликтов, поэтому терминология и аналитические понятия в этой области базируются на динамике и традициях «разрешения конфликтов»;[387] и самое важное 7) понятие «дипломатия «второго трека» было неподходящим для описания роли политических движений пацифистов в процессах достижения мира. Они, конечно же, не были дипломатами. Слово «дипломатия» было лишним в этом понятии и пока оно присутствовало в названии, создавалась ненужная путаница. Название давало понять, что пацифистские движения являются представителями своих стран, но в реальности это было не так.[388]
Несмотря на эти критические замечания, идеи Дэвидсона и Монтвиля не были забыты. Они вызвали бурную дискуссию в мире дипломатической феноменологии просто потому, что их аргументы не были вполне ясны. Поэтому, когда Дэвидсон и Монтвиль опубликовали свою статью, часть американских академических сообществ по международным отношениям попыталась приписать им то, чего они не говорили. В результате этих тенденций «дипломатия «второго трека» навлекла на себя много критики, которая была на руку академическим обществам США. Они не смогли не высказать свое мнение относительно теоретического подхода, в котором была частично пересмотрена суть отношений между НПО и их влияние на решение различных конфликтов в мире. Наконец, понятие «дипломатия «второго трека» превратилось в одно из самых обсуждаемых дипломатическими институтами после «публичной дипломатии», «экономической дипломатии» и «парадипломатии». После многочисленных обсуждений Пол Дибб (англ. Paul Dibb) решил, что термин «дипломатия «второго трека» изначально был неверен. Как говорил Дибб, «дипломатия «второго трека» – это понятие, которое должно было быть пересмотрено, так как оно охватывало два объединённых направления, которые должны были быть отделены друг от друга. С одной стороны, в это понятие входила независимая гражданская деятельность, которая не имела никакого отношения к дипломатическим службам и была «неофициальной»; но также можно было говорить и о другой деятельности, которая имела официальные связи и ее можно было назвать «полуофициальной». Поэтому Дибб подумал, что могут существовать и другие, более специфические направления, если предположить, что существует промежуточный уровень между «дипломатией «первого трека» и «дипломатией «второго трека», который может носить название «дипломатия «полуторного трека» (англ. Track One and a Half Diplomacy).
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 1070; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!