I. Борьба за религиозную свободу 29 страница



 В каждом государстве имеется верховная власть, которая называется суверенной, потому что действия ее независимы от чьего-либо усмотрения, не могут быть уничтожены какою либо человеческой волей *(523).

 Кто же субъект этой власти? Подобно тому, как зрение присуще телу вообще, а в частности органом его служит глаз, так общим субъектом суверенитета является - одно или несколько лиц, смотря по законам и нравам каждой страны *(524). Таков взгляд Гроция, который он подтверждает еще оспариванием мнения, будто суверенитет держится в народе, будто воля народа выше воли государя. Действительно, народ обладал когда-то суверенитетом, но затем передал его добровольно избранным лицам. "Каждому человеку позволено отдаваться в рабство кому хочет, как это определяли еврейское и римское право. Почему же целому народу, зависящему от самого себя, не было бы разрешено подчиниться одному или нескольким лицам, предоставлением им всего права управления, без сохранения за собой самой малейшей частицы?" *(525). Могут быть различные основания, почему народ найдет нужным передать свой суверенитет избраннику: напр. опасность нашествия врагов, голод. Если всякий вправе избрать себе тот образ жизни, какой ему нравится, почему бы народ не мог распорядиться своим суверенитетом *(526). К этому нужно прибавить соображение Аристотеля, что некоторые люди предназначены самою природою к рабству; это соображение применимо к целым народам, которые способны только повиноваться, но не управляться *(527).

 Могут возразить, что народ выше правителей уже потому, что власть идет от него к ним. Но правильно возразил Валентиниан солдатам, настаивавшим на распоряжении, которого он не хотел сделать: ваша воля была избрать меня императором, - но теперь вы - в моей воле *(528). Философы имеют наготове еще возражение: всякая власть устанавливается в интересе управляемых, а не управляющих. Но это неверно, во-первых потому, что власть над народом приобретается иногда завоеванием и следовательно исключительно в интересе победителя, а во-вторых и вообще ниоткуда не следует, чтобы народ был выше государя: ведь опека учреждается в интересе опекаемого, хотя никто не скажет, что опекун обязан подчиняться его воле *(529).

 Такими соображениями пытается Гуго Гроций опровергнуть все доводы тех, которые, исходя из идеи народовластья, возражали против суверенитета власти государя. Однако он оставляет поле для применения опровергаемой идеи: суверенитет возвращается к народу в случае смерти государя в избирательной монархии, а также в случае прекращения династии *(530).

 Взгляд Гуго Гроция на верховную власть носит совершенно патримониальную окраску. Он тщательно поддерживает в изложении эту черту, проводит всюду параллель между верховною властью и правом собственности. Объектом этой власти являются не люди, а само управление государством или само государство *(531). Власть приобретается теми же способами, что и право собственности *(532). И обратно, власть прекращается так же, как и право собственности. Поэтому, если преступление собственника не влечет за собою потерю собственности, то и преступление государя не в состоянии лишить его власти *(533). Из патримониального характера верховной власти следует, что государь в праве отчуждать части территории *(534). Отношение государя к власти может строиться не только наподобие права собственности, но и наподобие узуфрукта, напр. при регентстве *(535).

 Удивительно, как не заметил Гроций глубокого противоречия между его учением о суверенитете, коренящемся в самом государстве, и взглядом на государство, как на объект частной собственности государя.

 VI. Вопросам частного права Гуго Гроций уделяет так много внимания, что почти все основные вопросы этой области права находят у него разрешение.

 Некогда каждый человек мог брать то, что соответствовало его потребностям и что могло быть потреблено. Такое пользование заменяло право собственности. Как только один завладевал нужною ему вещью, другой не мог уже посягать на нее, не нарушая справедливости *(536). Подобное состояние могло продолжаться до тех пор, пока не развились потребности человека. "Когда люди перестали питаться дикими плодами, жить в пещерах, покрывать тело корою или шкурами диких животных и избрали более удобный образ жизни, пришлось прибегнуть к искусству, которое один применял к тому, иной к другому. Расстояние, разделявшее людей, отсутствие справедливости и любви привели к тому, что ни в производстве, ни в потреблении не сохранилось уже равенства. Мы узнаем в то же время, каким образом вещи стали частною собственностью. Это не было простым актом воли, потому что никто не мог знать, что именно хочет человек сделать своим, и несколько человек могли пожелать присвоить себе одну и ту же вещь. Это было делом договора, явного, напр. при разделе, или молчаливого, напр. при завладении. Надо думать, что с момента, как люди стали тяготиться имущественною общностью, все пришли к соглашению, что кто чем обладает, то будет иметь на праве частной собственности" *(537). Однако следы первоначального коммунизма сохраняются до сих пор. Они заметны в присвоении чужих вещей в состоянии крайней необходимости, в праве общего пользования, напр. реками, дорогами, морем *(538).

 Таким образом "право собственности, в его современном виде, введено человеческою волею. Но раз оно установлено, естественное право подсказывает мне, что преступно присваивать себе, помимо твоей воли, то, что принадлежит тебе" *(539). Между всеми собственниками существует безмолвное соглашение возвращать вещь, случайно попавшую в его руки, тому, кому она принадлежит *(540). Сущность права собственности, по мнению Гроция, заключается в возможности распоряжения и отчуждения *(541). И уважение к праву переносится всеми с прежнего собственника на нового.

 Гуто Гроций посвящает целую главу изложению способов приобретения права собственности, отчасти следуя за римскими юристами, отчасти подвергая их мнения критике, в общем, весьма слабой.

 Среди действий человека, направленных к пользе других, можно различать акты благотворительности и акты обмена. Вторые называются договорами. Природа повелевает соблюдать равенство в договорах, так что нарушение его дает право требования той стороне, которая в обмене получила меньше. Определителем равенства является ценность, как мерило всех вещей с точки зрения потребности *(542). Гуго Гроций дает обзор различных договорных отношений, известных римскому праву. Если обязательность исполнения договоров основывается на естественном праве, то обязанность возмещения причиненного вреда не менее естественна. Если вред причинен чести человека, он все же должен быть возмещен денежно, потому что деньги общее мерило всего, одаренного полезностью *(543).

 Луч естественного права проникает и семью. По естественному праву брак есть сожительство мужчины и женщины, которое ставит последнюю под надзор и охрану мужчины. Такое отношение основывается на договоре, которым женщина обязывается подчиниться мужчине *(544). Этим ограничивается требование естественного права. Ни многоженство, ни развод не противоречат природе. Они запрещены только положительным правом, человеческим и божеским *(545). Необходимость согласия отца на брак сына основывается только на законе гражданском, а не на естественном праве. Гуго Гроций сознает трудность оценки тех препятствий к браку, которые вытекают из родства и свойства *(546). Понятно, почему недопустим брак в первой степени родства: отношение мужа к жене несовместимо с отношением отца к дочери. Но допущение брака между остальными родственниками, а тем более свойственниками, может быть объяснено разными историческими причинами, но не требованием природы.

 Гуго Гроций устанавливает три периода в жизни детей: детства, когда ребенок и его имущество в полной собственности отца, отрочества, когда сын или дочь подчинены отцу лишь в тех действиях, которые имеют отношение к семейной жизни, и возмужалости, когда дети достигают полной независимости и обязываются лишь к почтительности и уважению *(547). "С точки зрения естественного права отец может, если этого не запрещает положительный закон, заложить или даже продать сына, когда нет других способов прокормить ребенка". "Предполагается, что природа дает право делать все то, без чего невозможно достигнуть того, что сама она повелевает". За этими пределами действует уже положительное право во всем его разнообразии. Но Гроций отрицает права родителей на жизнь детей на том основании, что вообще человек не может иметь права на жизнь подобного себе *(548). Наследственное право, по мнению Гроция, находится в полном соответствии с требованиями природы. "Право завещать, в своем существе, тесно связано с правом собственности, а потому оно является учреждением права естественного" *(549), говорит Гуго Гроций, забывая, что самое право собственности он построил не на природе, а на человеческом установлении. "Я могу отчуждать принадлежащую мне вещь не только просто, но также и под условием и с оговоркою о возвращении, даже с сохранением за собою владения и полного пользования отчужденною вещью. Завещание и есть такое отчуждение, которое делается на случай смерти, с возможностью поворота до смерти и с сохранением за собою владения и пользования". "Наследование по закону ничто иное, как завещание, основанное на предполагаемой воле" *(550). Нельзя думать, чтобы собственник, не оставивший завещания, желал предоставить свое имущество первому встречному, который в состоянии был бы овладеть им. Нужно встать на его точку зрения и предположить, кому он хотел бы оставить свое имущество *(551). Самое естественное предположить, что человек имел в виду прежде всего своих детей, забота о которых внушена ему природою. Если детей нет, то имущество, доставшееся от восходящих, должно возвратиться в род, потому что это акт благодарности за дарение, который выше акта самого дарения. Имущество, собственным трудом приобретенное, должно идти к тем, кто ближе всего наследодателю. Очевидно, что такими лицами будут ближайшие родственники, потому что, чем ближе степень родства, тем, по общему правилу, теснее нравственная связь *(552). Гуго Гроций не останавливается на вопросе, не прекращается ли сознание этой связи за пределами известной степени родства.

 VII. В "De jure belli ac pacis" нашло себе место не только гражданское, но и уголовное право.

 Внимание философа - юриста должен был остановить на себе основной вопрос о сущности и цели карательной деятельности. Что такое наказание? Это есть "злое страдание, причиняемое за злое деяние" *(553). Среди того, что природа объявляет дозволенным и справедливым, занимает место и то положение, что причинивший зло должен и потерпеть зло. На чем основывается право наказания, спрашивает Гроций, и отвечает: на договоре. "Подобно тому, как продавец предполагается обязанным подчиниться всем последствиям купли - продажи, так и преступник должен признаваться добровольно подчинившимся наказанию, потому что тяжелое преступление не может остаться безнаказанным; тот, кто хотел совершить проступок, хотел также и перенести наказание" *(554). Но, если преступление должно быть наказано, то отсюда пока не ясно, кто же должен наказывать? Природа сама подсказывает, что право наказания может принадлежать не равному, а только высшему, не по нравственной оценке, а по общественному положению *(555).

 Какова же цель наказания? Цель не может быть в самом наказании. Только Бог, по своему абсолютному превосходству, может покарать прегрешившего человека, не задаваясь какою-либо целью *(556). Но человек, подвергающий человека наказанию, не может не дать себе отчета в цели этого действия. Наказание не может быть просто возмездием, потому что "это противоречило бы разумной природе, которая не позволяет человеку причинять подобному себе существу зло иначе, как в виду какого либо добра" *(557).

 Природа ужаснулась бы при зрелище человека, причиняющего другому страдания для того только, чтобы насладиться мучением.

 В наказании следует иметь в виду три стороны: пользу того, кто совершил преступление, пользу того, кто потерпел от преступления, и, наконец, пользу всего мира *(558). Всякое действие, которое предпринимается по здравому размышлении и притом повторяется, создает привычку. Надо как можно скорее отнять у порока его соблазнительность: нельзя сделать этого лучше, как присоединив к испытываемому от преступления удовольствию связанное с ним неразрывно страдание. Польза от наказания преступника здесь очевидна. Польза от наказания для потерпевшего состоит в том, чтобы вредное действие не было повторено ни тем же самым преступником, ни другими. Наказание же удерживает от преступления всех вообще. И в этом результате наказания выражается польза всего мира, заинтересованного в том, чтобы преступность исчезла или, по крайней мере, уменьшилась. С того времени, как карательная деятельность получает государственную организацию, устраняется частная месть, столь опасная для общества.

 Налагаемое наказание должно сообразоваться с внутреннею и внешнею стороною преступной деятельности. С внутренней стороны вовсе ненаказуемы голый умысел и приготовление, так же как и действия совершенные в состоянии необходимости *(559). С внешней стороны мера наказания должна сообразоваться с величиною причиненного вреда, а потому действия, не причинившие никакого вреда, не могут быть вовсе наказуемы *(560).

 VIII. Гуго Гроций считается отцом науки международного права. Действительно, он первый дал такое полное и до известной степени систематизированное изложение тех правил, которыми должны руководствоваться народы в своих взаимных отношениях. Но основателем науки трудно признать человека, который не дал ей твердой основы.

 Гуго Гроций оспаривает мнение, будто в основе международных отношений лежит сила, и утверждает, что такою основою является право и справедливость. Это право и есть международное право (jus gentium). Источник этого права двоякий: природа и соглашение народов. Поэтому международное право отчасти естественного, отчасти положительного происхождения *(561). Соответственно первому источнику народы пользуются теми правилами поведения, какими руководствовались отдельные люди в первобытном состоянии. Второй же источник выражается в сложившихся обычаях и договорах *(562). Называя международное право jus gentium, Гуго Гроций не мог избегнуть той двусмысленности, которая соединяется с этим выражением, которую он сам сознавал *(563) и которая не могла не отразиться на выводах.

 Очевидно, та часть международного права, которая основывается на природе, не может быть изменена другою частью, примыкающею к положительному праву. Так во время войны смолкают положительные законы, действующие в мирное время, но не естественные *(564). Война не противоречит природе, которая допускает употребление силы для самозащиты, - положительное международное право определяет способы пользования силою, не противные условиям общежития *(565).

 Соответственно поводу, вызвавшему появление "De jure belli ас pacis", центр тяжести в первом систематическом изложении международного права находится в войне. Гуго Гроций умел внести гуманность во враждебные отношения воюющих сторон, убедить в необходимости щадить женщин и детей, относиться по-человечески к военнопленным и эта одна практическая черта способна заставить закрыть глаза на теоретические недостатки предпринятой попытки.

 

 § 25. Томас Гоббс

 

 Литература: Полное собрание сочинений Гоббса, Opera philosophica latina и English Works, издано в 1839 году. На русском языке имеется старинный перевод Dе сиvе, Веницеева, Фомы Гобезия начальные основания философические о гражданине, 1776. В 1868 году появился в русском переводе Левиафан, или о сущности, форме и власти государства. Литература о Гоббсе в последнее время сильно обогатилась: Jeanvrot, De Vorigine et des principes des lois tfapres Th. Hobbes, 1881 Ko1lerg, Hobles Staatslehre, 1883; Robertson, Hobbes, 1886 (англ.); Lyon, La philosophie de Hobbes, 1893; Messer, Das Verhaltniss von Sittengesetz und Staatsgcsetz bei Thomas Hobbes, 1893; Thonnies, Hobbes Leben und Lehre, 1896 (лучшая работа); Вальденберг, Закон и право в фиософии Гоббса, 1900; Смирнов, История английской этики, т. I, 1880, стр. 268 - 291; Бершадский, Очерки истории философии права, вып. I, 1892, стр. 169 - 207; Камбуров, Идея государства у Гоббса, 1906.

 

 I. В продолжительное царствование Елизаветы, твердо державшей знамя протестантизма и уважавшей права нации, в Англии сильно укрепился парламент. И при таких условиях на трон Англии вступает новая династия Стюартов в лице Иакова I, династия, отличавшаяся во всех своих членах показною набожностью, страстью к роскоши и наслаждениям, неуважением к интересам нации и правам личности, неумением своевременно уступать настоятельному голосу общественного мнения. Воспитанные в идее континентального абсолютизма, Стюарты не могли примириться с ролью английскаи'0 парламента.

 Иаков I, в сочинении "Истинный закон свободной монархии", проводил теоретически и практически ту идею, что король выше закона, что лишь добрая воля и желание показать пример подданным побуждают короля придерживаться законности, что парламент действует не в силу своих прав, а в силу милости короля. Основание монархической власти Иаков I видел в божественном ее происхождении. Как теолог, Иаков I с особенною авторскою гордостью подкрепляет ссылками на Св. Писание преемственность своей власти от ветхозаветных патриархов. Эта идея божественного происхождения королевской власти, выдвинутая католическою церковью в момент ее союза с государственною властью и отброшенная ею уже в период средневековой борьбы двух властей, в ХУII веке снова торжествует. На нее опираются монархи, как Людовик XIV или Иаков I, и поддерживающие их теоретики, как Боссюэт во Франции или Фильмер в Англии.

 Карл I, весьма порядочный в частных отношениях, не считал обязательными для себя, как короля, те правила поведения, которые необходимы для джентльмена. Давая обещания, он и не думал об их исполнении, если они не согласовались с его королевскими интересами. Он прямо высказывал мысль, что король, получивший власть от Бога, не связан договором с нацией, что вынужденное обстоятельствами слово всегда может быть нарушено, если того требует интерес государства.

 Абсолютизм Стюартов, не останавливавшийся перед личною неприкосновенностью граждан и даже их жизнью, оказался бессилен против имущества частных лиц. Для короля, вечно нуждавшегося в деньгах и предпринявшего крайне неудачные войны, была очень тяжела необходимость согласия парламента на увеличение налогов. На этой почве возгорелась борьба, и здесь парламент, чувствуя за собою сочувствие народа, выдерживал твердо оппозицию. В стремлении Стюартов стать выше нации поддержку королям оказывало духовенство, и благодарные монархи покровительствовали церкви. Иаков I высказал положение: "нет епископов, нет короля", а священники деятельно воздействовали на народ, чтобы облегчить Карлу I возможность взимания налогов без согласия парламента.

 Борьба между королем и парламентом перешла в междоусобную войну, которая закончилась пленом Карла I, судом над ним и, наконец, казнью (1648). Торжество индепендентов с Оливером Кромвелем во главе благоприятствовало утверждению веротерпимости. Но и реставрация Стюартов (1660) не изменила дела в виду того, что Карл II, сочувствовавший втайне католицизму, принужден был отстаивать тот же принцип религиозной свободы, чтобы добиться признания католицизма на территории Англии.

 Это было время наибольшего расцвета абсолютизма в Англии, как и на всем континенте. Абсолютизм этот основывался на идее божественного, а не народного или договорного происхождения королевской власти. Благодаря своеобразной комбинации общественных условий в Англии, абсолютизм, опираясь на духовенство, должен был стать на почву веротерпимости.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!