ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОМИТЕТ... 14 страница
Продолжая внедрять комиссаров в учреждения, которые еще не попали под его контроль, Военно-революционный комитет расширял и укреплял исходные позиции для предстоящего наступления. Дзержинский вручил днем Пестковскому, старому революционеру, клок бумаги, изображавший мандат на звание комиссара главного телеграфа. -- Каким образом занять телеграф? спросил не без удивления новый комиссар. -- Там караул несет Кексгольмский полк, который на нашей стороне! В пространных пояснениях Пестковский не нуждался. Достаточно оказалось двух кексгольмцев с винтовками около коммутатора, чтобы достигнуть временного компромисса с враждебными чиновниками телеграфа, среди которых не было ни одного большевика.
В 9 часов вечера другой комиссар Военно-революционного комитета, Старк, с небольшим отрядом матросов, под командой бывшего эмигранта, Саина, тоже моряка, занял правительственное телеграфное агентство и этим предопределелил не только судьбу учреждения, но, до известной степени, и свою собственную: Старк стал первым советским директором агентства, прежде чем оказался советским послом в Афганистане.
Были ли эти две скромные операции атаками восстания или только эпизодами двоевластия, правда, переведенного с соглашательских рельс на большевистские? Вопрос может, не без основания, показаться казуистическим. Но для маскировки восстания он все еще сохранял свое значение. Факт таков, что даже вторжение в здание агентства вооруженных матросов носило еще половинчатый характер: формально дело шло пока не о захвате учреждения, а об установлении цензуры над телеграммами. Так, вплоть до ночи 24-го пуповина "легальности" не была окончательно перерезана, движение продолжало прикрываться остатками традиций двоевластия.
|
|
|
При разработке планов восстания Смольный большие надежды возлагал на балтийских моряков как на боевой отряд, сочетающий пролетарскую решимость с крепкой военной выучкой. Прибытие матросов в Петроград приурочивалось заранее к съезду советов. Вызвать балтийцев раньше значило бы открыто встать на путь восстания. Отсюда выросло затруднение, которое превратилось в запоздание.
В Смольный прибыли днем 24-го 2 делегата Кронштадтского Совета на съезд: большевик Флеровский и равнявшийся по большевикам анархист Ярчук. В одной из комнат Смольного они столкнулись с Чудновским, который только что вернулся с фронта и, ссылаясь на солдатские настроения, возражал против восстания в ближайший период. "В разгар спора, -- рассказывает Флеровский, -- в комнату вошел Троцкий... Отозвав меня в сторону, он предложил мне немедленно вернуться в Кронштадт: "События назревают так быстро, что каждому надо быть на своем месте"... В коротком распоряжении я остро почуял дисциплину наступающего восстания". Спор прекратился. Впечатлительный и горячий Чудновский отложил свои сомнения, чтобы принять участие в разработке военных планов. Вдогонку Флеровскому и Ярчуку пошла телефонограмма: "Вооруженным силам Кронштадта выступить на рассвете на защиту съезда советов".
|
|
|
Через Свердлова Военно-революционный комитет отправил ночью телеграмму в Гельсингфорс Смилге, председателю областного комитета советов: "Присылай устав". Это означало: присылай немедленно 1500 отборных балтийских матросов, вооруженных до зубов. Хотя балтийцы смогут прибыть только в течение завтрашнего дня, но откладывать боевые действия нет основания: внутренних сил достаточно, да и нет возможности -- операции уже начались. Если с фронта прибудут на помощь правительству подкрепления, то моряки подоспеют достаточно рано, чтобы ударить им во фланг или в тыл.
Тактическая разработка схемы овладения столицей была делом, главным образом, Военной организации большевиков. Офицеры генерального штаба нашли бы в плане профанов много прорех. Но военные академики не принимают обычно участия в подготовке пролетарского восстания. Самое необходимое было во всяком случае предусмотрено. Город разбит на боевые участки, подчиненные ближайшим штабам. В важнейших пунктах сосредоточены дружины Красной гвардии, связанные с соседними воинскими частями, где бодрствуют наготове дежурные роты. Цели каждой частной операции и силы для нее намечены заранее. Все участники восстания, сверху донизу, -- в этом его могущество, но в этом же моментами и его ахиллесова пята -- проникнуты уверенностью в том, что победа будет взята без жертв.
|
|
|
Главные операции начались с двух часов ночи. Небольшими военными партиями, обычно с ядром из вооруженных рабочих или матросов, под руководством комиссаров, заняты одновременно или последовательно вокзалы, осветительная станция, военные и продовольственные склады, водопровод. Дворцовый мост, телефонная станция, государственный банк, крупные типографии, закреплены телеграф и почта. Везде поставлена надежная охрана.
Скудны и бесцветны отчеты об эпизодах октябрьской ночи: они похожи на полицейский протокол. Всех участников треплет нервная лихорадка. Некому и некогда наблюдать и записывать. Стекающиеся в штабы сведения не заносятся на бумагу или заносятся небрежно, записи теряются. Позднейшие воспоминания сухи и не всегда точны, так как исходят в большинстве от случайных людей. Те рабочие, матросы и солдаты, которые были действительными вдохновителями и руководителями операций, стали вскоре во главе первых отрядов Красной Армии и в большинстве своем сложили головы на разных театрах гражданской войны. В определении характера и порядка отдельных эпизодов исследователь наталкивается на большую путаницу, которую еще больше осложняют отчеты газет. Порою кажется, что овладеть Петроградом осенью 1917 года было легче, чем восстановить этот процесс полтора десятилетия спустя!
|
|
|
На первую роту, самую крепкую и революционную в саперном батальоне, возложено овладение соседним Николаевским вокзалом. Уже через четверть часа вокзал без единого удара занят сильными караулами: правительственная команда просто рассеялась во тьме. Полна подозрительных шумов и таинственных движений холодная пронизывающая ночь. Подавляя острую тревогу в душе, солдаты добросовестно останавливают прохожих и проезжих, тщательно проверяя документы. Они не всегда знают, как поступить, колеблются, -- чаще отпускают. Но с каждым часом прибавляется уверенности. Около 6 часов утра саперы задерживают два грузовика с юнкерами, около 60 человек, обезоруживают их и отправляют в Смольный.
Тому же батальону приказано выслать 50 человек для окарауливания продовольственного склада и 21 человека для охраны электрической станции. Наряди следуют за нарядами, из Смольного, из района. Никто не возражает и не ропщет. По донесению комиссара, распоряжения исполняются "немедленно и с точностью". Движения солдат приобретают давно невиданную отчетливость. Как ни расшатан рыхлый гарнизон, годный лишь на слом, но этой ночью старая солдатская муштра снова просыпается в нем и в последний раз напрягает каждый мускул на службе новой цели.
Комиссар Уралов получил два мандата: один -- на занятие типографии реакционной газеты "Русская воля", основанной Протопоповым незадолго до того, как он стал последним министром внутренних дел Николая II; другой -- на получение партии солдат из гвардейского Семеновского полка, который в правительстве, по старой памяти, продолжали считать своим. Семеновцы нужны были для занятия типографии; типография -- для выпуска большевистской газеты в большом формате и в большом тираже. Солдаты уже укладывались на ночь. Комиссар изложил кратко цель своей миссии: "Не успел я закончить, как со всех сторон раздались крики ура. Солдаты вскакивали со своих мест и тесным кольцом окружили меня". Перегруженный семеновцами грузовик подъехал к типографии. В зале ротационных машин быстро собиралась ночная смена рабочих. Комиссар изложил, зачем приехал. "И здесь, как в казарме, рабочие ответили криками ура и да здравствуют советы". Задание выполнено. Так же приблизительно происходили захваты и других учреждений. Применять насилие не приходилось, ибо не было сопротивления. Восставшие массы раздвигали локти и оттирали вчерашних господ.
Командующий округом доносил ночью в ставку и в штаб Северного фронта по военным проводам: "Положение Петрограда ужасающе. Уличных выступлений и беспорядков нет. Но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты... Юнкера сдают караулы без сопротивления... Нет никаких гарантий, что не будет попытки к захвату Временного правительства". Полковников прав: гарантий действительно нет.
В военных кругах передавали, будто агенты Военно-революционного комитета выкрали у петроградского коменданта из стола пароли и отзывы караулов гарнизона. Невероятного в этом не было ничего: среди низшего персонала всех учреждений восстание имело достаточно друзей. Но все же версия насчет похищения паролей создана была, по-видимому, для объяснения той слишком обидной легкости, с какою большевистские караулы овладевали городом.
По гарнизону разослан из Смольного в течение ночи приказ: офицеров, не признающих власти Военно-революционного комитета, подвергнуть аресту. Из многих полков командиры успели уже скрыться, чтобы переждать в укромном месте тревожные дни. В других частях офицеров отстранили или арестовали. Везде образовались свои революционные комитеты или штабы, действующие рука об руку с комиссарами. Что импровизированное командование стояло не на высоте, ясно само собою. Но зато оно было надежно. А вопрос решался прежде всего в политической инстанции.
Однако при всей своей неопытности штабы отдельных частей развивали значительную инициативу. Комитет Павловского полка посылал от себя разведчиков в штаб округа разузнать, что там происходит. Запасный химический батальон внимательно следил за беспокойными соседями: юнкерами Павловского и Владимирского училищ и учениками кадетского корпуса. Химики частенько обезоруживали на улице юнкеров и тем держали их в страхе. Связавшись с солдатской командой Павловского училища, штаб химического батальона добился того, что ключи от оружия оказались в руках команды.
Численность сил, непосредственно участвовавших в ночном захвате столицы, определить затруднительно: не только потому, что никто не подсчитывал и не записывал, но и по характеру самих операций. Резервы второй и третьей очереди сливались почти со всем гарнизоном. Но прибегать к резервам приходилось лишь эпизодически. Несколько тысяч красногвардейцев, две-три тысячи моряков -- завтра, с прибытием кронштадтцев и гельсингфорсцев их число возрастет примерно втрое, -- десятка два рот и команд пехоты, таковы те силы первой и второй очереди, при помощи которых восставшие занимали столицу.
В 3 ч. 20 минут ночи начальник политического управления военного министерства, меньшевик Шер, передавал по прямому проводу на Кавказ: "Происходит заседание Центрального исполнительного комитета совместно с делегатами, приехавшими на съезд советов, в подавляющем большинстве большевиками. Троцкому устроили овацию. Он заявил, что надеется на бескровный исход восстания, так как сила в их руках. Большевики перешли к активным действиям. Ими захвачен Николаевский мост, там выставлены броневики. Павловский полк на Миллионной улице близ Зимнего дворца выставил пикеты, останавливает всех, арестовывает, направляет в Смольный институт. Арестованы министр Карташев и управляющий делами Временного правительства Гальперин. Балтийский вокзал так же в руках большевиков. Если не будет вмешательства фронта, то правительство не будет иметь силы сопротивляться наличными войсками".
Объединенное заседание исполнительных комитетов, о котором говорит сообщение поручика Шера, открылось в Смольном после полуночи. Делегаты съезда заполняли зал в качестве гостей. Коридоры и проходы заняты усиленными караулами. Серые шинели, винтовки, пулеметы на окнах. Члены исполнительных комитетов утопали в многоголовой и враждебной массе провинциалов. Высший орган "демократии" казался уже пленником восстания. На трибуне не было привычной фигуры председателя Чхеидзе. Отсутствовал неизменный докладчик Церетели. Запуганные ходом событий, оба, за несколько недель до боя, сдали свои ответственные посты и, махнув рукой на Петроград, уехали в родную Грузию. Лидером соглашательского блока остался Дан. У него не было ни лукавого благодушия Чхеидзе, ни патетического красноречия Церетели; зато обоих он превосходил упрямой близорукостью. Одинокий на председательской трибуне эсер Гоц открыл заседание. Дан взял слово в полном молчании зала, которое Суханову казалось вялым, а Джону Риду -- "почти угрожающим". Коньком докладчика явилась свежая резолюция предпарламента, которая пыталась противопоставить восстанию бледное эхо его собственных лозунгов. "Будет поздно, если вы не посчитаетесь с этим решением", -- говорил Дан, пугая неизбежным голодом и разложением масс. "Никогда еще контрреволюция не была так сильна, как в данный момент", т. е. в ночь под 25 октября 1917 года! Запуганный мелкий буржуа пред лицом больших событий видит только опасности и препятствия. Его единственный ресурс -- это пафос страха. "На заводах и в казармах гораздо более значительным успехом пользуется черносотенная печать, чем социалистическая". Безумцы ведут революцию к гибели, как и в 1905 году, "когда во главе петроградского Совета стоял тот же Троцкий". Но нет, Центральный исполнительный комитет не допустит до восстания: "только через его труп штыки враждующих сторон скрестятся между собою". С мест раздаются крики: "Да он уж давно труп". Меткость возгласа почувствовал весь зал: над трупом соглашательства уже скрестились штыки буржуазии и пролетариата. Голос докладчика тонет во враждебном шуме. Удары по пюпитру не действуют, заклинания не трогают, угрозы не пугают. Поздно, поздно...
Да, это восстание! Отвечая от имени Военно-революционного комитета, большевистской партии, петроградских рабочих и солдат, Троцкий отбрасывает наконец последние условности. Да, массы с нами, и мы их ведем на штурм! "Если вы не дрогнете, -- говорит он делегатам съезда через голову ЦИКа, -- то гражданской войны не будет, так как враги сразу капитулируют, и вы займете место, которое вам по праву принадлежит, -- место хозяина русской земли". Оторопевшие члены ЦИКа не находят в себе сил даже для протестов. До сих пор оборонительная фразеология Смольного поддерживала в них, несмотря на все факты, мерцающий огонек надежды. Теперь и он потух. В эти часы глухой ночи восстание высоко поднимает голову.
Богатое инцидентами заседание закончилось к 4 часам утра. Большевистские ораторы появлялись на трибуне, чтобы сейчас же вернуться в Военно-революционный комитет, куда со всех концов города поступают донесения, сплошь благоприятные: заставы на улицах бодрствуют; учреждения занимаются одно за другим; противник не оказывает сопротивления.
Предполагалось, что центральная телефонная станция особенно серьезно укреплена. Но к семи часам утра и она была без боя занята командой Кексгольмского полка. Восставшие не только могли теперь не опасаться за собственную связь, но и получили возможность контролировать телефонные сношения противников. Аппараты Зимнего дворца и Главного штаба были, впрочем, немедленно выключены.
Почти одновременно отряд матросов гвардейского экипажа, около 40 человек, захватил помещение Государственного банка на Екатерининском канале. Банковский чиновник Ральцевич вспоминает, что "отряд матросов действовал стремительно", сразу поставив караулы у телефонов, чтобы отрезать возможную помощь извне. Захват здания произошел "без всякого сопротивления, несмотря на присутствие взвода Семеновского полка". Овладению банком придавалось в некотором смысле символическое значение. Кадры партии воспитались на марксовой критике Парижской коммуны 1871 года, руководители которой не отважились, как известно, поднять руку на государственный банк. "Нет, мы такой ошибки не повторим", -- говорили себе многие большевики задолго до 25 октября. Весть о захвате священнейшего из учреждений буржуазного государства сейчас же облетела районы, порождая горячую волну торжества.
В ранние утренние часы заняты были Варшавский вокзал, типография "Биржевых ведомостей". Дворцовый мост, под самыми окнами у Керенского. Комиссар Комитета предъявлял в "Крестах" караульным солдатам Волынского полка постановление об освобождении ряда заключенных по списку Совета. Тщетно тюремная администрация пыталась получить указания у министра юстиции: ему было не до того. Освобожденные большевики, в их числе молодой кронштадтский вождь Рошаль, сейчас же получили боевые назначения.
Утром доставили в Смольный задержанную на Николаевском вокзале саперами партию юнкеров, которые на грузовиках выехали из Зимнего дворца за продовольствием. Подвойский рассказывает: "Троцкий объявил им, что они отпускаются, с тем что дадут обещание не выступать более против советской власти, и могут идти в свое училище к своим занятиям. Мальчуганы, ожидавшие над собой кровавой расправы, были этим несказанно удивлены". В какой мере немедленное освобождение было правильно, остается под сомнением. Победа еще не была доведена до конца, юнкера представляли главную силу противника. С другой стороны, при колеблющихся настроениях в военных школах важно было показать на деле, что сдача на милость победителя не грозит юнкерам никакими карами. Доводы в ту и другую сторону как бы уравновешивали друг друга.
Из незанятого еще восставшими военного министерства генерал Левицкий сообщал утром по прямому проводу в ставку генералу Духонину: "Части петроградского гарнизона... перешли на сторону большевиков. Из Кронштадта прибыли матросы и легкий крейсер. Разведенные мосты вновь наведены ими. Весь город покрыт постами гарнизона, но выступлений никаких нет (!). Телефонная станция в руках гарнизона. Части, находящиеся в Зимнем дворце, только формально охраняют его, так как активно решили не выступать. В общем, впечатление, как будто бы Временное правительство находится в столице враждебного государства, закончившего мобилизацию, но не начавшего активных действий". Неоценимое военное и политическое свидетельство! Генерал, правда, упреждает события, когда говорит, что из Кронштадта прибыли матросы: они прибудут только через несколько часов. Мост наведен на самом деле "Авророй". Наивна выраженная в конце донесения надежда на то, что большевики, "давно уже имеющие фактическую возможность разделаться со всеми нами... не посмеют пойти вразрез с мнением фронтовой армии". Иллюзии насчет фронта -- это все, что оставалось тыловым генералам, как и тыловым демократам. Зато образ Временного правительства, находящегося "в столице враждебного государства", навсегда войдет в историю как лучшее объяснение октябрьского переворота.
В Смольном шли непрерывные заседания. Агитаторы, организаторы, руководители заводов, полков, районов появлялись на час-два, иногда на несколько минут, чтобы разузнать новости, проверить себя и вернуться на свой пост. У комнаты ╧ 18, где помещалась большевистская фракция Совета, шла неописуемая толчея. Усталые вконец посетители засыпали нередко в зале заседаний, прислонившись отяжелевшей головою к белой колонне, или в коридоре у стены, обняв свою винтовку, иногда просто растягивались вповалку на грязном мокром полу. Лашевич принимал военных комиссаров и давал им последние указания. В помещении Военно-революционного комитета, на третьем этаже, стекавшиеся со всех сторон донесения превращались в распоряжения: там билось сердце восстания.
Центры районов воспроизводили картину Смольного, только в меньшем масштабе. На Выборгской стороне, против штаба Красной гвардии, по Сампсониевскому проспекту, образовался целый лагерь: улицу загромождали запряженные повозки, легковые автомобили, грузовики. Учреждения района кишели вооруженными рабочими. Совет, Дума, профессиональные союзы, завкомы -- все в этом районе служило делу восстания. На заводах, в казармах, в учреждениях происходило в малом объеме то же, что и во всей столице: оттесняли одних, выбирали других, разрывали остатки старых связей, закрепляли новые. Отставшие выносили резолюции о подчинении Военно-революционному комитету. Меньшевики и эсеры пугливо жались к сторонке вместе с администрацией заводов и командным составом частей. На непрерывных митингах давалась свежая информация, поддерживалась боевая уверенность, закреплялась связь. Человеческие массы группировались по новым осям. Завершался переворот.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!