Движения в условиях гражданской войны

Широкое недовольство диктаторской политикой «комиссародержа- вия» вылилось в непрекращающиеся народные протесты, которые жесто­ко подавлялись большевистским правительством.

По оценке историка Д.О.Чуракова, волна забастовок, поднявшаяся с мая 1918 г., по своему накалу, была вполне сопоставима с тем, что проис­ходило во время революции 1905 г., перед Февралем и Октябрем 1917 г. [132] Войска расстреляли участников голодного бунта - рабочих Ижорского завода в Колпино под Петроградом, после чего в самом Петрограде про­изошли волнения на Обуховском, Путиловском, Русско-Балтийском и дру­гих заводах. «Правительство, расстрелявшее рабочих, носит имя рабочего правительства. Мы призываем всех рабочих потребовать от большевист­ской власти снять с себя наше имя, которым оно прикрывается», - заявил трудовой коллектив завода Речкина [133] . Рабочие требовали свободного пе- ревыбора Советов, но местами поддерживали и лозунг Учредительного собрания. Произошли стачки и волнения в Сестрорецке. Однако попытка политической оппозиции провести 2 июля 1918г. всеобщую забастовку в Петрограде не нашли широкую поддержку. Спорадические забастовки и протесты имели место в городе и в последующие месяцы 1918 г.

В Центральном промышленном районе протестовали железнодорож­ники и печатники, бастовали рабочие Тулы, Брянска, Клина, Твери, Моск­вы. В Нижнем Новгороде на Сормовском заводе усилились меньшевики, добившиеся принятия резолюции против национализации предприятия. Восстания и бунты вспыхивали на Уральских заводах.

Многие недовольные рабочие в 1918 г. склонялись к политической поддержке меньшевистской партии. Последняя имела преобладающее влияние в рабочих конференциях в защиту Учредительного собрания и по продовольственному вопросу, организовавшихся в Петрограде еще в ян­варе 1918 г. 26 марта 1918 г. было проведено первое легальное Собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда, объединившее делегатов от 40 предприятий. К лету движение уполномоченных распространилось на Москву, Нижний Новгород, города Центрального района, Урала и По­волжья; готовилось проведение Всероссийского рабочего съезда. Среди уполномоченных имелись как сторонники беспартийности и пролетарско­го характера обновленного рабочего движения, так и приверженцы мень­шевизма. Последним удалось добиться перевеса на совещании 40 делега­тов, нелегально избранных в различных городах России. Оно приняло ре­

золюции против национализации и Советской власти, но 23 июля его уча­стники были арестованы, после чего движение пошло на спад.

Восстание против большевистской власти подняли рабочие города Ижевска на Урале. В мае 1918 г. они переизбрали Совет, нанеся в ходе вы­боров поражение большевикам. В большинстве оказались беспартийные, а также представители умеренных социалистов. Последние добились при­нятия резолюций в пользу Учредительного собрания и против рабочего контроля, но почти половина членов выступала за демократизированные Советы, а среди приверженцев «учредилки» было немало таких, кто хотел бы совместить ее с существованием Советов как независимых от государ­ства классовых организаций. Новому органу не удалось закрепиться, и власть вернулась к большевикам. Однако в августе 1918 г., в ответ на объ­явленную властями мобилизацию, вспыхнул бунт, организованный Сою­зом фронтовиков. Его поддержали рабочие, расправившиеся с большеви­стским начальством. Восстание быстро распространилось на Воткинск и другие рабочие поселки Прикамья. Оно начиналось под лозунгом «Власть Совету, но не партии». Высшим органом управления в Ижевске стал пер­воначально Совет рабочих депутатов, однако его лидеры вскоре пошли на переформирование исполкома, и составившие в нем большинство умерен­ные социалисты передали власть Прикамскому комитету членов Учреди­тельного собрания. «Эсеры, - резюмирует историк М.С.Бернштам, - вы­хватили власть у восставшего народа, для своих целей» [134] . Совет остался пролетарской классовой организацией. Уволенные были восстановлены на заводе, отменены государственная монополия на хлебную торговлю и смертная казнь. Прежние ставки оплаты труда, социальные гарантии и за­воевания остались в силе; командиры, солдаты и рабочие получали равное денежное довольствие. Рабочие, составившие костяк Народной армии, по­сле боев часто возвращались в цеха, где работали, не расставаясь с оружи­ем. Были установлены связи с окрестным крестьянством, которое нередко просто дарило горожанам хлеб и съестные припасы. Однако постепенно в повстанческом лагере росло влияние офицеров, занявших в армии команд­ные посты. Начались принудительные мобилизации. Увеличивался разрыв между новыми властями и рабочей массой, падала солидарность со сторо­ны крестьянства. Все это способствовало тому, что в ноябре 1918 г. Прика­мье было вновь занято войсками большевистской Красной Армии.

К концу 1918 г. большевикам в основном удалось стабилизировать свою власть в городах и сбить накал рабочих протестов. Однако стихий­ные выступления и стачки местами продолжались и в последующий период. В марте 1919 г. Петроград охватила волна забастовок в преддверие VIII съезда большевистской партии. Путиловский завод выступил в поддержку левых эсеров, осудил большевиков за предательство Октябрьской револю­

ции, измену интересам рабочих и крестьян. Рабочие потребовали свобод­но избранных Советов, прекращения террора и засилья «чрезвычаек». Стачка переросла во всеобщую и была жестоко подавлено; на предпри­ятия были введены войска, отряды, состоявшие из латышей и китайцев расстреляли общие собрания коллективов завода «Треугольник» и Рожде­ственского трамвайного парка, сотни человек были арестованы. В Москве рабочих Петрограда поддержали тысячи работников Александровских железнодорожных мастерских; власти ответили локаутом. В апреле 1919 г. при поддержке левых эсеров бастовали оружейники Тулы; их итальянская стачка была подавлена путем ареста почти 300 человек и распределения продовольствия. В июне рабочие Тверской мануфактуры потребовали не только продуктов питания и свободных выборов в Советы, но и прекра­щения гражданской войны. В 1920 г. практически не прекращались стачки в Иваново-Вознесенском промышленном районе; рабочие требовали хле­ба. В Москве в январе 1920 г. трудящиеся мыловаренных заводов само­вольно захватили склад и распределили запасы мыла в счет зарплаты; в ответ главк закрыл завод и уволил работников. В условиях голода 1920 г. городские труженики сами забирали с предприятий, что могли, и меняли взятое на продукты питания. Рабочие бежали из городов в деревню. В ав­густе бастовали предприятия в Калуге, Московской, Владимирской, Ниже­городской, Смоленской, Орловской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Харьковской, Полтавской, Донецкой, Саратовской, Иркутской губерний. В сентябре-октябре 1920 г. спорадические стачки охватили заводы Петро­града. Большевики нередко отвечали отдачей рабочих в солдаты и их от­правкой в концлагеря.

Крупные забастовки рабочих вспыхивали и против «белых» режимов. Так, в конце 1918 - начале 1919 гг. прокатилась волна восстаний рабочих и мобилизованных крестьян в Омске, Канске, Енисейске, Тюмени, Томске и других городах Сибири.

Ожесточенное сопротивление против политики реквизиций и прину­дительных мобилизаций, осуществлявшейся как «красными», так и «бе­лыми» властями, оказывало крестьянство. Характерная листовка эпохи гражданской войны, выпущенная украинскими повстанцами-махновцами, изображала крестьянина-мужика с бомбой в руке, кричащего: «Вы требуе­те мой хлеб?.. Так вот же вам хлеб!»

Крестьянские бунты против продотрядов распространились еще ле­том 1918 г. В марте 1919 г., в разгар колчаковского наступления, в Самар­ской и Симбирской губернии за оружие взялись около 150 тысяч крестьян. Восстание, получившее название «Чапанной войны» (от слова «чапан» - мужицкий кафтан), проходило под лозунгами: «За Октябрьскую револю­цию» и «Долой коммунистов!». Повстанцы выступали за власть Советов, но против «власти тиранов», «присосавшихся к ней, под прикрытием комму­низма, паразитов». При этом многие из них наивно полагали, что эти

«убийцы и грабители-коммунисты» на местах действуют без ведома на­стоящих большевиков в центре, верных идеалам Октября, давшего народу землю. Выступления начинались со сходов в деревнях, арестов и избиений представителей власти и членов большевистской партии, общего воору­жения (достаточно плохого: в основном оно состояло из пик и вил, име­лось лишь несколько сотен винтовок,* несколько пулеметов), избрания штаба и командиров, рассылки делегатов в соседние волости. Советы пе­реизбирались и становились органом, ответственным перед сельским схо­дом. Большую роль в движении играли Союзы трудового крестьянства. Отряды объединились в Народно-крестьянскую армию, которой удалось даже занять город Ставрополь (ныне Тольятти). Там был образован Совет с участием профсоюзов и исполнительный комитет, приступивший к вы­пуску «Известий Ставропольского исполкома». Восстание было подавле­но, не менее тысячи повстанцев были убиты.

Большинство крестьян с безразличием отнеслись к разгрому больше­виков в Сибири, Приуралье и на Юге России. Однако столкнувшись с но­выми властями, крестьяне быстро ощутили, что несет им реставрация старых порядков. Они были возмущены начавшейся принудительной мо­билизацией в «белые» армии и легшими на них тяжелыми налогами. Кре­стьянство стало восставать против антибольшевистских режимов, при этом нередко вступая в союзы с «красными». Так происходило, к примеру, в занятой колчаковцами Сибири и на оккупированной Деникиным Вос­точной Украине.

В Сибири крестьянские восстания начались осенью 1918 г., участни­ки создавали партизанские отряды, вступали в борьбу с колчаковской ми­лицией и кулацкими дружинами, совершали налеты на железные дороги и парализовывали их, нападали на «белые» армейские части. Большинство отрядов выступало под лозунгом установления власти Советов. Как позд­нее (в июле 1920 г.) признавали большевики, «брошенный лозунг в 1918 г. в Сибири «Власть на местах» имел огромное влияние на массы. Исчезнув­шая советская власть именно и оставила понятие о себе как только власть на местах. И под этим лозунгом возникло партизанское движение против Колчака, углубленное анархистами. При появлении советской власти в 1919 г. крестьяне поэтому не поняли ее, и большинство до сих пор счита­ет, что эта власть не та, лелеянная ими в течение двух лет» [135] .

Летом и осенью 1919 г. партизанское движение охватило всю Сибирь, общее число участников достигало 140-150 тысяч человек. Оно дезорга­низовало и подорвало тыл Колчака и в немалой степени способствовало его разгрому «красными».

В партизанском движении принимали участие и беспартийные кре­стьяне, и сторонники леворадикальных течений (левые эсеры, максимали­

сты, анархисты), и большевики. В известном смысле, они действовали в союзе. Так, анархист Нестор Каландаришвили, возглавлявший партизан­ское движение в Иркутской губернии, распорядился снять черный флаг, «чтобы не выделяться». Многотысячный отряд во главе с алтайскими анархистами Г.Ф.Роговым и И.П.Новоселовым, который действовал в рай­оне Кузбасса, освободил 18 волостей и, несмотря на раскольнические дей­ствия большевиков, в декабре 1919 г. помог большевистскому ревкому свергнуть власть колчаковцев в Кузнецке, освободил Кольчугино (Ленинск- Кузнецкий) и Щегловск (Кемерово), принудив «белые» части бежать. От­казавшись подчиниться большевистским Советам и кузнецкому ревкому, Рогов заявил: «Я беспощадно рубил врагов трудящихся и буду рубить. Также буду бороться с Лениным и Троцким... Всякая власть является яр­мом трудящихся, от которой им пользы никакой не было и не будет. Зася­дут везде комиссары, через сто лет будет то же, что было два с половиной года назад. Углубляй революцию не давай ей погаснуть, поджигай миро­вое пламя под черным знаменем анархии!». В освобожденном Кольчугине рабочие созвали общее собрание рабочих и служащих рудника. Председа­тель общего собрания Роликов, признав советскую власть, вместе с тем объяснял «направление и программу» анархистов. «Комиссии советов от всех волостей» было предложено организовать «самоохрану» в селениях близ Кольчугина [136] .

Когда партизаны впустили в регион части Красной армии и в нем ус­тановилась большевистская власть, незамедлительно последовала расправа с непокорными партизанами. В январе 1920 г. отказавшиеся подчиниться Рогов и Новоселов были арестованы, а их отряды разоружены и распуще­ны. Сибирские крестьяне вновь оказались под властью большевиков, рас­пространивших на них в 1920 г. режим продразверстки.

В Восточной Украине крестьянское движение также возглавили анар­хисты. Командиром повстанческой армии был избран анархист Нестор Мах­но. Ее интернациональный состав отражал многонациональный характер региона: среди махновцев были украинцы, русские, евреи, немцы и дру­гие. К концу 1918 г. они освободили значительные территории Восточной Украины, иногда взаимодействуя и сосуществуя с большевистскими отря­дами. Численность вооруженных повстанцев в начале 1919 г. доходила до 30 тысяч. В основе внутренней организации повстанческой армии лежали принципы добровольности, всеобщей выборности командного состава и дисциплины, основанной на сознательности.

«В течение примерно полугода, с декабря 1918 г. по июнь 1919 г., - вспоминал Волин, - ...крестьяне жили безо всякой политической власти. Но они не только не оказались разобщены между собой, но, напротив, соз­дали новые формы общественной организации: коммуны вольных труже­ников и «вольные Советы» трудящихся». Причем, если первых было не­много, то вторые стали, по существу, основной формой общественной жизни. «Вольные Советы» махновской зоны представляли собой местные общие сходы жителей, которые решали основные вопросы локального и хозяйственного характера и избирали исполнительные органы для ведения текущих дел. «Повстанцы считали, что советы должны быть абсолютно независимы от любых политических партий; они являются составной ча­стью общей хозяйственной системы, основанной на социальном равенстве; их члены, подлинные труженики, призваны служить интересам трудового народа, подчиняться лишь его воле; их активисты не должны осуществ­лять никакой «Власти»» [137] . Было проведено три районных съезда вольных Советов, в которых приняли участие крестьяне, вооруженные повстанцы, рабочие. Для борьбы с войсками Деникина и Украинской Директории де­легаты одобрили введение принципа «всеобщей добровольной и уравни­тельной мобилизации».

Повстанцы считали своей задачей не навязывание жителям каких-ли­бо норм жизни, а исключительно вооруженную «защиту рабоче-крестьян­ского дела», с тем, чтобы трудовое население могло свободно самооргани­зоваться. «...Махновская армия не представляет никакой власти, - говори­лось в листовках, расклеивавшихся повстанцами во взятых ими населенных пунктах.
- Она никого ни к чему не будет принуждать. Ее роль ограничи­вается защитой свободы трудящихся... Крестьяне и рабочие должны са­мостоятельно действовать, организовываться, договариваться между со­бой во всех областях жизни, как они хотят и считают нужным» [138] . Кресть­яне уничтожили помещиков и кулаков-мироедов; в деревнях оставались лишь середняки и бедняки. Начал налаживаться прямой продуктообмен между городом и деревней.

В борьбе с войсками Деникина повстанцы Восточной Украины по­шли на соглашение с большевиками. В марте 1919 г. махновцы официаль­но были включены в состав Красной Армии. Однако крестьяне не были склонны позволять большевикам вмешиваться в свои дела. Они изгоняли чекистов и большевистских чиновников из своих сел. В конце концов, большевистская власть фактически блокировала непокорный район, объя­вила незаконным третий съезд Советов района в апреле 1919г., запретила проведение четвертого съезда, а в июне провозгласила вне закона Махно. Ослабленные большевиками повстанцы не смогли на сей раз сдержать крупное наступление деникинцев, и район был захвачен «белыми». Одна­ко повстанческая армия реорганизовалась и перешла к партизанской вой­не, которая распространилась и на Центральную Украину. В сентябре 1919 г. партизаны начали свое победоносное наступление, которое вскоре вынудило Деникина снять с фронта лучшие части, приостановить поход на Москву, а затем начать и общее, генеральное отступление. «Красно­зеленые» отряды и Черноморское крестьянское ополчение в начале 1920 г. помогли красной армии окончательно разгромить остатки деникинцев на Северном Кавказе.

Юго-восток Украины был освобожден от «белых»; в селах вновь со­бирались сходы и восстанавливались вольные Советы. Махновцы не по­зволили большевистским ревкомам захватить власть в Александровске и Екатеринославе. Они призывали жителей городов к самоорганизации. «Как устроить жизнь без власти?
- задавали они вопрос в воззвании «К чему стремятся повстанцы-махновцы?» - Товарищи! Ведь вы же сами ответили всему миру на этот вопрос еще в марте 1917 г. Вы выдвинули тогда гро­мадную сеть наших трудовых организаций: профессиональные союзы, фабричные и заводские комитеты, сельские организации, армейские орга­низации и, наконец, самое главное, - советы. Вы выдвигали эти организа­ции, конечно, как беспартийные, трудовые органы, для дела устройства справедливой, разумной и свободной жизни». Повстанцы предлагали со­звать конференции делегатов от рабочих союзов и трудовых коллективов, транспортников и работников связи, крестьян и повстанческих частей, решать на них вопросы об охране населенного пункта, распределении на­личного запаса продуктов, организации необходимых работ и налажива­нии обмена между рабочими и крестьянскими организациями. «С течени­ем времени, - пояснялось в воззвании, - конференция превратится в дело­вой экономический Совет рабочих и крестьянских организаций. Совет будет естественным объединением низовых рабочих и крестьянских, го­родских и сельских организаций, исполняющих, как и Совет, волю общих собраний, сходов, совещаний, съездов ит.п.» [139] . В октябре-ноябре 1919 г. в Александровске прошел четвертый районный съезд Советов, постано­вивший приступить к организации новой хозяйственной жизни, провести добровольную мобилизацию и наладить снабжение повстанческой армии на основе деятельности свободных организаций трудящихся.

Но и на сей раз крестьянам не удалось начать осуществлять свой об­щинный идеал. На Восточную Украину вступили войска Красной Армии, и Махно было предложено перебросить свою армию на Польский фронт. Крестьяне, вооружившиеся для защиты своих родных мест, не желали покидать их, и в январе 1920 г. большевики вновь объявили повстанче­скую армию вне закона. Возобновилась партизанская война, только теперь уже против «красных». Большевистская власть пыталась осуществить «поголовное обезоруживание населения», прибегала к массовым арестам и казням. «В случае явно выраженной враждебности населения, укрыва­тельства и упорной невыдачи бандитов и повстанцев, на данное населе­ние может быть наложена та или иная кара..., - указывалось в изданной Совнаркомом Украины в апреле 1920 г. секретной инструкции о «борьбе с бандитизмом».
- Такими карами могут быть: а) контрибуция продуктами продовольствия; б) денежная; в) производство выселения и взятие се­мейств главарей и зачинщиков восстания, конфискуя все их имущество и передавая его бедноте; г) обстрел селения; д) его полное уничтожение» [140] . Командиру карательного отряда, отправленного в июне в село Знаменка Екатеринославской губернии, было поручено, например, «взять заложни­ков не менее 10% всего населения, не исключая женщин». После отказа жителей принять ультиматум, он обстрелял село, сжег 20 домов, расстре­лял 10 человек, взял 301 заложника в возрасте от 15 до 75 лет, отобрал скот, зерно и лошадей [141] . А ведь это лишь один из многочисленных примеров!

Наступление Врангеля летом 1920 г. из Крыма вынудило большеви­ков вновь предложить повстанцам союз. Начались переговоры, и в октябре соглашение было подписано. Махновской армии пообещали освободить арестованных анархистов и повстанцев и предоставить фактическую ав­тономию восточно-украинскому району. В ноябре махновские части, дей­ствуя в составе Красной Армии, первыми ворвались в Крым, положив на­чало его освобождению от Врангеля. И снова большевики обманули кре­стьян. Повстанческие силы в Крыму были вероломно окружены и унич­тожены, армия Махно вновь объявлена вне закона. Началась еще одна длительная партизанская война, в ходе которой повстанцы распространи­ли сферу своих действий также на Центральную Украину и широкие об­ласти Юга России.

Широкое сопротивление трудящихся России против «красного» и «белых» режимов, упорное отстаивание ими социальных завоеваний ре­волюции («черного передела» земли, свободных Советов, рабочего само­управления и т.д.) заставляют говорить о том, что в гражданской войне было не две, а три стороны. В разгоревшейся борьбе принимали участие большевики, «белые» и трудящиеся массы, причем как первые, так и вто­рые проводили весьма схожую террористическую политику против непо­корного народа. В некоторых случаях бунтарям удавалось даже продол­жать развитие социальной революции на своей территории, организовать свободные рабоче-крестьянские Советы, осуществить передел земли в новых районах и т.д.

Однако война между большевиками и «белыми» поставила массы в очень сложное положение. Перед лицом открытого восстановления старого порядка «белыми» многие приняли предложенную большевиками альтер­нативу: или поддержать правление комиссаров, или стать свидетелями воз­вращения «белых». Работала логика «меньшего зла»; массы часто склоня­лись признать ту власть, от которой в данный момент ожидали меньшего давления на себя и меньших репрессий. Все это, конечно же, ослабляло возможность независимых классовых действий трудящихся.

Леворадикальные течения, настаивавшие на продолжении социаль­ной революции, в условиях гражданской войны также в целом восприняли логику «меньшего зла». Многие анархисты, максималисты и левые эсеры пошли в Красную Армию или воздерживались от нарушения «социально­го мира» в «красной» зоне. Третий съезд партии левых эсеров (июнь-июль 1918 г.) постановил, «чтобы партия без промедления всей силой своего влияния и партийного аппарата выпрямила линию советской политики» [142] . Активисты надеялись на крепнущую популярность своей организации в крестьянских Советах и рассчитывали получить большинство на всерос­сийском съезде Советов. Однако из-за большевистского давления и нажи­ма им удалось собрать не более 40% голосов делегатов. Воспользовавшись совершенным 6 июля левыми эсерами Я.Г.Блюмкиным и Н.А.Андреевым убийством германского посла в Москве В.Мирбаха, большевистские вла­сти распорядились арестовать видных активистов партии. Ряд военных частей отказался повиноваться приказам правительства и взбунтовался. Их выступление было подавлено с помощью специальных частей и ла­тышских, венгерских отрядов. Столкновения с правительственными вой­сками вспыхивали при разоружении левоэсеровских дружин в Петрогра­де, Витебске, Орше, Владимире и других городах, неудачное восстание против большевиков поднял близкий к левым эсерам командующий Вос­точного фронта М.А.Муравьев. Власти постановили исключить левых эсеров из состава Советов и арестовали левоэсеровскую фракцию Пятого всероссийского съезда Советов. Задержанные в зале Большого театра, где проходили заседания съезда, делегаты принялись петь старую революци­онную песню: «Террор вам, тираны!».

В октябре 1918 г. четвертый съезд партии левых эсеров выдвинул ло­зунг возвращения к «подлинному советскому строю». Активисты пар­тии участвовали в волнениях балтийских матросов в Петрограде в октяб­ре 1918 г., стачках в Москве и Туле весной 1919 г., в Чапанной войне. В начале 1919 г. левые эсеры были загнаны в подполье; многие ее лидеры арестованы. Однако летом 1919 г., в разгар наступления «белых», ЦК ле­воэсеровской партии большинством голосов постановил осудить воору­женную борьбу с большевиками; в 1920 г. организация раскололась на «легалистов», допущенных властями в Советы, и приверженцев подполь­ной деятельности.

Эсеры-максималисты, несмотря на постоянное преследование со сто­роны большевистских властей и на свою резкую критику большевистской политики, никак не могли решиться на решительную борьбу с «красным» режимом. В 1918 г. они провозгласили идею «единого революционного и советского фронта», в котором, по их мнению, должны были принять уча­стие максималисты, левые эсеры, «левое крыло большевизма (коммунисты- бухаринцы)» и часть анархо-синдикалистов. Максималистские лидеры отказались поддержать левых эсеров против большевиков в июле 1918 г. «...Несмотря на крайне тяжелое положение нашей революции, извне и изнутри осаждаемой и взрываемой, организации большевиков и левых с.-р. идут на партийную междоусобную войну, преступно разжигают стра­сти...», - с возмущением писал максималист А.Залетный [143] . В 1919 г. по­зиция организации в отношении большевистского режима ужесточилась, был выдвинут лозунг «Власть Советам, а не партиям!» [144] , который был широко подхвачен трудящимися и стал девизом многих крестьянских вос­станий и рабочих выступлений. И в то же время, Совет союза эсеров- максималистов подтвердил «недопустимость призывов к вооруженной борьбе с существующей в Советской России властью, а также пропаганды и подготовки таковой борьбы» [145] . Шестая конференция союза сочла, что «тактика свержения открыла бы двери реакции и ослабила бы общемиро­вое революционное движение» [146] .

Среди анархистов образовалось влиятельное течение «советских анар­хистов», готовых сотрудничать с большевиками и признавать их власть, по меньшей мере, временно. Другие активно боролись как с «белой», так и с «красной» диктатурой; анархистская конфедерация «Набат» активно уча­ствовала в махновском движении. Наконец, открытый вызов большевист­скому «комасародержавию» бросила сравнительно небольшая организа­ция, созданная летом 1919 г. некоторыми анархистскими (В.Азов, А.Н.Ба- рановский, П.Соболев, Я.Глагзон, Х.Цинципер и др.) и левоэсеровскими (Д.А.Черепанов) активистами, а также прибывшими в Москву махновцами, которые намеревались отомстить властям за расправу над восточно-укра­инскими повстанцами. Она получила название Всероссийской организа­ции анархистов подполья или Всероссийского повстанческого комитета революционных партизан. «...Большевики - ныне царствующая самодер­жавная коммунистическая партия, - говорилось в декларации анархистов подполья, - воспользовавшись доверием рабочих, захватили всю власть в свои руки, насадили чрезвычаек (охранников), отняли у трудящихся все их завоевания, все фабрики, заводы, земли и расстрелами, голодом, пытками и всеми орудиями полицейского гнета задавили всякое право человека, всякую свободу, всякую независимость. Арестовали, расстреляли, и разо­гнали всех революционеров Октября, превратили Советы и правления производственных союзов в своих лакеев, задушили всякую мысль и, ус­тановив, рабовладельческий строй, превратили всех в безгласных, бес­правных рабов, а сами, завладев фабриками и заводами, хлебом и всем, чем владела буржуазия и чем можно владеть, стали неограниченно власт­вовать». Подпольщики призывали к решительной вооруженной борьбе как с «белыми», так и с «красными» государственниками, за свободные «феде­рации всех трудящихся» промышленности, сельского хозяйства и умствен­ного труда, объединенные в «вольную конфедерацию» [147] . Они экспроприи­ровали несколько банков, запаслись оружием и динамитом. 25 сентября 1919 г. анархисты подполья, выдвинув лозунг «Да здравствует третья соци­альная революция!», бросили бомбу в здание Московского комитета боль­шевистской партии в Леонтьевском переулке, как было сказано, в извеще­нии партизан, когда там «обсуждался вопрос о мерах борьбы с бастующим народом» [148] . Было убито 12 большевистских работников, 55 ранено. Ленин, вопреки ожиданиям, на заседании отсутствовал. Чекисты выследили под­польщиков и в ноябре штурмовали их подмосковную дачу; несколько анархистов взорвали себя, другие были схвачены. 8 из них были казнены. В начале 1920 г. ЧК арестовала и левого эсера Черепанова. Незадолго до расстрела он сказал следователям: «Об одном я сожалею: при аресте меня схватили сзади, и я не успел пристрелить ваших агентов. То, что сейчас творится, сплошная робеспьериада!» [149] .

 

11. «Третья революция»?

К концу 1920 г. гражданская война между «белыми» и большевиками в основном завершилась. В тяжелой, кровопролитной борьбе большевиз­му удалось одержать победу и сохранить власть в России. Но крестьян­ские и рабочие массы больше не желали терпеть его олигархическую дик­татуру под «революционной» маской, пусть даже в качестве «меньшего зла». В 1920-1921 гг. развернулось движение за свободные Советы, независи­мые от большевистской партии и ее диктатуры, против реквизиций и не­равного распределения, против привилегий новых правителей. В этом движении участвовали сотни тысяч человек.

Опорой сопротивления в деревне стала крестьянская община. Больше­вики, как и другие социал-демократы, всегда относились к ней враждебно, считая ее реакционным пережитком прошлого, тормозом на пути модерни­зации России. Задолго до 1917 г. они выступали за ее скорейшее разруше­ние, надеясь, что на развалинах традиционного сельского «мира» вырастут привычные классы капиталистического общества - сельские буржуазия и пролетариат. Характерное для социал-демократов отношение к крестьян­ству выразил писатель Максим Горький в беседе с французом А.Моризе: «В конце концов, огромная крестьянская волна поглотит все... Крестьянин станет хозяином России, поскольку он представляет массу. И это будет ужасно для нашего будущего» [150] .

Оказавшись у власти, большевики делали все, что было в их силах, чтобы скорее разложить общину. С 1918 г. они усиленно пытались на­строить одни ее части против других: бедняков - против среднего кресть­янства, молодежь - против авторитета «стариков». Интересно, что даже в разгар «военного коммунизма», в мае 1919 г. Наркомат земледелия издал циркуляр, разрешающий крестьянам отказываться от общинного земле­пользования в пользу частных хозяйств - хуторов и отрубов, однако во­прос о необходимости согласия на это всех членов общины не был решен. Меры по разложению общины путем раздувания внутренних конфликтов иногда давали временные результаты, но в целом, большевистская власть так и не смогла добиться желаемого. Из гражданской войны сельский «мир» вышел, наоборот, укрепившимся и гораздо более однородным, чем преж­де. «Мелкие земельные наделы, обрабатываемые крестьянином и членами его семьи, которые имели в своем хозяйстве одну лошадь..., в 1920 г. ста­ли преобладающими в земледелии России», - отмечал британский исто­рик Э.Карр. Доля земельных участков размером менее 4 десятин возросла с 58% в 1917 г. до 72% в 1919 г. и 86% в 1920 г. [151] Социальному уравнива­нию способствовало и поголовное обнищание сельского населения. Более того, деревня, в значительной мере лишенная возможности обмена с горо­дом, переходила на самообеспечение. «Большевики и колчаки, пойдите вы все к черту, нам никто не нужен, - заявляли крестьяне «красным» агитато­рам.
- Пусть горожане к нам ничего не возят, пусть сами едят свои товары, мы обойдемся своими» [152] .

Когда в 1920 г. большевики ужесточили изъятие хлеба в Сибири, ставшей доступной после разгрома Колчака (по некоторым данным, там скопилось огромное количество хлеба, собранного в предыдущие годы), терпение крестьян лопнуло. Их негодование подогревалось разоружением партизанских обрядов, роспуском Советов и назначением ревкомов, аре­стами и принудительной мобилизацией на войну с Польшей. Первые вос­стания против большевизма в Сибири были подняты бывшими команди­

рами повстанческих антиколчаковских отрядов, которым удалось бежать из-под большевистского ареста.

Уже весной 1920 г. на стенах сибирского города Кузнецка стали появ­ляться листовки, призывавшие «всех честных тружеников, рабочих, кре­стьян» объединяться для свержения новой власти и подписанные «Левее левых». Сторонники анархистов готовили в марте крестьянский съезд Причернского края, но он был запрещен большевистской администрацией. Крестьяне отказывались выбирать Советские органы, объясняя, что им «власть не нужна». В мае восстановленный в Причернском крае отряд Рогова стал громить государственные учреждения. Восстание возглавила Боевая комиссия алтайской федерации анархистов. Она призвала крестьян и рабочих «восстать как одному человеку», «уничтожить все законода­тельные учреждения... как то: ревкомы, советы, комиссариаты и лесничест­ва», «отказаться от повиновения какой бы то ни было власти» и «признать самоуправление народа, т.е. в дела деревни никто не должен ввязываться, кроме вас самих. Также и в дела фабрик и заводов то же самое никто не имеет права ввязываться, кроме самих рабочих». Ревкомы в занятых пов­станцами селах разгонялись, административные документы сжигались, и было «объявлено безвластие». Восстание охватило более 30 населенных пунктов. Оно шло под лозунгами: «за полное освобождение, т.е. раскре­пощение трудовых масс, за самоуправление самого народа на местах», «за истинную трудовую коммуну, а не за политическую, то есть против всяко­го угнетения человека человеком и за свободу, братство и равенство». Ни­каких органов власти, кроме крестьянских сходов, на освобожденной тер­ритории не было. «В занятых повстанцами деревнях проводятся начала безвластия, никаких органов управления не создается», - докладывали красноармейские разведчики [153] . Сам Рогов вел упорные бои с «красными» частями до июля 1920 г., когда, окруженный врагами, застрелился. Его сторонники продержались в 8 волостях до весны 1921 г.

В том же мае 1920 г. к активным повстанческим действиям перешел отряд, сформированный анархистом Новоселовым. В сентябре сотни пар­тизан захватили Гурьевский металлургический завод, конфисковав оружие, в Салаире был разгромлен кожевенный завод и государственные учрежде­ния. Разбитый в столкновении с красноармейскими частями, отряд рассе­ялся и отступил, но в начале 1921 г. снова возобновил нападения на пред­ставителей власти в Алтайском крае: громил сельсоветы, убивал больше­виков, реквизировал содержимое казенных складов и амбаров. В феврале Новоселов вышел из окружения под селом Сорокино и отступил в Барна­ульский уезд.

Мощное крестьянское восстание против большевиков и за «советскую крестьянскую власть» вспыхнуло летом 1920 г. в Степном Алтае и в Семи­

палатинске, выдвинув лозунги: «Да здравствует свобода, равенство, брат­ство и любовь. Да здравствуют Советы. Долой коммунистов и нет места капиталу!». Повстанцы заявили о своей солидарности со всеми россий­скими трудящимися: «Сибирь даст все, что может, для голодной России, а также для борьбы с русской и иностранной буржуазией» [154] . Они требовали свободных выборов в Советы, отмены продразверстки, неприкосновенности личности, свободы совести и свободы печати. Была сформирована Народ­но-повстанческая армия, в рядах которой насчитывалось около 18 тыс. человек. К восставшим примкнули также сторонники Рогова и Новоселова (анархисты) и даже некоторые приверженцы Учредительного собрания (хотя их роль не была определяющей). Большевикам удалось подавить плохо вооруженных повстанцев только осенью 1920 г. Командиру вос­ставших Ф.Д.Плотникову (бывшему красному партизану) отрубили голову и возили ее по окрестным деревням для устрашения населения.

Другим очагом крестьянского повстанчества осенью 1920 г. стал Юг России. И здесь движение чаще всего выдвигало лозунг свободных Сове­тов. В отличие от бунтов 1918-1919 гг., когда восставало мужское населе­ние, нередко начинавшее с разгрома Советов, сообщал военный комиссар Воднев из Воронежской губернии, теперь «участие в мятеже принимает всё население, начиная от стариков и заканчивая женщинами и детьми. Советы не разгоняются, а привлекаются на сторону восставших», бунтари поднимают красные флаги и к ним присоединяются многие разочаровав­шиеся большевики [155] . На Северном Кавказе активно действовали отряды «зеленых», состоявшие, в основном, из крестьян-дезертиров.

Махновская повстанческая армия, окруженная в ноябре 1920 г. 150-ты­сячными красными частями, сократилась до 3 тысяч и вырвалась из кольца. Она отправилась в партизанский рейд, громя по дороге большевистские воинские и карательные части и уничтожая государственные учреждения и функционеров режима. В последующие месяцы повстанцы прошли Киев­скую губернию, дошли до Галиции, вернулись в Центральную Украину, а затем вступили в южную Россию, в Курскую губернию. Там махновцы пе­ререзали железную дорогу и распространили тысячи экземпляров изданно­го ими «Положения о Вольных Советах». К весне 1920 г. повстанцы вновь оказались в Восточной и Юго-Восточной Украине. Во все стороны рассы­лались небольшие отряды, сеявшие ужас среди большевиков.

Конечно, не все крестьянские восстания 1920 г. происходили под ло­зунгами свободных Советов. Иной характер в целом носило восстание в Тамбовской губернии, поднятое в августе Союзами трудового крестьянства (СТК). Главный оперативный штаб движения возглавлялся бывшим мили­ционером - эсером А.С.Антоновым, которому были не чужды национали­стические и антисемитские настроения. В октябре в выступлении участ­вовало до 20 тыс. человек, из которых около 3 тыс. имели оружие; в январе 1921 г. число участников достигло 50 тыс.

Многие тамбовские СТК находились под влиянием правых эсеров, выдвинувших требования созыва Учредительного собрания, возвращения заводов бывшим владельцам и предоставления кредитов частным пред­принимателям. Пархоменко, командир махновского отряда, ушедшего на Тамбовщину, докладывал штабу повстанцев-махновцев: «Моя группа на­считывала свыше 12000 штыков и сабель. Антонов с отрядом в 3000 шты­ков не замедлил ко мне явиться. Начали говорить о союзе. Но, так как он со своей партией выдвигал лозунги учредилки и союза трудового крестьянст­ва, не желая принять наши, то мы решили остаться независимой организа­цией. Не договорившись по политическому вопросу, я решил заключить с ним военный союз. Распределив военную сферу, Антонов остался на Там­бовщине, а я повернул обратно, в Воронежскую губернию» [156] .

Стоит, однако, отметить, что даже правое крыло тамбовских повстан­цев поддерживало социализацию земли, призывало к «свободной» торговле через кооперативы и к рабочему контролю над деятельностью предприни­мателей. К тому же, тамбовское восстание носило более сложный характер. Некоторые местные СТК и полевые командиры находились под влиянием левых эсеров и не желали ничего слышать про Учредительное собрание.

Недовольство распространялось и в рядах самой Красной армии, в большинстве своем состоявшей из крестьян. Волнения происходили в во­инских частях в Гомеле, Верном, Нижнем Новгороде и других местах.

К марту 1921 г. большевистское правительство оказалось, по сущест­ву, перед лицом гигантской по своим масштабам крестьянской войны, ох­ватившей ключевые районы страны.

Режим большевиков был окружен со всех сторон. На юге махновское партизанское движение распространилось на Дон и Кубань и район Воро­нежа. Восточная и Южная Украина пылали. Махно отправил небольшой отряд повстанцев на Волгу и в сторону Сибири, стремясь соединиться с восставшими в других частях страны. Продолжалось восстание в Тамбов­ской губернии.

Наиболее крупным по своим масштабам было Западносибирское вос­стание. Отдельные выступления, вспыхнувшие в конце января - начале февраля 1921 г. на территории Тюменской губернии и в прилегавших к ней уездах Омской, Екатеринбургской и Челябинской губерний, по сути дела слились в одно. К марту численность повстанцев достигла, по раз­ным оценкам, от 40 до 100 тыс. человек; их соединения принимали назва­ние Народной или Крестьянской армии. В выступлении принимали уча- стае различные слои населения, но абсолютно преобладали представители бедного и среднего крестьянства. Состав повстанцев был многонацио­нальным: русские, татары, ханты, ненцы... В восстании участвовали не только мужчины, но и женщины.

Восставшие свергли большевистскую власть и сражались на террито­рии, которая простиралась от Камышлова и Шадринска на западе до Тары и Омска на востоке, от Обдорска на севере до Каркаралинска на юге. Они собирали сельские сходы, избирали новые советы (без участия большеви­ков), формировали отряды во главе с выборными командирами и штабами - вплоть до Главного штаба Народной армии. В конце февраля 1921 г. боль­шевистские власти бежали из Тобольска, где управление перешло в руки бюро профсоюзов, реорганизованного во Временный городской совет. Председателем совета стал бывший эсер-кооператор и профсоюзный лидер города А.Е.Коряков, руководство народным хозяйством было возложено на бывшего анархиста О.В.Новодворского. После вступления в Тобольск крестьянских отрядов был свободным голосованием избран объединен­ный крестьянско-городской совет с участием представителей от горожан, крестьян, профсоюзов и т.д.

Западносибирское восстание носило стихийный характер, и реального влияния тех или иных политических партий и организаций на массу пов­станцев не прослеживается. К сожалению, этого нельзя сказать о партий­ных идеологиях, которые наложили отпечаток на лозунги восставших.

Эта лозунги носили самый разнообразный характер: от преобладав­шего девиза «беспартийных советов», который отражал стремление кре­стьянской массы к политической независимости, до требований созвать Учредительное собрание или даже реставрировать монархию. Но отмеча­лось и присутствие среди повстанцев «роговцев» (анархистов). Повсюду выдвигались призывы против продразверстки, зачастую в форме идеи «сво­бодной торговли». Местами распространялись националистические, чер­носотенные, антисемитские воззвания, особенно в районах, где влиянием пользовались кулаки, буржуазные элементы и бывшие офицеры. Напротив, Временный городской совет выпустил специальное обращение «От рабо­чих и служащих гор.Тобольска к Народной армии и ко всему трудовому крестьянству», в котором, в частности говорилось: «Городской рабочий, объединенный в профсоюзы, видит, как оживились с восстанием крестьян все черносотенные элементы, как часть духовенства, ищущего государст­венного жалования, мечтает о старых романовских порядках, как радостно сияют лица спекулянтов, как громко раздаются голоса старых царских за­щитников, натравливающих татар на русских, русских на евреев, крестьян на рабочих...»* . Совет призывал пресечь черносотенную агитацию. [157] [158]

Большевистские командиры и чиновники отмечали, что «определенно идейным движение назвать нельзя» и «какого-либо строя, долженствую­щего заменить существующий строй, каких-либо преобладающих идеалов в повстанческой массе указать невозможно». В случае гипотетической победы восставших это предвещало новую острую борьбу: «Читая воззва­ния, циркулировавшие среди восставших, приходишь к выводу, что вос­ставшие как будто и не ищут общей политической платформы для идейно­го объединения движения; чувствуется, что основой для прочной спайки всех восставших - на первое время, конечно, - (было) достаточно общего стремления «освободиться от коммунистов», в коих усматривается корень зла, который формулируется как крайнее обеднение, отбирание последне­го куска, подчас весьма неразумно и грубо осуществляемое...» [159]

На фоне настоящей крестьянской войны оживилось и рабочее движе­ние. Недовольство городских трудящихся было вызвано, в первую оче­редь, плохим продовольственным положением, неравенством в распреде­лении и привилегиями государственных и партийных функционеров. Еще в августе 1920 г. московские рабочие-трамвайщики бастовали, требуя бо­лее равного распределения. В конце января - начале февраля 1921 г. по столице прокатилась волна стачек протеста против неравенства и приви­легий (на механическом заводе Листа, машиностроительной фабрике №5 и др.); соответствующие резолюции принимались собраниями московских пекарей и металлистов [160] .

В Петрограде в феврале 1921 г. хлебный рацион был сокращен до 1/2 фунта, несмотря на крайне холодную зиму, практически не было топлива. Из-за нехватки топлива некоторые заводы остановились; большевистские власти города постановили временно закрыть их и перевести рабочих на половинный рацион. В то же самое время стало известно, что члены пар­тии на заводах и фабриках получили новые порции одежды и обуви, в то время как остальные должны были по-прежнему ходить в обносках. Такое явное и откровенное неравенство вызвало взрыв негодования. Трудовые коллективы закрываемых предприятий созвали собрание, но оно было запрещено властями. В этих условиях 22 февраля 1921 г. вспыхнула пер­вая стихийная стачка на Трубецкой фабрике с требованиями увеличить продовольственный рацион и распределить имеющийся запас обуви. Власти отказались от переговоров и послали против рабочих «красных курсан­тов», которые открыли огонь в воздух. В знак протеста забастовка стала распространяться на другие предприятия города, и власти ввели чрезвы­чайное положение. Бастующим был объявлен локаут, если они не вернутся на работу. Однако стачка продолжала расширяться, к ней примкнул Пути- ловский завод. В городе появились листовки, критикующие запрет собра­ний трудовых коллективов, плакаты с требованием прав и свобод. В них говорилось: «Необходимо коренное изменение всей политики власти, и, в первую очередь, рабочим и крестьянам нужна свобода. Они не желают жить по большевистской указке, они хотят сами решать свою судьбу. То­варищи, поддерживайте революционный порядок. Организованно и на­стойчиво требуйте: Освобождения всех арестованных социалистов и бес­партийных рабочих. Отмены военного положения; свободы слова, печати и собраний для всех трудящихся. Свободных выборов завкомов, профсою­зов и советов» [161] . Некоторые агитировали за Учредительное собрание, но большинство рабочих не поддержали этот призыв. В городе назревало восстание. Командующий 7-й армией М.Н.Тухачевский сообщал Ленину: «...рабочие в Петрограде определенно ненадежны... И если провести ми­лицию в рабочем районе, даже таком, как Петроградский, то никто не мо­жет гарантировать, что в тяжелую минуту рабочая милиция не выступит против Советской власти. По крайней мере, сейчас я не могу взять из Пет­рограда бригады курсантов, т.к. иначе город с плохо настроенными рабо­чими было бы некому сдерживать» [162] .

Начались массовые аресты бастующих рабочих. Власти не надеялись на лояльность петроградского гарнизона и вызвали отборные части из провинции; 2 марта было введено осадное положение, за забастовку пола­галась смертная казнь. Голодные и измученные рабочие продержались до 8-9 марта, после чего их стачка сошла на нет.

Но в поддержку трудящихся Петрограда выступили моряки и рабочие соседней крепости Кронштадт. Команды кораблей приняли резолюции солидарности с бастующими.

Кронштадтцы знали о том, что происходит в стране и обсуждали это между собой. Как вспоминал С.М.Петриченко (в дни восстания - предсе­датель Временного революционного комитета), «побывавши в отпуске, каждый возвращавшийся, убедившись в действительности, что творится в России, становился вооружен против самодурства, произвола и насилия комиссародержавия, каждый возвратившийся... рассказывал своим товари­щам о тех ужасах, которые царят в России» [163] . Моряки потребовали встречи с рабочими Петрограда и направили для этого делегацию, которая предста­вила доклад о положении в городе.

1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся общегородской митинг с участием 16 тыс. человек. На нем была принята резолюция, в которой содержались требования: провести свободные выборы в Советы; предоставить «свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархи­стов, левых социалистических партий», свободу собраний, профсоюзов и крестьянских объединений; освободить «всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармей­цев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движе­ниями»; собрать беспартийную конференцию рабочих, солдат и матросов Петрограда, Кронштадта и губернии. Ряд положений резолюции касался прекращения террористической и диктаторской политики большевистской партии. Участники митинга потребовали упразднить партийные политот­делы и партийные отряды на предприятиях и в воинских частях. Эконо­мические пункты включали ликвидацию заградительных отрядов, введе­ние равного распределения продуктов питания («уравнять паек для всех трудящихся, за исключением вредных цехов»), признание свободы кресть­янского земледелия и ремесленной деятельности, ведущихся без примене­ния наемного труда: «Дать полное право действия крестьянам над своею землею так, как им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управлять своими силами, то есть не пользуясь наемным тру­дом» [164] . По существу, это была программа продолжения социальной рево­люции в России в сторону общественного самоуправления и равенства.

До перевыборов Совета управление Кронштадтом 2 марта было пере­дано Временному революционному комитету (ВРК), выбранному делега­тами кораблей, воинских частей, мастерских и профсоюзов. Среди членов ВРК не было известных членов политических партий, но некоторые со­чувствовали анархистам и максималистам. В радиообращении Кронштадта говорилось: «Мы свергли у себя коммунистический Совет, и Временный революционный комитет на днях приступает к выборам нового Совета, который, свободно избранный, будет отражать волю трудового населения и гарнизона <...> Мы за власть Советов, а не партий, за свободно из­бранное представительство трудящихся <...> В Кронштадте вся полнота власти в руках только революционных матросов, красноармейцев и ра­бочих <...> Да здравствует революционный пролетариат и крестьянство!.. Да здравствует власть свободно избранных Советов!» [165] .

3 марта начала издаваться газета «Известия ВРК». На ее страницах была сформулирована программа антибольшевистской «Третьей револю­ции», революции, которая должна была привести к социалистическому строю народного самоуправления трудящихся. «Совершая Октябрьскую революцию, рабочий класс надеялся достичь своего раскрепощения, - подчеркивалось в документе «За что мы боремся», опубликованном в но­мере за 8 марта.
- В результате же создалось еще большее порабощение личности человека <...> Трудовая Россия, первая поднявшая красное зна­мя освобождения труда, сплошь залита кровью замученных во славу гос­подства коммунистов. В этом море коммунисты топят все великие и свет­лые задачи и лозунги трудовой революции». Большевистская партия «не является защитницей трудящихся, каковой она себя выставляла, ей чужды интересы трудового народа, и, добравшись до власти, она боится лишь потерять ее; а потому дозволены все средства...».

Кронштадтцы обвинили «новую бюрократию, коммунистических ко­миссаров и чиновников» в терроре «опричников из чека», подавлении тру­дящихся и принуждении «их думать только по-своему». «Рабочих при помощи казенных профессиональных союзов прикрепили к станкам, сде­лав труд не радостью, а новым рабством. На протесты крестьян, выра­жающиеся в стихийных восстаниях, и рабочих, вынужденных самой об­становкой жизни к забастовкам, они отвечают массовыми расстрелами и кровожадностью, которой им не занимать стать от царских генералов».

«...В Кронштадте, - говорилось далее в статье, - положен первый камень третьей революции, сбивающей последние оковы с трудовых масс и открывающей новый широкий путь для социалистического творчества <...> Рабочие и крестьяне неудержимо идут вперед, оставляя за собой и учредилку с ее буржуазным строем, и диктатуру коммунистов с ее чрез­вычайками и государственным капитализмом... Настоящий переворот даст трудящимся возможность иметь, наконец, свои свободно избранные Советы, работающие без всякого насильственного партийного давления, пересоздать казенные профессиональные союзы в вольные объединения рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции» [166] .

«Пусть знает весь мир трудящихся, что мы, защитники власти Советов, стоим на страже Социальной Революции», - подчеркивалось в заявлении кронштадтцев, опубликованном в том же номере «Известий ВРК» [167] . Газета выходила под шапкой «Власть Советам, а не партиям!». Говоря о свободно избранных Советах, восставшие имели в виду не выборы по партийным спискам и принципам, а избрание конкретных делегатов, пользующихся доверием рабочих и крестьян.

Кронштадт надеялся, что «Третья революция» в России придаст но­вый стимул мировому революционному движению. «Эта новая революция всколыхнет и трудовые массы Востока и Запада, являя пример нового со­циалистического построения, противопоставленного казенному коммуни­стическому «творчеству», убеждая воочию зарубежные трудовые массы, что все, творившееся у нас до сего времени... не было социализмом», - говорилось в статье «За что мы боремся». А радиообращение ВРК к работ­ницам всего мира по случаю 8 марта, заканчивалось призывом: «Да здрав­ствует Всемирная Социальная Революция!» [168] .

В освобожденном городе-крепости началась организация новой жиз­ни. Поддерживался революционный порядок, с энтузиазмом работали все предприятия и службы. Продовольствие распределялось поровну; матросы согласились уравнять свои пайки с рабочими и другими гражданами. Улуч­шенное питание пролагалось только больным и детям; официальные лица не имели никаких привилегий. Помня о 1917 г., моряки поручили отправ­ленной в Петроград делегации доставить в Кронштадт анархо-синдика­листов Е.З.Ярчука и В.Волина, чтобы те помогли ВРК в его работе (вос­ставшие не знали, что оба активиста в это время были арестованы больше­вистским режимом). Было решено переизбрать правления всех профсоюзов и совет союзов, который должен был превратиться в «руководящий орган рабочих», действующий «в постоянном контакте» с ВРК. В будущем проф­союзам отводилась важнейшая роль в организации управления. «Только тогда Советская Социалистическая республика может быть сильна, когда управление ею будет принадлежать трудящимся классам в лице обновлен­ных профсоюзов», - говорилось в дискуссионной статье, опубликованной «Известиями ВРК» 9 марта [169] .

Справедливости ради, следует признать, что Кронштадтское восста­ние не было совершенно свободно от политических иллюзий. Восставшие считали главными врагами тех деятелей режима, с которыми сталкивались непосредственно и которые занимались подавлением их выступления - наркома по военным и морским делам Л.Д.Троцкого, угрожавшего «пере­стрелять» кронштадтцев, и председателя Петроградского Совета Г.Е.Зи- новьева. Главу большевистского правительства Ленина они почти до само­го конца «щадили» в своей агитации. «Известия ВРК» отмечали 14 марта, что рабочие и крестьяне «не верили ни одному слову Зиновьева и Троцкого, но доверие к Ленину еще не было потеряно» [170] . Ситуация стала меняться после выступления большевистского лидера на X съезде партии 8 марта. После этого в Кронштадте заговорили о необходимости сбросить «Лени- на-царя». Подобные устойчивые иллюзии, безусловно, свидетельствуют о неизжитости авторитарных мифов в общественном сознании.

Повстанцы рассчитывали первоначально на соглашение с властями. Они допустили ошибку, не двинувшись немедленно на Петроград. Время было упущено [171] . Надежды на миролюбие большевистских комиссаров оказались беспочвенными. Те не собирались вести переговоры и требовали только капитуляции. Делегации, посланные кронштадтцами в Петроград, были арестованы, находившиеся в бывшей столице моряки содержались, как заложники. К окруженной замерзшим морем крепости подтягивались элитные части и артиллерия, переброшенные из самых различных рай­онов страны. 7 марта армейские части начали обстрел Кронштадта, затем последовало несколько попыток штурма. Многие солдаты не хотели сра­жаться против восставших, и их подгоняли с помощью чекистских загра­дительных отрядов и специальных трибуналов. Несмотря на ожесточен­ное, героическое сопротивление осажденных, силы были слишком неравны. 16 марта большевистские части начали решающий штурм. После много­часовой бомбардировки эти войска по льду ворвались в Кронштадт с трех сторон. Защитники, рассредоточенные по фортам, были застигнуты врас­плох в тумане зимней ночи. На рассвете нападавшие ворвались в город. Но еще целых 2 дня - вплоть до поздней ночи 18 марта - моряки и насе­ление продолжали оказывать яростное сопротивление, сражаясь за каж­дый занимаемый дом. В годовщину 50-летия провозглашения Парижской Коммуны, 18 марта был подавлен последний оплот Русской революции. Из более чем 6,5 тыс. арестованных участников восстания к маю 1921 г. большевистскими властями было расстреляно почти 2,2 тыс. Многие бы­ли сосланы на Соловки или в Сибирь.

Правительство подавило поодиночке основные крестьянские восста­ния. Отряд Новоселова в Кузбассе был рассеян, остатки загнаны в тайгу. В конце марта - начале апреля 1921 г. пали главные очаги Западносибир­ского восстания, в начале июня большевистские части заняли район ниж­него течения реки Обь. В ходе упорных боев, продолжавшихся с мая по август 1921 г. было в основном подавлено Тамбовское восстание. Мах­новцы в апреле 1921 г. партизанили в Харьковской и Полтавской губер­нии, в мае разбили на Восточной Украине первую конную армию С.М.Бу- денного, затем выделили небольшой отряд и послали его по направлению к Сибири. Все лето 1921 г. повстанцы не выходили из боев. Засуха и не­урожай в Екатеринославской, Таврической, части Херсонской и Полтав­ской губерний, а также на Дону побудили их передвинуться частью на Кубань, под Царицын и Саратов, а частью на Киевщину и Черниговщину. Махно совершил рейд по Волге, обогнул Дон, но превосходящие силы «красных» непрерывно преследовали его. Теряя лучших людей, партизаны отступали. В августе 1921 г. тяжело раненый Махно с остатками отряда ушел за границу в Румынию. Попытки «третьей революции» были подав­лены. В условиях страшного голода, свирепствовавшего в 1921 г. и во многом вызванного безжалостной большевистской продразверсткой, ус­тавшая и измученная крестьянская масса все больше цепенела в пассив­ной безысходности.

Махновское сопротивление и Кронштадт стали символами российско­го «Жерминаля», последними всплесками социальной революции в России. Ситуация была уже неблагоприятной для революционных сил по всему миру. Всемирная социальная революция захлебнулась почти повсюду. Рос­сийский рабочий класс был ослаблен длительной войной и репрессиями со всех сторон. Большевистская власть, уже открыто выступившая как «сила

порядка» (хватит революции!) и осуществившая тем самым своего рода «само-термидор», вновь прибегла к стратегии «разделяй и властвуй». Ак­тивные протесты были подавлены военной силой, а их участники подверг­лись драконовским наказаниям. С другой стороны, большевистская партия на своем X съезде в марте 1921 г. вынуждена была объявить об отмене сис­темы продразверстки и конфискации продовольствия у крестьян. Государ­ство приступило к проведению «новой экономической политики» (НЭП). Крестьяне обязаны были уплатить властям высокий натуральный налог, а часть продукции могли продавать на рынке. Одновременно власти пошли на крутой поворот, надеясь добиться этим подъема экономики: разрешили беспрепятственно развивать мелкое и среднее частное предпринимательст­во, одобрили принцип широкого привлечения иностранного капитала (кон­цессии) и принялись перестраивать отношения в государственном секторе на коммерческой основе. Некоторые из бунтарей еще успели публично от­вергнуть компромиссы с капиталом и сохранение большевистской дикта­туры. «...Политика партии такова, что проведению ее в жизнь препятству­ет Кронштадт, требующий не «свободной торговли», а подлинной власти Советов», - подчеркивали «Известия» Кронштадтского ВРК 14 марта 1921 г., комментируя ход X съезда. В статье от 15 марта орган восставших писал: «Задачу мирного строительства Ленин понимает «с концессиями наверху и с налогами внизу»». «Их наглость дошла до совершенства. Об концессиях говорят совершенно спокойно. Привыкли... Где же налаженное хозяйство, ради которого рабочий обращался в раба казенной фабрики, а трудовое крестьянство - в батраков Советских хозяйств?», - вопрошали кронштадтцы накануне своего поражения [172] .

Крестьяне получили облегчение, но оно не было дополнено развити­ем разнообразных общественных самоуправлений в сфере обмена и про­изводства, которые представляли реальную опасность для большевист­ской диктатуры уже самим фактом своего существования, своей незави­симостью. Рабочие по-прежнему оставались наемными работниками на государственных или частных предприятиях, никакого производственного самоуправления и реального рабочего контроля не существовало. И, ко­нечно же, ни о каких вольных Советах в России не могло уже быть и речи: власть всецело и безраздельно принадлежала большевистской партии.

Великая Русская революция 1917-1921 гг. закончилась.Глава 2

---

Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!