Ярость населения проявилась в выступлениях против акциза в 1773 году



— после этого остается вспомнить о том, как поступили французы со своими

довольно милыми и лишь слегка бюрократизированными налоговыми

чиновниками в 1789 году.

АРИСТОКРАТЫ

В раннее Новое время Франция до 1789 года — а некоторые сказали бы, что и позднее — являлась аристократическим обществом.

 

 

В 1980–х годах Кларк убедительно продемонстрировал аристократический характер английского общества в ряде своих полемических работ, ставших настоящей сенсацией.

 

 Широкое распространение его взглядов некоторым образом повредило им, так как не все доверяют популярной литературе.

 

Первый том «Новой Оксфордской истории Англии» с вызовом был назван «Вежливый и торговый народ».

 

 

Теперь мы понимаем, что называть Англию эпохи Георгов аристократическим обществом означает выдавать желаемое за действительное: голубая кровь без собственности не давала ничего.

 

 

Немногие могут с этим поспорить, однако если следовать такой логике, Франция также не была аристократическим обществом.

 

 

Там титул сам по себе не являлся гарантией вхождения в правящий класс.

 

Каждый член благородного семейства считался знатным, но можно было найти баронов, которые в тяжелые времена буквально подметали улицы.

 

 

Мало кто знает о том, что в XVIII веке в большинстве стран существовали благородные лавочники, крестьяне, пастухи и рабочие.

 

 

Доступ к власти везде открывало состояние.

 

 

В этом отношении и Англия при Георгах, и Франция при Бурбонах были похожи.1

 

Во Франции «дворянство робы» и «дворянство шпаги» преобладало во всех корпоративных организациях, на самых выгодных церковных, военных и политических должностях.

 

Кэннон показал, что так же было и в Англии, а в некоторых аспектах она была даже более аристократической.

 

 

Марксисты ошибочно полагали, что буржуазия начала играть ведущую роль в обществе с XVII, а не с XIX века.

 

Любые изменения происходили насильственным путем.

 

 

Гражданская война в Англии является самым значительным примером.

 

XVIII столетие, находившееся между двумя революциями, не подвергалось внимательному изучению.

 

 

 

1 Clark J. 1986. English Society 1688-1832. Cambridge University Press; Langford P. 1989. A Polite and Commercial People: England 1727-1783. Oxford University Press. P. 742, 690;

Bush M. Noble Priviledge. Manchester University Press. P. 207.

 

Английская знать почти целиком состояла из тех, кого французы называли грандами: его нижняя граница была настолько непроницаемой, что Стоун всерьез засомневался в общепринятой концепции открытой элиты.

 

 

Монополия знати на высокие посты была тем более неприемлема, что в ее состав нельзя было войти.

 

Покупка должностей практиковалась в Англии дольше, где бы то ни было, из‑за маниакального преклонения перед наследственными правами.1

 

 

Аттестационные комиссии были созданы только в 1871 году, через два столетия после того как Людовик XIV учредил их во Франции.

 

Вплоть до революции войти в состав французского дворянства было проще, чем в состав английского:

к 1789 году почти половина французских дворян получила дворянство после 1650года.2

 

 

Многие возвысились благодаря государственной службе, которая, как правило, на определенной ступени давала статус «дворянина робы»;

Они становились благородными в силу того, что являлись администраторами высокого ранга.

 

В Англии, напротив, человек получал высокий административный пост, потому что был знатным.

 

Английский социальный снобизм выглядел очень непривлекательно по сравнению с отношением французов, если верить Джеймсу Уатту.

 

Он писал, что высокомерие по отношению «к нам, простым ремесленникам» было совершенно не похоже на то уважение, которое ему оказывали во Франции.

 

 

Сведения, имеющиеся у нас о налоговой политике того времени, подтверждают, что

именно в Англии, а не во Франции управление осуществлялось в интересах дворянства.

 

Поколениям студентов внушали, что французские дворяне были освобождены от уплаты тальи, и это, безусловно, так.

 

Однако от нее были освобождены и буржуа большинства городов, а многие крестьяне просто вычитали свою талью из арендной платы за землю.

 

 

И если этот налог дворяне не платили, по крайней мере в чистом виде, то после 1749 года они платили единовременно три двадцатины.

 

 

В Англии гораздо более значительную часть государственных доходов составляли косвенные налоги на пиво и эль, которые потреблялись людьми с плебейским вкусом и плебейскими карманами.

 

 

В раннее Новое время английская знать и джентри уклонялись от уплаты высоких прямых налогов.

 

 

При Елизавете I они могли сами определять размер своих налогов.

 

В конце жизни лорд Бэрли платил налог в 133 фунта 6 шиллингов 8 пенсов, столько же, сколько и тридцать лет назад.

 

Его доход при этом составлял 4000 фунтов в год.

 

 

Мало что изменилось даже к 1790–м годам, когда граф Фитцвильям платил 721 фунт при доходе в 20 000 фунтов.

 

 

1 Hatton R. 1969. Europe in the Age of Louis XIV. Thames and Hudson. P. 199; Sto

ne L. 1986. An Open Elite? England 1540-1880. Oxford University Press. P. 303-306.

2 Campbell P. R. 1988. P. 34.

 

Английское дворянство настолько прочно контролировало политическую и экономическую жизнь страны, что даже если бы представилась такая возможность, нельзя было бы построить общество, где положение знати было еще более комфортным.1

 

 

И во Франции, и в Англии все ступени государственного аппарата были заняты дворянами.

 

Государственные должности переходили из поколения в поколение на протяжении столетий.

 

 

Семейства Осмонд и Фэншоу сохраняли за собой пост контролеров королевских доходов с середины XVI почти до конца XVII века.

 

 

Подобная «оккупация» должности была вполне закономерным явлением: хотя в Англии обыкновение покупать места на государственной службе не афишировалось, но укоренилось оно столь же прочно, как и во Франции.

 

 

При Тюдорах корона постепенно теряла контроль за назначениями, продавая должности, жалуя должности в пожизненное пользование или передавая очередь на их занятие (из‑за этого претенденты образовывали фиксированную очередь в ожидании той или иной должности, что лишало монарха свободы выбора).

 

 

Владельцы должностей могли даже препятствовать короне создавать новые места на том основании, что это ущемляло их имущественые права.2

 

 

В министерствах страны доминировал узкий круг знатных семейств. Тауншенды, Пеламы, Питты, Гренвиллы и Темплы для Англии были тем же, чем кланы Фелипо, Ноай, Ламуаньон и Бриенн — для Франции.

 

Простое перечисление имен не даст нам представления о том, что любой аристократ имел брачные связи с другими фамилиями, а его семейство обладало множеством боковых линий.

 

 

Не специалисты могут не знать, что Морепа, Деврийер и Понтшартрен принадлежали к одному клану Фелипо.

 

Связи внутри элиты были крепкими, а родство и дружба для аристократов были главными узами и определяли их политическую позицию.

 

 

Репрезентативные учреждения также были открыты для знати: так, представители семейства Гроунер занимали одно из двух парламентских мест от графства Честер на протяжении 159 лет.

 

 

Несмотря на разницу в деталях, и французская и английская элита использовала репрезентативные органы как место для осуществления диалога с короной.

 

 

Дворянство доминировало не только в официальной системе управления.

 

 

Легкий доступ ко двору, которым пользовались французские гранды и английские лорды, позволял им сохранять свое влияние на местах, которым пользовалась королевская власть.

 

 

Историки тюдоровской эпохи лишь недавно стали акцентировать важность неформальных контактов между короной и правящей элитой.

 

До учреждения в 1550 году постов лордов–лейтенантов дворянство не занимало официальных должностей в английских графствах.

1 Cannon J. 1984. Aristocratic Century. Cambridge University Press. P. 125, 140-

Williams P. 1979. P. 74.

2 Williams P. 1979. P. 93; Brewer J. 1989. P. 1 7 .

 

 

И все же Генрих VII и его сын не могли обойтись без содействия дворян.

 

Роль знати в местном управлении представляется спорной.

 

Некоторые историки, например Стоун и Уильяме, полагают, что король старался подорвать влияние местных магнатов, например семейств Говрад и Перси, и предпочитал опираться на менее знатных дворян, всем обязанных ко–роне.1

 

Эти авторы, избегая употреблять термин «формирование среднего класса», считают, однако, что сильная монархия XVI столетия для эффективного управления регионами нуждалась в новых приверженцах, не обладавших на местах собственной властью.

 

Другие влиятельные исследователи, например Бернар, утверждают, что, как и во Франции, в Англии целью короны было взять в провинции то, чего у нее самой не было.

 

Поэтому королевской власти было выгодно использовать людей, имевших в данной местности большое влияние.2

 

 

Однако следует помнить о том, что число могущественных региональных владетелей, к тому же взрослых, лояльных к короне и компетентных, было ограниченно.

 

 

Там, где таковых не оказывалось, приходилось искать альтернативное решение.

 

 То, что семейства Тэлбот и Стэнли сохраняли свою власть на протяжении долгого времени, говорит о том, что следует различать гонение короны на знать вообще и отношение к отдельным дворянам, попавшим в немилость к монарху.

 

 

По всей видимости, такая ситуация сохранилась и в XVIII столетии.

 

 

В своих работах Стоун представил нам грандиозную картину упадка экономической, социальной и военной мощи дворянства.

 

 

По его мнению, пострадал и патронат, основа власти дворянства, который уступил место «собственническому индивидуализму» (каждый отвечает сам за себя и не думает о других).

 

Гипотезу Стоуна следует оценивать с осторожностью.

 

Поскольку патронат считался основой социальной стабильности, опасения о его сохранении всегда сильно преувеличивались.3

 

 

Кроме того, лояльность не была проявлением сентиментальности дворян.

 

 

Кажется, что во времена Ганноверской династии клиентела и патронат были столь же значимы, хотя при Георгах рост постоянной армии вынуждал лордов оказывать короне финансовую, а не военную помощь.

 

Министры Георга II были столь же внимательны к своим дворянам, как и Елизавета I, а возможно, и более, так как парламенты и выборы стали проводиться с большей регулярностью.

 

1 Williams P. 1979. P. 428-451.

2 Bernard G. W. 1985. The Power of the Early Tudor Nobility. Harvester. P. 197-

205; Gwyn P. 1990. The King's Cardinal: The Rise and Fall of Robert Wolsey. Barrie

A n d Jenkins. P. 21-35.

3 Coward B. 1988. Social Change and Continuity in Early Modern England 1550-

1750. Longman. P. 28-29; Stone L. 1965. The Crisis of the Aristocracy 1558-1641.

Oxford University Press.

Социальные, военные или электоральные инициативы знатных семейств, например Лоутеров в Уэстморленде или Фитцвильямов в Йоркшире, нельзя было игнорировать.

 

Следовательно, ключевые позиции в местном управлении до сих пор находились в их руках.1

 

 

Когда в революционные 1790–е годы Питт был встревожен настроениями в государстве, контроль и разведку на местах он осуществлял через местную аристократию и мировых судей.

 

 

Точно так же поступал и Кромвель в 1530–е годы во время кризиса Реформации.

 

В этом Англия являла абсолютное сходство с Францией.

 

 


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 219; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!