Борису Верину – Принцу Сирени 8 страница



Над толпами властительно короля,

Озвучь своим бряцанием курорт

И покажи, как сладкозвучна воля!

Да здравствует всегда и всюду воля

И вольный, волевой ее аккорд!

Кто слушал песню воли, будет горд.

Пусть вольные сберутся на курорт,

Над плотью духом солнечно короля,

Свободу растворяя в воле поля.

Не оттого ли и мой дом у поля,

Где на просторе поля бродит воля?

Не оттого ль душа моя, короля,

Берет свободный, огненный аккорд?

Не оттого ль моим воспетьем горд

И мне самим заброшенный курорт?…

 

СЕКСТИНА IX

 

Две силы в мире борются от века:

Одна – Дух Тьмы, другая – Светлый Дух.

Подвластна силам сущность человека,

И целиком зависит он от двух.

И будь то Эсмеральда иль Ревекка,

У них все тот же двойственный пастух.

На пастуха восстал другой пастух.

Для их борьбы им не хватает века.

Для Эсмеральды точит нож Ревекка -

То ею управляет Злобный Дух.

Когда ж победа лучшей сил из двух,

Тогда прощают люди человека.

Кто выше – оправданья человека?!

Когда блюдет стада людей Пастух

В одежде белой, грешницы, из двух

Оправданными будут обе: века

Ограда и надежда – Светлый Дух,

И как ты без него жила б, Ревекка?

Нет, ты не зла злых вовсе нет, Ревекка,

Но горе причинить для человека

Тебе легко: так хочет Черный Дух…

Но светозарный не уснул Пастух:

Он зло твое рассеял вихрем века, -

И ты невинна, как дитя лет двух.

Но так как ты во власти грозных двух

Великих сил, ничтожная Ревекка,

Но так как ты и облик человека

Имеешь данный Силами, то века

Тебе не переделать: Злой Пастух

В тебя опять вмещает грешный дух.

Издревле так. Но будет день – и Дух

В одежде солнца и луны, из двух

Планет сотканной, встанет как Пастух

И Духа тьмы, и твой, и всех, Ревекка!

Господь покажет взору человека,

Что покорен Бунтующий от века!..

 

СЕКСТИНА Х

 

Мне кажется, что сердце биандрии,

Идейной биандрии – виноград.

Она стремится в зной Александрии,

Лед Мурмана в него вместиться рад.

Ему отраден запах малярии,

Ему набатны оргии трибад.

Влиянье винограда на трибад,

Как и на сердце пламной биандрии,

Утонченней миазмов малярии.

Да, в их телах блуждает виноград,

Он опьянять безумствующих рад

Экваторьяльностью Александрии.

Причин немало, что в Александрии

Гораздо больше чувственных трибад,

Чем в Швеции: способствовать им рад

Там самый воздух. Но для биандрии

И выльденный шипучий виноград

На севере – намек о малярии…

В Батуме – там, где царство малярии,

Гордятся пальмы, как в Александрии,

У рощ лимонных вьется виноград,

Зовя к себе мечтания трибад.

Он, родственный инстинктам биандрии,

Припасть к коленям, льнущим к страсти, рад.

О, как турист бывает ярко рад,

Когда ему удастся малярии

Избегнуть, или в зной Александрии

Умерить льдяным взором биандрии

Кокетливой, иль в хохоте трибад

Пить дышущий поляром виноград…

Не для мужчин трибадный виноград, -

Его вкусив, не очень будешь рад:

В нем смех издевкой девственных трибад…

Страшись и биандрийной малярии,

То веющей огнем Александрии,

То – холодом распутной биандрии…

 

ЛЭ III

 

Покаран мир за тягостные вины

Свои ужаснейшей из катастроф:

В крови людской цветущие долины,

Орудий шторм и груды мертвецов,

Развал культуры, грозный крах науки,

Искусство в угнетеньи, слезы, муки,

Царь Голод и процессии гробов.

Царь Голод и процессии гробов,

Пир хамов и тяжелые кончины,

И притесненье солнечных умов,

И танки, и ньюпор, и цеппелины,

И дьявол, учредивший фирму Крупп,

Испанская болезнь, холера, круп -

Все бедствия, притом не без причины…

Все бедствия, притом не без причины:

От деяний, от мыслей и от слов.

Еще порхают ножки балерины,

Еще не смолкли ветерки стихов,

Еще звучат цветения сонат,

Еще воркуют сладко адвокаты,-

А мир приять конец уже готов.

Да, мир приять конец уже готов

В когтях нечеловеческой кручины,

Пред судным ликом массовых голгоф

И пред разверстой пропастью трясины.

Но жизнь жива, и значит – будет жив

И грешный мир – весь трепет, весь порыв!

Он будет жить, взнесенный на вершины!

Он будет жить, взнесенный на вершины,

В благоуханном шелесте дубров,

В сияньи солнца, в звуках мандолины,

В протяжном гуде северных ветров,

В любви сердец, в изнежии малины,

В симфониях и в меди четких строф.

Мир исполин – бессмертны исполины!

Мир исполин, – бессмертны исполины!

Он будет до скончания вдов

Самим собой: тенеты паутины

Ему не страшны – богу из богов!

Да здравствует вовек величье мира!

Да славит мир восторженная лира!

Да будет мир и радостен, и нов!

Да будет мир и радостен, и нов!

Греми, оркестр! Цветите, апельсины!

Пылай, костер! Я слышу жизни зов!

Перед глазами – чарные картины,

И дали веют свежестью морской.

Но помни впредь, безбожный род людской:

Покаран мир за тягостные вины.

Покаран мир за тягостные вины:

Царь Голод и процессии гробов -

Все бедствия, притом не без причины,

И мир приять конец уже готов,

Но будет жить, взнесенный на вершины,

Мир исполин, – бессмертны исполины!

Да будет мир и радостен, и нов!

 

ЛЭ IV

 

Нет табаку, нет хлеба, нет вина, -

Так что же есть тогда на этом свете?!

Чье нераденье, леность, чья вина

Поймали нас в невидимые сети?

Надолго ль это? близок ли исход?

Как будет реагировать народ? -

Вопросы, что тоскуют об ответе.

Вопросы, что тоскуют об ответе,

И даль, что за туманом не видна…

Не знаю, как в народе, но в поэте

Вздрожала раздраженная струна:

Цари водили войны из-за злата,

Губя народ, а нам теперь расплата

За их проступки мстительно дана?!

За их проступки мстительно дана

Нам эта жизнь лишь с грезой о кларете…

А мы молчим, хотя и нам ясна

Вся низость их, и ропщем, точно дети…

Но где же возмущенье? где протест?

И отчего несем мы чуждый крест

Ни день, ни год – а несколько столетий?!

Ни день, ни год, а несколько столетий

Мы спины гнем. Но близкая волна

Сиянья наших мыслей, – тут ни плети,

Ни аресты, ни пытка, что страшна

Лишь малодушным, больше не помогут:

Мы уничтожим произвола догмат, -

Нам молодость; смерть старым суждена.

Нам молодость. Смерть старым суждена.

Художник на холсте, поэт в сонете,

В кантате композитор, кем звучна

Искусства гамма, репортер в газете,

Солдат в походе – все, кому нежна

Такая мысль, докажут пусть все эти

Свою любовь к издельям из зерна.

Свою любовь к издельям из зерна

Докажет пусть Зизи в кабриолете:

Она всем угнетаемым верна,

Так пусть найдет кинжальчик на колете

И бросит на подмогу бедняку,

Чтоб он убил в душе своей тоску

И радость в новом утвердил завете.

Так радость в новом утвердил завете

И стар, и мал: муж, отрок и жена.

Пусть в опере, и в драме, и в балете

Свобода будет впредь закреплена:

Пускай искусство воспоет свободу,

И следующий вопль наш канет в воду:

“Нет табаку, нет хлеба, нет вина!”

Нет табаку, нет хлеба, нет вина -

Вопросы, что тоскуют об ответе.

За “их” поступки мстительно дана,-

Ни день, ни год, а целый ряд столетий, -

Нам молодость. Смерть старым суждена!

Свою любовь к издельям из зерна

Пусть радость в новом утвердит завете.

 

ЛЭ V

 

Они придут – ни эти и не те,

Те, что живут теперь и прежде жили,

А новые, кто предан Чистоте,

С лазурью в каждой вене, в каждой жиле.

Безвраждные, не знающие смут,

Незлобиво-прекрасные, – придут,

Чтоб мы при них глаза свои смежили.

Чтоб мы при них глаза свои смежили

И отошли, погрязшие в тщете,

В свой смертный сон, чтоб больше не вражили

В уродстве, зле, грязи и нищете.

Мы им уступим место на планете,

И наши торжествующие дети

Возгрянут гимн добру и красоте.

Возгрянут гимн добру и красоте,

Зло победят единодушно или

Не будут вовсе жить, в своей мечте

Узревшие лазоревые были.

Пленительным и легким станет труд,

Все лучшее себе они возьмут

И забожат, как деды не божили.

И забожат, как деды не божили,

Грядущие, со взором, к высоте

Направленным, с которым подружили

Луна и звезды в светлой темноте.

Они отвергнут спецное гурманство,

Они воздвигнут культ вегетарьянства

И будут жить в священной простоте.

И будут жить в священной простоте,

Служа не зверской, дерзкой, мерзкой силе;

А духу своему, петь о Христе,

О том, как мы Исуса поносили

В своей бесчеловечной пустоте,

Петь о Его расхолмленной могиле,

Петь о Христовом подвижном кресте.

Петь о Христовом подвижном кресте

Могли б и мы, пока еще мы были

Безгрешными, пока на животе

Не ползали и не глотали пыли.

Но нет: мы тьме сиянье предпочли,

Погрязли в злобной тине и пыли,

О том, кем быть могли, мы позабыли.

О том, кем быть могли, мы позабыли,

Предавшись сладострастью, клевете

И всем земным грехам, – мы утаили

В себе наш дух, в своей неправоте.

Пусть нас, разнузданных, без устрашенья,

Простить за деянья и прегрешенья

Они придут – ни эти и не те.

Они придут – не эти и не те,

Чтоб мы при них глаза свои смежили,

Возгрянут гимн добру и красоте

И забожат, как деды не божили.

И будут жить в священной простоте,

Петь о Христовом подвижном кресте,

О том, кем быть могли, мы позабыли.

 

ФИНАЛ

 

Кончается одиннадцатый том

Моих стихов, поющих о бывалом,

О невозвратном, сказочном, о том,

Что пронеслось крылатым карнавалом.

Не возвратить утраченных услад

В любви, в искусстве, в solrй e, в ликерах, -

Во всем, во всем!.. Заплачьте, и назад

Смотрите все с отчаяньем во взорах.

Пусть это все – игрушки, пустяки,

Никчемное, ненужное, пустое!..

Что до того! Дни были так легки,

И в них таилось нечто дорогое!

Любили мы любовь и пикники,

И души вин и женщин тонко знали,

Вначале повстречали нас венки,

И поношенье хамское – в финале.

Мы смели жить! мы смели отдавать

Чаруйный долг великолепной моде,

Не утомясь, молитвенно мечтать

О равенстве, о братстве, о свободе.

Вам, “новым”, вам, “идейным”, не понять

Ажурности “ненужного” былого:

На ваших лбах – бездарности печать

И на устах – слух режущее слово!..

Конечно, я для вас – “аристократ”,

Которого презреть должна Рассея  …

Поэт, как Дант, мыслитель, как Сократ, -

Не я ль достиг в искусстве апогея?

Но будет день – и в русской голове

Забродят снова мысли золотые,

И памятник воздвигнет мне в Москве

Изжив “Рассею”, вечная Россия!

 

МЕНЕСТРЕЛЬ

Новейшие поэзы

Том XII

 

УВЕРТЮРА К т. XII

 

Пой, менестрель! Пусть для миров воспетья

Тебе подвластно все! пусть в песне – цель!

Пой, менестрель двадцатого столетья!

Пой, менестрель!

Пой, менестрель! Слепец, – ты вечно зрячий.

Старик, – ты вечно юный, как апрель.

Растопит льды поток строфы горячей,-

Пой, менестрель!

Пой, менестрель, всегда бездомный нищий,

И правду иносказно освирель…

Песнь, только песнь – души твоей жилище!

Пой, менестрель!

 

I. БЫТЬ СОБОЙ

 

ПОЭЗА ОБ ЭСТОНИИ

 

Как Феникс, возникший из пепла,

Возникла из смуты страна.

И если еще не окрепла,

Я верю, окрепнет она:

Такая она трудолюбка,

Что сможет остаться собой.

Она – голубая голубка,

И воздух она голубой.

Всегда я подвержен надежде

На этих утесах, поверь,-

В Эстляндской губернии прежде,

В республике Эсти теперь

Где некогда бился Калевич,

Там может ли доблесть уснуть?

О, сказочный принц-королевич

Вернется к любимой на грудь!

Давно корабли вдохновений

Качнул к побережью прилив:

Их вел из Поэзии гений

Со сладостным именем – Лийв.

Запомни: всегда вдохновенна

Мелодий ее бирюза.

У Ridala, Suots'a и Еnnо

Еще не закрылись глаза…

И вся ты подобна невесте,

И вся ты подобна мечте,

Эстония, милая Эсти,

Оазис в житейской тщете!

11 ноября 1919

Тойла

 

ПИСЬМО

 

Отчаянье и боль мою пойми,-

Как передать мне это хладнокровно?-

Мужчины, переставши быть людьми,

Преступниками стали поголовно.

Ведь как бы человека ни убить,

При том в какие б роли ни рядиться,

Поставив лозунг: “быть или не быть”,-

Убивший все равно всегда убийца.

Разбойник ли, насильник, патриот,

Идейный доброволец”подневольный

Простой солдат, – ах, всякий, кто идет

С оружием, чтоб сделать брату больно,

Чтоб посягнуть на жизнь его, – палач,

Убийца и преступник, вечный Каин!

Пускай всю землю оглашает плач

С экватора до полюсных окраин…

Какие ужасающие дни!

Какая смертоносная оправа!..

Отныне только женщины одни

Людьми назваться получают право…

 

ПОЭЗА О СТАРЫХ РАЗМЕРАХ

 

О вы, размеры старые,

Захватанные многими,

Банальные, дешевые,

Готовые клише!

Звучащие гитарою,

И с рифмами убогими -

Прекраснее, чем новые,

Простой моей душе!

Вы были при Державине,

Вы были при Некрасове,

Вы были при Никитине,

Вы были при Толстом!

О вы – подобны лавине!

И как вас ни выбрасывай,

Что новое ни вытяни -

Вы проситесь в мой том.

Приветствую вас, верные,

Испытанно надежные,

Округло музыкальные,

Любимые мои!

О вы – друзья примерные,

Вы милые, вы нежные,

Веселые, печальные,

Размеры-соловьи!

 

РОНДО ГЕНРИКУ ВИСНАПУ

 

У Виснапу не только лишь “Хуленье”

На женщину, дразнящее толпу:

Есть нежное, весеннее влюбленье

У Виснапу.

Поэт идет, избрав себе тропу,

Улыбкой отвечая на гоненье;

Пусть критика танцует ки-ка-пу -

Не в этом ли ее предназначенье?…

Вдыхать ли запах ландыша… клопу?!

– О женщины! как чисто вдохновенье

У Виснапу!

 

ПОЭЗА ПРАВИТЕЛЬСТВУ

 

Правительство, когда не чтит поэта

Великого, не чтит себя само

И на себя накладывает veto

К признанию, и страшное клеймо

Правительство, зовущее в строй армий

Художника под пушку и ружье,

Напоминает повесть о жандарме,

Предавшем палачу дитя свое.

Правительство, лишившее субсидий

Писателя, вошедшего в нужду,

Себя являет в непристойном виде

И вызывает в нем к себе вражду.

Правительство, грозящее цензурой

Мыслителю, должно позорно пасть.

Так отчеканив яркий ямб цезурой,

Я хлестко отчеканиваю власть.

А общество, смотрящее спокойно

На притесненье гениев своих,

Вандального правительства достойно,

И не мечтать ему о днях иных…

 

САМОПРОВОЗГЛАШЕНИЕ

 

Еще семь дней, и год минует,-

Срок “царствованья” моего.

Кого тогда страна взыскует,

Другого или никого?

Где состоится перевыбор

Поэтов русских короля?

Какое скажет мне спасибо

Родная русская земля?

И состоится ли?… едва ли:

Не до того моей стране,-

Она в мучительном развале

И в агоническом огне.

Да и страна ль меня избрала

Великой волею своей

От Ямбурга и до Урала?

Нет, только кучка москвичей.

А потому я за неделю

До истеченья срока, сам

Все злые цели обезделю,

Вернув “корону” москвичам.

Я отрекаюсь от порфиры

И, вдохновляем февралем,

За струнной изгородью лиры

Провозглашаюсь королем!

21 февраля 1919

 

ПОЭЗА СОСТРАДАНИЯ

 

Жалейте каждого больного

Всем сердцем, всей своей душой,

И не считайте за чужого,

Какой бы ни был он чужой.

Пусть к вам потянется калека,

Как к доброй матери – дитя;

Пусть в человеке человека

Увидит, сердцем к вам летя.

И, обнадежив безнадежность,

Все возлюбя и все простив,

Такую проявите нежность,

Чтоб умирающий стал жив!

И будет-радостна вам снова

Вся эта грустная земля…

Жалейте каждого больного,

Ему сочувственно внемля.

 

ПОЭЗА “EGО” МОЕГО

 

Из меня хотели сделать торгаша,

Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней,

Но в Безразумность влюбился соловей.

Под законы все стремились подвести,-

Беззаконью удалось закон смести.

И общественное мненье я презрел,

В предрассудки выпускал десятки стрел.

В этом мире только я, – иного нет.

Излучаю сквозь себя огни планет.

Что мне мир, раз в этом мире нет меня?

Мир мне нужен, если миру нужен я.

 

ПОЭЗА СВЕТЛОМУ БРАТУ

 

Поэту, как птице, Господь пропитанье дает:

Не сею, не жну – существую второй уже год.

И добрые люди за добрые песни-стихи

Прощают ошибки и, если найдутся, грехи.

Кому теперь нужно искусство? не знаю кому…

Но мне – оно воздух, и вот я пою потому.

А некто лучистый, – не русский, эстонец, чужой,-

Не ангел ли Божий? – следит неустанно за мной.

Он верит в искусство, и полон ко мне он любви:

“Поэт, будь собою: пой песни свои и живи!”

Как нищая птица, поэт подаянию рад…

Восторженной трелью я славлю тебя, светлый брат!


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!