III. ФОРМУЛА МАРКСА И ОТВАГА НЕВЕЖЕСТВА
Между первым и третьим томом "Капитала" есть второй. Наш теоретик считает своим долгом учинить административное насилие также и над вторым томом. Сталину надо спешно прикрыть от критики нынешнюю форсированную коллективистскую политику. Так как необходимых доводов нет в материальных условиях хозяйства, то он ищет их в авторитетных книгах, причем фатально попадает каждый раз не на ту страницу.
Преимущества крупного хозяйства над мелким, в том числе и в земледелии, доказаны всем капиталистическим опытом. Возможные преимущества крупного коллективного хозяйства над раздробленным мелким установлены еще до Маркса, социалистами-утопистами и в основе своей их доводы остаются незыблемыми. В этой области утописты были великими реалистами. Их утопизм начинался с вопроса об исторических путях коллективизации. Здесь направление указала Марксова теория классовой борьбы в связи с его критикой капиталистической экономики.
"Капитал" дает анализ и синтез процессов капиталистического хозяйства. Второй том подвергает рассмотрению имманентную механику роста капиталистического хозяйства. Алгебраические формулы этого тома показывают, как из одной и той же творческой протоплазмы, - абстрактного человеческого труда - кристаллизуются средства производства, в виде постоянного капитала, заработная плата - в виде переменного капитала, и прибавочная ценность, которая превращается затем в источник образования дополнительного постоянного капитала и дополнительного переменного капитала. Это позволяет, в свою очередь, получить большее количество прибавочной ценности. Такова спираль расширенного воспроизводства в самом общем и абстрактном его виде.
|
|
|
Чтоб показать, каким образом разные материальные элементы хозяйственного процесса, товары, находят друг друга внутри этого нерегулируемого целого, точнее сказать, каким образом постоянный и переменный капитал достигают необходимого равновесия в разных отраслях промышленности при общем росте производства, Маркс расчленяет процесс расширенного воспроизводства на две взаимно обусловленные части: с одной стороны, все предприятия, выделывающие средства производства, с другой - предприятия, производящие предметы потребления. Предприятия первой категории должны обеспечить машинами, сырьем и вспомогательными материалами как себя самих, так и все предприятия второй категории. В свою очередь, предприятия второй категории должны покрыть как свою собственную потребность, так и потребность предприятий первой категории в предметах потребления. Маркс вскрывает общую механику достижения этой пропорциональности, которая образует основу динамического равновесия при капитализме.*2 Вопрос о сельском хозяйстве в его взаимоотношении с промышленностью лежит таким образом в совершенно другой плоскости. Сталин, по-видимому, просто смешал производство предметов потребления с сельским хозяйством. Между тем у Маркса предприятия капиталистического сельского хозяйства (только капиталистического), производящие сырье, попадут автоматически в первую категорию; предприятия, производящие предметы потребления, останутся во второй категории, - и там и здесь вперемежку с фабрично-заводскими предприятиями. Поскольку земледельческое производство имеет особенности, противопоставляющие ее промышленности в целом, рассмотрение этих особенностей начинается в третьем томе.
/*2 Торгово-промышленные кризисы, входящие в механику капиталистического равновесия, игнорируются формулами второго тома, задача которых в том, чтобы показать, как - при кризисах или без кризисов и несмотря на кризисы - равновесие все же достигается.
|
|
|
Расширенное воспроизводство совершается в действительности не только за счет прибавочной ценности, производимой рабочими самой промышленности и капиталистического земледелия, но и путем притока свежих средств извне: из докапиталистической деревни, отсталых стран, колоний и пр. Получение прибавочной ценности из деревни и колоний мыслимо, опять-таки, либо в форме неэквивалентного обмена, либо принудительного изъятия (главным образом путем налогов), либо, наконец, в кредитной форме (сберегательные кассы, займы и пр.). Исторически все эти формы эксплуатации сочетаются друг с другом в разных пропорциях, и играют не меньшую роль, чем выжимание прибавочной ценности в "чистом" виде; углубление капиталистической эксплуатации идет всегда рядом с ее расширением. Но интересующие нас формулы Маркса строго расчленяют живой процесс экономического развития, очищая капиталистическое воспроизводство от всех до-капиталистических элементов и переходных форм, которые его сопровождают и питают, и за счет которых оно расширяется. Формулы Маркса конструируют химически чистый капитализм, который никогда не существовал и нигде не существует сейчас. Именно поэтому они вскрывают основные тенденции всякого капитализма, но именно капитализма, и только капитализма.
|
|
|
Для всякого человека, имеющего представление о том, что такое "Капитал", совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором, ни в третьем томе нельзя найти ответа на вопрос о том, как, когда и каким темпом диктатура пролетариата может производить коллективизацию крестьянского хозяйства. Все эти вопросы, как и десятки других ни в одной книге не разрешены и не могли быть разрешены по самому своему существу.*3 В сущности Сталин ничем не отличается от того купца, который в простейшей формуле Маркса Д - Т - Д (деньги - товар - деньги) стал бы искать указаний, когда ему и что купить и продать, чтобы получить наибольший барыш. Сталин попросту смешивает теоретическое обобщение с практической рецептурой, не говоря о том, что само теоретическое обобщение относится у Маркса к совершенно другому вопросу.
/*3 В первые годы после Октября нам не раз приходилось возражать против наивных попыток искать у Маркса ответ на те вопросы, которых он и ставить не мог. Ленин неизменно поддерживал меня в этом. Вот два примера, случайно оказавшиеся застенографированными. "Мы не сомневались, - говорил Ленин, - что нам придется, по выражению тов. Троцкого, экспериментировать - делать опыты. Мы брались за дело, за которое никто в мире в такой широте еще не брался". (18 марта 1919 г.). И затем через несколько месяцев: "Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в книгах, которые мы считаем для себя руководящими, не вытекает ни из какого социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть определено нашим собственным опытом". (8 декабря 1919 г.).
|
|
|
Для чего же собственно понадобилась Сталину апелляция к явно непонятым им формулам расширенного воспроизводства? Объяснения на этот счет самого Сталина настолько неподражаемы, что мы вынуждены привести их дословно: "Марксистская теория воспроизводства учит, что современное (?) общество не может развиваться, не накопляя из года в года, а накоплять невозможно без расширенного воспроизводства из года в год. Это ясно и понятно". Яснее не может быть. Но этому учит вовсе не марксистская теория, ибо это есть общее достояние буржуазной политической экономики, ее квинтэссенция. "Накопление", как условие развития "современного общества", это и есть та великая идея, которую вульгарная политическая экономия очистила от элементов трудовой теории ценности, уже заложенных в классической политической экономии. Та теория, которую Сталин высокопарно предлагает "извлечь из сокровищницы марксизма", есть общее место, объединяющее не только Адама Смита с Бастиа, но и этого последнего с американским президентом Гувером. "Современное общество" - не капиталистическое, а "современное", - взято для того, чтоб формулы Маркса распространить и на "современное" социалистическое общество. "Это ясно и понятно". Сталин тут же продолжает: "Наша крупная централизованная социалистическая промышленность развивается по марксистской теории расширенного воспроизводства (!), ибо (!!) она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильными шагами". Промышленность развивается по марксистской теории - бессмертная формула! - совершенно так же, как овес диалектически растет по Гегелю. Для бюрократа теория есть формула администрации. Но ближайшая суть дела все же не в этом. "Марксистская теория воспроизводства" относится к капиталистическому способу производства. У Сталина же речь идет о советской промышленности, которую он считает социалистической без всяких ограничений. Таким образом по Сталину "социалистическая промышленность" развивается по теории капиталистического воспроизводства. Мы видим, как неосторожно Сталин запустил руку в "сокровищницу марксизма". Если два хозяйственных процесса: анархический и плановый, покрываются одной и той же теорией воспроизводства, построенной на закономерностях анархического производства, то этим сводится к нулю плановое, т.-е. социалистическое начало. Однако, и это еще только цветочки, ягодки - впереди.
Лучшей жемчужиной, которую Сталин извлек из сокровищницы, является подчеркнутое нами выше маленькое словечко "ибо": социалистическая промышленность развивается по теории капиталистической промышленности, "ибо она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается вперед семимильными шагами". Бедная теория! Злополучная сокровищница! Горемычный Маркс! Значит марксова теория создана специально для обоснования необходимости ежегодных и притом семимильных шагов? А как же быть с теми периодами, когда капиталистическая промышленность развивается "черепашьим шагом"? На эти случаи теория Маркса, очевидно, отменяется. Но ведь все капиталистическое производство расширяется циклически, через подъемы и кризисы; значит, оно не только движется вперед семимильными или иными шагами, но и топчется на месте и отступает назад. Выходит, что марксова схема не годится для капиталистического развития, для объяснения которого она создана, но зато вполне отвечает природе "семимильно" шествующей социалистической промышленности. Разве же это не чудеса? Не ограничившись вразумлением Энгельса насчет национализации земли, а занявшись заодно и коренным исправлением Маркса, Сталин во всяком случае шествует... семимильными шагами. При этом формулы "Капитала" трещат под подковами, как грецкие орехи.
Но зачем же все-таки Сталину все это понадобилось? спросит озадаченный читатель. Увы! Мы не можем перепрыгивать через ступени, тем более, что и так еле поспеваем за нашим теоретиком. Немножко терпенья, и все обнаружится.
Непосредственно после разобранного только что места Сталин продолжает: "Но наша крупная промышленность не исчерпывает народного хозяйства. Наоборот, в нашем народном хозяйстве все еще преобладает мелкое крестьянское хозяйство. Можно ли сказать, что наше мелко-крестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? Нет, нельзя этого сказать. Наше мелко-крестьянское хозяйство... не всегда имеет возможность осуществлять даже простое воспроизводство. Можно ли двигать дальше ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую сельскохозяйственную базу...? Нет, нельзя". Дальше следует вывод: необходима сплошная коллективизация.
Это место еще лучше предыдущего. Из под усыпляющей банальности изложения то и дело взрываются петарды осмелевшего невежества. Развивается ли крестьянское, т.-е. простое товарное хозяйство, по законам капиталистического хозяйства? Нет, отвечает с ужасом наш теоретик. Ясно: деревня не живет по Марксу. Надо это дело исправить. Сталин делает в своем докладе попытки опровергнуть мелкобуржуазные теории об устойчивости крестьянского хозяйства. А между тем, запутавшись в сетях марксовых формул, он дает этим теориям наиболее обобщенное выражение. В самом деле, теория расширенного воспроизводства, по мысли Маркса, объемлет капиталистическое хозяйство в целом, не только промышленность, но и сельское хозяйство, только в чистом виде, т.-е. без докапиталистических пережитков. Но Сталин, оставляя почему-то в стороне ремесло и кустарные промыслы, ставит вопрос: "можно ли сказать, что наше мелко-крестьянское хозяйство развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? - Нет, - отвечает он, - нельзя этого сказать". Другими словами, Сталин в наиболее обобщенном виде повторяет утверждения буржуазных экономистов, насчет того, будто сельское хозяйство развивается не "по принципу" марксовой теории капиталистического производства. Не лучше ли после этого умолкнуть? Ведь молчали же аграрники-марксисты, слушая это постыдное издевательство над учением Маркса. А между тем самый мягкий ответ должен был бы звучать так: сойди немедленно с кафедры и не смей рассуждать о вопросах, в которых ничего не смыслишь!
Но мы не последуем примеру аграрников-марксистов, и не умолкнем. Невежество вооруженного властью так же опасно, как безумие вооруженного бритвой.
Формулы второго тома Маркса представляют собою не директивные "принципы" социалистического строительства, а объективные обобщения капиталистических процессов. Эти формулы, абстрагируясь от особенностей земледелия, не только не противоречат его развитию, но полностью охватывают его, как капиталистическое земледелие.
Единственное, что можно сказать о сельском хозяйстве в рамках формул 2-го тома это то, что последние предполагают наличие достаточного количества сельскохозяйственного сырья и сельскохозяйственных продуктов потребления для обеспечения расширенного воспроизводства. Но каково должно быть соотношение между сельским хозяйством и промышленностью: как в Англии? или как в Америке? Оба эти типа одинаково укладываются в рамки марксовых формул. Англия ввозит предметы потребления и сырья. Америка вывозит. Тут нет никакого противоречия с формулами расширенного воспроизводства, которые вовсе не ограничены национальными рамками, не приурочены ни к национальному капитализму, ни тем более - к социализму в отдельной стране.
Если бы люди пришли к синтетическому питанию и к синтетическим видам сырья, сельское хозяйство совсем сошло бы на нет, заменившись новыми отраслями химической промышленности. Что сталось бы при этом с формулами расширенного производства? Они сохранили бы всю свою силу, поскольку оставались бы капиталистические формы производства и распределения.
Сельское хозяйство буржуазной России, при огромном преобладании крестьянства, не только покрывало потребности растущей промышленности, но и создавало возможность большого экспорта.
Эти процессы сопровождались укреплением кулацких верхов и ослаблением крестьянских низов, их растущей пролетаризацией. Таким образом, несмотря на все свои особенности, сельское хозяйство на капиталистических основах развивалось в рамках тех самых формул, которыми Маркс охватывает капиталистическое хозяйство в целом - и только его.
Сталин хочет прийти к тому выводу, что нельзя "базировать... социалистическое строительство на двух разных основах: на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности, и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства". На самом деле он доказывает нечто прямо противоположное. Если формулы расширенного воспроизводства одинаково применимы и к капиталистическому, и к социалистическому хозяйству - к "современному обществу" вообще, - то совершенно непонятно, почему нельзя продолжать дальнейшее развитие хозяйства на тех самых основах противоречия между городом и деревней, на которых капитализм достиг неизмеримо более высокого уровня? В Америке гигантские тресты промышленности развиваются и сегодня еще бок о бок с фермерским режимом в сельском хозяйстве. Фермерское хозяйство создало базу американской индустрии. Именно на американский тип, к слову сказать, ориентировались открыто до вчерашнего дня наши бюрократы со Сталиным во главе: крепкий фермер внизу, централизованная промышленность наверху.
Идеальная эквивалентность обмена есть основная предпосылка абстрактных формул 2-го тома. Между тем плановое хозяйство переходного периода, хотя и опирается на закон ценности, но на каждом шагу нарушает его и строит взаимоотношения между разными отраслями хозяйства и, прежде всего, между промышленностью и земледелием, на неэквивалентном обмене. Решающим рычагом принудительного накопления и планового распределения является государственный бюджет. При дальнейшем поступательном развитии эта роль его должна расти. Кредитное финансирование регулирует взаимоотношения между принудительным накоплением бюджета и процессами рынка, поскольку они сохраняют силу. Не только бюджетное, но и плановое или полуплановое кредитное финансирование, обеспечивающее в СССР расширение воспроизводства, ни в каком случае не могут быть подведены под формулы 2-го тома, вся сила которых состоит в том, что они ничего не хотят знать ни о бюджете, ни о планах, ни о таможенных пошлинах и всяких вообще формах государственного планомерного воздействия, выводя необходимые закономерности из игры слепых сил рынка, дисциплинируемых законом ценности. Стоит "освободить" внутренний советский рынок и отменить монополию внешней торговли, как обмен между городом и деревней станет несравненно более эквивалентным, накопление в деревне, - разумеется, кулацкое, фермерско-капиталистическое накопление - пойдет своим чередом, и скоро обнаружится, что формулы Маркса охватывают и земледелие. На этом пути Россия в короткий срок превратится в колонию, на которую будет опираться индустриальное развитие - других стран.
Для обоснования все той же сплошной коллективизации школа Сталина (есть и такая) ввела в обиход голые сравнения темпов развития промышленности и сельского хозяйства. Грубее всего эту операцию производит, по обыкновению, Молотов. В феврале 1929 г. Молотов говорил на московской губернской конференции партии: "Сельское хозяйство за последние годы явно отставало в темпе развития от индустрии... за последние три года промышленная продукция увеличилась по своей ценности больше, чем на 50%, а продукция сельского хозяйства - всего на каких-нибудь 7%". Сопоставление этих двух темпов является экономической безграмотностью. То, что называют крестьянским хозяйством заключает в себе, по существу, все отрасли хозяйства. Развитие промышленности всегда и во всех странах совершалось за счет уменьшения удельного веса сельского хозяйства. Достаточно напомнить, что продукция металлургии в Соединенных штатах почти равна продукции фермерского хозяйства, тогда как у нас она в 18 раз меньше сельскохозяйственной продукции. Это показывает, что, несмотря на высокие темпы последних лет, наша промышленность не вышла еще из периода детства. Чтобы преодолеть противоположность города и деревни, созданную буржуазным развитием, советская промышленность должна предварительно обогнать деревню в несравненно большей степени, чем это было в буржуазной России. Нынешний разрыв между государственной промышленностью и крестьянским хозяйством вырос не из того, что промышленность слишком обогнала сельское хозяйство, - авангардное положение промышленности является всемирно-историческим фактом и необходимым условием прогресса, - а из того, что наша промышленность слишком слаба, т.-е. слишком мало ушла вперед, чтоб иметь возможность поднять сельское хозяйство до необходимого уровня. Целью является, конечно, преодоление противоречия между городом и деревней. Но пути и методы этого преодоления не имеют ничего общего с уравнением темпов сельского хозяйства и промышленности. Механизация сельского хозяйства и индустриализация ряда его отраслей будет сопровождаться, наоборот, уменьшением удельного веса сельского хозяйства, как такового. Темп доступной нам механизации определяется производственной мощью промышленности. Решающим для коллективизации является не то, что металлургия за последние годы поднялась на десятки процентов, а то, что на душу населения у нас все еще приходится ничтожное количество металла. Рост коллективизации лишь постольку равнозначащ с ростом самого сельского хозяйства, поскольку первый опирается на технический переворот в земледельческом производстве. Но темп такого переворота ограничивается нынешним удельным весом промышленности. С материальными ресурсами последней, отнюдь не с ее отвлеченным статистическим темпом, и должен быть сообразован темп коллективизации.
В интересах теоретической ясности к сказанному нужно прибавить, что устранение противоречия между городом и деревней, т.-е. поднятие сельскохозяйственного производства на научно-индустриальный уровень, будет означать не торжество формул Маркса в земледелии, как воображает Сталин, а, наоборот, прекращение их торжества и в индустрии. Ибо социалистическое расширенное воспроизводство отнюдь не будет совершаться по формулам "Капитала", пружиной которых является погоня за прибылью. Но все это слишком сложно для Сталина и Молотова.
Повторим, в заключение этой главы, что коллективизация есть практическая задача преодоления капитализма, а не теоретическая задача его расширения. Поэтому формулы Маркса не подходят здесь ни с какой стороны. Практические возможности коллективизации определяются наличием производственно-технических ресурсов для крупного земледелия и степенью готовности крестьянства перейти от индивидуального хозяйства к коллективному. В последнем счете эта субъективная готовность определяется теми же материально-производственными факторами: привлечь крестьянина на сторону социализма может только выгодность коллективного хозяйства, опирающегося на высокую технику. Сталин же хочет предъявить крестьянину вместо трактора - формулы 2-го тома. Но крестьянин честен и не любит рассуждать о том, чего не понимает.
Л. Троцкий.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 14.
Л. Троцкий.
О "ЗАЩИТНИКАХ" ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Дорогой друг!
Я получил номер нью-иоркского журнала "Новые массы" со статьями о моей Автобиографии и о самоубийстве Маяковского. Я не жалею о тех 15-ти минутах, которые потратил на то, чтоб познакомиться с этим продуктом левой американской интеллигенции. Такие и подобные журналы имеются сейчас в разных странах. Одной из своих важнейших задач они считают "защиту" Советского Союза. Это - вполне похвальное дело, независимо от того, всегда ли выполняют его господа "защитники" по внутреннему убеждению, или же - иной раз - по менее высоким мотивам. Но было бы смешной ошибкой преувеличивать значение этой защиты. Такого рода группы, довольно разнородные внутри, копошатся одним флангом по периферии буржуазии, другим - по периферии пролетариата, и никогда не могут отвечать за свой завтрашний день. Как большинство пацифистов борется против войны только во время мира, так и радикальные "защитники" Советского Союза, титулярные его "друзья" из рядов богемы, будут выполнять свою миссию до тех пор, пока для этого не потребуются, действительное мужество и подлинная преданность революции. Этого у них нет. Да и откуда этому взяться? Их радикализм нуждается в покровительственной окраске. Потому он и находит свое главное выражение в "защите" СССР, т.-е. государства, располагающего силой, средствами и авторитетом. Дело идет о защите существующего и завоеванного. Для такой защиты совсем не нужно быть революционером, наоборот, можно вполне оставаться помесью анархиста и консерватора; но зато можно казаться революционером, обманывать других, отчасти и себя. Мы видели это на примере Барбюса и французского журнала "Монд", принадлежащего к той же категории, что и "Новые массы". Взятый во времени, их радикализм направлен главным образом на прошлое. Взятый в пространстве, он прямо пропорционален квадрату расстояния от арены политических событий. В отношении своей страны эти смельчаки всегда были и остаются неизмеримо осторожнее, чем в отношении других стран, особенно... восточных.
Лучшим представителем такого типа, и по дарованию и по характеру превосходящим остальных на много голов, является несомненно Максим Горький. Он долгие годы сочувствовал большевикам и их противников считал своими противниками. Это не помешало ему во время пролетарской революции оказаться в лагере ее врагов. После победы революции он долго оставался в лагере ее противников. Он примирился с Советской республикой, когда она и для него стала незыблемым фактом, т.-е. когда можно было мириться с ней, не порывая со своим консервативным, по существу, мировоззрением. Ирония такова, что Горький был воинственен против Ленина в величайший период ленинского творчества, но зато очень мирно уживается со Сталиным. Что же говорить о Горьких карманного масштаба?
Суть этих людей из левого крыла буржуазной богемы в том, что они способны защищать революцию лишь после того, как она совершилась и доказала свою прочность. Защищая вчерашний день революции, они относятся с консервативной враждебностью ко всем тем, которые прокладывают пути ее завтрашнему дню. Ведь подготовлять будущее можно только революционными методами, столь же чуждыми консервативной богеме, сколь враждебны ей были идеи и лозунги диктатуры пролетариата накануне 1917 года. Эти господа остаются, следовательно, верны себе и тем социальным условиям, которые их порождают и питают. Более того, несмотря на формальный сдвиг влево, к "новым массам" (!), их консерватизм на деле усилился, так как они спиною прислонились - не к Октябрьской революции, нет! - а к государству, как к "учреждению", независимо от его руководящих идей и от его политики. Они были с Лениным и Троцким, - впрочем, далеко не все! - они были затем с Зиновьевым, с Бухариным и Рыковым, теперь они со Сталиным. А завтра? Об этом они выскажутся, когда завтра станет вчера. Перемену правящего курса они принимали каждый раз, как патриотические чиновники принимают перемену мундира: в богеме всегда сидит потенциальный чиновник. Это царедворцы советской власти, но не солдаты пролетарской революции.
Рабочее государство, как государство, может нуждаться даже и в таких изданиях для эпизодических целей, хотя я всегда считал, что близорукие эпигоны чрезвычайно преувеличивают вес таких групп, как они преувеличивали ценность "защиты" Перселя или "дружбы" Чан-Кай-Ши. Что касается самих этих изданий, то я готов безоговорочно признать, что лучше быть царедворцами Советского государства, чем нефтяных королей или британской контрразведки. Но пролетарская революция не была бы пролетарской революцией, если бы она позволила смешать свои ряды с этой проблематической, ненадежной, зыбкой и переменчивой братией.
Их моральная легковесность принимает циничные и, подчас, несносные формы, когда они, в качестве "друзей дома", вмешиваются во внутренние вопросы коммунизма. Об этом еще раз свидетельствует упомянутый номер "Новых масс" (парадоксальное, к слову сказать название для органа богемы!). Эти господа, видите ли, считают, что моя Автобиография служит буржуазии против пролетариата, тогда как "Новые массы", "Монд" и др. издания того же рода нужны, очевидно, пролетариату против буржуазии. Аберрация вполне объяснимая: копошась по периферии враждебных классов и вертясь постоянно вокруг своей оси, Барбюсы всех стран легко ошибаются насчет того, где буржуазия, где пролетариат. Критерии у них простые. Так как работы левой оппозиции подвергают решительной критике внутреннюю политику СССР и мировую политику Коминтерна, и так как буржуазные газетчики злорадствуют по поводу этой критики и стараются использовать ее, то вопрос решается сам собою: царедворцы оказываются в лагере революции, а мы, левые коммунисты - в лагере ее врагов. Перевоплощение и маскировка богемы достигают здесь пределов чересчур развязного паясничанья.
Буржуазия была бы глупа, если бы не старалась использовать внутренний раздор в лагере революции. Но разве вопрос впервые поставлен Автобиографией? Разве исключение из партии председателя Коминтерна, Зиновьева, и одного из председателей советского правительства, Каменева, не было подарком для буржуазии? Разве ссылка, а затем изгнание Троцкого не давали всей мировой буржуазной печати благодарнейшую тему для агитации против Октябрьской революции? Разве объявление главы правительства, Рыкова, и главы Коминтерна, Бухарина, буржуазными либералами не было использовано буржуазией и социал-демократией? Эти факты, доведенные до сведения всего мира, для буржуазии, гораздо более тяжеловесны, чем теоретические соображения или исторические объяснения Троцкого. Но какое до всего этого дело анархо-консервативной богеме? Она берет все предшествующее, скрепленное официальным штемпелем, как раз навсегда данное и незыблемое. Каждый день они начинают свой отчет сначала. Критика сталинского режима не потому для нее недопустима, что идеи сталинцев правильны, а потому, что сталинцы сегодня в правительстве. Повторяю: это царедворцы советской власти, но не революционеры.
Ибо для революционеров вопрос решается классовой линией, содержанием идей, теоретической позицией, историческим прогнозом, политическими методами каждой из борющихся сторон. Если считать, как мы считаем, - и как мы доказали на опыте последних шести лет в мировом масштабе, - что политика сталинской фракции ослабляет Октябрьскую революцию, погубила китайскую революцию, готовит поражение индийской революции и подтачивает Коминтерн, тогда - и только тогда! - наша политика оправдана. Буржуазия подхватывает осколки нашей правильной и необходимой критики? Конечно! Но разве это меняет что-нибудь в существе величайших исторических проблем? Разве революционная мысль не развивалась всегда путем ожесточенной внутренней борьбы, у огня которой реакция всегда пыталась греть свои пальцы? Замечу, однако, в скобках, что вся буржуазная печать, начиная с "Нью-Йорк Таймс" и кончая австро-марксистской "Арбайтер Цайтунг", в своих политических оценках борьбы левой оппозиции со сталинским центризмом, стоит неизмеримо ближе к центристам и никогда не скрывает этого. Можно было бы издать хрестоматию отзывов мировой печати в доказательство этой мысли.
Помимо всего прочего, следовательно, "друзья" и "защитники" революции, не имеющие ничего общего ни со старыми, ни с новыми массами, грубо искажают подлинную картину распределения политических симпатий и антипатий буржуазии и социал-демократов.
Впрочем, лживость есть необходимое качество царедворца. В статье о Маяковском я, при перелистывании номера, наткнулся на имя Раковского. Я прочитал десяток строк и, хотя ко многому привык, но тем не менее ахнул. Здесь рассказывается, как Маяковский "ненавидел войну" ("ненавидеть войну" - какая пошлая формулировка отношения к войне с точки зрения революционера!), и как, в противовес этому, Раковский, с "кулаками набросился" в Циммервальде на Ленина и Зиновьева за их революционную борьбу против войны. Раковский назван ни к селу ни к городу, только для того, чтоб сообщить эту сплетню. Сообщить же ее надо потому, что Раковский - в ссылке, и что эту ссылку надо оправдать. И вот царедворец становится низменным кляузником. Он сообщает глупую сплетню вместо того, чтоб рассказать, раз уж он назвал Раковского в связи с войной, с каким революционным мужеством Раковский боролся против войны под градом травли, клевет, побоев и полицейских преследований. Ведь за эту борьбу Раковский был посажен румынской олигархией в ясскую тюрьму, причем от судьбы Либкнехта и Розы Люксембург его освободила только русская революционная армия.
Пора кончить. Если бы Октябрьская революция зависела от своих будущих царедворцев, она бы никогда не появилась на свет. И если бы от их "защиты" зависела ее дальнейшая судьба, революция была бы обречена гибели. Обеспечить будущее страны Советов и проложить дорогу мировой революции пролетарский авангард может только правильной политикой. Эту политику надо вырабатывать, теоретически обосновывать и отстаивать зубами и когтями - против всего мира и, если это необходимо, против самых "высоких" учреждений, поднявшихся (или спустившихся) на спине Октябрьской революции. Но об этих вопросах нам нет надобности говорить в связи с мнимо-революционными царедворцами из состава мелкобуржуазной богемы. Для них достаточно и сказанного.
Ваш Л. Троцкий.
Принкипо, 10-го июня 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 14.
Л. Троцкий.
СТАЛИН И КИТАЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
ФАКТЫ И ДОКУМЕНТЫ
Китайская революция 1925-1927 г.г. остается самым большим событием новейшей истории после революции 1917 г. в России. На проблемах китайской революции столкнулись основные течения коммунизма. Нынешний официальный вождь Коминтерна, Сталин, показал себя в событиях китайской революции во весь рост. Основные документы, касающиеся китайской революции, разбросаны, рассеяны, пришли в забвение, некоторые тщательно скрыты.
Мы хотим на этих страницах воспроизвести основные этапы китайской революции в свете статей и речей Сталина и его ближайших помощников, а также решений Коминтерна, продиктованных Сталиным. Мы пользуемся при этом подлинными текстами из нашего архива. В частности мы публикуем скрытые от партии Сталиным выдержки из речи Хитарова на XV съезде ВКП. Читатели убедятся в огромном значении показаний Хитарова, участника китайских событий, молодого сталинского чиновника-карьериста, ныне одного из руководителей Кима.
Чтоб сделать более понятными дальнейшие факты и цитаты, считаем полезным напомнить читателям последовательность важнейших событий китайской революции.
20 марта 1926 г. - первый переворот Чан-Кай-Ши в Кантоне.
Осень 1926 г. - VIII пленум ИККИ с участием делегата-чанкайшиста от Гоминдана.
13 апреля 1927 г. - переворот Чан-Кай-Ши в Шанхае.
Конец мая 1927 г. - контрреволюционный переворот "левого" Гоминдана в Ухане.
Конец мая 1927 г. - VIII пленум ИККИ провозглашает обязанность коммунистов оставаться в "левом" Гоминдане.
Август 1927 г. - китайская компартия провозглашает курс на восстание.
Декабрь 1928 г. - восстание в Кантоне.
Февраль 1928 г. - IX пленум ИККИ провозглашает для Китая курс на вооруженное восстание и на советы.
Июль 1929 г. - VI конгресс Коминтерна снимает лозунг вооруженного восстания, в качестве практического лозунга.
Блок четырех классов
Китайская политика Сталина была основана на блоке четырех классов. Вот как оценивал эту политику берлинский орган меньшевиков:
"Еще 10 апреля (1927 года) Мартынов в "Правде" весьма вразумительно и... совсем "по-меньшевистски" доказывал... правильность официальной позиции, настаивающей на необходимости сохранять "блок четырех классов", не спешить с разрушением коалиционного правительства, в котором рабочие заседают совместно с крупной буржуазией, не навязывать ему преждевременно "социалистических" задач". ("Социалистический Вестник", N 8, 23 апреля 1927 года, стр. 4).
Какой вид имела политика коалиции с буржуазией? Приведем на этот счет выдержку из "Коммунистического Интернационала":
"Кантонское правительство 5 января 1927 г. опубликовало новый закон о забастовках, в котором рабочим запрещается носить оружие при демонстрациях, производить аресты купцов и промышленников, конфисковать их товары, и в котором устанавливается принудительный арбитраж для ряда конфликтов. В этом законе имеются параграфы, ограждающие интересы рабочих... Но, наряду с этими параграфами, имеются другие, которые ограничивают свободу забастовок больше, чем это требуется интересами обороны во время революционной войны". (1927 г., N 82, стр. 11).
В веревке, надетой буржуазией на рабочих, выискиваются ниточки ("параграфы") в пользу рабочих. Недостаток петли в том, что она стянута туже, чем требуют "интересы обороны" (китайской буржуазии). Это пишется в центральном органе Коминтерна. Кто пишет? Мартынов. Когда пишет? 25 февраля, за шесть недель до шанхайской кровавой бани.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!